‘Русская Мысль’, кн.VI, 1891
Повести и рассказы И. Н. Потапенко. Издание Ф. Павленкова Спб., 1891 г, Потапенко Игнатий Николаевич, Год: 1891
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Повсти и разсказы И. Н. Потапенко. Изданіе Ф. Павленкова Спб., 1891 г. Два тома. Цна за каждый томъ по 1 р. Г. Потапенко совсмъ ‘новый человкъ’ въ нашей литератур. До появленія въ Встник Европы повсти На дйствительной служб имя его было совершенно неизвстно. Этою повстью молодой писатель сразу обратилъ на себя вниманіе критики, вслдъ за тмъ быстро появились въ печати одно за другимъ его произведенія: Здравыя,
Секретарь его превосходительства и др. Едва прошелъ годъ со времени напечатанія первой повсти, какъ уже вышли въ свтъ два тома сочиненій г. Потапенка, но эти дв книжки не даютъ, по нашему мннію, достаточнаго матеріала для того, чтобы составить опредленное понятіе о томъ, какое мсто должно быть отведено ихъ автору въ рядахъ современныхъ нашихъ писателей. Для насъ ясно и несомннно пока одно, а именно, что г. Потапенко — человкъ талантливый, т.-е. хорошо одаренный отъ природы тою способностью, которая даетъ писателю возможность выдлиться изъ толпы своихъ рядовыхъ собратій и составить себ прочное и почетное имя въ литератур. Что же нужно для этого, кром таланта или врожденной способности? Г. Потапенко, повидимому, вполн сознаетъ, что одного таланта недостаточно, онъ это высказываетъ въ первой повсти, помщенной въ первомъ том и озаглавленной Святое искусство. Герой этой повсти, Степовицкій, написалъ очень талантливую вещь, которая была напечатана въ крупномъ журнал и обратила вниманіе критики и литературнаго кружка на начинающаго автора, ‘подававшаго большія надежды’. Увлекшійся успхомъ Степовицкій бросилъ службу, возмнивъ, что талантъ, эта ‘искра Божія’, есть своего рода ‘капиталъ’, который стоитъ только пустить въ оборотъ для того,чтобы получить извстность, славу и соотвтственную ренту. Начинающій писатель очень скоро оборвался, написалъ второй разсказъ, не оправдавшій ‘большихъ надеждъ’, а потокъ написалъ романъ, оказавшійся уже и совсмъ никуда негоднымъ. Степовицкій отрезвился отъ опьяненія первымъ успхомъ и ршилъ, что необходимо ‘работать тихо, скромно, терпливо, согнувши спину. Смотрть на литературу какъ на храмъ великому, прекрасному и правдивому Богу, а не какъ на выгодную, доходную статью. Работать, работать!’… Это святая истина: надо работать. Съ маленькимъ талантомъ и даже совсмъ безъ таланта, но поработавши очень много, можно сдлаться писателемъ, и даже замтнымъ писателемъ. И наоборотъ, молодой писатель съ несомнннымъ талантомъ затеряется и исчезнетъ въ толп ‘подающихъ надежды’ или, врне, ‘подававшихъ надежды’, если станетъ пользоваться своимъ дарованіемъ какъ доходною статьей. Мы могли бы привести примры того и другаго исхода, въ особенности не мало прошло передъ нашими глазами примровъ второй категоріи. Работать необходимо, но тутъ возникаетъ вопросъ: какъ работать? Степовицкій говоритъ: ‘работать тихо, скромно, терпливо, согнувши спину’. По вашему мннію, этого недостаточно, — ‘согнувши спину’, достигнешь весьма немногаго. Это нужно только для всякой выучки или для чиновничьяго преуспянія. Талантливому же писателю надо не спину сгибать, а думать, развивать мысль, головой работать и сердцемъ, духомъ своимъ, изощряя природное дарованіе на то, чтобы оно стало чуткимъ и отзывчивымъ ко всему доброму и прекрасному и чтобы, въ отзывчивости своей, оно находило и воспроизводило образы и положенія, влекущія къ правд и гуманности и отклоняющія отъ зла и лжи. Идя такимъ путемъ, молодой писатель почти неизбжно долженъ дойти до перепутья, отъ котораго дороги расходятся въ разныя стороны. Тутъ-то и предстоитъ таланту своего рода испытаніе зрлости, и благо тому писателю, который изберетъ путь, соотвтствующій его дарованію, и пойдетъ по немъ твердо, неуклонно, не увлекаясь ни узкими, хотя, быть можетъ, и симпатичными тенденціями, ни резонерствомъ, ни соблазнами сатиры и обличенія. Такое перепутье г. Потапенко миновалъ, повидимому, довольно рано и благополучно, безъ ущерба для своего таланта. Тмъ не мене, избранный имъ путь еще не вполн опредлился, или, по крайней мр, мы не убждены въ томъ, что молодой писатель сталъ безповоротно на избранный имъ путь, и путь этотъ есть именно тотъ, который приведетъ-талантъ автора къ желательному для него развитію. А не убждены мы потому, что видимъ въ автор замтную склонность относиться къ изображаемымъ имъ лицамъ и явленіямъ съ большою объективностью. Сама по себ объективность писателя есть вещь хорошая, но далеко не безопасная въ томъ случа, если молодой писатель положитъ ее въ основу своего творчества, какъ единственный и незыблемый принципъ. Опасность же заключается въ томъ, что излишняя объективность можетъ затемнить, а иногда и совсмъ закрыть для читателя мысль автора и, въ конц-концовъ, можетъ, при непрерывномъ развитіи, довести самого автора до безъидейности и бытописательства, непригоднаго въ беллетристик. Мы говоримъ это по поводу повсти Здравыя понятія, имющей подзаголовокъ Записки благоразумнаго человка,— самаго талантливаго изъ произведеній, вошедшихъ въ первые два тома сочиненій г. Потапенка. Герой повсти, Андрей Николаевичъ, ‘благоразумный человкъ’, въ своихъ ‘запискахъ’ разсказываетъ, какъ онъ продлывалъ невообразимыя мерзости для того, чтобы овладть огромнымъ состояніемъ нкоего старика Масловитаго. Герой усваталъ за него любимую и любящую его, Андрея, небогатую двушку Наденьку, въ разсчет, что милліонера скоро хватитъ ударъ. Самъ же Андрей женился на влюбленной въ него чахоточной барышн Ольг, тоже не богатой, въ увренности, что она проживетъ не долго и тогда ему, Андрею, можно будетъ заполучить въ жены Наденьку, а съ нею и капиталы Масловитаго. Все сбывается, какъ по заказу: черезъ два года посл двойного брака умираютъ одновременно старикъ Масловитый и чахоточная Ольга, милліоны достаются Наденьк, и она, какъ ни въ чемъ не бывало, тотчасъ же выходитъ замужъ за любимаго человка, за ‘благоразумнаго’ и безукоризненно благороднаго Андрея. Андрей былъ восхитительно счастливъ съ первою женой, была съ нимъ совершенно счастлива больная Ольга, въ полномъ блаженств пребывалъ Масловитый, и съ нимъ отлично прожила Наденька. Она всецло одобряетъ сдланное Андреемъ и прямо говоритъ ему: ‘Ты былъ правъ… правъ во всемъ, что сдлалъ. Бдность — это ужасное ярмо. Богатство стоитъ большой жертвы, даже такой… Я ни о чемъ не жалю’… Сдлавшись богатымъ, герой выручаетъ изъ нужды всхъ своихъ старыхъ знакомыхъ. Вс довольны, вс счастливы, а герой доволенъ больше всхъ. На его душу набжало какъ-то тоскливое чувство неудовлетворенности, по оно тотчасъ же разсялось подъ вліяніемъ ‘здравыхъ понятій’, и Андрей опять ‘поднялъ голову и улыбнулся тою здоровою улыбкой, съ которою вообще онъ шелъ на встрчу жизни’. Впереди ему предстоитъ полное и безмятежное благополучіе, и въ послднихъ строкахъ своихъ ‘записокъ’ этотъ ‘благоразумный человкъ’ говоритъ: ‘Быть можетъ, при другихъ условіяхъ, это ни передъ чмъ не останавливающееся и ржущее напроломъ колесо судьбы и меня смяло бы и я остался бы на заднемъ план. И если я уцллъ и занялъ крпкую и выгодную позицію, то этимъ я обязалъ лишь моимъ здравымъ понятіямъ и здоровымъ, вполн правильно функціонирующимъ нервамъ’. Нкоторыя сцены этой повсти написаны прямо мастерски и доказываютъ большую талантливость автора. Въ общемъ же этимъ Здравымъ понятіямъ чего-то недостаетъ, и впечатлніе отъ этого произведенія остается довольно смутное, а выводъ оказывается и совсмъ не удовлетворяющимъ читателя. Это происходитъ, во-первыхъ, отъ того, что герою все удается безъ малйшаго съ его стороны усилія,— задумалъ онъ и готово, точно по волшебству исполняются вс его желанія, и, во-вторыхъ, отъ того еще, что ни самъ герой, ни кто-либо изъ дйствующихъ лицъ ни разу не усомнились въ томъ, что такъ именно и слдуетъ поступать ‘здоровому’ человку. Само собою разумется, что не это хотлъ сказать авторъ, но въ такомъ случа надо было договорить то, что задумано. Мы ничуть не настаиваемъ на необходимости ‘покарать порокъ’, но, съ другой стороны, мы не вримъ въ возможность безмятежнаго благополучія, пріобртеннаго такими отвратительными дяніями. Какъ бы ‘правильно ни функціонировали нервы’ и какими бы ‘здравыми понятіями’ ни руководился человкъ, въ немъ, все-таки, должна рано или поздно сказаться живая душа и долженъ когда-нибудь наступить для него моментъ расплаты за содянное. Авторъ не показалъ намъ даже возможности наступленія въ будущемъ такого момента для героя повсти.
Въ повсти На дйствительной служб, необыкновенно симпатичной по замыслу, мы еще разъ имемъ передъ собою героя, которому все, имъ задуманное, удается безъ борьбы, безъ труда, безъ проявленія силы съ его стороны. Все геройство молодаго священника Кирила заключается въ томъ, что онъ отказался отъ карьеры и наживы и ‘на дйствительной служб’ предпочелъ служить доброму и честному длу.. Препятствія, встрченныя имъ къ осуществленію его задачи, такъ не велика и такъ быстро устраняются благопріятно складывающимися обстоятельствами, какъ въ ‘дйствительной’ жизни этого никогда, или. почти никогда, случиться не можетъ. Самъ по себ прекрасенъ добрый примръ отца Кирила, только всякій кандидатъ на священство, которому было бы предложено послдовать такому примру, вправ отвтить: хорошо было отцу Кирилу отказываться отъ взиманія за требы, когда богатая помщица, по первому его слову, обезпечила весь причетъ содержаніемъ изъ своихъ средствъ, легко ему было помогать, крестьянамъ въ нужд, когда та же помщица отдала на эту помощь въ его распоряженіе свои амбары и шкатулку, не трудно было молодому священнику сломить сопротивленіе причетниковъ, когда архіерей ему покровительствовалъ и устранялъ изъ его прихода строптивыхъ сослужителей. Если бы не было столь благодтельной богатой помщицы и такого благожелательнаго архіерея, то отцу Кирилу могло бы придтись очень плохо, и его добрыя начинанія могли бы довести его до такого положенія, что слдовать его примру ршился бы лишь человкъ, не устрашающійся мученичества за идею. Тмъ не мене, симпатичность мысли, вложенной въ это произведеніе, и талантливость, мстами — мастерство, съ какимъ оно написано, захватываютъ и подкупаютъ читателя. Фигура героя нсколько блдновата, правда, за то’ поразительно живы и правдивы другія лица повсти, и въ этомъ смысл первое мсто принадлежитъ епархіальному владык-архіепископу. Въ изображеніи этого лица, при его полной оригинальности и новости въ нашей литератур, нтъ ни одной черточки лишней или ненужной и нтъ ни малйшей недомолвки. Одной такой фигуры достаточно для того, чтобы признать въ автор истиннаго художника. А личность эта не является удавшеюся случайно, почти рядомъ съ нею по художественности замысла и значенія стоитъ отецъ героя, старый дьяконъ Игнатій Обновленскій. За Ними слдуютъ: матушка Кирила, озлобленная жизнью дьяконица, протоіерей губернскаго города о. Гавріилъ и его супруга, родители Муры, т.-е. Марьи Гавриловны, ставшей женою молодаго священника. Съ такимъ же мастерствомъ и знаніемъ, такою же твердою рукой написаны двое священниковъ, сослужителей Кирила, и двое его причетниковъ. Повсть прочитывается съ большимъ интересомъ, въ ней все такъ стройно и жизненно, такъ искренно и тепло, что даже невроятныя удачи священника Кирила не портятъ и не ослабляютъ общаго впечатлнія. Въ ум читателя мелькаетъ сознаніе, что такъ не бываетъ и быть не можетъ, но сознаніе это тотчасъ же стирается подъ наплывомъ чувства, подсказывающаго: а какъ хорошо было бы, если бы въ дйствительности могло такъ быть! И хорошее чувство, искусно затронутое авторомъ, беретъ верхъ надъ сознаніемъ, и читателю хочется врить, что такъ можетъ быть, какъ тому вритъ авторъ.
Не такое пріятное впечатлніе произвелъ на насъ ‘очеркъ’ Секретарь его превосходительства. Написанъ онъ очень бойко, съ нкоторымъ оттнкомъ сатирическаго тона. Мы находимъ, что онъ написанъ даже слишкомъ бойко и что сатирическій тонъ не удался автору. Г. Потапенко очень хорошій повствователь, но юморъ, повидимому, не въ его характер. Наоборотъ, тамъ, гд дло касается глубокаго и тонкаго чувства, онъ находитъ трогающія душу читателя выраженія, создаетъ оригинальныя фигуры и доводитъ нкоторыя изъ нихъ до типовъ. Мы очень многаго ждемъ отъ г. Потапенка и убждены, что ожиданія наши оправдаются, если только молодой талантливый писатель съуметъ воздержаться отъ слишкомъ спшной работы.