lang=RU >Украинство, впрочем,
отзовется не только местом рождения.
lang=RU >Поздние же довольно
смятенные свидетельства, записанные с чужих слов, — попытка воспоминаний о дне
рождения, который не помнится, и о месте рождения, которое не знается.
lang=RU >Дважды Некрасов собирался
поведать о своей жизни и оба раза в кризисные смертные моменты: в 1855 году,
считая себя смертельно больным, и двадцать лет спустя, в 1877 году, будучи
смертельно больным. В 1855 году не собрался: может быть, потому что болезнь не
оказалась смертельной. В 1877 — не успел.
lang=RU >Вероятно, в любом случае мы
не получили бы точных данных, да и толкало оба раза не желание оставить такие
сведения: как раз им-то значения придавалось мало — автобиография нужна была
для автоисповеди: ‘Мне пришло в голову писать для печати, но не при жизни моей,
свою биографию, т. е. нечто вроде признаний или записок о моей жизни — в
довольно обширном размере. Скажи: не слишком ли это — так сказать — самолюбиво?’
lang=RU >Это Некрасов в одном из
писем спрашивал Тургенева, на котором тогда он проверял почти все. И Тургенев,
который тогда, в 1855 году, почти все понимал, засвидетельствует:
lang=RU >’Вполне одобряю твое
намерение написать свою биографию, твоя жизнь именно из тех, которые, отложа
всякое самолюбие в сторону, должны быть рассказаны — потому что представляют
много такого, чему не одна русская душа глубоко отзовется’.
lang=RU >К тому времени Тургенев уже,
слава Богу, знал толк в русских душах, а в 1856 году, все более узнавая русскую
душу Некрасова, прямо настаивал: ‘Ты за границей непременно должен написать
свою биографию, это почти, можно сказать, твой долг’. В 1877 году речь могла
идти о рассказе уже только в самом прямом смысле. В стихах, обращенных к жене,
еще произносилось: ‘Пододвинь перо, бумагу, книги…’, нов руках уже почти не
держались ни бумага, ни перо. А сам рассказ, если и прерывался, то не
сосредоточивающим молчанием, а страдальческим криком.
lang=RU >’Как мне досадно, —
посетовал позднее один из некрасовских журнальных сотрудников, — что я не
взялся писать некрасовские литературные воспоминания! Тот сам об этом говорил,
и самому ему было желательно. Обратился он с этим, должно быть, месяца полтора
до смерти ко мне и к Н. К. Михайловскому. ‘Вот, — говорит, — господа, вы молодые,
приходите ко мне и записывайте, что я буду говорить, много интересного…
Только вот беда: кричу я иногда от боли по целым дням, так что часов
определенных никак не могу назначить’. Переглянулись мы с Н. К., да тем и
кончилось, а очень стоило потрудиться’.
lang=RU >Да, потрудиться очень и
очень стоило. Хотя всего скорее раскинулось бы не столько поле наших знаний,
сколько — размышлений и осмыслений. Так, вряд ли бы много узнали о родовой
жизни.
lang=RU >Историю рода Некрасовых не
писали, хотя кое-что, конечно, передавалось, а до нас дошло и совсем уж в
клочках и отрывках воспоминаний отца поэта, тетки… Во всяком случае, мы
знаем, что род этот был чисто русский, как раньше говорили, великорусский,
коренной, можно было бы назвать мужицким словом — кондовый, если бы речь шла не
о дворянстве. Правда, род Некрасовых за отсутствием у них документов не был
занесен в ту, шестую часть родословной книги дворян Ярославской губернии, куда
помещалось столбовое дпорянство, и официальный счет идет во второй части от
1810 года — по первому офицерскому чину Алексея Сергеевича Некрасова. А недавно
найден и герб Некрасовых, утвержденный императором Николаем II уже перед самой
революцией, в anреле 1916 года.
lang=RU >О прапрадеде поэта,
рязанском помещике, жившем московским барином, Якове Ивановиче Некрасове, в
семье, наверное, неплохо помнили и потому, что он был ‘несметно богат’. Хотя
уплыло богатство довольно быстро и, видимо, довольно темными путями. Впрочем,
всего скорее и приплыло не очень светлыми: одно время Яков был воеводою в
Сибири. Большими деньгами смягчалась случившаяся из-за ‘строгости его жены’ и,
очевидно, жутковатая история.
lang=RU >От Якова же Ивановича
прослеживается и наследственная некрасовская страсть — карты. В результате его
сыну Алексею досталось уже только одно — и последнее — рязанское имение.
Правда, вскоре дела были поправлены надежным старым способом: выгодною
женитьбою. С получением Алексеем Яковлевичем за женою (в девичестве Прасковьей
Борисовной Нероновой) в числе прочего приданого села Грешнева Некрасовы
укрепились на ярославской земле. Не очень твердою ногою: если прадед не успел
проиграть всего, то уж получивший от него еще приличное состояние сын не
оставил почти ничего, а, заложив на срок ярославское Грешнево, лишился и его.
Сын Сергея Алексеевича, Алексей Сергеевич, рассказывая славную родословную
своему сыну-поэту, резюмировал: ‘Предки наши были богаты. Прапрадед ваш
проиграл семь тысяч душ, прадед — две, дед (мой отец) — одну, я — ничего,
потому что нечего было проигрывать, но в карточки поиграть тоже люблю’.
lang=RU >И уже только сын Алексея
Сергеевича, Николай Алексеевич, первым, так сказать, переломил судьбу.
Необузданную, дикую родовую страсть к картам он обуздал. Правда, особым
способом. Нет, играть он не перестал, но, кажется, последний в атом ряду,
игравших, он стал первым — не проигрывавшим. Все проигрывали — он один
отыгрывал. И отыграл очень много. Если не на миллионы, то уж на сотни тысяч
счет шел. В автобиографических заметках поэт не без иронии сообщил: ‘Великая
моя благодарность графу Александру Владимировичу Адлербергу. Он много проиграл
мне денег в карты’. Действительно, генерал-адъютант Адлерберг, известный
государственный деятель, могущественный временщик, министр двора и личный друг
императора Александра II, оказался постоянным карточным партнером и приятелем
Некрасова.
lang=RU >’Скажу еще об Абазе, —
продолжал поэт. — Этот симпатичный человек проиграл мне больше миллиона
франков, по его счету’. Может быть, ‘симпатичный человек’ Александр Агеевич
Абаза, став министром финансов, и хорошо считал государственные деньги, но
свои, видимо, гораздо хуже, ибо, добавил Некрасов, ‘по моему счету, так и
больше’. А ведь даже и миллион франков по курсу того времени означал четверть
миллиона очень тогда полноценных рублей. Кстати сказать, в библиотеке Конгресса
США сохранился неведомый у нас экземпляр книги стихов Некрасова 1869 года
издания с теплой дарственной надписью поэта Абазе: книга перекочевала в Америку
в составе знаменитого юдинского собрания еще до революции. Так что, видимо,
отношения Некрасова с будущим министром финансов, как и с министром двора, тоже
были дружественными. Кстати, некоторые партнеры и приятели Некрасова самого
высокого сановного ранга просто не знали, что имеют дело с самого высокого
ранга поэтом. Андрей Иванович Сабуров, попросивший однажды Некрасова
‘поправить’ какие-то свои салонные стишки, признался, что лишь недавно
разговоры о Некрасове как лучшем поэте Европы услышал во Франции. А ведь
Сабуров был директором императорских театров (это ранг министра), знал Пушкина.
Вот так иные попечители русских искусств узнавали о русских демократических
поэтах в парижских аристократических салонах. К финансисту Абазе это, впрочем,
не относится.
lang=RU >Пытая разорением, жизнь
проверяла предков Некрасовых и на выживание. Здесь обнаруживались и ум, и
упорство, и изворотливость, и быстрая смётка, и волчья хватка, выработанные во
многих тяжбах.
lang=RU >Еще при Павле I и даже
благодаря Павлу I, наделенному хотя и своеобразным, но большим и рыцарственным
чувством справедливости, Некрасовым удалось вернуть Грешнево, отобранное за
долг, не возвращенный, но взятый действительно под чудовищный, ‘лихоимственный’
процент — рубль к рублю.
lang=RU >Отец поэта не посовестился
упорной и долгой тяжбой с сестрой, Татьяной Сергеевной. Много было лет
потрачено, и много было помещичьих душевных сил загублено, чтобы высудить одну
крестьянскую душу, беглого Степана Петрова. Но — дожал. Еще и возмещения
