Стерпится-Слюбится, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1900 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 52 минут(ы)

Стерпится-Слюбится

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВСТЬ ДЛЯ ЮНОШЕСТВА.
В. П. Андреевской.

С-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Спб. акц- общ. печ. дла. Е. Евдокимовъ. Троицкая, 18,
1900.

I.
Нежданный гость.

На двор стояло пасмурное, осеннее утро, небо было покрыто густыми облаками, которыя, то выдляясь изъ общей массы, неслись впередъ, въ вид замысловатыхъ, неопредленныхъ формъ, то снова громоздились вмст, представляя длинную вереницу гигантскихъ, серебристыхъ, горъ.

Въ воздух чувствовалась прохлада, на деревьяхъ висли пожелтлые листья, которые при малйшемъ дуновеніи втра съ шелестомъ падали на землю, точно будто чья-то невидимая рука съ досадою схватывала и размельчала ихъ… Все кругомъ глохло, пустло, теряло яркіе цвта, и облекалось въ будничную одежду осени… Только хорошенькое личико боярышни Ириши Мухановой, по прежнему, выглядло веселымъ, пухленькія щечки ея были покрыты яркимъ румянцемъ, глаза горли, словно раскаленные уголья… Вся она дышала счастьемъ, здоровьемъ. Проворно спустившись съ тесоваго крылечка боярскихъ хоромъ отцовскаго дома, Ириша вышла на широкій дворъ, обнесенный такимъ же тесовымъ заборомъ, вдоль котораго возвышался рядъ старинныхъ, развсистыхъ дубовъ, сбросила фату, составлявшую въ ту отдаленную эпоху, одну изъ главныхъ принадлежностей женскаго туалета, и принялась, въ сопровожденіи мамушки Аграфены, палкою разрывать сухіе листья, отыскивая между ними свалившіеся за ночь желуди.

— Смотрива-ка, Игнатьевна, обратилась она къ старушк,— сколько набрали желудей почитай, безъ малаго сотня будетъ!— И, опустившись на скамейку, двушка стала осторожно вытряхать ихъ.

Няня подошла ближе, съ любовью взглянула на свою питомицу и, молча, покачала сдой головой. Двушка хотла еще что-то сказать, но въ эту самую минуту за заборомъ по дорог раздался конскій топотъ и затмъ на дворъ въхали два всадника, одинъ изъ нихъ, очевидно, былъ бояринъ, судя по его роскошному кафтану, а другой, по всей вроятности, принадлежалъ къ разряду холоповъ.

Появленіе ихъ было до того неожиданно, что Ириша, не успвъ покрыться фатою, невольно вскрикнула и прижалась къ нян.

— Прости, боярышня, коли напугалъ тебя, извинился незнакомецъ, ловко соскочивъ съ лошади и передавая поводья тоже успвшему уже спшиться товарищу,— но мн сказали, что здсь живетъ бояринъ Антонъ Никаноровичъ Мухановъ, къ которому я пріхалъ по длу.

Говоря это, молодой человкъ не сводилъ глазъ съ боярышни, а она — въ первую минуту хотла было накрыться фатой, поданной Игнатьевной, но потомъ, машинально опустивъ руки, въ свою очередь, засмотрлась на неожиданнаго постителя. Столько жизни, энергіи, выражалось въ красивомъ лиц юноши, столько чего-то теплаго, задушевнаго сказывалось въ прекрасныхъ глазахъ его, что двушка съ первой встрчи почувствовала къ нему особенное влеченіе.

Чмъ дольше вглядывалась она въ черты незнакомца, тмъ явственне начинала припоминать, что гд то, когда-то видла его, но когда это именно было, при какихъ обстоятельствахъ, никакъ не могла дать себ отчета.

Изъ-за угла, между тмъ, показался конюхъ, онъ знакомъ пригласилъ слугу всадника слдовать за нимъ, а Игнатьевна, со своей стороны, поспшила проводить молодого боярина въ хоромы.

Ириш сильно хотлось заговорить съ нечаяннымъ гостемъ, но строгій взглядъ няни остановилъ ее: ‘непристойно, молъ, боярышн вести рчь съ незнакомымъ мужчиной’ — выражалъ этотъ взглядъ.

Слова замерли на губахъ красавицы, она ограничилась безмолвнымъ поклономъ, долго провожала глазами статную фигуру гостя, и когда онъ, наконецъ, скрылся изъ виду, снова мысленно задала себ вопросъ: ‘во сн или на яву видала его раньше?’

Онъ же этимъ временемъ, пройдя черезъ переднюю, гд толпилось нсколько человкъ холопей всевозможнаго возраста, вошелъ въ довольно большую комнату и, набожно перекрестившись передъ висвшимъ въ углу образомъ, низко поклонился хозяину.

— Добро пожаловать, отозвался послдній, со вниманіемъ разглядывая юношу,— черты лица твоего мн удивительно знакомы, но только никакъ не могу сообразить, гд мы съ тобой встрчались.

— Меня, бояринъ, ты едва-ли можешь помнить, потому что видлъ еще маленькимъ, но съ отцомъ моимъ былъ хорошій пріятель.

— А какъ его имя?

— Иванъ Петровичъ Матвевъ.

— Ивана-то Петровича… Ванюшу Матвева, какъ не помнить, помню отлично. Господи, да неужели ты тотъ курчавый мальчуганъ-повса, который лтъ двнадцать тому назадъ прізжалъ въ Москву съ отцомъ, на побывку, и игрывалъ здсь, въ этихъ самыхъ комнатахъ, съ моею Аришей?

— Да, бояринъ, совершенно врно.

Антонъ Никаноровичъ крпко обнялъ молодого человка, посадилъ рядомъ съ собою на лавку и началъ разспрашивать о разныхъ разностяхъ.

Юрій Ивановичъ, такъ звали юношу, подробно разсказалъ ему, какимъ образомъ, оставшись круглымъ сиротою, все время жилъ съ бабушкою въ Новгород, а теперь, нсколько недль тому назадъ, похоронивъ и ее, ршился пробраться въ Москву, чтобы попытать счастья попасть въ ряды царскаго войска.

— Вспомнилъ я про тебя, бояринъ, сказалъ Юрій въ заключеніе,— и по старой памяти ршился обратиться съ просьбой помочь мн совтомъ, какъ легче приняться за дло.

— Отъ души радъ быть полезнымъ, отозвался старикъ, вторично цлуя Юрія,— посовтовать могу, на содйствіе же не разсчитывай, самъ я птица не важная и залетать въ царскіе хоромы не часто приходится, но тмъ не мене, при первомъ удобномъ случа, словечко все-таки замолвлю: ты, вдь, у насъ погостишь надюсь?

— До вечера, коли позволишь, останусь.

— А затмъ куда? Опять въ Новгородъ?

— Нтъ, я пробираюсь въ село Покровское, которое отсюда находится, говорятъ, верстахъ въ девяти,’ тамъ у меня отецъ крестный, узнавъ, что я теперь одинъ одиношенекъ на бломъ свт, онъ приглашаетъ меня перебраться къ нему и пожить до тхъ поръ, пока попаду на службу, такъ какъ Москва отсюда не далеко.

— Врно, ну, такъ, значитъ, и отлично, видаться будемъ часто, а теперь я все-таки не отпущу тебя раньше, какъ денька черезъ два. Эй! Кто тамъ?! крикнулъ онъ прислуг, и когда на зовъ его явился одинъ изъ холоповъ, приказалъ немедленно накрывать столъ и попросить придти боярыню.

По прошествіи нсколькихъ минутъ, въ свтлицу вошла супруга Антона Никаноровича Анна Григорьевна, одтая въ парчовый сарафанъ и ватную душегрйку.

— Смотри-ка, Аннушка, какого нежданнаго гостя

Богъ прислалъ, обратился бояринъ къ своей дражайшей половин, какъ только она показалась на порог.

Боярыня, съ подобострастною улыбкою, переводила взоръ на мужа и на гостя, а затмъ обратно, это была замчательно добрая женщина, но, находясь въ полной зависимости отъ супруга, она не имла ни малйшаго права голоса и безпрекословно подчинялась вол своего владыки, словомъ, скоре походила на автомата, чмъ на здравомыслящее существо.

— Чего глаза-то выпучила? Не узнала, что-ли? спросилъ Антонъ Никаноровичъ.

— Да и впрямь, Антонъ Никаноровичъ, сразу признать не могу, а лицо, кажись, знакомое… Ахъ, батюшки, отцы родные! добавила она черезъ нсколько минутъ,— вдь это Юша Матвевъ!— и, широко раскрывъ объятія, принялась цловать молодого человка.

Снова пошли разговоры, спроси, разспросы, наконецъ, когда перебрали всхъ дядюшекъ, тетушекъ, близкихъ и далекихъ родственниковъ, Мухановъ напомнилъ, что ‘соловья баснями не кормятъ’, и вс отправились въ сосднюю горницу обдать.

— Пускай Ириша выйдетъ къ столу, обратился онъ къ жен, — это вдь старый знакомый, они вмст игрывали, когда были дтьми,— стсняться нечего.

Боярыня отправилась немедленно исполнить приказаніе мужа и черезъ нсколько времени снова вернулась въ сопровожденіи дочери, которая застнчиво поклонилась гостю.

— Ириша, сказалъ тогда Антонъ Никаноровичъ,— это Юша Матвевъ, съ которымъ ты нсколько лтъ тому назадъ въ лошадки бгала, да на качеляхъ качалась Помнишь?

Только тутъ разршилась для Ириши трудная задача, когда и гд видла она юношу… Сразу припомнились ей нкоторыя подробности ихъ дтскихъ игръ и то, что ея мать, въ разговорахъ съ матерью Юрія, часто говаривала, что когда дтки выростутъ, то они ихъ женятъ и черезъ э то сдлаются близкими родственниками.

Затмъ Юшу увезли въ Новгородъ, а Ириша осталась въ Москв, имъ долго не приходилось видться, но это все-таки не мшало маленькой боярышн, отъ времени до времени, вспоминать друга дтства и видть въ немъ будущаго жениха.

Начнетъ, бывало, Игнатьевна разсказывать сказку про спящую красавицу или про что другое въ этомъ род, и Ириша представляетъ себя героинею, а Юрія — героемъ разсказа. То представляется онъ ей въ вид съ ногъ до головы осыпаннаго драгоцнными камнями человка, то храбрымъ рыцаремъ, то простымъ маленькимъ мальчикомъ, какимъ она его знала и видла… Вотъ онъ является на ковр-самолет, они садятся рядомъ, и несутся быстро-быстро, среди какого-то необыкновеннаго міра, гд на каждомъ шагу попадаются на встрчу то волшебницы, то колдуны, то дворцы хрустальные, то медвжьи берлоги, несутся они на ковр мимо всего этого и конца-края длинному путешествію не видятъ… Съ такими мыслями Ириша крпко засыпала и на слдующее утро, проснувшись, жалла, что все это былъ сонъ, но вотъ теперь наконецъ, она видитъ Юшу на яву, онъ нежданно-негаданно является въ домъ ея родителей, хотя не сказочнымъ царевичемъ, но тмъ не мене такимъ красивымъ, статнымъ, что отъ него просто глазъ оторвать не хочется. Ириша чувствуетъ, что готова полюбить его всей душой, и мысленно даетъ себ слово никогда ни за кого не выходить замужъ, кром какъ за Юрія.

II.
Замыслы боярина Морозова.

Посл неожиданнаго появленія Юрія въ дом боярина Муханова прошло почти полгода, поселившись въ сел Покровскомъ у крестнаго отца, юноша-сиротка прізжалъ къ Антону Никаноровичу чуть не ежедневно, подъ предлогомъ установившейся дружбы между нимъ и сыномъ Муханова Андреемъ, на самомъ же дл его тянуло туда желаніе видться съ Иришей, которую онъ усплъ полюбить всей душой. Мысль избрать двушку подругою жизни засла ему въ голову, но онъ никому, кром Андрея, не смлъ сообщить объ этомъ, въ виду того, что старикъ Мухановъ, какъ человкъ гордый и честолюбивый, едва-ли бы согласился на бракъ дочери съ бднякомъ, не имвшимъ ни имени, ни положенія, на котораго смотрли просто какъ на родственника, какъ на сына стараго пріятеля, но отнюдь не какъ на выгоднаго жениха.

Все это Юрій зналъ отлично, знала также Ириша, но какъ тотъ, такъ и другая, втайн леляли завтную мысль, что какъ нибудь, съ Божьей помощью, рано или поздно, мечта ихъ все-таки осуществится, Юрій началъ подумывать о томъ, не рискнуть-ли послать сватовъ къ Антону Никаноровичу, Андрей по настоятельнымъ просьбамъ сестры, подбодрялъ его, молодые люди, сами не зная почему, стали надятся и повеселли, но тутъ-то вдругъ случилось слдующее, совершенно неожиданное, обстоятельство.

Антону Никаноровичу по какому-то длу понадобилось хать въ Москву. Такъ какъ имніе его находилось отъ Блокаменной недалеко, то сборовъ особенныхъ не было, но Юрій все-таки пришелъ проводить старика, съ цлью попросить замолвить о немъ словечко кому нибудь изъ именитыхъ бояръ.

— Ладно, ладно, не забуду, отозвался Мухановъ и, набожно перекрестившись, тронулся въ путь.

День уже клонился къ вечеру, когда неуклюжая колымага его очутилась на одной изъ узкихъ улицъ прежней старинной столицы русскаго государства. Прохавъ по Варваровк и обогнувъ стну Китай-города, колымага заворотила въ переулокъ и направилась къ небольшому деревянному дому, принадлежащему еще далеко не знатному въ то время боярину Иль Даниловичу Милославскому. Мухановъ былъ съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ и почти всегда, прізжая въ Москву, останавливался у него.

Милославскій встртилъ стараго пріятеля, по обыкновенію, съ распростертыми объятіями и казался такимъ счастливымъ, довольнымъ, сіяющимъ, что Антонъ Никаноровичъ даже изумился.

— Тебя просто не узнать, сказалъ онъ, улыбнувшись,— помолодлъ какъ-то, даже словно сталъ красиве…

Милоелавскій, вмсто отвта, еще разъ обнялъ дорогого гостя и, наклонившись къ самому уху послдняго, проговорилъ шопотомъ, чтобы не слыхали холопы.

— Такое счастье Богъ послалъ, что и во сн-то никогда не снилось… Затмъ взялъ Муханова подъ руку,— свелъ его въ сосднюю свтелку, усадилъ на дубовую скамью и приказалъ сейчасъ же принести вина и закусокъ.

— Да что такое съ тобою приключилось? Скажи же, наконецъ! допытывался Антонъ Никаноровичъ.

— Ты вотъ закуси съ дороги прежде, духъ переведи, а потомъ мы двери запремъ на задвижку и все теб разскажу, какъ лучшему другу, пріятелю, только, смотри, не проговорись никому о томъ, что услышишь.

— Насчетъ этого можешь быть совершенно покоенъ, разв не знаешь меня?

— Знаю, потому-то и ршаюсь довриться.

Пока пріятели разсуждали подобнымъ образомъ, столъ былъ накрытъ, вино и закуски принесены.

— Ступай, ты намъ больше не нуженъ, обратился тогда Илья Даниловичъ въ холопу и, собственноручно закрывъ за нимъ дверь, приступилъ къ разсказу,

— Представь себ, что вчера вечеромъ, нежданно-негаданно, является ко мн бояринъ Морозовъ, началъ онъ какимъ то таинственнымъ голосомъ.

— Борисъ Ивановичъ! Разв онъ у тебя бываетъ? прервалъ пріятеля Мухановъ.

— До сихъ поръ никогда не удостоивалъ подобной чести, а вчера пожаловалъ,

— Ну, ну, и что-же?

