![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a01-5.jpg)
КРАСНОЕ СОЛНЫШКО
КРАСНОЕ СОЛНЫШКО
РАЗСКАЗЪ ДЛЯ ДТЕЙ
В. П. Андреевской.
Второе изданіе.
МОСКВА.
Изданіе I. КНЕБЕЛЬ,
1913
I.
Первый заработокъ.
I.
Первый заработокъ.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a02-3.jpg)
II.
Красавчикъ и Орликъ.
II.
Красавчикъ и Орликъ.
Красное солнышко, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1913
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Красное солнышко. Разсказъ В. П. Андреевcкой. Изд. Кнебель. М. 1913 г. 81 стр. Ц. не обознач.
Подъ именемъ ‘Красное солнышко’ выведенъ герой повсти, двенадцатилтній мальчикъ гимназистъ. Онъ — сынъ бдной портнихи, которая изъ силъ выбивается, чтобы дать ему образованіе, она и дала ему это названіе за, его мягкій и нжный характеръ, за раннее пониманіе тяжкаго положенія матери и стараніе облегчить его: мальчикъ, возвращаясь изъ школы, готовитъ обдъ, относитъ работу матери и, наконецъ, старается всми силами достать заработокъ, чтобы помогать матери. Наконецъ это ему удается, благодаря его познаніямъ въ плотничьемъ ремесл, которыя онъ пріобрлъ еще въ дтств, бгая къ плотникамъ и присматриваясь къ ихъ работ. Въ городъ прізжаетъ циркъ, устанавливаютъ балаганъ и, такъ какъ плотники не умютъ исполнить наилучшую постановку стропилъ, двочку Глашу, служащую въ цирк, посылаютъ разыскивать опытнаго мастера, она разспрашиваетъ встрчныхъ, гд ей найти такого, и ее посылаютъ къ Миш, который уже сталъ извстенъ кое кому въ город своими искусными подлками. Миша идетъ, удачно исполняетъ работу и получаетъ въ награду четыре рубля, которые онъ употребляетъ на оплату помщенія для дрессированныхъ зайчика и голубя, оставленныхъ на его попеченіе ухавшимъ товарищемъ. Затмъ онъ и его мать знакомятся ближе съ двочкой Глашей, которой очень тяжело у злого хозяина. Дале, чтобы исправить Глашину оплошность, изъ-за которой улетлъ дрессированный египетскій голубь, Миша выступаетъ въ цирк съ своими зврками, зарабатываетъ много денегъ. Въ то же время положеніе его матери улучшается, Глашу, вы гнанную хозяиномъ за голубя, семья беретъ къ себ, все устраивается, какъ нельзя лучше, но, при разборк балагана, Мишу, распоряжавшагося работой, убиваетъ свалившаяся сверху стропила, и онъ умираетъ, къ великому горю матери и названной сестры.
Вотъ содержаніе повсти.
При ея чтеніи невольно является сомнніе въ правдивости образа Миши. Что-то не врится въ существованіе такихъ дтей. Неправдоподобнымъ кажется и то, что двнадцатилтній гимназистъ, удляющій ремеслу только свободныя немногія минуты, указываетъ плотникамъ, какъ нужно устанавливать крышу балагана съ наибольшей быстротой и прочностью. Невроятнымъ кажется и выступленіе гимназиста въ цирк, гд его видятъ и узнаютъ товарищи, такимъ образомъ дебютъ этотъ не можетъ остаться въ тайн отъ гимназическаго начальства, и врядъ ли мальчику удалось бы въ дйствительности выступить второй разъ, не подвергаясь серьезнымъ непріятностямъ въ школ. Между тмъ въ повсти все это совершается очень спокойно, безъ всякаго тренія.
Эти черты, противорчащія художественнымъ требованіямъ, длаютъ эту книгу ненужною въ дтской библіотек.
Изданіе хорошее въ смысл печати и бумаги, но рисунки отвратительны.
На церковныхъ часахъ небольшого узднаго города Р… пробило три, въ школахъ окончились уроки и толпы дтей различнаго возраста стали съ шумомъ расходиться въ разныя стороны. Двочки-гимназистки шли медленне, говорили тише, хотя въ общемъ все-таки порядкомъ шумли, а что касается мальчиковъ — то они точно наперегонки быстро сбгали съ лстницы, толкали другъ друга, дергали за рукава, за ремни ранца и громко разговаривали.
До свиданья!
— Заходи ко мн, вмст будемъ готовить уроки.
— Помни, что я сказалъ.
— Хорошо, да, да…— слышалось отовсюду.
Затмъ раздавался веселый, беззаботный смхъ, все это смшивалось въ одинъ общій гулъ, который, въ конц концовъ, замиралъ по мр того, какъ мальчики расходились.— Послднимъ изъ подъзда гимназіи вышелъ мальчуганъ лтъ двнадцати, онъ тоже былъ одтъ въ гимназическую форму, тоже за плечами у него былъ ранецъ и съ перваго взгляда онъ, казалось, ничмъ не отличался отъ остальной компаніи, но стоило только къ нему повнимательне присмотрться, чтобы сразу ршить, что этотъ ребенокъ, или — уже знакомъ съ различными житейскими невзгодами, или — боленъ. Щеки его были блдны, движенія — вялы, медленны, глаза смотрли какъ-то невесело, а объ улыбк не было и помину.
