‘Міръ Божій’, No 7, 1898
К. Льдов. Лирические стихотворения, Льдов Константин, Год: 1898
Время на прочтение: 4 минут(ы)
К. Льдовъ. Лирическія стихотворенія. Спб. 1897 г. Ц. 1 р. Было бы большой несправедливостью отказать г. Льдову въ извстной дол поэтическаго таланта. Въ его стихотвореніяхъ звучатъ нердко искреннія, сердечныя ноты, его стихъ красивъ и звученъ, римы богаты, на всемъ лежитъ отпечатокъ поэтической вдумчивости, неуловимой, легкой и прозрачной грусти и идеалистическихъ порывовъ къ красот. Но эти несомннныя достоинства его значительно уступаютъ двумъ крупнымъ его недостаткамъ: онъ мало оригиналенъ и крайне однообразенъ, не глубокъ и подчасъ напыщенъ. Отрицательныя качества съ особой рзкостью даютъ себя знать, въ стихотвореніяхъ послдняго времени, когда, по словамъ ‘Послсловія’, сопровождающаго настоящій ‘Сборникъ’, авторъ тсно примкнулъ къ небольшой групп лицъ съ идеалистическимъ направленіемъ. ‘Я ищу красоты, — говоритъ авторъ въ упомянутомъ ‘Послсловіи’, — которая создаетъ одн загадки и разршаетъ другія, внушая мн восторгъ и предчувствіе иного существованія. Отъ своихъ стиховъ, какъ и вообще отъ всхъ произведеній искусства, я домогаюсь лишь ни съ чмъ несравнимыхъ и непосредственныхъ эстетическихъ впечатлній’. Подъ вліяніемъ такихъ ‘домоганій’ авторъ слдующимъ стихотвореніемъ открываетъ свой сборникъ:
Друзья, не плачьте надъ могилой,
Гд бренный прахъ мой заключенъ:
Я живъ мечтою легкокрылой,
Вн разстояній и временъ.
Моя душа просила чуда
И въ мір чудо обрла,
И если я исчезъ отсюда,
Она исчезнуть не могла.
Внимайте ей: она межъ вами,
Подъ звуки суетныхъ рчей,
Поетъ смиренными словами
О вчной родин своей.
Оставляя въ сторон ‘смиренную’ горделивость этого, стихотворенья, такъ и кажется, что оно словно списано съ тхъ эпитафій, которыми на провинціальныхъ кладбищахъ простодушные люди любятъ украшать могилы. Помчено оно 1897-мъ годомъ, когда столь вдохновенныя строфы вылились изъ переполненной ‘смиреніемъ’ души г. Льдова. Для контраста приведемъ другое его же стихотвореніе, написанное десять лтъ назадъ, въ которомъ выражены отмченныя выше лучшія стороны стиховъ г. Льдова, стихотвореніе того времени, когда авторъ еще былъ самимъ собой и не стремился подражать г. Брюсову и г-ж Гиппіусъ.
Какъ пламя дальняго кадила,
Закатъ горлъ и догоралъ…
Ты равнодушно уходила,
Я изнывалъ, я умиралъ…
И догорлъ костеръ небесный,
И отзучали струны дня,
И ты, какъ день, ушла прелестной
И странно чуждой для меня.
Зажгутся вновь огни заката
‘И зорь прозрачныхъ янтари,
Лишь зорямъ счастья — нтъ возврата,
Ночамъ сердечнымъ — нтъ вари!
Все стихотвореніе красиво, звучно и ясно, а два послднихъ стиха безупречны по сил выраженія и красот. И такихъ стихотвореній можно отмтить нсколько въ книжечк г. Львова. Въ нихъ слышится искреннее вдохновеніе, нтъ напыщенной подражательности, хотя и не чувствуется глубины и силы. Но то немногое, что они даютъ, принадлежитъ несомннно автору, прочувствовано имъ и съ любовью отдлано. Нужно, однако, замтить, что и въ лучшихъ его стихотвореніяхъ видна явная подражательность, и темы, и даже выраженія г. Льдовъ заимствуетъ то у Гейне, то у Кольцова, даже у Некрасова, къ которому въ ‘Послсловіи’ онъ относится чуть не съ презрительнымъ высокомріемъ, заявляя, что отъ обаянія имени Некрасова теперь ‘почти не осталось и слда’. Можетъ быть, не станемъ спорить съ столь глубокимъ знатокомъ современныхъ настроеній, какимъ считаетъ себя г. Льдовъ. Но что въ его стихотвореніяхъ есть прямое подражаніе тому же Некрасову, это видно, напр., изъ хорошенькой, граціозной пьески ‘Швея’. А вотъ стихотвореніе, очень милое и выдержанное, которое цликомъ навяно Гейне.
Онъ въ русую дву влюбился,
А русая два смялась,
Съ весны до весны издвалась
За то, что въ нее онъ влюбился.
Ее цловалъ онъ сквозь слезы,
Она же шептала, цлуя:
О чемъ ты грустишь? Не люблю я
Твои непонятныя слезы.
Надвинулась хмурая осень,
Онъ день ото дня веселе,
Она же въ поблекшей алле
Блуждаетъ печальна, какъ осень.
Онъ чаще и чаще смется,
Она изнываетъ, тоскуетъ
Когда же, сквозь слезы, цлуетъ,—
Онъ смотритъ въ глаза и смется.
И всякій разъ, когда нашъ ‘смиренный’ поэтъ подражаетъ великимъ образцамъ, его стихи граціозны, звучны, пріятны, хотя и производятъ впечатлніе чего-то давно знакомаго. Но стоитъ ему только вспомнить о ‘загадкахъ красоты’, той особенной ‘новой красоты’, жрицей которой у насъ провозгласила себя г-жа Гиппіусъ, и г. Льдовъ теряется, умаляется до полнаго уничтоженія своей личности.
Мы уйдемъ изъ древнихъ башенъ
На вершины гордыхъ псенъ.
Сумракъ міра намъ не страшенъ,
Замокъ міра намъ не тсенъ.
Для предчувствій нтъ темницы,
Своды — крылья для желаній,
Нтъ въ созвучіяхъ границы,
Въ одиночеств — страданій.
Въ дни восторга, въ дни ненастья,
Постигая совершенство,
Не забудетъ сердце счастья
Прогрвать свое блаженство.
Мы уйдемъ изъ ветхихъ башенъ.
Мы уйдемъ изъ-подъ развалинъ,
Сумракъ міра намъ не страшенъ,
Замокъ міра — не печаленъ.
Этотъ наборъ словъ сдлалъ бы честь г-ну Брюсову, который, какъ извстно, пишетъ ‘для вчности и потомства’, но въ немъ тонетъ безслдно та доля поэтическаго таланта, которою судьба одарила г-на Льдова, о чемъ мы искренно жалемъ. Пусть силы г-на Льдова были не велики, все же он были, а теперь, вдохновляемый столь высокими образцами, онъ теряетъ и ихъ, и къ нему вполн примнимы слова Евангелія о ‘раб лукавомъ’, зарывшемъ свой талантъ въ землю. Чувствуетъ это и самъ г. Льдовъ, надющійся замнить измнившій ему талантъ шутовствомъ. Въ ‘Послсловіи’, которое на обычномъ литературномъ язык называется ‘Предисловіемъ’, потому что напечатано впереди книги, онъ выражаетъ глубокое презрніе ‘суду публики’, и на вопросъ, зачмъ же онъ пускаетъ свои стихи въ публику, отвчаетъ: ‘Меня побуждаетъ къ этому простое желаніе придать своимъ стихамъ наиболе отчетливое начертаніе, для того, чтобы иногда перечитывать навянныя мимолетными вдохновеніями строки’. Не стоило для этого печатать. Можно было отдать переписать на пишущей машин, что стоило бы г-ну Льдову много дешевле и избавило бы его отъ непріятности выслушивать ‘судъ публики’, отъ котораго трудно уйти даже на ‘вершины гордыхъ псенъ’. Незачмъ также было разсылать по редакціямъ, съ надписью ‘для отзыва’, незачмъ и обозначать — ‘цна 1 р.’. Все это отдаетъ сплошнымъ шутовствомъ весьма ‘неидеальнаго’ сорта, а для такого стараго литератора, какъ г. Льдовъ, двадцать лтъ уже подвизающагося на страницахъ всевозможныхъ ‘листковъ’, и неприлично такъ обращаться съ ‘большой публикой’, которая, какъ ни какъ, а все же его ‘поддерживаетъ’. Когда гаерничаетъ какой-нибудь г. Брюсовъ, то ему и Богъ проститъ, ибо какой онъ литераторъ? Но профессіональному писателю это ‘не къ лицу, и не пристало’. Для него въ этой ‘большой публик’ — весь смыслъ существованія, тутъ ‘весь законъ и пророки’. Отнимите у литературы возможность обращенія къ ‘суду большой публики’, и литература исчезнетъ. Что для большой публики г. Льдовъ малая величина, это совершенно врно, но отсюда еще очень далеко до того, что и для г-на Льдова эта публика то же не иметъ значенія. Даже подъ покровительствомъ ‘самого’ г-на Волынскаго, которому авторъ выражаетъ въ ‘Послсловіи’ глубокую благодарность, г. Льдовъ все же безъ ‘большой публики’, какъ писатель, не можетъ обойтись и не обойдется.