— Ну, вотъ и повелъ такую рчь, ‘Государь нашъ батюшка, Алексй Михайловичъ, жениться задумываетъ, черезъ нсколько времени по всему русскому государству будутъ разсылаемы указы — самыхъ что ни на есть красивыхъ двушекъ въ списки вносить, и твои дочки, Марья да Анна Ильинишны, попадутъ туда тоже’. Я всталъ и низко поклонился.— Надетъ въ Москву блокаменную многое множество красавицъ-боярышенъ, продолжалъ Морозовъ,— и сегодня за столомъ государь изволилъ отдать приказаніе мн и еще нкоторымъ приближеннымъ боярамъ отмтить изъ нихъ двнадцать-пятнадцать самыхъ красивыхъ, чтобы затмъ уже лично приступить къ выбору. По мн, дло это выйдетъ не ладно,— каждый уполномоченный бояринъ станетъ стараться своихъ выдвинуть, пойдутъ ссоры, распри, неурядицы и, въ конц-концовъ, могутъ такой роденькой наградить, что вс мы волкомъ завоемъ, вотъ, во избжаніе чего-либо подобнаго, я ршился заране употребить свое вліяніе на юнаго царя и уговорить его, что краше да миле старшей дочери твоей Маріи Ильинишны нтъ никого изъ боярышней, и что ежели ему будутъ какую указывать, то чтобы онъ неслушадся. Согласенъ-ли ты со мною, бояринъ?— добавилъ Морозовъ въ заключеніе. Я конечно, пришелъ въ неописанный восторгъ и просто не помнилъ себя отъ радости.

— Еще бы! согласился Антонъ Никаноровичъ, завидуя въ душ выпавшему на долю пріятеля великому счастію.

— Да этимъ дло еще не кончилось, продолжалъ Морозовъ, когда я нсколько успокоился, въ награду за такую протекцію, ты обязательно долженъ разршить мн заслать сватовъ — лично для себя, за твоей младшей дочерью. Не побрезгуй! Авось полюблюсь Анн Ильинишн и не сгублю ея молодость!— При этомъ извстіи, я уже не въ силахъ былъ ничего отвтить, а только залился радостными слезами и, бросившись на шею будущаго зятя, принялся безъ конца цловать его, живо смекнулъ я, что посл- подобнаго предложенія сомнваться въ успх нечего и что при содйствіи могучаго Морозова — проиграть дло ни въ какомъ случа немыслимо!..

— Да, да, отозвался Мухановъ, когда Илья Даниловичъ кончилъ свой длинный монологъ,— дйствительно, счастье великое выпало на твою долю. Поздравляю!

Пріятели расцловались, разговоръ между ними на эту тему продолжался еще довольно долго, но Муханову стоило не малаго труда скрывать передъ Милославскимъ все боле и боле разгоравшееся въ немъ чувство зависти, онъ казался разсянъ и задумчивъ, порою отвчалъ невпопадъ, Илья Даниловичъ приписалъ это утомленію и предложилъ ему отправиться на покой.

Ночь Антонъ Никаноровичъ провелъ тревожно, ворочаясь съ боку на бокъ почти до разсвта. Зато легко было на душ у боярина Морозова, который, задумавъ устроить бракъ юнаго царя съ Маріей Милославской, а затмъ жениться на ея родной сестр, явно упрочивалъ свое личное положеніе. Правда, и до сихъ поръ грхъ ему было жаловаться на судьбу: онъ состоялъ самымъ близкимъ человкомъ къ царю, передъ нимъ склонялись вс, онъ управлялъ длами государства… Но все это рано или поздно могло измниться. Царь-отрокъ съ каждымъ годомъ становился старше, у него проявлялись свои взгляды, своя воля. Возникалъ вопросъ, какимъ образомъ найти средство, чтобы навсегда поддержать съ нимъ связь, подчинить его своему вліянію… И вотъ вспомнилъ онъ про Илью Даниловича, который, въ знакъ благодарности за то, что онъ, Морозовъ, еще при покойномъ цар Михаил еодорович неоднократно ему покровительствовалъ, теперь тайкомъ, втихомолку, наблюдалъ, гд что говорится, длается, и затмъ, все безъ исключенія, передавалъ своему благодтелю, который, имя массу завистниковъ, могъ такимъ способомъ всегда во-время предупредить ихъ козни.

III.
Лучъ надежды.

Дождавшись, наконецъ, утра, Антонъ Никаноровичъ поднялся раньше всхъ и, наскоро перекусивъ, отправился обдлывать различныя дла. Мысль о великомъ счастіи, выпавшемъ на долю Милославскаго, не покидала его, онъ чувствовалъ, что въ немъ закипаетъ не то зависть, не то злоба какая-то… Встать выше другихъ, выдвинуться впередъ — вотъ чего добивалась гордая, честолюбивая натура боярина, а это, между тмъ, никакъ не удавалось. Правда, раза два-три въ годъ ему случалось бывать въ палатахъ государевыхъ, встрчаться тамъ съ именитыми боярами, но при этомъ приходилось оставаться, какъ говорится, послдней спицей въ колесниц, не имя ни малйшаго права голоса, А выдвинуться такъ хотлось! Чего, чего бы, кажется, ни сдлалъ Мухановъ, на что бы не ршился, лишь бы только хотя немного удовлетворить свое безграничное честолюбіе! Разсуждая самъ съ собою подобнымъ образомъ, онъ задумчиво шагалъ по Варваровк, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то дружески потрепалъ его по плечу.

Антонъ Никаноровичъ обернулся и увидалъ стоявшаго за спиною знакомаго боярина, по фамиліи Нащокинъ.

— Здорово, бояринъ, давно-ли изволилъ пожаловать въ блокаменную? густымъ басомъ обратился послдній къ Муханову и, не дожидаясь отвта, повелъ рчь о разныхъ разностяхъ.

Мухановъ, замтивъ, что Нащокинъ былъ порядочно навесел, хотлъ поскоре отъ него отдлаться, но словоохотливый бояринъ, повидимому, не раздлялъ этого мннія и продолжалъ говорить безъ умолку, идя рядомъ по улиц. Затмъ вдругъ некрасивое, одутловатое лицо его приняло какое-то странное выраженіе, глаза словно посоловли еще больше, онъ нагнулся къ самому уху Антона Никаноровича и проговорилъ нершительно:

— Радъ я, очень радъ случаю повстрчаться съ тобою, давно мн этого хотлось…

Мухановъ взглянулъ вопросительными, изумленными глазами.

— Да, да, давно… Но все не приходилось… Дло, видишь-ли ты, заключается въ слдующемъ: слыхалъ я… что у тебя… дочка красавица…

Антонъ Никаноровичъ ничего на это не отвтилъ, недоумвая въ душ, къ чему вздумалось боярину начинать подобный разговоръ.

‘Ужъ не мечтаетъ-ли онъ завладть Иришей’, подумалъ старикъ, знавшій, что у Нащокина существуетъ цлый гаремъ и что слава о его разгульной жизни далеко несется не только по Москв, но даже по всему околотку, и злоба уязвленнаго самолюбія ключомъ закипла въ груди стараго боярина.

‘Нтъ, братъ, шалишь!’ продолжалъ онъ разсуждать самъ съ собою,— ‘я хотя и не могу похвастать знатностью происхожденія, хотя не имю, какъ ты, родственника при двор царскомъ, но тмъ не мене за честь дочери постою упорно… Заикнись только что-нибудь такое неладное, покажу, гд раки зимуютъ.

А Нащокинъ, между тмъ, не замчая грознаго выраженія лица собесдника, смотрлъ на него по прежнему умильно, и заговорилъ еще тише.

— Задумалъ я, значитъ, покончить со своимъ одинокимъ, распутнымъ житьемъ-бытьемъ, хочу въ законный бракъ вступить, молодою хозяюшкой обзавестись.

‘Такъ вотъ оно что!’ мысленно проговорилъ Антонъ Никаноровичъ, и лицо его моментально прояснилось.

— Конечно, здсь не мсто и не время подобныя рчи заводить, но мн хотлось только знать твое мнніе, бояринъ, такъ какъ закатишься ты къ себ въ усадьбу и опять Богъ всть когда придется свидться… Скажи же откровенно, не побрезгуетъ мною, вдовымъ да старымъ, твоя красавица Арина Антоновна?

Признаніе это случилось до того неожиданно, что Антонъ Никоноровичъ въ первую минуту просто ушамъ не поврилъ, но затмъ, нсколько поуспокоившись, сразу сообразилъ, что бракъ Ириши съ Нащокинымъ сулитъ въ будущемъ много хорошаго, и потому поспшилъ дружески полить руку собесдника, причемъ любезно добавилъ, что напрасно онъ называетъ себя ‘старымъ’.

Тогда Нащокинъ просіялъ въ свою очередь, нсколько минутъ оба боярина шли молча, потомъ заговорили о какомъ то постороннемъ предмет и, наконецъ, разстались, вторично обмнявшись дружескимъ рукопожатіемъ.

‘Да, благодаря этому браку я непремнно выберусь на дорогу. Нащокинъ богатъ, дядя его считается важнымъ человкомъ, онъ можетъ многое сдлать для Андрея, многое предоставить мн… А что скажетъ Ириша? Любо ли ей покажется сдлаться женою человка, который втрое старше ее?— шепнулъ Антону Никаноровичу какой-то тайный голосъ, и живо вообразилъ онъ себ тучную фигуру Нащокина рядомъ со стройной, граціозной Иришей, живо представились ему ея розовыя щечки, свтлая улыбка, прекрасные черные глаза, которые съ самаго дтства смотрли на него такъ любовно, такъ доврчиво! Что-то похожее на упрекъ закопошилось въ сердц старика, но это что-то почти сейчасъ же было подавлено прежнимъ чувствомъ жажды извстности, славы, почестей…

Покончивъ вс дла, Мухановъ на слдующее же утро простился съ гостепріимнымъ хозяиномъ и отправился въ обратный путь.

Во все время перезда, старика осаждали самыя разнообразныя мысли, которыя проносились въ его сдой голов цлыми вереницами, онъ даже не замтилъ, какъ совершилъ почти пятичасовое путешествіе отъ Москвы до Антоновки, такъ называлась его усадьба, живописно раскинувшаяся вдоль глубокаго обрыва, на противоположной сторон котораго виднлось село Покровское, гд, какъ уже сказано выше, жилъ крестный отецъ Юрія, пріютившій теперь у себя бездомнаго юношу.

Грузно катилась колымага Муханова по торной дорог, до Антоновки оставалось не боле версты. Антонъ Никаноровичъ машинально повернулъ голову направо и, замтивъ показавшагося изъ за оврага всадника, сталъ пристально въ него вглядываться.

— Вдь это, кажется, Андрей? обратился онъ къ кучеру.

— Такъ точно, отозвался послдній,— должно изъ Покровскаго возвращается.

— Остановись, подождемъ, онъ сейчасъ догонитъ насъ.

Всадникъ, дйствительно, не заставилъ долго ожидать себя.

— Привяжи лошадь сзади къ колымаг и садись рядомъ со мною, предложилъ Мухановъ сыну.

Андрей повиновался.

— Откуда Богъ несетъ? спросилъ старикъ, когда колымага снова загрохотала по дорог.

— Былъ у Юрія да не засталъ дома, оказывается, онъ къ намъ похалъ.

— По правд сказать, ваша дружба мн крпко не по сердцу.

— Почему, батюшка?

— Неровня онъ теб.

— Чмъ неровня? Онъ такой же дворянскій сынъ, какъ я, и точно также, вроятно, скоро будетъ записанъ въ ряды царскаго войска.

Старикъ ничего не отвчалъ. Андрей зналъ по опыту, что если отецъ на чье либо возраженіе отмалчивается, то это означаетъ въ немъ хорошее расположеніе духа, и потому вспомнилъ данное сестр общаніе намекнуть о намреніи Юрія, ршился не упускать благопріятнаго -случая и сейчасъ же приступить къ длу.

— Я давно, родимый, собирался сказать теб кое-что о немъ, заговорилъ онъ нершительно.

— Говори, послушаемъ, врно относительно будущей службы, подожди, подожди, обоихъ васъ выведу въ люди, отвчалъ старикъ, самодовольно улыбнувшись.

— Нтъ, батюшка, не по служб, а видишь-ли, крпко онъ полюбилъ нашу Иришу, да и ей больно по сердцу пришелся…

— Что такое?

Андрей повторилъ свои слова нсколько упавшимъ голосомъ.

— Молчать! грозно крикнулъ старикъ,— къ чему вздумалъ глупыя рчи вести.

Андрей хотлъ возразить, но Антонъ Никаноровичъ не далъ ему рта разинуть и сказалъ, что ежели Ириша не выкинетъ вздора изъ головы, то онъ съ ней расправится по своему.

Въ голос старика звучала та недобрая нотка, которая обыкновенно наводила паническій страхъ на всхъ членовъ семейства, а потому Андрей не счелъ возможнымъ продолжать начатый разговоръ, да и колымага какъ разъ въ эту минуту остановилась у подъзда.

— Смотри же, добавилъ старый бояринъ, поднимаясь на крыльцо,— чтобъ больше не было рчи ни о чемъ подобномъ, иначе я не позволю Юрію къ намъ носу показывать, это не блажь съ моей стороны, а совершенно основательное требованіе, потому что…

Тутъ старикъ внезапно прервалъ начатую рчь, вроятно, онъ боялся, что холопы могутъ услышать его, или просто не желалъ распространяться даже передъ сыномъ…

Войдя въ комнаты, онъ засталъ жену и дочь въ столовой, гд, очевидно, только его и ожидали, чтобы ссть за ужинъ, Юрій находился тутъ же. Старикъ взглянулъ на него изъ-подлобья, нахмуривъ сдыя брови, причемъ, однако, невольно обратилъ вниманіе на то, что за короткій промежутокъ времени, что онъ не видалъ его, онъ словно какъ бы похудлъ и осунулся, то же самое замтила и Ириша. Она не спускала глазъ съ друга дтства, ужасаясь рзкой перемны, произшедшей въ немъ за послдніе два-три дня, въ продолженіе которыхъ онъ не прізжалъ къ нимъ. Черные, огневые глаза ея молодого друга горли какимъ-то лихорадочнымъ блескомъ, яркій румянецъ исчезъ, щеки ввалились молодая двушка ожидала съ нетерпніемъ конца ужина надясь какъ нибудь, съ помощью брата, улучить минуту переговорить со своимъ ненагляднымъ, но ужинъ, точно на зло, длился необыкновенно долго, и только посл безчисленнаго количества блюдъ, наконецъ, къ общему удовольствію, прекратился. Первымъ всталъ Антонъ Никаноровичъ, примру его послдовали остальные.

Перекрестившись передъ висвшею въ углу иконою, старикъ ушелъ на свою половину, за нимъ, немного погодя, скрылась Анна Григорьевна, вызванная прислугою для домашнихъ распоряженій, а затмъ и Андрей, смекнувшій, что данный моментъ представляется какъ нельзя боле удобнымъ для того, чтобы молодые люди могли перекинуться между собою теплымъ еловомъ.

— Юша, голубчикъ, что съ тобою приключилось? поспшно спросила наконецъ боярышня, какъ только затихли шаги удалявшагося Андрея.

Говоря это, она улыбнулась своей всегдашней, ласковой улыбкой, взглянула долгимъ испытующимъ, нжнымъ взоромъ, но лицо юноши, по прежнему, оставалось грустно и задумчиво, хотя при этомъ онъ глядлъ на нее, не отрываясь, словно видлъ въ первый разъ.

— Юша, милый, дорогой, продолжала двушка еще нжне,— скажи же, наконецъ, не скрывайся!

Въ голос ея слышались слезы.

— Голубка ты моя ненаглядная, отозвался тогда Юрій,— какъ мн не печалиться, какъ не горевать, когда не сегодня — завтра отнимутъ тебя отъ меня.

— Какъ отнимутъ? Кто отниметъ? съ удивленіемъ переспросила Ирина.— Право, я въ толкъ не возьму, къ чему рчи такія вести, о томъ, что ты для меня дороже жизни, и что ни за кого другого я замужъ не пойду, ты знаешь… Сомнваться въ согласіи родителей, моихъ нечего: они тебя любятъ, почитай, не меньше Андрея.

— Богъ знаетъ, Ириша!

— Ну, вотъ еще что выдумалъ! мама даже сегодня вспоминала, какъ, бывало, говаривала вмст съ твоей покойной матерью о томъ, что когда мы выростомъ большіе, он непремнно повнчаютъ насъ.

— Анна-то Григорьевна на нашей сторон, я знаю, но объ Антон Никанорович этого сказать нельзя.

— Почему?

— Разв не замтила, какъ онъ сегодня на меня косо посматривалъ? Какая тому причина, право, не понимаю, только ясно, что дло неладное.

— Нтъ, Юша, право, все это теб только кажется.

Юрій печально покачалъ головою. Нсколько минутъ длилось молчаніе, которое юноша, однако, нарушилъ первый.

— Да главная-то причина моей тоски, собственно говоря, не въ томъ заключается, промолвилъ онъ тихо.

— А въ чемъ же?

— Вдомо-ли теб, моя голубка, или нтъ, что теперь бояре московскіе разъзжаютъ по всей Россіи, да самыхъ красивыхъ двушекъ въ списки царскихъ невстъ вносятъ? Недавно въ Галич я ихъ своими глазами видлъ и разузналъ, что въ самомъ скоромъ времени они сюда явятся.

— Ну, такъ что-же, пускай явятся, намъ то съ тобою какое до нихъ дло?

— Такое, Иришенька, что не миновать теб этого списка, чуетъ мое сердце… Повезутъ тебя въ Москву, покажутъ царю молодому и тогда — прощай моя радость, прощай мое счастье!..

— Все ты, Юнга, неладныя рчи говоришь, ничего подобнаго но будетъ: мы завтра же скажемъ о нашей любви батюшк… онъ, наврное, благословитъ насъ….

Съ этими словами Ириша встала съ мста, быстрымъ движеніемъ нагнувъ къ себ голову Юрія, она поцловала его крпко, крпко, а затмъ поспшно выбжала изъ горницы.

Что-то мучительное и вмст съ тмъ отрадное закопошилось въ наболвшей душ Матвева, онъ безсознательно закрылъ лицо руками и почувствовалъ, что вотъ-вотъ готовъ разрыдаться.

IV.
Роковая всть.

Бояринъ Антонъ Никаноровичъ, заложивъ руки за спину, крупными шагами разгуливалъ взадъ и впередъ по своей горенк, его взволнованное лицо и порою какія-то нервныя, лихорадочныя движенія служили явнымъ доказательствомъ, что онъ чмъ-то сильно озабоченъ или встревоженъ.

— Неужели въ самомъ дл, счастливцу Милославскому, этому противному подлиз, удастся выдать дочку за царя! проговорилъ вдругъ старикъ громко.— Вотъ-то онъ возгордится, вотъ-то завеличается… А подумаешь, чмъ лучше его Марья Ильинишна моей Ириши… Да… конечно, продолжалъ размышлять бояринъ, поглаживая сдую бороду,— но такъ какъ всмъ нельзя сразу достигнуть подобной чести, то слдуетъ во всякомъ случа позаботиться о томъ, чтобы не стать ниже другихъ, дать видное положеніе собственной дочери и черезъ это самому выйти въ люди… Да, да, непремнно, звать и хлопать глазами нечего, особливо теперь, когда счастье нежданно-негаданно само дается въ руки, ‘ежели только можно назвать счастьемъ бракъ семнадцатилтней двушки почти со старикомъ’,— опять шепнулъ Муханову тотъ же самый невидимый голосъ,— и бояринъ, словно желая заглушить его, сначала принялся ходить по комнат еще скоре, а затмъ почти бгомъ направился въ свтлицу Анны Григорьевны, которую засталъ уже въ постели.

— Жена, проговорилъ онъ, безцеремонно толкнувъ боярыню въ плечо,— проснись, новость скажу…

Анна Григорьевна только что вздремнула, открывъ глаза, она, по выраженію лица мужа, тотчасъ догадалась, что, вроятно, случилось нчто особенное.

— Новость? переспросила она съ любопытствомъ.

Антонъ Никаноровичъ, молча, кивнулъ головою, разстегнулъ кафтанъ и, усвшись на лавку подъ образами, принялся усердно утирать платкомъ катившіяся по лбу крупныя капли пота.

— Ужъ не татары ли къ Москв подступили? начала Анна Григорьевна, горя нетерпніемъ скоре услыхать новость.

Бояринъ громко расхохотался.

— Съ такими новостями въ бабьи хоромы я бы не поспшилъ придти, нтъ, старуха, не татары, а дло-то заключается въ томъ, что ты позаботься, чтобы было во что дочку нарядить, потому не сегодня-завтра къ намъ, можетъ быть, сваты прідутъ.

Заспанное лицо Анны Григорьевны озарилось радостною улыбкою, ‘Ай да молодецъ Андрюша, подумала она, ловко все устроилъ!’

— Что же, давай Богъ, отозвалась она затмъ вслухъ,— въ добрый часъ, у меня всегда душа лежала къ Юрію.

— Къ Юрію! И ты туда же! Дался вамъ всмъ сегодня Юрій, нтъ, матушка Григорьевна, не такая доля приготовлена Ириш, нтъ, далеко нтъ. Къ Ириш сватается бояринъ Нащокинъ…

— Это вдовецъ-то, старый развратникъ? невольно сорвалось съ языка Анны Григорьевны.— Господь съ тобою, Антонъ Никаноровичъ, что ты такое замышляешь неладное! Неужели мы росшій да холили Иришу, чтобы за него выдать! Неужели же на ея долю лучшаго жениха не найдется!…

— Глупая! Ты то подумай,— Нащокинъ изъ-важнаго рода, богатъ, но дворц царскомъ бываетъ, именитымъ бояриномъ считается… Такіе женихи дорого цнятся, не толико Ириш, а и намъ, старикамъ, почетъ будетъ…

Анна Григорьевна, вмсто отвта, тихонько отерла рукавомъ- навернувшуюся слезу, она знала, что воля Антона Никаноровича непреклонна… Ей стало жаль Иришу, жаль всмъ сердцемъ, всей душою.

— Ну, чего осовла? грозно крикнулъ Мухановъ.— Господь Богъ счастье посылаетъ, а она воетъ… Недаромъ добрые люди сказываютъ, что у женщины волосъ дологъ, да умъ коротокъ.

Анна Григорьевна залилась горючими слезами.

— Изволь приготовить все какъ слдуетъ, чтобы сватовъ принять прилично, продолжалъ бояринъ, не обращая вниманіе на слезы жены, и, вставъ съ мста, поспшно удалился.

Всю ночь провела боярыня въ слезахъ и заснула только на разсвт, не спалось также Ириш, конечно, по другой причин. Бдняжка не предполагала, какого рода разговоръ касательно ея велся между родителями, она вся была поглощена радужными мыслями о томъ что завтра Юрій, этотъ самый Юрій, бывшій привычный товарищъ, другъ дтства, сдлается ея женихомъ, а затмъ черезъ нсколько времени ея мужемъ, властелиномъ…

— Какъ же я люблю его, какъ особенно дорогъ и милъ сталъ онъ мн съ сегодняго вечера! тихо шептала красавица, безпрестанно ворочаясь на мягкомъ пуховик, и, не смотря на безсонную почти ночь, утромъ проснулась съ ощущеніемъ необыкновенной свжести, силы и такого добраго, широкаго чувства, что вся окружающая обстановка казалась ей чмъ-то особеннымъ. Вотъ слышитъ она, какъ, тихо скрипнувъ дубовою дверью въ свтлицу, входитъ старушка няня Игнатьевна… Ея покрытое морщинами лицо словно помолодло на нсколько лтъ.

— Вставай краля, говоритъ няня, раздвигая костлявою рукою кисейныя занавски, — смотри-ка, солнышко какъ весело на двор свтитъ, просто, чудо!

И въ самомъ дл весело льются яркіе лучи зимняго солнца, назойливо пробираясь сквозь замерзшія стекла.

— Няня, шепчетъ Ириша, приподнявшись на кровати,— подойди ближе, я теб скажу что-то хорошее, очень хорошее…

Затмъ, охвативъ шею Игнатьевны, двушка ей первой сообщаетъ свое намреніе, радость, счастіе. Игнатьевна крестится, цлуетъ боярышню, и затмъ, по окончаніи туалета послдней, об он идутъ къ Анн Григорьевн, которая, къ крайнему изумленію дочери, встрчаетъ ее горючими слезами.

— Матушка, дорогая, родимая, что случилось? тревожно спросила Ириша и, словно предчувствуя какую бду, задрожала всмъ тломъ.

Анна Григерьевна, не будучи въ силахъ доле скрывать поразившаго ее наканун извстія, въ короткихъ словахъ передала новость относительно предполагаемаго сватовства Нащокина.

Ириша всплеснула руками, поблднла, зашаталась.

Анна Григорьевна охватила руками станъ двушки, прижала къ груди и громко разрыдалась.

— Не пойду я за Нащокина, ни за что не пойду! съ отчаяніемъ воскликнула Ириша:— лучше весь вкъ останусь въ двкахъ, въ монастырь запрячусь, а женою этого отвратительнаго человка никогда не буду…

Прильнувъ головою къ плечу дочери, боярыня Муханова, стараясь нсколько сдержать рыданія, смотрла на нее тоскливо… Тяжело ей было возражать Ириш, а между тмъ она ясно сознавала, что разъ Антонъ Никаноровичъ желаетъ брака ея съ Нащокинымъ, то никакія силы не въ состояніи поколебать это желаніе.

Ириша, желанная… дорогая… стерпится — слюбится, попробовала она проговорить въ утшеніе и начала припоминать то далекое, давно прошедшее время, когда и ее, еще совсмъ молодую, неопытную двушку, тоже почти силою выдали за Муханова, который былъ почти на цлыя пятнадцать лтъ старше: ‘да вотъ прожила же вкъ, слава Богу, продолжала боярыня, совсмъ привыкла…’

Ириша слушала рчь матери разсянно.

— А какъ же Юрій? сказала она, наконецъ, потупившись.

— Что Юрій — о немъ не надо больше думать, выкинь вонъ изъ головы — и кончено.

— Изъ головы-то я выкинуть готова, родимая, да съ сердцемъ совладать не въ силахъ.

И опять слеза за слезой покатились по блднымъ щекамъ Ириши.

V.
Посолъ.

Всть о предполагаемомъ сватовств Нащокина съ быстротою молніи облетла вс уголки усадьбы Антоновки, производя на каждаго извстное впечатлніе. Анна Григорьевна отъ души жалла Иришу, хотя въ то же самое время не переставала повторять: ‘стерпится — слюбится’, примняя положеніе дочери въ данный моментъ къ своему собственному.

Андрей искренно скорблъ объ Юрі, который теперь окончательно упалъ духомъ и въ тотъ же день ухалъ домой.

Антонъ Никаноровичъ ходилъ сумрачный, въ какомъ-то возбужденномъ состояніи, говорилъ отрывисто и все больше удалялся въ свою горницу.

— Андрюша, голубчикъ, привези какъ-нибудь Юрія къ намъ, обратилась однажды Ириша къ брату, когда они остались вдвоемъ посл завтрака.

— Зачмъ! отозвался Андрей.

— Я хочу посовтоваться съ нимъ, можетъ быть, общими силами намъ удастся придумать способъ уговорить батюшку согласиться на нашу свадьбу.

— Нтъ, Ириша, этого никогда не будетъ, разв ты не знаешь, что слова батюшки — законъ? онъ отъ него никогда не отступится.

Ириша хотла что-то возразить, но въ эту самую минуту въ сняхъ послышались шаги, затмъ ведущая туда одностворчатая дверь отворилась, и на порог показался приходскій священникъ, о. Семенъ, въ сопровожденія какого-то незнакомца, который, судя по своему изящному, дорогому костюму, очевидно, принадлежалъ къ разряду знатныхъ бояръ.

Ириша, увидавъ его, хотла убжать, но о. Семенъ загородилъ ей собою дорогу, взялъ за руку и, обратившись къ неожиданному постителю, сказалъ:

— А вотъ какъ разъ и она — Антона Никаноровича дочка.

Незнакомецъ окинулъ двушку быстрымъ взглядомъ, поклонился, но Ириша не замтила ни взгляда, ни поклона, потому что, вырвавшись отъ отца Семена, бросилась бжать со всхъ ногъ въ свою свтлицу.

— Ну, что бояринъ, какова моя хваленая-то боярышня? спросилъ тмъ временемъ священникъ.

— Какъ есть писаная красавица, не мало двушекъ за послдніе дни переглядлъ я, а, признаюсь, такой еще не видывалъ, да поди, чай, и на Москв немного подобныхъ отыщется, спасибо, отче, спасибо, что указахъ.

— Чмъ богаты, тмъ и рады, самодовольно продолжалъ батюшка и потомъ, набожно перекрестившись, обратился къ вошедшей въ эту минуту и ничего не понимавшей Анн Григорьевн:

— Пути Господни неисповдимы, сказалъ онъ,— поздравляю, боярыня, можетъ быть, на долю твоей доченьки выпадатъ счастье великое… Да гд же самъ-то хозяинъ? намъ надо повидать его непремнно.

— Батюшка у себя въ горниц, отозвался Андрей, все время глядя молча и въ недоумніи, на окружающихъ.

— Проводи-ка насъ къ нему, продолжалъ священникъ.

— Пойдемте, милости просимъ.

Съ этими словами юноша направился къ горниц Антона Никаноровича и, остановившись около запертой Изнутри двери, тихонько постучался.

— Кто тамъ? откликнулся Мухановъ.

— Отвори, бояринъ, впусти дорогихъ гостей, нежданныхъ, негаданныхъ? громко воскликнулъ о. Семенъ, взявшись за скобку.

Задвижка щелкнула, Мухановъ, изумленный всей происходившей сценой, молча впустилъ къ себ постителей, и опять заперлись они втроемъ, и опять долго, долго разговаривали.

Анна Григорьевна ршительно ничего не могла сообразить, она только вопросительно глядла на Андрея, который, прислонившись къ стн, стоялъ какъ вкопанный.

Но вотъ, наконецъ, посл продолжительнаго совщанія, дверь комнаты Антона Никаноровича отворилась, и невдомый гость, отвсивъ низкій поклонъ, Снова прошелъ черезъ вс горницы съ о. Семеномъ и самимъ Мухановымъ, вышедшимъ проводить ихъ въ сни.

Анна Григорьевна такъ и впилась глазами въ мужа, въ особенности, когда замтила, что выраженіе лица его, изъ сумрачнаго и задумчиваго, вдругъ сдлалось сіяющимъ.

— Григорьевна, заговорилъ онъ какимъ-то торжественнымъ голосомъ, когда черезъ нсколько минутъ, проводивъ гостей, снова вернулся въ комнату,— Ириша, гд ты? спустись изъ своего терема, Андрей!— слушайте вс, какую радостную всть сообщу вамъ.

Анна Григорьевна, Ириша и Андрей окружили боярина.

— Знаете-ли вы, кто такой сейчасъ былъ у насъ вмст съ о.- Семеномъ? началъ Мухановъ почти шопотомъ и оглядываясь по сторонамъ, словно изъ страха, чтобы его кто не подслушалъ.

— Нтъ, въ одинъ голосъ отозвались слушатели.

— Бояринъ Пушкинъ… Онъ, по царскому приказу, здитъ по земл русской, да невстъ для батюшки-государя сзываетъ… Вотъ и на Иришу добрые люди указали ему… И крпко приглянулась она боярину… потому, значитъ, на Москву всмъ намъ велно хать немедленно… ко двору являться!

Послднія слова Мухановъ произнесъ особенно торжественно. Анна Григорьевна машинально перекрестилась, Андрей встрепенулся, а Ириша оглянулась кругомъ какъ-то безсознательно, она чувствовала, что голова ея начинаетъ кружиться, мысли путаются, ноги подкашиваются… Юрій… Нащокинъ… царскія палаты — все это несвязно, неявственно, смутно представляется въ растроенномъ воображеніи молодой двушки, она даже не можетъ отдать себ отчета — сонъ это или дйствительность… Знаетъ только одно, что Юрій, ея ненаглядный, желанный Юрій, въ настоящую минуту для нея дороже жизни, что она ни за что, ни за какія блага не согласна промнять его.

— Батюшка! шепчетъ бдняжка, съ отчаніемъ простирая руки къ Антону Григорьевичу,— но, вдь, я давно люблю Юрія и онъ меня тоже… любитъ съ самаго ранняго дтства…

— Юрія! грозно повторилъ старикъ, насупивъ брови,— о немъ больше не можетъ быть рчи… Если не судьба теб быть царицею, то во всякомъ случа Ты сдлаешься женою знатнаго боярина.

Ириша поблднла, зашаталась и, какъ снопъ, рухнулась на полъ. Анна Григорьевна, съ громкимъ воемъ, бросилась поднимать ее, Андрей побжалъ, за Игнатьевной, а Антонъ Никаноровичъ, сердито хлопнувъ дверью, снова удалился къ себ.

VI.
Послднее свиданіе.

Необычайное явленіе происходитъ въ матушк Москв-блокаменной, городъ оживился такъ, какъ давно не запомнятъ. Невстъ-боярышень понахало въ него видимо-невидимо, со всхъ четырехъ сторонъ русскаго государства… Расходились страсти между боярами, интриги закипли ключемъ, прежде всего возникалъ вопросъ — кого изъ своихъ приближенныхъ царь назначитъ орудіемъ такого важнаго дда, т. е., говоря иначе, довритъ изъ общей массы красивыхъ двушекъ отобрать наикрасивйшихъ.

Но вотъ, наконецъ, этотъ вопросъ разршился, имена судей извстны: назначены Борисъ Ивановичъ Морозовъ, родной братъ его Глбъ Ивановичъ, затмъ бояринъ Романовъ, Пушкинъ, князь Прозоровскій.

Какъ только имена вышеозначенныхъ стали извстны, такъ дома ихъ съ утра до поздней ночи осаждались постителями. Отцы, братья, дядюшки и прочіе родственники являлись засвидтельствовать почтеніе, низко кланялись, пересчитывали прежнія заслуги и при этомъ безцеремонно просили не обидть дочку, сестру, племянницу, суля со своей стороны золотыя горы. Къ Морозову, впрочемъ, почти никто не смлъ соваться съ подобною просьбою, зная, что съ этою грозою не сторгуешься, хотя, собственно говоря, каждый чуялъ, что именно отъ него одного, главнымъ образомъ, все и зависитъ.

Антонъ Никаноровичъ, пріхавъ въ Москву, по обыкновенію, явился на поклонъ Милославскому, причемъ въ разговор очень ловко намекнулъ на то, что никогда не разсчитывалъ и не разсчитываетъ, чтобы дочь его при выбор невстъ получила пальму первенства, такъ какъ пальма эта, по всей вроятности, будетъ принадлежать Маріи: Ильинишн, но что онъ искренно желаетъ, чтобы Ириша попала хотя въ число отборныхъ боярышень, желаетъ просто ради самолюбія и надется въ этомъ случа на протекцію милйшаго Ильи Даниловича.

— О, да, да, конечно, сегодня-же сообщу, Борису Ивановичу, гордо закинувъ голову назадъ, отозвался Милославскій, причемъ лицо его приняло такое самодовольное выраженіе, что Антона Никаноровича отъ зависти даже передернуло.

‘Сообщи, сообщи, подумалъ Мухановъ, а что будетъ потомъ — одному Господу извстно, можетъ, вмсто Маріи Ильинишны-то, царицей станетъ Ирина Антоновна?..

Но вотъ, наконецъ, наступилъ назначенный для смотринъ день, общее волненіе затихло, каждый зналъ и видлъ, что теперь уже хлопотать нечего, забгать и кланяться поздно,— остается только ждать, да надяться.

Колымаги за колымагами безпрестанно подъзжали къ царскимъ палатамъ и многое множество молодыхъ боярышень, одна за другою, поспшно поднимались по лстниц, откуда спеціально назначенныя для встрчи ихъ боярыни, отводили красавицъ въ общую палату, гд уже он должны были становиться другъ за другомъ, въ нсколько рядовъ, длинною вереницею. Вс он были молоды, красивы, нарядны въ своихъ изящныхъ, дорогихъ костюмахъ. Всмъ имъ наказано строго на строго держать себя какъ можно серьезне, а потому на смущенныхъ, испуганныхъ личикахъ ихъ не видно не только улыбки, но даже малйшаго оживленія: вс он какія-то мертвенныя, деревянныя, точно не живыя…

Одтая въ роскошный парчовой сарафинъ, съ длинными, широкими рукавами, Ириша была чрезвычайно красива. Высокая, стройная, съ выразительными черными глазами, темными волосами и нсколько смуглымъ лицомъ, она невольно обращала на себя вниманіе многихъ, причемъ сама лично оставалась совершенно безучастною ко всмъ и всему ее окружающему, чувствуя только одно, что мысли ея путаются, что она даже сообразить не можетъ, зачмъ привезли ее сюда и зачмъ здсь собраны вс остальныя двушки. Ей смутно мерещится Юрій, слышится его задушевный, ласковый голосъ, и страшно-страшно замираетъ сердце…

— Бояре идутъ! вдругъ пронесся вокругъ робкій шепотъ.

Двушки едва стояли на ногахъ и почти вс заразъ машинально обернулись къ двери, на порог которой сначала показалась статная фигура Бориса Ивановича Морозова, а затмъ и остальные избранные судьи. Медленно стали они пробираться между рядами невстъ и, не обращая вниманія на ихъ смущеніе, внимательно разглядывали каждую. Когда очередь дошла до Милославскихъ, Морозовъ остановился и заговорилъ съ ними.

Красавицы, предупрежденныя заране, что перевсъ останется на ихъ сторон, волновались мене другихъ и на вопросы его отвчали довольно развязно.

— Вотъ такъ настоящія красавицы, обратился тогда хитрый бояринъ къ своимъ товарищамъ, которые догадавшись въ чемъ дло, молча переглянулись, но возразить ничего не могли, такъ какъ Милославскія, въ самомъ дл, были очаровательны. Обойдя, такимъ образомъ, вс ряды, отъ перваго до послдняго, бояре, наконецъ, отобрали десять двицъ, во глав, конечно, стояли Милославскія, но- въ общее число попала и Ириша.

Блдная, какъ полотно, вернулась она изъ дворца и, обливаясь слезами, ни съ кмъ но говорила ни слова, но всть о ея зачисленіи въ списокъ, тмъ не мене, сейчасъ же разнеслась по всему дому и, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, переходила изъ устъ въ уста съ различными прибавленіями, благодаря чему въ конц концовъ, прислуга уже громогласно говорила, что боярышня ихъ назначена въ невсты царю-батюшк и что на этой недли ее повезутъ во дворецъ для обрученья.

Пріхавшему тоже въ Москву Юрію было строго запрещено Антономъ Никаноровичемъ посщать ихъ домъ, точно также какъ и Андрею видться съ нимъ гд бы то ни было.

Ириша нсколько разъ просила Андрея найти какое нибудь средство хотя однимъ словцомъ перекинуться съ ихъ молодымъ другомъ, но Андрей, доказывая сестр совершенно логично невозможность ея требованія, наотрзъ отказался исполнить его.

Ириша плакала и тосковала, чмъ больше уговаривали ее окружающіе, тмъ выходило хуже… Анна Григорьевна, глядя на ея страданія, ршительно не знала что длать, чмъ облегчить, чмъ успокоить свое дорогое, ненаглядное дтище, а Антонъ Никаноровичъ серьезно задумывался надъ тмъ, что, вслдствіе постоянныхъ слезъ, дочка можетъ подурнть, поблекнуть, и тогда дло не выгоритъ, не только уже относительно возможности сдлаться царскою невстою, а даже и относительно сватовства Нащокина. Эта неотвязная мысль преслдовала его всюду, онъ сталъ еще угрюме, еще раздражительне, относился къ домашнимъ сурово и при каждомъ удобномъ случа явно выказывалъ Ириш свое неудовольствіе.

Однажды, когда на душ бдной двушки было какъ то особенно тяжело и тоскливо, и когда она печально склонивъ хорошенькую головку, разсянно слушала сказки Игнатьевны, старавшейся этимъ хотя немного развлечь свою ненаглядную боярышню, дубовая дверь комнаты тихо скрипнула и на порог показалась крошечная фигурка остриженной подъ гребенку и одтой въ шутовской костюмъ двочки. Это была, такъ называемая, дурка-Танька, десятилтняя сиротка — дурочка, которую боярыня Муханова у себя пріютила и которая играла въ дом роль шутихи, забавляя всхъ кривляньями, гримасами, да несвязными рчами.

, — Тетенька-боярыня! заговорила она, прискакивая на одной ножк передъ Анной Григорьевной,— вели ддушку пустить, онъ сказку скажетъ, боярышн псенку споетъ, она плакать перестанетъ… ей будетъ весело, вотъ такъ! вотъ такъ!..

И, громко прищелкивая языкомъ, дурочка, съ хохотомъ, начала кувыркаться по полу. Сначала никто не обратилъ вниманія на ея безсвязныя рчи, но потомъ Игнатьевна, замтивъ, что она серьезно, съ настойчивостью чего-то добивается, подозвала ее къ себ и начала допытывать. Двочка повторяла то же самое, затмъ, какъ бы разсердившись, что ея не понимаютъ, съ силою схватила старуху за руку, потащила къ двери и увела вонъ изъ горницы.

Прошло около десяти минутъ, старуха не возвращалась, наконецъ, дверь снова скрипнула и Игнатьевна показалась, въ сопровожденіи сгорбленнаго старика-странника, который, опираясь на толстый посохъ, тихо подошелъ къ Анн Григорьевн.

— Дозволь, матушка-боярыня, слово молвить, сказалъ онъ, низко поклонившись.

Боярыня вопросительно взглянула на Игнатьевну и затмъ успокоенная сдланнымъ ей знакомъ, молча кивнула головою.

— Слыхалъ я, что грусть-тоска закралась въ сердце твоей боярышни, продолжалъ, между тмъ, незнакомецъ почти шепотомъ,— и есть у меня на то лекарство, скажу, коли хочешь, только пусть, окромя тебя, самой боярышни да старухи няни — вс выйдутъ изъ горницы.

Слова странника, очевидно, тронули Анну Григорьевну и задли за живое, потому что она, не смотря на свою обычную трусость и нершительность, сейчасъ же выслала вонъ присутствующихъ въ горниц нсколькихъ снныхъ двушекъ, холоповъ и даже Андрея, а затмъ немедленно приказала Игнатьевн запереть дверь на задвижку.

Не успла послдняя исполнить это приказаніе, какъ странникъ выпрямился, сбросилъ съ себя черный, засаленный зипунъ, сорвалъ сдую бороду — и изъ сгорбленнаго, слабаго старика преобразился въ статнаго, красиваго юношу, въ которомъ Ириша, Анна Григорьевна и Игнатьевна сейчасъ же узнали Юрія…

— Съ нами сила крестная! Это что такое?— заговорили вс три женщины въ одинъ голосъ.

— Прости, матушка Анна Григорьевна, мою смлость, отозвался Юрій почтительно,— но я не въ силахъ былъ терпть и страдать доле… Крпко захотлось мн одинъ только, послдній разъ въ жизни взглянуть на мое красное солнышко, на мою радость-отрадушку, не сегодня-завтра, вдь, дорогая, ненаглядная Иришенька сдлается или русскою царицею, или знатною боярынею, и тогда уже не видать мн больше ея очи ясныя, не слыхать ея задушевнаго голоса… Вотъ и пришелъ я, значитъ, пожелать ой всякаго благополучія въ будущемъ супружеств… Богатство, почести, громкое имя — все это оно принесетъ. ей съ собою, но любить ее такъ, какъ я ее люблю, никто никогда не съуметъ! Прощай же, радость дней моихъ, прощай, мое счастіе… прощай, прощай навсегда… больше мы не увидимся…

Съ этими словами юноша протянулъ об руки къ Ириш и, крупныя слезы градомъ покатились по его прекрасному, мужественному лицу.

Ириша была блдне полотна. Глаза ея, устремленные на Юрія, выражали и страсть и горе, глубокое, безграничное горе, и въ то же время какую-то необычайную ршимость.

— Нтъ, Юрій, возразила она полушепотомъ, — я не хочу, не могу прощаться съ тобою навсегда,— мы непремнно должны еще разъ въ жизни увидться… Знай, что женою Нащокина я никогда и ни за что не буду и что если, дастъ Богъ, выборъ царскій минуетъ меня, то во всякомъ случа упрошу батюшку согласиться на нашъ бракъ.

Съ этими словами двушка поспшно сняла съ блоснжной шейки золотой крестикъ и подала его юнош, который, въ свою очередь, сдернувъ съ мизинца небольшое бирюзовое колечко, надлъ его на пальчикъ красавицы-боярышни, посл чего, притянувъ ее къ себ, поцловалъ нжно, горячо, страстно.

— Безумный, что ты длаешь! раздался вдругъ неожиданно голосъ все время стоявшаго за дверью Андрея, который, внимательно слдя сквозь скважину за всмъ происходившимъ, рванулъ скобку съ такою силою, что желзная задвижка моментально отскочила,— вдь тебя могутъ услышать… вдь ты рискуешь наткнуться на батюшку, и тогда всмъ намъ не сдобровать… Уходи скоре… Бога ради, уходи! продолжалъ молодой человкъ, стараясь отвести товарища по направленію къ выходу.

— Да, да, Юшенька, уходи скоре, уходи родимый, Ириш, знать, на роду написано принадлежать не теб, а другому! вмшалась Игнатьевна, помогая Андрею оттащить Юрія отъ Ириши,— не плачь, не горюй, ты еще молодъ, авось развешь тоску кручинушку, убиваться не слдуетъ, почемъ знать, можетъ еще по сердцу найдешь другую невсту, продолжала она шопотомъ,— а тутъ что уже…,

На этомъ мст рчь старухи оборвалась… Юрій взглянулъ на нее какъ-то дико,— и эта женщина, которую онъ- зналъ почти съ колыбели, любилъ какъ родную, показалась ему отвратительна, но онъ ничего не сказалъ ей, а только, махнувъ рукою, пошатываясь, словно пьяный, вышелъ изъ горницы.

VII.
Медвжья травля.

Вотъ, наконецъ, наступилъ день кануна смотринъ царскихъ, узкія, немощенныя улицы Москвы блокаменной словно еще больше закишли народомъ, стрмившимся отчасти куда-то по собственнымъ дламъ, отчасти по направленію къ подгороднему селу ‘Покровскому’, гд былъ назначенъ большой праздникъ, въ программу увеселенія котораго входила медвжья травля.

Любопытная толпа валила массами, стараясь, во что бы то ни стало, перегнать другъ друга, каждый торопился забраться пораньше, чтобы занять лучшее мсто, каждому хотлось ближе взглянуть на молодого царя и вдоволь налюбоваться интереснымъ зрлищемъ, расположившись по удобне около царскихъ палатъ, гд для этого случая была отгорожена довольно большая площадка, окруженная деревянными скамейками.

День стоялъ ясный, морозный, порою задувалъ сильный, порывистый втеръ, но, не смотря на все это, публики собралось такъ много, какъ давно не запомнятъ и, кром того, безчисленное множество саней все еще тащилось и тащилось туда цлыми вереницами.

На крыльц дворцовомъ было приготовлено для государя кресло,-покрытое алымъ сукномъ, тутъ же предназначались скамьи для приближенныхъ особъ, а нсколько поодаль помщались остальные боле или мене именитые бояре, въ числ которыхъ въ данный моментъ находились Антонъ Никаноровичъ, Андрей и Нащокинъ, послдній, зная изъ достоврныхъ источниковъ, что выборъ молодого царя наврное падетъ на боярышню Милославскую, оставался въ полномъ убжденіи, что Ириша сдлается его женою, и вслдствіе этого, при каждомъ удобномъ случа подсаживался къ будущему родственнику, заводя бесду о томъ, что, какъ только ршится судьба государя, такъ сейчасъ же онъ (т. е. Нащокинъ) зашлетъ сватовъ къ Антону Никаноровичу.

— А вотъ и батюшка нашъ царь-государь изволилъ пожаловать, раздалось въ народ, и головы всхъ присутствующихъ моментально обернулись по направленію, гд, дйствительно, показался Алексй Михайловичъ, сопревождаемый Морозовымъ и толпою царедворцевъ.

Ласково поклонившись публик, ‘Тишайшій’ занялъ приготовленное для него мсто и приказалъ начинать потху.

Тогда нсколько человкъ охотниковъ, неоднократно уже подвизавшихся на этомъ поприщ и славившихся своею отвагою, выступили впередъ и низко поклонились.

