Алексей Недогонов
Флаг над сельсоветом
Алексей Недогонов
Флаг над сельсоветом
Отрывки из поэмы
Флаг над сельсоветом, Недогонов Алексей Иванович, Год: 1947
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Слух прошёлся по домам:
в доме агронома
был не кто-нибудь, а сам
секретарь райкома.
…
Там побудет, здесь побудет,
всё расспросит, всех рассудит
Ведь райкомную работу
не уложишь в пять минут.
Это ясно — всё в заботу,
дать указку — тоже труд.
А решаются и словом
неотложные дела…
И дохнуло свежим, новым,
словно ветром в два крыла…
Секретарь ходил с Петровым
по владениям села.
За усадьбою и окол
оглядел он все места,
всё до колышка отрогал,
всё ощупал до винта.
Оглядел — добротно ль сбиты
два навеса на току?
Все ль хранилища расшиты?
Все ль машины начеку?
В деле на слово не верил,
не работал наугад:
с вечной ручкою проверил
списки звеньев и бригад.
И ремонт инвентаря
не минул секретаря.
Кузня жаром полыхала,
жеребец у кузни ржал:
дед Семён ковал Капрала,
под усами гвоздь держал.
(У Семёна-коваля
волос света ковыля,
сам Семён с вершок,
борода с горшок.)
Обращаются к Семёну:
Добрый день!
Привет району!
В кузне, словно в тесной будке:
спицы, вилы, обода,
дубли В от самокрутки,
две рессоры в промежутке
и в корыте для остудки
ржой пропахшая вода.
Гость Семёну без обману
добрых слов наговорил,
а за ковку не по плану
пропесочил, пожурил.
А потом серьёзным словом
речь такую вёл с Петровым:
На хозяйство жмёшь умело, —
разделяю твой восторг,
но пойми — совсем не дело,
если… с холодком парторг,
если он — в хвосте обоза.
Вижу я, на сто дворов
есть и впрямь глава колхоза,
ну, а где парторг Петров?
Тот Петров, чтобы на факте
доказал, что он — в виду:
с коммунистами в контакте,
с партработою в ладу?
Агитатор есть? Гадаешь:
то ли есть, а то ли нет.
Как с беседами? Не знаешь —
восемь бед на пять бесед.
Отпусти на время вожжи:
конь с дороги и — во ржи,
чудь повадку дай, а позже
попытайся — удержи.
Так и в деле, если круто
не берёшься за дела:
чуть замешкал, а минута
драгоценною была.
Повторяю — службу знаешь.
Но коль делаешь одно,
а другое забываешь —
значит, слабое звено.
А вот ты с людьми встречайся,
слово взвесь и в душу влезь,
не выходит — добивайся,
там не вышло — выйдет здесь…
Ну, а где же твой, серьезный,
громкий голос вожака?
Где ж она — в семье колхозной —
нашей партии рука?
Здесь, в Дубровском сельсовете,
в год, который так суров,
кто за партию в ответе?
Кремль один? А ты, Петров?..
Секретарь умолк. Постукал
мундштучком о ноготок,
выгнул папиросы угол,
прикурил, пустил дымок.
Предколхоза так неловко
вдруг почувствовал себя:
будто сразу вся Дубровка
навалилась на тебя.
‘Что, Петров? Ага, Петров?’ —
шёпот шёл со всех дворов.
Секретарь часы протёр:
Есть к народу разговор.
В сельсовете ровно в три
коммунистов собери….
… Секретарь шагал с Петровым
к сельсовету
по селу.
Молоточек по подковам
застучал опять в углу.
Дед Степаныч — сторож — слышал
всё, что было за стеной.
Вслух сказал, пока не вышел:
Секретарь-то разбитной.
Подошёл старик к Семёну:
Слышь, а нам-то повезло, —
так и ходит по району:
взялся город за село…
А коваль в усы:
Небось,
из Москвы задание…
Слава богу, началось
соцсоревнование…
…
В тени навеса — стол простой,
в муравке, словно в тине.
Чугун с окрошкою густой
стоит посередине.
И слышен голос в тишине:
— Какой я сон видала!..
И всё, что видела во сне,
Смирнова Ксения в звене
девчатам рассказала.
— Погодка славная была,
стоял денёк погожий.
И за околицей села
мне встретился прохожий.
Остановился он. И я,
как вкопанная, стала.
Зашлася душенька моя —
я Сталина узнала.
‘Товарищ Сталин, — мыслю я, —
по чьей великой воле
в такой одежде с вами я
здесь повстречалась в поле?
Да я бы сбегала домой,
обновку б хоть надела…’
А он глядит — такой родной,
И я гляжу несмело.
Гляжу, подружки, и стою.
А он: ‘Вы удивились?’
И руку подаёт свою,
и мы разговорились.
Он с трубкою своей резной,
в костюмчике военном
таким душевным был со мной,
сердечным, откровенным.
…
Я говорю ему, что наш
колхоз в большом почёте.
Он вынимает карандаш
и пишет всё в блокноте.
А я, подруженьки, стою.
А он, прервав писанье,
спросил фамилию мою
и по работе званье.
И почему-то стало мне
свежо, как на морозе.
‘А как в дубравской стороне
живёте вы в колхозе?’
Молчу. Не знаю, что сказать,
с чего ответ ему начать.
‘Товарищ Сталин, — говорю, —
заверю вас на месте:
Дубровка наша к Октябрю
придёт с подарком чести.
Мы всю страну снабдим зерном…’
‘Постойте-ка, Смирнова.
Я, — говорит он, — не о том
хочу услышать слово.
Всё это правильно. Но вот
скажите: как народ живёт?
Скажите за своих людей
иль о себе хотя бы,
но только просто, без статей,
не в мировом масштабе.
Душою не кривите,
Открыто говорите’.
‘Я тайн в себе не берегу —
открыто всё сказать могу.
Мы жили до войны в селе
привольно и богато,
а летось вот на всей земле
случилось трудновато.
Чего скрывать? Была одна
беда — в сусеке сухо.
Встаёшь бывало до звена,
Захочешь есть — опять она,
Проклятая макуха.
Я понимаю, что у нас
на это две причины:
война, товарищ Сталин, — раз
и два — неурожай как раз,
не знать бы той кручины…
Сейчас совсем другой вопрос:
Хлеба в полях — на славу.
И я скажу, что наш колхоз
Трудами горд по праву.