Из страны чудес и курьезов, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1884

Время на прочтение: 6 минут(ы)

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Сибирскія идилліи.— Наталка-Полтавка и Мукосевичъ.— Все кончается бракомъ.— Легкое перемщеніе за большія взятки.— Кашгарскій балъ на Волкан.— Красноводская идиллія въ клуб.— Смущенная полиція и находчивый полиціймейстеръ.— Какъ идиллики рыло мочатъ.— Погребеніе ока и мстный романсъ.

Право не знаемъ, съ какой сибирской идилліи начать рчь. У насъ вдь везд идиллія, т. е. страна покоя, довольства, блаженства и пріумноженія. Только бы не нарушали этой идилліи ‘корреспонденты’, изъ которыхъ большинство, да и въ сущности вс ‘не заслуживающіе доврія’, такъ по крайней мр писалъ намъ исправникъ Барановъ и также пишутъ намъ ‘лица, заслуживающія доврія’, но обыкновенно попадающіяся подъ слдствіе.
Итакъ идиллія первая: шла ‘Наталка Полтавка’, почему мы выбрали эту піесу, это нашъ секретъ, — вроятно потому же, почему многіе начали носить вмсто сибирскихъ малахаевъ смушковыя шапки точь въ точь, какія описаны на гоголевскихъ паробкахъ,— потому же, почему стали сть галушки! Таковъ призывъ цивилизаціи. Я кто насъ въ Сибири захочетъ цивилизовать, тотъ и галушки сть заставитъ. Хоть дались, да шь.
И такъ шла ‘Наталка Полтавка’. Наталку играла дочка генерала Банникова. Въ первомъ ряду сидла вся аристократія-старшій врачъ Фрындиксъ (подъ слдствіемъ, но не унывающій), затмъ сдовласый врачъ и старый селадонъ Каскинъ (тоже подъ слдствіемъ и тоже неунывающій), вмст съ ними блестящая свита полногрудыхъ и жирноббдрыхъ кашгярцевъ и среди оныхъ маіоръ Жукъ. Вотъ этого то Жука видла во сн ‘Наталка’ —
Жука чорнаго съ усами и съ курчавой головой,
какъ поется въ двичьей псн. Сердце ея било трепетно въ этотъ вечеръ, хорошенькія ушки горли въ изумрудныхъ серьгахъ, ей что то нашептывала повренная сердца, супруга управляющаго контрольной палатой, фрау Кобельская. Генералъ Банниковъ улыбался и что то смаковалъ губами. Спектакль прошолъ восхитительно. Вс остались довольны, и особенно подрядчикъ Мукосевичъ изъ Златогорска, онъ заплатилъ сто рублей за кресло, а Наталк на другой день поднесъ изумрудныя серьги и брошь въ нсколько сотъ рублей. Ахъ! мы нисколько не сомнвались въ эстетическихъ наклонностяхъ подрядчика Мукосевича. Онъ не въ первый разъ знакомъ интендантству и вообще всмъ вдомствамъ, гд есть ‘подряды и поставки’, а также и омутинскимъ дамамъ своею благотворительностью и вкусомъ. Правда, посл, какой нибудь любезности онъ изображаетъ фигуру человка, точно проглотившаго мышь: онъ ежится, какъ будто у него что то вытянули изъ глотки, но тмъ не мене ‘подряды и эстетика’ у него идутъ рядомъ.
Никто не спрашивалъ, причемъ тутъ кресло и изумрудныя серьги? Никто по задавался вопросомъ, что смаковалъ губами генералъ Банниковъ? Никто не вопрошалъ: ‘а нтъ ли у Мукосевича подряда по артиллерійскому вдомству?’ Боже мой, разв Мукосвичъ можетъ существовать безъ подряда! Къ чему этотъ вопросъ?
Кончился спектакль, и мы похали вс ‘на галушки’. Наталка, Жукъ съ кашгарцами, генералъ Банниковъ и Мукосевичъ — вс присутствовали. Дамы передавали другъ другу интересную новость. У хорошенькой Наталки глазки горли отъ удовольствія: она поймала ‘жука норнаго съ усами’. Посл пасхи свадьба. Какая славная партія! говорили дамы. Жукъ это — одинъ изъ ‘славной стаи’ кашгарскихъ орловъ, состоящихъ подъ особымъ покровительствомъ Гераклія Амикуловича.
— А какъ насчетъ подряда, думаете, ничего не откроется? разговаривали въ другой комнат два интендантскихъ чиновника. Вдь нынче времена строгія — держи ухо востро!
— Ничего-съ! Наталка, Жукъ — дипломатическій союзъ, Мукосвичъ -придаппикъ, Амикуловичъ и сама контрольная палата благословляютъ! Комбинація! и при этихъ словахъ интендантскій поднялъ многозначительно палецъ. Поди, и ламъ на молочишко придется! намекнулъ сосдъ. Пиръ былъ въ разгар.
У стола съ закусками стоялъ, выпятивъ важно впередъ набитое госпитальными припасами брюшко, врачъ Фрындиксъ. Узенькіе его глазки смотрли насмшливо на оплывшемъ лиц, онъ жевалъ балыкъ и спускалъ въ себя съ разстановкою рюмку водки.
— Ну, что вдь сошло благополучно, окончилось? спрашивали его.
— Окончилось! отвтилъ, отдуваясь, Фрындиксъ.
— Я теб говорилъ, поврь моей юридической опытности! лебезилъ Миша Вертихвостокъ, пользуясь случаемъ и наливая себ шестую. Фрындиксъ при щурилъ глазъ.
Дло шло о только что оконченномъ надъ Фрындиксомъ слдствіи. Онъ лучше другихъ зналъ, что дло и ‘везли ‘ягняшка’ и его дипломатическія способности. Къ столу подлетлъ съ цвтущимъ лицомъ, доказывающимъ свжесть потребляемыхъ имъ. припасовъ, смотритель госпиталя.
— Поздравляемъ, поздравляемъ! обратились къ нему два интендантскихъ.
— Съ чмъ съ?
— Какъ съ чмъ! вдь вы ужъ получили мсто въ казенномъ склад, нечего скрывать! Какъ все это прекрасно устроилось!
Въ это время четыре кашгарца — врача подлетли и къ Фрындиксу.
— Поздравляемъ-съ, поздравляемъ отъ души съ новымъ назначеніемъ!
— Господа, я право не знаю, схитрилъ Фрыпдиксъ.
— Полноте, уже ршено — опять главнымъ врачомъ въ захомудзирскій госпиталь. Мы рады, что вы остаетесь у насъ, въ Кашгаріи. Вс съ носомъ — и слдователи, и корреспонденты! А обличителя засудимъ!
— Хе-хе-хе! хи хи-хи! ха-ха-ха!— раздалось около закуски изъ кашгарскихъ торжествующихъ грудинъ. Урра! шампанскаго! крикнулъ Жукъ. Садились за карточные столы.
— Ты, полагаю, и распродаваться не будешь: вдь изъ Захомудзира опять легко сюда перейдти, само собою это временно! говорилъ Миша Верти хвостовъ, тасуя карты.
— Зачмъ же мн распродаваться! понятно! промычалъ Фрындиксъ, вытаскивая карту на генеральскій.
Въ зал гремла музыка. Кавалеры стучали шпорами. Мукосевича таскали дамы.
— Слышали, сергіеградскій то Воробей временно-исправительную роту получилъ посл покойника Штульца? говорилъ одинъ кавалеръ другому. Штульцъ не умлъ изъ нея извлекать доходъ, а Воробей оперится, нагретъ руки! Ты помнишь слдствіе надъ нимъ въ Сергіеградск? Ха-ха-ха! хе-хе-хе! опять раздалось изъ кашгарской утробы.
— А правда, что Каски ну худо — обнаружили?
— Ничего не будетъ, разв наши выдадутъ! Ха-ха-ха! хе-хе-хе!
И пиръ сіялъ, кашгарскій пиръ.
А въ эту же ночь въ уединенной квартир сидлъ серьезный, пожилой генералъ, обложенный бумагами, и перелистывалъ дло за дломъ. Лицо его было сосредоточенно и мрачно. А тамъ шелъ пиръ, кашгарскій пиръ, посрамляющій вс слдствія, вс корреспонденціи на свт.

——

Идиллія вторая. Въ город Красноводск, въ семейномъ клуб также вечеръ. Изъ буфета въ карточную пробирается Двухпрогонный подъ руку съ предсдателемъ Хоботковымъ, оба изрядно зарядивши.
— Еще по маленькой! хе хе-хе! острилъ Подметкинъ. На встрчу имъ летлъ полиціймейстеръ Сорванцовъ.
— Ну, что? спросилъ его заплетавшимся языкомъ Подметкинъ, Двухпрогонный также вскинулъ на него воспаленные глаза.
— Все обдлалъ! сейчасъ отъ самого, сказалъ полиціймейстеръ, отирая потъ. Войдемте же скоре, сядемъ за пульку. Тамъ разскажу. Подать пуншу! крикнулъ онъ лакею.
Когда Сорванцовъ, Подметкипъ и Двухпрогонный услись за карты, полиціймейсторъ Сорванцовъ повелъ рчь.
— Нтъ, вдь какая наглость! вскрикнулъ онъ, стукнувъ по зеленому столу хорошо извстнымъ въ полицейскихъ каталажкахъ кулачищемъ. Какая наглость — обвинить полицію и производить надъ ней слдствіе! Представьте, въ доклад было написано, что виновные были извстны полиціи, что въ свое время у нихъ производились обыски, но затмъ они устранены отъ отвтственности, а для успокоенія начальства будто бы были взяты подъ стражу подъ видомъ обвиняемыхъ поселенцы, не имвшіе билетовъ на жительство. Каково!
— Ссс..ъ! Ахъ, аспидъ! воскликнулъ Подметкинъ.
— Самого его подъ судъ! забуркалъ мутными глазами Двухпрогонный.
— Нтъ, дальше слушайте! Будто бы вопреки с.т. 610 и 735 уст. о ссыл. и наперекоръ предписаніемъ я дозволялъ евреямъ — поселенцамъ проживаніе въ город. Вы понимаете намекъ, что полиція имла доходъ!
— Ну, что же, Саврасъ Саврасычъ, вдь вамъ не безъ доходу же жить! прибавилъ пьяный Подметкипъ.
— Нтъ, позвольте, сударь!— и якобы отъ сего проживанія послдовалъ рядъ возмутительныхъ грабежей и разбоевъ, совершенныхъ сими порочными людьми Дале будто бы полиціей вещественныя доказательства по длу объ убійств ростовищка подмнены и уничтожены при полицейскомъ управленіи… Каково мн слышать!
— Василискъ! выкликнулъ Подметкинъ.
— Подъ судъ и въ тюрьму! бормоталъ коснющимъ языкомъ Двухпрогонный.
— Ну, скажите, гд же справедливость! Вы помните, Сысой Исаичъ,— обратился къ Двухпрогонному полиціймейстеръ,— когда онъ потребовалъ отъ меня длинноносаго еврея Афройку, я разв не доставилъ ему! И что же-съ, онъ говоритъ теперь, что я ему доставилъ не Афройку, а длинноносаго Шмуля, какого то 80-лтііяго старика, разбитаго параличомъ, а Афройка, настоящій виновникъ, скрылся въ это время.
— Да чортъ же его возми! вдь я ему доставилъ длинноносаго. Не все ли равно емутотъ длинноносый жидъ, или этотъ длинноносый? Согласитесь, что тутъ отъ полиціи ужъ черезчуръ требуютъ.
— Но вотъ бда-съ! дло Жировецкаго ему хотятъ передать!
— Нтъ, да вдь это наконецъ возмутительно! воскликнули собесдники и разомъ опустили носы въ пуншъ.
— Ну, какъ же ты обдлалъ? спросилъ цервый поднявшійся мочевый носъ Подметки въ между тмъ какъ Двухпрогонный, погрузивъ свой носъ въ пуншъ, тамъ его и оставилъ.
— Я придумалъ штуку, сказалъ полиціймейстеръ. Вы знаете, что нашъ врагъ, слдователь Тихоновъ, человкъ больной и хилый. Я сегодня объявилъ нашему старику, что онъ, кром того, и того… полиціймейстеръ причтомъ показалъ на лобъ.
— То есть вы сказали, что онъ пьетъ безъ просыпу!
— Нтъ, этого нельзя было сказать, я сказалъ, что онъ ‘записался’ и ‘помшался’. Ссылался на васъ, и поэтому вы меня поддержите.
— Непремнно, непремнно! воскликнули моченые носы.
— Дла отъ него отберутъ, мы найдемъ человчка подходящаго, которому ихъ передать, и Божіей милостью все обдлается. Тасуйте, Сысой Исаичъ! Двухпрогонный покачнулся и чуть не упалъ со стула. Ему приказали подать для освженія сельтерской воды.
— Какъ же ваше дло? обратился къ нему полиціймейстеръ, когда глаза Двухпрогоннаго начали пріобртать видъ нкотораго пробужденія сознанія. Я слышалъ, что контрольная палата ршила дло и отослала.
— Да, но этого я не боюсь! Я надюсь, что судъ обвинитъ-съ. Я написалъ, чтобы за всми уликами обращались ко мн. Засудятъ, засудятъ этихъ корреспондентовъ!… Я бы ихъ въ каторгу отправить не пожаллъ! Налитые шары Двухпрогоннаго вылупились изъ блковъ.— Корреспонденты! заскрежеталъ онъ злобно.
Полиціймейстеръ и Подметкинъ для успокоенія пошли вс опять въ буфетъ, затмъ опять возвратились и пульки уже не прерывали. Закуски и пуншъ длали однако свое дло — рыла мочились.— Ну, Двухпрогонный, ты, братъ, совсмъ спишь! наконецъ воскликнулъ Подметкинъ, когда у его пріятеля разсыпалась вся масть подъ столъ и онъ сталъ недвижимъ.
— Вдь не можетъ,.чтобы не назюзюкаться до безпамятства! сказалъ съ досадой Подметкинъ, собирая карты.
— Слабы-съ! сказалъ полиціймейстеръ, расплатился за проигрышъ крупною суммой и подозвалъ двухъ лакеевъ подмять Двухпрогоннаго.
— Послушайте, доложите завтра о помшанномъ! напомнилъ полиціймейстеръ, передавая деньги.
— Душка! воскликнулъ пьяный Подметкинъ и даже поцловалъ полиціймейстера.
Чрезъ залу съ тухнущими огнями проносили завернутое въ пальто ‘тло’. Это было ‘тло’ Двухпрогоннаго. За нимъ, какъ факельщикъ, лавируя и покачиваясь, брелъ Подметкинъ, полиціймейстеръ наблюдали за порядкомъ и за возложеніемъ трупа на колесницу.
— Око, око, несутъ!— восклицали въ зал.
Когда Двухпрогоннаго клали въ экипажъ, стоящій у подъзда какой то клубный гость затянулъ ему веселую отходную:
— Ахъ, сильнй звучитъ набата
Всмъ знакомый крикъ,
Что контрольная палата
Тьму нашла уликъ.
И, зловще монотонный,
Онъ одно твердитъ:
Что двойной расходъ прогонный
Ясно такъ открытъ.
Но, закрывъ хмльные глазки,
Ты спокойно спишь…
— ‘Слышалъ, слышалъ эти сказки’,—
Какъ въ броду твердишь,—
‘Что мн мнніе палаты —
Скоро судъ придетъ
И, конечно, до расплаты
Дло не дойдетъ!’
Спи, блюститель, пуншемъ полный,
Баюшки — баю!
Брошу взглядъ лишь я нескромный
На постель твою: Это ложе, не простое,
Все съ рзьбой вокругъ
И издлье даровое
Арестантскихъ рукъ.
Долго эта псенки звучала въ утреннемъ воздух Красноводска, когда, громыхаясь, губернская бричка везла по улицамъ тло усопшаго отъ хмля своего блюстителя.

Добродушный Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 20, 1884

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека