Мученики Колизея, Тур Евгения, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Евгения Тур.
Мученики Колизея

Исторический рассказ для детей 0x01 graphic

Дозволено цензурой. Москва, 12 іюня 1890 года.

Посвящаю моей Лизе и моей Оле

I

Имя императора Августа осталось любезным Римскому народу. Захватив в свои руки императорскую власть, он возвеличил Империю, покорил многие области и устроил ее благосостояние. Построив великолепные дворцы, величественные храмы и роскошные общественные бани, он задумал воздвигнуть амфитеатр, неслыханных, до тех пор, размеров, для боя гладиаторов и зверей. Это зрелище составляло любимое увеселение Римлян, такую же насущную потребность, как хлеб насущный. Известен крик Римского народа при всяком волнении и мятеже: ‘хлеба и зрелищ!’ Но Август умер, не успев привести в исполнение задуманного плана. Его наследники не имели времени или желания заняться сооружением столь огромного и изящного цирка. Народ однако желал иметь амфитеатр, в котором бы несметные толпы его могли свободно помещаться. Император Веспасиан принял во внимание это всеобщее желание и приступил к постройке здания, единственного в целом мире, развалины которого удивляют до сих пор путешественников и составляют гордость Римлян. Во второй год своего воцарения Веспасиан начал постройку цирка, названного Colosseum от слова Colossus, великан. Веспасиан умер, не достроив цирка. Наследники его продолжали постройку. Ежедневно более 30.000 человек рабов и пленных работало над постройкой Колизея и, несмотря на такое множество безустанно трудившихся людей, он строился целых восемь лет и был наконец окончен при Домициане.

Колизей был построен на берегу пруда в садах Нерона, по своему великолепию он, быть-может, мог бы поспорить с двумя другими амфитеатрами Рима, но затмевал их своими размерами и великолепною, колоссальною, сверху до низу раззолоченною статуей Нерона. Веспасиан и Тит, путешествовавшие на востоке, были знакомы с сирийскими и египетскими постройками, удивлявшими своим величием и громадностию. Вот эти-то величие и громадность Веспасиан и Тит соединили в Колизее с изяществом греческой архитектуры. Арки, возвышавшиеся друг над другом до огромной вышины, Ионического, Дорийского и Коринфского стиля пленяли зрение своею гармонией и поражали громадностию. Поэт Марциал в стихах своих говорить, что Рим не может завидовать востоку, так как его Колизей возбуждает более удивления, чем пирамиды Мемфиса и сооружения Вавилона.

Колизей, в котором суждено было погибнуть стольким мученикам, арена которого насквозь пропитана их кровию, был облит слезами несчастных пленников, которых употребляли на его сооружение. После взятия Иерусалима Титом, многочисленные толпы Евреев были приведены из Иудеи, чтоб участвовать в триумфе победителя, а потом были проданы в рабство за ничтожную цену. Между этими несчастными были женщины, дети, старики, большая часть их была употреблена для постройки Колизея, а меньшая послана в Египет разрабатывать мраморные копи для его украшения. Слезы пленных и их песни, полные тоски и молитв, сопровождали постройку гигантского амфитеатра. Когда Веспасиан и Тит позволили разорить дворец всем ненавистного Нерона, народ бросился и вместе с рабочими принялся разрушать его. Великолепное здание было разобрано. Колонны из драгоценного мрамора, капители, чудные украшения из серебра и золота, все было забрано из дворца Нерона и снесено в Колизей для его украшения.

Трудно описать Колизей словами, трудно, не видав его величественных и великолепных развалин, составить себе о нем хотя приблизительное понятие. Он имел форму удлиненного овала и стоял на 8 арках, над которыми до высоты 20 саженей поднимались одни над другими другие арки меньших размеров. Колизей занимал собою пространство в 2 1/5, десятины и был обшит снаружи мрамором и украшен статуями, внутри 80 рядов мраморных седалищ, построенных одни над другими, могли свободно вместить 100 тысяч зрителей, 64 огромных входа впускали в амфитеатр несметные толпы народа и назывались Входы, лестницы, проходы были устроены так искусно, что сенаторы, патриции, женщины, весталки и простой народ достигали назначенных им помещений безо всякого затруднения.

Нижняя часть здания, ближайшая к арене и называемая podium, теперь поросшая травой, была исключительно назначена для сенаторов и чужестранных посланников, тут же на высокой платформе, под дорогим балдахином, стоял трон для императора. Подиум был отделен от арены и огражден от диких зверей огромным рвом и решеткой из железа, разукрашенной золотом. Патриции сидели за сенаторами, далее и выше помещались всадники, народ, женщины. Потолок Колизея, защищавший зрителей от лучей солнца и от дождя, не мог не быть предметом удивления. Надо сделать усилие, чтобы вообразить себе эту удивительную огромную, широкую, длинную шелковую ткань, которую натягивали несколько сот человек, по первому знаку они бросались, одетые моряками, и брались за веревки, которые тащили громадные опрокинутые паруса к центру Колизея. Эти паруса посредине встречались с другими парусами и составляли потолок из пурпуровой ткани, отороченной золотом. Несколько фонтанов освежали воздух, маленькие трубы выбрасывали мелкий дождь духов, благовонные испарения которого достигали зрителей. Посреди арены стояла колоссальная статуя Юпитера, а под ареной находились затейливые и искусные машины, посредством которых зрелища могли быть разнообразно изменяемы. Из-под земли подымались деревья с золотыми плодами, представлявшие сады Гесперидов, или вода заливала арену в таком количестве, что по ней плавали корабли, которые сражались одни с другими, или, выплывая на средину, разверзались и из их внутренностей падали в воду рабы и звери, которых убивали или которые тонули при рукоплесканиях жестокой ликующей толпы. Однако наиболее любимым зрелищем Римлян был бой гладиаторов между собою или со зверями. Иногда в цирке казнили преступников, выставляя смертные мучения их на потеху толпы. Так, например, одного из них подняли на большую высоту с привязанными к нему фальшивыми крыльями и внезапно бросили его. Несчастный упал на арену, на которой был растерзан дикими зверями. Однажды несчастный невольник должен был изобразить из себя Муция Сцеволу, всунуть свою руку в огонь и держать ее в нем до тех пор пока она совсем не сгорела. Иногда диких зверей спускали одних на других, но эта забава, относительно гораздо менее жестокая, нравилась народу меньше. Случалось, что чернь приходила в восторг и громко требовала свободы для льва или львицы, когда они, растерзав всех зверей и всех людей им отданных неистово попирали ногами их трупы и, вздымая кровавый песок арены когтями, являлись в тумане кровавой пыли. Отовсюду раздавались тогда рукоплескания и крики, народ требовал, чтобы зверь был освобожден и отвезен назад в его родную пустыню.

Бой зверей и людей разделялся на два рода. Иногда борцы выходили на арену вооруженными и сражались со зверями. Случалось, что сами императоры выходили на арену и упражнялись в подобном бое. В другой раз выводили людей безоружных, то были несчастные рабы и христиане. Их просто отдавали на растерзание зверям.

Страсть Римлян к бою гладиаторов была такова, что, как предполагают, в одном Колизее погибло сто тысяч гладиаторов. В царствование Траяна в продолжение десяти дней 10.000 гладиаторов сражались между собою, подобные зрелища и в тех же размерах повторялись при наследниках Траяна. Большею частью гладиаторы избирались из рабов, взятых в плен, но затем гладиаторство обратилось в ремесло, свободные люди, даже благородного происхождения, делались гладиаторами и сражались с пленными Галлами или Фракийцами по страсти сражаться на арене. Позднее гладиаторы сражались за деньги и составляли себе большое состояние этим страшным занятием. Несколько женщин появлялись на арене в одежде амазонок и храбро, при неистовых кликах толпы, сражались с пленными. Император Коммод, увлеченный страстию к зрелищам, вышел на арену, вооруженный коротким мечем, и вызвал на бой гладиаторов, которым было приказано сражаясь с ним, не наносить ему ран. Лишь только они получали малейшую царапину, как падали на колена и просили пощады. Таким способом Коммод победил 1.000 гладиаторов и приказал в знак своего торжества снять голову у колоссальной статуи солнца и вместо нее приставить к ней другую, изображавшую его собственную голову. Внизу на пьедестале он приказал сделать следующую надпись: ‘Mille gladiatorum victor’. Тысячи гладиаторов победитель .

Сражения происходили следующим образом. После поклонения богам, гладиаторов назначенных для боя вводили попарно на арену, они обходили ее кругом и потом начинали шуточный бой, чтобы разохотить публику. Лишь только публика начинала принимать участие в бою, гладиаторы вступали в бой настоящий, вооруженные деревянными мечами, потом по звуку труб они мгновенно меняли деревянные мечи на настоящие и начинался беспощадный бой на жизнь и смерть, зрители доходили до исступления и остервенения. Чем больше лилось крови, чем больше погибало людей, тем больше раздавалось кликов восторга и рукоплесканий, порой эти сотни тысяч зрителей замирали в глубочайшем молчании, следя за ходом смертельной борьбы. Когда один из гладиаторов был ранен, раздавался крик: ‘hoc habet’ (получил). Когда толпа почему-либо сочувствовала побежденному, то спасала его от смерти, наклоняя вниз первый палец руки, когда же осуждала его на смерть, то поднимала палец вверх. Безжалостная, языческая толпа хотела, чтобы умирающий гладиатор умирал изящно, без корчь и судорог, но с искусством и грацией. ‘Народ, — пишет Сенека, — считает себя оскорбленным, когда гладиатор неохотно умирает, и тогда движениями и взорами с одушевлением приказывает убить его немедленно’.

Случалось, что народ принимал такое страстное участие в том или другом борце, что разделялся на партии, горячо спорил, переходил к ссоре и наконец вступал в ожесточенную драку: в драке этой погибало немалое число зрителей. Однажды один из императоров приказал известному по своей силе и искусству гладиатору сражаться по-очереди с тремя другими. Гладиатор сражался храбро и убил двух своих противников, но уже обессиленный и раненый не мог сладить с последним и был убит. Народ пришел в бешенство, те, которые стояли за убитого гладиатора, бросились на тех, которые были против него. Началась жестокая схватка, и старики того времени утверждают, что 30.000 зрителей было ранено и убито в этой общей свалке. Должно заметить, что в языческом мире жизнь человеческая ценилась дешевле, чем жизнь животного в мире христианском.

Зрелища не ограничивались одними боями, бывали и другие, любимые чернью, но затейливые представления. Ученые медведи, слоны и даже львы потешали разными штуками. Слон ходил по канату, медведь, одетый в женское платье, сидел в креслах, ему прислуживали другие животные, одетые слугами и служанками, лев с вызолоченными когтями и гривой, убранной золотыми украшениями и драгоценными камнями, должен был представлять милосердие. Несчастного, перепуганного зайца кидали ему в пасть, он бережно клал его на землю, ласково лизал его и сажал себе на спину. Двенадцать ручных слонов, одетые в тоги, представляли из себя мужчин и женщин, которые садились за стол, ели чрезвычайно деликатно изысканные блюда и пили вино из золотых кубков, другие танцевали под звуки музыки, наконец некоторые из них, напоенные пьяными напитком исключительно для них составленным, при взрыве хохота, проделывали разные штуки, напоминающие наших паяцев и клоунов. Но эти зрелища были только интермедиями или прелюдиями к настоящим зрелищам столь жестоким и богопротивным, в которых обильно текла человеческая, безвинная кровь. За долго до Р. X. и до самого того времени, когда христианство восторжествовало и сделалось господствующим в Римской империи, кровь человеческая лилась для потехи жестокой, развращенной толпы язычников. Только с принятием христианства императором и большинством Римлян эти зрелища были уничтожены. Четыреста лет шла борьба между христианством и язычеством. Христианство победило — пали жестокие, безнравственные, богопротивные убийства, совершаемые в цирке для потехи жадной толпы. Тертуллиан назвал Колизей местом без пощады .

Но прежде чем победило Евангельское учение, сколько погибло жертв, сколько христиан умерло, славя Бога и принося ему в жертву свою жизнь, проливая кровь свою, которая текла ручьями на песок арены. В 590 году по Рождестве Христовом, папой римским был избран Григорий Великий, причтенный впоследствии к лику святых. Император Юстиниан послал к нему послов из Византии, которые должны были принести ему обычные поздравления. Когда они уезжали из Рима, то просили папу благословить их св. мощами. Григорий Великий повел их в Колизей, нагнулся, взяв горсть песку, и, завернув его в богатую ткань, подал им. Послы недоумевали и по-видимому не оценили дара им предложенного. Папа взглянул на них, потом возвел глаза свои к небу и сказал им с великим сердечным умилением.

— Вы не понимаете, что я даю вам. Земля эта пропитана кровию мучеников за веру.

Вот об этих-то мучениках, за Христа и веру погибших в Колизее, мы хотим рассказать нашим читателям.

0x01 graphic

Внутренность Колизея.

0x01 graphic

Развалины Колизея.

II.
Первый мученик, погибший в Колизее

Первое гонение на христиан воздвигнуто было при Нероне. Рим, сожженный рукой и властию этого изверга и тирана, еще тлел и дымился, когда он задумал отклонить от себя народное негодование и направить его в другую сторону. Он издал эдикт, по которому всякий христианин подлежал смерти, а имущество его расхищению.

Св. Василий, описывая преследование христиан Диоклитианом, пишет следующие строки, которые можно приложить одинаково и к преследованию христиан Нероном.

‘Жилища христиан были разрушены и лежали в развалинах, имущество их разграблено, они сами отданы ликторам, которые, остервенившись, тащили женщин за волосы по улицам, не щадили ни старцев, ни детей. Подземелья были наполнены узниками, где их жестоко мучили. Многие христиане бежали и в пустынях и дебрях лесов укрывались от своих жестоких мучителей. В это страшное время сын предавал отца, а отец доносил на сына, слуги, зарясь на имущество господ, оговаривали их, а братья, забыв о единокровии, жаждали погибели один другого. Самые близкие, самые святые узы родства были попраны, слепая вражда и ненависть вселилась в сердца людей. Храмы были поруганы, алтари опрокинуты, церковные коллегии разогнаны, христианские тайны и таинства осквернены’.

Но эти самые страдания христиан, эти поругания и осквернения их святыни послужили к возвеличению и в конце к полному торжеству их. Христиане тысячами бестрепетно умирали на аренах языческих цирков, тысячами гибли и в Колизее, славя Бога. Всех возрастов, всех состояний, всех положений люди умирали с одинаковым мужеством за Христа и веру. Мужчины и женщины, отроки и девицы, епископы, принцы царской крови, простолюдины, слуги, богатые и бедные, старцы и малые дети погибали вместе, не отступаясь от веры в Бога. Их мужество, высота их духа, незлобность и прощение врагам посреди жесточайших мучений, поражали и удивляли их мучителей, их великие добродетели обратили к ним сердца многих язычников и наконец, завоеванный их духовною высотой мир упал к подножию Креста, признавая учение евангельское за Откровение.

В Евангелии от Матфея сказано, что когда Господь наш Иисус Христос после своего преображения на горе Фаворе направил стопы свои во Иерусалим, ученики Его подошли к Нему и спросили: ‘кто из них больше в царствии небесном’? Иисус, призвал дитя, поставил его посреди их и сказал: ‘Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное. И тот кто умалится, как это дитя, тот и больше в царстве небесном’.

Древнее предание говорит будто дитя это, поставленное Иисусом Христом посреди учеников, был никто другой, как тот, кто впоследствии сделался епископом Антиохийским и под именем Игнатия признан был церковию св. мучеником.

Мы ничего не знаем о молодости Игнатия, он появляется на страницах истории уже старцем лет преклонных, епископом Антиохийским, учеником св. апостола Петра. Св. Поликарп и св. Иоанн Златоуст свидетельствуют о его добродетелях и о великой вере его и любви к Богу. Император Траян, одержав победу над Децебалом, вождем Даков, присоединил их земли к Римской империи. На другой год он пошел походом на Парфов и Армян, союзников Даков. Вступив в Антиохию, Траян издал приказание о строжайших наказаниях тем, кто не поклонится и не принесет жертвы богам. Этот приказ был вызван огромным количеством христиан, которые жили в Антиохии, и ненавистью к ним языческого населения. Траян не был кровожаден, но он искал сделать угодное народу и щадить христиан не было в его интересах. Игнатий, устрашившись всеобщего избиения христиан и пролития крови, пожертвовал собою. Он явился к Траяну и объявил, что он главный виновник размножения христиан, так как всячески старался обращать язычников. Траян с высокомерным презрением взглянул на престарелого епископа, стоявшего пред ним бесстрашно, и сказал ему:

— Кто ты? И как осмелился ты не только ослушаться приказаний наших, но еще совращать других и губить их вместе с собою. Ты дух зла и безбожия!

Игнатий ответил:

— Дух зла и безбожия не имеет ничего общего с духом христианства и с тем, кто носит в своем сердце истинного Бога!

— Кто тот, кто носит в сердце истинного Бога! — спросил Траян.

— Всякий, кто верует в Сына Его Иисуса Христа и верно служит ему.

— Так стало-быть ты не веришь, что боги с нами, что они покровительствуют нам и еще недавно, по их велению, славная победа над врагами досталась нам.

— Ты ошибаешься, — ответил Игнатий, — называя богами своих идолов. Есть Бог единый, создавший землю и небо и все что на ней и в нем, есть Сын Божий Иисус Христос и я молю Его ежечасно, да сподобит Он меня войти в его царствие.

— Иисус, сказал ты, говоришь ли ты о том человеке, который был распят Пилатом.

— О Нем говорю я, — ответил Игнатий.

— И ты носишь Его в своем сердце? Как же это? — спросил Траян в раздумье.

— Да, ибо Он сказал нам в своем св. учении: ‘Они во Мне пребывают и Аз в них’.

Траян задумался, он очевидно не понимал слов глубоко верующего епископа, но он видел пред собою великую силу духа, великую силу убеждения, великую бестрепетную осанку, внушающую невольное удивление. Он колебался и не знал не отослать ли его, не сделав ему ни малейшего зла, но устрашился порицания язычников, его окружавших. Не по убеждению, а из страха общего порицания Траян встал и сказал сурово:

— Приказываю, чтоб этого человека, носящего с собою распятого Христа, заключили в оковы и отослали в Рим. В амфитеатре скоро начнутся зрелища и Римскому народу будет приятно видеть, как он погибнет, растерзанный зверями!

Игнатий упал на колена и воздев руки, воскликнул в припадке торжественной радости:

— О, Господи, благодарю Тебя, что Ты в своем милосердии выбрал меня и дозволил мне идти по стопам апостола Павла, что и я вступлю в Рим, как он, отягченный оковами!

В продолжение своего путешествия из Антиохии в Рим, которое длилось несколько месяцев, ясность духа и дивное спокойствие не покидали Игнатия. Когда его везли через Смирну, он мог свидеться со св. Поликарпом, учеником апостола Иоанна. Из дома Поликарпа, где ему дозволено было пробыть несколько дней, он написал ко многим лицам своей паствы трогательные письма, в которых умолял их не предпринимать ничего для его спасения и оставить его умереть за веру. В одном письме находились следующие строки, свидетельствующие о великих им претерпенных мучениях. ‘Когда я ехал из Сирии сюда и землей, и морем, ночью и днем я был отдан в жертву десяти леопардам, которые терзали меня. Я говорю о моих стражах, которые заковали меня в тяжелые оковы и были тем беспощаднее в отношении меня, что ожидали для себя богатых наград. Я принимаю это и переношу, как спасительное испытание, ибо мне далеко до совершенства’.

Из Остии сопровождавшие Игнатия спешили в Рим, чтобы застать там празднества, называемые Sigillaria. Христиане, узнавшие о приезде Игнатия, поспешили ему навстречу, со слезами упав на колена, встретили они его у того места, на котором построена теперь церковь св. Павла, которая находится почти за городом. Игнатий утешал всех и просил сносить безропотно все, что Богу угодно допустить в жизни всех нас.

