Идея Гермеса Торранца
Идея Гермеса Торранца
(Съ итальянскаго).
I.
I.
II.
II.
Падуя, 26 октября 1889 года.
Гермесъ Торранца’.
А. Фогаццаро.
‘Сверный Встникъ’, No 3, 1893
Идея Гермеса Торранца, Фогаццаро Антонио, Год: 1909
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Профессоръ Фарсатти изъ Падуи, тотъ самый, который велъ знаменитую полемику съ господиномъ Низардомъ по поводу Гораціева fabuloeque Manes, имлъ привычку говорить про Монте Санъ Дона: ‘Что вы хотите! Это французская поэзія!’ Уединенный замокъ съ его старымъ паркомъ былъ ему симпатичне ‘monsi Nisarde’, до тхъ поръ пока его пригласили туда на паштетъ изъ дроздовъ, вмсто которыхъ угостили скворцами. Начиная съ каштановъ входной аллеи до фундамента замка, все показалось профессору претенціозно и скудно, искусственно и прозаично. ‘Что вы хотите! Это французская поэзія!’
Профессоръ посл того не захотлъ видть Монте Санъ Дона и уже нсколько лтъ глубоко отдыхаетъ на пол своего сраженія, что можетъ быть выражено… ‘nox, fabuloeque Manes et domus exilis plutonia’. Семейство Санъ Дона, которое жило съ нкоторою пышностью до 1848 года, теперь стало строго придерживаться экономіи. Для самого сьора Бенета, главы семейства, не существовало ни французской, ни итальянской поэзіи, садъ, оставленный имъ на волю, заросъ и одичалъ, что между прочимъ къ нему очень шло, трубы фонтановъ испортились, каштаны были замнены тутовыми деревьями. Сьоръ Бенето хотлъ ради той же практической цли уничтожить вковые тополи, ведущіе отъ Монте Санъ Дона на большую дорогу, но его дочь, Біанка, защищала ихъ со страстью и слезами противъ прозаическихъ аргументовъ отца. Когда, въ апрл 1885 года, она вышла замужъ за Эмилія Спарчина изъ Падуи, она вырвала у отца общаніе оставить въ поко дорогіе ея тополи, бывшіе свидтелями сперва ея дтскихъ игръ еще до отъзда въ школу, а посл школы — чтенія ‘Робъ-Роя’, ‘Ваверлея’, ‘Айвенго’, и разныхъ старыхъ книгъ, найденныхъ ею въ ихъ жалкой библіотек. Поэтъ Гермесъ Торранца говорилъ ей, что она сама въ 15 лтъ была похожа на маленькій тополь, улыбающійся отъ всякаго дуновенія втра и отечески оберегаемый старыми большими деревьями. Торранца говорилъ это серьезно, у него было въ крови чувство природы, за которое, можетъ быть, совсмъ напрасно его упрекали холодные критики. Когда, въ сентябр 1889 года, Біанка воротилась въ Монте Санъ Дона одна и огорченная, ей казалось, что Торранца былъ правъ: когда она проходила между тополями, они принимали выраженіе нжнаго упрека. Сьоръ Бенето былъ другого мннія. Онъ всегда предсказывалъ, что она плохо кончитъ: чтеніе и музыка не доведутъ ее до добра. Ужъне надялась-ли она выдти замужъ за принца, или за креза, или за кого-нибудь въ этомъ род? Плохой-же примръ взяла она со своей матери, такой святой женщины! Его жена, святая по-невол, нисколько не раздляла мнній супруга, напротивъ, она втайн торжествовала, что дочь ея не позволила своему мужу ссть себ на шею. Біанка любила мужа, но грубые его родные были ей невыносимы, мужъ ея былъ добръ, но у него не хватало смлости заступаться за нее. Дтей у нихъ не было, такъ, что Біанка могла, въ припадк гнва, вернуться къ своимъ старымъ дорогимъ тополямъ. Ей показалось сначала, что они глядли на нее строго, но когда она имъ разсказала все, какъ было, то ихъ холодность исчезла. Черезъ два мсяца посл возвращенія, когда она увидла въ одинъ ясный ноябрьскій день, что буря, бывшая наканун, совершенно обнажила ея любимцевъ, что они прощаются съ нею, собираясь умирать, ей сдлалось грустно. Все умирало въ прозрачномъ воздух ноябрьскаго полудня, кром кипарисовъ, силуэты которыхъ рзко вырисовывались на бловатомъ неб. Молодая женщина долго прогуливалась въ виноградникахъ, а теперь при свт заходившаго солнца спускаясь по скату горы, разсянно смотрла на листья, валявшіеся на тропинк, на пожелтвшую траву. Отчего вчера, потушивъ свчку, она думала о Гермес Торранца? Почему видла его во сн всю ночь? Почему она не можетъ освободиться отъ этого образа и до сихъ поръ? Она не видла Торранца уже три мсяца и никто въ дом не говорилъ о немъ, самъ онъ написалъ ей всего одинъ разъ, когда прислалъ сборникъ новыхъ стиховъ. Біанка, вря въ предчувствіе, не сомнвалась, что, скоро увидитъ своего друга. Она цнила талантъ Торранца, любила его за благородство его души, за дружбу, начавшуюся у нихъ еще съ ея дтства. Поэту было около шестидесяти лтъ, не смотря на то, что онъ чувствовалъ къ ней расположеніе боле сильное, чмъ отеческое и выражалъ его въ проз и стихахъ, музыкой и цвтами, онъ не смутилъ сердца молодой женщины, которая боялась только одного: обидть его, когда ей приходилось холоднымъ словомъ останавливать его слишкомъ юношескую пылкость. Она часто думала о немъ съ удовольствіемъ, но никогда его образъ такъ не преслдовалъ ее, какъ теперь. Когда она тушила свчку, ей приходило въ голову его странное имя ‘Гермесъ’ и ясно представлялся человкъ съ блой шевелюрой, въ черномъ сюртук, съ гарденіей въ петлиц. Теперь, гуляя, она невольно остановилась: листъ, кружась въ воздух, упалъ передъ нею. Она стала вспоминать, какъ видла Гермеса во сн, какіе прекрасные стихи онъ ей декламировалъ, какую божественную мелодію игралъ, не касаясь руками фортепіано. Она разскажетъ Торранца эти странныя происшествія, онъ, конечно, объяснитъ ихъ спиритизмомъ, вліяніемъ одной души на другую. Она вдругъ почувствовала возможность существованія другого міра, возможность присутствія его здсь и даже нахожденія его въ ней самой, въ тайникахъ ея души. Часы пробили половину четвертаго, сегодня больше уже нтъ надежды на пріздъ Торранца. Вдругъ Біанка вздрогнула, она услышала стукъ колесъ по дорог изъ Падуи. Да, да, на ферм залаяли собаки и колеса заскрипли по песку аллеи, ведущей къ дому. Она торопливо пошла домой, куда пріхало много гостей. Біанка вошла въ залу, гд никто не усплъ еще приссть и Бенето раскланивался направо и налво, кому пожимая руку, кому улыбаясь. Поэта здсь не было: пріхало семейство Далла Каретта, люди скучные, являвшіеся точно по обязанности, разъ въ годъ. Они садились рядкомъ, молча поглядывая другъ на друга, не зная, о чемъ говорить, слуга вносилъ кофе, которымъ сьоръ Бенето любезно угощалъ гостей, приправляя его однми и тми же остротами и шуточками, отъ которыхъ общество каждый годъ смялось одинаково. ‘Кстати’, сказалъ ей, глотая кофе каноникъ Бузинелло, ‘извстна-ли вамъ грустная новость?’ — ‘Бдный Торранца…’ У Біанки сжалось сердце отъ предчувствія, она не могла произнести слова. ‘Да, умеръ бдняга’, продолжалъ каноникъ, ставя со вздохомъ на столъ пустую чашку, ‘вчера вечеромъ въ половин двнадцатаго’. Біанка поблднла и сдлала надъ собой усиліе, чтобы не упасть, мать ея, видя, что ей дурно, хотла было встать, но взглядъ дочери приковалъ ее къ мсту. Присутствовавшія дамы, слышавшія сплетни, ходившія въ Паду, объ отношеніяхъ поэта къ Біанк, переглянувшись между собой, молчали. Каноникъ разсказывалъ, что Торранца слегъ за два или за три дня предъ смертью, не чувствуя боли, но предчувствуя кончину. Уже весь городъ знаетъ о ней, въ дум по этому поводу должно было состояться экстренное засданіе.— ‘Обыкновенныя комедіи’, воскликнулъ сьоръ Бенето. ‘Они счастливы, когда могутъ шумть и тратить деньги, они способны возблагодарить Бога за то, что бдняга умеръ до рождественскихъ вакацій, пока они еще въ сбор. Неужели вы думаете, монсиньоръ, что они хотятъ почтить его за стихи? Ничуть! Просто потому, что онъ тоже тратилъ деньги направо и налво’.— ‘Папа‘, сказала Біанка въ волненіи, ‘если они ршатъ чмъ-нибудь почтить Торранца, то сдлаютъ гораздо больше чести себ, чмъ ему’.— ‘Ну, это одни ваши фантазіи’, отвтилъ съ досадой Бенето. ‘Не воображаешь-ли ты, что онъ былъ великій человкъ? Я не говорю о стихахъ, но я былъ съ нимъ вмст въ школ и могу судить о немъ’.— ‘Конечно’, прервалъ каноникъ, ‘таланта у Торранца было, если хотите, боле чмъ нужно, но здраваго смысла, извините, сударыня, у него не было ни капельки’.— ‘Онъ былъ однимъ изъ моихъ друзей’, возразила Біанка, ‘и мн непріятно, монсиньоръ, когда о немъ отзываются подобнымъ образомъ’.— ‘Монсиньоръ говоритъ сущую правду’, замтилъ Бенето, ‘и я удивляюсь, что ты до сихъ поръ не понимаешь нкоторыхъ вещей’. На вопросъ, правда-ли, что Торранца занимался спиритизмомъ, каноникъ отвтилъ: ‘Онъ былъ фанатическимъ спиритомъ, у него была цлая библіотека французскихъ, нмецкихъ и англійскихъ сочиненій этого рода. Онъ даже переводилъ книгу какого-то Фехте или Фогте, или Фихте, трактующую о тхъ-же глупостяхъ’.— ‘Сейчасъ видно, что вы ее не читали’, замтила Біанка.— ‘Недоставало, чтобы и ты сдлалась спириткою’, воскликнулъ съ досадою сьоръ Бенето. Біанка собралась было рзко отвтить отцу, но удержалась и замтила только, что не любитъ предразсудковъ.— ‘Я сейчасъ вамъ дамъ доказательство спиритизма Торранца’, сказалъ одинъ изъ гостей, ‘я самъ слышалъ, какъ онъ говорилъ, что посл смерти непремнно кому-нибудь да явится’. Бенето засмялся.— ‘Боже мой, папа‘!’ воскликнула молодая графиня Далла Каретта.— ‘Психопатъ, дорогая моя’, отвтилъ ей отецъ. Біанка встала, не говоря ни слова, нервно отодвинула стулъ и вышла. Послдовало неловкое молчаніе. Бенето сердился, жена его была какъ на иголкахъ, графиня Далла Каретта выразительно взглянула на мужа и вс поднялись, почувствовавъ облегченіе. Бенето спускался съ лстницы подъ руку съ графиней, которая ему высказывала притворное сожалніе о разговорахъ, столь непріятныхъ для Біанки. Бенето протестовалъ: онъ тоже былъ другомъ Торранца, но этотъ старый чудакъ имлъ у нихъ въ дом слишкомъ дурное вліяніе — онъ долженъ въ этомъ сознаться. Посл долгихъ прощаніи, скучныя особы исчезли. Бенето вернулся въ домъ съ листкомъ, врученнымъ ему почтальономъ, слдовавшимъ за нимъ со шляпой въ рукахъ.— ‘Вотъ объявленіе о смерти Торранца, а у почтальона есть еще письмо на имя вашей дочери. Вы заплатите?’ — ‘Что?’ спросила она боязливо.— ‘Что? Штрафъ, вотъ что! Если ваша дочь получаетъ письма отъ какихъ-то отчаянныхъ, которые исписываютъ Богъ знаетъ сколько листовъ и не въ состояніи купить марки, то я ужъ, конечно, платить не стану’. Синьора Джіованна взяла письмо:— ‘Оно изъ Падуи и заказное’, сказала она озабоченно.— ‘Прекрасно, значитъ вы и заплатите’, отвтилъ онъ уходя, ‘длайте какъ знаете’. У синьоры Джіованны не было ни копйки въ карман и она пошепталась о чемъ-то съ почтальономъ, который, поклонившись, исчезъ въ туман.— ‘Нужно зажечь лампу’, приказала она слуг, входя въ домъ.— ‘Совсмъ не нужно’, закричалъ Бенето изъ столовой, ‘еще видно отлично. Поторопитесь и скажите принцесс, чтобы она соблаговолила, по меньшей мр, не заставить себя ждать’.
Извстіе о смерти Торранца было такъ неожиданно, что Біанка чувствовала себя подавленной. Она заперлась у себя въ комнат. Торранца ей представлялся теперь въ новомъ свт боле величественнымъ, чмъ при жизни, она сама удивлялась своимъ слезамъ и тому, что чувствовала къ нему такую глубокую нжность. Если-бы она не поссорилась съ родными мужа, то была-бы въ Паду и могла-бы еще его увидть передъ смертью. Она упрекала себя за то, что поздно отвтила на его письмо, что мало благодарила его за присланный ей романъ. Ея невниманіе и холодность, которыя, можетъ быть, огорчили поэта, ясно представились ей и теперь жгли ей сердце горькимъ раскаяніемъ. Онъ, могучій создатель идеальныхъ типовъ, баюкалъ ее въ дтств на своихъ рукахъ, былъ ея помощникомъ во время ея занятій, посл замужества благодаря ему она стала понимать искусство, наконецъ онъ влюбился въ нее, какъ въ свое созданіе, которому далъ жизнь и страсть. Онъ любилъ ее и до сихъ поръ, бдный другъ, и хотлъ напомнить ей о стран мертвыхъ, только что отошедши туда. Онъ умеръ въ половин двнадцатаго, Біанка, именно около полуночи, вдругъ почувствовала въ своей душ что-то, что ей напомнило о немъ. Раздался стукъ въ дверь. Синьора Джіованна принесла дочери только-что полученное письмо, Біанка взяла его, не взглянувши на адресъ, и попросила мать оставить ее одну, она не хотла встртиться съ отцомъ, прежде чмъ не успокоится, и боялась, что наговоритъ ему рзкихъ вещей. Старуха ушла, вздыхая, а Біанка, закрывъ дверь, стала смотрть въ окно, гд подымавшійся туманъ мало-по-малу застилалъ окрестности, такъ что вскор ничего не стало видно. Вдругъ она вспомнила о письм, которое держала, приблизила его къ стеклу, чтобы разобрать почеркъ. Распечатавъ его дрожащими руками, она увидла тамъ исписанный листъ и карточку. Она сейчасъ же узнала лицо, фигуру и цвтокъ въ петлиц: это былъ Гермесъ Торранца. Она зажгла стоявшую на ночномъ столик передъ распятіемъ восковую свчу и прочла слдующее:
‘Не смущайтесь, дорогая, читайте это письмо такъ же спокойно, какъ я его писалъ. Ничего не случилось особеннаго, только старый ретроградъ Торранца умираетъ. Пожелайте мн покойной ночи, Біанка! Я распоряжусь, чтобы это письмо вамъ было послано сейчасъ посл моей смерти. Предупрежденный внутреннимъ голосомъ, я сдлалъ сегодня утромъ то, что сдлалъ передъ смертью и мой отецъ. Чувствую теперь, какъ что-то во мн уменьшается, угасаетъ, и вмст съ тмъ полнйшее спокойствіе ожиданія. Я, быть можетъ, проживу еще четыре — пять дней, но мн довольно часа для бесды съ вами. При нашихъ прошлыхъ свиданіяхъ, Біанка, мн казалось, что вы чего-то всегда боялись. Вдь это правда? Между тмъ мое сердце питало къ вамъ только такую нжность, которая и въ этотъ торжественный моментъ не можетъ оскорбить самыхъ возвышенныхъ мыслей, вся вина въ моей крови, стараго фантазера, окрашивающей слишкомъ ярко чувства и слова. Простите меня и посмемся вмст надъ нею. Затмъ у меня къ вамъ просьба. Мн горько уйти въ могилу съ мыслью, что я не говорилъ вамъ ничего относительно вашихъ родныхъ. Біанка, ради вашего собственнаго счастія, ради счастья дорогихъ вамъ лицъ, ради того, чтобы я могъ покоиться въ мир, выслушайте меня: не оставайтесь въ Монте Санъ-Дона. Я увренъ, что вы, въ глубин сердца, любите вашего мужа, въ сущности вполн достойнаго сожалнія. Онъ мн говорилъ о васъ со слезами, говорилъ, что писалъ вамъ нсколько разъ, что отвты ваши отнимаютъ у него всякую надежду на ваше возвращеніе, если его родители не позволятъ вамъ жить отдльно или, по меньшей мр, не общаютъ измнить свое обращеніе съ вами, они-же не соглашаются ни на то, ни на другое. Біанка, подумайте, что молча уступленное право, обида, снесенная безъ возмущенія, не изъ страха, а изъ сожалнія къ несправедливымъ людямъ, желающимъ обидть насъ, только возвышаетъ нашъ душевный строй. Вернитесь къ мужу. Не такъ уже много любви на свт, чтобы пренебрегать такою врною и нжною любовью. А теперь, если вы еще помните наши разговоры о невидимомъ мір и о вліяніяхъ, которыя нашъ вкъ отрицаетъ, потому что они унижаютъ его, вамъ не покажется страннымъ, что я хочу, посл смерти, заявить вамъ о себ какимъ-нибудь образомъ. Вечеромъ того дня, когда вы.получите мое письмо, останьтесь одна, между десятью и половиной одиннадцатаго въ вашей гостиной и откройте дверь, ведущую въ садъ, чтобы ночные призраки могли явиться къ вамъ свободно. Сыграйте интродукцію романса, который я послалъ вамъ три недли назадъ. Посл этого, если Господь позволитъ, чтобы я присутствовалъ и заявилъ о себ, то это исполнится. Я увренъ, что вы не испугаетесь и исполните послднюю сентиментальную фантазію умирающаго. Затмъ, пора и проститься съ вами, Біанка. Передо мной лежитъ изображеніе гордой головки, очень похожей на васъ, только глаза меньше и волосы свтле вашихъ, но оригинальное выраженіе лица то-же самое. Лучи веселаго октябрьскаго солнца падаютъ на картинку. Вы передо мной какъ живая, я кладу перо, гляжу на васъ и послдняя глупая слеза падаетъ и теряется на всегда, какъ она того и заслуживаетъ.
Прощайте, прощайте! Помстите этотъ портретъ въ вашъ альбомъ въ вашей гостиной, но въ Паду.
‘Да, да, да’, — воскликнула, рыдая Біанка, — ‘сдлаю все, что ты хотлъ’.— Закрывъ лицо руками, она, со страстнымъ порывомъ, общала Торранца исполнить вс его желанія, потомъ стала молиться за него. Когда прошелъ первый порывъ и молитва кончилась, она, опустивъ руки, заглядлась на пламя свчи. Ей припомнились разговоры съ Торранцо о замогильныхъ тайнахъ. Она потушила свчку и встала. Было совершенно темно, изъ окна ничего не было видно, кром тумана, ей казалось, что она одна на какомъ-то остров. Ей пришла въ голову таинственная исторія, разсказанная поэтомъ: темная комната въ старомъ королевскомъ замк близъ Стокгольма, по средин озера. Король Карлъ XI сидитъ молчаливо у огня и слушаетъ доктора Баумгартена, разсказывающаго ему о покойной королев, вдругъ онъ вскакиваетъ и, подойдя къ окну, спрашиваетъ графа Браге: ‘кто зажегъ свчи въ зал?’ Она вышла изъ своей комнаты, сошла съ лстницы, сквозь окна которой была видна луна на начинающемъ проясняться неб. ‘Ты здсь?’ — спросила ее снизу синьора Джіованна.— ‘Скорй, скорй’,— раздался издали рзкій голосъ Бенето.— ‘Теб-бы пора уже ложиться спать’,— продолжалъ онъ, обращаясь къ дочери, но она не обратила на это вниманія. Бенето сидлъ въ гостиной и стучалъ по столу колодой картъ, нетерпливо ожидая свою жену, чтобы начать съ ней обычную вечернюю партію. ‘Сюда’, кричалъ онъ грубо, — ‘начнемъ скорй!’.— Его жена покорно сла на свое мсто на углу стола, около лампы, Віанка-же помстилась въ тни, на диван. ‘Бдная мама’, — думала она,— ‘какъ прошла ея жизнь!’ — Эмиліо, правда, былъ безхарактеренъ, не смлъ заступаться за нее, но какая разница между нимъ и отцомъ! Она была уврена, что не будь стариковъ, она была-бы королевой въ его дом: онъ такъ скучалъ о ней, что приходилъ плакать къ Торранца. Бдный Эмиліо! ‘Вамъ ходить, скорй!’ — кричалъ каждую минуту сьоръ Бенето. Онъ совсмъ не говорилъ съ дочерью, и наконецъ, въ половин девятаго ушелъ, по обыкновенію, спать. Тогда старая дама, не смвшая дышать передъ мужемъ, стала упрашивать Біанку, чтобы она закусила чего-нибудь. ‘Это письмо было изъ твоего дома? спросила она.— ‘Нтъ’.— ‘Какое-нибудь несчастье?’ — ‘Нтъ, мама’.— ‘Отчего-же на немъ было написано ‘очень нужное?’ — настаивала та. Біанка встала и обняла ее. ‘Мама, чтобы ты сказала’, — спросила она вполголоса,— ‘если-бы я ухала отсюда, если-бы вернулась къ Эмиліо?’ — ‘Боже мой!’ — воскликнула тронутая синьора Джіованна, — ‘что-же мн отвтить теб? По совсти я не стану тебя удерживать’.— ‘Можетъ быть я такъ и сдлаю, мама’. Синьора Джіованна заплакала. ‘Чтобы они тамъ съ тобой дурно обращались?!.. Если ты хочешь ухать изъ-за отца, то не обращай на него вниманія’.— ‘Нтъ, мама, не изъ-за него’. Бдная женщина взяла чулокъ и стала вязать. Она не смла разспрашивать о письм, видя, что Біанка не хочетъ ничего говорить о немъ, но догадывалась, что секретъ внезапной ршимости дочери вернуться къ мужу заключается въ этомъ самомъ письм. Она работала молча, ожидая, что Біанка можетъ быть сама разскажетъ то, что ей хотлось знать, но та не открыла рта, и потому обиженная старушка спросила Біанку, не хочетъ-ли она спать. Біанка отвтила, что пойдетъ въ гостиную, гд будетъ играть на фортепіано. Мать хотла ее сопровождать, но дочь протестовала съ такимъ испугомъ, что та, извинившись, зажгла ей свчку, а сама отправилась въ свою комнату. Біанка направилась по корридору въ необитаемую часть дома, вошла въ небольшую, очень высокую комнату, стны которой были покрыты миологическими фресками. Она зажгла на фортепіано свчи, слабый свтъ которыхъ освтилъ столикъ съ нотами и жардиньерку. Въ зал не было никакой мебели и шаги молодой женщины отчетливо раздавались въ ней. Она посмотрла на часы: было ровно десять. Она нашла пьесу, поставила ее на пюпитръ и доставъ изъ кармана карточку Торранца, долго разглядывала красивую голову поэта. О, она непремнно исполнитъ его послднее желаніе, какъ-бы безразсудно оно не было, она непремнно выполнитъ эту поэтическую сцену, о которой онъ, вроятно, думалъ съ удовольствіемъ передъ смертью. Длая эти приготовленія, Біанка не хотла себ признаться, что она ожидала въ самомъ дл чего-то необыкновеннаго. Поставивъ портретъ на пюпитръ, она невольно стала прислушиваться. Что это двигается сзади нея? Ничего, это.упалъ со стола листъ нотной бумаги! Біанка стала читать стихи, напечатанные на обложк романса, лежавшаго передъ ней. Они назывались ‘Послдняя мысль’ и были сочинены молодымъ поэтомъ, другомъ Торранца, умершимъ нсколько мсяцевъ назадъ.
Она закрыла лицо руками и, содрогаясь, думала, чтобы сдлала, если-бы вдругъ услышала рыданія возл себя. Она открыла ноты, страницы поднимались и, чтобы придержать ихъ, она положила сверху портретъ Торранца. Она тихо сыграла интродукцію. Боже, сколько любви, горя и горькихъ слезъ въ этой музык! Она вливалась въ душу, какъ неудержимый потокъ, мучила ее присутствіемъ нечеловческой страсти и невозможностью понять ее, какъ должно. Біанка встала со слезами на глазахъ и открыла дверь, ведущую въ садъ. ‘Ночныя тни’,— писалъ Торранца,— ‘должны войти въ комнату’. Ночь была свтлая. Деревья сада терялись въ молочномъ туман, стоявшемъ совсмъ неподвижно, не было ни малйшаго втерка. Съ легкою дрожью Біанка вернулась къ фортепіано. Она посмотрла на часы: было четверть одиннадцатаго. Она ршилась играть, сосредоточившись и стараясь вовсе не думать ни о чемъ постороннемъ, какъ будто бы за ней сидла внимательная и строгая публика. Она взяла первый аккордъ, желая вложить всю душу въ свою игру и не думать о томъ, что будетъ дальше. Дальнйшихъ аккордовъ она однако была не въ состояніи взять: такъ билось у ней сердце. Прошло десять, двадцать секундъ. Тишина. Біанка подняла голову. Въ эту минуту два торопливые удара раздались около нея, овладвъ собою, она вскочила и стала прислушиваться. Послышались два другіе удара, сильне прежнихъ, потомъ легкій шумъ шаговъ на порог двери. Вошла человческая фигура: это былъ ея мужъ. ‘Эмиліо!’ — вскричала молодая женщина. Онъ нершительно, сконфуженный, подвигался къ ней съ протянутыми руками. Біанка не двигалась. ‘Ты меня ждала?’ — спросилъ онъ умоляющимъ голосомъ, останавливаясь. Она все поняла, поняла мысль Торранца и отвтила:— ‘да’,— бросаясь къ нему на грудь съ такой страстью и раскаяніемъ, что обрадованный и ничего не понимающій Эмиліо совершенно потерялъ голову и только повторялъ, цлуя ее: — ‘прости, прости!’ Но она его и не слушала, она плакала, чувствуя нжную благодарность къ умершему другу, чувствуя, что полное утшеніе свое можетъ найти только на мст, назначенномъ ей Богомъ, около сердца, можетъ быть, слабаго, не понимающаго ее, но добраго и врнаго. ‘Ты сидла здсь съ открытой дверью?’ — ласково шепталъ Эмиліо, — ‘въ такую сырость! зачмъ?’ Она перестала плакать, стала смяться, какъ ребенокъ, чувствуя, что къ ней возвращается прежняя веселость. Онъ смотрлъ удивленно, потомъ и самъ разсмялся. ‘Послушай,’ — сказала она, наконецъ, становясь серьезной,— ‘объясни мн все хорошенько’. ‘Да вдь ты знаешь все’, — сказалъ онъ. ‘Знаю, но хочу слышать отъ тебя. Разскажи же’. Они стали ходить, обнявшись, взадъ и впередъ по комнат, тихо разговаривая. Онъ торопился, хотлъ разсказать ей все въ двухъ словахъ:— ‘Торранца написалъ ему, чтобы онъ пришелъ подобнымъ образомъ, вотъ и все’. Но она не переставала распрашивать. При немъ-ли писалъ письмо Торранца? Нтъ. Когда онъ его получилъ? Сегодня, рано утромъ. Что въ немъ было написано? Приблизительно слдующее: ‘вечеромъ того дня, когда получишь это письмо, будь мейду десятью и половиной одиннадцатаговъ Монте Санъ-Дона. Если увидишь свтъ въ гостиной нижняго этажа, услышишь музыку, и дверь въ садъ будетъ открыта, входи, значитъ, Біанка тебя ждетъ и хочетъ съ тобой помириться’. Отъ какого числа было письмо? Неужели надобно и число? Онъ больше не хотлъ разсказывать, онъ теперь имлъ право отдаться своей радости и сильно сжалъ Біанку въ объятіяхъ. Вдругъ раздался слабый шелестъ. ‘Постой’, — сказала она, поднимая лицо и оглянувшись. Стоявшій на пюпитр романсъ ‘Послдняя мысль’ закрылся и портретъ Торранца скрылся изъ глазъ. Біанк показалось, что то былъ видимый знакъ, прощанье поэта, который, исполнивъ свой долгъ, спокойно удалялся, теряясь въ пространств. ‘О чемъ ты вздыхаешь?’ — спросилъ Эмиліо. Біанка не отвчала, склонивши къ нему на грудь голову.