Онъ шелъ тихимъ, мрнымъ шагомъ, и не только не старался догнать товарищей, а даже, какъ будто, нарочно старался отстать отъ нихъ. Завернувъ въ ближайшій переулокъ, онъ прошелъ его почти до конца, отворилъ калитку низкаго, двухъ-этажнаго сраго домика, вошелъ въ домъ, и съ усталымъ видомъ началъ подниматься по узкой и довольно грязной лстниц. Лстница эта привела къ двери, гд былъ прибитъ клочекъ блой бумаги съ надписью: ‘шью верхнія дамскія вещи, портниха Кобозева’ ‘Едва ли мама успла вернуться — проговорилъ про себя мальчикъ и, засунувъ руку въ отверстіе между стной и косякомъ, досталъ оттуда ключъ.
Въ отсутствіе хозяевъ ключъ всегда хранился тамъ: это было условленное мсто, такъ какъ, по недостатку средствъ, Марія Ивановна (мать мальчика) прислуги не держала. Громко щелкнулъ замокъ, когда Миша, такъ звали мальчика, вложилъ въ него ключъ, еще громче скрипнула дверь на заржавленныхъ петляхъ, и сейчасъ же сама собою захлопнулась, такъ какъ на ней, въ вид блока, вислъ тяжелый камень, обшитый въ суровое полотно
— Какъ здсь душно!— проговорилъ Миша,— открыть разв форточку? Нтъ, нельзя, тепло выпустишь… Дрова — денегъ стоятъ…
И онъ началъ молча раздваться.
Въ комнат дйствительно было душно, она была не велика, и, если можно такъ выразиться, заключала въ себ цлую квартиру, вдоль одной изъ стнъ стояли дв кровати — матери и сына, у окна помщался столъ, въ углу — посудный шкафъ — это называлось столовой, у противоположной стны стоялъ диванъ и два мягкихъ кресла — то была гостинная, и, наконецъ, за занавской находилась скрытая отъ взора постителей плита, кухонный столъ и полки съ разной посудой.— Обстановка, конечно, боле чмъ скромная, но тмъ не, мене, на ней лежалъ отпечатокъ чистоты и опрятности.
Снявъ съ себя ранецъ, Миша положилъ его на столикъ, который стоялъ между постелями, затмъ подошелъ къ плит, развелъ огонь и началъ приготовлять обдъ, это была его всегдашняя обязанность, такъ какъ мать, работавшая въ мастерской дамскихъ нарядовъ, обыкновенно возвращалась домой часа черезъ два — три посл него, иногда даже поздне. Миша же слишкомъ горячо любилъ мать для того, чтобы заставлять ее хлопотать посл долгой работы въ мастерской.
Въ шкафу лежала заране купленная провизія, Миша досталъ ее, разложилъ на стол и, подвязавъ сверхъ гимназической рубашки кухонный передникъ, живо преобразился въ повара, дло кипло у него въ рукахъ, и въ скоромъ времени супъ и разварной картофель къ суповому мясу были готовы. Миша отставилъ то и другое къ сторонк, погасилъ огонь и, только что усплъ накрыть столъ, какъ услышалъ стукъ хлопнувшейся на двор калитки.
— Мама идетъ! крикнулъ онъ на всю комнату, и со всхъ ногъ бросился къ выходной двери.
— Мамочка ты?— Спросилъ онъ, перевсившись черезъ перила.
— Я, сынокъ, я!— отозвалась снизу Марія Ивановна.
— О, да ты кажется несешь узелъ?
— Несу, но онъ не тяжелый.
Не успла. Марія Ивановна и глазомъ моргнуть, какъ Миша уже очутился около нея, стараясь взять изъ ея рукъ узелъ, который оказался далеко не легкимъ, и въ которомъ находилось дамское драповое пальто, взятое для передлки.
— Здравствуй, голубчикъ,— ласково сказала она сыну, — я очень рада, когда ты меня встрчаешь, но я не люблю давать теб носить мои вещи, ты и безъ того такой блдный, слабенькій… Сначала въ школ сидишь за уроками, а потомъ дома работаешь, точно я этого не вижу…
— Перестань, мама! Сегодня, напримръ, я въ школ почти ничего не длалъ.
— Какимъ образомъ?
— Очень просто, учитель нмецкаго языка не пришелъ, и вмсто него мы занимались — какъ ты думаешь, чмъ?
— Не знаю.
— Гимнастикой.
— Гимнастика — это тоже своего рода работа.
— Но это такъ легко, такъ забавно… Представь, я лазилъ лучше всхъ, учитель не могъ мною нахвалиться.
— Вотъ какъ!
— Вотъ видишь, мамочка, какой я молодецъ!
Незамтно мать и сынъ добрались до второго этажа, и вошли въ комнату.
— У тебя и обдъ, кажется, готовъ,— продолжала Марія Ивановна и, развязавъ узелъ, бережно повсила пальто на гвоздь.
— Видишь, мамочка, какой твой поваръ аккуратный.
— Кром того, онъ хорошо стряпаетъ и я мъ его стряпню съ большимъ аппетитомъ.
Миша самодовольно улыбнулся.
— Что это за пальто?— спросилъ онъ посл минутнаго молчанія.
— Его надо немного передлать, это пустяки, я сдлаю въ два-три вечера.
— Значитъ, вмсто отдыха, ты опять засядешь за работу?
Марія Ивановна кивнула головой.
— Вчно-то ты, моя дорогая, работаешь.. Вдь, наконецъ, это уже просто невозможно, просто…
— Везъ работы скучно,— перебила Марія Ивановна,— да и заработокъ нуженъ.
— Вотъ это-то и заставляетъ тебя трудиться, ты одна все длаешь!..
— Какъ одна? А ты разв не помощникъ?
— Какой я помощникъ! Хороша отъ меня помощь!— засмялся Миша.
— Если бы не ты, то, вернувшись домой съ работы, мн и пость было бы нечего, или пришлось бы самой готовить/а теперь я сижу барыней.
— Ну что, это пустяки, а вотъ ты, мамочка, скажи откровенно, начинаешь ли мириться съ нашимъ помщеніемъ, оно теб въ начал такъ не нравилось!— Марія Ивановна махнула рукой.
— Про это говорить не стоитъ, за наши деньги мы не можемъ требовать ничего большаго, лучше разскажи мн ваши гимназическія новости, я такъ люблю ихъ слушать.
— Что теб разсказать?
— Что-нибудь.
— Разв про сегодняшній урокъ гимнастики?
— Пожалуй.
— Учитель гимнастики у насъ новый, страшный весельчакъ! онъ каждому даетъ прозвище: кого ‘курицей’ назоветъ, кого — ‘кошкой’, кого — ‘майскимъ жукомъ’, кого — ‘блкой’, кого — ‘улиткой’. И такъ это выходитъ у него забавно да мтко, что просто прелесть!
— Какое же прозвище онъ теб далъ? Вдь ты по части лазанья всегда былъ однимъ изъ первыхъ, даже когда былъ совсмъ маленькій.
— Онъ прозвалъ меня ‘двуногой блкой’, нсколько разъ похвалилъ, ставилъ въ примръ остальнымъ… Ну, да за. то я и старался… изъ кожи вылзалъ…
— Вотъ, этого-то длать и не слдовало, у тебя слишкомъ слабая грудь…
И Марія Ивановна ласково взглянула на сына.
— Ты сегодня блденъ, врно, нездоровится,— добавила она, присаживаясь къ столу.
— Да, нтъ же, мамочка, даю слово, я совсмъ здоровъ, а ужъ коли хочешь знать правду,— я, мамочка, очень усталъ! Какъ только ты ушла изъ дома, я сейчасъ же понесъ твою работу въ магазинъ, да не засталъ старшаго приказчика и мн пришлось съ узломъ въ рукахъ дожидаться боле часа… Домой идти не хотлось, далеко, да и узелъ больно тяжелъ, ссть — никто не предложилъ… Стоялъ, стоялъ, переминался съ ноги на ногу, до того, что даже дурно сдлалось..’
— Бдный ты мой мальчикъ! И долго пришлось теб ждать?
— Да, приказчикъ пришелъ часа черезъ полтора, если не поздне, сталъ разглядывать твою работу: ‘тутъ, говоритъ, пуговицы не на мст посажены, тутъ надо ушить… тутъ выпустить’… И пошелъ, и пошелъ… вынулъ изъ кармана млъ, помтилъ, гд что надо сдлать, сунулъ мн въ руки узелъ и вытолкнулъ за дверь… Длать нечего, поплелся я опять домой, и только что усплъ придти, какъ смотрю, уже девять… Черезъ полчаса надо въ классъ идти… о томъ, чтобы выпить стаканъ чаю, нечего было и думать… Досталъ я изъ шкафа кусокъ чернаго хлба, по дорог сълъ его… конечно, этого было мало… больно ужъ проголодался… Оттого-то я и блденъ, посл обда все пройдетъ.
Марія Ивановна внимательно слушала мальчика, и чмъ онъ больше говорилъ, тмъ лицо ея становилось все печальне и печальне. Тяжело было ей видть, какую тяжелую жизнь приходится вести маленькому Миш съ самаго ранняго дтства… Не знать тхъ радостей, которыя приходятся на долю остальныхъ дтей, и преждевременно сталкиваться со всми невзгодами!.. При жизни мужа Маріи Ивановны, они никогда не терпли нужды, и хотя отецъ Миши былъ простой ремесленникъ, но, тмъ не мене, зарабатывалъ всегда достаточно, чтобы доставить семь не только все необходимое, а подъчасъ даже и кое-что лишнее… Всегда веселый, всегда какъ бы даже беззаботный, онъ, въ свободные отъ работы часы, или въ минуты досуга, передъ обдомъ, любилъ поиграть съ Мишей. Миша въ ту пору былъ со- всмъ, совсмъ крошечный, посадитъ его, бывало, къ себ на плечи, и, съ трубкой въ рук, начинаетъ подплясывать, насвистывая казацкія псни (онъ по происхожденію былъ казакъ). Миша припадетъ блокурой головкой къ его голов, слушаетъ, улыбается…— И такъ-то ему весело… такъ-то хорошо… Такъ радостно… Марія Ивановна сидитъ тутъ же за шитьемъ, и, глядя на нихъ, улыбается.
Какъ сонъ,— далекій… пріятный сонъ — сохранилось все это въ памяти Миши… Какая мама тогда была молодая, красивая… а теперь?!
Теперь она всегда такая грустная, а вдь времени съ тхъ поръ прошло вовсе немного… Какія-нибудь 6—7 лтъ, но много горя, да нужды выпало за это время на долю Маріи Ивановны.
Лишившись мужа, она сосредоточила на Миш всю свою любовь, всю привязанность, да, по правд сказать, трудно было и не любить его, онъ совсмъ не походилъ на остальныхъ дтей его возраста, большинство дтей любитъ ломать игрушки, не бережетъ ихъ, для Миши же, напротивъ, не было большаго удовольствія, какъ чинить старыя игрушки, которыя попадали къ нему отъ знакомыхъ дтей, и то, что эти дти выкидывали, какъ негодное, онъ тщательно подбиралъ, исправлялъ и берегъ, словно драгоцнность какую, чмъ больше подросталъ мальчикъ, тмъ лучше выходила у него такая работа.
Среди знакомыхъ онъ даже пріобрлъ нкоторую извстность. У кого бы что ни поломалось, ни попортилось, каждый шелъ къ нему съ просьбой помочь бд… И вотъ онъ сначала примется внимательно разсматривать поломанную вещь со всхъ сторонъ, а потомъ объявлялъ, можно ли починить эту вещь, или нтъ. А если уже Миша уврялъ, что ее никакъ нельзя починить, значитъ, ужъ дйствительно ничего нельзя было сдлать.
Когда Миша былъ совсмъ маленькій, Марія Ивановна, когда ей приходилось уходить на работу, оставляла его одного, и была совершенно покойна, что Миша не выкинетъ никакой глупой шалости, и только заботилась о томъ, чтобы приготовить для него покушать.
Однажды она случайно вернулась домой раньше обыкновеннаго, но Миши не было дома, а весь приготовленный для него обдъ стоялъ на стол нетронутымъ.
— Господи, помилуй! Гд онъ? что съ нимъ случилось!— воскликнула Марія Ивановна, всплеснувъ руками и, позабывъ о собственной усталости, какъ безумная выбжала на лстницу спросить сосдей, не видалъ ли кто ея мальчика?
— Онъ скоро вернется,— спокойно отвчала ей жена башмачника, жившаго на одной площадк съ нею.
— Вы знаете, куда онъ ушелъ?
— Нтъ.
— Такъ почему же вы думаете, что онъ скоро воротится?
— Потому, что онъ каждый день уходитъ изъ дому въ это время, иногда раньше, иногда поздне, но возвращается всегда въ одни часы.
— Что вы говорите? Неужели! гд же онъ бываетъ?
— А вы разв этого не знали?
Марія Николаевна отрицательно покачала головой.
— Ну вотъ,— значитъ, я выдала его секретъ, пожалуй, Миша на меня за это разсердится.
— Не думаю,— продолжала Марія Ивановна, улыбаясь,— я уврена, что Миша никогда не сдлаетъ ничего дурного, да вотъ, кажется, я какъ разъ слышу его голосъ по лстниц.
И, отворивъ дверь, она дйствительно увидала своего дорогаго, маленькаго Мишуту.
— Мамочка, ты уже дома? Что такъ рано?— спросилъ онъ Марію Ивановну.
— Такъ пришлось, Миша, раньше справилась съ работой, а гд же ты былъ и почему ничего не кушалъ? Твой обдъ стоитъ нетронутымъ.
— Я почти каждый день ухожу безъ тебя, только большей частію посл обда.
— Но куда же, Миша, ты уходишь и зачмъ?
— Хожу къ знакомымъ столярамъ, плотникамъ.
Марія Ивановна съ изумленіемъ посмотрла на мальчика.
— Зачмъ?
— Чтобы присмотрться, какъ они работаютъ, и самому научиться такъ же работать, пойдемъ, я покажу теб, какія интересныя штучки изъ дерева они мн надарили .
Взявъ за руку мать, онъ ввелъ ее въ комнату и, вынувъ изъ стоявшей за кроватью корзины множество деревянныхъ обрзковъ различной величины и формы, съ сіяющей отъ восторга физіономіей высыпалъ все передъ нею.
— А вотъ тутъ, мамочка, лежатъ у меня начатыя самимъ работы изъ дерева,— добавилъ онъ, доставъ оттуда же другую корзинку, наполненную различными дощечками и чурками,— это будетъ игрушечный шкафъ, игрушечный столикъ, а это — колясочка. Сегодня я цлый день сидлъ у столяра Максима, все смотрлъ, какъ онъ вытачиваетъ фигурки изъ дерева… Скоро я и самъ буду такія же вытачивать…
— И ты до сихъ поръ не обдалъ?— перебила Марія Ивановна.
— Максимъ угостилъ меня похлебкой и гречневой кашей, я совершенно сытъ..
Подобные визиты къ различнымъ мастеровымъ стали излюбленнымъ занятіемъ Миши, онъ ко всему присматривался, все изучалъ, обо всемъ разспрашивалъ, и въ конц-концовъ научился мастерить все, что только ему хотлось, или что ему заказывали.
Марія Ивановна не могла нарадоваться на своего сынишку, и въ свободное отъ работы время любила разсматривать его произведенія. Чего-чего только у него не было! И игрушечная кузница, устроенная въ старомъ сигарномъ ящик, и цлый рядъ домиковъ изъ пустыхъ спичечныхъ коробокъ, которыя онъ ставилъ на дощечки, склеивалъ, прорзывалъ перочиннымъ ножемъ двери, окна, придлывалъ балконы, крышу, трубы, а на одномъ изъ такихъ домиковъ даже пристроилъ флагъ, такъ какъ этотъ домикъ предназначался для богатаго графа, вырзаннаго изъ бумаги и разрисованнаго разноцвтными карандашами. Графа онъ прилпилъ къ балкону и передъ нимъ поставилъ маленькій бумажный столикъ.
Чмъ старше становился Миша, тмъ замысловате становились и его работы, одинъ разъ ему удалось какимъ-то способомъ раздобыть старый, поломанный велосипедъ, въ сущности никуда уже негодный,— и что же? потрудившись надъ нимъ, положимъ, около трехъ мсяцевъ, онъ все-таки исправилъ его настолько, что можно было на немъ кататься, вс эти работы не мшали ему заниматься и уроками, когда онъ подросъ настолько, что мать отдала его сначала въ городскую школу, а потомъ въ гимназію, гд онъ скоро сдлался общимъ любимцемъ не только товарищей, но и учителей.
Присвъ къ обденному столу, мать и сынъ нсколько времени кушали молча, Марія Ивановна искоса поглядывала на возвращенную ей изъ магазина работу и, видимо, казалась опечаленною. Миша это замтилъ.
— Мамочка, ты, кажется, огорчена тмъ, что мастеръ прислалъ назадъ работу?— заговорилъ, наконецъ, Миша, ласкаясь къ матери.
— Конечно, это не можетъ быть пріятно, тмъ боле, что это несправедливо, я давно уже замтила, что старшій приказчикъ магазина ко мн придирается… Онъ хочетъ пристроить на мое мсто свою родственницу и употребляетъ вс усилія къ тому, чтобы вынудить хозяина отказать мн.
— Но неужели хозяинъ послушаетъ его?— возразилъ Миша.
— Богъ знаетъ, дружокъ, все возможно.
Съ этими словами она встала изъ-за стола и снова собралась уходить на работу до вечера, а Миша, проводивъ ее, принялся прибирать и перемывать посуду, затмъ, когда то и другое было сдлано, онъ досталъ свои плотничьи инструменты и началъ сколачивать взятый для починки у сосда ящикъ, за что ему общали маленькое вознагражденіе.
Усиленно работая руками, мальчуганъ въ то же время работалъ и головой, видя, что мать постоянно трудится, чтобы заработать на необходимые ежедневные расходы, онъ ршилъ, со своей стороны, помочь ей. Но какъ? Какимъ способомъ? Съ чего начать?— спрашивалъ онъ самъ себя, и, опустивъ молотокъ, задумался.
— О чемъ ты такъ задумался?— раздался вдругъ позади его дтскій голосъ. Онъ обернулся и увидалъ на порог одного изъ своихъ школьныхъ товарищей, Леву Дворжицкаго.
— Здравствуй!— сказалъ онъ, протягивая ему руку.
— Что ты сидишь, точно въ воду опущенный?— спросилъ Лева.
Миша смутился, но скоро оправился и отвчалъ уже совершенно покойно:
— Да вотъ не знаю, какъ крышку къ ящику придлать, чтобы удобне открывалась.
— Ну, это меня мало интересуетъ, да я и не имю ни малйшаго понятія о плотничьемъ мастерств, лучше слушай, что я сейчасъ теб скажу.
Миша опустилъ на полъ гвоздь, который только что собирался вколотить въ ящикъ, и вопросительно взглянулъ на товарища.
— Отецъ съ матерью ршили отправить меня въ Москву къ ддушк…— заговорилъ между тмъ Лева слегка дрожащимъ отъ волненія голосомъ,— ддушка помститъ меня въ гимназію… Я буду жить у него… Это все, конечно, очень хорошо и пріятно, ддушка меня любитъ, я его тоже, но на кого я оставлю моего зайчика ‘Орлика’ и голубка ‘Красавчика’? Мама говоритъ, что ей нтъ времени за ними ухаживать, а отца я даже и просить объ этомъ не смю, онъ не любитъ животныхъ и посл моего отъзда, наврное, въ одинъ прекрасный день, зайку убьютъ и зажарятъ, а голубка скормятъ кошкамъ! Это ужасно… ужасно!..
— Конечно, ужасно,— повторилъ Миша, самъ готовый расплакаться,— что же ты думаешь длать?
— Я пришелъ просить тебя, голубчикъ Миша, не возьмешь ли ты ихъ къ себ, хотя на время, а тамъ, когда я пріду на Рождество, то, можетъ быть, возьму ихъ съ собой, если ддушка согласится: онъ, говорятъ, большой охотникъ до зврей вообще, а ужъ коли зврей любитъ, то и голубю въ пріют не откажетъ, тмъ боле, что, какъ я слышалъ, квартира у него большая, возьми, голубчикъ. Миша, прокормить ихъ недорого, голубку размочишь корочку хлба въ вод,— вотъ ему на день и достаточно, а зайк обрзки моркови, картофеля, да нсколько капустныхъ листовъ.
— Не въ томъ дло, Лва, я знаю, что прокормить ихъ пустяки, да, кром того, я такъ люблю животныхъ, что съ удовольствіемъ готовъ самъ просидть полуголодный, лишь бы они были сыты, но… куда, ихъ помстить? вдь здсь въ комнат уже положительно нтъ мста.
— Понятно, здсь въ комнат нечего и думать помстить ихъ.
— А то куда же? У васъ они живутъ въ сняхъ, а у насъ сни общія, наружная лстница никогда не запирается, еще, пожалуй, украдутъ или попадутъ въ руки уличнымъ мальчишкамъ, пока меня нтъ дома.
— Правда,— согласился Лва и, печально склонивъ голову, задумался.
Нсколько минутъ продолжалось молчаніе.
— Разв вотъ что,— воскликнулъ вдругъ Миша,— нельзя ли устроить ихъ на чердак? тамъ, кажется, есть такой укромный уголокъ, куда никто не ходитъ. Для голубя я смастерю что-нибудь въ род клтки, чтобы кошки не могли до него добраться, а зайчику устрою шалашикъ изъ какого-нибудь стараго ящика, тамъ на чердак ихъ много валяется, вдь имъ не будетъ холодно, не правда ли?
— Нисколько, въ сняхъ, гд они теперь помщаются, холодне.
— Тогда и толковать нечего, пойдемъ сейчасъ же на чердакъ, посмотримъ, удобно ли имъ будетъ, и если да, то съ завтрашняго же дня, вернувшись изъ гимназіи, я примусь за устройство помщенія моимъ будущимъ квартирантамъ.
— О, ты наврное сумешь устроить ихъ прекрасно!
— Сумю или нтъ, не знаю, но во всякомъ случа постараюсь.
Лва вмсто отвта бросился цловать товарища, и затмъ они оба побжали на чердакъ, гд вопросъ о водвореніи зайчика и голубя скоро былъ окончательно ршенъ.
— Миша, а главное то мы съ тобой и забыли!— воскликнулъ вдругъ Лва дрожащимъ отъ волненія голосомъ, когда они вернулись обратно въ комнату и Миша снова взялся за молотокъ, чтобы вколачивать гвозди въ ящикъ, который теперь спшилъ скоре окончить, думая немедленно приступить къ устройству помщенія для неожиданныхъ жильцовъ.
— Что же могли мы забыть?— отозвался Миша.
— Спросить разршенія твоей матери.
— Нтъ, Лва, объ этомъ я подумалъ бы прежде всего, если бъ заране не былъ увренъ въ ея согласіи, мама любитъ животныхъ и будетъ баловать ихъ не меньше меня, если еще не больше.
— Ну, тогда, значитъ, все хорошо.
— Кром того, еще одно обстоятельство.
— Относительно чего?
— Относительно ихъ же.
— А что?
— Ты знаешь, они оба — и зайка и голубь у меня вдь не простые, а дрессированные, съ ними надо хоть полчаса въ день позаняться, иначе они все перезабудутъ… а у тебя каждая минута на счету..
— Это ничего, на все хватитъ времени, разъ желаніе есть. Собирайся съ Богомъ въ путь-дорогу, поступай въ московскую гимназію, и будь совершенно покоенъ за судьбу твоихъ маленькихъ друзей, я на этихъ же дняхъ зайду къ теб посмотрть, какъ ты ихъ дрессируешь, чтобы потомъ точно также дрессировать ихъ самому.
Лва еще разъ поблагодарилъ Мишу и ушелъ домой, совершенно успокоившись, что его питомцы остаются въ врныхъ рукахъ, что касается Миши, то онъ съ восторгомъ думалъ о томъ, какое развлеченіе будутъ доставлять ему его новые жильцы, и ждалъ съ нетерпніемъ возвращенія матери, чтобы скоре ей обо всемъ сообщить, заране зная, что она согласится.
День, между тмъ, давно склонился къ вечеру, Миша зажегъ небольшую, жестяную лампочку, и еще усердне принялся вколачивать гвозди въ крышку ящика, ему хотлось во что бы то ни стало скоре кончить ее, чтобы зассть за приготовленіе уроковъ и съ завтрашняго дня, по приход изъ школы, начать новую, интересную работу. Стнные часы пробили девять, съ послднимъ ударомъ ихъ онъ вбилъ послдній гвоздь.
— Ура!— радостно воскликнулъ мальчикъ и потащилъ ящикъ къ сосду, откуда, нсколько минутъ спустя, вернулся вполн довольный, держа въ рукахъ два двугривенныхъ — это былъ его первый заработокъ… О, съ какимъ удовольствіемъ подкидывалъ онъ на ладони эти два двугривенныхъ и съ какою гордостію передалъ ихъ потомъ матери!
На слдующій день Миша проснулся ране обыкновеннаго, во-первыхъ, потому, что какъ-то не спалось, а, во-вторыхъ, я главное потому, что не усплъ наканун справиться съ уроками, слишкомъ уже утомила его продолжительная работа надъ ящикомъ. Марія Ивановна. еще спала. Тихонько вставъ, онъ посмотрлъ на ея утомленное, блдное, со впалыми глазами лицо.
Тоскливо заныло его сердечко… Жаль ему стало бдную маму, вся жизнь которой проходила въ постоянномъ, непосильномъ труд… Вотъ онъ вчера одинъ день посидлъ, не разгибая спины, и то усталъ, а она, несчастная, всегда такъ, изо-дня въ день, и вчера, и сегодня, и завтра, и посл завтра.
‘Нтъ,, я долженъ, найти себ какую-нибудь работу,— думалъ онъ.— Я долженъ о ней заботиться… Кром меня, у мамы вдь никого нтъ… Еслибы папа былъ живъ, разв стала бы она такъ работать? Конечно, нтъ! Я обязанъ замнитъ его… Вдь я мужчина!.. Господи! Скоре бы мн стать большимъ!’ — проговорилъ онъ почти вслухъ, но настолько, однако, тихо, что Марія Ивановна ничего не слыхала.
Тихонько, крадучись, какъ воръ, пробрался онъ къ столу, досталъ чернила, перо и тетрадку, и слъ ршать задачи. Такъ какъ посл сна голова его была свжа, и онъ больше не чувствовалъ усталости, то онъ быстро ршилъ ее, успвъ даже, прежде чмъ итти въ гимназію, приготовить для матери кофе и сбгать въ булочную за сухарями. Когда онъ вернулся изъ булочной, Марія Ивановна уже встала.
— Ну, что, мамочка, какъ дла?— спросилъ онъ ее, поздоровавшись съ нею,— говорилъ теб приказчикъ что-нибудь. о возвращенной работ?
— Конечно, говорилъ,— отвчала Марія Ивановна.
— Сердился?
— Сказалъ, что еще одно замчаніе съ его стороны, и я могу придти за расчетомъ… А онъ длаетъ мн несправедливо замчанія и находитъ ошибки тамъ, гд ихъ вовсе нтъ.
— Хоть бы мн-то скоре подрасти, а то теб приходится еще обо мн заботиться.
— Перестань, Миша, перестань говорить пустяки! Разв можетъ матери быть тяжело заботиться о родномъ сын, да еще такомъ хорошемъ, какъ ты?..
— Да вдь меня, и одть надо, и накормить, и въ гимназію деньги внести, и книги покупать…
— И еще что?.. И еще что?— шутливо продолжала Марія Ивановна, закрывая ротъ мальчика ладонью.
Миша засмялся, на лету поймалъ руку матери, крпко поцловалъ и, взглянувъ на часы, началъ собираться уходить въ гимназію.
— Провизію для обда сама купишь?— спросилъ онъ Марію Ивановну, остановившись въ дверяхъ уже совсмъ одтый.
— Сама, я знаю, что у моего повара на это времени не хватитъ, хотя закупки у насъ небольшія, а ты когда думаешь сходить къ Лв познакомиться съ его зврками?
— Посл обда, иначе нельзя, поваръ долженъ обдъ готовить.
— Но, можетъ быть, мы сегодня пообдаемъ такъ, въ сухомятку: чаемъ, колбасой, вареными яйцами?..
— Почему?— удивился Миша.
— Я знаю, что теб очень хочется скоре побывать у Лвы, а тутъ надо возиться съ обдомъ.
— Это ничего не значитъ. Я не хочу, чтобы ты осталась полуголодная… Нтъ, уже этого не было и не будетъ,— добавилъ онъ, и сейчасъ же скрылся за дверью.
Марія Ивановна молча посмотрла ему въ слдъ, на глазахъ ея навернулись слезы.
— Въ тягость! Еще онъ говоритъ, да разв такое красное солнышко можетъ быть въ тягость!— промолвила она вслухъ,— разв безъ него я могла бы и жить… и работать!.. Посл смерти моего мужа я живу только для него, я люблю его больше всего на свт… Живу имъ… Онъ мое — красное солнышко… Моя радость, моя надежда… Мое счастіе!
Съ этими словами Марія Ивановна тоже начала собираться, вышла на лстницу, заперла дверь, положила ключъ на обычное мсто и торопливо направилась въ магазинъ верхняго дамскаго платья, гд какъ мы уже знаемъ, ей приходилось просиживать за работой съ утра до ночи.
Миша, между тмъ, давно уже усплъ придти въ гимназію. Первый встртившійся тамъ ему товарищъ былъ Лва, который, очевидно, сторожилъ его.
— Ну, что?— тревожно спросилъ онъ его въ полъ-голоса, такъ, чтобы другіе не слышали.— Что сказала твоя матъ относительно зайки и голубя?
— Да, вдь, я теб еще вчера говорилъ, что мама, конечно, согласится… Она сегодня даже предлагала остаться безъ обда, чтобы я могъ пораньше придти къ теб, да я самъ не согласился, она такъ много работаетъ не только, днемъ, а иногда и ночью, что ей необходимо поддерживать силы, если не сномъ, то хотя пищей.
— Добрая, хорошая Марія Ивановна, дай ей Богъ здоровья за то, что она такъ хорошо относится къ моимъ звркамъ! Я ихъ очень, очень люблю и ни за что бы съ ними не разстался, если бы не былъ увренъ, что они остаются въ хорошихъ рукахъ, но знаешь, что, Миша? Отецъ очень торопится отправить меня въ Москву, въ конц будущей недли я долженъ обязательно принести къ теб твоихъ жильцовъ.
— Очень радъ.
— А помщеніе успешь имъ приготовить?
— Успю, и если удастся выполнить все, какъ задумалъ, то, кажется, выйдетъ не дурно. Однако, мы съ тобой заболтались, смотри-ка, вс уже пошли въ классы.
— Да, правда, пойдемъ скоре, пожалуй, учитель замтитъ и еще оставитъ въ гимназіи до вечера въ наказаніе.
— Это уже будетъ совсмъ плохо.
— Особенно теперь, пойдемъ же, пойдемъ скоре.
Взявшись за руки, мальчуганы чуть не бгомъ ворвались въ классъ, куда, секунду спустя посл ихъ прихода, пришелъ и учитель.
Миша на этотъ разъ ожидалъ съ нетерпніемъ конца классовъ, да оно и неудивительно: ему столько дла предстояло сегодня: во-первыхъ, по обыкновенію, заняться стряпнею, во-вторыхъ, прибравъ посуду посл обда, сбгать къ Лв, познакомиться съ зайкой и голубемъ, въ-третьихъ, приготовить уроки къ завтрашнему дню и, въ-четвертыхъ, если еще не приступить къ постройк, то, по-крайней мр, подыскать необходимый матеріалъ для постройки, который онъ на дняхъ случайно видлъ на чердак.
Но вотъ, наконецъ, пробило три часа, раздался звонокъ, и шумная толпа гимназистовъ разомъ хлынула изъ дверей. Миша, какъ всегда, старался выйти послднимъ, чтобы не участвовать въ общей сутолок, придя домой, онъ даже приготовленіемъ обда занимался разсянно и чуть-было не насыпалъ въ супъ вмсто соли мелкаго сахара, раньше стряпня забавляла его, сегодня же, наоборотъ, казалась очень скучной. За то съ какою радостію и какъ поспшно побжалъ онъ къ Лв, когда вс домашнія дла оказались оконченными.
Лва жилъ довольно далеко, почти на противоположномъ конц города, но Мйша, увлекшись своими думами, не замчалъ разстоянія и мчался съ быстротою молніи.
— Здравствуй, Лва,— окликнулъ онъ товарища вбжавъ къ нему въ комнату.
— Здравствуй! Что ты такъ запыхался?
— Слишкомъ быстро шелъ.
— А я давно тебя поджидаю.
— Нельзя было раньше, дома дла задержали… Только сейчасъ усплъ все кончить.
— Знаю… знаю: ты вдь и поваръ, и судомойка, и столяръ, и маляръ.
Миша улыбнулся.
— Однимъ словомъ, на вс руки,— продолжалъ Лва.
— Ну, пойдемъ однако, къ моимъ любимцамъ, они уж