20 декабря 107 года по Рождестве Христове Игнатия отягченного оковами привели в Капитолий. С самых ранних лет он жаждал увидеть Рим, великую столицу великой империи, и теперь она явилась его удивленному взору во всем своем великолепии, позлащенная лучами яркого солнца. Пред ним расстилался великий город со своими дворцами, садами, храмами, памятниками и гробницами, белоснежными мраморами и громадными, казалось несокрушимыми постройками. Повсюду блистали в лучах солнца мрамор и золото. Игнатий прослезился и молил Господа просветить светом евангельского учения великий город, столицу великой империи.

Скоро пред его глазами появилось новое чудесное здание. Он вступил в Колизей. Рыкание львов и рев диких зверей, рукоплескания и неистовые крики несметной толпы оглушили входившего в Колизей Игнатия. В Колизее происходило зрелище…

Сквозь пурпуровую занавесь, заменявшую потолок, солнце лило лучи свои и они, приняв розовый оттенок, удваивали очарование. Лучи эти, как розовая заря, красили в пленявшую зрение краску толпы людей и обливали их с ног до головы розовым сиянием. Император на троне под богатым балдахином на пурпуровом седалище занимал свое место. Близ него весталки, одетые в белые туники с венками белых роз на голове, прельщали зрителей и красотой, и нарядом своим. Всадники в белых туниках, префекты, учредители, воины, посланники от различных стран, покоренных Римом, блистали в своих праздничных одеждах, разукрашенных золотом и каменьями. За ними виднелись несметные толпы народа и дальше всех женщины, отделенные от мужчин, скученные вместе, толпой пестрой и разнообразной, белокурые пришельцы с дальнего севера, черноокие, чернокожие и бронзовидные жители Азии и Африки, смуглые Арабы и курчавые Эфиопы, Египтяне и Самаритяне. Стотысячная, возбужденная толпа народа ревела в огромном здании, жестокая жажда крови владела этими десятками тысяч разнородных, вместе сошедшихся с разных краев мира людей.

Внезапно гул толпы замолк и все взоры обратились к восточной двери, в которую солдаты ввели престарелого, слабого до изнеможения человека. Белые, как снег, волосы его спадали с головы на бледное истощенное лицо, но взор его был тверд и ясен, движения медленны, но исполнены величия. Он шел тихо к императорской галерее. Главный председатель игр цирка, лицо важное, взглянув на Игнатия, поддался невольному чувству удивления. Он сказал ему почти благосклонно:

— Удивляюсь, что ты еще жив после столь тяжкого путешествия в кандалах, изморенный голодом. Согласись поклониться богам и я прикажу тотчас расковать тебя и возвращу тебе свободу.

Игнатий со спокойным величием взглянул на знатного представителя императора.

— Я не боюсь смерти, как бы ужасна ни была она, и не соглашусь ни за какие земные блага изменить моему Богу. Он есть Единый и Великий, Ему одному поклоняюсь и Его единого до последнего моего вздоха буду благодарить и славить.

Председатель обратился к страже и сказал повелительно:

— Привязать гордеца этого и спустить на него двух львов.

— Римляне, — воскликнул Игнатий, — я не совершил никакого преступления, я умру за истинную веру, а вы сморите и помните, что Бог посылает силу погибнуть лютою смертию тем, которые знают Его, поклоняются Ему одному и возлюбили Его одного.

Сказав это, он упал на колена, скрестил руки на груди и возвел взоры свои к небу. Решетки заскрипели, два громадные, голодные льва прянули из-под темного подземелья на залитую полуденным солнцем арену и остановились, неподвижно вдыхая теплый воздух и щуря глаза от внезапного света.

Гробовое молчание царило в амфитеатре, не переводя духа, жадный до жестоких зрелищ люд ожидал кровавой развязки. Осмотревшись и завидев жертву, оба зверя бросились разом на старца…

Тих был цирк и пустынен. Бледные лучи луны проникали свободно на его галереи, арки, арену. На потолке уже не было пурпуровой ткани.

Три тени, крадучись, подвигались по темным сводам и наконец вышли на арену. Посреди нее, ближе к императорскому месту, они стали на колена, разостлали белую пелену и благоговейно собрали в нее кости и песок, пропитанный кровию — все, что осталось от Игнатия. То были три христианина, которые сопровождали Игнатия из Антиохии в Рим и старались всячески по мере возможности усладить путь его. Их звали: Карион, Филон и Агафон. Вблизи от Колизея находился дом Климента, третьего после Петра епископа Римского, Климент принадлежал к благородной фамилии Флавиев. Туда отнесли останки замученного Игнатия, христиане толпились около и провели всю ночь в молитве. Ночью, по словам одного из них, сладкий сон нашел на них, и все заснувшие видели один и тот же сон. Игнатий прощался с ними и потом поднялся и вошел в светлый сонм блаженных духов, в вечное блаженство. Когда они проснулись, то со слезами благодарили Бога, уверенные, что Он послал им сон этот, чтоб утешить их, и возвестить, что душа Игнатия спасена и что пред ней открылись светлые двери рая.

Мощи его были перевезены в Антиохию, но по взятии ее Сарацинами были опять привезены в Рим. В недавнее время в Риме сделаны были раскопки под церковью, построенною в XII веке. Под подземельем ее найдена другая небольшая церковь IV века и в ней мощи св. Игнатия. Они были, при огромном стечении народа, в великолепной процессии епископов и священников взяты оттуда и обнесены вокруг арены цирка, в котором 17 веков тому назад св. Игнатий был растерзан зверями. Затем они принесены были опять в церковь св. Климента и положены под главным алтарем этой великолепной базилики. Там почивают они до сих пор, там поклоняются им богомольцы, стекающиеся со всех сторон христианских земель, не исключая конечно и земли нашей. Не однажды видали в Риме русских старух и стариков, пришедших пешком без денег, без знания языков, без знания пути, поклониться мощам св. Петра и римским мученикам.

III.
Римский полководец

Плакида жил в начале II века по Рождестве Христовом и был известен своими воинскими талантами и подвигами. Солдаты любили его за его справедливость, милосердие и чрезмерную доброту ко всем, от него зависящим. Они считали его отцом своим. Плакида был женат на умной и добродетельной женщине и имел двух сыновей, которых любил без памяти. С женой он жил в самой тесной дружбе. Плакида по своим общественным и семейным добродетелям был исключением в развратном языческом обществе и хотя был язычником, но добродетели его могли считаться чисто христианскими. Весьма вероятно, он слыхал о христианах и был расположен принять их учение, когда с ним случилось нечто чудное и непонятное.

Однажды он отправился на охоту, окруженный значительною свитой. В горах Аппенинских он повстречал стадо диких оленей, один из них, вышины необыкновенной и красоты особенной, отделился от стада. Плакида поскакал за ним и далеко опередил следовавшую за ним свиту. Скоро он исчез из ее глаз…

Между тем прошло два дня и наступил третий день, а Плакида и свита его не возвращались домой с охоты. Домашние встревожились: жена Плакиды, Стелла, нежно его любившая, предавалась мучительному беспокойству и терялась в догадках. Прошел и третий день по его отъезде и наступили сумерки, измученная женщина задремала, когда одна из служанок вбежала в ее комнату.

— Благородная госпожа, сказала она с волнением, — Руф, сопровождавший на охоту военачальника, вернулся и желает вас видеть.

— Вернулся! Вернулся один! Скорее, скорее, веди его сюда.

Она вскочила со своего ложа и, вся дрожа от волнения, побежала навстречу старого ветерана и воскликнула:

— Говори Руф, говори: где он? Что с ним случилось и почему ты оставил его, ты, верный спутник, никогда не оставлявший его в сражении? Я боюсь твоего молчания. Говори скорее.

Старый солдат стоял, опершись на меч свой, наконец он сказал медленно, торжественным голосом.

— Благородная госпожа, я опасаюсь какой-нибудь беды.

— Руф, говори всю правду, не мучь меня. — сказала она с отчаянием. — Не упал ли он в пропасть? Не был ли растерзан диким зверем?

— Нет, ничего подобного не случилось с нашим храбрым полководцем, но он сгинул с глаз наших, и мы полагаем, что он заплутался в горах и лесах. Вчера утром я был с ним, когда огромный олень отделился от стада и побежал в горы. Твой супруг погнался за ним, наши кони не могли за ним поспеть, и он скрылся из глаз наших. Такого огромного оленя я никогда не видал. Мы напрасно искали храброго полководца нашего, напрасно без устали въезжали на горы и спускались в глубокие ущелья, напрасно поджидали у опушки леса. Наши измученные кони не могли больше служить нам. Напрасно мы звали его, одно эхо отвечало нам, собаки пришли назад, не имея крови на мордах, не поймав никакого зверя. Часы тянулись, настала ночь, взошло солнце. Мы принялись опять искать его, опять объехали лес, опять взбирались на горы, спускались в глубокие лощины. Мы нигде не могли найти его. Тогда я решился воротиться домой. Благородная госпожа, ты знаешь, я до последней капли моей крови отдам с радостию за славного полководца, под начальством которого я совершил столько походов:, но, несмотря на все мое усердие, на все мое желание, я не мог нигде найти ни малейшего следа его.

Пока Руф говорил, вдали послышался шум и многие невольники вбежали с вестию, что Плакида воротился.

Покрытый пылью, он сошел с коня, вошел в покои медленною походкой, подошел к жене и молча, в торжественном молчании обнял ее. Затем он подал знак, и все вышли из комнаты. Муж и жена остались одни.

— Стелла, — сказал он ей, — я расскажу тебе чудное дело. Ты знаешь, что война и завоевания были любимою моею деятельностию. Я не знал страха… А теперь страх вошел в мое сердце. Я подавлен тем, что видел и слышал.

— Но что, что такое случилось с тобою, — сказала она, вглядываясь в него и читая на лице его великое смущение.

Слезы выступили на глазах его, он обнял ее и сказал ей с неописанною торжественностию в голосе:

— Слушай меня внимательно. Я преследовал огромного оленя, спускался за ним в пропасти, подымался на крутые горы, следовал за ним по дремучим лесам, переплывал быстрые реки. Так скакал я долго, не теряя его из виду, скакал через горы и долины, пока не достиг ущелья столь уединенного и живописного, что мне трудно описать его тебе словами. Над ущельем возвышался высокий утес. Олень влетел на него с быстротой молнии и остановился. Я взглянул вверх и увидал, что верхушка утеса озарена чудным светом, посреди которого сияло и блистало крестное знамение. Удивленный и пораженный сим зрелищем, я остановился и не мог отвести взора от знамения Креста. Тогда услышал я голос:

— Плакида, зачем не исповедуешь ты истинную веру? — говорил он, — по своей жизни и чувствам ты уже служишь Христу, сам того не зная. Твое милосердие, твои добрые дела, твоя чистая жизнь угодны Богу. Он призывает тебя в лоно своей св. церкви. Человек жизни чистой не может поклоняться кумирам и должен исповедывать Христа!

Голос умолк. В неописанном смущении и ужасе, я все глядел на сияющее знамение Креста и не мог понять откуда раздавался голос, который я слышал явственно. Наконец, собрав всю силу моего духа, я сказал громко и твердо.

— Чей это голос? Кто говорил со мною? Кто ты?

И голос отвечал мне:

— Я говорю с тобою во имя Того, Кто создал звезды и твердь небесную, месяц и солнце, день, ночь и зарю утреннюю, иди в город, сыщи служителя Христа, уверуй в него и крестись в Него.

Сияние, венчавшее высокую скалу загорелось ярким светом, едва не осветило меня, а затем потухло. Я упал на колена и горячо молился. Солнце зашло за горы, тень легла в глубокое ущелие. Я позабылся и не помню сколько с той минуты протекло времени. Когда я пришел в себя, конь стоял около меня, около меня спал и верный п

Евгения Тур. Мученики Колизея

I

II. Первый мученик, погибший в Колизее

III. Римский полководец

Читайте также:

Евгения Тур.
Мученики Колизея

II.
Первый мученик, погибший в Колизее

III.
Римский полководец