Владислав Александрович Озеров, Озеров Владислав Александрович, Год: 1907

Время на прочтение: 17 минут(ы)

РУССКАЯ КЛАССНАЯ БИБЛІОТЕКА,
ИЗДАВАЕМАЯ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
А. Н. Чудинова.

ПОСОБІЕ ПРИ ИЗУЧЕНІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
ВЫПУСКЪ ХХХІІІ-й.
В. А. Озеровъ.
(1769 — 1816).
ТРАГЕДІИ.
Эдипъ въ Аинахъ.— Фингалъ.— Димитрій Донской.— Объяснительныя статьи.
Изданіе И. Глазунова.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ ГЛАЗУНОВА, КАЗАНСКАЯ ГЛ.,
1907.

Владиславъ Александровичъ Озеровъ.
Біографическій очеркъ съ критическимъ обзоромъ его литературной дятельности.

Владиславъ Александровичъ Озеровъ родился въ с. Казанскомъ, Тверской губ., Зубцовскаго узда, принадлежавшемъ его отцу. Дтство его прошло при неблагопріятныхъ условіяхъ, такъ какъ онъ рано лишился матери, и отецъ вступилъ во второй бракъ. Воспитаніе онъ получилъ французское, такъ что первое стихотвореніе, написанное имъ, было на этомъ язык. Вскор его отвезли въ Сухопутный Шляхетскій кадетскій корпусъ, подобно многимъ русскимъ писателямъ того времени. По выход изъ корпуса, Озеровъ служилъ въ военной служб и даже былъ въ дйствующей арміи во время турецкой войны, лично участвовавъ во взятіи Бендеръ Потемкинымъ въ 1789 году. Затмъ, нкоторое время состоялъ адъютантомъ при директор шляхетскаго корпуса Ангальт, а потомъ перешелъ на службу въ лсной департаментъ, и здсь, объзжая лса Симбирской и Казанской губерній, своею неподкупной честностью усплъ доставить казн весьма значительныя выгоды, за что и награжденъ былъ чиномъ генералъ-маіора.
На литературное поприще Озеровъ выступилъ въ 1794 г., вольнымъ стихотворнымъ переводомъ ироиды Колярдо: ‘Элоиза къ Абеляру’, за ироидой послдовали четыре оды, четыре басни и семь посланій, гимновъ, отрывокъ изъ Расиновой Гофоліи и пр. Эти первые опыты, отличаясь гладкостью стиха и довольно изящной формой, не били отмчены никакими особыми достоинствами. Родъ поэтическихъ произведеній, окружавшихъ имя Озерова необыкновеннымъ блескомъ и славой въ глазахъ его современниковъ, была трагедія, въ которой рзко обозначился переходъ отъ традицій чистаго псевдо-классцизма къ идеаламъ романтики съ преобладаніемъ сантиментализма. Послдній явился прямымъ послдствіемъ нкоторыхъ обстоятельствъ личной жизни поэта. Сильная и несчастная любовь къ замужней женщин, которая не могла быть подругой его жизни, послужила основнымъ стимуломъ его элегическаго настроенія, которымъ запечатлны вс его произведенія. Это основное настроеніе впослдствіи усилилось еще подъ вліяніемъ рзкихъ нападокъ его завистниковъ и недоброжелателей, о которыхъ Жуковскій, въ своемъ стихотвореніи на смерть Озерова, говоритъ:
Чувствительность его сразила,
Чувствительность, которой сила Мойны душу создала,
Пвцу погибелью была…
Первою трагедіей Озерова была: ‘Смерть Олега Древлянскаго’, представленная на петербургской сцен въ 1798 г. Этотъ первый опытъ нашего драматурга написанъ въ стил Княжнина и отличается боле его недостатками, чмъ его достоинствами. Слдующая затмъ трагедія: ‘Эдипъ въ Аинахъ’, составляющая частью переводъ и частью передлку пьесы французскаго драматурга Дюсси (1733—1816), ршительно выдвинула Озерова изъ ряда современныхъ ему драматурговъ. При появленіи своемъ на сцен, она поразила всхъ изяществомъ формы, блескомъ поэтическаго стиха, полнаго гармоніи, силы чувствъ и огня. Трагедія надолго стала любимйшею пьесою публики: цлые монологи заучивались наизусть и произносились въ обществ на вечерахъ и собраніяхъ. Автора носили на рукахъ, прославляли на вс лады, сбирали по подписк деньги, чтобы выбить медаль въ честь автора ‘Эдипа’ и тмъ увковчить его имя. Основа трагедіи ‘Эдипъ въ Аинахъ’ взята изъ классической ивской легенды о цар Лаі и сын его Эдип. Вотъ эта легенда, какъ она изложена въ трагедіяхъ Софокла Эдипъ царь, Эдипъ въ Колонн и Антигона:
Городъ ивы пораженъ страшной моровой язвой. Въ бдственномъ положеніи своего народа принимаетъ горячее, сердечное участіе царь ивскій Эдипъ. Между тмъ, Дельфійскій оракулъ возвщаетъ, что моровая язва прекратится не прежде, какъ будетъ наказанъ убійца царя Лаія, которому наслдовалъ Эдипъ. Послдній даетъ всенародно торжественную клятву непремнно отыскать виновника и предать его заслуженной казни. И вотъ, мало-по-малу, начинаетъ раскрываться несчастная судьба Эдипа. Призванный для раскрытія преступника прорицатель Тирезій объявляетъ, что преступникъ этотъ самъ Эдипъ, но словамъ его не поврили, признавъ ихъ клеветой и злобными происками враговъ царя Эдипа. Вскор изъ бесды со своей женой Іокастой, которая была вдовой Лаія, онъ узнаетъ обстоятельства, при которыхъ совершено было убійство Лаія, и припоминаетъ, что самъ онъ, при совершенно тождественныхъ обстоятельствахъ, учинилъ убійство. Сомннія начинаютъ закрадываться въ душу Эдипа, но отъ совершенной увренности его удерживаетъ пока одно обстоятельство. И ему самому, да и всмъ извстно, что онъ сынъ коринскаго царя Полиба, тогда какъ, по предсказанію оракула, Лаія долженъ былъ убить его собственный сынъ. Слдовательно, убійцей Лаія не можетъ быть Эдипъ. Правда, Іокаста сказываетъ, что у нея отъ Лаія былъ сынъ, но, по приказанію отца, его занесли куда-то на неприступную гору, и онъ тамъ погибъ еще младенцемъ. Въ это время, является посолъ отъ коринянъ съ предложеніемъ Эдипу занять престолъ, освободившійся за смертью Полиба. Посолъ, между прочимъ, открываетъ, что Полибъ и супруга его Меропа не истинные родители Эдипа, а только его воспитатели, что онъ взятъ былъ изъ рукъ какого-то пастуха, пасшаго стада подл горы Кнееронской. Чтобы проврить это сообщеніе, призываютъ того самого пастуха, который передалъ сына даря Лаія одному коринянину, и онъ подтверждаетъ все разсказанное посломъ. Оказывается, что Лаій и Іокаста, напуганные предсказаніемъ, по которому ихъ сынъ долженъ убить своего отца и жениться на своей матери, чтобы избгнуть столь ужаснаго преступленія, ршились отдать младенца пастуху, что бы онъ умертвилъ его, пастухъ же изъ жалости къ неповинному ребенку спасъ ему жизнь, отдавъ на руки коринянину. Такимъ образомъ, Эдинъ узнаетъ, что онъ убійца своего отца, мужъ родной матери и братъ своихъ сыновей. Неслыханный, хотя и неумышленный злодй, въ порыв отчаянія, выкалываетъ себ глаза, бросаетъ престолъ и въ одежд странника, руководимый своими дочерьми Антигоной и Истменой, отправился странствовать по свту. Свергнувъ его съ престола, сынъ Эдипа Полиникъ провозгласилъ себя ивскимъ царемъ, но братъ Полдника Этеоклъ, соединившись съ Креономъ, составилъ заговоръ противъ узурпатора и самого его прогналъ изъ ивъ. Началась борьба между братьями изъ-за обладанія ивскимъ престоломъ, которая перешла вскор въ открытую войну. Оракулъ предсказалъ, что побдителемъ въ этой войн останется тотъ, на чью сторону перейдетъ Эдипъ. Судьба сжалилась надъ Эдипомъ, Позволила ему умереть тихо и спокойно и опредлила, что смерть его послужитъ условіемъ побды для того народа, земля котораго будетъ ему могилой. Эдинъ, изнуренный годами и страданіями, приходитъ въ Аттику, въ окрестности небольшого селенія Колонна и останавливается въ рощ, посвященной Эвменидамъ. Въ этой сторон ему суждено найти пристанище и конецъ жизни. Креонъ убждаетъ Эдипа перейти въ ивы и принять въ борьб сторону Этеокла, по Эдитъ отказывается. Возмущенный этимъ отказомъ, Креонъ отнимаетъ у Эдипа дочерей, но Тезей, царь Аинскій, возвращаетъ ихъ Эдипу и проситъ у него позволенія представить человка, который умоляетъ съ сокрушеннымъ сердцемъ боговъ дать ему возможность увидть Эдипа. Эдипъ догадывается, что это долженъ быть Полиникъ, онъ не хочетъ и видть Полиника и если соглашается допустить его К7і себ, по просьб любимой дочери своей Антигоны, то только для того, чтобы произнести надъ нимъ проклятіе. ‘Не ты ли, злодй, выгналъ своего отца, не ты ли довелъ меня до нищенства?… И не будь у меня этихъ двухъ дочерей,— я умеръ бы съ голода, и все отъ твоей вины… Нтъ, не видать теб никогда ивскихъ стнъ, которыя ты идешь осаждать! Оба вы съ братомъ твоимъ погибнете подъ этими стнами, плавая одинъ въ крови другого. Вотъ проклятіе, которое я произношу надъ вами, чтобы научить васъ какъ уважать тхъ, кому вы обязаны жизнью, и не презирать вашего отца, потому что онъ слпъ и немощенъ’. За этимъ проклятіемъ послдовалъ громъ, и Эдина не стало. Этеоклч’ и Полиникъ, по предсказанію Эдипа, дйствительно погибли въ междоусобной войн подъ стнами ивъ. Креонъ издалъ повелніе, чтобы никто не смлъ хоронить трупъ Полиника, какъ врага отечества, но Антигона, несмотря на вс убжденія Исмены покориться этому повелнію, похоронила Полиника, по любви къ брату, слдуя не царскому закону, а закону, начертанному самою природою въ сердц человческомъ, и, какъ преступница, предана смерти. Такъ погибъ, по вол судьбы, весь родъ Эдипа. Изъ этой легенды Софоклъ составилъ свою трагедію.
Трагедія Озерова представляетъ передлку второй части трилогіи Софокла: ‘Эдипъ въ Колон’, въ обработк французскаго трагика Дюсси. Дюсси былъ писатель сантиментальнаго направленія, и этимъ характеромъ проникнуто все содержаніе трагедіи какъ французскаго, такъ и русскаго писателя. Все міросозерцаніе античной легенды, строгія и величавыя лица, дйствующія въ ней, какъ орудія неумолимой судьбы, утратили свой характеръ и явились нжными и чувствительными. У Софокла Эдипъ изображается, какъ величайшій преступникъ, но по смыслу греческой легенды, этотъ величайшій преступникъ невиновенъ: его преступленіе — дло судьбы, проклятіе которой тяготло надъ всмъ домомъ Лайя. Не признавая себя виновнымъ, Эдипъ спокойно говоритъ о своихъ преступленіяхъ и сурово относится къ своимъ дтямъ, которыя возстали противъ него, и также покойно изрекаетъ имъ свое проклятіе. Но у Дюсси и Озерова Эдипъ является глубоко сознающимъ всю тяжесть своихъ преступленій и совершенно отвтственнымъ предъ своею совстью. Вмсто суроваго и строгаго отца-старца, у Дюсси является слабый, страдающій, чувствительный старецъ, у него нтъ того ожесточенія противъ дтей, какъ у Софокла: онъ невольно уступаетъ Антигон, умоляющей простить брата Полиника. Смерть Эдипа у Софокла облечена покровомъ тайны: могила его должна остаться ни для кого неизвстной, у Дюсси нтъ этой таинственности: Эдипъ умираетъ подъ ударами грома. Измненъ у Дюсси и характеръ Антигоны. Въ Антигон Софокла представленъ типическій образецъ дочери, любящей своего отца, кротость и добродушіе и, въ тоже время строгость составляютъ ея отличительныя черты. Она говоритъ мало, въ ея любви и преданности нтъ ничего восторженнаго, потому что любовь и преданность составляютъ у нея долгъ. Когда Эдипъ умеръ, зритель видитъ Антигону на колняхъ, склонивъ голову на грудь, она оплакиваетъ того, кто взятъ изъ міра богами. Теперь она должна была примирить враждующихъ между собою братьевъ, и она отправляется въ ивы, гд ее ожидаютъ новыя бдствія. Креонъ обвиняетъ ее съ нарушеніи его постановленія, запрещающаго хоронить Полиника, но это повелніе противно закону природы, начертанному въ сердц человка. Изъ такого величаваго образа у Дюсси вышла слабая, сантиментальная двушка, многорчивая и плаксивая. Она говоритъ длинныя рчи о своихъ обязанностяхъ по отношенію къ своему старому и слпому отцу.
Трагедія Озерова открывается, на пол, передъ Аинами, хоромъ народа къ Аинскому царю Тезею. Является ивскій посланникъ Креонъ и предлагаетъ Тезею вступить въ союзъ съ Этеокломъ противъ Полинина, который осадилъ ивы съ семью вождями. Но Тезей отказывается отъ этого предложенія, не желая жертвовать жизнью подданныхъ для защиты чужихъ царствъ: а за цлость своего царства онъ не боится. Это составляетъ содержаніе перваго дйствія. Второе дйствіе происходитъ на томъ же пол, около храма Эвменидъ, Здсь Эдипу богами было суждено найти успокоеніе отъ своихъ продолжительныхъ физическихъ и нравственныхъ страданій. Между Эдипомъ и Антигоной происходитъ разговоръ, въ которомъ обрисовывается характеръ душевнаго состоянія и взаимныхъ отношеній слпца отца и его дочери. Граждане аинскіе, узнавъ, что въ ихъ страну пришелъ гонимый судьбою и проклятый всми Эдипъ, просятъ его немедленно удалиться. Въ горести Антигона обращается къ аинскому царю Тезею и проситъ его принять ея несчастнаго отца подъ свою защиту. Тезей соглашается на ея просьбу и принимаетъ Эдипа. Меясду тмъ, Креонъ, узнавъ, что судьбою опредлено, чтобы могила Эдипа сдлалась залогомъ счастья и благоденствія для той страны, гд онъ будетъ похороненъ, хочетъ похитить Эдипа и увезти его въ ивы, а Антигону принести въ жертву, требуемую Эвменидами, сыновей же Эдипа погубить во взаимной вражд и, посл нихъ, занять ивскій престолъ. Но Эдипъ уже давно знаетъ коварный нравъ Креона и, предвидя его злобныя интриги, отказывается отъ предложенія отправиться съ нимъ въ ивы. Онъ приходитъ въ негодованіе, когда Креонъ сказалъ, что онъ долженъ разстаться съ Антигоной. Не видя возможности убдить Эдипа словами, Креонъ хочетъ увести его силой и приказываетъ воинамъ взять его. Въ это время, къ нимъ бросается Антигона и въ сильномъ монолог высказываетъ отчаянное свое положеніе. Является Тезей и, узнавъ о похищеніи Эдипа, отправляется въ погоню за Креономъ и возвращаетъ Эдипа. Во время отсутствія Эдппа, къ Антигон, находившейся во дворц Тезея, явился Полиникъ и упросилъ Антигону обратиться къ отцу и вымолить у него прощеніе ему. Судьбою опредлено было, чтобы при осад ивъ побда останется за тмъ изъ братьевъ, на сторону котораго перейдетъ Эдипъ. Но Эдипъ, уступивъ просьб Антигоны допустить Полинина къ себ, не могъ простить его и перейти на его сторону въ борьб съ Этеокломъ. Между тмъ, народъ Аинскій, считая причиною всхъ бдствій страны то, что въ ней поселился проклятый богами и людьми Эдипъ, потребовалъ, чтобы для умилостивленія боговъ была принесена въ жертву дочь его Антигона. Невыразимо поразило Эдипа это жестокое требованіе, но Антигона покорно соглашается на него, если аиняне успокоятъ ея отца. Но въ то время, какъ жрецы готовятся совершить обрядъ жертвоприношенія, прибгаетъ въ храмъ Полиннкъ и хочетъ заколоть себя, вмсто Антигоны, но его останавливаетъ Эдипъ и, выслушавъ его глубокое раскаяніе во всхъ злодяніяхъ, прощаетъ его и требуетъ, чтобъ его самого принесли въ жертву Эвменидамъ, такъ какъ онъ самъ служитъ виною всхъ бдствій страны. Но когда Эдипа уже повели къ алтарю, приходитъ въ храмъ Тезей вмст со взятымъ въ плнъ Ереономъ и говоритъ, что такъ какъ виною всхъ бдствій служитъ Креонъ, который воздвигъ междоусобія въ стран, разссоривъ братьевъ и внушивъ имъ изгнать отца, то онъ и долженъ быть принесенъ въ жертву Эвменидамъ. Небесный громъ поражаетъ Креона и утверждаетъ справедливый приговоръ Тезея.
Такимъ образомъ, окончаніе трагедіи Озерова отличается отъ Эдина Софокла, у котораго Эдипъ умираетъ таинственною смертію, его могила остается никому неизвстною, и отъ Эдипа Дюсси, у котораго Эдипъ умираетъ подъ ударами грома. Въ трагедіи Озерова, вмсто Эдипа, умираетъ Креонъ, о которомъ извстно, что онъ царствовалъ въ ивахъ посл Этеокла и Полиника. Кром Дюсси, на трагедіи Озерова видно вліяніе оперы Саккини: ‘Эдипъ въ Колон’. Все первое явленіе перваго дйствія, въ которомъ заключается разговоръ Эдипа съ Антигоной, почти буквально заимствовано оттуда. Несмотря на указанные недостатки, ‘Эдипъ въ Аинахъ ‘Озерова у современниковъ пользовался великимъ уваженіемъ. Причина этого заключалась, конечно, прежде всего, въ самомъ сюжет трагедіи — величавомъ и чрезвычайно интересномъ мне объ Эдип, въ которомъ много общеинтересныхъ общечеловческихъ чертъ, а потомъ въ необыкновенно симпатичномъ изображеніи характеровъ Эдипа и Антигоны и вообще въ изложеніи всего сюжета. Правда, это изложеніе сдлано подъ вліяніемъ тогдашняго сантиментальнаго направленія, вслдствіе котораго самые характеры и духъ трагедіи потеряли свой строгій характеръ и приблизились къ современнымъ литературнымъ типамъ: но, можетъ быть, потому они особенно и нравились современникамъ, которые находили въ нихъ глубоко чувствительныя и нжныя свойства.
Первый блестящій успхъ увлекъ Озерова и склонилъ къ дальнйшей дятельности на томъ же поприщ. И вотъ въ слдующемъ году, на сцен является новая его трагедія: ‘Фингалъ’, содержаніе которой было заимствовано изъ Оссіановскихъ поэмъ въ изложеніи Макферсона, которыя, еще въ конц XVIII вка, ввели въ моду во всхъ литературахъ мрачный оссіановскій колоритъ поэтическихъ произведеній. Это пристрастіе къ Оссіану, которое было первымъ шагомъ на переход отъ сантиментализма къ чистымъ формамъ романтизма, нашло себ весьма полное выраженіе въ новой трагедіи Озерова. Чтобы познакомиться съ первоисточникомъ этого произведенія Озерова, отсылаемъ интересующихся къ III выпуску второй серіи нашей Библіотеки, въ которомъ помщенъ полный русскій переводъ Оссіановской поэмы ‘Фингалъ’, фабула которой послужила содержаніемъ новой трагедіи нашего драматурга. Съ поэмой Оссіана Озеровъ познакомился, по всей вроятности, по переводу Кострова, появившемуся еще въ Екатерининскую эпоху. Уже въ Державин замтно сочувствіе къ героямъ этихъ псенъ, но между всми героями Оссіана особенно привлекаетъ къ себ симпатію Фингалъ, который во всей Оссіановой поэзіи играетъ роль свернаго Ахиллеса. Его-то Озеровъ и выбралъ героемъ своей трагедіи. Владыка Морвены, Фингалъ, побдитель Локлинскаго даря Старна, убилъ сына его Тоскара и самого его взялъ въ плнъ. Посл окончанія войны, Старнъ получилъ свободу, но затаилъ въ душ мысль, при первомъ удобномъ случа, отомстить Фингалу за свой плнъ и за убіеніе сына. Между тмъ, дочь Старна Мойна страстно влюбилась въ Фингала, который также увлекся ея красотой и предложилъ ей свою руку. Старнъ и вздумалъ воспользоваться этимъ случаемъ. Онъ соглашается на предложеніе Фингала, имя въ виду убить его въ то время, какъ онъ прідетъ къ нему для совершенія брака. Трагедія начинается хоромъ бардовъ и локлинскихъ двъ, прославляющихъ силу и могущество красоты, которая побждаетъ всхъ непобдимыхъ на войн героевъ и, въ частности, обаятельное могущество Мойны, которая побдила сердце непобдимйшаго героя Фингала. Является Фингалъ и, обращаясь къ Старну, высказываетъ ему всю любовь, которую онъ питаетъ къ Мойн. Старнъ говоритъ, что онъ вритъ его чувству, но желаетъ, чтобы, по обычаю страны, бракъ былъ совершенъ въ храм боговъ. Фингалъ готовъ исполнить это, затмъ молодые люди взаимно передаютъ другъ другу свою любовь. Но когда Фингалъ и Мойна явились въ храмъ Одина, верховный жрецъ, по наущенію Старна, сказалъ, что Мойна не можетъ быть супругою убившаго ея брата Фингала, пока Фингалъ не совершитъ торжественной тризны по Тоскар и на его могил не примирится съ его тнью. Фингалъ не хотлъ это сдлать и вступилъ съ жрецомъ въ жаркій споръ, но сторону жреца принялъ Старнъ, и Фингалъ долженъ былъ согласиться совершить тризну по Тоскар. Во время тризны, Старнъ предложилъ Фингалу отдать свой мечъ въ награду побдителю въ играхъ, и Фингалъ отдалъ не только свой мечъ, но и боевой рогъ. Когда Фингалъ остался безоруженъ, по знаку Старна на него бросились воины, чтобы убить его, но онъ увидлъ мечъ, висвшій надъ могилой Тоскара, схватилъ его и началъ защищаться. Старнъ, видя, что воины испугались, самъ съ мечемъ бросился на Фингала, но, въ это время, Мойна явилась спасти Фингала съ отрядомъ его воиновъ. Старнъ въ бшенств поражаетъ своимъ мечемъ Мойну и самъ закалывается. Фингалъ, увидя Мойну умирающей, хочетъ также умертвить себя, но бардъ Фингаловъ Уллинъ останавливаетъ его, напомнивъ, что онъ долженъ хранить свою жизнь для блага своего народа. Непобдимая храбрость и мужество, честный и благородный характеръ Фингала, по своей прямот не подозрвавшаго злобныхъ и хитрыхъ козней Сгарна, и потому доврившаго его обманчивымъ рчамъ, нжное, чувствительное сердце Мойны чрезвычайно трогали зрителей трагедіи, особенно когда роль Мойны играла талантливая артистка Семенова. Трагедія ‘Фингалъ’ написана въ 3-хъ дйствіяхъ, вмсто прочно установленныхъ классической теоріей пяти. Это первый примръ нарушенія этой теоріи, за что Озерову и пришлось выдержать немало нападокъ и упрековъ со стороны современныхъ критиковъ. Вотъ отзывъ Вяземскаго объ этой трагедіи: ‘Въ трагедіи: ‘Фингалъ’ одно только трагическое лицо: Старнъ. Сынъ его Тоскаръ убитъ былъ Фингаломъ, и вс чувства родительскія, нжная любовь къ сыну, стованіе о немъ, соединились въ одно — въ желаніе мести. Фингалъ, побдитель и убійца Тоскара, влюбленъ въ его сестру Мойну, которая отвчаетъ его страсти. Старнъ скрываетъ свое негодованіе отъ дочери нераздляющей ненависти къ побдителю его сына, и, вмсто общаннаго брачнаго торжества, хочетъ принести Фингала въ жертву своей мести на холм надгробномъ Тоскара. Вотъ она трагическая сторона поэмы Озерова. Онъ съ искусствомъ умлъ противопоставить мрачному и злобному Старну, таящему во глубин печальной души преступные замыслы, взаимную и простосердечную любовь двухъ чадъ природы, искренность Мойны, благородство и доврчивость Фингала. Онъ сочеталъ въ одной картин свжія краски добродтельной страсти, владычествующей прелестью очарованія своего въ сердцахъ невинныхъ, съ мрачными красками угрюмой кровожаднйшей мести, и хитрость злобной старости съ доврчивою смлостью добродтельной молодости’.
Въ 1807 году, когда уже приближалась война Россіи съ Наполеономъ, Озеровъ, въ трагедіи ‘Дмитрій Донской’, воскресилъ борьбу Россіи съ Мамаемъ и знаменитую Куликовскую битву. Вотъ содержаніе этой трагедіи. Въ шатр великаго князя Московскаго происходитъ совщаніе всхъ князей, собравшихся на битву съ Мамаеміі. Вс князья совтуютъ Димитрію не принимать посла Мамая, приславшаго съ требованіемъ дани, только старый князь Блозерскій, боясь пораженія, совтуетъ заплатить дань Мамаю, чтобы сохранить миръ и спокойствіе въ Россіи. На такой совтъ Димитрій отвчаетъ, что ‘лучше смерть въ бою, чмъ миръ принять безчестной’. Однакожъ, онъ приказалъ привести посла Мамая и на его гордую рчь, исполненную угрозъ, сказалъ, что хану русскіе, взамнъ дани, принесутъ ‘мечи булатные и стрлы каленыя’. Въ совщаніи положено было, на другой день, рано утромъ, напасть на татаръ, и самъ Димитрій ршился итти во глав своего войска, и когда князь Блозерскій сталъ останавливать его, совтуя поберечь себя, онъ сказалъ, что долгъ его ‘въ день мира — судъ, и мужество въ день брани, и ршилъ объявить войску, что къ утру быть бою. Но, являясь такимъ твердымъ и мужественнымъ предъ князьями на совт, онъ въ душ своей глубоко унываетъ и груститъ:’ онъ, какъ нжный и чувствительный рыцарь, влюбленъ въ нижегородскую княжну Ксенію, невсту князя Тверского. Эта любовь такъ въ немъ сильна, что ей онъ приписываетъ свою твердость, вызвавшую его на битву съ Мамаемъ. Напрасно другъ его и наперсникъ всхъ его тайнъ Бренскій совтуетъ ему заглушить эту любовь не-во-время да и безъ надежды, потому что Ксенія уже общана отцомъ ея князю Тверскому, и скоро прибудетъ въ станъ для внчанія, Дмитрій остается непреклоненъ и хочетъ воспрепятствовать браку. Но такое насиліе оказывается не нужнымъ. Ксенія сама любитъ Димитрія и, прибивъ въ станъ, объявляетъ, что она не можетъ выйти за князя Тверского, которому отецъ ея общалъ безъ ея согласія и объявляетъ объ этомъ и Димитрію, и князю Тверскому и, чтобы уничтожить ихъ ревность и раздоръ, который можетъ повести къ самымъ вреднымъ послдствіямъ во время войны съ татарами, хочетъ идти въ монастырь. Узнавъ объ этомъ, князь Тверской приходитъ въ неистовство и требуетъ, чтобы Димитрій своею властью заставилъ Ксенію выйти за него, въ противномъ случа, онъ грозитъ удалиться изъ стана со своими полками. Когда Димитрій на это замтилъ, что онъ не позволитъ ни Ксеніи сдлать насиліе, ни ему принудить ее къ насильному браку, то онъ возбуждаетъ противъ Димитрія всхъ князей, указывая имъ въ словахъ и поступкахъ его такое самовластіе, которое хуже татарскаго. Вс князья возстаютъ противъ Димитрія и, особенно князь Смоленскій, упрекающій его въ самовластіи. Князь Блозерскій старается примирить всхъ князей съ Димитріемъ, онъ не видитъ другого средства свергнуть съ себя татарское иго, какъ въ соединеніи всхъ князей подъ властью одного, а Димитрія проситъ принудить Ксенію выйти за князя Тверского, указывая на то, что такъ назначилъ отецъ Ксеніи. Димитрій признаетъ тираніей порабощеніе дтей отцовской властью. Вс хотятъ уйти изъ стана. Наконецъ, Ксенія, чтобы, сдлавшись причиной раздора между князьями, не стать виною погибели отечества, соглашается выйти за князя Тверского. Но князь Димитрій, услышавъ ея слова, приходитъ въ бшенство, обнажаетъ мечъ и бросается на Тверского, въ это время Ксенія становится между ними и останавливаетъ Димитрія. Тверской зоветъ его на поле брани, чтобы тамъ своими подвигами доказать, ‘кто будетъ Ксеніи достоинъ бол’. Отъ борьбы душевной Димитрій чувствуетъ себя слабымъ для того, чтобы руководить битвой, и проситъ Бренскаго замнить его и стать на его мсто подъ большимъ знаменемъ. Онъ снимаетъ съ себя цпь и проситъ передать ее Ксеніи. Въ послднемъ пятомъ дйствіи описывается побда надъ Мамаемъ. Является бояринъ и говоритъ: ‘Рука Всевышняго отечество спасла’. Слдуетъ подробный разсказъ о битв. Князя Димитрія долго не могли найти и думали, что онъ убитъ, но оказалось, что онъ былъ сильно раненъ, но остался живъ. Князья поздравляютъ его съ побдой и даютъ ему имя Донского. Князь Тверской, узнавъ о подвигахъ Димитрія, примиряется съ нимъ и самъ передаетъ ему Ксенію. Въ трагедіи, изображающей знаменитую Куликовскую битву, много историческихъ несообразностей. Герой ея изображенъ совершенно не врно, это не тотъ бестрашный герой, какимъ изображаютъ его лтописи, и не тотъ смиренный князь, какимъ онъ представляется въ ‘Сказаніи о Мамаевомъ побоищ’. Это рыцарь западныхъ рыцарскихъ поэмъ и романовъ, въ которыхъ герои, вовремя самой битвы, представляются занятыми непремнно любовными приключеніями. Герой Куликовской битвы влюбленъ въ нижегородскую княжну Ксенію: между тмъ, въ это время онъ былъ женатымъ, а Ксенія была невстою Тверского. Любовь его такъ овладла имъ, что ей приписывается то мужество и одушевленіе, съ какимъ онъ ополчился на Мамая, совершенно такъ, какъ въ рыцарскихъ романахъ, гд герой избиралъ для себя даму сердца, во имя которой совершалъ свои подвиги. Онъ не можетъ ни о чемъ думать, кром Ксеніи. Вмсто того, чтобы готовиться къ страшной бптв съ Мамаемъ, онъ вступаетъ въ борьбу съ княземъ Тверскимъ изъ-за обладанія Ксеніей, ссорится со всми князьями до того, что вс хотятъ оставить его одного сражаться съ Мамаемъ. Пріздъ Ксеніи въ военный лагерь внчаться съ Тверскимъ наканун битвы также противорчитъ исторіи и древнимъ нравамъ. Но Ксенія оказывается умне Димитрія: чтобы уничтожить раздоръ князей, столь гибельный для дла, она соглашается выйти за нелюбимаго князя Тверского. Всхъ выше является въ трагедіи другъ и совтникъ князя Димитрія Бренскій, котораго Димитрій во время битвы, послалъ вмсто себя на явную смерть. Бренскій и умный князь Блозерскій своими совтами сдерживаютъ, во все время, раздоръ князей, произведенный въ стан ссорою Димитрія съ княземъ Тверскимъ. Не смотря, однакоже, на такія несообразности, трагедія принята была съ восторгомъ, весьма часто давалась на сцен ц вызывала громкія рукоплесканія. Причиною этого было то, что она написана была въ 1807 году, передъ войной съ Наполеономъ и удовлетворяла вполн тогдашнему патріотическому настроенію общества. Многія мста трагедіи буквально потрясали стны театра отъ грома рукоплесканій, особенно когда ихъ произносилъ знаменитый актеръ Шушеринъ. Весьма много также увлекали въ этой трагедіи и современныя либеральныя разсужденія: о несвободномъ положеніи женщины въ семейств и особенно при выход замужъ, о тяжелыхъ правахъ отцовъ надъ дтьми и т. д. Оцнивая Димитрія Донского, Вяземскій говоритъ: ‘Озеровъ, представившій Димитрія любовникомъ Ксеніи въ день битвы Донской, когда въ исторіи онъ является уже супругомъ великой княгини Евдокіи, пользовался свободою, законною принадлежностью искусства. Счастливъ былъ бы Озеровъ, еслибы довольствовался сею трагическою вольностью, но, увлеченный романическимъ воображеніемъ, онъ занесъ преступную руку на самый историческій характеръ Димитрія и унизилъ героя, чтобы возвысить любовника… Его Димитрій и въ самыхъ благородныхъ движеніяхъ своей души, и въ самомъ подвиг славы напоминаетъ намъ не великаго князя московскаго, но боле полуденнаго рыцаря среднихъ вковъ. Позволю себ и боле обвинить Озерова: неврный блюститель истины въ изображеніи историческаго Димитрія, не избгаетъ онъ справедливой укоризны и за Димитрія, созданнаго его воображеніемъ. Предупреждая, такъ сказать, обвиненіе критики, трагикъ влагаетъ въ уста Бренскаго, Блозерскаго, Смоленскаго и самой Ксеніи ршительный приговоръ осужденія поступкамъ Димитрія, законнымъ во всякое другое время, но преступнымъ въ день боя, когда отечество, требуя жертвы его страсти и обиженнаго самолюбія, ожидаетъ отъ него своего освобожденія. Не унижается ли достоинство Димитрія, когда Ксенія, не мене его страстная, находись довольно мужества въ душ, чтобы заглушить голосъ любви, и произвольною жертвою не укоряетъ ли она его въ постыдномъ малодушіи! Кончина Бренскаго, на смерть посланнаго Димитріемъ, не есть ли ужаснйшая и неоспоримая укоризна ему? Самый соперникъ Димитрія не исторгаетъ ли невольную дань, уваженія, отказываясь отъ руки Ксеніи, и не долженъ ли признаться каждый зритель, вмст съ Димитріемъ, что онъ превзошелъ его!’ ‘Въ стихахъ Озерова, говоритъ Вяземскій, нтъ той свободы, той мягкости, которыя заставляютъ забывать читателя о труд стихотворства… Почеркъ дтства измняется съ лтами, но не можетъ совершенно преобразоваться, и суровость языка временъ Княжнина еще отзывается въ поэмахъ Озерова. Но за то, гд говоритъ сердце, какая сила краснорчивая! какая истина и врность въ звукахъ чувствительной души! Какая увлекательная прелесть въ порывахъ мечтательнаго воображенія! Какое глубокое уныніе, измняющее сердцу, не пріученному къ жизни счастіемъ!’ Особенно Озеровъ умла’ изображать женскіе характеры.
Неслыханный успхъ ‘Димитрія Донского’ былъ послднимъ торжествомъ, выпавшимъ на долю нашего поэта. Судя по современнымъ намекамъ, какія-го довольно темныя интриги и клевета ‘зоиловъ строгихъ, богатыхъ знатностью, талантами убогихъ’, значительно повредили Озерову какъ въ его служебной, такъ и въ литературной дятельности. Многія весьма существенныя заслуги его, вслдствіе интригъ и клеветы, не были оцнены по достоинству, и Озеровъ, по природ своей проникнутый гордостью, обидлся и вышелъ въ отставку. Тогда онъ вынужденъ былъ поселиться въ своемъ родовомъ Казанскомъ имніи Красный Яръ (Чистопольскаго узда), единственной его личной собственности, такъ какъ имніе это досталось ему отъ матери. Здсь, въ глубокомъ уединеніи, ‘за студеною ркою Камою’, какъ онъ самъ выражался въ письмахъ къ своему пріятелю А. Н. Оленину, онъ провелъ около семи лтъ. Письма его за это время проникнуты твердостью и бодростью духа, онъ увряетъ своего друга, что ‘свою безпечную и свободную жизнь не промняетъ ни на сенаторское, ни на министерское мсто’, хотя жить ему приходилось въ ‘настоящей хижин, потому что домъ его, неотдланный, стоитъ безъ печей и безъ окончинъ’. Но онъ, повидимому, возлагалъ большія надежды на новую свою трагедію: ‘Поликсену’ (онъ окончилъ ее въ октябр 1808 г.), которую считалъ лучшею изъ своихъ трагедій. Однако же, этой трагедіи суждено было послужить источникомъ новыхъ огорченій и оскорбленій для автора. 14 мая 1809 г., посл многихъ хлопотъ со стороны друзей Озерова, ‘Поликсена’ была наконецъ поставлена на Петербургской сцен. Трагедію играли дважды, и Оленинъ писалъ Озерову, что публик особенно понравился третій актъ. Любопытно письмо, которымъ Озеровъ отвчалъ Оленину на это извщеніе: ‘Если третье дйствіе нсколько поразило слушателей,— пишетъ Озеровъ,— то обязаны они симъ удовольствіемъ Еврипиду, у котораго я занялъ почти весь разговоръ Гекубы съ Улиссомъ: доказательство, что языкъ природнаго чувства есть языкъ всхъ народовъ. Стонъ и моленіе Гекубы извлекали слезы изъ глазъ аинянъ и всхъ грековъ, и они же, чрезъ дв тысячи и боле лтъ, поразили зрителей въ Петербург, гд, съ небольшимъ за сто лтъ, молчаливо протекали межъ болотъ Невскія струи, изображая въ водахъ своихъ печальныя ели, вковыя сосны и тощія березы. О, безсмертный Еврипидъ!…’ Но Поликсена, посл второго представленія, была дирекціею снята со сцены, какъ говорятъ, по проискамъ партіи мелкихъ писакъ для сцены, съ кн. А. А. Шаховскимъ во глав, и дирекція театра весьма безцеремонно, почти грубо, отказалась отъ исполненія условій, заключенныхъ съ авторомъ. Эта прямая несправедливость такъ огорчила Озерова, что онъ отказался отъ новаго изданія въ свтъ Димитрія Донскаго и Поликсены, которыя предлагалъ ему извстный, въ то время, книгопродавецъ Заикинъ. Видно, что неудача съ Поликсеной побудила Озерова еще боле замкнуться въ своемъ уединеніи, еще боле постараться забыть о своей литературной дятельности и всхъ огорченіяхъ, принесенныхъ ему литературной извстностью. Однако же, онъ не могъ еще отречься вполн отъ своего назначенія: мы знаемъ, что онъ, въ послдніе годы жизни въ деревн, началъ было писать еще одну трагедію — ‘Медею’. Говорятъ, что въ припадк меланхоліи онъ сжегъ начало этой трагедіи, вмст съ началомъ и планами двухъ другихъ (‘Вельгаръ и варягъ-мученикъ при Владимир’ и ‘Осада Дамаска’). Сверхъ того, въ письмахъ къ Оленину Озеровъ много и довольно подробно говоритъ о своемъ намреніи избрать сюжетъ одной изъ своихъ будущихъ трагедій изъ нашей исторіи XVIII вка и притомъ изъ самаго мрачнаго ея періода — изъ временъ Бироновщины: ‘Я весьма расположенъ,— пишетъ онъ,— приняться за сочиненіе новой трагедіи, взятой изъ нашей исторіи, изъ царствованія императрицы Анны Іоанновны. Можетъ быть, я вамъ уже говорилъ, въ бытность мою въ Петербург, о смерти Волынскаго, пострадавшаго отъ Бирона за правду и защиту русскаго народа: за сіе сочиненіе желалъ бы я приняться, но не имю источниковъ, изъ которыхъ бы занялъ ну ясныя свднія о всхъ обстоятельствахъ сего дла… Я чувствую самъ, что такая трагедія никогда не можетъ быть играна на нашемъ театр, но примусь ее писать для моихъ пріятелей’. Но этому плану не суждено было исполниться. Озеровъ все боле и боле впадалъ въ меланхолію… Дурное положеніе матеріальное, при сильно уязвленномъ самолюбіи, окончательно разстроили его и вообще некрпкое здоровье нравственными страданіями… Мало по малу, онъ впалъ въ совершенное разслабленіе нравственное, которое вскор перешло въ тихое умопомшательство, такъ что старикъ отецъ вынужденъ былъ перевезти несчастнаго сына изъ его Казанской вотчины въ свою Тверскую (с. Казанское, Зубцовскаго узда), гд онъ, два года спустя, скончался и былъ погребенъ (1816 г.).
Заканчивая нашъ очеркъ о жизни и литературной дятельности Озерова, считаемъ полезнымъ привести заключительное мнніе о немъ лучшаго его біографа Вяземскаго: ‘Излишнимъ, кажется, было бы доказывать, пишетъ кн. П. А. Вяземскій, что ни Княжнинъ, ни Сумароковъ не были его образцами, и смшно напоминать, что произведенія, послдовавшія за его трагедіями, не имютъ никакого съ ними сходства… Трагедіи Озерова занимаютъ между ними среду, и въ самыхъ погршностяхъ своихъ представляютъ намъ отступленіе отъ правилъ, исполненныя жизни и носящія свой образъ. Он ужъ нсколько принадлежатъ къ новйшему драматическому роду, такъ называемому романтическому, который принятъ нмцами отъ испанцевъ и англичанъ’. Въ этомъ именно смысл, говоритъ Полевой въ своей ‘Исторіи русской словесности’, Озеровъ занимаетъ въ исторіи нашей драмы весьма видное и притомъ вполн самостоятельное положеніе, которое не можетъ быть отнято у него никакими указаніями на его промахи и погршности.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека