Из общественной и литературной хроники Запада, Булгаков Федор Ильич, Год: 1893

Время на прочтение: 37 минут(ы)

Изъ общественной и литературной жизни Запада.

Изъ семейныхъ воспоминаній о граф Л. Н. Толстомъ.— Предки и родственники Л. Н. Толстого, въ его произведеніяхъ.— Изъ дтства и военной службы его.— Гр. Л. Н. Толстой, какъ семьянинъ.— Какъ подготовлялся романъ ‘Война и Миръ’.— О воспитаніи дтей Л. Н. Толстого и о жизни его въ ‘Ясной Полян’.— Умнье его во все вложить душу.— Вліяніе Ж.-Ж. Руссо на идеи Толстого.— Простота образа жизни графа.— Ненависть его въ желзнымъ дорогамъ.— Мнніе о докторахъ.— Левъ Толстой, какъ педагогъ.— Проектъ его народной семинаріи.— Періодъ его религіозности.— Пушкинъ и Левъ Толстой.— Дйствіе музыки на Л. Н.— О портрет его, писанномъ Крамскимъ.— Страсть Толстого къ охот.— Несчастныя приключенія съ нимъ на охот.— Историческія работы его о Петр Великомъ и декабристахъ.— Изученіе Бородинскаго поля.— Увлеченіе античными классиками.— Англійскій ‘Институтъ журналистовъ’.— Вліяніе прессы въ Англіи.— Организація англійскихъ газетъ.— Чудеса прессы.— Нравственная отвтственность ежедневной печати и уваженіе въ ней англичанъ.— О національномъ эгоизм англичанъ.— Значеніе ‘Athenaeum’а’.— Англійскіе ‘reviews’ и ‘magazines’.— Книжное дло въ Англіи.— Дешевыя изданія классиковъ.— Подвижныя и безплатныя библіотеки.— Ихъ вліяніе на образованіе и культуру народа.

Подъ заглавіемъ ‘La vie de famille dn comte Tolstoi par son beau fr&egrave,re’ въ двухъ сентябрьскихъ выпускахъ ‘Nouvelle Revue’ появились воспоминанія о граф Л. Н. Толстомъ, записанныя шуриномъ его С. А. Берсомъ (братомъ графини С. А. Толстой), который проводилъ съ нашимъ великимъ писателемъ вс вакаціи съ 1866 г. по 1878 г., причемъ сопровождалъ его въ поздкахъ, на охот и прогулкахъ. Авторъ воспоминаній съ восторгомъ отзывается о благородств и доброт сердца гр. Л. Н., его умньи привлечь къ себ всякаго своимъ тактомъ, деликатностью, всми особенными дарами несравненной натуры, и на ряду съ тмъ, что уже извстно о высокоблагородной личности Л. Н. изъ другихъ источниковъ, впервые отмчаетъ не мало интимныхъ эпизодовъ и характерныхъ чертъ изъ жизни его.
Небезъизвстно, что графскій титулъ Л. Н. достался отъ его предка Петра Андреевича Толстого, современника и друга Петра Великаго, который пожаловалъ ему этотъ титулъ. Петръ Андреевичъ занималъ постъ посланника въ Турціи и не разъ былъ заключаемъ султаномъ въ семибашенный замокъ въ Константинопол. Этимъ объясняется, что въ герб гр. Л. Н. изображенъ этотъ замокъ. Мать графа — рожденная княжна Волконская. Черты Л. Н. напоминаютъ дда его по матери, князя Николая Андреевича Волконскаго. Въ ‘Ясной Полян’, тульскомъ имніи графа, имется картина, на которой изображенъ родоначальникъ фамиліи Волконскихъ св. Михаилъ Черниговскій держащимъ въ рук фамильное родословное древо.
Отецъ графа — Николай Ильичъ Толстой — служилъ въ Павлоградскихъ гусарахъ и былъ взятъ въ плнъ французами въ 1812 г. Онъ изображенъ въ роман ‘Война и Миръ’ подъ именемъ Николая Ильича Ростова, а его плненіе въ томъ-же роман перенесено на Пьера Безухова. Но въ глав ‘Дтство’ — ‘Кто былъ мой отецъ?’ — описанъ ддъ по матери автора воспоминаній — А. М. Исленьевъ. Изъ другихъ родственниковъ Л. Н., послужившихъ ему прототипами для его литературныхъ произведеній, слдуетъ упомянуть, что подъ именами князя Николая Андреевича и графа Ильи Андреевича Ростова въ ‘Войн и Мир’ изображены предки: князь Волконскій и графъ Толстой.
Юшкова, тетка гр. Л. Н., разсказывала автору воспоминаній, что въ дтств ея племянникъ былъ большой проказникъ, и что въ юности онъ отличался оригинальностью и неожиданностью своихъ поступковъ или живостью характера и добротой сердца. Отъ своей матери г. Берсъ узналъ, что Л. Н., описывая свою первую страсть въ ‘Дтств’, не упомянулъ, какъ онъ изъ ревности сбросилъ съ балкона предметъ своей любви, которымъ была разсказчица, тогда 9-ти-лтняя двочка. Графъ сдлалъ это, чтобъ наказать ее за разговоръ съ другимъ мальчикомъ.
О своей молодости Л. Н. всегда отзывался съ меланхоліей, ибо она для него была рядомъ разочарованій. Въ бытность свою въ Казанскомъ университет онъ слушалъ лекціи по факультетамъ математическому, юридическому, медицинскому и восточныхъ языковъ, но курса не окончилъ. Неуспшность мучила его. Тмъ не мене онъ старался совершенствоваться, работалъ неустанно и всми силами души стремился къ добру, чистот нравственной, воздержанности. ‘И онъ боролся, тмъ боле, что обладалъ натурой пылкой и страстной ‘
Изъ періода военной службы Л. Н. на Кавказ небезъинтересно упомянуть, что онъ тогда страстно желалъ получать Георгіевскій крестъ. Онъ имлъ право на него, но не могъ добиться ордена вслдствіе личной неблагосклонности одного изъ начальниковъ. Эта неудача огорчила его и съ тхъ поръ онъ измнилъ свое мнніе о героизм. Онъ пересталъ удивляться тмъ, кто бросается въ стычку, чтобъ получать ордена. Хладнокровная ршимость подвергаться опасности стала для него идеаломъ истиннаго мужества.
Посл Крымской войны, когда Л. Н. сражался подъ стнами Силистріи, потомъ въ Севастопол, онъ вышелъ въ отставку поручикомъ артиллеріи. Въ промежутк времени между этимъ періодомъ и годомъ его женитьбы (1862 г.) онъ побывалъ въ Петербург, здилъ за границу, лчился кумысомъ въ Башкирскихъ степяхъ. Петербургъ, гд онъ пробылъ полгода — не понравился ему. За границей интересовали его всего боле школы и народное образованіе. Всегда питая предпочтеніе къ деревенской жизни передъ городской, онъ проводилъ большую часть своего времена въ имніи, занимаясь литературою и своей народной школой въ ‘Ясной Полян’.

* * *

Въ воспоминаніяхъ г. Берса особенно интересна глаза, въ которой нашъ великій писатель охарактеризованъ, какъ семьянинъ. Эта глава приводится ниже почти цликомъ, лишь съ нкоторыми незначительными совращеніями.
‘Достаточно,— пишетъ г. Берсъ,— прочитать произведенія графа Льва Толстого, чтобы убдиться въ склонности его къ семейной жизни. Онъ самъ говоритъ, что. мечталъ о ней, будучи еще юношей и молодымъ человкомъ. Онъ женился 23 сентября 1862 года, 34-хъ лтъ. Жен его, моей сестр, было тогда всего 18 лтъ.
‘Наша семья была ему не чужая: онъ зналъ мою мать съ дтства. Мой покойный отецъ былъ врагъ всякихъ пансіоновъ, институтовъ и гимназій дли воспитанія въ нихъ молодыхъ двушекъ. Благодаря этому, жена графа Льва Толстого получила воспитаніе и образованіе въ родительскомъ дом. Впрочемъ, она выдержала экзаменъ при Московскомъ университет и получила оттуда дипломъ наставницы. Еще молодой двушкой она вела дневникъ, пробовала писать повсти и обладала талантомъ къ живописи. Объясненіе графа съ моей сестрой слово въ слово воспроизведено въ роман ‘Анна Каренина’ въ вид объясненія Левина съ Китти. Они произнесли лишь первые звуки тхъ словъ, какія хотли сказать другъ другу.
‘Быть можетъ, я былъ самымъ близкимъ свидтелемъ семейной жизни графа Толстого въ ‘Ясной Полян’. Я всегда смотрлъ на взаимную любовь сестры и шурина, какъ на идеалъ супружескаго счастія. Сто разъ слышалъ я, какъ родители мои, говоря о моей сестр, повторяли: ‘Мы не могли бы пожелать Софи лучшей доли’.
‘Съ своей стороны, графъ Левъ Толстой говоритъ, что нашелъ полное счастіе въ своей жен, не только любящей жен и прекрасной матери, но еще интеллигентной и преданной помощниц въ его литературныхъ работахъ. Онъ длится съ ней всми своими мыслями, повряетъ ей вс свои чувства, сообщаетъ обо всхъ литературныхъ проектахъ. И оба они достигли того, что читаютъ въ сердцахъ одинъ у другого.
‘Графиня Софья Толстая ни на одинъ день не переставала слдить за своимъ мужемъ и за его работами. Въ силу беззаботности, присущей всмъ геніальнымъ людямъ, задача моей сестры временами бывала весьма сложная. Приведу о томъ всего одинъ примръ. Романъ ‘Война и Миръ’ былъ начатъ немедленно посл свадьбы графа, который писалъ его 8 лтъ. Въ теченіе этого періода графиня исполняла вс обязанности матери по отношенію въ четверымъ своимъ дтямъ, обязанности хозяйки дома и трижды переписала этотъ шеститомный романъ.
‘Одна только графиня уметъ собирать и приводить въ порядокъ клочки бумаги, на которыхъ начертаны драгоцнныя строки, имющія назначеніемъ составить цлое. Она одна обладаетъ искусствомъ разбирать неразборчивую руку графа и возстановлять слова, которыя должны выражать то, что думалъ и хотлъ сказать ея мужъ, изъ набросанныхъ имъ наскоро, въ сокращенномъ вид черточекъ и строкъ. Самого графа искусство это приводитъ въ изумленіе. Неся на себ весь трудъ и тысячу заботъ хозяйки дома, которой приходится слдить за всмъ вплоть до кропотливыхъ мелочей по кухн,— сестра моя находила еще время сама выкармливать своихъ дтей, давать имъ уроки и шить имъ платье до десятилтняго возраста.
‘Въ настоящее время у Льва Толстого 9 человкъ дтей, въ томъ числ 6 сыновей. Старшему 28 лтъ, а младшему 8 года.
‘Графиня выкормила сама всхъ своихъ дтей, за исключеніенъ второй дочери. Такимъ образомъ, гораздо ране, чмъ графъ формулировалъ свою доктрину, ни единаго изъ его дтей не кормила наемная кормилица.
‘Я помню, что посл рожденія дочери графиня заболла вслдствіе неосторожности ухаживавшихъ за нею и была при смерти. Посл нсколькихъ безплодныхъ попытокъ кормить этого ребенка докторъ обязалъ ее отказаться отъ того. Увидя свою дочь у груди кормилицы, она расплакалась, потребовала, чтобы отказали этой баб и вскормила ребенка на рожк. Графъ нашелъ эту ревность вполн естественной и приходилъ въ восторгъ отъ материнскихъ чувствъ своей жены.
‘Скажу нсколько словъ о воспитаніи, какое графъ Левъ Толстой давалъ своимъ дтямъ еще до написанія своихъ наставленій. Въ этомъ случа вся иниціатива и все направленіе исходило отъ него. Жена его была послушной и врной исполнительницей его инструкцій.
‘Взгляды его на воспитаніе имли много общаго со взглядами Жанъ-Жака Руссо. Если онъ и не могъ воспользоваться всми наставленіями, содержащимися въ ‘Эмил’, то это потому, что его жена не имла времени привести ихъ въ исполненіе, самъ же онъ былъ поглощенъ своими сочиненіями. Но тмъ не мене нкоторыя изъ идей Руссо были таки проведены. Онъ совтуетъ матерямъ вскармливать своихъ дтей, что графиня и исполнила съ удовольствіемъ. Игрушки были изгнаны изъ ихъ комнаты. Первенца пробовали воспитывать безъ няни. Впослдствіи, въ виду требованій, предъявлявшихся ихъ положеніемъ, графъ и графиня доврили своихъ дтей хорошимъ гувернанткамъ и т. д., но родители всегда продолжали строго слдить за дтьми и за тми лицами, которымъ они были доврены.
‘Всмъ воспитательницамъ вмнялось въ обязанность и выставлялось правиломъ при обращеніи ихъ съ дтьми,— предоставлять дтямъ возможно большую свободу и не употреблять надъ ними никакого насилія. Графъ находилъ, что шире всего примняются принципы Руссо въ Англіи, а потому своихъ дтей отъ 3 лтъ до 8 или 9 онъ доврялъ молодымъ гувернанткамъ, которыхъ прямо выписывалъ изъ Англіи. Первый опытъ оказался весьма удаченъ. Первая англичанка провела въ дом 6 лтъ и, выйдя замужъ, осталась по прежнему дружна съ семьей.
‘Графъ и графиня Толстые всегда задавались цлью привести дтей въ общеніе съ природой, внушить имъ не страхъ, а любовь въ явленіямъ природы, животнымъ и наскомымъ.
‘Отецъ любилъ фактически убждать ребенка въ его безпомощности передъ силами природы и въ зависимости его отъ взрослыхъ. Длалось это не для того, чтобы застращать его, а для того, чтобы убдить въ истин. Урокъ почти всегда давался въ форм шутки. Дти не смли иначе выражать требованія какой-нибудь услуги отъ домашней прислуги, какъ въ форм просьбы. Чтобы показать имъ въ томъ примръ, родители и другіе члены семейства поступали точно также. Имъ старались внушить любовь въ ближнему. Ложь вызывала наказаніе, представлявшееся жестокимъ, ибо это наказаніе заключалось обыкновенно въ холодности, которую родители проявляли по отношенію къ провинившемуся. Вообще же наказанію подвергались только малолтнія. Виновный получалъ прощеніе немедленно, какъ только проявлялъ раскаяніе. Ни просьба о прощеніи въ содянной ошибк, ни общанія не провиниться въ ней впредь отъ дтей не требовалось. Наказанія налагались только родителями.
‘Старшему персоналу ‘Ясной Поляны’ было внушено помнить, что дти подражаютъ всему тому, что видятъ и повторяютъ все то, что слышатъ. Вотъ почему, посл 8 часовъ вечера, когда дти уходили, графъ часто говорилъ: ‘Теперь мы свободне’.
‘Воспитаніе старшихъ совершалось дома на моихъ глазахъ. Мать сообщала имъ первыя познанія въ русскомъ язык и въ музык, отецъ давалъ уроки математики.
‘Для изученія иностранныхъ языковъ, въ мое время, не считая англичанокъ, тамъ были: швейцарецъ, французъ, нмецъ и швейцарка. Остальные уроки преподавались учителями и студентами, изъ которыхъ вс жили въ ‘Ясной Полян’. Учитель музыки былъ изъ Тулы. Посл неизбжныхъ упражненій для развитія пальцевъ, графъ настаивалъ, чтобы его дтей учили серьезной и классической музык. Оперную музыку онъ не считалъ такою. Рисованію учились только т дти, которыя проявляли къ тому способность. За то съ юныхъ лтъ старались имъ внушить любовь въ живописи.
‘Что касается принципа, формулированнаго графомъ въ педагогическихъ его статьяхъ, возбраняющаго всякое принудительное занятіе и предоставляющаго ребенку свободный выборъ своихъ занятій, этому принципу самъ онъ слдовалъ лишь въ извстныхъ предлахъ. Осуждая наши современныя программы, графъ, однако, не считалъ себя въ прав лишать своихъ дтей возможности слдить за университетскимъ курсомъ и примняться къ программамъ нашихъ гимназій. Въ мое время старшій сынъ графа успшно выдерживалъ ежегодно экзаменъ при Тульской классической гимназіи. Такимъ образомъ, несмотря на домашнее образованіе, онъ могъ поступить въ университетъ 18 лтъ.
‘Наказанія для малоуспвавшихъ не существовало, но большіе успхи вознаграждались. Въ виду требованій современнаго общества, къ которому ему предстояло приготовить своихъ дтей, графъ допустилъ со стороны воспитателей и преподавателей нкоторое нарушеніе исповдуемыхъ имъ принциповъ.
‘Въ самый день своей свадьбы графъ Левъ Толстой отправился съ своей женой въ ‘Ясную Поляну’, гд они прожили почти безвыздно до 1880 г., только два лта они провели въ своемъ Самарскомъ имніи и часть одной зимы въ Москв, гд моя семья жила постоянно.
‘Вся жизнь графа была жизнью труда. Почти во всхъ своихъ письмахъ сестра моя повторяла: ‘Мы очень заняты. Зимой — у насъ страдная пора’.
‘Левъ Толстой писалъ преимущественно зимой въ теченіе дня, а иногда и до очень поздней ночи. Онъ садился за свой столъ каждое утро и принимался за работу, къ которой готовился, изучая историческіе документы и собирая матеріалы, какіе ему требовались. Даже лтомъ, когда дти пользовались вакаціями, лишь изрдка поддавался онъ на уговоръ жены, которая упрашивала его отдохнуть и отложить работу. Самый добросовстный работникъ никогда не осуждалъ праздности съ такой строгостью, какъ это длалъ графъ Левъ Толстой. По утрамъ онъ приходилъ одваться въ свой кабинетъ, гд я обыкновенно спалъ. Мн стлали постель подъ рзнымъ портретомъ знаменитаго философа Шопенгауэра. До кофе мы ходили гулять или отправлялись верхомъ, чтобы выкупаться въ рк. Утренній кофе въ ‘Ясной Полян’ былъ, пожалуй, самымъ веселымъ часомъ изо всего дня. Вся семья находилась тогда въ сбор. Бесда, оживленная шутками графа и проектами на остальную часть дня, длилась до того момента, когда онъ поднимался съ своего мста, приговаривая: ‘Пора приняться за дло!’ И онъ уходилъ въ свою комнату со стаканомъ чая въ рукахъ.
‘Никто не смлъ входить къ нему, когда онъ работалъ. Даже жена его никогда этого не длала. Одна только старшая дочь его, бывшая еще ребенкомъ, пользовалась этой привилегіей.
‘Въ мое время въ ‘Ясную Поляну’ прізжало мало постороннихъ. Изъ родственниковъ младшая моя сестра съ своими дтьми проживала тамъ обыкновенно все лто. Эта сестра, изображенная въ ‘Войн и Мир’, подъ именемъ Наташи Ростовой,— всю свою юность провела въ ‘Ясной Полян’. Каждое лто она живетъ съ своими дтьми въ одномъ изъ флигелей усадьбы. Мы видлись исключительно съ Н. Страховымъ,— поклонникомъ всхъ произведеній графа, поэтомъ А. Фетомъ, съ однимъ сосдомъ М. Д. Дьяковымъ, другомъ дтства, и математикомъ — княземъ Урусовымъ. Это были приблизительно, единственные друзья графа Толстого.
‘Поглощенный громадной и постоянной работой, графъ Толстой любилъ собирать вокругъ себя исключительно многочисленную свою родню.
‘Лтомъ мы прізжали вс. Нельзя описать оживленія и прелестнаго настроенія духа, царившаго въ ‘Ясной Полян’, вдохновителемъ котораго былъ самъ графъ. Трактовалъ ли онъ объ отвлеченныхъ предметахъ, говорилъ ли о воспитаніи дтей или о вншнихъ событіяхъ,— всегда сужденіе его было безподобно. Во время игры въ крокетъ, на прогулк, онъ веселилъ все общество своимъ юморомъ и дятельнымъ участіемъ, какое принималъ въ каждомъ дл, интересуясь той игрой, въ какую играли, прогулкой, какую совершали. Онъ обладалъ искусствомъ вкладывать душу въ самую простую мысль, въ самое ординарное дло, извлекая изъ всего источникъ удовольствія для всхъ его окружавшихъ. Въ крокет участвовали вс — и старые, и малые. Игра начиналась посл обда и оканчивалась при зажженныхъ свчахъ. Я всегда игралъ въ партіи съ графомъ. Если нашему противнику или кому нибудь изъ партіи удавалось сдлать ловкій ударъ, одобреніе графа и его замчанія радовали игрока и возбуждали энергію его противниковъ. Въ случа промаха, веселость и добродушіе его шутокъ утшали въ неудачномъ удар. Одно простое слово, сказанное кстати, въ особенности въ силу тона, какимъ оно говорилось, сообщало ту увлекательность, которая придавала интерес не только тому, что и само по себ было интересно, но и тому, что безъ графа вызвало бы одну скуку.
‘Дти добивались преимущества быть его партнерами въ начинавшейся игр. Увлеченные его вліяніемъ и примромъ, они длали съ нимъ большія прогулки, ходили пшкомъ въ Тулу, отстоявшую отъ насъ почти на 15 верстъ. Маленькіе мальчики съ восторгомъ сопровождали своего отца на охоту. Вс дти бжали на его зовъ участвовать въ шведской гимнастик, бгать и прыгать, что онъ самъ продлывалъ съ увлеченіемъ и весельемъ, заражая тмъ же самымъ и другихъ. Зимою онъ катался на конькахъ. Но еще большее удовольствіе доставляло имъ сметать снгъ, покрывавшій ледъ, ибо иниціатива этого исходила отъ графа. За то въ грибныхъ сборахъ,— любимое удовольствіе обитателей ‘Ясной Поляны’,— самъ онъ никогда не участвовалъ, хотя всегда поощрялъ къ нимъ всхъ домашнихъ. Со мной онъ косилъ, вялъ, длалъ гимнастику и т. п.
‘Я уступалъ ему въ физической сил, такъ какъ онъ поднималъ одной рукой грузъ въ двсти фунтовъ. Но я легко опережалъ его въ бг, что, впрочемъ, рдко мн удавалось, ибо мною овладвалъ почти всегда безумный смхъ, когда я состязался съ нимъ. Подобное настроеніе духа сопровождало вс наши упражненія. Если намъ случалось проходить мимо косцовъ,— онъ подходилъ къ нимъ, бралъ косу изъ рукъ того, который казался наиболе усталымъ, и продолжалъ начатую работу. Я спшилъ послдовать его примру. Тогда онъ мн объяснялъ, почему, при всемъ нормальномъ развитіи нашихъ мускуловъ, мы не были бы въ силахъ косить цлую недлю сряду, тогда какъ крестьянинъ достигаетъ этого, хотя спитъ на влажной земл и питается однимъ черствымъ хлбомъ. Уходя съ луга, онъ бралъ изъ стога клочокъ сна и съ наслажденіемъ вдыхалъ его ароматъ.
‘Часто графъ читалъ намъ вслухъ. Никогда не забуду комическаго таланта, какой онъ вложилъ въ чтеніе ‘Капитана Копейкина’ Гоголя.
‘Посл 1878 года изъ писемъ сестры и подроставшихъ ея дтей я зналъ, что кругъ ихъ знакомства все боле и боле расширялся. Начиная съ 1880 года вся семья проводила зимы въ Москв.
‘Графъ Левъ Толстой не любилъ разставаться съ своими даже за короткій срокъ. Когда ему бывало необходимо хать въ Москву для печатанія своихъ произведеній или же для подысканія преподавателя для своихъ дтей,— онъ начиналъ тужить объ этой необходимости за долго до своего отъзда. Приближаясь къ своему дому, при возвращеніи изъ путешествія или съ охоты,— онъ выражалъ свою тревогу восклицаніемъ: ‘Только бы мн застать всхъ въ добромъ здоровь!’ Но разъ онъ попадалъ домой, то развеселялъ всхъ насъ, подробно разсказывая намъ о своихъ впечатлніяхъ’.

* * *

Въ дальнйшихъ воспоминаніяхъ г. Берсъ, разсказывая, какъ живетъ и работаетъ гр. Л. Н., чмъ интересовался онъ въ разное время, даетъ тутъ весьма цнный матеріалъ для исторіи идей нашего писателя. Прежде всего Ж.-Ж. Руссо увлекъ его. Л. Н. Толстой, съ теченіемъ времени расширивъ идеи этого философа, остался вренъ сущности ихъ на всю жизнь.
‘Ж.-Ж. Руссо,— пишетъ г. Берсъ,— несомннно имлъ огромное вліяніе на произведенія графа Толстого. Склонность въ природ и простот, антипатія къ цивилизаціи — были общей чертой характера обоихъ этихъ геніальныхъ людей, на разстояніи вка жившихъ одинъ отъ другого.
‘Замчая красоты природы, мы не любуемся ею постоянно, тогда какъ графъ Толстой безпрестанно восхваляетъ ея красоту, ежеминутно повторяя: ‘Сколько богатствъ въ рукахъ Создателя! Какое разнообразіе ниспосылаетъ Онъ каждому изъ своихъ дней!’
‘Въ своихъ сочиненіяхъ графъ утверждаетъ, что одни только земледльцы и охотники знаютъ природу. Самъ онъ прежде былъ охотникомъ и до сихъ поръ остался земледльцемъ. Ни разу гроза не удержала его отъ его ежедневной прогулки. Онъ любилъ всякіе моціоны,— зду верхомъ, гимнастику, но, по преимуществу, предпочиталъ ходьбу пшкомъ. Онъ уходилъ изъ своего рабочаго кабинета, лишь только встрчалъ какое-нибудь затрудненіе или когда хотлъ отвлечься отъ какой-нибудь досаждавшей его непріятности. Онъ могъ безъ устали ходить цлый день. Мы часто здили вмст верхомъ въ теченіе десяти-двнадцати часовъ подрядъ.
‘Антипатія его къ цивилизаціи выражалась главнымъ образомъ въ порицаніи городовъ и той жизни, какая тамъ ведется. Если онъ и живалъ иногда въ городахъ, то лишь по необходимости или желая сдлать угодное семь. Встрчаясь съ нимъ въ город, я находилъ его угнетеннымъ, взволнованнымъ и даже раздражительнымъ.
‘Какъ врагъ роскоши, онъ отрицалъ наслажденіе комфортомъ, вліяніе котораго, по его словамъ, растлваетъ душу и организмъ человка. Образъ жизни въ ‘Ясной Полян’ отличался большой простотой.
‘Графъ Толстой никогда не былъ ни капризенъ, ни прихотливъ въ выбор пищи. Онъ не любитель мягкихъ пуховиковъ и долгое время спалъ на кожаной подушк.
‘Онъ не носитъ дома ни крахмальнаго блья, ни такъ называемаго европейскаго платья. Зимой онъ надваетъ фланелевую блузу, а лтомъ — такую же блузу изъ небленаго полотна, сшитую особеннымъ фасономъ. Платье шьетъ ему старая Варвара,— служанка въ ‘Ясной Полян’,— въ ея-то блуз и изображенъ онъ на портретахъ, писанныхъ съ него Крамскимъ и Рпинымъ. Пальто онъ замняетъ кафтанами и русскими шубами изъ простой матеріи. Покрой ихъ не представляетъ ничего элегантнаго, но приноровленъ къ требованіямъ того или другого времени года.
‘Крамской написалъ его на лошади, закутавшагося въ свой кафтанъ. И несмотря на все это, графъ Толстой иметъ сановитый видъ.
‘Знаменитый писатель всегда ненавидлъ желзныя дороги и часто выражалъ это отвращеніе въ своихъ произведеніяхъ. Посл путешествія по желзной дорог, онъ всегда жаловался на дурное чувство, испытываемое имъ въ дорог. Возвратившись съ вокзала домой, онъ часто сравнивалъ желзнодорожное путешествіе съ шоссейнымъ, которое совершается на лошадяхъ, и отдавалъ преимущество послднему. Онъ, въ принцип, отрицалъ полезность желзной дороги, въ особенности для народа, критиковалъ утрированную вжливость кондукторовъ и пасмурную несближаемость путешественниковъ. Вотъ почему онъ пренебрегалъ первыми и вторыми классами и часто садился въ третій, выбирая вагонъ, исключительно занятый простонародьемъ.
‘Сходство его идей съ идеями Руссо повторяется еще въ мнніи графа о докторахъ и медицин. Въ ‘Войн и Мир’, также какъ и въ ‘Анн Карениной’, онъ сильно нападаетъ на эскулаповъ, призванныхъ пользовать Наташу Ростову и Китти Щербатскую, и утверждаетъ, что доктора вообще ничего не смыслятъ въ болзняхъ. Графъ Толстой, подобно Руссо, желалъ-бы, чтобы медицина не была достояніемъ одного только класса докторовъ, но чтобы она сдлалась общимъ источникомъ для всхъ людей. Этимъ объясняется его предпочтеніе народныхъ средствъ и лченія знахарками. Тмъ не мене онъ обращался къ профессору Захарьину и исполнялъ его предписанія. Въ моемъ присутствіи онъ пилъ даже минеральныя воды въ ‘Ясной Подян’.
‘Наконецъ, подобно Руссо, графъ Толстой стяжалъ себ славу знаменитаго педагога. Я самъ испыталъ на себ его геній, какъ воспитателя. Помню, съ какимъ добродушнымъ снисхожденіемъ, несмотря на юный мой возрастъ, разбиралъ онъ со мной всевозможные научные и философскіе вопросы, какіе только мн приходило въ голову предлагать ему. На все отвчалъ онъ просто и ясно, не задумываясь сказать, что то или другое казалось ему непонятнымъ. Нашъ разговоръ часто принималъ характеръ спора, хотя я отлично понималъ громадное разстояніе, раздлявшее насъ, и потому мн было легко и пріятно согласиться съ нимъ, слпо вря всему, что онъ мн говорилъ.
‘Графъ Толстой всегда любилъ дтей. Онъ обладалъ даромъ располагать ихъ къ себ. Можно было-бы подумать, что онъ владетъ ключемъ отъ ихъ сердецъ,— столь легко онъ проникаетъ туда. Обыкновенно, не знаешь, какъ подступиться къ незнакомому ребенку. Графъ Толстой съ перваго слова уметъ преодолть застнчивость ребенка и заставить его свободно бесдовать съ нимъ. Даже боле того,— какъ тонкій психологъ, онъ чудесно отгадываетъ мысли дтей. Собственныя его дти часто прибгали къ нему, объявляя ему, что у нихъ есть секретъ. Когда они отказывались добровольно подлиться съ нимъ этимъ секретомъ, отецъ, наклонившись, шепталъ кому-нибудь изъ нихъ на ушко нсколько словъ, причемъ изумленный ребенокъ немедленно восклицалъ: ‘Ахъ этотъ папа! какъ это онъ отгадалъ’!
‘Въ статьяхъ, написанныхъ въ 1862 году, онъ повсюду нападаетъ на систему обязательнаго обученія. Кто читалъ статью: ‘Школа въ ‘Ясной Полян’ въ ноябр и декабр 1862 года’, тотъ можетъ убдиться, что принципъ свободнаго обученія всецло былъ проведенъ тамъ. Достаточно припомнить, что въ этой школ крестьянскія дти, едва начавшія писать, сочиняли уже повсти. Кто-же, кром опытнаго педагога, съумлъ-бы вызвать изъ глубины ихъ души такое проявленіе?
‘Когда настала пора учить собственныхъ дтей, графъ Толстой почувствовалъ въ себ пробужденіе педагогической дятельности. Онъ только что окончилъ романъ ‘Война и Миръ’. Тогда онъ написалъ ‘Азбуку’, ‘Разсказы для дтей’ и ‘Ариметику’.
‘Занятія его педагогикой были тсно связаны съ сношеніями его съ народомъ, который искренно любимъ графомъ Толстымъ. Родители его и самъ онъ славились сердобольствомъ, съ какимъ они относились къ своимъ крпостнымъ. Нечего и прибавлять, что никогда никакое насиліе не было попускаемо противъ крестьянъ. Я слышалъ подтвержденіе этого отъ всхъ стариковъ ‘Ясной Поляны’. Еще до манифеста объ эмансипаціи графъ Толстой отпустилъ на волю всхъ своихъ крпостныхъ. Впослдствіи, въ качеств мироваго посредника, онъ предсдательствовалъ при введеніи Положенія 10-го февраля 1861 года, и продолжая писательскую и философскую свою дятельность, постоянно занимался народнымъ обученіемъ. Когда они проводили зимы въ деревн, а не въ город, то дти его, начиная съ десятилтняго возраста,— давали уроки грамоты мстнымъ крестьянскимъ дтямъ.
‘Неоднократно выражалъ онъ мнніе, что интеллегентные люди не въ состояніи заниматься народнымъ образованіемъ, видя благо народа исключительно въ прогресс и образованіи. Вотъ почему онъ составилъ проектъ образовать для сельскихъ школъ наставниковъ, взятыхъ изъ самой народной среды. Съ этой цлью онъ составилъ планъ семинаріи, которую предполагалъ основать въ ‘Ясной Полян’, чтобы самому имть возможность слдить за ея развитіемъ. Въ сущности, то былъ лишь опытъ, который онъ надялся организовать затмъ при участіи земства, симпатизировавшаго его проекту. Онъ постоянно отказывался отъ участія въ выборахъ и отъ обязанностей, сопряженныхъ съ ними. Тмъ не мене онъ балотировался и былъ единогласно избранъ членомъ совта народнаго образованія. Но его проектъ о семинаріи былъ отвергнутъ въ Петербург. Къ сожалнію, я совсмъ не знакомъ ни съ этимъ проектомъ, ни съ тми мотивами, въ силу которыхъ онъ не прошелъ, помню только одно, что главною цлью графа Толстого было дать крестьянамъ наставника изъ той среды, въ которой они живутъ, чтобы воспитаніе развило въ нихъ потребности души, а не потребности вншнихъ предметовъ. Въ это именно время и по этому-то поводу и писала мн моя сестра, 20 ноября 1874 года въ письм, помченномъ ‘Ясная Поляна’:
‘…Зимняя жизнь наша устроена! Левъ поглощенъ народнымъ образованіемъ, школы, учительскія семинаріи, т. е. учрежденія, гд должны готовиться учителя народныхъ школъ,— все это занимаетъ его съ утра до вечера. Наблюдаю за нимъ съ тревогой, сожалю, что онъ тратитъ свои силы на эту работу, вмсто того, чтобы писать свой романъ. Не понимаю полезности дла, ибо вся эта дятельность принесетъ пользуилишь маленькому уголку Россіи — Крапивенскому узду…’

* * *

Что касается религіознаго настроенія графа Л. Н. въ періодъ предшествовавшій его женитьб, то, по словамъ г. Берса, графъ описалъ въ роман ‘Анна Каренина’ исповдь Левина по образцу той, какую совершилъ самъ въ сентябр 1862 года.
‘Не лишенъ интереса и слдующій эпизодъ. Въ возраст 15—17 лтъ религіозная экзальтація пробудила въ одномъ изъ моихъ товарищей и во мн желаніе поступить въ монастырь. Графъ Л. Толстой съ изумительной осторожностью относился во всему, что касалось этого моего увлеченія. Часто задавалъ я ему вопросы и излагалъ ему мои сомннія. Онъ неопредленно отвчалъ мн, зная о томъ громадномъ вліяніи, какое имлъ на меня, призывая мою собственную проницательность и предоставляя мн полную свободу ршенія. Какъ-то разъ, однако, онъ не выдержалъ. Мы прозжали верхами мимо Яснополянской церкви, гд погребены его родители. По обыкновенію, я задалъ ему вопросъ:
‘— Какъ можно спокойно жить безъ надежды на будущую жищнь?
‘Онъ отвтилъ мн:
‘— Ты видишь, какъ лошадь щиплетъ траву?
‘— Я говорю о душевной жизни, а не объ этой.
‘— Я о той ничего не знаю,— сказалъ онъ.
‘Нсколько родственниковъ графа Толстого, между прочимъ, тетка его Юшкова,— окончили дни свои въ монастыр.
‘Религіозный періодъ жизни начался у графа Толстого въ 1876 г. Онъ сталъ ходить въ церковь и по утрамъ и по вечерамъ запирался въ своемъ кабинет для молитвы. Нсколько разъ ходилъ онъ пшкомъ на богомолье въ Оптинскую пустынь. Веселость его мало по малу исчезла, уступивъ мсто кротости и смиренію. Въ такомъ именно фазис религіозныхъ убжденій находился графъ, когда я разстался съ нимъ въ сентябр 1878 г. Впослдствіи сестра моя писала мн на Кавказъ, что мужъ ея обратился въ истиннаго христіанина.
‘Одновременно съ возвращеніемъ въ религіознымъ врованіямъ своихъ предковъ онъ съ благочестивой заботливостью хлопоталъ объ ихъ могилахъ, занимался ихъ портретами, фамильными гербами, печатями. Гармонировало-ли это съ христіанскимъ смиреніемъ? спрашиваю я.
‘При мн признавался онъ, что его обуяли тщеславіе и гордость. Онъ былъ аристократомъ въ душ и, любя народъ, онъ предпочиталъ ему аристократію. Но третье сословіе ему было антипатично. Когда, посл пережитыхъ имъ разочарованій въ молодости, онъ достигъ высокой славы знаменитаго писателя — эта слава составила его радость и счастье. По собственнымъ его словамъ, онъ испытывалъ пріятное чувство, говоря себ, что былъ одновременно писателемъ и аристократомъ.
‘Слыша, какъ кто-нибудь изъ прежнихъ товарищей его по служб, или кто-нибудь изъ его знакомыхъ достигалъ высокаго поста, онъ напоминалъ своими разсужденіями по этому поводу разсужденія маршала Суворова. Иногда онъ шутя говорилъ, что, если и не достигъ чина генерала отъ артиллеріи, за то завоевалъ себ генеральскій чинъ отъ литературы.
‘Какъ-то на охот разсказалъ я ему, что въ училищ Правовднія вс его произведенія, въ особенности ‘Война и Миръ’, читаются съ жадностью и предпочитаются сочиненіямъ другихъ авторовъ. Со слезами радости на глазахъ отвтилъ онъ мн, что его самолюбіе польщено тмъ боле, что молодежь лучше, чмъ кто-либо, цнитъ красоту и поэзію. Тогда онъ объяснилъ мн разницу между произведеніями Пушкина и его: ‘Лучшія страницы Пушкина,— сказалъ онъ мн,— написаны прозой. Мы отличаемся одинъ отъ другого тмъ, что Пушкинъ, описывая какую нибудь художественную подробность, набрасываетъ ее слегка, не придавая ей той рельефности, которая сдлала-бы ее понятной читателямъ. Тогда какъ я разъясняю читателю все, что въ этой подробности имется художественнаго, чтобы она ясно была понята’.
‘Въ Левин несомннно хотлъ онъ изобразить самого себя. Но портретъ вышелъ похожимъ лишь отчасти,— въ Левин всего нсколько чертъ Толстого. Онъ самъ говоритъ, что придалъ Левину нсколько утрированную простоту, желая такимъ образомъ показать разницу между благоразумной жизнью и безпорядочной и свтской жизнью, какая ведется въ столицахъ.
‘Будучи большимъ знатокомъ музыки, графъ предпочиталъ классическія произведенія. Часто передъ писаніемъ садился онъ за рояль, по всей вроятности, имя цлью пробудить въ себ вдохновеніе. Онъ акомпанировалъ младшей моей сестр, голосъ которой ему нравился, и нашимъ хорамъ. Я замтилъ, что подъ впечатлніемъ музыки онъ блднлъ, а иногда черты его лица принимали даже легкое выраженіе ужаса.
‘Онъ ненавидлъ фотографіи и рдко соглашался сниматься. Когда-же это случалось, то самъ уничтожалъ негативы. Графъ предпочиталъ самаго посредственнаго живописца самому лучшему фотографу.
‘Если я не ошибаюсь, Крамской получилъ отъ Третьякова заказъ написать для него портретъ графа Толстого. Знаменитый художникъ тщетно розыскивалъ фотографіи Толстого. Скромность не позволяла ему ршиться попросить у графа сеанса, и потому онъ поселился въ пяти верстахъ отъ ‘Ясной Поляны’ въ маленькомъ наемномъ домик, мимо котораго графъ прозжалъ верхомъ всякій разъ, когда отправлялся на почту. Увидя его, Крамской задумалъ сдлать его портретъ верхомъ на лошади, закутаннымъ въ кафтанъ. Вскор намреніе Крамского просить о снисходительномъ предоставленіи ему нсколькихъ сеансовъ — дошло до графа. Его любезно пригласили въ ‘Ясную Поляну’, гд онъ написалъ два масляныхъ совершенно одинаковыхъ портрета, изъ которыхъ одинъ остался въ семь.
‘Когда наступила мода на спиритизмъ, графъ постилъ покойнаго профессора химіи Бутлерова и былъ крайне удивленъ, увидвъ, что тотъ врилъ въ духовъ. Повидимому, здсь и почерпнулъ онъ идею своей комедіи ‘Плоды просвщенія’. Въ роман ‘Анна Каренина’ Левинъ осуждаетъ спиритизмъ въ тхъ-же самыхъ выраженіяхъ, какія употреблялъ графъ Толстой.
‘Аристократъ безъ денегъ есть не что иное, какъ пролетарій,— говорятъ англичане. Эта поговорка, по словамъ самого графа, побудила его увеличить свое состояніе, чтобы оградить дтей своихъ отъ нужды. Онъ прибгалъ къ самымъ широкимъ и наиболе энергичнымъ средствамъ для удобренія своихъ земель. Купилъ прекрасную породу скота, насадилъ очень много лса, фруктовыхъ деревьевъ и т. п. Нкоторое время онъ ревностно занимался пчеловодствомъ. Самъ онъ преимущественно управлялъ ‘Ясной Поляной’, поручивъ другія имнія управляющимъ.
‘Одной изъ особенностей жизни графа была страсть его къ охот, которой онъ увлекался всю свою жизнь, за исключеніемъ послднихъ лтъ. Въ каждомъ изъ его произведеній есть описаніе охоты. Въ ‘Дтств’ есть разсказъ о первой его охот. Въ ‘Разсказахъ для дтей’ онъ передаетъ исторію своихъ собакъ, называя ихъ настоящими ихъ именами: Вулька и Мильтонъ. Во время пребыванія его на Кавказ, помимо охоты на кабановъ, козулей, фазановъ и др., онъ увлекался еще столь оригинальной охотой на маленькую дрохву. Въ половин августа, передъ отлетомъ на югъ, дрохва собирается въ огромномъ количеств. Бдительность ея такова, что она не подпускаетъ въ себ ни экипажа, ни всадника на разстояніе, меньшее 200 метровъ. Графъ Толстой отправлялся въ степь на лошади, спеціально выдрессированной для этой охоты. Онъ начиналъ съ того, что шагомъ длалъ большой объздъ вокругъ стаи, затмъ постепенно съуживалъ этотъ кругъ. Доведя его до 200 метровъ, онъ пускалъ свою лошадь по направленію въ дичи во весь духъ, держа свое ружье на-готов. Когда дрохва поднималась съ его приближеніемъ, онъ бросалъ поводья на шею лошади, которая мгновенно останавливалась, какъ вкопанная, предоставляя охотнику возможность стрлять.
‘За свою страсть въ охот, графъ поплатился двумя несчастными приключеніями. Въ одномъ изъ своихъ разсказовъ ‘Охота пуще неволи’ онъ описываетъ одно изъ этихъ приключеній, случившееся до его женитьбы. Сбитый на землю медвдемъ, который держалъ его въ своихъ лапахъ, графъ былъ спасенъ однимъ крестьяниномъ, убившимъ дикаго звря на самомъ тл охотника. На лбу графа сохранились слды его борьбы, въ вид рубца. Шкура этого медвдя хранится въ ‘Ясной Полян’. Женившись, графъ Толстой отказался отъ охоты на медвдя. Другое не мене несчастное приключеніе случилось съ нимъ три года спустя посл его женитьбы. Онъ охотился за зайцемъ, верхомъ на чистокровной лошади. Перескакивая черезъ ровъ, она оступилась и скатилась въ ровъ вмст съ всадникомъ. Въ результат оказались вывихнутая рука и сломанная кость. Случилось это за нсколько верстъ отъ дому. Графъ пустился въ путь пшкомъ, затмъ упалъ, изнемогая отъ боли и съ трудомъ доползъ до большой дороги, гд проходившій крестьянинъ поднялъ его и отвезъ домой. Это случилось 16 октября, когда земля была покрыта снгомъ. Мстные врачи такъ неловко вправили ему руку, что операцію пришлось передлывать еще разъ въ Москв, что и состоялось у насъ въ дом.
‘Несмотря на хлороформъ, четверо сильныхъ мужчинъ не могли удержать его въ неподвижномъ положеніи, такъ что его пришлось привязать къ столу. Посл того на рук его не осталось никакихъ слдовъ.
‘Съ весьма тонкимъ тактомъ, съ крайней деликатностью графъ соединяетъ мягкость въ обхожденіи въ обыденной жизни. Слуги его любятъ, уважаютъ и притомъ боятся, послднее, собственно, неизвстно почему. Хотя онъ и страстный охотникъ, тмъ не мене я никогда не видалъ, чтобы онъ билъ собаку или лошадь’.

* * *

Въ воспоминаніяхъ г. Берса нельзя миновать повданнаго имъ о двухъ попыткахъ графа въ области историческихъ работъ.
‘Работы эти относились къ эпох Петра Великаго и къ декабристамъ. Сестра моя въ трехъ письмахъ упоминаетъ о первомъ опыт. 19 ноября 1872 года она писала мн: ‘Мы проводимъ время самымъ серьезнымъ образомъ, занятые весь день. Левъ сидитъ, зарывшись въ масс книгъ, портретовъ, гравюръ, съ насупленными бровями, онъ читаетъ, длаетъ справки, записываетъ. По вечерамъ, когда дти улягутся спать, онъ сообщаетъ мн свои планы о томъ, что намревается написать, временами бываетъ разочарованъ, приходитъ въ отчаяніе, вообразивъ себ, что ничто ему не удается. А иногда готовъ работать съ увлеченіемъ. Но въ настоящее время нельзя было-бы еще сказать, что онъ пишетъ,— нтъ,— онъ только готовится къ тому. Онъ выбралъ эпоху Петра Великаго…’
‘По этому-же поводу сестра писала мн еще второе письмо изъ ‘Ясной Поляны’, отъ 19 декабря 1872 года: ‘Левъ продолжаетъ читать историческія сочиненія, касающіяся царствованія Петра Великаго, и интересующія его безконечно. Онъ описываетъ разные характеры, нравы, образъ жизни народа и бояръ, плодотворную дятельность Петра I и т. п. Онъ самъ еще не знаетъ, что выйдетъ изъ его труда, но мн кажется, что онъ опять напишетъ поэму въ проз, въ род ‘Войны и Мира’, только относящуюся къ эпох Петра Великаго’.
‘Въ третьемъ письм изъ ‘Ясной Поляны’, помченномъ 23 февраля 1873 года, сестра снова говоритъ о своемъ муж: ‘Левъ все читаетъ, пытается писать и жалуется на недостатокъ вдохновенія. Или говоритъ, что недостаточно еще подготовился, и продолжаетъ читать и перечитывать матеріалы, касающіеся жизни Петра Великаго’.
‘Лтомъ 1873 года графъ Толстой бросилъ заниматься изученіемъ этой эпохи. Онъ говорилъ, что взглядъ его на личность Петра I былъ діаметрально противоположенъ тому, который царитъ повсюду и не укладывается въ его ум.
‘Работы его по этой эпох тщательно собраны графиней. Ни самъ графъ, и никто изъ членовъ его семьи не могли бы сказать, что тамъ есть нчто цлое относительно этого періода Россійской Имперіи. Одна только сестра моя владетъ этой тайной.
‘Графъ изучалъ декабристовъ при лучшихъ условіяхъ, черпая свой матеріалъ не только изъ напечатаннаго о нихъ, но также изъ массы документовъ, фамильныхъ мемуаровъ, писемъ, которые ему доврялись подъ секретомъ.
‘Относительно этой эпохи графъ Толстой также пережилъ разочарованіе. Онъ утверждалъ, что декабристы явились исключительно продуктомъ вліянія французской аристократіи, эмигрировавшей въ Россію посл революціи 1793 г. Масса эмигрантовъ размстилась, въ качеств воспитателей, въ семьяхъ и воспитывали русскую аристократію,— чмъ и объясняется такое множество католиковъ среди декабристовъ. Легко понять, что, какъ только исторія декабристовъ представилась ему въ вид искусственнаго эпизода русской исторіи, то онъ пересталъ интересоваться ею.
‘Притомъ же онъ былъ увлеченъ другимъ интересомъ — религіей, которую изучалъ съ особымъ вниманіемъ, бросивъ свою работу о декабристахъ, въ вид отдльныхъ набросковъ.

* * *

‘Осенью 1866 года графъ Толстой пріхалъ въ Москву съ цлью посщенія и изученія Бородинскаго Поля, гд произошла знаменитая битва 1812 года. Онъ пріхалъ одинъ и остановился у насъ. Онъ обратился къ моимъ родителямъ съ просьбой позволить мн сопровождать его. Согласіе было дано, и радость моя по этому поводу не поддается никакимъ описаніямъ. Мн было тогда 11 лтъ. Верхомъ на почтовыхъ лошадяхъ доскакали мы туда въ одинъ день и остановились близь поля сраженія, въ монастыр, основанномъ въ память войны.
‘Два дня колесилъ графъ пшкомъ и въ карет по этимъ мстамъ, гд почти полвка тому назадъ погибло слишкомъ 100.000 человкъ и гд теперь возвышается великолпный памятникъ съ золотыми надписями. Онъ собиралъ свднія и рисовалъ планъ сраженія, напечатанный впослдствіи въ его роман ‘Война и Миръ’.
‘Помню, что въ этихъ мстахъ и по дорог мы разыскивали стариковъ, современниковъ эпохи этой войны въ Россіи, которые могли быть свидтелями сраженія. Намъ тогда сказали, что сторожъ Бородинскаго памятника участвовалъ въ сраженіи и, въ качеств ветерана, получилъ это мсто. Но старикъ скончался за нсколько мсяцевъ до нашего прізда. Графъ былъ въ отчаяніи. Вообще поиски были безуспшны.
‘Зимою 1869—70 годовъ, окончивъ свой романъ ‘Война и Миръ’, шуринъ мой вздумалъ изучать греческій языкъ, чтобы полне познакомиться съ классиками. И я могу утверждать, что въ три мсяца онъ настолько изучилъ греческій языкъ, что могъ свободно читать Геродота, ни слова не зная по гречески до тхъ поръ. Во время пребыванія своего въ Москв онъ былъ у Леонтьева, покойнаго профессора Катковскаго лицея,— и сталъ говорить ему о томъ впечатлніи, какое производила на него древняя греческая литература. Леонтьевъ отказался врить, чтобы графъ въ такое короткое время могъ усвоить себ мертвый языкъ и предложилъ ему прочесть что-нибудь livre ouvert. Въ трехъ различныхъ мстахъ они разошлись на счетъ смысла перевода. Но посл преній профессоръ вынужденъ былъ согласиться съ мнніемъ графа Толстого.
‘Если ‘Война и Миръ’ даетъ правильное и ясное понятіе о нашей національной войн, то это потому, что авторъ этой эпопеи обладалъ даромъ самоотождествленія съ фактами прошлаго. Быть можетъ, та же способность самоотождествленія была причиной безграничной грусти графа, когда, подъ вліяніемъ изученія классической литературы, онъ не миновалъ увлеченія античной жизнью.
‘Встревоженная такимъ болзненнымъ состояніемъ, графиня стала горячо убждать мужа предпринять что нибудь такое, что разсяло бы его отъ этой меланхоліи.
‘Мало по малу увлеченіе его классиками остыло, но апатія ко всему вообще и его меланхолія вызвали большую слабость, которая, въ свою очередь, повлекла за собой изнурительную лихорадку. Тогда именно убдили его начать пользоваться кумысомъ.
‘Въ начал лта 1870 года, мы оба отправились съ нимъ къ башкирцамъ, въ деревню Караликъ, на берегъ рки того же имени, въ Николаевскій уздъ, Самарской губерніи. Туда мы хали въ третьемъ класс, а обратно въ первомъ, какъ по желзной дорог до Нижняго-Новгорода, такъ и на пароход по Волг до Самары. Отъ Самары мы прохали 120 верстъ на лошадяхъ.
‘Образъ жизни различныхъ народностей, населяющихъ берегъ Волги, живо интересовалъ графа во время нашего перезда на пароход въ третьемъ класс.
‘Графъ Левъ Толстой обладаетъ замчательной способностью сходиться съ пассажирами всхъ классовъ. Нкоторые изъ нихъ оказывались людьми мало сообщительными, но онъ не стснялся этимъ и все таки заговаривалъ съ ними. И посл нсколькихъ попытокъ заставлялъ ихъ разговориться. Его доброе сердце и психологическій талантъ подсказывали ему способъ привлеченія къ себ незнакомцевъ тмъ интересомъ, съ какимъ онъ къ нимъ относился. Къ концу вторыхъ сутокъ онъ завязалъ знакомство со всми пассажирами на палуб, не исключая и матросовъ.
‘При лченіи кумысомъ, необходимо, подобно башкирцамъ, питаться исключительно этимъ напиткомъ, не употребляя ни овощей, ни соли, ничего мучного, а только мясо. Графъ Толстой строго соблюдалъ этотъ режимъ, и кумысъ принесъ ему большую пользу. Онъ находилъ много поэзіи въ кочевой и безпечной жизни башкирцевъ’.
Возвращаясь въ ‘Ясную Поляну’, г. Берсъ съ торжествомъ везъ толстые греческіе лексиконы, между страницами которыхъ сушились ароматные цвты самарскихъ степей,— обстоятельство, свидтельствовавшее, что это было единственное употребленіе, какое Л. Н. сдлалъ изъ этихъ ученыхъ книгъ. Съ тхъ поръ классики утратили интересъ для графа Толстого.

* * *

Въ Лондон надняхъ происходили засданія англійскаго ‘Института журналистовъ’ — учрежденія единственнаго въ своемъ род. Мысль объ этомъ учрежденіи возникла лтъ десять назадъ въ Манчестер и тогда уже организовалась ‘Національная ассоціація журналистовъ’ для совмстнаго содйствія интересамъ англійскихъ журналистовъ. Уже два года спустя составъ ассоціаціи разросся на нсколько сотъ новыхъ членовъ и образовалась настоящая корпорація журнальной профессіи. Въ 1888 г. ассоціація переименована въ ‘Институтъ журналистовъ’, а съ 1890 г. за ней офиціально признаны корпоративныя права. Состоять членомъ ‘Института’ считается честью. Иниціалы ‘М. I. J.’ (Member of the Institute of Journalists) означаютъ, что носитель ихъ принадлежитъ къ почтенному рангу журналистовъ. Изъ устава ‘Института’ видно, что онъ иметъ въ виду полное преобразованіе журнальной профессіи изъ ныншней разъединенности въ сословіе, хорошо сгруппированное, съ особыми обычаями и правилами. Цль ‘Института’, сверхъ того, возвысить профессію журналиста, установить дружескія сношенія между журналистами, оберегать матеріальные интересы ихъ, издавать особый органъ ‘Института’, завести библіотеку и помщеніе для собраній, открыть кассу для престарлыхъ и немощныхъ его членовъ. Эта корпорація распространила кругъ своихъ дйствій на всю Англію. Засданія ‘Института’ въ ныншнемъ году, въ которыхъ принимали участіе и писатели иностранные, въ томъ числ Эмиль Зола, державшій рчь объ анонимности въ печати, возбудили живйшій интересъ къ англійской журналистик, которая, дйствительно, добилась могущественнаго развитія и вліянія на общественное мнніе своей родины. Но въ данномъ случа факты — краснорчиве всякихъ разсужденій, и весьма кстати по этому предмету въ ‘Revue bleue’ появился этюдъ Макса Леклерка, гд собраны обстоятельныя и характерныя свднія о государственномъ и общественномъ значеніи англійской журналистики.
Уже боле столтія, какъ пресса въ Англіи составляетъ существенную часть общественнаго и политическаго организма: она сама есть особое учрежденіе и наиболе врная гарантія всхъ остальныхъ учрежденій. Въ цломъ мір не существуетъ такой страны, гд бы вся нація сплошь, начиная отъ высшихъ слоевъ общества и кончая нисшими, читала больше газетъ, всякихъ журналовъ и книгъ, чмъ это наблюдается въ Англіи. Англійская пресса отличается наибольшей полнотой свдній, наибольшей правдивостью и добросовстностью. Во всхъ слояхъ и во вс возрасты газета и книга являются тамъ наиболе могущественными воспитательными орудіями. Англичанинъ читаетъ всю свою жизнь, и не только ради развлеченія, но и для того, чтобы извлечь изъ чтенія какія-нибудь познанія,— даже и по завершеніи установленныхъ курсовъ обученія, ибо онъ естественно проникнутъ той мыслью, что человкъ никогда не кончаетъ учиться.
Вліяніе прессы на англичанъ въ теченіе текущаго столтія было громадно и благотворно. Уже въ 1831 г. лордъ Линдгорстъ говорилъ Гревиллю: ‘Конечно, Бэрнсъ могущественнйшій человкъ въ королевств!’ — Бэрнсъ редактировалъ въ то время ‘Times’. Имется свидтельство авторитетнаго критика о томъ положеніи, какое занимала вся англійская пресса въ ту епоху. ‘Тенденціи ея,— говорится въ ‘Westminster Review’,— направлены были за добро и въ добру, и вліяніе ея было въ распоряженіи мудрости, добродтели и истины’.
Спустя шестьдесятъ лтъ англійская пресса получила не мене лестный отзывъ отъ человка, въ рзкой и разумной прямот котораго нельзя сомнваться.
‘Пресса этой страны,— сказалъ лордъ Розберри на прошлогоднемъ банкет ‘Института журналистовъ’,— является руководительницей нашихъ государственныхъ дятелей и служитъ выраженіемъ идей націи. Не выполняя двухъ этихъ великихъ функцій, она совершенно не заслуживала-бы того уваженія, съ какимъ мы къ ней относимся. Девизомъ нашихъ журналистовъ можно бы выставить: ‘Будь справедливъ, ничего не страшись’, ибо британская пресса заняла первое мсто среди прессы всего міра именно въ силу своей правдивости и неустрашимости’.
Если Бэрнсъ уже въ 1831 году считался могущественнйшимъ человкомъ въ королевств, то что же можно сказать въ настоящее время о редакторахъ пяти-шести большихъ лондонскихъ газетъ?
Прежнія весьма тяжкія стсненія мало-по-малу исчезли. Средства для дятельности разрослись до безконечности. Вс источники ума и богатства пущены въ дло, такъ что въ настоящее время о ‘Times’ въ 3 пенса или газет въ одинъ пенни, какъ бы тамъ ни звалась она ‘Standard’, ‘Daily News’ или какъ нибудь иначе, можно справедливо сказать, что это совершеннйшіе, необычайнйшій продуктъ человческой изобртательности, резюмирующіе всякій прогрессъ и, до извстной степени, являющійся составной силой всхъ открытій.
Въ 1846 году стала выходить первая большая газета въ одинъ пенни: то была лондонская ‘Daily News’. Отсюда начинается эра дешевыхъ газетъ. Въ настоящее время существуетъ полдюжины большихъ утреннихъ газетъ, печатаемыхъ въ Лондон и читаемыхъ во всей Англіи. Матеріальная ихъ организація представляетъ громадный капиталъ, он могутъ выдержать любую коикурренцію. Бюджетъ каждой изъ главныхъ газетъ Лондона можно считать приблизительно такимъ: годовой расходъ среднимъ числомъ отъ 2.600.000 до 2.700.000 рублей, чистая прибыль въ годъ отъ 500 до 600 тысячъ рублей, что, въ виду 313 рабочихъ дней въ Англіи, составитъ въ день расходовъ 8 1/2 тысячъ рублей, прибыли 2 тысячи.
За одинъ пенни крестьянинъ и чиновникъ средняго класса получаютъ каждое утро 8 большихъ печатныхъ страницъ убористаго, яснаго и отчетливаго шрифта, на хорошей бумаг, гд имются новости со всего міра, сообщенныя по телеграфу въ теченіе послднихъ сутокъ: политическія, литературныя, коммерческія, финансовыя, промышленныя, морскія, колоніальныя,— отличающіяся обиліемъ, точностью, классифицированныя, распредленныя по рубрикамъ, а въ случа необходимости, и комментированныя. Даже умноживъ это читательское пенни на 300.000, какъ напримръ въ ‘Standard’, этой суммой немыслимо покрыть вс безчисленные расходы по изданію. Не говоря о содержаніи редакціи, чего стоютъ бумага и типографскія чернила, отличающіяся доброкачественностью, крайне внимательное составленіе, разсылка, а экстренные позда, въ 4 часа утра развозящіе совсмъ еще свжія газеты по всмъ направленіямъ.
Вся система тутъ зиждется на объявленіяхъ. Новости, статьи представляютъ собой плодовую косточку, окруженную толстой корой: четыре страницы объявленій окружаютъ четыре страницы ‘leaders’ (руководящихъ статей) и телеграммъ. Объявленія о новорожденныхъ, о свадьбахъ, смертяхъ, отдающихся квартирахъ, выставкахъ, путешествіяхъ, театрахъ, спортахъ, отплытіи пароходовъ, о лошадяхъ и каретахъ, объ учебныхъ заведеніяхъ, казенныя объявленія, библіотечные, всевозможные коммерческіе анонсы, о банкахъ, страховыхъ обществахъ, о помщеніи и ссудахъ денегъ, о предложеніяхъ и требованіяхъ работы, объ аукціонахъ и т. п. Это цлый міръ громаднаго рынка, гд ищутъ все и все находятъ, такъ какъ здсь всему отведено опредленное мсто.
Средства этихъ крупныхъ предпріятій вполн ясны. Гласность ихъ представляетъ товаръ, обложенный тарифомъ, и на него есть спросъ. Все значеніе ихъ гласности зависитъ отъ кліентуры читателей, которую, благодаря ихъ предпріимчивости и солидной репутаціи, удается собрать этимъ газетамъ. Изъ прибыли, которая получается съ объявленій, он дорого платятъ за быстрое и врное доставленіе извстій, удерживая и увеличивая свою кліентуру большими затратами своихъ барышей на постоянное изысканіе лучшихъ средствъ, въ видахъ удовлетворенія желанія читателя получать быстрыя и подробныя свднія обо всемъ, что случается на бломъ свт. Объявленіями оплачиваются извстія, которыя удерживаютъ кліентовъ, печатающихъ тамъ свои объявленія.
Въ исторіи англійской печати есть факты, доказывающіе, что забота объ увеличеніи цифры прибылей не измняетъ понятій издателей объ ихъ обязанностяхъ относительно своихъ читателей. Въ 1845 г. желзнодорожная спекуляція въ Англіи приняла ужасающіе размры. Анонсы и рекламы новыхъ компаній наводняли столбцы ‘Times’, а это одно давало ему въ недлю по 120.000 руб. Предвидя опасности, какія могла породить эта разнузданная спекуляція, а равно и кризисъ финансовый и промышленный, Джонъ Вальтеръ, наслдовавшій своему отцу въ издательств ‘Times’, не задумался предпринять ршительную кампанію противъ этихъ заманчивыхъ анонсовъ, которые приносили золото въ его кассу. Пригласивъ самыхъ независимыхъ публицистовъ и наиболе осторожныхъ финансистовъ, онъ печаталъ изо дня въ день статьи, въ которыхъ, горячо нападая на коноводовъ этой спекуляціи, разоблачалъ риски, какимъ могло подвергаться общественное сбереженіе, и немногія гарантіи, представлявшіяся этими импровизированными компаніями, ажіотажъ акцій, скорое крушеніе разныхъ проектовъ. ‘Times’ лишился тутъ эфемернаго источника дохода, но вмст съ значительной кліентурой читателей и подписчиковъ выигралъ въ общественномъ уваженіи.
Образцомъ англійской прессы можетъ служить ‘Times’. Открывая номеръ ‘Times’а’, выходящаго изъ печати въ 4 часа утра, просто поражаешься при мысли, что 24 часа тому назадъ изъ всего находящагося на этихъ 16 страницахъ, прекрасно напечатанныхъ на превосходной бумаг,— ничего не было еще ни написано, ни сочинено, и даже не существовало въ зародыш, что въ 11 часовъ наканун, въ палатахъ въ Манчестер или въ Эдинбург, быть можетъ, не было еще ни слова произнесено изъ всхъ этихъ громадныхъ рчей, протелеграфированныхъ и воспроизведенныхъ in extenso. Это исторія послднихъ сутокъ цлаго міра, въ сжатой передач и превосходно классифицированная. Начиная съ 1870 года, когда удивительный Арчибальдъ протелеграфировалъ часъ за часомъ животрепещущую исторію франко-прусской войны,— электрическая проволока произвела революцію въ обычаяхъ англійской прессы и публики. Все, что пережило уже сутки,— считается старымъ и не заслуживающимъ мста на столбцахъ газеты. Вс большія лондонскія газеты имютъ въ европейскихъ столицахъ собственныхъ корреспондентовъ, получающихъ министерское содержаніе, которые каждый вечеръ телеграфируютъ сотни и тысячи словъ. ‘Times’ первый ршился на такіе громадные расходы, и вс послдовали его примру.
Въ рчи, произнесенной въ январ ныншняго года Ирисомъ, главнымъ инженеромъ почтоваго вдомства, отмчены слдующія данныя, свидтельствующія объ огромной работ, какую пресса задаетъ администраціи телеграфовъ Великобританіи: въ 1871 году для прессы телеграфировали 21 милліонъ словъ, въ 1891 г.— 600 милліоновъ, т. е. около 2 милліоновъ въ день. Когда Гладстонъ произнесъ въ 1892 г. большую рчь въ Національной федераціи, въ Ньюкестл, 390.778 словъ были переданы по телеграфу во вс части королевства.
Два факта ясно показываютъ, какъ англійскія газеты пользуются силой капитала и чего он этимъ достигаютъ: Гладстонъ, первый министръ, собирался напечатать въ октябрскомъ номер 1892 г. ‘North American Review’ статью по ирландскому вопросу. Это представляло литературный интересъ и являлось политическимъ событіемъ. Извстна горячая кампанія ‘Times’а’ противъ Гладстона и его плана ‘Home rule’. И вотъ эта газета добилась отъ редактора помянутаго ‘Review’ право воспроизвестии въ статьи 2.500 словъ, а всего ихъ было въ ней 4.583. ‘Times’у’ была протелеграфирована вся статья цликомъ изъ Нью-орка. Напечатавъ изъ нея около 2.000 словъ, онъ коментировалъ ее такъ, какъ будто статья только что появилась въ Лондон. Другой примръ. Въ періодъ послдняго экономическаго, финансоваго и политическаго кризиса въ Буэносъ-Айрес, сопровождавшагося столь гибельными послдствіями для англійскихъ капиталистовъ, ‘Times’ отправилъ въ Аргентину превосходнаго корреспондента, который ежедневно, часъ за часомъ, сообщалъ по телеграфу вс подробности этого кризиса. Никакое правительство, никакой банкъ, несмотря на самое видное положеніе, не могли себ позволить подобной роскоши. Въ теченіе двухъ дней ‘Times’ истратилъ на это до 15.000 руб. Но, благодаря ему, европейскіе капиталисты, на цлые милліарды заинтересованные въ длахъ Южной Америки, на три недли раньше узнали о событіяхъ, для нихъ крайне важныхъ.
Въ провинціи имются свои газеты, располагающія почти такимъ же могуществомъ наврняка, не мене предпріимчивыя и не хуже, а подчасъ и лучше обезпеченныя извстіями, нежели лондонскія газеты. Столичная пресса иметъ въ нихъ сильныхъ, а нердко и счастливыхъ конкуррентовъ. Назовемъ хотя бы ‘Manchester Guardian’, ‘Liverpool Courier’, ‘Birmingham Daily Post’, ‘Leeds Mercury’,— вс они сдлали бы честь любой столиц въ мір. Въ Париж нтъ газеты, располагающей столь блестящими средствами, какъ напримръ ‘Manchester Guardian’, которая иметъ отдльныхъ корреспондентовъ въ главныхъ европейскихъ странахъ, бюро въ Париж, собственныя телеграфныя проволоки съ Лондономъ и центральное агентство въ Лондон. Эта газета столь же ‘полна’, почти также обильно снабжена извстіями со всхъ частей земного шара, какъ и старшія ея столичныя сестры. По части собиранія свдній объ экономическомъ и коммерческомъ положеніи каждой области, о которой въ ней трактуется,— она не иметъ себ соперницъ.
Большія англійскія газеты, какъ лондонскія, такъ и провинціальныя, невроятнымъ духомъ предпріимчивости, громадными капиталами, дятельностью и умомъ своихъ администраторовъ осуществляютъ половину девиза, предложеннаго имъ лордомъ Розберри,— он доказываютъ свое безстрашіе. Что касается второй части девиза — справедливости, то она точно соблюдается въ тон газеты.

* * *

Англійская газета есть большое промышленное предпріятіе, заправилы котораго признаютъ себя отвтственными по отношенію къ своимъ уполномоченнымъ и публик. Ихъ товарищеская фирма, имя газеты, завоевавшей себ почтенную репутацію представляетъ драгоцнное сокровище, которое должно оберегаться съ той же сыновней любовью, какая воодушевляетъ заправилъ большихъ, солидныхъ и почтенныхъ торговыхъ домовъ города Лондона, Манчестера или Ливернуля. Имъ не надо стремиться не только къ тому, что бы сдлать честь коммерческой своей фирм, хорошо вести дла. На нихъ лежитъ нравственная отвтственность, тмъ боле тяжкая, чмъ боле процвтаетъ ихъ газета, чмъ боле она вліятельна. Они сознаютъ всю тяготу этой отвтственности и несутъ ее достойнымъ образомъ, въ высокой степени проникнутые чувствомъ высшаго интереса страны, чести англійскаго имени, уваженіемъ къ честному имени, частной жизни и интересамъ частныхъ людей.
Передовыя статьи не подписываются, являясь выразителями мннія всей газеты. Мелочные вопросы самолюбія, личная полемика, даже полемика газетъ между собою исчезли. ‘Это боле не въ нравахъ. Вотъ уже полвка, какъ англичане поняли, что отдльныя лица ничто и что имютъ значеніе только идеи. Они вполн основательно излчились отъ личностей’. Чемберленъ, извстный парламентскій дятель, бывавшій въ самыхъ жаркихъ политическихъ схваткахъ, въ рчи, произнесенной имъ въ Бирмингамскомъ клуб прессы, свидтельствуетъ, что ‘вообще англійская пресса выказываетъ относительно своихъ политическихъ противниковъ столько справедливости, великодушія, безпристрастія, насколько умстно ожидать ихъ отъ человчества несовершеннаго и анонимнаго. Я многимъ обязанъ пресс, которая часто бичевала меня’. Изъ воздйствія публики на газету и обратнаго воздйствія газеты на публику мало по малу и съ давнихъ поръ установилось такое мнніе, которое осуждаетъ и длаетъ невозможнымъ это ребячество или эти выходки, отъ какихъ приходится страдать въ другихъ странахъ. Пресса естественно заняла положеніе особаго учрежденія, такъ какъ она черпаетъ свою силу исключительно въ томъ уваженіи, какимъ ее окружаютъ и какого она заслуживаетъ.
Публик необходимо уступить ея долю. Она желаетъ обо всякомъ вопрос составить собственное мнніе, желаетъ знать все, что за и противъ, желаетъ выслушать вс стороны, заинтересованныя въ дл,— касается-ли это парламентскихъ дебатовъ, гражданскаго или уголовнаго процесса, или же какого-нибудь спора, сдлавшагося общественнымъ. Явленіе это не ново и служитъ извстнымъ доказательствомъ того, что общественные нравы могутъ считаться неповрежденными. Только руководящая статья въ газет носитъ на себ печать той партіи, къ которой принадлежитъ газета. Все остальное чисто документальнаго характера: это отчеты. Какой-бы партіи газета ни держалась, она печатаетъ безпристрастный разборъ парламентскихъ дебатовъ, безъ всякихъ разсужденій или измненій.
То-же самое можно сказать о судебныхъ преніяхъ. Репортеромъ нердко является достопочтенный юрисконсультъ, слишкомъ уважающій человческую свободу, чтобы считать виновнымъ обвиняемаго, заслуживающаго всяческой пощады, разъ онъ еще не осужденъ.
‘Leaders’, руководящія статьи, помщенныя въ центр и составляющія ядро газеты, окружены компактной массой документовъ, точныхъ фактовъ. ‘Издатель’, являющійся отвтственнымъ за мннія и веденіе газеты, наблюдаетъ за всмъ. Ему все извстно, онъ слдитъ за всми вопросами, такъ какъ изображаетъ изъ себя самодержавнаго властителя, ршающаго, на какія темы и въ какомъ дух будутъ написаны ‘leaders’ его сотрудниками. Нкоторыя ‘leaders’ суть статьи, сочиненныя на-скоро, между 11 часами и половиной перваго пополуночи, по поводу какого-нибудь важнаго событія, сообщеннаго за послдній часъ, по поводу рчи, произнесенной въ тотъ-же вечеръ на другомъ конц Англіи или Европы. Другія — представляютъ собой то, что именуется хрониками или фельетонами, написанными боле свободно, на тэму мене животрепещущаго, современнаго интереса: въ род географическаго открытія, вопросовъ соціальной экономіи, дипломатическихъ вопросовъ, сенсаціонныхъ процессовъ. Затмъ періодически являются — длинные столбцы съ жалобами на ‘fog’,— ужасный туманъ, каждую зиму всесильне и сильне сжимающій свои тиски на горл несчастныхъ лондонскихъ жителей. Эти статьи, обыкновенно, отличаются спокойнымъ и вжливымъ тономъ. ‘Это народная мудрость, это античный хоръ, бесдующій о событіяхъ дня’, говоритъ одинъ писатель, спеціально изучающій Англію и ея нравы. Но случается,— все можетъ случиться,— что и мудрйшіе теряютъ голову: можно было видть, какъ изъ-за этого несчастнаго ирландскаго вопроса,— всегда пребывавшаго прискорбнымъ и неразршимымъ,— недавно почтеннйшія газеты прибгли къ самымъ дурнымъ средствамъ послдняго низменнаго партійнаго духа и допустили самую невроятную невоздержанность въ выраженіяхъ. Тмъ не мене, остается фактомъ, что вотъ уже тридцать-сорокъ лтъ, какъ тонъ англійской прессы,— даже въ самыхъ страстныхъ полемикахъ,— замтно исправился. Редакціи заполнились людьми съ образованіемъ и, благодаря имъ, общія идеи нашли въ повседневной пресс достойныхъ истолкователей и стали проникать въ массу публики.
Надо, однако, сдлать оговорку на счетъ всего, что касается вншней политики Англіи и сношеній ея съ иностранными державами. Въ этой области политическая, религіозная и національная партійность выступаетъ со всей своей силой и, лукавствомъ. На это имются два резона: незнакомство съ условіями чужой жизни, совокупный эгоизмъ или національная гордость. Самый даровитый англичанинъ, если только онъ истый англичанинъ, воспитанный въ англійскомъ дух, совершенно неспособенъ настолько отршиться отъ себя, чтобы вполн понять другой какой нибудь народъ, и, слдовательно, не можетъ отнестись къ послднему справедливо.
Врожденное чувство, укоренившееся убжденіе въ превосходств англійской націи препятствуютъ борьб его противъ этого безсилія отршиться отъ самого себя, парализуютъ въ немъ чувство симпатіи и маскируютъ его собственную несправедливость. Эта несправедливость англійской націи по отношенію къ иноземцамъ является одновременно доказательствомъ ея силы и вмст съ тмъ это недостатокъ, присущій расовой энергіи англичанъ.

* * *

За ежедневными газетами слдуютъ воскресныя газеты и еженедльныя изданія. Первыя, какъ ‘Lloyd’s Newspaper’, ‘Reynold’s’, ‘People’ и другія, печатаютъ на потребу народа и мелкой буржуазіи резюме событій всей недли, сдобренное какимъ нибудь большимъ драматическимъ романомъ, читаемымъ въ теченіе безконечнаго воскреснаго дня. Вторые — журналы, стоющіе 6 пенсовъ — коментируютъ недльную лтопись критически, какъ напримръ ‘Truth’. Для капиталистовъ имется ‘Economist’ и ‘Statist’, для духовенства — ‘Guardian’, для спортсмэновъ — ‘Field’, а для всеобщаго полъзованія — ‘Speaker’, ‘Spectator’ или ‘Saturday Review’. Кром этихъ, существуютъ еще десятки такихъ изданій, но два изъ нихъ заслуживаютъ отдльнаго упоминанія: ‘Academy’ — почти исключительно научный журналъ, и ‘Athenaeum’, представляющій собой неподражаемый образецъ критическаго журнала.
‘Athenaeum’ даетъ еженедльный обзоръ литературнаго, артистическаго и художественнаго движенія, совершающагося во всей британской имперіи и въ цломъ мір. Въ Лондон не появляется ни единой книги, о которой, по крайней мр, не упомянули бы на его столбцахъ. Всякое сочиненіе, вносящее что либо новое, разбирается тамъ, reviewed, какъ говорятъ англичане.
Въ литературной области повторилось то же самое, что и въ политик. Англійская публика пожелала получать литературныя свднія, пожелала быть au-courant явленій литературы и искусства, быть независимой отъ какихъ-то иксовъ и зетовъ, надляющихъ одобреніемъ или порицаніемъ, преподносящихъ лесть или насмшку, смотря по настроенію, въ зависимости отъ требованій, лицепріязни или великодушія издателя. ‘Athenaeum’ существуетъ боле ста лтъ и, начиная съ середины нашего столтія, благодаря общественной поддержк, онъ восторжествовалъ надъ ‘рекламой и взяточничествомъ, царившими прежде’. По его примру, большія провинціальныя газеты также предоставили читателю возможность быть au-courant всего, что печатается и достойно прочтенія, такъ что въ настоящее время ‘reviewers’ ‘Manchester’а’ или ‘Scotsman’а’ являются почти авторитетами.
Дале идутъ ежемсячные журналы, а затмъ въ резерв и какъ бы въ центр находится внушительное количество ‘Quarterlies’ (выходящіе черезъ каждые 3 мсяца). Мсячные журналы длятся на дв группы: ‘Reviews’ и ‘Magazines’. ‘Reviews’ (‘Contemporary’, ‘Fortnightly’, ‘Westminster’, ‘National’, ‘Nineteenth Century’) представляютъ собой серьезные сборники, занимающіеся исключительно соціальными и политическими вопросами. Каждый изъ нихъ является выразителемъ мннія или оттнка мннія политическаго и философскаго. Одни соблюдаютъ обычай анонимности, другіе отршились отъ него. Первостепенные англійскіе писатели, свтскіе люди, дльцы, всевозможные спеціалисты — поочередно высказываются на этихъ столбцахъ по поводу интересующихъ ихъ вопросовъ или же отстаиваютъ какое-нибудь положеніе по поводу текущихъ интересовъ. Всякій ‘честный человкъ’, имя что-нибудь сказать, что заслуживаетъ быть сказаннымъ, всегда увренъ, что найдетъ себ мсто въ этихъ большихъ домахъ.
‘Review’ обращается къ такой публик, которая мыслитъ и дйствуетъ, возвышенной своей цной она возбраняетъ себ путь въ боле скромные кружки. ‘Magazine’ же обращается къ тмъ, кто желаетъ, чтобы ихъ кое-чему поучили, а главное развлекли. Стоитъ онъ всего 1 шиллингъ. Здсь отводится мсто фантастическимъ произведеніямъ и разсказамъ о путешествіяхъ. Таковы: ‘Blackwoods’, ‘Macmillan’s’, ‘Cornhill’, ‘Longman’s’, ‘Temple Bar’, ‘Time’, ‘Gentleman’s Magazine’ и многіе другіе. He вс они и не всегда печатаютъ особенно избранныя произведенія, но они добросовстно развлекаютъ безчисленную свою публику.
Наконецъ, вотъ еще почтенные трехмсячные журналы ‘Edinburg Review’ и ‘Quarterly Review’. Оба они существуютъ по сто лтъ слишкомъ, и лишь издали слдятъ за современностью и колебаніями мннія. Они удалились въ боле спокойныя области критики и исторіи.

* * *

Поглотивъ эту страшную массу печатнаго матеріала, выходящаго въ опредленный часъ, англійская публика, казалось-бы, не должна была боле располагать ни временемъ, ни силами для прочтенія того, что написано для чтенія, а не для бглаго просмотра, т. е. книги. Казалось-бы, что передъ этимъ наводненіемъ газетъ и періодическихъ изданій, книга должна-бы стушеваться и затмъ исчезнуть. Ничуть не бывало. Новыя книги въ Англіи многочисленне и читаются боле, чмъ когда-либо.
‘Times’ объявляетъ ежедневно о выход въ свтъ такого количества новыхъ книгъ, какое въ газетахъ другихъ странъ не отмчается и за недлю — до 25 новыхъ книгъ въ день. Большинство англійскихъ издательскихъ фирмъ насчитываетъ слишкомъ сто лтъ своего существованія и зиждется на непоколебимыхъ основахъ. Довріе и извстность ‘Murray’я’, ‘Macmillan’а’, ‘Longmans’а’ вошли въ поговорку. Книга бываетъ или дорога или крайне дешева,— средины нтъ. Англійскій издатель никогда не согласился-бы поставить свое имя на первой страниц книги,— будь она дорогая или дешевая,— если она не отпечатана вполн ясно и чисто и на хорошей бумаг. Первое изданіе книги почти всегда дорого и почти всегда расходится. Въ случа большого успха книги, шесть мсяцевъ спустя или черезъ годъ, она выходитъ популярнымъ изданіемъ. Съ другой стороны, въ публик весьма распространены дешевыя и притомъ превосходныя изданія древнихъ и классическихъ авторовъ.
‘Вы можете пріобрсти себ половину литературныхъ шедевровъ по 3 пенса за томъ,— говорилъ недавно лордъ Розберри въ одной народной аудиторіи.— Вы будете имть всего Шекспира за 9 пенсовъ, вс поэмы Мильтона за ту же цну, почти всего Диккенса по 4 1/2 пенса за томъ. Вдь это невроятно получить Пиквикскій клубъ за 4 1/2 пенса!.. А между тмъ,— это истинный фактъ. На стоимость шляпы вы можете пріобрсти себ такую библіотеку, какой никогда не собрать было всмъ средневковымъ торговымъ принцамъ ни Фуджерамъ, ни Медичисамъ, даже если-бы они вздумали расплатиться за то всей своей кровью’…
Всякій можетъ, конечно, купить книгу, стоющую 4—9 пенсовъ. А кто же будетъ платить по 9—12 шиллинговъ за самый маленькій, только что изданный томикъ? Какъ эти новыя и столь дорогія книги находятъ кліентуру — вотъ вопросъ. А также, какъ могутъ существовать эти безчисленныя ‘Reviews’ и ‘Magazines’? И тутъ точно также принимаетъ участіе духъ ассосіаціи, столь могущественный и столь благотворный для англійскаго общества. Обезпеченной кліентурой издателей и періодическихъ изданій являются: ‘подвижныя библіотеки’, публичныя библіотеки, народные, буржуазные и аристократическіе клубы.

* * *

Въ самыхъ маленькихъ провинціальныхъ городахъ, точно также какъ и въ Лондон, на газеты, журналы, новыя и классическія произведенія существуетъ абонементъ у книгопродавцевъ за самую минимальную плату. Благодаря такой систем, вс семьи, за малыми исключеніями, еженедльно собираютъ обильную жатву съ книгъ и журналовъ, въ которыхъ для каждаго находится матеріалъ, согласно съ его вкусами и потребностями. Одинъ англичанинъ отлично понялъ эту жажду знанія, сндающую его соотечественниковъ. Онъ обладалъ организаторскимъ геніемъ. Имя его прославилось, какъ имя великаго изобртателя. То былъ Мьюди, онъ создалъ въ Лондон громадное центральное агентство, нчто въ род всасывающаго и нагнетательнаго насоса, собирающее по выход изъ станковъ печатный матеріалъ, и немедленно распредляющее его между абонентами, по всмъ концамъ королевства и даже всей британской имперіи. Онъ изобрлъ ‘подвижную библіотеку’. Заплативъ 4 пенса въ годъ, абоненты получаютъ еженедльно цлую кипу вновь вышедшихъ и ими избранныхъ книгъ, которыя они возвращаютъ по прочтеніи. У Мьюди такая значительная кліентура, что онъ нердко беретъ на себя одно или нсколько изданій какой-нибудь новой книги, на которую, по его мннію, долженъ быть большой спросъ. На интелектуальный налогъ, въ вид абонемента у Мьюди или у какого-нибудь мстнаго книгопродавца,— не согласится рдкій глава семейства. Самъ онъ найдетъ для себя все, выходящее въ свтъ, въ своемъ клуб. Но онъ желаетъ, чтобы жена и дти его также имли свою долю.
Клубы распространяются повсюду, гд говорятъ на англійскомъ язык, и всякій клубъ,— зовется-ли онъ ‘Ahtenaeum’, ‘Carlton’ ‘Devonshire’ или это какой-нибудь просто скромный ‘Mechanic’s Institute’ — будутъ-ли членами его богатые буржуа или простые ремесленники,— абонированъ на вс большіе газеты и журналы. Возьмемъ для примра каталогъ зала періодическихъ изданій народнаго клуба ‘Leeds Mechanic’s Institution’. Мы находимъ здсь 22 утреннихъ газеты (по 5 экземпляровъ мстныхъ газетъ, 3 экземпляра ‘Times`а’), 4 вечернихъ газеты, 74 еженедльныхъ періодическихъ изданій, 67 reviews и magazines, выходящихъ помсячно, 5 трехмсячныхъ журналовъ.
Рабочіе и мелкіе буржуа Leeds могутъ читать и, дйствительно, читаютъ все, что люди съ высшимъ образованіемъ находятъ въ ‘Union Club’, литераторы — въ ‘Athenoeum» и члены Парламента — въ ‘National Liberal Club’ или въ ‘Conservative’.
Самый новйшій и наиболе характеристическій симптомъ этой универсальной жажды учиться находимъ въ исторіи ‘Free Librairies’, въ безплатныхъ библіотекахъ.
Одинъ человкъ, имя котораго почти позабыто, несмотря на то, что онъ оказалъ большую услугу своей родин, добился въ 1860 году голосованія въ парламент билля, который слдовало-бы назнать ‘Lex Ewart’. Въ силу этого ‘акта’, всякій приходъ уполномочивается устроивать и поддерживать безплатныя библіотеки, посредствомъ общественнаго налога, сумма котораго не должна превышать 1 пенни на фунтъ подоходнаго налога. Избиратели были призваны къ голосованію утвердительнымъ или отрицательнымъ отвтомъ на слдующій вопросъ: беретъ-ли на себя приходъ устройство и содержаніе безплатной библіотеки? И большинство подлежащихъ налогу (ratepayers) высказались утвердительно. Эта идея долго прокладывала себ дорогу. Съ 1860 по 1886 годъ, въ теченіе 36-ти-лтняго періода, всего 133 города или прихода воспользовались правомъ, дарованнымъ актомъ 1860 года. Но въ теченіе 4 лтъ, съ 1887—1890 г., законъ совершилъ 70 новыхъ пріобртеній, по 17 въ годъ, вмсто 4. Въ особенности долго упорствовалъ Лондонъ. Въ 1885 году тамъ насчитывалось всего дв публичныхъ библіотеки, а въ іюн 1890 года тамъ было ихъ 19.
‘Помню,— говоритъ одинъ писатель,— какъ гнвался Густавъ Флоберъ въ негодованіи на большіе города во Франціи и главные города въ департаментахъ, гд нтъ ни одной или имется всего одна книжная лавка’.
Тоже самое какъ-то высказывалъ Карлейль объ Англіи. ‘Какъ это возможно, чтобы въ каждомъ город не было своей библіотеки? Повсюду встрчаете вы полицію, тюрьму, вислицы. Почему же у васъ нтъ библіотекъ?’ Карлейль и Флоберъ одобрили бы современную Англію. Каждый городъ стремится имть одну или нсколько безплатныхъ библіотекъ, наравн съ общественными банями, какъ то, такъ и другое сдлалось неизбжнымъ. Замчаніе это невольно пришло на мысль Гладстону при открытіи имъ безплатной библіотеки Saint Martin’s Lane 12-го февраля 1891 года, въ Лондон. 1-го января 1889 года въ этомъ квартал устроена была временная библіотека. Зало періодическихъ изданій постило слишкомъ 400,000 человкъ въ теченіе перваго года. 25-го октября лордъ Роэберри, въ свою очередь, открылъ безплатную библіотеку, содержаніе которой обитатели Whitechapel,— бднйшаго квартала въ Лондон,— ршились принять на свой счетъ. Едва успли ее открыть, какъ въ ней уже оказалось, среднимъ числомъ, по 2.654 постителей въ день
Максъ Леклеркъ сообщаетъ слдующее о виднныхъ имъ безплатныхъ библіотекахъ въ Бирмингам: ‘Ихъ существуетъ нсколько и распредлены он въ равныхъ кварталахъ города. Какъ-то въ полдень зашелъ я въ ту, которая находится противъ ратуши. Это большое палаццо, прекрасно освщенное, прекрасно вентилированное и вполн независимое. Въ rez-do-chausse помщается громаднйшая зала съ періодическими изданіями. Я увидлъ здсь разложенными въ образцовомъ порядк и возбуждающими интересъ вс важнйшія газеты, провинціальныя и лондонскія, ‘Journal des Dbats’, ‘National Zeitung’, литературные, спеціальные журналы, magazines — цлыми сотнями, ‘Revue des Deux Mondes’ и ‘Revue d’Ethnographie’. Нсколько сотенъ читателей, ремесленниковъ въ рабочихъ блузахъ, мелкихъ буржуа,— вс крайне серьезно, не теряя ни одной минуты и ни единой строки, не произнося ни слова,— были заняты чтеніемъ. Въ глубин залы каталогъ книгъ развшанъ на большихъ колоннахъ, гд каждый томъ обозначенъ подвижнымъ номеромъ. На колонн съ помткой ‘Наука’ и на колонн съ помткой ‘Исторія’ девять десятыхъ томовъ отмчены словомъ ‘взяты’. Въ 1885 году муниципальный совтъ жертвовалъ до 100.000 рублей на центральную библіотеку, которую посщало тогда ежедневно по 5.000 читателей, и на добавочныя библіотеки, каждая въ 10.000 томовъ, и получающія вс періодическія изданія. Эти библіотеки по кварталамъ имли 11.000 постителей, доставляя публик по 2.000 томовъ ежедневно. Въ народ замчается такой живой интересъ къ этимъ учрежденіямъ, что, во время выборовъ, избиратели кварталовъ, не снабженныхъ еще библіотеками, никогда не забываютъ поставить кандидатамъ слдующій вопросъ: ‘Подадите ли вы голосъ за устройство безплатной библіотеки и читальни съ газетами въ округ?’ Замтьте, что вмст съ этимъ они требуютъ увеличенія налога’.
Гладстонъ при открытіи вышеупомянутой библіотеки въ Saint Martin’s Lane, справедливо сказалъ, что ‘досуги ихъ (англійскихъ рабочихъ и тружениковъ), могутъ проходить въ этихъ библіотекахъ, и какое счастье видть, съ какимъ рвеніемъ и съ какой поспшностью по всей стран трудящееся населеніе схватилось за представившійся ему случай’.
Какъ не пожелать, чтобъ когда-нибудь везд можно было повторить то, что сказалъ лордъ Розберри въ лондонскомъ квартал Whitechapel о вліяніи, какое могутъ оказать хорошія дешевыя книги и безплатныя библіотеки: ‘человкъ, который читалъ Шекспира, Теннисона и сочиненія всхъ тхъ, кто читалъ и полюбилъ ихъ, находится въ общеніи со всми великими умами всхъ временъ. Это какъ-бы тсное франкмассонство, которое воспитываетъ самое человчество’.

. Б.

‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 10, 1893

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека