СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЭТЪ-ГАРТА.
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЭТЪ-ГАРТА.
Съ біографическимъ очеркомъ и портретомъ автора.
Книга VII.
РОМАНЫ, ПОВСТИ.
РАЗСКАЗЫ.
Изданіе т-ва И. Д. Сытина.
Кто былъ мой тихій другъ?
Кто былъ мой тихій другъ?
Кто был мой тихий друг?, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1878
Время на прочтение: 9 минут(ы)
— Незнакомецъ!
Голосъ прозвучалъ не громко, но явственно и звонко. Я тщетно глянулъ вверхъ и внизъ по темнющей троп. Никого въ ольховник впереди, никого и на изрытомъ выбоинами склон позади.
— О! незнакомецъ!
На этотъ разъ съ нкоторымъ нетерпніемъ. Калифорнское присловіе: ‘О!’ всегда означаетъ нчто серьезное.
Я поднялъ голову и впервые замтилъ на выступ, на тридцать футовъ надо мной, вторую тропу, параллельную моей, а на ней человка на вороной лошади, смотрвшаго на меня сквозь каштановые кусты.
Здсь осторожному горцу необходимо было спшно отмтить пять вещей. Во-первыхъ, мстность — пустынную и недоступную, вдали отъ обычныхъ рейсовъ обозовъ и рудокоповъ. Во-вторыхъ, превосходное знаніе незнакомцемъ дороги, доказанное тмъ, что вторая тропа была невдома заурядному туристу. Въ-третьихъ, то, что онъ хорошо вооруженъ и снаряженъ. Въ-четвертыхъ, что его лошадь лучше моей. Въ-пятыхъ, что если изъ созерцанія этихъ фактовъ рождается недовріе или робость, то лучше всего сохранить эти ощущенія про себя.
Все это быстро промелькнуло у меня въ голов, въ то время, какъ я отвчалъ на его привтствіе.
— Есть табакъ?— спросилъ онъ.
Табакъ былъ, о чемъ я и извстилъ его, вопросительно поднявъ кверху кисетъ.
— Ладно, я спущусь внизъ. Ступайте дальше, я присоединюсь къ вамъ у спуска.
— Спускъ? Еще новое гоеграфическое открытіе, столь же неожиданное. какъ и вторая тропа. Я прозжалъ тропой десятки разъ, и не замчалъ сообщенія между нею и выступомъ. Тмъ не мене я продолжалъ путь и усплъ сдлать около сотни ярдовъ, когда раздался рзкій трескъ въ кустахъ, на дорогу посыпался градъ камней, и рядомъ со мной изъ чащи вырвался мой новый знакомый, спустившись по такой крутизн, по какой я едва ли ршился бы повести свою лошадь. Не было никакого сомннія, что онъ превосходный наздникъ — еще новый фактъ для отмтки.
Когда онъ поравнялся со мной, я увидалъ, что не ошибся относительно его роста, онъ былъ ниже средняго, и за исключеніемъ холодныхъ срыхъ глазъ, черты лица его были скорй заурядны.
— Добрая у васъ лошадь,— замтилъ я.
Онъ набивалъ трубку изъ моего кисета, но при этихъ словахъ, взглянулъ на меня и съ оттнкомъ изумленія проговорилъ: ‘Разумется’. Затмъ началъ курить съ нервнымъ нетерпніемъ человка, долгое время лишеннаго этого успокоительнаго средства. Наконецъ между затяжками спросилъ, откуда я ду.
Я отвчалъ, что изъ Лагранжа.
Онъ съ любопытствомъ посмотрлъ на меня, но когда я добавилъ, что останавливался тамъ всего на нсколько часовъ, продолжалъ:
— Я думалъ, что знаю каждаго человка между Лагранжемъ и Индйскимъ Родникомъ, но почему-то не припомню ни вашего имени ни лица.
Не особенно дорожа тмъ, чтобы онъ помнилъ то или другое, я отвчалъ полусмясь, что это вполн естественно, такъ какъ я живу по ту сторону Индйскаго Родника. Онъ принялъ мой отпоръ — если можно это такъ назвать — съ такимъ спокойствіемъ, что изъ чувства простой вжливости я спросилъ его, откуда онъ слдуетъ самъ.
— Изъ Лагранжа.
— И дете?..
— Зависитъ отъ того, какъ повернутъ дла, и удастся ли мн взять свое. Онъ совершенно безсознательно опустилъ руку на кожаную кобуру револьвера, но въ этомъ простомъ движеніи ясно доказалъ мн свое умніе ‘брать свое’, когда понадобится. Затмъ добавилъ: ‘Но въ данное время я предполагалъ сдлать маленькое ‘пассаръ’ вмст съ вами’.
Въ его рчахъ не было ничего обиднаго, кром ихъ фамильярности, а также, быть-можетъ, и предположенія, что онъ не посчитается съ моимъ отказомъ. Я отвчалъ только, что если наше пассаръ зайдетъ дальше Колма Бвитри, то мн придется прибгнуть къ его лошади. Къ моему удивленію, онъ спокойно замтилъ: ‘Врно!’, добавивъ, что его лошадь полностью въ моемъ распоряженіи въ тхъ случаяхъ, когда не нужна ему, и на половину, когда онъ самъ детъ на ней. ‘Дику не впервые нести двойной грузъ’, продолжалъ онъ, ‘онъ можетъ сдлать это и теперь, когда вашъ мустангъ устанетъ, я подвезу васъ, мста намъ хватитъ’.
Я не могъ не улыбнуться при мысли, что явлюсь къ ребятамъ въ Редъ Гельч en croupe у незнакомца, но не могъ также и не смутиться намекомъ, что лошади уже не впервые нести двойную ношу. ‘По какому случаю и почему?’ вотъ вопросъ, который я оставилъ про себя. Мы поднимались по длинному скалистому склону Раздла, узкая тропа вынуждала подвигаться медленно и гуськомъ, такъ что разговаривать было бы неудобно, хотя бы даже онъ и былъ расположенъ удовлетворить моему любопытству.
Мы молча карабкались въ гору, каштановая поросль смнилась чимизалемъ, склоняющееся къ западу солнце, отраженное отъ горъ за нашей спиной, ослпляло насъ своимъ блескомъ. Внизу въ каньон, еловая чаща являлась зеленой бездной зноя, надъ которой тамъ и сямъ лниво парилъ коршунъ, а иногда, всплывая до нашего уровня, бросалъ призрачную, гигантскую тнь медленно плывущихъ крыльевъ на склонъ, далеко опережалъ меня, и я втайн надялся, что онъ позабудетъ обо мн или наскучитъ ожиданіемъ. Однако онъ неизмнно останавливался у скалы, или внезапно выступалъ изъ-за чимизаля, за которымъ терпливо дожидался меня. Я уже начиналъ питать къ нему тихую ненависть, какъ вдругъ, при одномъ изъ этихъ появленій, онъ подъхалъ ко мн и спросилъ, люблю ли я Диккенса.
Если бы онъ спросилъ о моемъ мнніи относительно Гексли или Дарвина, я бы не больше удивился. Считая возможнымъ, что онъ подразумваетъ какую-либо мстную знаменитость, я съ колебаніемъ спросилъ:
— Кого вы сказали?..
— Чарльза Диккенса. Наврно же вы читали его! Который изъ его романовъ вамъ больше нравится?
Я отвчалъ, съ немалымъ замшательствомъ, что мн они нравятся вс,— и это была правда.
Онъ стиснулъ мн руку съ жаромъ, рзко расходившимся съ обычной его флегмой.
— Точь въ точь какъ я, старина. Диккенсъ не какой-нибудь олухъ. Можете разсчитывать на него во всякое время.
Посл этого первобытнаго вступленія онъ разразился критической оцнкой писателя, равную которой я едва ли слыхалъ по разумному сочувствію и широкому пониманію.
Онъ напиралъ не только на богатство его юмора, но также на силу чувства и всеобъемлющій элементъ поэзіи. Я въ удивленіи смотрлъ на него. До тхъ поръ я считалъ себя довольно недурнымъ знатокомъ великаго мастера, но этотъ удачный выборъ цитатъ прямо-таки поразилъ меня. Правда, его мысль не всегда была облечена въ изысканную форму, и рчь нердко отзывалась небрежной разнузданностью страны и времени, однако она никогда не была мужиковатой, а иной разъ даже поражала меня мткостью и точностью выраженій. Значительно смягчившись къ нему, я перешелъ на другія литературныя произведенія. Напрасно. Кром нсколькихъ лирическихъ и сентиментальныхъ поэтовъ, онъ не читалъ ровно ничего. Подъ вліяніемъ собственныхъ восторженныхъ словъ, онъ самъ значительно смягчился, предложилъ мн обмняться лошадьми, поправилъ мое сдло съ профессіональнымъ мастерствомъ, переложилъ мой возокъ на свою лошадь, настоялъ на томъ, чтобы я раздлилъ съ нимъ виски изъ его фляжки, и, замтивъ, что я безоруженъ, навязалъ мн оправленный въ серебро револьверъ, заявивъ, что ‘отвчаетъ за него’. Вс эти услуги и разговоры отвлекли мое вниманіе, и я не сразу замтилъ, что тропа становится чуждой и сбивчивой. Очевидно, мы слдовали неизвстнымъ мн путемъ. Я указалъ на это своему спутнику съ нкоторымъ нетерпніемъ. Онъ тотчасъ же впалъ въ прежнюю манеру и тонъ.
— Сдается мн, что одна тропа стоитъ другой! Что вы можете имть противъ этой?
Я не безъ достоинства замтилъ, что предпочитаю старую тропу.
— Возможно, что такъ. Но сейчасъ вы длаете пассаръ со мной. Эта тропа приведетъ васъ прямо къ Индйскому Роднику, да вдобавокъ еще незамеченнымъ,— и пожалуйста никакихъ разспросовъ! Вы теперь не смущайтесь, я васъ доведу до конца.
Здсь я счелъ необходимымъ оказать сопротивленіе моему странному компаньону. Я замтилъ съ твердостью, хотя и по возможности вжливо, что располагалъ переночевать у одного знакомаго.
— Гд?
Я колебался. Знакомый былъ восточный уроженецъ съ оригинальнымъ характеромъ, хорошо цзвстный въ стран своей недоступностью и страстью къ одиночеству. Мизантропъ съ большой семьей и большими средствами, онъ избралъ для своего пребыванія уединенную, но живописную долину Сіерры, въ которой могъ безпрепятственно порицать весь міръ. ‘Одинокая Долина’ или — какъ его чаще звали — ‘Бостонскій Ранчъ’, было единственнымъ мстомъ, внушавшимъ среднему рудокопу одновременно боязнь и уваженіе. Хозяинъ его, м-ръ Сильвестеръ, не заводилъ знакомства съ ‘ребятами’, но также и не утратилъ ихъ уваженія путемъ открытаго покушенія на ихъ взгляды. Если цлью его было уединеніе, то онъ, несомннно, былъ удовлетворенъ. Тмъ не мене въ смущающихся тняхъ ночи, на пустынной и неизбжной троп, я колебался доврить его имя незнакомцу, о которомъ зналъ такъ мало. Однако мой таинственный спутникъ взялъ на себя разршеніе вопроса.
— Слушайте-ка,— вдругъ замтилъ онъ,— между этимъ мстомъ и Индйскимъ Родникомъ есть только одно жилье, гд вы можете остановиться — это у Сильвестера.
Я нсколько сердито отвчалъ утвердительно.
— Ну, что жъ!— спокойно продолжалъ незнакомецъ, словно оказывая мн честь.— Если вы нацлились на Сильвестера — ну, что жъ! Я не прочь переночевать тамъ вмст съ вами. Придется немножко свернуть съ дорога и потерять время — ну, да не бда!
Стараясь говорить какъ можно быстре и убдительне, я пояснилъ, что не настолько близокъ съ м-ромъ Сильвестеромъ, чтобы навязывать ему незнакомаго гостя, что онъ совсмъ не похожъ на здшнихъ людей,— словомъ, что онъ большой чудакъ и т. д. и т. д.
Къ моему удивленію, мой спутникъ спокойно отвчалъ:— Все это пустяки. Я слыхалъ о немъ. Если вамъ не охота со мной хороводиться, вы этимъ не стсняйтесь. Я и самъ справлюсь со своей игрой. Вы только введите меня, и все тутъ.
Чмъ я могъ отразить спокойную увренность этого человка? Я почувствовалъ, что красню отъ досады и теряюсь отъ замшательства. Что скажетъ мн корректный Сильвестеръ? Что скажутъ барышни — я былъ тогда молодымъ человкомъ и если заслужилъ право входа въ ихъ семейный кругъ, то въ силу своей скромности — извстной подъ мене лестнымъ именемъ среди ‘ребятъ’,— что скажутъ он моему новому знакомому? Между тмъ я положительно не могъ ему помшать взять на себя рискъ возможныхъ разоблаченій, и мн даже стало немного стыдно своего замшательства.
Мы начинали спускаться. Въ дальней низин уже мерцали вдали огни уединеннаго ранча одинокой долины. Я повернулся къ своему спутнику.— Но вы забыли, что я даже не знаю вашего имени. Какъ мн васъ назвать?
— Врно,— задумчиво отозвался онъ.— Дайте подумать. Кирней — было бы недурное имя.— Коротко и такъ сказать просто. Есть въ Фриско такая улица. Пусть будетъ Кирней.
— Но…— нетерпливо началъ я.
— Да вы предоставьте все это мн,— перебилъ онъ съ великолпной самоувренностью, которою я не могъ не залюбоваться.— Имя вздоръ. Отвчаетъ человкъ. Когда бы я прицлился въ человка, въ увренности, что его зовутъ Джонсомъ, а потомъ, уже уложивъ его, узналъ на слдствіи, что настоящее его имя Смитъ,— это было бы вовсе не важно, благо человка-то я заполучилъ.
Какъ ни былъ ярокъ примръ, однако онъ не представлялся мн привлекательнымъ предисловіемъ къ входу въ домъ. Между тмъ мы уже приближались къ ранчу. На лай собакъ, у дверей хорошенькаго коттэджа, разукрашеннаго по вкусу Сильвестера, появился самъ хозяинъ.
Я кратко представилъ м-ра Кирнея. ‘Кирней сойдетъ — Кирней для меня достаточно хорошо’, приговаривалъ почти громко мнимый Кирней, къ моему ужасу и явному недоумнію Сильвестера, посл чего онъ спокойно отпросился на минутку, чтобы лично заняться своей лошадью. Какъ только онъ достаточно удалился, я отвелъ удивленнаго Сильвестера въ сторону.
— Я подобралъ, или скоре меня подобралъ на дорог тихій сумасшедшій, по имени Кирней. Онъ хорошо вооруженъ и цитируетъ Диккенса. При хорошемъ уход, при согласіи съ его взглядами по всмъ вопросамъ, и при общемъ подчиненіи его приказаніямъ, можно надяться умиротворить его. Не сомнваюсь, что видъ вашего беззащитнаго семейства, созерцаніе красоты и невинности вашей дочери затронутъ въ немъ лучшія чувства. А до тхъ поръ, да поможетъ вамъ Богъ, и да простититъ Онъ меня!
Я побжалъ наверхъ въ комнатку, всегда сохранявшуюся для меня гостепріимнымъ хозяиномъ въ моихъ блужданіяхъ. Нкоторое время я провозился надъ умываньемъ, слыша снизу лнивый, утонченный говоръ Сильвестера и не мене невозмутимый, небрежный жаргонъ моего новаго знакомаго. Спустившись въ гостиную, я, къ своему удивленію, увидалъ, что самозванный Кирней спокойно разслся на диван. Съ одной стороны его сидла тихая Мэй Сильвестеръ, ‘Лилія Одинокой Долины’, глядя на него съ двичьимъ благоговніемъ и непритворнымъ интересомъ, между тмъ какъ съ другой, отъявленная кокетка, ея кузина Кэтъ, пускала въ ходъ безпощадныя стрлы своихъ глазъ, съ почти непритворнымъ воодушевленіемъ.
— Кто такой вашъ очаровательно небрежный другъ?— ухитрилась она шепнуть мн за ужиномъ, во время котораго я сидлъ, окончательно ошеломленный, между прикованной къ его устамъ Мэй Сильвестеръ и этой втреной дочерью вка, направившей противъ него вс батареи своихъ прелестей.— Мы вдь прекрасно понимаемъ, что Кирней не настоящее его имя. Но какъ это поэтично! И не правда ли, какъ онъ обворожителенъ? И кто онъ такой?
Я отвчалъ съ суровой ироніей, что не освдомленъ о томъ, который изъ иноземныхъ монарховъ путешествуетъ инкогнито въ Калифорнской Сіерр, но что когда его королевскому величеству будетъ угодно меня объ этомъ освдомить, то я буду въ восторг представить его по всмъ правиламъ. ‘А до тхъ поръ,— добавилъ я,— боюсь, что знакомству придется оставаться морганатическимъ’.
— Вы просто ему завидуете,— задорно возразила она.— Смотрите на Мэй: она совершенно очарована. Да и отецъ ея также. И точно, вялый, наскучившій жизнью, скептичный Сильвестеръ смотрлъ на него съ едва совмстимымъ съ его характеромъ мальчишескимъ восторгомъ. Тмъ не мене, чистосердечно признаюсь здравому разсудку собственнаго моего пола, что не усматривалъ въ незнакомц ничего, кром уже доложеннаго читателю.
Въ самый разгаръ разсказа о животрепещущихъ приключеніяхъ, героемъ которыхъ, по мннію пристрастныхъ слушательницъ, долженъ былъ оказаться самъ разсказчикъ, онъ вдругъ круто оборвалъ рчь.
— Ничего!— пояснилъ Сильвестеръ, — какой-нибудь вьючный обозъ проходитъ черезъ мостъ по нижней дорог.
— Возможно, что это моя лошадь тревожится на конюшн,— сказалъ мнимый Кирней,— ей не въ привычку полъ и крыша.
Небу извстно, какая только безумная и плнительная тайна крылась въ этомъ заявленіи, но двушки переглянулись съ горящими отъ возбужденія глазами, въ то время, какъ Кирней всталъ и съ безмятежной безцеремонностью вышелъ изъ-за стола.
— Ну, разв не прелесть!— проговорила, захлебываясь, Китти, и какой остроумный!
— Остроумный?— возразила тихая Мэй, съ оттнкомъ возмущенія въ нжномъ голоск.— Остроумный, душа моя? Да разв ты не видишь, что сердце въ немъ разрывается отъ чувствительности? Остроумный! да когда онъ разсказывалъ, какъ вшали ту бдную мексиканку, я видла слезы у него на глазахъ. Подумаешь, право — остроумный!
— Слезы!— засмялся скептикъ Сильвестеръ,— слезы, пустыя слезы. Да глупенькія вы двочки, онъ просто человкъ, знающій жизнь, философъ, спокойный, наблюдательный безпритязательный философъ.
— Безпритязательный! Ужъ не пьянъ ли Сильвестеръ, или таинственный незнакомецъ подмшалъ чего-нибудь въ семейный супъ? Раньше, чмъ я усплъ дать себ отвтъ на собственный вопросъ, онъ уже возвратился и спокойно возобновилъ прерванное повствованіе. Убдившись, что меня окончательно вытснилъ тотъ самый человкъ, котораго я такъ долго колебался представить своимъ друзьямъ, я рано отправился спать, лишь для того, чтобы слышать два часа спустя восторженныя похвалы двухъ двушекъ, долго трещавшихъ безъ-умолку въ сосдней комнат за тоненькой перегородкой.
Въ полночь меня разбудилъ лошадиный топотъ и звяканье шпоръ подъ окномъ. Въ темнот между хозяиномъ дома и какой-то загадочной личностью шли переговоры, но такіе тихіе, что я ничего не могъ разобрать. Когда кавалькада удалилась, я открылъ окно.
— Что случилось?
— Ничего,— спокойно отвчалъ Сильвестеръ,— всего лишь одна изъ кровопролитныхъ штукъ, свойственныхъ этой стран. Чероки Джэкъ застрлилъ человка въ Лагранж сегодня утромъ, и его теперь разыскиваетъ калаверасскій шерифъ со своими людьми. Я сказалъ ему, что никого не видалъ, кром васъ съ вашимъ знакомымъ. Кстати, надюсь, что окаянный шумъ не разбудилъ его. Бдняга, видимо, нуждался въ отдых.
Я и самъ такъ думалъ. Тмъ не мене я безшумно прокрался въ его комнату. Она была пуста. Мое впечатлніе таково, что онъ часа на два опередилъ калаверасскаго шерифа.