Вс они были одты одинаково: въ короткіе кафтаны, высокіе сапоги, мховыя шапки, а на мсто вооруженія имли простыя рогатины да остроконечные ножи.

Одинъ изъ нихъ подошелъ совсмъ близко къ скамь государя, отвсилъ низкій-пренизкій поклонъ и заговорилъ что-то почтительно.

— Въ чемъ дло, что онъ такое спрашиваетъ? съ любопытствомъ замтилъ Антонъ Никаноровичъ, до котораго, за дальностью разстоянія, слова охотника не могли достигнуть.

— Должно быть, докладываетъ о томъ, что въ число борцовъ съ медвдями вчера поступилъ новый молодецъ, который проситъ дозволить ему потшить своею отвагою батюшку-царя,— я объ этомъ еще вчера слышалъ, отозвался Нащокинъ, приподнявшись съ мста, чтобы лучше видть.

— А, вотъ оно что, кто же этотъ молодецъ, откуда взялся?

— Не знаю.

Охотникъ, между тмъ, очевидно получивъ удовлетворительный отвтъ, отошелъ въ сторону, и вслдъ затмъ на арен показался рослый, красивый юноша, который былъ никто иной, какъ Юрій.

Андрей не могъ удержать невольно вырвавшагося крика и многозначительно переглянулся съ отцомъ.

— Что ты, спросилъ Нащокинъ,— нешто знаешь его?

— Какъ не знать — это мой лучшій другъ и пріятель,

Антонъ Никаноровичъ измнился въ лиц, онъ чувствовалъ, что какое-то тяжелое, недоброе предчувствіе словно кольнуло его въ сердце,— ему стало жаль Юрія, стало страшно за его неумстную отвагу.

Юрій, между тмъ, смло оглянулся кругомъ и, вставъ, въ оборонительную позу, съ напряженнымъ вниманіемъ ожидалъ нападенія.

Прошло нсколько томительныхъ мгновеній, зрители притаили дыханіе, среди многолюдной толпы царствовала полнйшая тишина до тхъ поръ, пока гд-то, по близости, вдругъ раздался протяжный, глухой ревъ, и затмъ, сквозь распахнувшуюся низкую дверь, показалась неуклюжая, косматая фигура огромнаго медвдя.

Медленно покачивая головою и грузно ступая толстыми ногами, онъ сдлалъ нсколько шаговъ впередъ какъ бы безсознательно, потомъ остановился, посмотрлъ направо, налво и, увидавъ въ близкомъ отъ себя разстояніи человка, задрожалъ всмъ тломъ, глаза его сверкнули недобрымъ огонькомъ, онъ вторично заревлъ громче, пронзительне прежняго, поднялся на заднія лапы и твердымъ, ршительнымъ шагомъ направился къ цли.

Юрій перекрестился, отставилъ ногу, приготовилъ рогатину… Медвдю оставалось сдлать не боле шагу… малйшее неловкое движеніе, неправильный поворотъ руки, недостатокъ силы,— и игра могла быть проиграна… Но Юрій казался совершенно покойнымъ, только глаза его горли какъ-то странно, лихорадочно… Онъ подпустилъ къ себ медвдя еще ближе и затмъ, разсчитавъ моментъ, всадилъ ему рогатину прямо въ грудь… Медвдь съ ревомъ отступилъ назадъ, оставляя на снгу нсколько капель крови… Юрію оставалось только всадить оружіе нсколько дальше — и побда надъ звремъ была бы за нимъ, но тутъ, вдругъ, совершенно неожиданно для всхъ, произошло слдующее: Юрій, оснивъ себя вторымъ-крестнымъ знаменіемъ, отскочилъ въ сторону, бросилъ рогатину и, отчаянно махнувъ рукою, добровольно отдалъ себя во власть косматаго соперника, который, конечно, не замедлилъ наброситься на свою жертву съ яростью, свойственною дикому зврю. Не малаго труда стоило остальнымъ охотникамъ вырвать окровавленный трупъ Юрія изъ пасти медвдя, и оттащить въ сторону, гд, съ помощью случившагося, по счастью, въ толп знахаря, было приложено все стараніе, чтобы какъ нибудь привести юношу въ чувство, но, къ сожалнію, трудъ плохо увнчивался успхомъ, и Юрій, повидимому, казался окончательно лишеннымъ малйшихъ признаковъ жизни.

Это неожиданное обстоятельство произвело на юнаго царя самое удручающее впечатлніе, безгранично доброе сердце его обливалось кровью, онъ настолько встревожился, что хотлъ было сейчасъ же ухать изъ Покровскаго, прекративъ гульбище, но Морозовъ зная его впечатлительную натуру и желая хотя нсколько успокоить, сказалъ, что молодецъ-охотникъ по всей вроятности, не умеръ, что онъ просто находится въ обморок, посл котораго непремнно скоро очнется и оправится.

— Въ такомъ случа пускай его немедленно отвезутъ въ Москву и подадутъ помощь, распорядился ‘Тишайшій’.

И по настоятельной просьб Бориса Ивановича, ршилъ остаться на гульбищ, причемъ, однако, вплоть до самаго конца казался крайне задумчивымъ и печальнымъ.

Общее веселое настроеніе тоже замтно подорвалось, и хотя въ ту отдаленную эпоху, къ которой относится разсказъ мой, нравы русскаго народа отличались еще порядочною грубостью, и подобныя катастрофы были не въ диковину, тмъ не мене всмъ присутствующимъ стало какъ-то жутко.

Антонъ Никаноровичъ сидлъ блдный, съ блуждающими глазами… Выходка Юрія была ему вполн понятна, онъ разсянно, порою не впопадъ, отвчалъ на разспросы Нащокина относительно несчастнаго юноши, а Андрей, закрывъ лицо руками, плакалъ навзрыдъ, какъ маленькій ребенокъ. Поздно вечеромъ вернулся онъ домой, вошелъ въ горницу Анны Григорьевны и, не замтивъ присутствія сестры, прямо бухнулъ роковую новость.

— Какъ! съ отчаяніемъ вскричала Ириша,— его ужъ нтъ, онъ умеръ?..

И, потерявъ сознаніе, бдняжка тяжело рухнулась на полъ. Отецъ, мать, Игнатьевна, самъ Андрей, прислуга — вс бросились къ боярышн. Кто разстегивалъ сарафанъ, кто водой прыскалъ, кто растиралъ виски… Такимъ образомъ, прошло около получаса, наконецъ: кое-какъ удаюсь привести ее въ чувство, но посл этого она все-таки слегла въ постель и къ утру получила сильнйшую нервную горячку, пришлось сообщать во дворецъ.

Антонъ Никаноровичъ ходилъ словно потерянный и совершенно упалъ духомъ, онъ боялся за жизнь своей любимицы, боялся царскаго гнва и въ то же самое время не могъ примириться съ мыслью, что счастье, которое такъ или иначе давалось въ руки, теперь, конечно, можетъ выскользнуть. Жаль ему было Юрія, даже какъ-то совстно передъ нимъ… хотя, впрочемъ, строго разбирая, онъ винитъ себя во всемъ случившемся считалъ совершенно лишнимъ. Разв могъ онъ въ данномъ случа поступить иначе, когда въ указ государевомъ прямо сказано: кто будетъ двку утаивать, да откажетъ на Москву вести, того бить батоги нещадно…’ — Вотъ разв про Нащокина говорить не слдовало… но и тутъ опять-таки никто его повинить не можетъ, какой отецъ не желаетъ лучшаго для своей дочери, и какой человкъ не стремится самъ лично выдвинуться впередъ изъ общей среды, когда къ тому представляется возможность?

Что касается Анны Григорьевны, то она была, какъ говорится, вн себя,— ничего не сознавала, ничего не длала, а только, какъ тнь, бродила имъ угла въ уголъ, да съ каждымъ днемъ становилась все печальне. Андрей оставался мраченъ и задумчивъ, а Игнатьевна денно и нощно охала да стонала о своей боярышнъ-царевн, какъ она теперь постоянно называла Иришу.

VIII.
Игнашка Косой.

Тло несчастнаго Юрія, между тмъ, по приказанію Морозова, было немедленно доставлено въ Москву и, впредь до дальнйшаго распоряженія, брошено просто подъ навсъ одного изъ постоялыхъ дворовъ, гд обыкновенно останавливались прізжіе. Изъ подъ растерзаннаго платья юноши мстами сочилась кровь, воротъ кафтана и рубахи были открыты… На посинлой отъ холода груди блестлъ золотой крестикъ… Бдняга лежалъ навзничь съ закрытыми глазами… Глядя на него, въ первую минуту, дйствительно, можно было вывести заключеніе, что онъ мертвъ, но затмъ, всмотрвшись ближе, становилось несомннно, что жизнь еще не совсмъ угасла въ этомъ мощномъ, здоровомъ, полномъ силъ и энергіи организм. Сказавъ царю Алексю Михайловичу, что Юрій живъ, Морозовъ, противъ всякаго ожиданія, оказался правымъ.

Юрій дйствительно былъ живъ и въ данный моментъ находился только въ забытьи, или, выражаясь боле правильно, въ безсознательномъ состояніи, вызванномъ испугомъ, нравственнымъ волненіемъ и нестерпимою физическою болью во всемъ тл.

Лежа, распростертый, на грязной, холодной солом, онъ, словно сквозь сонъ, слышалъ все происходившее и хотя не ясно, но все-таки различалъ окружающіе предметы, причемъ въ то же самое время грезилъ, путая сонъ съ ‘дйствительностью, возможное съ невозможнымъ.

То ему мерещился страшный, косматый медвдь, то красавица Ириша, то ласковое, безгранично-красивое лицо батюшки-царя, то отвратительная, заплывшая жиромъ фигура Нащокина, сидящаго на скамейк, рядомъ съ Антономъ Никаноровичемъ… И все это перемшивалось въ общую, несвязную, безтолковую массу, затмъ слышался непонятный, отдаленный гулъ, чувствовалась общая слабость… Бдняга открылъ глаза и тихо простоналъ.

— Ага, такъ ты, пріятель, значитъ, живъ еще, раздался вдругъ по близости грубый мужской голосъ, принадлежащій какому-то весьма подозрительному субъекту, примостившемуся на завалин и держащему на колняхъ деревянную чашку съ гороховою похлебкою, которую онъ, съ помощью оловянной ложки, уничтожалъ весьма усердно.

— Дай-ка посмотрть на тебя, изъ какихъ ты будешь? продолжалъ субъектъ и съ этими словами, поднявшись съ мста, подошелъ къ Юрію, чтобы лучше разглядть его.

— Кажись, роду не простого, а боярскаго, продолжалъ онъ, взявъ въ руки висвшій на шелковомъ снурк золотой крестикъ,— можетъ еще и въ карман найдется что хорошенькое, поживиться можно… да и парень самъ изъ себя видный: ишь ручищи-то какія, какъ разъ намъ подъ пару, коли довезу живого, ддушка похвалитъ, уму-разуму поучимъ скоро, а коли не захочетъ нашему мастерству обучаться, такъ и пристукнуть можно, все равно, вдь еслибъ мн на глаза не попался, такъ замерзъ бы, сердечный…

И, очевидно, ршивъ привести задуманный планъ въ исполненіе, субъектъ осторожно приподнялъ больного съ земли, еще того осторожне уложилъ въ стоявшіе тутъ же на двор пошевни, прикрылъ овчиннымъ тулупомъ и поспшно выхалъ за ворота, стараясь пробираться по самымъ отдаленнымъ улицамъ столицы.

Долго-ли продолжалось это путешествіе, и по какой именно дорог — Юрій, конечно, не могъ дать себ отчета… Во все время перезда онъ ни разу не перекинулся словомъ со своимъ сотоварищемъ, такъ, какъ чувствовалъ себя для этого еще слишкомъ слабымъ, но вотъ, наконецъ, сани остановились, Юрій открылъ глаза и постарался слегка приподнять голову, взорамъ его представилась слдующая картина: на склон крутого, поросшаго густымъ лсомъ оврага, въ самой глубин, куда незнакомому съ мстностью человку трудно было бы даже проникнуть, стояла сильно покачнувшаяся отъ времени и совершенно врытая въ землю избушка, около нея виднлось два-три хлва и небольшой стогъ сна, все это было обнесено низкою, простою изгородью.

Холодомъ какимъ-то, непривтливостью вяло отъ этого уединеннаго жилища, Юрій слышалъ неоднократно, что подобныя убжища зачастую устраивали себ люди, занимающіеся грабежомъ, воровствомъ и разбоемъ… Онъ чувствовалъ, что ему становится жутко, и что въ то же самое время онъ находится въ безвыходномъ положеніи.

Спутникъ его, между тмъ, бросилъ возжи, соскочилъ съ облучка пошевней и, подойдя къ двери избушки, тихонько постучался.

— Кто тамъ? послышался голосъ изнутри.

— Свой.

— Да кто свой, назовись по имени?

— Игнашка Косой, отвори скоре, неужели не можешь узнать по голосу?

Юрій машинально взглянулъ на говорившаго и при этомъ замтилъ, что произвище ‘Косой’ было дано ему совершено основательно, такъ какъ маленькіе, черные глазки его, сверкавшіе, словно два раскаленныхъ угли, дйствительно, смотрли въ разныя стороны.

Дверь избушки, между тмъ, скрипнула на заржавленныхъ петляхъ, и изъ нея показался мужчина средняго роста, съ длинною, сдою бородою, онъ былъ одтъ въ широкій овчинный тулупъ и опирался на палку, снизу околоченную желзомъ.

— Ну, что, какъ, вс дла обдлалъ? спросилъ онъ Игнашку.

— Вс, какъ есть.

— А наживы какой дорогой не повстрчалось?

— Нтъ, я больно торопился домой скоре дохать.

— Что такъ приспичило?

— Да вотъ, ддушка, живой товаръ приволокъ.

— Какъ живой товаръ?

— Такъ живой, — изволь посмотрть, коли не вришь.

— Что ты такое мелешь, въ толкъ не возьму? возразилъ старикъ, подойдя ближе.

Игнашка улыбнулся и, вмсто отвта, приподнявъ тулупъ, указалъ на Юрія.

— Что это за человкъ?

— Я и самъ не знаю.

— Да гд ты взялъ его? Онъ выглядитъ совсмъ больнымъ — еле дышетъ.

— Посл все подробно разскажу, теперь же открывай скоре избу, надо первымъ дломъ отогрть его.

— Ладно, пусть вылзаетъ.

— Помочь, что-ли? обратился Игнашка къ Юрію.

Но Юрій отказался и хотя съ трудомъ, а все же безъ посторонней помощи, кое-какъ, самъ приподнялся съ соломы, замнявшей ему тюфякъ, и, опираясь на руку своего спутника, послдовалъ за нимъ во внутрь избушки, которая, по своему убранству, ничмъ не отличалась отъ обыкновенныхъ жилыхъ крестьянскихъ помщеній. Вся меблировка ея состояла изъ расположенныхъ вокругъ стнъ простыхъ деревянныхъ скамеекъ, такого же стола, да грязныхъ палатей, на которыхъ валялись раскиданные въ безпорядк еще того боле грязные тулуны, подушки, отоптанные веленки и прочія тому подобныя вещи, тамъ же, среди всего этого скарба, навзничь лежали два молодыхъ парня и о чемъ то оживленно разговаривали, но какъ только наружная дверь отворилась и на порог показался неожиданный гость, въ сопровожденіи сгарика и Игнашки, такъ голоса ихъ мгновенно затихли, они нсколько приподнялись съ палатой и начали оглядывать новоприбывшихъ съ большимъ вниманіемъ.

Лица обоихъ этихъ молодыхъ парней произвели на Юрія непріятное, отталкивающее впечатленіе.

— Вставайте чего нжитесь, Игнашка живую птицу привезъ… новаго товарища, обратился къ нимъ старикъ, полушутя, полусерьезно.

Парни стали разглядывать Юрія долгимъ, испытующимъ взоромъ.

— Откуда такого прихватилъ? заговорилъ одинъ изъ нихъ, слзая съ палатей.

— Изъ Москвы, отвчалъ Игнашка и при этомъ подробно сообщилъ, какъ, гд и какимъ образомъ удалось ему подобрать полузамерзшаго юношу.

— Что же, ддушка, коли взаправду парень окажется на наше дло пригоднымъ, такъ лишняго человка никогда не мшаетъ имть…

— Что и говорить! отвчалъ старикъ, искоса поглядывая на Юрія,— вотъ хоть бы вчера ночью, будь насъ побольше счетомъ, не сдобровать бы тому жирному купчин, который въ лсу повстрчался…

Услыхавъ эти слова, Юрій смекнулъ, что судьба закинула его въ одинъ изъ разбойничьихъ притоновъ, которые въ то время встрчались въ лсахъ довольно часто, и выхода оттуда ожидать было трудно, притоны эти иногда наполнялись цлыми десятками всевозможныхъ бродягъ, иногда же просто состояли изъ одной семьи, жившей въ глубин непроходимой лсной чащи въ качеств обыкновенныхъ обывателей, поселившихся тамъ подъ видомъ какой-нибудь исключительной цли, а въ сущности занимавшихся грабелгомъ и разбоемъ.

Въ душ юноши поднялась цлая буря негодованія, въ первую минуту онъ готовъ былъ съ яростью дикаго звря броситься на отвратительнаго старика и на двухъ его молодыхъ товарищей и сказать, что онъ никогда не будетъ раздлять ихъ взглядовъ, никогда не унизится до того, чтобы сдлаться разбойникомъ, но тутъ бдняга почувствовалъ такую страшную слабость во всемъ организм, что даже пошатнулся и наврное упалъ бы на полъ, еслибъ стоявшій около Игнашка не поддержалъ его.

— Ишь, сердечный, какъ позамаялся, надо, уложить его, пусть соснетъ, авось обогрется, крпче станетъ, сказалъ старикъ и сдлалъ знакъ рукою молодымъ парнямъ, чтобы они втащили Юрія на палати, гд бдняга, вытянувшись во весь ростъ, дйствительно, сейчасъ же началъ забываться.

Когда по прошествіи довольно продолжительнаго времени онъ снопа открылъ глаза, то въ изб, кром Игнашки Косого, никого не было, осторожно приподнявшись съ подушки, юноша сталъ осматриваться и въ первую минуту не могъ даже сообразить, гд онъ находится.

— Выспался? окликнулъ его Игнашка, услыхавшій шорохъ.

— Да, отдохнулъ немножко, какъ будто стало легче голов, но остальное тло все болитъ по прежнему, отозвался Юрій.

— Да что съ тобою было такое, кто тебя искалчилъ?

Этотъ вопросъ окончательно отрезвилъ Юрія, онъ разомъ припомнилъ, все и снова почувствовалъ т страшныя нравственныя муки, которыя заставили его добровольно отдаться во власть косматаго противника и претерпть послдующія затмъ физическія страданія.

— Не все-ли теб равно, кто меня искалчилъ, возразилъ онъ съ волненіемъ,— лучше скажи, зачмъ ты привезъ меня сюда и что вы намрены со мной длать?

— Особеннаго ничего.

— Значитъ, когда и поправлюсь, то могу уйти.

Игнашка усмхнулся.

— Не уйдешь! отозвался онъ посл минутнаго молчанія какъ-то многозначительно.

— Почему?

— Потому что самъ не захочешь.

— Этого быть не можетъ, мн здсь длать нечего.

— Вотъ какъ!

— Врно.

— Подожди, подожди, ужотка ддушка Ермолай почнетъ тебя учить уму-разуму, самому любо станетъ другую псню запоешь.

Юрій отрицательно покачалъ головою.

— Ну, а коли добромъ не послушаешь, такъ мы и пригрозить можемъ.

— Ни то, ни другое не принесетъ пользы.

— Посмотримъ.

Юрій, молча, прислъ на грязныхъ палатахъ, закрылъ лицо руками и сталъ раздумывать обо всемъ случившемся.

Его нисколько не пугало настоящее положеніе, не пугало даже въ томъ случа, еслибъ ему грозила смерть,— напротивъ, какъ уже сказано выше, онъ самъ искалъ ее, но мысль быть вынужденнымъ такъ или иначе сдлаться разбойникомъ казалась ужасною… почти на столько же ужасною, какъ сознаніе, что Ириша, милая, дорогая, ненаглядная Ириша больше для него не существуетъ…

Онъ хотлъ бжать сейчасъ же изъ этого вертепа, но, во первыхъ, не будучи знакомъ съ окружающею мстностью, положительно не зналъ, какъ приступить къ длу, а во вторыхъ, и это главное, чувствовалъ себя еще далеко недостаточно сильнымъ для подобнаго предпріятія.

VII.
Царская невста.

Печальное происшествіе съ Юріемъ, какъ уже сказано выше, произвело тяжелое впечатлніе на государя, но, благодаря находчивости боярина Морозова, юный питомецъ послдняго, вскор успокоился, волненіе его, мало по малу, улеглось, и онъ на слдующее утро въ назначенный часъ отправился на смотрины, посл чего уже вс его мысли были исключительно заняты предстоящею свадьбою. Но зато съ этого достопамятнаго дня и часа еще большее волненіе закралось въ сердце гордаго, самолюбиваго и самонадяннаго Бориса Ивановича, закралась потому, что, сверхъ всякаго ожиданія, Алексй Михайловичъ, этотъ добрый кроткій, всегда покорный юноша,— вдругъ, нежданно-негаданно, на мсто почти указанной ему Морозовымъ невсты — Маріи Милославской, избралъ боярышню Всеволожскую.

Узнавъ роковую всть, Илья Даниловичъ, вполн разсчитывавшій на успхъ своей дочери, грустно повсилъ голову, вся мизерная фигурка его еще боле съежилась, онъ сталъ раздражителенъ, угрюмъ, даже постарлъ какъ будто въ самый короткій промежутокъ времени и, замкнувшись въ своемъ отдаленномъ домик, не хотлъ никого видть.

— Перемелется, мука будетъ неоднократно повторялъ-ему Морозовъ, который втайн словно на что-то надялся.

Но Милославскій на подобное замчаніе только отмалчивался, да сомнительно покачивалъ головою.

А невста царская, между тмъ, перебралася въ дворцовыя палаты, величалась царевною, сестры царя полюбили ее, ласкали, миловали, въ глаза глядли, чтобы угодить, предупреждали малйшее желаніе, самъ Алексй Михайловичъ не могъ налюбоваться на свою ‘лебедушку’, одинъ только бояринъ Морозовъ ходилъ словно черная туча, да съ каждымъ днемъ становился все задумчиве.

По наружному виду, впрочемъ, онъ оставался прежнимъ, близкимъ къ царю человкомъ, передъ нимъ точно также склонялся каждый, онъ управлялъ длами государства… безъ него никто не смлъ ршить никакого важнаго вопроса!.. Но въ то же самое время онъ начиналъ инстинктивно чувствовать и понимать, что между нимъ и его питомцемъ порвалась та нравственная связь, которая нкогда ихъ такъ крпко связывала, и что царь-ребенокъ, къ которому онъ былъ приставленъ дядькою, теперь вдругъ сразу какъ-то выросъ, оперился, сталъ проявлять собственную волю, собственныя желанія…

— Опустилъ крылышки ясный соколъ, сказалъ однажды Милославскій Антону Никаноровичу, пришедшему откланяться по случаю обратнаго отъзда въ деревню.

Антонъ Никаноровичъ на это замчаніе ничего не отвтилъ.

— Ну, а твоя дочка что? продолжалъ Илья Даниловичъ, посл минутнаго молчанія.

— Ничего, поправляется.

— Да что съ ней такое было?

— Самъ не знаю… хворь вдругъ такая прикинулась… простудилась, должно быть…

— Простудилась, иронически повторилъ Милославскій,— полно, такъ-ли?

Антону Никаноровичу но понравился тонъ, которымъ были сказаны эти послднія слова. Какъ бы сознавая ничтожество своего собесдника въ данное время и свою собственную силу, вызванную предстоящимъ бракомъ Ириши съ Нащокинымъ, онъ теперь боле чмъ когда либо ршилъ, что бракъ этотъ состоится во что бы то ни стало, и взглянулъ на Милославскаго такъ строго, что послдній невольно потупился.

— Держи языкъ на привязи, дружище, сказалъ онъ,— не сегодня-завтра узнаешь, за кого моя Ириша будетъ просватана.

— Да я ничего, я такъ… Право, и въ голов у меня не было тебя обидть, оправдывался Илья Даниловичъ.

— То-то ничего, возразилъ Мухановъ и, не желая дальше продолжать непріятный разговоръ, поспшилъ удалиться.

На слдующій день посл всего вышеописаннаго, онъ со всею семьею ухалъ въ свое подмосковное помстье, гд, ровно недлю спустя, было назначено обрученіе Ириши съ Нащокинымъ, Гостей по этому случаю понахало многое множество. Антонъ Никаноровичъ, какъ говорится, поставилъ послднюю копйку ребромъ, чтобы задать пиръ на весь міръ, торжествуя въ душ, что дочь его длаетъ такую блестящую партію и, конечно, черезъ это пріобртаетъ себ массу завистницъ среди окружныхъ и даже московскихъ боярышень, Анна Григорьевна, всегда покорная вол своего повелителя и властелина, безпрекословно исполняла все, что онъ ей приказывалъ, а Ириша, разодтая въ дорогой парчовой сарафанъ, унизанный разноцвтными каменьями, была до того блдна, что скоре походила на покойницу, чмъ на живое существо.

— Господи! перешептывались между собою боярыни,— что это съ нею? Вдь краше въ гробъ кладутъ…

Толкамъ не было конца, самъ женихъ очень хорошо видлъ и понималъ, что невсту выдаютъ за него силою, но тоже мало обращалъ на это вниманія, такъ какъ въ то время подобные факты случались весьма часто.

— ‘Молодо-зелено’, мысленно повторялъ онъ, искоса бросая на Иришу страстные взгляды,— окружу ее роскошью, блескомъ, богатствомъ, буду возить во дворецъ… все пойдетъ, какъ по маслу.

‘Не видать теб меня женою, какъ своихъ ушей, думала, въ отвтъ ему Ириша,— рясу черную надну, или жизни лишу себя, а все-таки боярынею Нащокиною никогда и никогда не буду’.

Обрядъ обрученія шелъ своимъ порядкомъ, царь Алексй Михайловичъ прислалъ одного изъ придворныхъ бояръ поздравить отъ своего имени жениха и невсту, пожелать имъ успха, сказать нсколько привтныхъ словъ старикамъ Мухановымъ…

Выполнивъ все это въ точности, бояринъ выпилъ предложенный ему кубокъ дорогого заморскаго вина и затмъ поспшилъ удалиться.

— Ну, братъ, шепнулъ онъ Нащокину, вышедшему вмст съ остальными членами семьи проводить его,— женка будетъ у тебя красавица, только что-то ужъ больно печальна да задумчива.

Не смотря на то, что слова эти были сказаны почти шепотомъ, Ириша, стоявшая недалеко отъ входныхъ дверей, услыхала ихъ, глаза ея наполнились-слезами, она готова была пасть на колни передъ знатнымъ бояриномъ, товарищемъ ея будущаго мужа, громогласно просить защиты, но пока собиралась привести задуманный планъ въ исполненіе, бояринъ уже скрылся изъ виду. Шумная ватага гостей снова присла къ столу, кубки наливались за кубками, разговоръ сдлался оживленне, но Ириша, спустя нкоторое время, подъ предлогомъ нездоровья, просила разршить ей удалиться, за нею, конечно, послдовала Анна Григорьевна, большая половина гостей и вс почти боярыни тоже немедленно разъхались, но женихъ, расположившись около заставленнаго виномъ стола, просидть тамъ съ будущимъ тестемъ вплоть до полночи… Наконецъ, всталъ съ мста, обнялъ, тоже изрядно подгулявшаго Антона Никаноровича и, пошатываясь изъ стороны въ сторону, въ сопровожденіи двухъ холоповъ, вышелъ изъ комнаты.

Затмъ потянулся рядъ длинныхъ, мучительныхъ для Ириши дней,— начались приготовленія къ предстоящей свадьб: цлыя дюжины снныхъ двушекъ были заняты шитьемъ приданаго, всюду валялись груды полотна и прочихъ различныхъ шелковыхъ и шерстяныхъ тканей, съ утра до ночи во всемъ дом замтно было какое-то особенное оживленіе, которое, впрочемъ, вовсе не носило веселаго характера, какъ бы оно по настоящему подобало- въ данномъ случа: Анна Григорьевна, Андрей, Ириша, даже Игнатьевна,— вс ходили съ печальными лицами, словно готовясь не къ свадебному пиру, а къ чему то грустному, ужасному…

Время, между тмъ, шло обычной чередою, женихъ раза два-три въ недлю прізжалъ извщать невсту и, не смотря на то, что со стороны ея видлъ только холодность да явное нерасположеніе къ себ, торопилъ свадьбой какъ можно больше.

По его настоятельнымъ требованіямъ, Антонъ Никаноровичъ, наконецъ, назначилъ день внчанія, когда онъ объявилъ объ этомъ домашнимъ, то Ириша горько расплакалась.

— Пора бы, кажется, выкинуть дурь изъ головы! крикнулъ старикъ грозно и, не желая слушать никакихъ возраженій, хлопнувъ дверью, вышелъ изъ комнаты.

Въ продолженіе цлаго дня онъ старался не встрчаться съ дочерью, избгалъ ее, даже не явился къ обду, выглядлъ крайне задумчивымъ, недовольнымъ всмъ и всми, и раньше обыкновеннаго ушелъ на свою половину. Ириша, все время подкарауливавшая его въ корридор, тихою стопою послдовала сзади, незамтно проскользнула въ небольшую свтлицу, называемую образною, и остановилась въ углу около двери, зная, что отецъ иметъ привычку ежедневно передъ отходомъ ко сну тамъ молиться.

Антонъ Никаноровичъ, не подозрвая присутствія дочери, свободно прошелъ въ глубь комнаты, всталъ на маленькій коврикъ, оснилъ себя крестнымъ знаменіемъ и принялся класть земные поклоны, но тутъ вдругъ ему показалось, что онъ слышитъ за спиною шорохъ.

— Ириша! вскричалъ онъ съ удивленіемъ, обернувшись назадъ,— какими судьбами ты здсь, что теб надобно?

— Батюшка, прости, не гнвайся, заговорила двушка дрожащимъ отъ страха и волненія голосомъ,— я пришла просить тебя не выдавать меня замужъ за Нащокина,— не люблю я его, онъ мн противенъ… Противенъ на столько, на сколько былъ милъ и дорогъ Юрій…

Лицо стараго боярина покрылось блдностью, губы исказились насмшливою улыбкою. Ириша все разсмотрла отлично, хотя слабый свтъ лампады едва освщалъ бревенчатыя стны горницы, она не испугалась этого выраженія, но отступила назадъ, а напротивъ, съ какою-то неестественною, лихорадочною ршимостью подошла еще ближе, опустилась на колни и, крпко охвативъ ноги отца, повторила еще разъ свою просьбу, причемъ добавила, что въ крайности готова идти въ монастырь.

— Старая псня! сердито отозвался Антонъ Никаноровичъ, стараясь высвободиться изъ ея объятій,— подумай, неразумная, что ты говоришь, о чемъ просишь… Во-первыхъ, Юрія давно уже нтъ въ живыхъ, а во-вторыхъ, говорить о любви къ нему, во всякомъ случа, безполезно… Онъ теб неровня… Нтъ, Ириша, этой свадьбы никогда не могло быть… Теб суждена иная доля… Ты выйдешь за Нащокина.

Ириша чувствовала, что слезы подступаютъ ей къ горлу, душатъ ее…

— Я не пойду за него! вскрикнула она, съ отчаяніемъ Домая руки, и затмъ, черезъ нсколько минутъ, добавила уже боле покойнымъ голосомъ:— батюшка, милый, дорогой батюшка, благослови меня въ монастырь…

Голосъ молодой двушки звучалъ какъ-то особенно рзко, отчетливо… Кругомъ, какъ въ комнат, такъ и на двор царствовала полнйшая, ничмъ ненарушимая тишина, густыя облака окончательно заволокли небо, безъ того уже совершенно мрачное. Ириша машинально взглянула въ окно и ей почему то вдругъ сдлалось непроходимо страшно… Но вотъ изъ за облака нежданно-негаданно показался мсяцъ… Въ одно мгновеніе облилъ онъ своимъ матовымъ блескомъ все окружающее пространство и, назойливо пробиваясь сквозь опущенныя кисейныя занавски оконъ, бросилъ лучъ прямо на старика-боярина, который поблднлъ еще боле, губы его задрожали, на глазахъ выступили слезы…

Жаль ему стало любимое дтище, кажется, еще секунда — и онъ готовъ былъ уступить, готовъ согласиться отказать Нащокину, но тутъ снова цлая вереница различныхъ мыслей о возможности достигнуть и славы, и почестей, и богатства до того осадили и отуманили его сдую голову, что онъ, словно повинуясь какой-то невидимой, посторонней вол, поспшно поднялся съ мста и со словами:

— Твоя свадьба съ Нащокинымъ будетъ въ слдующее воскресенье! почти силою вытолкнулъ Иришу за дверь, которую сейчасъ же заперъ на ключъ съ внутренней стороны, а самъ, опустившись на скамью, въ какомъ-то изнеможеніи закрылъ лицо руками и задумался.

X.
Ворожея.

Время, говорятъ, лучшее лекарство, иногда не только противъ нравственнаго недуга, но даже и противъ физическаго, въ особенности если организмъ больного при этомъ еще отличается крпостью да выносливостью — два достоинства, которыми вполн обладалъ Юрій, и, благодаря которымъ, онъ, дйствительно, по прошествіи нсколькихъ дней посл доставленія его Игнатіемъ Косымъ въ укромную хижину, совершенно поправился.

Укромная же хижина эта, показавшаяся Юрію съ перваго взгляда, крайне подозрительною, въ дйствительности оказалось ничмъ инымъ, какъ разбойничьимъ притономъ, положимъ, собственно говоря, называть ее оффиціально такъ, можетъ быть, было бы не совсмъ правильно, такъ какъ по наружному виду она носила характеръ обыкновеннаго жилья, занимаемаго старымъ бондыремъ ддушкой Ермолаемъ, его племяникомъ Игнашкой Косымъ, жившимъ у него въ качеств бездомнаго сироты, да двоихъ работниковъ.

Ддушка Ермолай занимался своимъ искусствомъ довольно усердно, ловко мастерилъ лоханки, кадочки, боченки, ловко сбывалъ ихъ по сосднимъ деревнямъ и селамъ, но еще того ловче занимался при этомъ бродяжничествомъ, грабежомъ и даже разбоемъ. Какъ только наступала ночь, такъ онъ постоянно уходилъ на промыселъ, иногда въ сопровожденіи работниковъ, иногда одинъ, Игнашка, большею частью, оставался дома, въ качеств караульнаго, и такъ зорко присматривалъ за Юріемъ, что послднему весьма трудно было бы убжать изъ этого вертепа, еслибъ только онъ вздумалъ задаться подобной мыслью, но Юрій очевидно, не помышлялъ о побг, онъ находился въ какомъ-то странномъ, апатичномъ состояній, и когда старикъ Ермолай или кто изъ остальныхъ сожителей начинали намекать о томъ, что не мшало бы ему хоть изрдка сопровождать ихъ на ночные промыслы, Юрій упорно отмалчивался.

Старикъ однажды попробовалъ пригрозить, но юноша, вмсто того, чтобы испугаться угрозы, отвчалъ совершенно спокойно, что не дорожитъ жизнью и даже будетъ доволенъ, если добрые люди сжалятся и такъ или иначе покончатъ съ его существованіемъ.

— Вотъ ты какой гусь! сказалъ тогда старикъ, взглянувъ изъ-подлобья на Юрія, и больше не приставалъ къ нему, но зато окончательно превратилъ его въ чернорабочаго, заставляя носить воду, пилить дрова и убирать всякій мусоръ, какъ въ изб, такъ и въ хлевушкахъ.

Такимъ образомъ прошло около мсяца, Юрій съ каждымъ днемъ все больше и больше тяготился своимъ положеніемъ, жизнь не сулила ему ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ никакой отрады, ждать и надяться было не на что, и вотъ онъ, въ конц концовъ, задумалъ вторично покончить съ нею, что, по всей вроятности, нашелъ бы возможнымъ устроить, еслибы тутъ вдругъ нежданно-негаданно не случилось одно совершенно непредвиднное обстоятельство.

Посл послдней попытки склонить отца не выдавать ее за Нащокина, Ириша окончательно упала духомъ: единственный, слабый лучъ надежды, что онъ сжалится надъ ея убдительною просьбою, угасъ совершенно, бдная двушка, не видя иного исхода, конечно ршилась покориться вол родителя и, затаивъ въ душ глубокое горе, по наружному виду казалась какъ бы покойною.

— Стерпится — слюбится! неоднократно повторялъ Антонъ Никаноровичъ во время бесдъ съ Анной Григорьевной, а Анна Григорьевна, въ свою очередь, принимала мнимое спокойствіе дочери за чистую монету, тоже перестала тосковать и невольно рисовала самыми радужными красками блестящую картину будущаго счастья, которое, по ея мннію, сулилъ всмъ имъ предстоящій бракъ со знатнымъ, богатымъ бояриномъ. Чмъ ближе подходилъ назначенный день свадьбы, тмъ усиленне шли приготовленія и тмъ тоскливе и тоскливе становилось на душ красавицы-невсты, бдняжка сознавала свое безпомощное положеніе, она видла, что отецъ ни за что и ни въ какомъ случа не отступитъ отъ разъ задуманнаго, а потому, конечно, не пыталась больше заводить рчи о своемъ отвращеніи къ Нащокину, и если иногда какъ нибудь урывками отводила душу, то исключительно только въ бесд съ Андреемъ, да со старушкой няней Игнатьевной, которая, глядя на свою желанную лобедушку-боярышню, до того изстрадалась, что за нсколько дней до предстоящей свадьбы однажды даже ршилась обратиться къ вороже, съ цлью попросить какого-нибудь снадобья, имющаго свойство или приворожить Иришу къ нелюбимому жениху, или же заставить Антона Никанорова на отказать ему.

Анисья, такъ звали ворожею, жила по близости, въ сосднемъ селеньи и пользовалась громадною славою въ цломъ околодк, обокрадутъ ли кого, лихоимка ли приключится или порча какая,— сейчасъ бгутъ къ Анись, которая не замедлитъ найти средство остановить бду и предотвратить дальнйшее несчастіе, при этомъ встртитъ теплымъ задушевнымъ словомъ, обласкаетъ, разспроситъ подробно и, въ заключеніе, непремнно дастъ такой корешокъ или порошечекъ, что, стоитъ къ нему прикоснуться, и все какъ рукой сниметъ.

— Пойду, непремнно пойду къ ней, ршила Игнатьевна и въ ту же ночь, никому не говоря ли слова какъ только вс въ дом заснули, тихонько отправилась сначала къ кум Настась, общавшей свое содйствіе въ этомъ благомъ дл, а затмъ и въ дальнйшій путь, въ сопровожденіе сына Настасьи, который, заложивъ сивую бурку въ пошевни, взялся благополучно доставить ‘крестную’ въ сосднюю деревню Заполье, гд на окраин находилась лачужка старой ворожеи.

Анисья жила тамъ очень давно, большинство обывателей деревни даже не помнило, съ какой именно поры она поселилась, только старики знали ее еще молодою, красивою женщиною, съ черными, огневыми, полными жизни глазами, и поразительно привлекательною наружностью, они же утверждали, будто въ старину въ этой самой лачужк прозябала злая, отвратительная волшебница, отъ которой никому, какъ говорится, житья не было, затмъ, по ихъ словамъ, волшебница вдругъ куда-то исчезла, а на ея мсто появилась Анисья.

Когда Игнатьевна, поравнявшись съ ея избушкою, вышла изъ саней и дрожащею рукою взялась за скобку двери, то Анисья сейчасъ же откликнулась.

— Милости просимъ, войдите, дверь не заперта, отозвалась она и поспшно принялась выдувать огонь.

— Здраствуй, Анисьюшка, послышался въ отвтъ голосъ Игнатьевны, показавшейся на порог.

— Здравствуй, здравствуй, милая, зачмъ изволила пожаловать въ такую позднюю пору? Скажи откровенно все, безъ утайки, рада быть полезною.

Игнатьевна, между тмъ, окинула бглымъ взглядомъ избушку, которая, при слабомъ, мерцающемъ свт еще не успвшей хорошенько разгорться лучины показалась ей крайне непривлекательною, такъ какъ все убранство ея состояло изъ двухъ деревянныхъ скамеекъ такого же стола, да нсколькихъ пучковъ засушенной травы, развшенной на стн по всмъ направленіямъ.

— Зачмъ изволили пожаловать? вторично спросила ворожея, нсколько удивленная продолжительнымъ молчаніемъ своей постительницы.

Тогда Игнатьевна, въ короткихъ словахъ, пояснила цль своего прізда, и при этомъ, конечно, не замедлила попросить помощи иди, по крайней мр, совта.

Анисья одобрительно кивнула годовою и сейчасъ же приступила къ какимъ-то приготовленіямъ.

Нсколько минутъ продолжалось молчаніе, наконецъ ворожея первая нарушила его.

— Готово, сказала она, подойдя съ оловяннымъ ковшемъ, наполненнымъ водою, къ горвшей лучин, которая отбрасывая косую тнь на закоптлый потолокъ, слабо освщала окружающее пространство.

Игнатьевна не спускала глазъ со своей собесдницы и ршилась подойти ближе,

— Постой, бабушка, постой, дай разглядть, сразу то не разберешь всего, заговорила ворожея, нагнувшись ниже къ ковшу, и затмъ, черезъ нсколько секундъ, добавила:

— Ишь ты, статья какая мудреная… пожалуй, что и помочь будетъ трудно.

— Почему? тревожно спросила Игнатьевна.

— Потому, милая, что для отвращенія бды нужна вещичка одна, которой у меня не имется…

— А достать ее нигд нельзя разв?

— Положимъ, достать-то можно, только…

— Ну, что только?.. Говори скоре, не томи.

— Только надобно, видишь ли ты, для этого въ какой нибудь разбойничій притонъ пробраться.

— Въ разбойничій притонъ!

— Да.

— Зачмъ же?

— Да коли есть тамъ кто знакомый, попросить хорошенько, чтобы раздобылъ лоскутокъ или тряпочку отъ одежды мертваго человка, но такого, который бы умеръ не своею, а насильственною смертью.

— Ну, ну, дальше…

— Что дальше, говорить не стану, понапрасну нашему брату кидать словъ не приходится.

— Да почему же понапрасну, Анисьюшка? взмолилась Игнатьевна.— Вовсе не понапрасну, я могу все уладить, только ты, значитъ, скажи мн прежде, что надо будетъ длать съ раздобытымъ лоскуткомъ.

— Нтъ, бабушка, этого сказать я теб не могу до тхъ поръ, пока ты не сообщишь мн, какимъ способомъ надешься раздобыть его?

— Очень простымъ: у моего крестника Куземки есть знакомый парень сирота, который живетъ на хлбахъ у одного стараго бондаря, а бондарь этотъ различными такими темными длами занимается., у него, можетъ, гд и найдется необходимая для насъ тряпочка.

— Да согласится ли твой крестникъ попросить ее?

— А вотъ я сейчасъ спрошу, онъ, вдь, тутъ около твоей двери, въ сняхъ, меня дожидается.

И Игнатьевна съ этими словами, поспшно направившись къ выходу, мгновенно вышла изъ хижины, куда, по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, вернулась снова, съ сіяющимъ выраженіемъ своего морщинистаго лица.

— Согласенъ? спросила ее ворожея.

— Еще бы, конечно, мы вс, вдь, безъ ума любимъ нашу лебедушку-боярышню и для нея готовы идти на край свта.

— Въ такомъ случа я научу тебя, что надобно длать.

Игнатьевна пересла на скамейку, спустила съ головы платокъ, чтобы лучше слышать, и впилась глазами въ свою собесдницу, предварительно оглядвшись кругомъ, словно изъ боязни, чтобы ее, грхомъ, кто не подслушалъ, начала говорить шепотомъ:

— Какъ только крестникъ твой раздобудетъ лоскутъ, такъ ты сейчасъ зашей его въ ладонку и постарайся незамтнымъ образомъ всунуть въ карманъ старому боярину, и не будь я Анисья-ворожея, коли въ ту самую минуту бояринъ не вознегодуетъ на нелюбимаго дочерью жениха, и сейчасъ же откажетъ ему, откажетъ даже въ такомъ случа, если ладонка очутится у него въ самый день свадьбы,

Игнатьевна принялась въ восторгомъ благодарить ворожею, достала приготовленные заране деньги, но Анисья ни за что не согласилась взять ихъ, напутствуя свою постительницу наилучшими пожеланіями, она проводила ее до дверей, затмъ взболтнула въ ковш воду и выплеснула ее въ ведро.

XI.
Побгъ.

Жизнь Юрія, между тмъ, текла прежнимъ порядкомъ, онъ продолжалъ безропотно выполнять возложенныя на него работы, никогда ни въ чемъ не противорчилъ не только старику Ермолаю, но даже и остальнымъ товарищамъ, причемъ, однако, по временамъ серьезно задумывался о томъ, какимъ бы способомъ лишить себя жизни, въ которой не видлъ просвта и которая по его мннію, не сулила въ будущемъ ни малйшей отрады.

Поговорить откровенно, излить все, что накопилось на сердц, ему было не съ кмъ, такъ какъ ко всмъ окружающимъ онъ, конечно, относился съ полнымъ недовріемъ, да и они, въ свою очередь, сторонились его.

— Пора, пора покончить съ жизнью, ни къ чему она мн, только въ тягость, мысленно проговорилъ однажды Юрій, когда на душ его было какъ-то особенно тяжело и тоскливо.

И, печально склонивъ голову, онъ сталъ припоминать малйшія подробности своего знакомства съ Иришей. Припомнилось ему счастливое дтство, когда они вмст рзвились, игрывали, припомнилась пора юности, когда онъ впервые почувствовалъ, что двушка эта для него вдругъ сдлалась миле всхъ и всего на свт, припомнилась т муки ада, которыя переживалъ онъ въ Москв, когда ее привезли туда по царскому повелнію, и, наконецъ, припомнились страшныя, зловщія слова Антона Никаноровича, что если ей не удастся сдлаться царицею, то она, во всякомъ случа, будетъ женою знатнаго боярина, т. е., разсуждая иначе, никогда не можетъ принадлежать ему. Болзненно заныло сердце юноши, какъ живая, передъ нимъ представилась Ириша, во всей своей чарующей красот, и рядомъ съ нею отвратительная, заплывшая жиромъ фигура Нащокина.

— Нтъ, это ужасно! Я не въ силахъ терпть доле! вскричалъ онъ громко и, словно повинуясь какой-то посторонней вол, схватилъ лежащій на стол большой ножъ и уже намревался выбжать изъ избы, съ цлью пробраться въ какое либо укромное мстечко, чтобы привести въ исполненіе давно задуманный планъ, какъ вдругъ случайно наткнулся на показавшагося въ дверяхъ Игнашку.

— Куда бжишь, какъ угорлый, чуть съ ногъ не сбилъ! отозвался послдній, заслоняя ему путь и наклонившись всмъ корпусомъ къ самому полу, очевидно съ намреніемъ поднять съ него что-то.

Юрій поспшно спряталъ ножъ въ голенище и посмотрлъ на Нгнашку такими странными глазами, что тотъ даже изумился.

— Да что съ тобою въ самомъ дл, нездоровъ, что-ли, ишь какой блдный? спросилъ Игнашка, продолжая жарить по полу.

— Голова болитъ… хотлъ выйти на улицу… освжиться…

— Чтобъ теб пусто было съ твоимъ освженіемъ… толкнулъ подъ локоть такъ, что лоскутъ изъ руки выскочилъ. Гд я теперь найду его, а отдать надо непремнно сейчасъ, человкъ давно дожидается, нарочно пріхалъ изъ сосдняго села Покровскаго, чтобы получить его, да успть воротиться домой во-время, хотя за день до свадьбы, потому что этимъ самымъ лоскутомъ невста хочетъ отворожить отъ себя жениха нелюбимаго, за котораго ее выдаютъ силою.

Рчь Игнашки, словно ножомъ, кольнула въ сердце Юрія, онъ инстинктивно догадался, что дло касается бояришни Мухановой, и въ ту же минуту, мысленно раскаявшись въ задуманномъ предпріятіи, почувствовалъ въ себ столько силъ, столько энергіи, столько могучей іюли и непреоборимаго желанія жить, что едва смогъ удержаться отъ того, чтобы не выразить громко своихъ мыслей, онъ не задавалъ даже себ вопроса, о какомъ такомъ лоскут идетъ рчь, а только чувствовалъ, что съ нимъ творится нчто необычайное.

— Коли ты выронилъ лоскутъ по моей вин, такъ а помогу искать его, сказалъ онъ нсколько дрожащимъ голосомъ.

— Не надо, поспшно возразилъ Игнашка, — кром меня, никто не долженъ прикасаться къ нему, иначе онъ утратитъ свою силу — это лоскутъ не простой, а отъ мертвеца.

Юрій отступилъ назадъ, онъ смекнулъ, что здсь кроется колдовство, и, слпо вря въ послднее, боялся пошевелиться, чтобы какъ нибудь не наступить на завтный лоскуточекъ, отъ котораго въ данную минуту всецло зависло счастье его ненаглядной голубки Ириши.

— Нашелъ, слава Богу! радостно воскликнулъ, между тмъ, Игнашка, приподнимаясь съ полу, или теперь освжайся, а я надну тулупъ, да отправлюсь за ворота къ посланному, онъ, сердечный, поди чай намерзся, меня ожидая…

Юрій, молча, вышелъ на обширную, круглую площадку, замнявшую дворъ, и, обогнувъ ее, завернулъ за уголъ въ огородъ, чтобы тамъ, на досуг, хорошенько подумать, какимъ способомъ убжать и пробраться сначала въ Покровское, а затмъ въ расположенную по близости усадьбу Мухановыхъ.

Первою мыслью его было перелзть черезъ заборъ.

— А затмъ что! подумалъ онъ, остановившись,— не зная мстности, ни ближайшаго пути, я, конечно, сейчасъ же буду настигнутъ и тогда бда, нтъ, дло это надо обставить иначе…

Разсуждая подобнымъ образомъ, юноша приступилъ къ рекогносцировк, ршившись обшарить вс углы и попытаться, во что бы то ни стало, найти какое нибудь безопасное средство къ побгу.

Въ результат, однако, получилось очень мало, высокія деревья, окружающія со всхъ сторонъ жилище Ермолая, не позволяли видть вдаль, а влзть на нихъ было опасно въ томъ отношеніи что его могли замтить, да и кром того, какъ уже сказано выше, таинственная хижина находилась въ самой глубин оврага,

— А придумать что нибудь надобно, въ сотый разъ повторялъ себ юноша.

Всю ночь провелъ онъ безъ сна, ворочаясь съ боку на бокъ, и какъ только на двор начало свтать, сейчасъ же поднялся на ноги, а затмъ тихою, неслышною стопою прокрался на дворъ и, выбравшись кое-какъ изъ глубины оврага, началъ внимательно осматриваться на вс стороны, посл чего, къ великой своей радости, увидлъ, что неподалеку за лсомъ вьется та самая проселочная дорога, по которой, какъ теперь ему припомнилось, Игнашка Косой везъ его изъ Москвы.

Юрій вздохнулъ свободне: мысленно начертивъ дальншій планъ дйствій, онъ, безъ долгихъ отлагательствъ, ршился сейчасъ, сію минуту, бжать изъ ненавистнаго ему притона, и даже не вернувшись взять тулупъ и шапку, просто какъ былъ, въ одномъ кафтан, съ непокрытою головою, блдный, взволнованный, поспшно зашагалъ по занесенной снгомъ тропинк и, очутившись, наконецъ, на свобод, стремглавъ побжалъ впередъ и впередъ безъ оглядки.

XII.
На свадебномъ пиру.

Пока все вышеописанное происходило съ героями нашей повсти, въ Москв совершилось неожиданное событіе: царская невста, боярышня Евфимія Всеволожская, въ назначенный день обрученія, облачаясь въ царскія одежды, вдругъ упала въ обморокъ.

Обстоятельство это, само по себ, можетъ быть, ничтожное, послужило, однако, поводомъ къ тому, что обморокъ объяснили припадкомъ падучей болзни и, бдную двушку, стоявшую уже, какъ говорится, на краю счастья, вслдствіе предполагаемой умышленной утайки страшнаго недуга, немедленно сослали на жительство въ Тюмень.

Царь, успвшій привязаться въ своей невст всей душой, сильно тосковалъ по ней, но неотлучно находившійся при немъ Морозовъ употреблялъ вс усилія, чтобы развлечь его и успокоить, и однажды, посл ужина, за чаркою сладкаго меда, незамтномъ образомъ упомянулъ нсколько словъ о красот старшей дочери боярина Милославскаго, но упомянулъ такъ ловко, такъ хитро, такъ обдуманно, что въ этихъ нсколькихъ, какъ бы мимоходомъ сказанныхъ, словахъ оказалось много чего-то особенно интереснаго, поэтичнаго, заманчиваго…

Юный царь, уставивъ на боярина свои прекрасные, выразительные глаза, слушалъ его съ удовольствіемъ, Борисъ Ивановичъ, конечно, не могъ этого не замтить, но, какъ ловкій дипломатъ, счелъ за нужное на самомъ интересномъ мст перевести рчь на другой предметъ.

Минутное оживленіе лица Алекся Михайловича снова исчезло, онъ всталъ, поклонился присутствующимъ и, молча, отправился въ молельню, гд очередной священникъ давно уже ожидалъ его.

Тишайшій, съ самаго ранняго дтства, любилъ по вечерамъ удаляться въ этотъ священный уголокъ, тамъ, позабывъ о всхъ заботахъ и длахъ житейскихъ, ему какъ-то особенно пріятно было молиться за всхъ дорогихъ и близкихъ сердцу, за излюбленную Россію, за самого себя. На этотъ разъ особенно тепла и горяча была его молитва, преклонивъ колни на низкую, обшитую ковромъ скамеечку (наклонной колодочки), юный царь казался всецло погруженнымъ въ серьезныя размышленія, наконецъ, чтеніе молитвъ окончилось, священникъ закрылъ книгу, тихо щелкнувъ серебряными скобками, благословилъ молящагося и вышелъ изъ молельни.

Съ этого достопамятнаго вечера Морозовъ ясно видлъ въ своемъ питомц какую-то перемну, которая крайне ободряла его и радовала. Хитрый бояринъ сразу понялъ и догадался, что чуть было не выскользнувшее изъ рукъ счастье, дается снова и, конечно, уже на этотъ разъ ршилъ, во что бы то ни стало, уцпиться за него всми силами, и по прошествіи самаго непродолжительнаго времени нашелъ возможнымъ показать Алексю Михайловичу въ Успенскомъ собор обихъ дочерей Милославскаго. Вспомнилъ Тишайшій про тотъ вечеръ, когда Борисъ Ивановичъ говорилъ о красот боярышни Маріи Ильинишны, посмотрлъ на нее и… завтная мечта Морозова осуществилась.

Марія Ильинишна была объявлена царскою невстою…

И вотъ недавно еще занятый Всеволожскою теремъ снова оживился, закиплъ да зажужжалъ, словно улей пчелиный, опять вс стали поклоняться верховной красавиц и съ тайной завистью и льстивыми рчами угождать ей.

Бояре затвали новыя интриги и старались утшить себя мыслью, что Милославскій врагъ не страшный, что его подкупить ничего не стоитъ и что при немъ пожалуй, и ‘Бориску’ стереть съ лица земли не трудно будетъ.

Но тутъ, вдругъ, словно въ отвтъ на ихъ утшительныя рчи, разнеслось извстіе о томъ, что бояринъ Борисъ Ивановичъ Морозовъ женится на младшей сестр будущей царицы, на боярышн Анн Ильинишн, и что свадьба его назначена ровно черезъ десять дней посл свадьбы государя. Расходившіеся бояре, волей-неволей, пріутихли и пришли къ убжденію, что хитраго Бориса никому не перехитрить… Москва, между тмъ, радовалась и ликовала по случаю бракосочетанія молодого царя, праздничный колокольный звонъ неумолкаемо раздавался но всмъ улицамъ и даже въ самыхъ отдаленныхъ кварталахъ виднлось оживленіе.

Каждый, казалось, принималъ участіе въ радостномъ событіи и старался на перебой другъ передъ другомъ выразить свою радость.

Въ подмосковномъ сел Антоновк, принадлежащемъ знакомому намъ боярину Муханову, тоже въ это же самое время замтно происходила суматоха и оживленіе по случаю предстоящей свадьбы Ириши съ Нащокинымъ, назначенной недлю спустя посл женитьбы Алекся Михаиловича.

Не видя никакого исхода избавиться отъ нелюбимаго жениха. Ириша, какъ уже сказано выше, ршилась терпть, молчать и покориться, втайн, впрочемъ, надясь на то, что колдовство Игнатьевны непремнно должно оказать помощь, сама Игнатьевна, открывшая эту тайну своей питомиц наканун свадьбы, тоже оставалась вполн убжденною, что все устроится наилучшимъ порядкомъ, и, присутствуя при торжественномъ одваніи боярышни, посматривала на послднюю такими лукавыми, смющимися глазами, что невольно придавала ей какую-то непонятную, смутную надежду и энергію.

Наконецъ, одванье кончилось. Антонъ Никаноровичъ и Анна Григорьевна благословили ненаглядное дтище, отправили въ церковь, свадебный поздъ тронулся впередъ. Ириша начала сомнваться въ могучей сил восковаго шарика и чувствовала, что голова ея кружится, ноги подкашиваются, что ей длается страшно, непроходимо страшно, что она ненавидитъ Нащокина и ни за какія блага въ мір не въ состояніи согласится быть его женою… А поздъ, между тмъ, все подвигается впередъ, вотъ онъ обогнулъ лужайку, вотъ завернулъ влво, остановился около церкви, свахи подошли къ колымаг, повели ее на паперть, а затмъ въ церковь… Началось внчанье. Ириша стоитъ блдная, ничего не сознаетъ, не понимаетъ, словно истуканъ какой… Безсознательно переводитъ она блуждающій взоръ съ стоящей рядомъ неуклюжей фигуры Нащокина на остальныхъ гостей, останавливаетъ умоляющіе глаза на Андре, который въ данный моментъ кажется ей скоре походящимъ на мертвеца, чмъ на живого человка вслдствіе страшной блдности и волненія… Она готова, какъ безумная, броситься къ двери, чтобы бжать, готова закричать во всю церковь, что ненавидитъ жениха, не хочетъ выходить за него, но ни ноги, ни языкъ не повинуются… Внчаніе идетъ своимъ порядкомъ… минуты кажутся цлою вчностью… Наконецъ, обрядъ оконченъ, начались поздравленія, засимъ ее посадили рядомъ съ Нащокинымъ, повезли обратно въ родительскій домъ и торжественно ввели въ обширную комнату, гд накрытъ длинный свадебный столъ, около котораго стоитъ священникъ. Вся эта картина какъ-то смутно, неявственно проносится передъ Иришею, она не узнаетъ даже благословляющихъ ее родителей и, помстившися рядомъ съ молодымъ супругомъ на кресл, обитомъ красною парчею, тревожно отыскиваетъ глазами Игнатьевну. Но вотъ среди всеобщаго веселья и говора ей слышится давно знакомый, милый голосъ Юрія.

— Господи, да что же это? Вдь его нтъ… онъ умеръ… Или я съ ума схожу окончательно! прошептала тогда Ириша, хватаясь за голову.

— Пустите, говорятъ вамъ, пустите! раздается, между тмъ, въ сняхъ чей-то дрожащій отъ волненія голосъ, вслдъ затмъ наружная дверь съ трескомъ соскакиваетъ съ петель, и на порог дйствительно показывается Юрій.

Лицо его покрыто блдностью, волоса всклокочены, онъ едва стоитъ на ногахъ…

— Юрій! радостно вскрикиваетъ Ириша, простирая об руки и стараясь выйти изъ-за стола.

— Ириша! Милая, ненаглядная! отвчаетъ юноша и хочетъ подойти ближе, но тутъ въ него, по приказанію Антона Никаноровича, летятъ столы, скамейки и вообще все, что ни попало подъ руку.

— Это дьявольское навожденіе! Юрія нтъ, онъ давно умеръ! неистово кричитъ Антонъ Никаноровичъ, крику его вторятъ остальные присутствующіе. Юрій старается объяснить все, проситъ разршить ему сказать нсколько словъ, но его не слушаютъ.

Суматоха происходитъ страшная, мужчины съ яростью бросаются на несчастнаго юношу, стараясь, какъ можно скоре, придушить его, а женщины, съ громкимъ визгомъ и ревомъ, шмыгаютъ по горниц.

Видя, что бороться одному противъ разсвирпвшей ватаги невосможно, Юрій ршается на послднее средство: вспомнивъ, о засунутомъ за голенище сапога нож, онъ поспшно вытаскиваетъ его и начинаетъ отчаянно размахивать въ разныя стороны, но маневръ плохо удается, такъ какъ силы далеко неравныя, бдняга^ въ конц концовъ, падаетъ замертво.

Тогда Ириша вскакиваетъ съ мста и воспользовавшись всеобщею кутерьмою, поспшно бжитъ вонъ изъ горницы.

— Ириша, милая, родная, Господь съ тобою, куда ты? кричитъ Андрей, бросившись, за нею слдомъ.

Но Ириша не слушаетъ его, продолжая бжать впередъ по направленію къ рк,

— Остановись, ради Бога, умоляетъ юноша, У стараясь догнать сестру, которая, между тмъ, поравнявшись съ прорубью, моментально падаетъ въ воду.

— Господи Боже мой, только этого не доставало! простоналъ Андрей и съ громкимъ крикомъ:— людей сюда, багры! скоре, скоре, помогите! какъ безумный, пустился бжать обратно.

Вся дворня немедленно явилась на зовъ молодого боярина, но помочь бд оказалось невозможно, и хотя Иришу удалось вытащить изъ подъ льда довольно скоро, тмъ не мене она все-таки оказалась безъ признаковъ жизни.

Анна Григорьевна, съ отчаяніемъ ломая руки, металась взадъ и впередъ по берегу, въ сопровожденіи Игнатьевны, а Антонъ Никаноровичъ сначала долго неподвижно стоялъ около проруби, затмъ оглянулся назадъ, подозвалъ къ себ Андрея и спросилъ его, повидимому, совершенно покойнымъ голосомъ, искоса поглядывая на бродившаго тутъ же съ растеряннымъ видомъ Нащокина.

— Что такое случилось?

Андрей взглянулъ на него съ удивленіемъ и, словно предугадывая нчто зловщее, невольно отступалъ назадъ.

— Ахъ, да, ты, кажется, говорилъ, будто Ириша утонула, продолжалъ старикъ прежнимъ невозмутимымъ тономъ,— но это неправда, она ухала съ мужемъ въ Москву, мы также туда скоро отправимся, ко двору царскому будемъ здить, величаться станемъ… не хуже Ильи Даниловича заживемъ… А-что Нащокинъ Ириш не особенно по сердцу пришелся, небольшая бда… привыкнетъ… Стерпится — слюбится!

Слушая несвязную рчь отца, Андрей громко заплакалъ, онъ понялъ и догадался, что несчастный старикъ потерялъ разсудокъ.

Сколько ни старалась лечить его Анна Григорьевна, сколько ни возила сначала по разнымъ знахаркамъ, а затмъ по монастырямъ,— пользы не получалось ни малйшей: бдняга по прежнему продолжалъ бредить почестями, блескомъ, славою и въ заключеніе каждаго монолога нсколько разъ подъ-рядъ повторялъ.

— Ничего, привыкнетъ… Стерпится — слюбится!…

Стерпится-Слюбится

I.Нежданный гость.

II.Замыслы боярина Морозова.

III.Лучъ надежды.

IV.Роковая всть.

V.Посолъ.

VI.Послднее свиданіе.

VII.Медвжья травля.

VIII.Игнашка Косой.

VII.Царская невста.

X.Ворожея.

XI.Побгъ.

XII.На свадебномъ пиру.

Читайте также: