Льстец и обольщенные, Екатерина Вторая, Год: 1787

Время на прочтение: 10 минут(ы)

ЭРМИТАЖНЫЙ
ТЕАТРЪ,
или
СОБРАНІЕ

ТЕАТРАЛЬНЫХЪ СОЧИНЕНІЙ
ЕКАТЕРИНЫ II.

ЧACTЬ ПЕРВАЯ.

Переводъ съ французскаго.

МОСКВА, 1802.

Въ университетской Типографіи,
у Люби, Гарія и Попова.

ЛЬСТЕЦЪ и ОБОЛЬЩЕННЫЕ,

КОМЕДІЯ
ВЪ ОДНОМЪ ДЙСТВІИ (*).

(*) Взятая изъ Езоповой басни: о ворон и лисиц.

дйствующія лица.

Гнъ. ПРОСТАКОВЪ.
Гжа. ПРОСТАКОВА.
Гнъ. ЛЬСТЕЦОВЪ.
ЖАНОТЪ, слуга Простакова.

Дйствіе съ лсу.

ЯВЛЕНІЕ 1.

Г. ПРОСТАКОВЪ и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.

(Они входятъ на Театръ съ разныхъ сторон, первый въ черномъ платьи, а второй въ желтомъ и довольно ужег поношеномъ.)

Г. Льстецовъ.

А, здравстуйте, милостивый Государь.

Г. Простаковъ.

Здравстуйте, сударь, здравствуйте.

Г. Льстецовъ.

Я васъ никогда не видывалъ столь прелестнымъ, столь прекраснымъ и столь привлекательнымъ, какъ въ этомъ черномъ плать.

Г. Простаковъ.

Я очень этому врю, Государь мой. Я цлое утро провелъ въ своихъ уборахъ: цлая толпа людей все свое знаніе истощили, чтобъ убрать меня во вкус.

Г. Льстецовъ.

Признаться, милостивый Государь, что у васъ прекрасной вид, да выжь придаете къ оному еще и Королевскую осанку.

Г. Простаковъ.

Не уже ли вы это находите, Государь мой, находите?

Г. Льстецовъ.

Съ нкотораго времени вашъ привлекательный вид еще боле увеличивается.

Г. Простаковъ.

Посл смерти дяди моего, признаться, мн ужь об этомъ не одинъ разъ говорили.

Г. Льстецов.

Я очень этому врю, милостивый Государь. Смерть дядюшки вашего даетъ вамъ видъ… видъ… видъ совершенно отмнный… видъ лестный…. и — богатаго наслдника… О! этотъ-то видъ только и можно назвать важнымъ: онъ на всхъ длаетъ почтительное впечатленіе.

Г. Простаков.

О! я съ вами въ этомъ согласенъ.

Г. Льстецовъ.

Такого человка, какъ вы’ совершенно не льзя обмануть.

Г. Простаков.

Да я могу сказать, что надобно быть чрезвычайно тонкому плуту, чтобъ обмануть меня.

Г. Льстецовъ.

Вс знаютъ, милостивый Государь, что лестію въ домъ вашъ нельзя взойтить. Вы чрезвычайно любезны. Надобно быть глупцу, чтобы любить Льстецовъ, и слушать ихъ низкія похвалы.

Г. Простаковъ.

Хе! хе! хе! Мн ужь давно твердили, что я пріятенъ. Но, по совсти, какъ я вамъ кажусь?

Г. Льстецовъ.

Мн, милостивый Государь бы мн кажетесь… естьли позволите сказать правду — вы мн кажетесь, во всхъ отношеніяхъ… какъ Фениксъ между птицами.

Г. Простаковъ.

Но…. но … О, естьли бы могло это быть! Но посмотримъ!… да чемъ же?

Г. Льстецовъ.

Чемъ же?.. Прекрасными и любезными качествами, какія вы имете.

Г. Простяковъ.

Качествами!… О, такъ я ихъ имю!… На примр я здоровъ.

Г. Льстецовъ.

Вы считаете ваше здоровье между вашими качествами… По справедливости можно сказать, что это совершенно не общее съ людьми.

Г. Простяковъ.

Я мъ всегда съ великимъ аппетитомъ.

Г. Льстецамъ.

Вы также свой и аппетитъ поставляете съ качествами?— только остерегайтесь, чтобы онъ не былъ растроенъ невареніемъ желудка.

Г. Простяковъ.

Я удивительно сплю.

Г. Льстецовъ.

Вотъ уже и три, по это конечно происходитъ отъ вашаго добраго расположенія.

Г. Простаков.

Отъ моего расположенія! о нтъ, нтъ — въ этомъ никогда не уличатъ меня. Сказать правду, я не слишкомъ привязанъ къ этому расположенію, да и въ другихъ оно мн не нравится.

Г. Льстецовъ.

А! я понимаю теперь, что это такое ~ этотъ важной и великой умъ не любитъ увеселяться пустяками.

Г. Простаковъ.

Совсмъ нтъ, совсмъ нтъ: это не то — я люблю повеселиться какъ и другой… Другой уже день, въ обыкновенный часъ, я играю при одномъ ручейк… прекрасныя рондо. Между нами то будь сказано, безъ всякаго честохвальства, мои рондо были до безконечности совершенне, нежели у другихъ.

Г. Льстецовъ.

Вотъ что совершенно-то, это можетъ быть наилучшимъ изъ твореній самыхъ искреннйшихъ людей. Вы ко всему способны, за что бы вы не взялись. Я въ этомъ совершенно увренъ.

Г. Простаковъ.

Способенъ! такъ я это знаю, и даже очень способенъ… Не примтно ли этого даже изъ моего виду?

Г. Льстецовъ.

Такъ, милостивый Государь, я признаюсь въ этомъ: ваша походка, вашъ станъ, вашъ взглядъ, ваши тлодвиженія, ваша рчь, однимъ словомъ все, каждому даетъ чувствовать, что вы очень хотите быть такимъ.

Г. Простаковъ.

Скажите, что я есмь таковъ. На примр, когда я кличу моего слугу, я говорю: Жанотъ! поди сюда. Ну! какъ ты думаете объ этомъ? это Жанотъ и поди сюда, я произношу совершеннйшимъ тономъ, нежели самый богатый господинъ говоритъ своему слуг, я присоединяю къ этому важную и повелительную мину. Онъ, дрожа отъ этого моего тона и взора, отвчаетъ мн посл въ свою очередь, голосомъ изъявляющимъ большую покорность, нежели слуга какъ отвчаетъ своему господину. Вотъ ужь и два совершенства въ одномъ тлодвиженіи: совершенной тонъ господина, и тонъ слуги. Но знаете ли вы, для чего это, Господин Льстецовъ?

Г. Льстецовъ.

Нтъ, поистинн, милостивый Государь, нтъ.

Г. Простаковъ.

Не угодно ли знать?

Г. Льстецовъ.

Вы меня обяжете, естьли только увдомите.

Г. Простаковъ.

Вотъ -что, Господинъ Льстецовъ, какъ я родился съ тономъ господина и какъ Жанотъ….

Г. Льстецовъ.

Съ тономъ слуги.

Г. Простаковъ.

Точно, сударь: вы отгадали.

Г. Льстецовъ.

Обращаясь съ такими искуссными людьми, какъ вы, можно всегда научиться.

Г. Простаковъ.

Да, это очень можетъ быть.

Г. Льстецовъ.

Могу ли имть удовольствіе видть нын супругу вашу?

Г. Простаковъ.

Не знаю, можно ли ее видть, я ее оставилъ еще въ постел,

Г. Льстецовъ.

По этому вы очень рано встали?

Г. Простаковъ.

Около полудни.

Г. Льстецовъ.

Не больна ли она?

Г. Простаковъ.

О! ни мало, она очень здорова, но чтобъ быть еще здорове — она обыкновенно принимаетъ лкарства…

Г. Льстецовъ.

Это вроятно отъ предосторожности принимаетъ она ихъ!

Г. Простаковъ.

Такъ, такъ, ей часто пускаютъ кровь, чтобъ урдить ее, очищаютъ желудокъ, чтобъ предускорить несваренія, даютъ лкарства, чтобъ укрпить ее: она пьетъ декоктъ, чтобъ прогнать желчь…

Г. Льстецовъ.

Послднее-то лкарство, мн кажется, не слишкомъ полезно. Почтенная Госпожа Простакова не можетъ быть подвержена болзнямъ, причиняемымъ жолчью. Я думаю, что она иметъ ее не боле голубинаго яйца.

Г. Простаковъ.

Еще мене, Государь мой, еще мене. Но моя жена — есть, жена моя, а какъ она есть жена моя, то изо всего этого слдуетъ, что жена моя есть знатная женщина. Естьлибъ она и имла возможныя недостатки, это бы меня не трогало, и я всегда скажу, что жена моя иметъ тысячу, десять тысячъ добродтелей.

Г. Льстецовъ.

Вы по справедливости заслуживаете титло неоцненнаго супруга. Но какая самая прекрасная изъ добродтелей супруги вашей?

Г. Простаковъ.

Правду сказать, я ни мало не забочусь раздлять добродтели жены, а скажу вообще: для меня нтъ ничего скучне, какъ изчисленіе добродтелей другаго. Истинная политика требуетъ, говорить только людямъ об нихъ самихъ, о ихъ свойствахъ и ихъ совершенствахъ. На примръ, я признаюсь вамъ, Государь мой, что вы такой человкъ, которой уметъ жить…. и которымъ я очень доволенъ.

Г. Льстецовъ.

Я чрезвычайно счастливъ что вы обо мн такъ думаете.

ЯВЛЕНІЕ 9.

Г. ПРОСТАКОВЪ, Г. ЛЬСТЕЦОВЪ и Гжа. ПРОСТАКОВА.

Гжа. Простакова.

Признаться, сударь, что люди ваши самые негодные.

Г. Простаковъ.

А по чему это?

Гжа. Простакова.

Совершенные неучи, и дураки…

Г. Простаковъ.

Я объ этомъ совсмъ не думалъ даже до сихъ поръ!…

Гжа. Простакова.

Э, сударь! я сама васъ въ томъ увряю…

Г. Простаковъ.

Теб еще никогда такъ не служили, какъ у меня въ дом.

Гжа. Простакова.

Ч,по вы, сударь, изволили сказать?

Т. Простаковъ.

Ничего, ничего, но посмотримъ, на что жалуешься ты?

Гжа. Простакова.

Такая жена, какъ я, и такъ поступать съ нею! да и ктожь? слуга! да и еще кто же?

Г. Простаковъ.

Что они теб сдлали?

Гжа. Простакова.

То, что они мн сдлали!… Конечно я по справедливости жалуюсь на нихъ. Когда мн надобно было итти, не было ни одного, кто бы могъ за мною нести хвост, и я должна была его сама нести, какъ мещанка, заложивши назадъ руку, поднимая мою юпку. Я думаю очень прекрасная фигура. И я должна все это переносить, и для когожь еще?

Г. Простаковъ.

А для кого?

Гжа. Простакова.

Я думаю, что вы догадаетесь…

Г. Простаковъ.

Да не для меняжь, я теб сказываю, что я не скоро догадаюсь.

Гжа. Простакова.

Я думаю, что вы это ясно слышали — для васъ…

Г. Простаковъ.

Какъ! для меня?

Гжа. Простакова.

Я думаю, что вы сами, радость моя! согласитесь, что естьлибъ я не вышла за васъ замужъ, конечно никогда бы не случилось, чтобъ слуги такъ худо со мною поступали — это вс грубіаны.

Г. Простаковъ.

Не сердись, милая моя…. подику-ка да уберись. Естьли ты и вышла за меня замужъ, право ничего не потеряла, я бы нашелъ богатую жену, а ты не имла бы ни полушки, ничего изо всего этого. Согласись пожалуй.

Гжа. Простакова.

А вы и ни за что считаете этотъ мой прекрасной видъ? Да гд бъ вы могли найтить лучше этого?

Г. Простаковъ.

А кто теб сказалъ, что я не искалъ его?

Гжа. Простакова.

Проницательне?

Г. Простаковъ.

Вотъ еще сокровище! — я бы отъ него охотно освободился.

Гжа. Простакова.

Такой дальновидной? Я сей часъ по пальцамъ пересчитаю вс художества и вс науки.

Г. Простаковъ.

Вотъ и другое! вс эти познанія для меня пустяки. Сварика въ горшк вс эти глупыя наименованія, и посмотримъ, будутъ ли лучше щей.

Гжа. Простакова.

Такой пріятной?

Г. Простаковъ.

О! полно, милая моя, ты слишкомъ скучные длаешь опыты своихъ познаній.

Гжа. Простакова (плачетъ и говоритъ Гну. Льстецову.)

Смотрите, сударь, какъ муж мой со мною поступаетъ…. Я свидтельствуюсь, вами: онъ говоритъ, что я не смирна, но я какъ ягненокъ..

Г. Льстецовъ.

Э то небольшая неожиданность, сударыня… Господинъ Простаковъ объясняется иногда съ пламеннымъ чувствомъ…. которому много можно дать оборотовъ, этотъ способ выражаться слишкомъ свойствененъ людямъ имющимъ столько разума, какъ супруг вашъ. Не правда ли, сударь?

Г. Простаковъ.

Такъ, такъ.

Гжа. Простакова (плачетъ.)

Онъ держитъ сторону… людей… а … не… мою… Онъ несправедливъ до чрезвычайности несправедливъ…

Г. Льстецовъ.

Онъ побранитъ ихъ, сударыня, не такъ ли, сударь?

Г. Простаковъ.

Т, которые несправедливы) о! конечно заслуживаютъ брань….

Гжа Простакова.

Что это такое, сударь, которыя несправедливы, кто это такой? гд онъ?

Г- Простаковъ.

О, жена! пожалоста перестань…. это понятно.

Гжа. Простакова (еще боле плачетъ.)

Вы говорите двояко… Непонятно радость моя…. со всмъ васъ не льзя понять…. и не разслушаешь.

Г. Простаковъ.

Надобно уйтить, вы не окончите сего дня никакъ. (Господину Льстецову въ полголоса) Утшь ее, утшь ее! Слышишь, любезный друг? Я приду, когда эта бура минетъ.

ЯВЛЕНІЕ 5.

Гжа, ПРОСТАКОВА и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.

Гжа. Простакова (плачетъ.)

Меня муж оставляетъ, и онъ меня оставляетъ въ этой горести.

Г. Льстецовъ.

Нжность ваша къ вашему супругу конечно достойна сожалнія, онъ васъ любитъ, он васъ почитаетъ, и боле ни о комъ не говорилъ, какъ о васъ, когда вы еще не приходили.

Гжа. Простакова.

А что онъ говорилъ?

Г. Льстецовъ.

Что вы имете тысячу прекрасныхъ свойствъ… Что вы его супруга… и даже любезная…

Гжа. Простакова.

Онъ говорилъ это? Э! такъ, такъ, онъ меня любитъ… Но между нами-то будь сказано, я не слишкомъ врю этому прелестному Амуру.

Г. Льстецовъ.

Позвольте узнать, какая причина?

Гжа. Простакова.

Потому что … потому что онъ любитъ себя только одного. Видите ли, онъ во весь день ссорится или съ собою, или съ другими, и вс такіе его обиды, которыя онъ накоситъ, выдаетъ и хочетъ, чтобъ ихъ принимали за чудеса.

Г. Льстецовъ.

Но вы столько любезны а столько привлекательны!

Гжа. Простакова.

Вы до чрезвычайности обязываете, Государь мой. Но, по справедливости, вы это находите?

Г. Льстецовъ.

Ахъ! кто не можетъ быть увренъ въ том? Вы испортите прелестные глаза ваши отъ этихъ проклятыхъ слезъ.

Гжа. Простакова (кладетъ платокъ въ карманъ.)

Надобно признаться, что мужъ чрезвычайная вещь.

Г. Льстецовъ.

Супруга, каковы вы, соединившая разумъ съ прелестями, съ добродтелями, уметъ пользоваться такимъ мужемъ, и странностію, какая случится.

Гжа. Простакова.

И вы, сударь, такъ думаете?

Г. Льстецовъ.

Надобно быть дуракомъ., чтобъ иначе думать, это ужь давно доказано.

Гжа. Простакова.

Мой мужъ хитрецъ.

Г. Льстецовъ.

Онъ для васъ, сударыня, все длаетъ, что вамъ угодно.

Гжа. Простакова.

Не ужели такъ говорятъ?

Г. Льстецовъ.

Кто можетъ сомнваться о вашей власти, какую вы имете надъ нимъ?

Гжа. Простакова.

О! мы чрезвычайно любимъ другъ друга.

Г. Льстецовъ.

Вы оба совершенно любезны.

Гжа. Простакова.

Но я ласкаюсь, между протчимъ, что я еще лучше его воспитана.

Г. Льстецовъ.

За вашимъ воспитаніемъ, видно, чрезвычайно рачили, мн такъ сказывали батюшка и матушка ваши.

Гжа. Простакова.

Вы согласитесь, я думаю, что они оба отмнно просвщены, и чрезвычайно живутъ согласно.

Г. Льстецовъ.

О! до безконечности, сударыня! Они бы еще боле были, естьли бы матушка ваша не была глуха, чмъ она мучится, а батюшка вашъ, чрезвычайно краснорчивой человкъ, естьлибъ не былъ заика.

Гжа. Простакова.

Воспитаніе супруга моего было въ совершенномъ пренебреженіи, не такъ какъ мое, отъ этого-то происходятъ вс недостатки, какіе вы въ немъ видите.

Г. Льстецовъ.

Недостатки, сударыня! да кто не иметъ ихъ?

Гжа. Простакова.

Что вы понимаете чрезъ это?

Г. Льстецовъ.

Это понятно, сударыня, вообще весь свтъ, выключая васъ, имютъ недостатки.

Гжа. Простакова.

Вы мн льстите, милостивый Государь!

Г. Льстецовъ.

O! совсмъ нтъ, сударыня у я говорю то, что чувствую.

Гжа. Простакова.

Мы съ мужемъ чрезвычайно довольны вашею откровенностію.

Г. Льстецовъ.

Тысячекратно благодарю васъ, сударыня. Я осмливаюсь сказать, что я чрезъ васъ начинаю уже блистать.

Гжа. Простакова.

Мы съ мужемъ сдлаемъ для васъ великолпный пиръ.

Г. Льстецовъ.

Я чрезвычайно тронутъ вашими милостями.

Гжа. Простакова.

Мы уврены, что ваши обстоятельства разстроены, и что вы умираете, сударь, съ голоду.

Г. Льстецовъ.

Время самое жестокое, денегъ нтъ, а хлбъ чрезвычайно дорогъ.

Гжа. Простакова.

Я ужъ предложила мужу своему взять васъ къ себ, но онъ глухъ былъ. Вы намъ прекрасную сдлаете компанію, вы столько любезны, сколько желать можно.

Г. Льстецовъ.

Ахъ, сударыня!

Гжа. Простакова.

Надобно мужу моему дать вамъ другое платье — ваше ужь слишкомъ обносилось.

Г. Льстецовъ.

Этому причиною общественное бдствіе.

Гжа. Простакова.

А какое?

Г. Льстецовъ.

Это театральная лестница изорвала его у меня. Вс знаютъ, что еще оно новое.

Гжа. Простакова.

Отойдите на нсколько минутъ. Вотъ мой мужъ, он идетъ сюда, я ему еще разъ поговорю об васъ.

(Льстецовъ уходитъ.)

ЯВЛЕНIЕ 4.

Гжа. ПРОСТАКОВА, Г. ПРОСТАКСВЪ и ЖАНОТЪ.

Гжа. Простакова.

Другъ мой! сдлайте что нибудь для Г. Льстецова, онъ вчно добро о насъ говорилъ — такого человка надобно наградить.

Г. Простаковъ.

Э, милая! видно онъ теб пришелъ по нраву,— посмотримъ — что бы ему дать?

Гжа. Простакова.

Я думаю, что вы ему пожалуете одно изъ своихъ платій, на примр синіе, оно для меня несносно.

Г. Простаковъ.

О! я бы лучше другой кафтанъ подарилъ.

Гжа. Простакова.

Ну, милинькой, отдай ему это платье.

Г. Простаковъ.

Нтъ, нтъ! мн такъ хочется, я ему отдамъ лучше зеленое свое. Какъ ты думаешь, сердце мое? оно еще ново, и будетъ у него моднымъ, или… камзол зеленой, а кафтан синій. Я ему изъ дружбы еще подарю лосинное исподнее платье и парикъ, ему прекрасно будетъ въ этой одежд. Жанотъ, Жанотъ! принеси мн все это.

(Жанотъ уходятъ.)

Гжа. Простакова

Но, другъ мой! его надобно взять жить къ себ. Пусть онъ на нашъ щетъ спитъ, кушаетъ, одвается, просвщается и здитъ.

Г. Простаковъ.

Этого ужь много,

Гжа. Простакова.

Э, сударь! дайте ему хорошую, сумму.

Г. Простаков.

А сколько бы?

Гжа. Простакова.

Хотя ефимковъ сто золотомъ.

Г. Простаков.

Нтъ, милая!

Г жа. Простакова

Ну хотя серебромъ.

Г. Простаковъ.

Это много.

Гжа. Простакова.,

Признаться, что вы сегодняшній день слишкомъ незговорчивы.

Г. Простаковъ.

Довольно съ него и дватцати пяти ефимковъ.

Гжа. Простакова.

Какъ! ему дать дваищать пять ефимковъ?

Г. Простаковъ.

Вотъ какъ…. Я ихъ положу въ кошельк въ парикъ, съ тмъ, чтобы онъ посл объ этомъ узналъ. Можетъ быть это покажется для другихъ хвастовствомъ, насмшкою или другимъ чмъ нибудь, какъ хотите такъ думайте, но это, право, меня не трогаетъ.

Жанотъ (приноситъ весь приборъ, Простаковъ кладетъ деньги въ парикъ.)

Фу пропасть, не вложишь денегъ -то.

Гжа. Простакова.

Я вамъ помогу.

Г. Простаковъ.

Э! э! вотъ какъ славно. Жанотъ!… отнеси это отъ меня Господину Льстецову.

Гжа. Простакова,

О какъ бы мн хотлось посмотрть, что онъ скажетъ, принимая этотъ гостинецъ.

Г. Простаковъ.

Какъ вы думаете о томъ наденеть ли онъ этотъ кафтанъ?

ЯВЛЕНІЕ 5.

Г. ПРОСТАКОВЪ, Гжа. ПРОСТАКОВА и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.

Г. Льстецовъ.

Я пришелъ принести вамъ благодарность, милостивые Государи, и проститься съ вами.

Г. Простаковъ.

Куда это? куда это?

Гжа. Простакова.

Куда изволите итти?

Г. Льстецовъ.

Мн должно…

Гжа. Простакова.

Какъ!

Г. Простаковъ.

Да куда?

Г. Льстецовъ.

Мн должно показать на самомъ дл басню о Ворон и Лисиц.

Г. Простаковъ.

Вотъ единственная мысль!

Гжа. Простакова.

Отъ чего могла произойти эта бдность?

Г. Льстецовъ.

По чести, что это пустое, но цль этого нравственная.

Г. Простаков.

Нравственная, нравственная! Нтъ ничего скучне для меня, какъ сихъ безпрестанныхъ нравственностей.

Гжа. Простакова.

Ахъ, другъ мой! благодарю тебя за нравственность, я никогда неизмню ей. Я люблю ее до безумія. Я читала уже нравственныя эти повсти, а особенно ихъ заглавія.

Г. Льстицовъ.

Все зависитъ отъ образа выраженія. На примръ, естьли я вамъ говорилъ, милостивйшій Государь, то знайте, что всякой льстецъ живетъ на счетъ попавшагося въ сти его. Безъ сомннія этотъ урокъ послужитъ къ вашему исправленію.

Г. Простаковъ.

Такъ, такъ, я помню. Что дале? не толи: обманутый и пристыженный воронъ клялся, но уже поздо, что боле не будетъ слушать Льстецовъ?

Г. Льстецовъ.

И вы не лучше. Но эта небольшая дружеская насмшка. Я думаю, что вы меня извините.

(уходитъ).

Гжа. Простакова.

И еще надъ нами насмхаться, другъ мой!

Г. Простаковъ.

Да разв этого и не можетъ быть?— это очень можетъ быть…. Но пойдемъ ужинать, милая моя! безъ него. А чтобъ наказать его за то, мы боле не станемъ о немъ думать.

Конецъ Комедіи.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека