‘Отечественныя Записки’, No 11, 1848
История Наполеона. Сочинение Николая Полевого. Томы III, IV и V-й, Полевой Николай Алексеевич, Год: 1848
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Исторія Наполеона. Сочиненіе Николая Полеваго. Томы III, IV и V-й. Санктпетербургъ. Въ тип. Академіи Наукъ. 1848. Въ 12-ю д. л. Въ III-мъ том 448, въ IV мъ 472, въ V мъ — 482 стр.
Года три-назадъ, говоря о двухъ первыхъ томахъ этой книги, тогда вышедшихъ, мы выразили мысль, что, по нашему мннію, еще не настало время писать исторію Наполеона. Его подвиги, дла, намренія, исполненныя и неисполненныя, еще такъ близки къ намъ, что не одн современныя страсти, но и загадочность многихъ событіи препятствуютъ историку открывать и видть истину въ этой громад происшествій, которую только для краткости выраженія можно называть ‘Исторіею’ или ‘Жизнью’ Наполеона. Событія шли исполинскими шагами въ краткій періодъ его всемірной дятельности: въ иныя столтія не совершалось того, что Началось и кончилось въ какія нибудь двадцать лтъ политической жизни этого удивительнаго человка. Весь міръ колебался и измнялся въ борьб съ баснословною его силою, и когда все воздвигнутое имъ могущество, столько нравственное, сколько вещественное, сокрушилось громадными обломками — остается еще продолжительная и трудная работа для исторіи: надобно разобрать, разсмотрть, оцнить начала и слдствія событіи чрезвычайно-сложныхъ и многообразныхъ. Въ настоящее время, наполеоновская эпоха кажется какимъ-то страннымъ эпизодомъ въ обшей связи исторіи и какъ-будто отдляется отъ предшествующаго и послдующаго. Но это очень-естественный оптическій обманъ нравственнаго міра. Именно, мы еще не довольно отдалились отъ событій слишкомъ-огромныхъ, и потому кажутся они намъ въ такихъ громадныхъ и странныхъ формахъ. Мы судимъ о нихъ еще не зная ихъ хорошенько, не разглядвъ ихъ съ истинной точки и не изучивъ безчисленныхъ ихъ подробностей. Надобно отдалиться отъ нихъ на историческій выстрлъ — какъ выразился одинъ щеголь русскаго языка — и картина явится намъ въ стройной своей общности. Но это еще невозможно, потому-что приготовительная историческая работа не кончена, да она и не оканчивается въ сорокъ лтъ посл событій. Не все открыто, не все сказано, и не все можетъ быть сказано въ такое время, слишкомъ-короткое для науки.
Но эпоха наполеоновская столько увлекательна и ослпительна необычайностью и блескомъ событіи, что не говорить о ней, не стараться узнать ее поближе — такъ же невозможна какъ невозможно и писать о ней строгою истиною. Отъ-того-то, ни объ одномъ историческомъ лиц не написано столько книгъ, какъ о Наполеонъ, и ни одна изъ этихъ книгъ, не смотря на заглавія и благія намренія авторовъ, не можетъ быть названа исторіею его въ истинномъ значеніи слова. Есть сочиненія, гд видно много проницательности и дарованія, но и эти сочиненія не могутъ быть названы исторіею.
Человкъ, увлекавшійся всякимъ блестящемъ, громаднымъ предметомъ Н. А. Полевой не могъ, ослпляясь изумительною жизнью Наполеона, не поддаться мысли быть его историкомъ. Мы не сказали бы этого при жизни Н. А. Полеваго, но теперь, когда для него-самого настало потомство, можно выразиться опредленне.. Онъ увлекся первою мыслью своего предпріятія, не сообразивъ всей трудности исполненія. Многія изъ его литературныхъ предпріятій остались, по той же самой причин, неконченными. Не знаемъ, окончилъ ли бы онъ ‘Исторію Наполеона’, еслибъ смерть не прекратила дятельной его жизни, но нтъ сомннія, что изъ русскихъ его современниковъ едва-ли кто-нибудь другой отважился бы на такое трудное и потому отважное предпріятіе. Правда, онъ занимался имъ съ любовью, съ прямымъ желаніемъ составить жизнеописаніе великаго человка, его достойное…
Надобно сказать, что для исполненія этого дла ни одинъ народъ европейскій не находится въ такомъ выгодномъ положеніи, какъ мы, Русскіе. Никто не велъ съ Наполеономъ такой откровенной и почетной борьбы, какъ Императоръ Александръ и врный народъ его. Новйшія историческія изслдованія показали, что и до 1812 года мы не были побждены имъ: были неудачи, даже пораженія, неизбжныя въ военныхъ дйствіяхъ, но и они происходили большею частію не отъ насъ, а отъ тогдашнихъ нашихъ союзниковъ, которые часто робли, оказывали малодушіе, неискренность, и не открытою грудью шли противъ врага. Конечно, большая часть успховъ Наполеона остается на долю военнаго его генія, съ которымъ не могли бороться храбрые, отличные, но обыкновенные полководцы, особенно при благопріятныхъ для него обстоятельствахъ, однакожь, мы съ честію вышли изъ двукратной борьбы съ нимъ въ 1805 и 1807 годахъ, чему доказательствомъ служитъ тильзитскій миръ, гд Наполеонъ отдалъ почти вс выгоды Россіи, стараясь пріобрсти только дружбу Императора Александра. Потомъ, когда политика завоевателя, противная законамъ божескимъ и человческимъ, запуталась въ неисполнимыхъ предпріятіяхъ, мы вышли съ нимъ на окончательную борьбу — и побдили исполина. Здсь-то явился во всемъ величіи русскій народъ, достойный монарха, управлявшаго его судьбами, здсь-то оказалось все различіе его отъ другихъ народовъ. Русскіе не пришли съ покорностью къ завоевателю, когда онъ занималъ ихъ древнюю столицу, не вымаливали у него пощады и спасенія, не коварствовали, не предавали ему другихъ народовъ, бывшихъ уже не союзниками, а врагами ихъ-нтъ, они прямо объявили ему, что взятіемъ столицы борьба не оканчивается, а только начинается, они не положили оружія, докол ни одного непріятельскаго воина не осталось на земл ихъ, и посл того вступили въ новую, борьбу съ исполиномъ, одушевили и возстановили противъ него другіе народы, честно расплатились съ нимъ за прежніе его успхи. Такъ ли поступали другіе народы?.. Упоминаемъ объ этомъ не въ укоръ имъ, а въ подтвержденіе мысли, что Русскіе, какъ благородные побдители Наполеона, одни могутъ и говорить о немъ безпристрастно. Мнніе Австрійца, Пруссака, Англичанина, Испанца, всегда будетъ подсказано страстью, напротивъ, въ устахъ Русскаго и похвала и осужденіе побжденному врагу не могутъ быть заподозрны въ пристрастіи. Въ современной намъ Европ, мелкость страстей дошла до того, что находятся люди, которые готовы отрицать вс дивные подвиги Русскихъ противъ Наполеона, и — наперекоръ очевидности — готовы приписать всю побду себ. Это лучше всего, доказываетъ великость подвига Россіи: даже тогдашніе наши союзники не могутъ переварить его!
Имя великое преимущество, какъ Русскій, говорить о Наполеон безпристрастно, Н. А. Полевой хотлъ вполн представить великія свойства и великіе недостатки своего героя. Исполнилъ ли онъ это? могъ ли исполнить? Нтъ, потому-что для современника, даже независимо отъ его дарованія, это невозможно. Никто не сомнвается въ необыкновенныхъ дарованіяхъ Вальтера Скотта и Тьера — а ихъ сочиненія о Наполеон такъ же не исторія. Вальтеръ Скоттъ писалъ двадцать лтъ назадъ, и его жизнеописаніе Наполеона кажется намъ уже сказкою- такъ много съ-тхъ-пор открылось новаго объ описанной имъ эпох! Тьеръ, въ изданныхъ донын частяхъ своего сочиненія о Наполеон, нисколько не понимаетъ Россіи, отъ-того, что Россія еще непонятна западнымъ Европейцамъ: это погубило Наполеона, это губитъ и сочиненіе Французскаго его историка. Многія событія представлены у Тьера такъ превратно, что кажутся насмшкою надъ истиною, хотя нельзя сомнваться, что онъ хотлъ быть правдивымъ. Надобно сказать, однакожь, что нкоторыя главы его сочиненія превосходны, и многое изображено имъ въ первый разъ въ истинномъ вид, какъ, на-примръ, образованіе Рейнскаго Союза и система фамильныхъ королевствъ, которыя устроилъ Наполеонъ для своихъ родственниковъ. Покуда Тьеръ, основываясь на документахъ, прежде него скрывавшихся въ архивахъ, не объяснилъ этихъ дйствій Наполеоновой политики, историки не понимали ихъ и большею частью признавали дурачествомъ, слдствіемъ гордости и заносчивости счастливаго солдату.
Такимъ-образомъ, въ архивахъ главныхъ европейскихъ государствъ скрывается многое, что пояснитъ наполеоновскую эпоху нашимъ потомкамъ, но что недоступно для насъ. Пусть Англія, Франція, Россія, Германія выскажутъ все объ этой эпох: тогда дарованію останется только создать одно стройное цлое изъ частей, которыя кажутся намъ теперь разрозненными, и потому непонятными.
Но, повторяемъ, любознательность не можетъ и въ. наше время оставаться безъ свдній о такой блистательной, великой эпох, не можетъ не любопытствовать узнать ее. Въ этомъ отношеніи, всякая книга, умно и отчетливо написанная, есть трудъ, достойный уваженія и вниманія. Къ числу такихъ книгъ принадлежитъ ‘Исторія Наполеона’, сочиненная Н. А. Полевымъ. Какъ сводъ всхъ свдній о Наполеон, какія только доступны въ наше время, она любопытна въ высокой степени, и очень-многое описано въ ней еще въ первый разъ на русскомъ язык. Интересъ ея увеличивается отъ того, что авторъ ея — Русскій, слдовательно, больше обращавшій вниманіе на то, что могло быть интересно его соотечественникамъ. Мы не станемъ входить въ критическое разсмотрніе труда Н. А. Полеваго, тмъ больше, что онъ не усплъ самъ довершить его, и книга его окончена, по оставшимся посл него указаніямъ и матеріаламъ, братомъ его, К. А. Полевымъ, какъ объявлено о томъ въ объяснительномъ примчаніи къ пятому тому. Дарованія Н. А. Полеваго не требуютъ ни похвалъ, ни осужденій, они слишкомъ извстны русской публик. Человкъ съ умомъ, съ разнообразными -свдніями, способностью писать во всхъ родахъ, онъ употребилъ вс свои средства къ составленію трехъ напечатанныхъ при жизни его томовъ ‘Исторіи Наполеона ‘и нсколькихъ главъ, оставшихся въ рукописи. Нельзя не признать въ немъ искусства схватывать поразительныя черты въ характерахъ и событіяхъ, излагать ясно самыя запутанныя происшествія, и почти всегда говорить занимательно. Сами событія, имъ описываемыя, такъ любопытны, такъ новы для большей части русскихъ читателей, что мы не сомнваемся въ успх книги, замчательной и тмъ, что она была послднимъ трудомъ писателя, котораго имя останется въ исторіи русской литературы.
Братъ покойнаго, К. А. Полевой, принявшій на себя трудную обязанность довершить неконченный трудъ, исполнилъ свое дло добросовстно, и написанныя имъ части въ ‘Исторіи Наполеона’ не противорчатъ общности сочиненія. Публика наша иметъ такимъ-образомъ полную ‘Исторію Наполеона’ — не переводную, но обдуманную русскимъ умомъ и написанную со многими пособіями, недоступными для иностранцевъ, незнающихъ и непонимающихъ Россіи, которая играетъ главную роль въ наполеоновской эпох. Какія событія! какіе характеры.. Лтописи міра не представляютъ ничего больше любопытнаго, и въ самомъ простомъ, безъискусственномъ разсказ Наполеонъ и все его окружавшее невольно увлекаютъ и поглощаютъ вниманіе.
Кстати объ изложеніи. Желая познакомить съ нимъ читателей, выписываемъ одно изъ множества любопытныхъ мстъ ‘Исторіи Наполеона’. Оно относится къ тому времени, когда послдняя борьба между Россіей) и Франціею сдлалась неизбжна. Здсь можно видть взглядъ и тонъ всего сочиненія. Замтимъ также, что само описываемое здсь событіе чрезвычайно-интересно и никмъ не было изложено на русскомъ язык съ такою ясностью.
‘Безпристрастно разсматривая тогдашнее положеніе Европы, видимъ, что, нравственно почти вс государи и вс народы были врагами Наполеона, одни оставались въ открытой борьб съ нимъ, другіе были самыми ненадежными или двусмысленными его союзниками, и вс остальные сохраняли миръ только подъ гнтомъ желзной его власти. Неужели можно полагать, что геніяльный умъ его не видлъ такого положенія длъ? Неужели можно допустить ребяческую мысль, что онъ ослплялъ себя гордостью театральнаго героя или китайскою- увренностью въ послушности цлаго міра?
‘Нтъ, все видлъ, все понималъ онъ очень хорошо, и потому-то приступилъ къ борьб съ Россіею неохотно, потому испытывалъ вс средства для сохраненія съ нею мира на новыхъ условіяхъ своей политики, и думалъ начать войну для достиженія той же цли, но не, иначе какъ съ самыми надежными средствами для успха. Новыми условіями его политики было: безпрекословное согласіе со всми дйствіями его самовластія и самоуправства въ Европ, и какъ одна Россія на европейскомъ материк сохраняла свою независимость, то Наполеонъ и почиталъ необходимымъ вынудить ея согласіе силою оружія. Будемъ ли осуждать великаго человка за его ослпленіе, за его мысль, противную уставамъ божескимъ и человческимъ? Нтъ, онъ постепенно увлекся своими успхами, своею безпримрною силою, и наконецъ даже не постигалъ, какъ могъ кто-нибудь не соглашаться съ его обширными намреніями? Цль — сдлать Францію первою державою въ мір, оправдывала въ глазахъ его, средства, и онъ почиталъ себя въ прав, когда имлъ только силу дйствовать самовластно. Сокрушивъ на пути своемъ вс препятствія, онъ наконецъ сталъ лицомъ къ лицу съ могущественнымъ соперникомъ — Императоромъ Александромъ. Съ сей минуты, исторія не одного Наполеона, но и всей Европы, сосредоточивается въ великой борьб ихъ, и вс интересы длаются частными обстоятельствами въ роковой распр.
‘Прежде нежели приступимъ къ описанію громадныхъ событій въ борьб двухъ могущественныхъ соперниковъ, еще недавно союзниковъ и друзей — отдадимъ дань удивленія и хвалы безсмертному Русскому Императору Александру. Онъ одинъ былъ постоянно вренъ своему высокому призванію, готовъ на вс благородныя уступки, упрочивавшія спокойствіе Европы, и твердъ въ защит своего праваго дла. Онъ не устрашался ни великихъ силъ своего непріятеля, ни военнаго генія его, ни опасностей, какимъ подвергалъ себя въ предстоявшей борьб.
‘Отдадимъ справедливость и Наполеону въ томъ, что онъ вполн оцнивалъ личный характеръ Императора’, Александра, не хотлъ быть его непріятелемъ, и, повинуясь роковымъ убжденіямъ своимъ, зналъ вполн трудность подвига — побдить такого соперника какъ Александръ, и такой народъ, какъ Русскіе. Дйствія его въ отношеніи къ другимъ державамъ и въ отношеніи къ Россіи, подтвердятъ слова наши лучше всякихъ иныхъ доказательствъ.
‘До 1811 года онъ надялся сохранить миръ съ Россіею и не приступалъ ни къ какимъ союзамъ противъ нея, ни къ какимъ переговорамъ, клонившимся къ тому. Въ начал 1811 года, Турція обратилась къ внскому кабинету, желая посредничества его въ переговорахъ о мир съ Россіею. Внскій кабинетъ поспшилъ сообщить о томъ Наполеону, и тогда въ первый разъ онъ косвенно далъ почувствовать, что желалъ бы удостовриться въ расположеніи самой Австріи, на случай разрыва мирныхъ сношеній его съ Россіею. Онъ упоминалъ, что согласился, на присоединеніе къ ней Молдавіи и Валахіи, когда былъ во вражд съ Австріею, но съ тхъ поръ обстоятельства перемнились. ‘Франціи тягостно видть такое увеличеніе Россійской Имперіи, тмъ боле, что, по смыслу послдняго указа о тариф, французскія шелковыя ткани и другіе товары будутъ недоступны для Молдавіи и Валахіи. Есть ли надежда, что въ будущемъ году Порта еще можетъ защитить эти области? Кром ихъ, не лишится ли она и Сербіи? Франція не можетъ заступаться за Молдавію и Валахію, не разссорившись съ Россіею и не побудивъ ея къ миру съ Англіею, слдствіемъ чего была бы неизбжная война ея съ Франціею. Впрочемъ, Россія теперь едва ли и можетъ спокойно отказаться отъ Молдавіи и Валахіи, которыя очень не важны для Франціи, но для Австріи составляютъ предметъ ближайшихъ пользъ, и потому-то надобно знать, на какія усилія готова она ршиться и что можетъ сдлать?… Не устрашится ли войны съ Россіею?’ Эти слова изъ письма Наполеона къ своему министру иностранныхъ длъ, писанныя въ конц февраля 1811 года, показываютъ, что мысль о войн съ Россіею созрла въ ум его до такой степени, что онъ почиталъ нужнымъ удостовриться въ союз одной изъ главныхъ европейскихъ державъ. Австрійское министерство отвдало уклончиво, ссылаясь на совершенное истощеніе денежныхъ средствъ, но не отказывалось слдовать политик Франціи. Наполеонъ приписалъ такой отвтъ хитрымъ намреніямъ перваго министра Австріи, и приказывая своему послу въ Вн поддерживать переговоры въ смысл ближайшаго союза съ Австріею, веллъ въ то же время наблюдать за нкоторыми изъ знатныъ Русскихъ, жившихъ въ Вн въ большой дружб съ графомъ Меттернихомъ.
‘Когда Наполеонъ желалъ и даже изыскивалъ союза съ Австріею, прусскій кабинетъ самъ предлагалъ ему заключить союзный договоръ. Наполеонъ съ недоврчивостію принялъ такія предложенія, и имлъ г. а то основательныя причины. Если первый министръ прусскій, баронъ Гарденбергъ, искренно заботился утвердить союзъ съ Франціею, то дворъ, остальное министерство, и вся Прусссія были совершенно противнаго мннія. Кром того, въ Пруссіи существовалъ тайный союзъ избранныхъ патріотовъ, извстный подъ названіемъ Союза добродтели (Tugeudbund), имвшій въ глав знаменитаго барона Штейна, и членами множество извстныхъ лицъ и пламенныхъ, образованныхъ молодыхъ людей, такъ что онъ составлялъ могущество, отъ котораго завислъ успхъ многихъ длъ. Отрасли союза простирались на вс области Прусcіи, и главною его мыслью было одушевленіе народа ненавистью противъ Наполеона, а цлью — низверженіе ига французовъ, тяготвшаго надъ Труссіею. Потому-то въ Париж холодно встртили предложенія Пруссіи о союз. Наполеонъ выразилъ благосклонность свою прусскому посланнику, барону Круземарку, но прибавилъ, что нтъ никакихъ поводовъ къ разрыву союза его съ Россіею, и онъ желаетъ другихъ доказательствъ искренняго расположенія Пруссіи. Онъ требовалъ тысячи матросовъ для своего флота, и усиленія строгости противъ англійской контрабанды, онъ упорствовалъ въ томъ, чтобъ Пруссія не увеличивала числа своихъ войскъ, покуда онъ не предвидитъ войны съ Россіею, единственнаго случая, гд они могли быть ему полезны. Но таково было несчастное положеніе Пруссіи, что только не гнвъ Наполеона служилъ для нея ободреніемъ, и барону Круземарку было предписано пояснить Французскому министерству, что, при нкоторому облегченіи, Пруссія можетъ выставить до ста-тысячъ войскъ, готовыхъ идти за знаменами Наполеона, и если императоръ французовъ обяжется подтвердить неприкосновенность владній Пруссіи, то войска ея будутъ присоединяться къ нему во всхъ войнахъ его, въ Германіи и противъ смежныхъ съ Пруссіею государствъ.
‘Довольный услужливыми предложеніями Пруссіи, Наполеонъ ждалъ развитія новыхъ отношеній ихъ къ Россіи. Между тмъ, неутшительные отвты Австріи не удовлетворяли его, а несогласія съ Россіею увеличивались боле и боле. Вся Европа знала о томъ, но причины несогласія еще оставались тайною дипломатическихъ переговоровъ. Тогда-то Наполеонъ ршился однимъ ударомъ разрубить два политическіе узда: пояснить свои отношенія къ Россіи и заставить Австрію невозвратно присоединиться къ политик Франціи, или, по крайней мр — выразиться положительно. Въ день торжествовали, своего тезоименитства, 3-го августа 1811 года, когда въ тюильрискомъ дворц былъ большой създъ, гд присутствовалъ и весь дипломатическій корпусъ, Наполеонъ подошелъ къ русскому послу,— князю Куракину, и громко началъ съ нимъ разговоръ, сначала о проискахъ въ Англіи, о ложныхъ извстіяхъ, печатаемыхъ въ англійскихъ газетахъ, и потомъ вдругъ обратился къ войн Россіи съ Турціею и послднимъ событіямъ на Дуна, говоря, что онъ не понимаетъ ихъ: ‘А я, какъ дикарь, недоврчивъ къ тому, чего не понимаю (Je suis comme d’homme de іа nature: ce que je ne conois pas excite ma dfiance)’ прибавилъ онъ. Князь Куракинъ старался объяснить незначительность успховъ русской арміи растяженіемъ силъ на большомъ пространств, и недостаткомъ Финансовыхъ средствъ для войны. Тогда Наполеонъ перемнилъ тонъ и сказалъ выразительно: ‘Еслибъ вы говорили оффиціально, я показалъ бы видъ, что врю вамъ, но какъ разговоръ нашъ искренній, то скажу вамъ просто, что вы разбиты отъ недостатка въ войскахъ, а войскъ не достаетъ у васъ отъ того, что вы услали пять дивизій въ Польшу, не потому что у васъ нтъ финансовыхъ средствъ, а потому что хотите угрожать мн’. Тутъ онъ началъ повторять, что точно такъ же угрожала ему Пруссія, увлекаясь какимъ-то непостижимымъ безпокойствомъ. ‘Не знаю’, продолжалъ онъ, ‘счастье ли, храбрость ли моихъ войска, или то, что я знаю военное ремесло, но я всегда имлъ успхъ въ войн. Не говорю, что я разобью васъ, говорю: мы будемъ сражаться. Вы знаете, что у меня есть деньги, что у меня восемь сотъ тысячъ войска, что каждый годъ я имю вновь двсти пятьдесятъ тысячъ конскриптовъ, что слдовательно, я могу увеличить мою армію въ три года семью стами тысячъ человкъ, а этого достаточно продолжать войну въ Испаніи и воевать съ вами. Если надетесь на Австрію, то кажется, вы въ ошибк: Австрія явится на сцену и начнетъ войну разв для того только, чтобы взять обратно уступленное вамъ въ послднюю войну’. Произнося сіи слова, Наполеонъ глядлъ на князя Шварценборга, который молча слушалъ его. Князь Куракинъ сталъ говорить, что Русскій императоръ врно исполняетъ обязанности союзника. ‘Да, возразилъ Наполеонъ, вы всегда увряете моихъ посланниковъ, но иначе говорятъ и событія, и вашъ протестъ противъ присоединенія Ольденбургскаго Герцогства: вы передали его всмъ дворамъ и обвиняете въ немъ меня публично, а я не долженъ былъ принять его, потому что могу почитать не инымъ чмъ, какъ объявленіемъ войны и. Русскій посолъ вошелъ въ подробной объясненіе правъ своего государя на Ольденбургское Герцогство и заключенныхъ о томъ трактатовъ съ Даніею. Наполеонъ внимательно выслушалъ его, и откровенно сознался, что не зналъ такихъ тсныхъ связей Россіи съ Ольденбургомъ, а если бы зналъ, то никогда не присоединилъ бы его къ своимъ владніямъ. Онъ говорилъ, что не понимаетъ, почему герцогъ такъ дорожитъ своею землею, окруженною французскими войсками и таможнями, почему отказывается взять за нее другія земли, и какъ можетъ сдлаться такой предметъ поводомъ къ войн, что, съ своей стороны, онъ готовъ на всякое вознагражденіе, — ‘Но, прибавилъ онъ, не думайте, что я вознагражу за Ольденбургъ чмъ нибудь изъ Польши: лучше война! Никогда не уступлю я ни одной деревни Варшавскаго Герцогства: я ручался въ неприкосновенности его’. Посолъ возразилъ, что онъ извститъ свой дворъ о намреніяхъ Наполеона. ‘Вашъ дворъ давно знаетъ то, что я говорилъ теперь’ сказалъ Наполеонъ: ‘то же самое говорилъ я Чернышеву, графу Шувалову, и посланники мои четыре мсяца повторяютъ то же’. Онъ утверждалъ дале, что Россія должна удовлетворить его въ двухъ предметахъ: отозвать съ польской границы войска, посланныя туда, и уничтожить протестъ за Ольденбургъ, и что отъ этихъ двухъ требованій онъ не отступится.
‘Разговоръ Наполеона съ княземъ Куракинымъ продолжался ровно два часа, и весь былъ направленъ имъ къ обвиненію Россіи въ разныхъ отношеніяхъ. Нкоторыя обвиненія были такъ нелпы, что, вроятно, самъ онъ не врилъ имъ. Между прочимъ онъ говорилъ, что Россія хочетъ присоединить себ Данцигъ, и что вс дйствія русскаго кабинета показываютъ непріязненность, которой нельзя умирить ничмъ.
‘Различны были сужденія о поступк Наполеона, который съ намреніемъ придалъ ему такую торжественность. Но онъ достигъ своей цли: вся Европа узнала о несогласіяхъ его съ Россіею, и даже о причинахъ несогласій, дошедшихъ почти до явнаго разрыва. Въ такомъ положеніи длъ между двумя великими имперіями, каждый европейскій кабинетъ долженъ былъ выразиться окончательно: того и желалъ Наполеонъ. Напряженное состояніе, не война и не миръ, было тягостно даже для его громадныхъ средствъ, и сколько ни продолжалось бы оно, надобно было перейти къ положительному и обыкновенному ходу политики каждаго государства.’ (Т. IV, стр. 289).
По этому образчику русскіе читатели могутъ судить, сколько найдутъ они любопытнаго въ ‘Исторіи Наполеона’, написанной при пособіи всхъ источниковъ, доступныхъ въ наше время. Жизнь Наполеона останется навсегда предметомъ изученія для просвщеннаго потомства. Человкъ, вышедшій изъ рода простыхъ гражданъ, хотлъ господствовать надъ цлымъ міромъ и едва не осуществивъ своей пагубной мечты. Кто же безъ любопытства можетъ слдить, какимъ путемъ и при пособіи какихъ исключительныхъ обстоятельствъ этотъ могучій человкъ сдлался, по-крайней-мр на нкоторое время, властелиномъ почти всей Европы? Кто безъ глубокаго чувства благоговнія можетъ наблюдать таинственную волю Провиднія, которая такими чудесными событіями поучаетъ человчество и ведетъ его къ благу и счастію?.. Вся жизнь Наполеона любопытна, но особенно-любопытна и поучительна она съ той эпохи, о которой? мы сейчасъ читали отрывокъ.
‘Двнадцатый годъ стоялъ уже посреди насъ, Русскихъ, съ своимъ штыкомъ въ крови по дуло, съ своимъ ножомъ въ крови по локоть’, какъ выразился Денисъ Давыдовъ. Эта эпоха славы Россіи изображена въ книг Н. А. Полеваго съ особенное увлекательностью. Наполеонъ является тутъ совершенно въ новомъ вид — не въ торжеств счастливаго завоевателя, которому все покорствуетъ, а въ тяжкой борьб съ непобдимою судьбою. Въ этотъ страшный періодъ своей жизни, онъ возбуждаетъ еще больше участія, потому-что бдствующій великій человкъ иметъ право на сочувствіе даже непріятелей своихъ. Для Русскихъ, побдителей его, такое сочувствіе возможно и почетно. ‘Какое неизмримое разстояніе раздляетъ немногіе мсяцы 1812 года’, говоритъ русскій историкъ Наполеона: ‘Казалось, дятельность цлыхъ столтій наполнила ихъ… Въ половин года повелитель большей части Европы, ршитель судьбы царствъ, Наполеонъ двигаетъ полмильйона воиновъ на Россію, которая остается для него послднимъ препятствіемъ къ всемірному обладанію, въ конц того же года, онъ бглецъ, нигд неузнаваемый, не желающій быть узнаннымъ, погубившій въ Россіи красу и силу Европы, цвтъ европейскаго юношества, погубившій долголтнюю славу своего оружія, и, что всего важне, потерявшій очарованіе непобдимости, силы, славы… При немъ остается только геній его, и начинается новая борьба — борьба генія съ возстающею противъ него Европою… Наполеонъ палъ съ высоты своей, побжденъ, униженъ въ 1812 году, но еще такъ страшенъ былъ могущественный геній его, что надобны были соединенныя силы всей Европы для борьбы съ нимъ.’
Если это сочиненіе не обратитъ на себя вниманія нашей публики — то мы не знаемъ, что можетъ быть для нея интересно.