К неоконченному роману 'Евгений Онегин'. Соч. А. Пушкина, Разоренов Алексей Ермилович, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Къ неоконченному роману

‘Евгеній Онгинъ’

Соч. А. Пушкина

Продолженіе и окончаніе

соч. А. Разоренова.

Блаженъ, кто про себя таилъ

Души высокія созданья

И отъ людей, какъ отъ могилъ

Не ждалъ за чувство воздаянья.

А. Пушкинъ.

Но тотъ блаженнй много кратъ,

Кто чувствомъ съ ближними длился,

За судъ ихъ правый — не сердился

И не желалъ отъ нихъ наградъ.

А. Разореновъ.

МОСКВА.

Типографія Л. и А. Снегиревыхъ.

Остоженка, Савеловскій переулокъ, собственный домъ.

1890.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

ПОСВЯЩАЕТСЯ ДРУГУ.

Теб какъ другу и поэту

Какъ любящій тебя твой другъ,

Я посвящаю мой досугъ,—

Пусть свтъ его заброситъ въ Лету

Какъ недостойное творенье,

Свершивъ надъ нимъ правдивый судъ,

И въ темной пропасти забвенья —

Его потомки не найдутъ,

Таковъ удлъ людей бездарныхъ!..

И я, конечно, не изъ славныхъ,

Но я желалъ бы одного —

Вниманья только твоего.

Довольно бъ было той награды,

Когда бъ ты строго, безъ пощады,

Цня мой трудъ мн далъ отвтъ,

‘Хоть ты плохой, но все жъ поэтъ’.

Иль съ добродушною улыбкой

Иначе мн отвтилъ такъ:

‘Въ поэты ты попалъ ошибкой —

Ты не поэтъ, а такъ чудакъ’

ВМСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.

О, тнь великаго поэта!

Изъ ндръ невдомаго свта

На трудъ ничтожный мой взгляни —

И, если ст_о_ю, побрани

За то, что къ твоему творенью

Я окончанье написалъ,

И волю давъ воображенью —

Героя въ немъ дорисовалъ.

Поступокъ дерзскій безъ сомннья,

Но ты великій, нашъ поэтъ,

Скажи съ улыбкой снисхожденья:

‘Какихъ проказъ на свт нтъ’!

И ты читатель мой любезный,

За трудъ мой слабый, безполезный,

Не будь ко мн ужъ очень строгъ!

Писалъ его я такъ,— какъ могъ.

Быть можетъ, онъ совсмъ ничтоженъ,

Конечно, я тому не радъ,—

Но я сказать одно вамъ долженъ,

Что здсь самъ Пушкинъ виноватъ,

Что я являюсь вамъ поэтомъ,—

Хоть имъ не буду никогда.

Да, впрочемъ, дло не объ этомъ,

А вотъ какъ та стряслась бда:

Его читая сочиненья,

Я такъ имъ очарованъ былъ,

Такъ сильны были впечатлнья,

Что я себя — и все забылъ.

И вдругъ въ порыв увлеченья,

Не много думавъ, сгоряча

Я создалъ это вамъ творенье

Что называется — сплеча.

Но выдать въ свтъ его, конечно,

Не смлъ бы даже я мечтать,

Когда бы не желалъ сердечно

Предъ строгимъ свтомъ показать,

Какъ сильно было то вліянье

Родного генія-пвца

На самоучку-простеца,

Безъ всякаго образованія.

Почту себя счастливымъ въ мір,

Когда хотя единый звукъ

Въ моей найдется грубой лир,

Который вашъ затронетъ слухъ,

И сердца вашего коснется

Своимъ журчаніемъ слегка,

И въ этомъ сердц отзовется —

Людская радость и тоска.

ГЛАВА I.

Татьяна, жалкая Татьяна!

Еще ты любишь все тирана,

Который жизнь твою сгубилъ:

Твоей любви не оцнилъ,

Когда въ порыв увлеченья —

Ему ты высказалась въ ней,

И онъ отвергъ безъ сожаленья

Весь юный пылъ души твоей,

Твои надежды и желанья,

Твои завтныя мечты,

И далъ теб одни страданья.

Такъ губитъ юные цвты

Морозъ нежданный въ майски дни,

И вянутъ бдные они…

* * *

Настала ночь. Она въ волненьи

Въ постел грустная лежитъ,

И вотъ въ ея воображеньи —

Предъ ней Онгинъ все стоитъ:

Проходятъ дни и въ волны свта

Она опять погружена,

Роскошно, съ пышностью одта,

Вниманьемъ всхъ окружена…

Но это общее вниманье,

Рчей бездушныхъ, льстивыхъ трескъ

И шпоръ обычное бряцанье,

Вся эта пышность, свтъ и блескъ,

Гд все условно, по шаблону,

Размренъ каждый шагъ и взглядъ,—

Гд все покорно свта тону,—

Гд вс блеснуть собой хотятъ, ,

Казаться лучше всхъ — умнй,—

Равно наскучило все ей.

* * *

Она мечтами улетала

Въ покинутый ей край родной,

Въ семью родныхъ, гд счастье знала,

И радость сердца, и покой,

Гд въ первый разъ проснулись грезы

Въ груди двичей молодой,

Въ глазахъ блеснули искрой слезы,

Любови созданной мечтой,

Когда вечернею порою

Въ саду, теряяся въ кустахъ,

Или подъ липою густою

Сидла съ книгою въ рукахъ,

Вотъ онъ колни преклоняетъ,

Блднетъ, плачетъ и дрожитъ,

Какъ сильно бдный онъ страдаетъ!

И робко въ очи ей глядитъ,

Какъ полонъ горькою тоскою

Его потухшій нжный взоръ!..

Онъ, какъ преступникъ предъ судьею,

Себ ждетъ строгій приговоръ,

Вотъ руку онъ ея беретъ,

Цлуетъ пламенно и жметъ.

* * *

И какъ руки не отнимая

Она смотрла на него,

Любви съ нимъ чувства раздляя,

И упрекала какъ его.

Идутъ тяжелыя мгновенья,

Ужъ полночь. Сонъ отъ ней бжитъ,

А онъ, какъ будто привиднье,

Въ мечтахъ предъ нею все стоитъ.

И сердцу стало больно, больно,

Сильнй раскрылись раны въ немъ,

И слезы жаркія невольно

Текутъ изъ глазъ ея ручьемъ,

Сильнй въ груди вскипла кровь,—

Сильнй тоска, сильнй любовь…

Довольна чтеніемъ однимъ,

Пока не встртилася съ нимъ.

* * *

И часъ съ нимъ перваго свиданья

Когда онъ къ нимъ явился въ домъ,

Его къ ней лестное вниманье,

Какъ ей все нравилося въ нему:

Его манеры, вс движенья,

И звуки сладкіе рчей,

Полны ума и выраженья,

Огонь привтливыхъ очей!..

Какъ искра первая запала

Того огня ей въ сердце, кровь

Ключемъ въ ней вдругъ заклокотала —

Проснулась первая любовь,

И какъ змя потомъ слегка

Закралась въ сердце ей тоска.

* * *

Въ часы безмолвной лтней ночи,

Когда вс спали крпкимъ сномъ,

Какъ не смыкая долго очи,

Она все думала о немъ,

Картины счастья создавая,

Возможныхъ въ будущемъ ей быть:

Его своимъ воображая,

Какъ будетъ онъ ее любить…

Съ такими страстными мечтами

Истомой мучилась она,

А съ неба блдными лучами

Въ окно свтила къ ней луна.

Когда-жъ смыкалъ ей очи сонъ,

Въ тревожномъ сн все снился онъ.

* * *

То вспоминала т мгновенья,

Когда скорй желая знать

Свою судьбу, полна сомннья,

Къ нему ршилася писать,

И дни отвта ожиданья,

И роковой съ нимъ часъ свиданья,

Когда въ саду онъ ей предсталъ —

И строго проповдь читалъ.

Когда, въ волненіи блдня,

Отвергнута, потрясена,

Взглянуть въ глаза ему не смя,

Стояла близъ его она,

Поникши грустно головой,

Убитая стыдомъ, тоской.

* * *

И этотъ вотъ теперь Евгеній

Предъ ней въ мечтахъ ея стоитъ.

‘Прочь, прочь — бги отъ искушеній’,—

Разсудокъ такъ ей говоритъ,

И твердо ужъ она ршила,

Какъ ни былъ милъ и дорогъ онъ,

Молчать. о прошломъ какъ могила,

Храня супружества законъ:

И ей ли сдлать преступленье?

Нарушить честь? Какой позоръ!..

Нанесть супругу оскорбленье!..

Межъ тмъ ея унылый взоръ

Въ толп волнующей блуждалъ

И все кого-то тамъ искалъ…

ГЛАВА II.

Но какъ повса нашъ Евгеній,

Рабъ моды, оргій, франтъ лихой,

Герой удалый приключеній

И волокита записной.

Увы! Онъ быстро погрузился

Въ разгульный жизни кипятокъ

‘И безъ руля, весла пустился’.

Въ ея бушующій потокъ,

Чтобы забыть любви страданья,

Тоску злодйку утопить,

И съ ‘ней’ послднее свиданье,

На сколько можно, позабыть.

И по теченью бурныхъ волнъ

Пустилъ свой утлый бдный челнъ.

* * *

Друзья, красотки молодыя

Съ продажнымъ сердцемъ и душой,

Катанья за городъ лихія

На тройкахъ позднею порой,

Шампань, клико, бордо, цыгане,

Арфистки, карты, весь содомъ —

Вдругъ взяли въ плнъ его, и онъ

Все это видлъ какъ въ туман

Съ отяжелвшей головою

И, не владя самъ собою,

Онъ тратилъ жизнь и капиталъ —

Всю ночь кутилъ, день цлый спалъ,

И нынче такъ, и завтра тожъ:

Красотки, карты и кутежъ…

* * *

Онъ даже пробовалъ влюбляться,

Чтобы Татьяну позабыть,

Но тутъ же долженъ былъ сознаться,

Что онъ не могъ другихъ любить.

Любви-жъ притворной, взгляды, ласки,

Красы порочной гнусный торгъ,—

Вс т искусственныя маски.

Безъ желчи видть онъ не могъ.

Не могъ ни какъ себя заставить

Забыть Татьяны сладкихъ словъ:

— ‘Я васъ люблю, къ чему лукавить’…

И еслибъ нужно — былъ готовъ

Пролить свою до капли кровь

За эту чистую любовь.

* * *

Проснувшись поздно, не вставая,

Въ постел долго онъ лежитъ,

Кутежъ вчерашній вспоминая

И дико вкругъ себя глядитъ.

Не давъ себ ни въ чемъ отчета,

Какъ бурно онъ провелъ ту ночь,—

И таже вновь его забота —

Чтобъ гнать тоску злодйку прочь,

И снова думы, снова планы

Убить гд время поскорй.

Но этотъ образъ жизни праздный

Ему все длался скучнй…

Онъ сталъ серьезнй размышлять,

Какую жизнь ему начать.

* * *

‘Жениться? можетъ быть съ женою

Мои отраднй будутъ дни,

Обзаведусь своей семьею,

Въ деревн будемъ жить одни’.

Но тотъ вопросъ вдругъ самъ собою

Въ его ум рвался какъ нить,

Какъ бы ршонный ужъ судьбою,

Что мужемъ онъ не можетъ быть.

Съ разбитымъ сердцемъ и душою

Ему ли жизнь свою связать —

Съ невинной жизнею другою,

И эту жизнь собой терзать,

И на вопросъ его такой

Махнулъ съ гримасой онъ рукой.

* * *

‘Куда-жъ теперь себя я дну?

Направлю мой блудящій челнъ?

Гд, что найду тоски въ замну?’

Такъ долго грустно думалъ онъ.

‘Въ Парижъ!’ Какъ бы лукавый геній

Ему надъ ухомъ прошепталъ.

‘Въ Парижъ?’ безъ дальнихъ разсужденій.

Евгеній мысленно сказалъ:

‘Лишь тамъ всхъ благъ въ житейскомъ мор

Мою тоску я утоплю,

Забуду здшней жизни горе

И можетъ, снова полюблю!’

Такъ онъ торжественно ршилъ,

Потомъ всю ночь опять кутилъ.

* * *

Онгинъ вренъ былъ ршенью —

Собравшись наскоро и вотъ,

Какъ бы по щучьему велнью,

Уже въ Париж онъ живетъ,

Гд такъ гостямъ богатымъ рады…

Тамъ сталъ онъ жадно посщать!.

Театры, клубы, маскарады —

Себя стараясь показать,

Богатствомъ, роскошью и тономъ,

Ну словомъ — онъ желалъ блистать,

На все смотрлъ слегка барономъ,

Сумньемъ пыль въ глаза пускать,

И наконецъ, хотя не вдругъ,

Вошелъ людей въ извстныхъ кругъ.

* * *

Знакомства новыя, собранья,

И вс возможныя гулянья,—

Друзья, красавицы, вино,

Все, какъ везд заведено,

Къ нему такъ живо привилося,

Сложилось въ цлое, слилося .

Все постепенно, и потомъ

Пошолъ кутежъ за кутежомъ,

B заварилась таже каша

Въ большомъ Парижскомъ горшк,

И трудовая деньга наша

Встряхнулась въ толстомъ кошельк,

И стала таять, словно ледъ,

Который солнышко печетъ.

* * *

Но нашъ герой и не старался

Свои расходы поврять,

Нтъ, этимъ онъ не унижался,

Любилъ такъ деньги проживать,

Такою жизнію въ Париж

Онъ прожилъ зимній весь сезонъ,

Сходился съ обществомъ все ближе,

Но не нашелъ того онъ въ немъ.

Что сердце бдное искало,

Чтобъ ту потерю замнить,

По комъ оно всегда страдало,

Кого не могъ онъ позабыть,

Чей милый образъ день и ночь

Не отходилъ отъ сердца прочь.

* * *

Напрасно онъ красавицъ хоромъ

Себя нердко окружалъ,

Своимъ пытливымъ грустнымъ взоромъ

Въ ихъ душу, сердце проникалъ,

Хотя одну бы искру чувства

Любви желая видть въ нихъ,

Но видлъ лишь соблазнъ искусства,

И хладомъ вяло отъ нихъ.

Онъ даже въ среднихъ сферахъ свта,

Забывъ приличіе искалъ

Души разстерзанной отвта.

Нигд его онъ не слыхалъ,

Везд одни — корысть и торгъ…

Все такъ же видть онъ не могъ.

* * *

Любовь чистйшую Татьяны,

Теперь лишь онъ умлъ цнить,

И сердца страждущаго раны

Ни чмъ не могъ онъ исцлить.

Тотъ, кто съ высокою душою,

Кто съ сердцемъ пламеннымъ рожденъ,

Кто самъ извдалъ надъ собою

Любовь такую,— врно онъ,

Согласенъ будетъ въ томъ со мною, —

Что любитъ тотъ одинъ лишь разъ

Всмъ полнымъ сердцемъ и душою,

Докол жизнью не угасъ!..

Таковъ Онгинъ можетъ былъ

И только разъ одинъ любилъ.

* * *

Теперь читатель мой, конечно,

Готовъ мн сдлать въ томъ упрекъ,

Что я ужъ слишкомъ безсердечно

Героя ввелъ въ такой порокъ,—

Что онъ проводитъ цлы ночи

Безъ сна, съ друзьями все кутитъ

На сколько въ немъ хватаетъ мочи,

Потомъ день цлый крпко спитъ.

Вы скажите: ‘Такой кутила,

Лишь въ низшихъ классахъ можетъ быть!’

Согласенъ! но не въ этомъ сила,

А кто желаетъ какъ кутить:

Одни отъ горестей кутятъ,

А т жить весело хотятъ.

* * *

Во всхъ есть классахъ исключенье,

Кто какъ какую жизнь ведетъ,

И такъ, какое-жъ въ томъ сомннье,

Что нашъ герой изрядно пьетъ?

Въ немъ не было къ тому влеченья —

Желалъ бы даже онъ не пить,

Онъ жаждалъ лишь въ вин забвенья,—

Чтобы тоску любви забыть.

У всхъ во всемъ свои причины,

Всхъ можетъ горе постить,

Но въ дни невзгоды и кручины —

Не каждый можетъ трезвымъ быть,

И эти люди пьютъ и пьютъ,

Но горя жизни не зальютъ!..

ГЛАВА III.

Вернемся мы опять къ герою,

Проснувшись позднею порою,

Сидитъ задумчивъ онъ, унылъ,

Вчера онъ сильно подкутилъ,

И весь замтно измнился —

Трудне дышетъ, поблднлъ,

Измялся какъ-то, опустялся,

И даже будто постарлъ,

Вплотную, значитъ, догулялся:

Въ немъ Бахусъ сильно вдругъ сказался —

И нашъ герой понять умлъ,

Что онъ серьезно заболлъ,

И какъ желзною рукой

Въ немъ сердце сжалося тоской.

* * *

Теперь онъ каялся жестоко,

Что слишкомъ такъ зашелъ далеко

Разгула гибельнымъ путемъ,

И былъ вполн увренъ въ томъ,

Что здсь ему свои страданья

Ни чмъ, ни чмъ не излчить,—

Но о быломъ воспоминанья

Ни съ кмъ не можетъ позабыть.

И стало вдругъ ему скучне:

‘Я здсь совсмъ себя сгубилъ,

Домой! въ отечество скоре!’

Такъ твердо онъ съ собой ршилъ,

И въ тотъ же день собравшись вдругъ —

Опять ухалъ въ Петербургъ.

* * *

И вотъ въ своемъ богатомъ дом

Герой съ недлю ужъ живетъ,

Любви страдальческой въ истом,

Болзнь сильнй его гнететъ.

Врачи не цлой чуть толпою

Къ нему явились помогать,

И такъ ршили межъ собою:

Больнаго на воды послать.

Но онъ на то не согласился

Отправиться въ далекій путь.

Поздкой такъ онъ утомился,

Что здсь желалъ онъ отдохнуть,

Но какъ его слабла мочь,

То онъ лчиться былъ не прочь.

* * *

Проходятъ мсяцы. Евгеній

Лкарство, какъ назначутъ, пьетъ

Врачей при строгомъ наблюденьи,

Но впрокъ оно ему нейдетъ.

Врачей ли было въ томъ незнанье,

Иль что другое, только въ немъ —

Труднй все длалось дыханье,

Ему все хуже съ каждымъ днемъ.

Съ потерей вры въ исцленье,

Врачей докучныхъ болтовню,

Въ одно прекрасное мгновенье

Всю ихъ латинскую стряпню,

Что такъ наскучило давно,

Онъ разомъ выбросилъ въ окно…

* * *

‘Въ деревню!.. тамъ мое спасенье,

Тамъ врно будетъ мн легко:

Купанье, воздухъ, молоко —

Вотъ наше русское лченье!..’

И онъ, всегда какъ неотложно

Ршать все разомъ, что нибудь,

Собравшись наскоро, какъ можно,

Отправился немедля въ путь.

‘Прощай роскошная Пальмира,

Весь шумный свтъ, разгулъ, друзья!..

Подъ отчій кровъ покоя, мира,

Покинувъ васъ, стремлюся я,

Забуду-ль тамъ — тоску, любовь?..

Увижусь ли когда съ ‘ней’ вновь?..

ГЛАВА IV.

Съ деревней, гд теперь Евгеній,

Читатель нашъ знакомъ давно,

Гд онъ желалъ отъ всхъ волненій

Найти спокойствіе одно.

И вотъ онъ въ дом помстился,

Въ покояхъ тхъ, гд прежде жилъ,

Когда онъ съ Ленскимъ подружился

И время братски съ нимъ длилъ,

Который къ Ларинымъ съ собою

Его увлекъ въ ихъ мирный домъ,

Какъ будто избранъ былъ судьбою

На то, что было съ нимъ потомъ…

Гд онъ такъ много заплатилъ

За то, что мстителенъ онъ былъ.

* * *

Пріхавши домой, Евгеній

Дня два съ дороги отдыхалъ,

И изъ властей своей деревни

Въ т дни къ себ не принималъ,

Лежалъ, сидлъ, смотрлъ въ окошко,

Курилъ, тянулся и звалъ —

И отдохнувши такъ немножко,

Повеселй какъ будто сталъ.

На третій, выпивъ кофе чашку,—

Одлся, хлыстикъ взялъ, фуражку,

Прошолъ въ прихожею чрезъ залъ,

Давно въ которой ожидалъ,

Собравшись рано въ тсный кругъ,

Весь штатъ его покорныхъ слугъ!

* * *

Отмнно толстый управитель,

Крестьянъ строжайшій повелитель,

Былъ всхъ видне впереди,

За нимъ шеренгой позади:

Дворецкій, староста, садовникъ,

Лсникъ, служанка, огородникъ.

Завидя барина, вс вдругъ

Пришли какъ будто бы въ испугъ,

Его съ пріздомъ поздравляя, —

Здоровья, счастія желая,

Вс низкій сдлали поклонъ.

— ‘Merci’ — сказалъ привтно онъ —

И быстро вышелъ въ дверь, потомъ

Пошелъ къ полямъ одинъ пшкомъ.

* * *

Жара, кипитъ въ поляхъ работа —

Крестьяне всюду косятъ, жнутъ,

Съ утра до ночи капли лота

Съ ихъ лицъ обильныя текутъ.

Онгинъ полный размышленья,

Какъ будто съ чувствомъ уваженья —

Глядитъ какъ трудится народъ,

На эту силу, этотъ потъ,

И даже чувство сожалнья

Невольное проснулось въ немъ:

— ‘Какъ люди т до утомленья

Работаютъ!.. своимъ трудомъ —

Всхъ кормятъ, сами же порой

Страдаютъ тяжкою нуждой?..’

* * *

Потомъ деревни слободою —

Одинъ все медленно идетъ,

Вкругъ все объято тишиною,

Безлюдно — въ пол весь народъ.

Одни лишь только ребятишки,

Кой-гд играютъ у воротъ,

Рзвятся бойкіе мальчишки,

Птухъ вдругъ гд-то пропоетъ,

Да на заваленк старушка

Сидитъ съ ребенкомъ на рукахъ,

Въ рукахъ малюточки игрушка

И радость дтская въ глазахъ,

А на заваленк другой —

Сидитъ старикъ сдой, слпой.

* * *

Все такъ же полный размышленья,

Онгинъ вкругъ бросаетъ взоръ.

Повсюду ветхія строенья,

Везд въ глаза глядитъ раззоръ,

Все смотритъ горькою нуждою,

О бдной жизни говоритъ.

Почти предъ каждою избою

Онъ станетъ,— пристально глядитъ,

Какъ будто жизнь ту изучаетъ,

Иль философствуетъ о ней.

И снова путь свой продолжаетъ,

А солнце гретъ все сильнй,

И вотъ уставши наконецъ —

Онъ слъ тамъ — гд сидитъ слпецъ.

ГЛАВА V.

Онгинъ.

‘О чемъ задумался старикъ?

Что такъ головушкой поникъ?

Скажи — о чемъ твоя кручина?’

Старикъ.

Я слпъ, ты кто-жъ такой, дтина?

Не вижу я тебя, не знаю.

Кажись нездшній, такъ смекаю.

Онгинъ.

Да, я нездшній, я пришлецъ.

О чемъ же думаешь, отецъ?—

О жизни-ль этой безтолковой,

О сует-ль ея земной?

Вопросъ о томъ давно не новый,

Ршать его не намъ съ тобой…

О смерти-ль думаешь? Напрасно!

Она сама ко всмъ придетъ,

И очень сдлаетъ прекрасно,

Что насъ отсюда уберетъ,—

Вдь надо-жъ съ жизнею разстаться.

А тамъ… что будетъ впереди —

Того намъ врно не дознаться…

Старикъ.

Нтъ, парень, фальшишь! погоди!

Набаилъ словъ ты слишкомъ много,

Слова-то т пустой лишь звонъ:

Кто вритъ въ истиннаго Бога

И чтетъ Его святой Законъ,

Тотъ такъ, какъ ты, не разсуждаетъ!..

Онгинъ.

Я, ддко, неученъ.

Старикъ.

Учись!…

Будь чаще въ церкви, не лнись!..

Она насъ правд поучаетъ,

И молитъ Господа за насъ.

Кто то ученье соблюдаетъ,

Блюдетъ себя отъ зла всякъ часъ,

Тому свтъ Божій возсіяетъ,

И разумомъ познаетъ онъ

Творца Всевышняго Законъ,

Тотъ жизни вчной ожидаетъ:

Гд будетъ праведнымъ награда —

Они войдутъ въ пресвтлый рай,

А гршныхъ ждетъ мученье ада —

Объ этомъ вотъ и помышляй!

А ты мн что сказалъ? ‘Напрасно,

О смерти думать!..’ Эхъ, гршно!

Вдь это демонамъ смшно,

Тебя и слушать-то ужасно,—

Опомнись! Богу помолися,

Онъ милостивъ, тебя проститъ,

И жить, какъ должно — вразумитъ,—

Да впредь такъ баить удержися!..

Онгинъ.

Спасибо, ддушка, попомню —

Полезный, добрый твой совтъ,

И дастъ Богъ я его исполню.

Теперь ты дай-же мн отвтъ:

О чемъ такъ сильно загрустился?

Богатъ ли былъ — да раззорился,

Нужда-ль тебя теперь гнететъ,

И жить покойно не даетъ?.,

Иль вспоминая жизнь былую,

Гульбу и удаль молодую,

Потхи, радость и любовь,

Чего ужъ нтъ, не будетъ вновь,

Грустишь о чемъ теперь сердечно,

Скажи: насколько я могу,

Изъ сожалнія, конечно,

Быть можетъ въ чемъ и помогу.

Старикъ.

Зачмъ намъ знать чужія думы,

Кто, какъ и отчего угрюмый?

Оставимъ тайны мы другихъ,

Не лучше-ль думать о своихъ?

Всхъ думы разныя бываютъ:

То думы добрыя у насъ,

То злыя иногда подчасъ

Собою насъ обуреваютъ.

Он, какъ въ неб облака,

Нахлынутъ вдругъ издалека,

Собой нашъ разумъ затемняютъ

И въ голов, какъ вихрь, гуляютъ,—

Налягутъ на сердце тоской,

И недовольны мы судьбой,

Своею жизнію скучаемъ,

Во всемъ завидуемъ другимъ,

И жизнь порою проклинаемъ.

Исполнясь въ сердц духомъ злымъ,

Забывши Бога, лишь желаемъ —

Одно противное Ему,

Въ грхахъ смертельныхъ погибаемъ,

А какъ вздохнемъ опять къ Нему

Съ своей усердною мольбою,

Съ повиннымъ сердцемъ и душой,

То эти думы вдругъ толпою

Изсчезнутъ вс, какъ мракъ ночной.

Тогда нашъ разумъ вновь свтлетъ

И снова съ жизнью добрый ладъ.

Кто вру въ Господа иметъ,

Да кто терпніемъ богатъ,

Тотъ вс напасти побждаетъ,

Тотъ всхъ счастливй человкъ:

Его Господь не оставляетъ

Своею милостью во вкъ, —

А если насъ когда караетъ

За наши гршныя дла,

То этимъ насъ Онъ исправляетъ,

Чтобъ наша лучше жизнь была!..

Теперь тебя спрошу, мой милый.

Ты чмъ же можешь мн помочь?—

Верни мои мн прежни силы,

Разсй очей потухшихъ ночь,

Раскрой мои зеницы, вжди,

Дай наглядться мн, какъ прежде,

На блый свтъ, на Божій храмъ!..

Онгинъ.

Теб я денегъ много дамъ,

И ты на славу вдругъ богато

Съ своей семьею заживешь:

Твоя всхъ лучше будетъ хата,

Коней, скотину заведешь,

Семью однешь всю нарядно,

Вс будутъ сладко сть и пить,

Ну, словомъ — будешь жить изрядно

Такъ — какъ желалъ бы каждый жить.

Теб вс будутъ удивляться:

‘Откуда, скажутъ — онъ беретъ?’

Вс будутъ въ дружбу набиваться,

Отъ всхъ поклоны и почетъ,

И будешь ты съ семьей своею

Въ довольств, въ счасть поживать!..

Старикъ.

Доволенъ милостью твоею,

Но долженъ я теб сказать —

За деньги счастія не купишь,

Порою лучше ихъ — сума,

И съ деньгами себя погубишь,

Когда жить будешь безъ ума.

Въ богатств всякое бываетъ:

Такъ, что богатый человкъ

Нердко Бога забываетъ

И блудно свой проводитъ вкъ —

То лность имъ одолваетъ,

То непотребное ему

Его скоре соблазняетъ,

Не какъ другихъ,— а почему?

Что у него на все хватаетъ.

Бднякъ не думаетъ о томъ,

Богачъ легко что получаетъ,—

Ему все это нипочемъ,

Въ разгулъ богачъ скорй вдается,

Заморскіе напитки пьетъ,

И до того иной допьется,

Болсть получитъ и умретъ.

И часто гибнетъ прежде время

Младая жизнь во цвт лтъ.

Богатство тоже злое бремя,

Когда въ богатыхъ толку нтъ.

Богатъ Богъ милостью Своею,

Опять, теб я повторю —

И тотъ не оскудетъ ею,

Кто въ правд жизнь ведетъ свою.

Иной бднякъ всю жизнь трудится,

Не видитъ въ праздникъ калача,

А какъ разсудишь — право мнится,

Живетъ онъ лучше богача,

Когда здоровъ, въ семь согласье,

Съ женой любовь, въ хозяйств ладъ…

Такъ не въ богатств наше счастье,

А въ доброй жизни, вотъ что, братъ!..

Положимъ, не легко бываетъ

Порой трудящимъ бднякамъ,

Да вдь Господь всмъ управляетъ,

И равнымъ всмъ нельзя быть намъ!..

Ораторъ тутъ остановился,

Глубоко въ думу погрузился,

Мгновеній нсколько молчалъ,

Потомъ торжественно сказалъ:

Настанетъ время, близокъ часъ —

Когда предъ Вышнимъ Судіею

Предстанемъ общею семьею,

Вс будутъ равные, изъ насъ,

По нашимъ будетъ лишь дламъ —

Награда разная всмъ намъ!..

Онгинъ.

Благодарю старикъ. Ты много

Мн добрыхъ словъ наговорилъ —

Какъ должно жить по вол Бога,

Меня тому ты научилъ,

Но я провелъ мою жизнь дурно,

Безъ этихъ правилъ — неразумно —

Мою ты жизнь, какъ будто зналъ,

Что такъ правдиво разсказалъ,

Какъ въ зеркал, въ твоемъ сужденьи

Себя увидлъ я точь-въ-точь.—

Сказавши такъ, вдругъ всталъ Евгеній

И скоро удалился прочь.

ГЛАВА VI.

‘Вдали отъ суетнаго свта’,

Онгинъ весь остатокъ лта

Въ своей деревн мирно жилъ,

На сколько могъ, покоенъ былъ:

По утру, вечеромъ купался,

Въ саду, то въ рощ онъ гулялъ,

Не много, будто, поправлялся —

Какъ бы свжей, покрпче сталъ,

Порой въ тиши уединенья —

Шекспира, Байрона читалъ,

И самъ въ минуты вдохновенья

Стихи скрипучіе писалъ,

Сказать врнй — Онгинъ плъ,

Конечно такъ, какъ онъ умлъ.

* * *

Онъ плъ любовь и крестъ страданій.

Здсь кстати было-бъ повторить,

Что онъ не могъ при всемъ стараньи —

И въ риемахъ тоже затруднялся,

Не понимая почему,

Какъ ладить съ ними ни старался,

А все он не шли къ нему:

То мысли какъ-то въ немъ мшались,

Хотя и бралъ съ другихъ примръ,

То вдругъ он не помщались

Стиха имъ взятаго въ размръ:

Но былъ вполн увренъ въ томъ,

Что онъ исполнитъ все потомъ.

* * *

Не сразу-жъ это всмъ дается,

И мало-ль въ этомъ есть препонъ,

Но звучно пснь его польется,

Какъ бы потокъ прибрежныхъ волнъ,

И въ этой псн отразятся

Его вс чувства и мечты,

Вс ею будутъ восхищаться,

Дивиться звукамъ красоты,

И къ ‘Ней’ быть можетъ донесется

Хотя одинъ той псни звукъ,

Въ груди ея тоска проснется,

Она пойметъ его недугъ,

И можетъ жалости полна,

Тогда вздохнетъ по немъ она.

* * *

Но вотъ ужъ августъ на исход:

Дни меньше стали, холоднй,

Скучнй все длалось въ природ,

Умолкнулъ въ рощ соловей,

Деревья желтый листъ роняютъ,

Работа кончена въ поляхъ,

Ужъ дни послдніе гуляютъ

Стада на скошенныхъ лугахъ.

То тучи небо покрываютъ

Безъ грозъ, дождь мелкій мороситъ,

Все грусть на сердце навваетъ,

Ненастной осенью грозитъ,

Близка была ужъ та пора —

Когда ни шага со двора.

* * *

Онгинъ кончилъ ужъ купанья,

Когда же ясный день бывалъ,

Свои обычныя гулянья

Въ саду иль въ рощ продолжалъ.

То близъ сосдняго селенья

Онъ приходилъ туда порой,

Тамъ гд въ тиши уединенья

‘Таится камень гробовой’,

‘Гд дружески сплетясь корнями

Дв сосны старыя стоятъ’,

Надъ нимъ поникнувши втвями,

Его какъ будто сторожатъ.

На камн надпись говоритъ:

‘Владиміръ Ленскій здсь лежитъ…’

ГЛАВА VII.

Предъ той могилой одинокой

Подолгу нашъ герой стоялъ,

Проникнутъ скорбію глубокой,

Объ Ленскомъ онъ воспоминалъ.

И живо прошлаго картины

Предъ нимъ смнялися чредой:

Когда поэтъ, не знавъ кручины

Жилъ полной жизнью молодой,

Когда такъ искренно, какъ друга,

Его доврчиво любилъ,

Часы безпечнаго досуга

Съ нимъ братски, весело длилъ,

И этотъ другъ съ такой душой,

Увы!— убитъ его рукой.

* * *

То видлъ онъ передъ собою:

Какъ онъ въ крови предъ нимъ лежалъ,

Сраженный пулей роковою,

Въ страданьяхъ страшныхъ умиралъ.

Какъ онъ жаллъ тогда поэта,

Не отводя отъ жертвы глазъ…

И предразсудки, глупость свта,

Какъ проклиналъ онъ въ этотъ часъ!..

Клялъ то людское убжденье,

Что только кровью можно смыть

Съ себя безчестья оскорбленье,

А безъ того, безчестно жить,

Хоть самому убитымъ быть,

Врагу же должно мстить и мстить…

* * *

Какъ видлъ онъ тогда все ясно,

Что въ той расправ правды нтъ,

Что другъ его погибъ напрасно,

Погибъ поэтъ во цвт лтъ!..

А какъ бы могъ безъ затрудненья

Онъ ту погибель отвратить:

Однимъ бы словомъ объясненья

Съ собою друга примирить!

Но онъ такимъ не оказался,

Онъ гордо выдержалъ свой тонъ,

Хоть безъ желанья съ Ленскимъ дрался

И былъ его убійцей онъ.

Такъ вмигъ губительный свинецъ

Вражду покончилъ двухъ сердецъ.

ГЛАВА VIII.

И вправду: что такое мщенье?

Что намъ даетъ собой оно?

Какое сердцу наслажденье,

Когда оно совершено?

Когда обидчикъ тяжко нами

Отмщенъ, когда предъ нами онъ

Заплачетъ горькими слезами,

И слышимъ вопль его и стонъ,

Или убитый передъ нами,

Облитый кровію, лежитъ

Съ полуоткрытыми устами,

Какъ бы съ упрекомъ говоритъ:

‘Прости! тебя я оскорбилъ,

Но ты былъ злй — меня убилъ!’

* * *

Какое чувство овладетъ

Тогда въ насъ сердцемъ и душой!

И тотъ наврно пожалетъ

О томъ, что былъ онъ мститель злой.

Еще въ комъ сердце сохранило

Къ Творцу и ближнему любовь,

Не очерствло, не остыло,

Кто врилъ въ Бога, вритъ вновь

Въ Того, Кто неповинной кровью

Весь міръ, страдая, искупилъ,

И за враговъ Своихъ съ любовью

Съ креста Отца-щедротъ молилъ,

Не всплачетъ горькой кто слезой,

Свершивъ такой поступокъ злой.

* * *

Но есть оружіе иное

Враговъ лютйшихъ побждать,

Непобдимое, святое:

‘Любить враговъ и имъ прощать’,

И тмъ заставить ихъ стыдиться

За ихъ поступокъ съ нами злой,

Невольно съ нами примириться

И полюбить, насъ всей душой,

Сознаться въ томъ, что мы высоко

Духовно противъ ихъ стоимъ,

Хотя обижены жестоко,

Но это все прощаемъ имъ.

Заставить ихъ соревновать —

И имъ, чтобъ также поступать.

* * *

Тогда, мы дружно побждаемъ

Всеобщаго врага людей,

И волю Бога исполняемъ

Любовью братскою своей.

Такимъ оружіемъ Спаситель

Державу смерти сокрушилъ,

И насъ Божественный Учитель

Любить другъ-друга научилъ.

Всю сладость чувства утшенья

Кто, кто изъ насъ не ощущалъ,

Въ минуты эти примиренья

Святымъ восторгомъ не пылалъ?

И это чувство далъ намъ Богъ —

Оно небесныхъ благъ залогъ.

* * *

Иной вопросъ, когда войною

Враги отечество громятъ,

Все рушатъ, губятъ предъ собою,

Все, что намъ свято, не щадятъ

И кровь намъ милыхъ проливаютъ:

Отцевъ и женъ, и матерей,

Дтей, мольбамъ ихъ не внимаютъ

Въ свирпой лютости своей.

Тогда нашъ долгъ за нихъ вступиться,

Съ врагомъ неистовымъ сразиться

За вру, родину, царя,

Святой любовью къ нимъ горя,

И кровь свою до капли лить,

Чтобъ милыхъ сердцу защитить.

* * *

Разбойникъ ли придетъ къ намъ тайно,

Чтобъ насъ ограбить и убить —

Его замтивши случайно,

Ударъ его, чтобъ отразить:

Вступить съ нимъ въ смертный бой поспшно,

Свою, семейства жизнь спасать —

Все это честно и безгршно,

Законно въ жизни поступать.

Но межъ друзей изъ-за сомннья

Или пустаго оскорбленья —

На бой другъ-друга вызывать,

Другъ-друга слпо убивать —

Такъ длать: стыдно и гршно

И даже жалко и смшно!…

ГЛАВА IX.

Сентябрь. Погода измнилась:

Все небо тучами покрылось,

Бушуетъ втеръ, дождь идетъ

И сильно въ стекла оконъ бьетъ.

Деревья старыя, качаясь,

Шумятъ въ поблекнувшемъ саду,

Между собой перекликаясь,

Какъ будто ждутъ себ бду.

Всей этой музыки печальной

Всю ночь оркестръ не умолкалъ,

И звуки псни погребальной

Онгинъ слушалъ и вздыхалъ,

Мечтами улетая къ ‘ней’—

И сонъ бжалъ его очей.

* * *

Въ ту ночь, безсонницей страдая,

Онгинъ утромъ долго спалъ,

Проснувшись поздно и звая,

Съ постели медленно онъ всталъ:

Съ больною, слабой головою,

Въ груди съ обычною тоскою,

Взглянулъ разсянно въ окно —

На неб пасмурно, темно.

Онъ былъ въ дурномъ расположеньи,

Вблизи окна на кресло слъ

И въ садъ задумчиво смотрлъ,

Чертя въ своемъ воображеньи,

Куда-бъ ему направить путь,

Гд-бъ могъ душою отдохнуть?

* * *

И въ то же самое мгновенье,

Какъ будто волей Провиднья —

Вдругъ звонъ церковный прозвучалъ,

Онъ въ храмъ къ молитв призывалъ.

Тотъ храмъ въ сосднемъ былъ селеньи,

Старухи Лариной въ имньи,

Въ тотъ день былъ праздникъ храмовой,

На грудь склоняся головой,

Онгинъ, въ думу погруженный,

Какъ будто свыше вдохновленный,

Ршилъ — немедля въ храм быть,

Молитвой душу облегчить.

Одться чтобъ — слугу зоветъ,

Слуга немедленно идетъ.

И вотъ, въ костюмъ одвшись новый,

* * *

Изъ дома выйдти поспшилъ

(Ужъ были лошади готовы).

Онъ въ дрожки слъ и укатилъ.

Пріхалъ. Въ церковь тихо входитъ,

Обдня ужъ давно идетъ,

Онъ быстро взоромъ вкругъ обводитъ —

Усердно молится народъ,

Въ толпу съ трудомъ онъ протснился,

Сталъ къ стнк въ уголъ и молился,

Смиряся сердцемъ и душой —

И взоръ его блеснулъ слезой.

Вдругъ онъ отрадне вздохнулъ

И ту слезу съ лица смахнулъ.

ГЛАВА X.

Вотъ служба кончилась, толпою

Изъ храма хлынулъ вдругъ народъ,

Всхъ сзади тихою стопою

Старуха Ларина идетъ.

Народъ готовъ былъ разступиться

Впередъ, чтобъ барыню пустить,

Но ей не нравилось тсниться,

Другихъ чтобъ тоже не тснить.

Увидвши ее, Евгеній

Поздравить съ праздникомъ спшитъ.

Подходитъ. Та въ изумленьи —

Безъ словъ, въ глаза ему глядитъ,

Съ трудомъ героя узнаетъ

И съ лаской руку подаетъ.

* * *

‘Monieur Онгинъ, вы ли это?

Имю право вамъ пенять:

Возможно-ли ко мн все лто

Ни разу вамъ не побывать?!’

— Pardon, тому была причина:

Я боленъ, видите меня —

Какъ много измнился я!…

— Стыдитесь! въ двадцать лтъ мужчина,

Задумали хворать. Напрасно!

Въ такіе годы жизнь прекрасна,

Здоровыми старайтесь быть —

Вы начинаете лишь жить,

И жизнь вамъ можетъ много дать —

Такъ надо жить, а не хворать!’

* * *

— Merci, не въ нашей это вол —

Избгнуть въ жизни грустной доли,

Кого судьба собой гнететъ,

Тотъ въ жизни вянетъ, не цвтетъ.

— ‘Ужель судьба все виновата?

Напротивъ, часто отъ себя

Бываетъ радостей утрата.’

— Вполн согласенъ съ вами я.

Но есть судьбы опредленье,

Чего нельзя намъ измнять.

— ‘Да, въ этомъ тоже нтъ сомннья,

Но нужно въ жизни различать:

Что намъ назначено судьбой,

Чему и сами мы виной’

* * *

Въ такомъ короткомъ разговор

Они изъ церкви вышли вонъ.

Съ почтеньемъ искреннимъ во взор

Онгинъ, сдлавъ ей поклонъ,

Готовъ былъ съ нею распроститься.

— ‘О, нтъ, нтъ, не пущу васъ я —

Куда теперь вамъ торопиться?

Ко мн, ко мн, душа моя!

Прошу, чмъ Богъ послалъ, къ обду,

Я рада всей душой сосду,

Такой визитъ пріятенъ мн,

Не то — обижусь я вполн.’

Онгинъ что-то возразилъ

И тутъ же просьб уступилъ.

ГЛАВА XI.

И вотъ ужъ онъ, за самоваромъ,

Въ гостинной съ Лариной сидитъ.

Она какъ мать съ сердечнымъ жаромъ

О милыхъ дочкахъ говоритъ:

Какъ счастливы он съ мужьями,

Теперь въ разлук съ ней живутъ,

Довольна какъ она зятьями,

Какъ письма къ ней, подарки шлютъ,

А ужъ за Таничку не знаетъ,

Какъ Бога ей благодарить,

Что просто въ счасть утопаетъ,

Такъ, что нельзя счастливй быть:

Такого мужа Богъ ей далъ,

Чего никто не ожидалъ.

* * *

Онгинъ, въ думу погруженный,

Нахмуря брови, внизъ глядитъ,—

Какъ будто чмъ то оскорбленный,

Хозяйку слушая, молчитъ.

Ему сильнй воспоминанье

Объ ней теперь сдавило грудь,

Сильнй тоска, сильнй страданье…

Онъ радъ бы кончить какъ нибудь

Съ хозяйкой скучную бесду,

Но такъ какъ званъ онъ былъ къ обду,

Неловко было уходить,

То съ ней невольно долженъ быть,

Съ участьемъ поднимать свой взоръ

И слушать скучный разговоръ.

* * *

Онъ, можетъ, долго бъ продолжался,

Когда бъ, тому наперекоръ,

Возокъ въ то время не вкатился

Еще съ гостями къ ней во дворъ.

И вотъ она вдругъ поднялася

И тихой поступью своей

Къ дверямъ параднымъ поплелася —

Встрчать пріхавшихъ гостей.

Потомъ и гости появились:

Вошли, иконамъ помолились —

То дв сосдки старыхъ лтъ.

Пошли здорованье, привтъ,

Все какъ и водится, потомъ

За чай услись вс рядкомъ.

* * *

И льются рчи про погоду,

Уборку хлба, про покосъ,

Винили чуть не всю природу:

Какъ плохи ржи, какъ плохъ овесъ,

Сопрла сна половина,

Не впору встала вдругъ на дворъ

Съ полей голодная скотина,

Во всемъ годъ ныншній раззоръ:

Неслися даже плохо куры,

Цыплята — птухи одни,

Служанки вс — разини, дуры,

Хоть просто всхъ съ двора гони!..

И, вздернувъ кверху носъ, потомъ

Вздыхали, Богъ-всть о чемъ.

* * *

Откинувъ время покрывало,

Сказать бы было что немало

Про типы старыхъ тхъ людей

Давнымъ давно минувшихъ дней,

Съ ихъ прежней жизнію простою,

Съ богатствомъ, скупостью большою,

Съ жеманствомъ важнымъ и смшнымъ,

Когда-то свойственными имъ.

Но это все обыкновенно,

Не интересно и блдно,

Однообразно, неизмнно,

И все описано давно…

Тому прошло ужъ много лтъ.—

Теперь такихъ ужъ типовъ нтъ.

* * *

Но здсь — хозяйка исключенье

Изъ этой касты потому,

Что къ ней коснулось просвщенье —

Она училась кой-чему.

Въ младые годы жизнь въ столицахъ

И чтенье книгъ, и зрлость думъ,

Когда еще была въ двицахъ,

Развили въ ней природный умъ.

Конечно, въ новомъ поколньи

Она отставшая-бъ была,

Но врно то, въ чемъ нтъ сомннья —

Она отъ типовъ тхъ ушла.

Итакъ, почтенныхъ тхъ гостей

Она ученй и умнй.

ГЛАВА XII.

Но гости т пріятны были

Онгину, они собой

Его хозяйк замнили

Своей трескучей болтовней.

И вотъ онъ, быстро съ кресла вставши,

И Лариной поклонъ отдавши,

Въ душ старухъ благодарилъ

И въ залъ тотчасъ же поспшилъ.

Тамъ ходитъ полный вспоминанья,

Пока готовился обдъ,

Какъ вдругъ привлекъ его вниманье —

Татьяны рдкостный портретъ.

Онъ быстро взоръ въ него вперилъ

И весь какъ будто-бы застылъ.

* * *

Художникъ такъ постигъ искусство

(Портретъ настолько вренъ былъ),

Что вс черты, вс мысли, чувства —

Онъ ясно въ немъ изобразилъ.

Она сидла — какъ живая,

Въ роскошномъ плать и цвтахъ,

Камнями, золотомъ блистая

И съ тихой грустію въ очахъ,

(Онгинъ ужъ усплъ добавить)

Какъ будто говоритъ она:

‘Я васъ люблю, къ чему лукавить,—

Но я другому отдана’!..

Онъ будто голосъ тотъ внималъ,

И неподвижный все стоялъ.

* * *

Какъ бы какой волшебной силой

Къ портрету онъ прикованъ былъ,

Смотря на образъ сердцу милый,

Себя и въ жизни все забылъ.

О ней лишь полонъ былъ мечтою,

И врно долго бы мечталъ,

Какъ вдругъ въ то время за собою —

Хозяйки голосъ услыхалъ:

— Вы здсь? любуетесь портретомъ?—

Неподражаемо хорошъ!

Какимъ весь блещетъ яркимъ свтомъ!..

— А какъ похожъ-то, какъ похожъ,

Объ этомъ даже нтъ и словъ!

— Писалъ-то кто? Вдь самъ Брюловъ!..

На радость мн и утшенье

Смотрю день каждый на него,

Смотрю, никакъ не насмотрюся

На образъ милый, дорогой,

И каждый мигъ я къ ней стремлюся

Моею любящей душой.

Мн въ жизни больше нтъ страданья,

Вс, вс сбылись мои желанья,

Мн такъ теперь отрадно жить,

Что не могу счастливй быть.

Такъ много счастья моего,—

Что я боюся за него.

* * *

И въ самый день ея рожденья

Они прислали мн его,

А вотъ еще мн утшенье:

Вотъ комната ея, она,

Любимица уединенья,

Любила здсь сидть одна.

Извстныхъ авторовъ читала,

А иногда она въ альбом —

Прилежно, долго рисовала,

Цвтила красками потомъ.

Здсь въ прежнемъ томъ же все порядк,

Какъ это было и при ней:

Альбомы, книги и тетрадки,

До самыхъ даже мелочей —

Воспоминаніе объ ней,

Я не касаюсь тхъ вещей.

* * *

Здсь тоже каждый день бываю

И какъ она — одна сижу,

На вс предметы т гляжу —

Вблизи ее воображаю,

И жду: вотъ-вотъ она придетъ

И рчь со мною поведетъ.

Вамъ кажется вс это странно,

Что я мечтаю такъ порой?

Но признаюсь вамъ — мн отрадно

Такъ быть обманутой мечтой,

Любовь моя къ ней такъ сильна,

Что каждый мигъ въ мечтахъ она.

* * *

Но съ нами вамъ скучна бесда,

Такъ не хотите-ль до обда —

Здсь въ комнатахъ ея приссть

И что нибудь изъ книгъ прочесть.

Въ альбомы Танички взгляните,

Ея рисунки посмотрите,

Стишки въ нихъ можете писать —

Пускай прочтутъ — она и зять,

Они вдь будущей весною

Меня наврно навстятъ,

Давно не видлись со мною —

Все лто, можетъ прогостятъ.

Она ушла, а онъ сидитъ,

Предъ нимъ альбомъ раскрытъ лежитъ.

ГЛАВА XII.

Поспшно онъ перебираетъ

Его роскошные листы,

На всемъ внимательно читаетъ,

Ея вс чувства и мечты.

Гд карандашъ ея касался,

Водимый нжною рукой,

Во всемъ пылъ сердца вырывался,

Любви подавленной тоской,

На всемъ печать ея страданья

Рисунокъ каждый въ немъ хранитъ,

И о быломъ воспоминанье

И что теперь ей жизнь томитъ,

Все было ясно въ немъ безъ словъ.

Рисунокъ первый былъ таковъ:

* * *

Онъ видитъ сердце предъ собою,

Пронизано насквозь стрлою,

Какъ-бы огнемъ раскалено —

Все кровью облито оно,—

Какъ-бы безжалостной рукою

На землю брошено лежитъ,

Съ подъятой гордо головою

Вблизи его амуръ стоитъ,

Съ улыбкою, безъ сожалнья

На это сердце онъ глядитъ,

(Какимъ-то злобнымъ наслажденьемъ

Лукавый взоръ его горитъ),

Онъ былъ готовъ какъ бы ступить,

Чтобъ это сердце раздавить.

* * *

И много въ томъ альбом было

Рисунковъ разныхъ и стиховъ,

Все въ нихъ такъ грустно и уныло,

Онъ былъ закрыть его готовъ.

Но вдругъ привлекъ его вниманье

Рисунокъ: ‘Два у окна’

Сидитъ въ мечты погружена.

Все выражаетъ въ ней страданье:

Полна тяжелою тоскою,

Склоняся грустно головою,

Она безцльно внизъ глядитъ,

Съ собой какъ будто говоритъ,—

Съ слезами крупными въ глазахъ,

Что ниже значилось въ стихахъ:

* * *

‘Мечты, мечты! Гд ваша сладость?

Надеждъ несбыточныхъ обманъ —

Изчезли вс вы какъ туманъ,

Погибла вчно сердца радость.

Зачмъ такъ суждено судьбою,

Чтобы я встртилася съ нимъ?

Отдаться всей ему душою —

И быть отвергнутою имъ!..

Таить сердечныя желанья.

Томиться горькою тоской

И только знать одни страданья.

И все летть къ нему душой,

И сильно, сильно такъ любить,

Что не могу его забыть’…

* * *

За тмъ еще стихотворенье —

Ея, конечно, сочиненья:

* * *

‘Чуть лишь въ неб зорька

Вспыхнула, зардлась —

Вдругъ все небо тучей

Темною одлось.

* * *

Нтъ, не зорька тучей

Темною закрылась,—

А въ мое сердечко —

Горе заронилось.

* * *

Сердце, мое сердце,

Что съ тобою сталось?!..

И за что такъ рано —

Съ горемъ ты спозналось?

* * *

Уж за толь, что сильно

Вдругъ ты полюбило —

На любовь отвта

Ты не получило?.,.

* * *

Такъ страдай же сердце

Безъ его участья,—

Знать такая доля,

Что не знать мн счастья…

* * *

А дальше слдуетъ романсъ

Въ вечерній знать написанъ часъ.

РОМАНС

Погаснулъ день, чуть-чуть зарею

Еще алетъ небосклонъ,

И мгла ложится надъ землею,

Съ рки чуть слышенъ говоръ волнъ.

По небу тихо пробираясь,

Плыветъ задумчиво луна,

Садъ будто спитъ не колыхаясь,

Царитъ повсюду тишина,

Волшебный часъ очарованныя!

Все дышетъ нгой и живетъ,

Все будитъ страстныя желанья,—

Все къ жизни, радости зоветъ.

Но мой удлъ — одни страданья —

Зачмъ я встртилася съ нимъ?

И не сбылись мои желанья?

Увы! Отвергнута я имъ!’..

ГЛАВА XIV.

Въ наивномъ этомъ сочиненьи

Все ясно видлъ нашъ Евгеній —

Какъ ею онъ любимъ. Потомъ,

Вздохнувши — вдругъ закрылъ альбомъ,

И, тутъ же позванъ былъ къ обду.

Старухи также все опять

Вели болтливую бесду,

На все изволили роптать.

Обдъ окончился, Евгеній

Хозяйку, вставъ, благодарилъ,

Тяжелыхъ полный ощущеній,

Простяся съ ней, домой спшилъ,

Межъ тмъ холодный втеръ вылъ

И мелкій дождикъ моросилъ.

* * *

Въ тотъ день Онгинъ простудился,

Горячькой сильно занемогъ,

Домой какъ только воротился —

Раздлся и въ постелю легъ.

Настала ночь, а онъ, страдая,

Въ огн какъ будто бы горитъ

И, должныхъ мръ не принимая,

Лежитъ, томится и не спитъ.

Слуга и тучный управитель,

Какъ первый въ дом повелитель —

Спшатъ, чтобъ время не терять,

Въ уздъ за докторомъ послать.

Какъ ни была ненастна ночь,

Скорй, чтобъ барину помочь.

Ужъ полночь, свчка догораетъ

И кабинетъ, гд нашъ герой —

Лежитъ съ открытой головой.

Уныло, мрачно освщаетъ.

Служанка старая, сдая,

Больнаго зорко наблюдая,

Одна въ близи его сидитъ,—

Онъ трудно дышетъ и не спитъ.

Она — то пить ему подноситъ,

А то однетъ половчй,

Пройдетъ минута — снова проситъ

Евгеній пить подать скорй,

То вдругъ испуститъ сильный стонъ

И снова такъ же смолкнетъ онъ.

* * *

Сонъ клонитъ старую служанку,

Она невольно головой

Склонилась, сидя, на лежанку.

Все вкругъ объято тишиной,

Ни что тиши не нарушаетъ,

Лишь только слышанъ стукъ часовъ,

Да втеръ грустно завываетъ.

Въ саду, и томный шумъ деревъ.

Но вотъ часы вдругъ зазвонили,

Ударивши двнадцать разъ,

Глухую полночь возвстили,

Онгинъ, не смыкая глазъ,

На двери пристально глядитъ,

Недугъ сильнй его томитъ.

* * *

Кипитъ его воображенье

И, унося въ былые дни,

Картины прошлаго въ мгновенье

Предъ нимъ рисуетъ, и они —

Мгновенно такъ же изчезаютъ

И, убгая въ темну даль,

Сильнй въ немъ чувства пробуждаютъ:

Его тоску, его печаль,

Потомъ какъ бы въ одно сольется

Его видній разныхъ рой,

Надъ нимъ мгновенно пронесется —

Не связной шумною толпой,

Какъ вдругъ наплывъ его всхъ думъ

Прервалъ внезапный сильный шумъ.

ГЛАВА XV.

И двери быстро распахнулись,

Какъ будто вихоремъ рванулись —

Его въ моментъ объялъ испугъ:

Къ нему вбжала быстро вдругъ

Татьяна — блдная, худая,

Глазами дикими сверкая,

Съ большой распущенной косой,

Въ одежд блой и простой,

Обрызганной обильно кровью.

Къ его склоняся изголовью,

Обнявъ его своей рукой,

Въ большомъ отчаяньи съ мольбой,

Сама какъ въ бурю листъ дрожитъ

И задыхаясь говоритъ:

* * *

Евгеній! Милый мой Евгеній!

Мой другъ! Спаси, спаси меня!

Скоре дороги мгновенья,

Или сейчасъ погибну я…

Мой мужъ бжитъ сюда за мною,

Меня ревнуетъ онъ къ теб,

Все, все узналъ онъ стороною,

Какъ письма ты писалъ ко мн,

Что я люблю тебя. Ты знаешь —

Какъ я невинна передъ нимъ,

Какъ ты меня не искушаешь,—

Но я жила какъ должно съ нимъ,

Какъ врная его жена,

Всегда была ему врна.

* * *

А онъ, что сдлалъ вдругъ со мною?

Смотри, смотри!.. Я вся въ крови —

Я жертва жалкая любви,

Но я теперь, мой другъ, съ тобою,

Меня спасешь ты врно — знаю:

Не дашь ему меня убить,

Теб я жизнь мою ввряю,

Съ тобой мы вмст будемъ жить.

Мы убжимъ съ тобой далеко,

И пріютимся гд-нибудь.

И обнаженная высоко

Ея волной вздымалась грудь,

Ея дыханье будто жгло

Его горячее чело.

* * *

Потомъ она, подобно тни,

Не слышно стала на колни,

Его тревожитъ, тормошитъ

И, горько плача, говоритъ:

‘Ты, что же мн не отвчаешь?

Ты видишь — какъ страдаю я?

Зачмъ меня ты не спасаешь?

Ужель не любишь ты меня?

О, какъ несчастна я судьбою!

Ты словъ не слушаешь моихъ,

Когда же такъ, такъ Богъ съ тобой!

Пускай умру у ногъ твоихъ!

Чу! слышишь? слышишь? онъ идетъ,

Сейчасъ, сейчасъ меня убьетъ’!..

* * *

Тутъ вдругъ Татьяны мужъ вбгаетъ,

Все мщеньемъ дышетъ въ старик,

И шпага острая сверкаетъ

Въ его трепещущей рук.

Кричитъ: ‘Ты здсь уже явилась!

Молись и проклята мной будь!’

И шпага острая вонзилась

Въ ея волнующую грудь.

И кровь изъ раны заструилась,

Въ конвульсіяхъ, какъ смерть блдна,

На грудь сраженная склонилась,

И на полъ рухнула она.

А мужъ недвижимо стоитъ —

На трупъ безжалостно глядитъ.

* * *

Межъ тмъ какъ бы въ оцпненьи

Лежитъ недвижимый Евгеній,

Какъ будто былъ безъ рукъ, безъ ногъ

Съ постели встать никакъ не могъ,

Чтобъ въ т ужасныя мгновенья

Собой Татьяну защитить —

И такъ же полный злобы мщенья,

Злодя-мужа поразить.

Его какая-то вдругъ сила

Къ постели крпко придавила,

Онъ даже силился кричать,

Но рта никакъ не могъ разжать.

А грозный мужъ къ нему спшитъ,

И той же шпагою грозитъ.

ГЛАВА XVI.

Уже ненастный день осенній

Въ окно невесело глядитъ,

Когда проснулся вдругъ Евгеній —

Надъ нимъ уздный врачъ стоитъ.

Пошли разспросы у больнаго:

Что? Какъ? Давно ль? Потомъ совтъ:

Чтобы ни сть, ни пить такого,

Что можетъ сдлать сильный вредъ,

Потомъ писаніе рецепта,

Потомъ расплата за визитъ,

Потомъ — въ карманъ юркнула лепта —

И врачъ уйдти скорй спшитъ,

Больной съ поднятой головой-

Махнулъ во слдъ ему рукой

* * *

И грустно такъ воображаетъ:

‘Не принесетъ мн пользы онъ’,

То живо онъ припоминаетъ —

Ужасный этой ночи сонъ,

Свою любимую Татьяну*

И слышитъ онъ ея мольбу,

И видитъ кровь ея и рану,

Послднихъ жизни силъ борьбу.

Какъ нжно, грустно устремляла

Она къ нему молящій взоръ,

Какъ видлъ въ немъ любви укоръ,

Какъ тише, тише все вздыхала —

Потомъ послдній вздохъ и стонъ,

И какъ заснула вчнымъ сномъ…

Все это онъ припоминалъ,

И сильно, сильно заскучалъ.

* * *

И можетъ ли что быть скучне —

Утрату счастья вспоминать?

Съ тмъ вмст быть больнымъ, страдать,

Кому съ днемъ каждымъ все трудне?

Куда ни шло, прошло чье время.

Кто дожилъ до преклонныхъ лтъ,

Влачить то горестное бремя,

Кому пора покинуть свтъ,

Кому ужъ нтъ очарованья,

Кто въ жизни все ужъ потерялъ,

Кому остались лишь страданья,

Для жизни кто совсмъ увялъ —

Кому не нужно ничего,

Какъ лишь покоя одного.

* * *

Но тотъ кто жить лишь начинаетъ,

Кто жаждетъ жить и въ эти дни

Онъ вс ужъ радости теряетъ

И знаетъ горести одн,

Какъ много тяжкихъ испытаній

Придется вынести ему!…

Кто при болзненномъ страданьи

Не годенъ въ жизни ни къ чему,—

Болзнью трудной изнуренный

Онгинъ былъ точь въ точь такой,

Бывъ самъ собой всхъ благъ лишенный —

Разгульной жизнью молодой,

Такою жизнью изнемогъ,

И больше счастливъ быть не могъ.

* * *

Дни шли и эскулапъ уздный

Не разъ больнаго постилъ

И былъ ему лишь тмъ полезный,

Что въ немъ горячку прекратилъ,

Но отъ серьезныхъ въ немъ страданій

Его, какъ вс, не излчилъ,

И вопреки своихъ желаній —

Къ нему визиты прекратилъ.

А дни все длались скучне,

Дождливй, меньше, холодне,

Къ концу ужъ близился октябрь,

Со снгомъ вслдъ спшилъ ноябрь.

Не думавши, Онгинъ вдругъ .

Опять ухалъ въ Петербургь.

ГЛАВА XVII.

Онгинъ очень измнился —

Со всмъ не тотъ, какъ прежде, сталъ,

Когда-бъ онъ въ свтъ такимъ явился —

Его никто бы не узналъ.

Какъ солнцемъ въ жаркій день спаленный,

Въ бездождье, вянетъ юный цвтъ,

Такъ онъ болзнью былъ сраженный —

Слда въ немъ прежней жизни нтъ:

Худой, какъ будто старецъ хилый,

Померкнулъ блескъ его очей,

Всегда задумчивый, унылый —

И нтъ веселыхъ ужъ рчей.

Ужель въ Татьяну такъ влюбленъ,

Что сильно такъ страдаетъ онъ?

* * *

Тотъ, кто красавицъ самыхъ строгихъ

Не разъ собою побждалъ

И часто, посл дней немногихъ,

Какъ Донъ-Жуанъ имъ измнялъ,

Искавъ межъ ними совершенства,

Мечты капризной идеалъ,

Чтобъ знать вполн любви блаженство,

Собой и ими онъ игралъ,

И жилъ, и мыслилъ какъ въ туман,

Дряхля сердцемъ и душой,

Что онъ нашелъ теперь въ Татьян,

Съ ея наивной красотой?

Не потому ли такъ мила,

Что ужъ княгинею была?

* * *

О, нтъ!— ни званьемъ, ни красою,

Ни блескомъ роскоши большой,

Онъ только былъ плненъ одною

Ея возвышенной душой.

Когда предъ нею на колняхъ

Съ мольбой безмолвною стоялъ,

Въ ея очахъ и нжныхъ пеняхъ

Одну любовь ея читалъ,

Любовь, которою когда-то

Онъ первый ею былъ любимъ

И, полюбивши его свято,

Не разлучалась сердцемъ съ нимъ.

Но мужу вмст съ тмъ она

Всегда осталася врна.

* *

И это милое созданье,—

Высокій, чистый идеалъ,—

Ея любовь, ея страданья,

Не оцня, онъ потерялъ,

Въ жару безумныхъ увлеченій,

Въ порывахъ бшеныхъ страстей,

Любви фальшивой въ упоеньи

Утратилъ время лучшихъ дней.

Съ какимъ теперь онъ сожалньемъ

Скорбитъ за прошлое душой

И вспоминаетъ съ отвращеньемъ

Кому онъ жертвовалъ собой?!…

А какъ бы могъ онъ счастливъ быть,

Когда-бъ умлъ ее цнить!.,.

* * *

И вотъ Онгинъ затерялся:

Покинулъ свть, забылъ друзей,

Тоской мучительной терзался,

Любовью пламенной своей.

Одинъ замкнувшись въ кабинет,

Не вызжаетъ никуда —

И что ему теперь въ томъ свт,

Хотя гд слабой иногда

Онъ жилъ надеждою отрадной?

Порой, чтобъ видть предъ собой

Татьяны образъ ненаглядный,

Очей безмолвною мольбой

Ее жестокую молить —

Его чтобъ сердце пощадить.

* * *

Теперь казалось невозможнымъ,

Собой ей вновь надодать:

Съ ея поступкомъ благороднымъ

Ему-ль ее не уважать?

Любя, лишь только сожалнье

Одно въ глазахъ ея читать?

Умноживъ тмъ свои мученья,

Еще чтобъ боле страдать?—

И въ сердц слышалъ онъ отвтъ,

Что для него Татьяны нтъ.

* * *

Съ днемъ каждымъ все сильнй, сильне

Его томитъ любви тоска,

И давитъ сердце тяжеле,

Какъ бы свинцовая доска.

Ни стъ, ни пьетъ и все худетъ,

Слабютъ быстро силы въ немъ,

Онъ весь, примтно, будто тлетъ,

Любви сгораемый огнемъ,

Письмо Татьяны все читаетъ,

И кашель бьетъ его сухой —

И трудно, трудно онъ вздыхаетъ,

Поникши грустно головой…

Слуга о доктор твердитъ,

А онъ не слушаетъ — молчитъ.

* * *

Настанетъ ночь — бушуетъ вьюга,

Крутясь, на улиц шумитъ,

А онъ въ постел отъ недуга,

Въ жару томясь, безъ сна лежитъ

Въ часы тяжелаго страданья,

Когда все въ дом крпко спитъ,

О прошломъ такъ же вспоминанье

Его тревожитъ и казнитъ…

Ни въ чемъ не зная утшенья,

Онъ думаетъ: ‘Зачмъ я жилъ

И слпо такъ безъ сожалнья

Безумно жизнь мою сгубилъ?

Какъ понялъ я ее, цнилъ?

Кому и чмъ полезенъ былъ?’

* * *

‘Какъ червь проползъ земной подъ небомъ,

Пороки длая одни,

Я отличалъ лишь сномъ, обдомъ —

Мои не многіе здсь дни,

Субъектъ эпохи допотопной,

Я только жизнью жилъ животной,

Сгорая пламенемъ страстей

Безумной юности моей.

Калка сердцемъ и душою,

Пренебреженный самъ собой,

Былъ ввергнутъ собственной рукою

Разврата въ омутъ роковой,

И тамъ купаясь, наконецъ,

Я, изнемогъ — живой мертвецъ’.

* * *

‘Пропало все — краса и сила,

Прошла безъ солнышка весна,

Осталась мн одна могила,

И ужъ близка ко мн она’.

Но врилъ онъ, что не напрасно —

Та жизнь Творцомъ ему дана,

Жизнь ‘даръ чудесный, даръ прекрсаный —

Могла-бъ блаженствомъ быть она,

Когда бы…’ Тутъ себ съ упрекомъ

Лицомъ къ подушк онъ прильнетъ,

И слезы горькія потокомъ

Изъ глазъ померкшихъ тайно льетъ,

Онъ ими сердце облегчалъ —

Съ нимъ ихъ никто не раздлялъ.

* * *

Такъ ночь пройдетъ и день свтаетъ,

Онъ къ утру только что заснетъ,

И снова день и ночь страдаетъ —

Такъ время скучное идетъ.

И вотъ отъ этого страданья

Осталась въ немъ его лишь тнь,

Какъ вдругъ проснулось въ немъ желанье,

Въ одинъ сырой туманный день,

Еще съ Татьяной повидаться,

И можетъ быть въ послдній разъ,

Каковъ теперь онъ, показаться

Въ ея лазури томныхъ глазъ:

Хоть сожалнье прочитать —

Потомъ, потомъ ужъ умирать…

* * *

И вотъ спшитъ онъ одваться

И бодрымъ хочетъ показаться,

А самъ едва, едва стоитъ,

И задыхается, дрожитъ.

То вдругъ закашлится въ волненьи,

Зоветъ слугу, кричитъ, бранитъ,

Слуга испуганный въ смятеньи

Ему съ участьемъ говоритъ:

‘Останьтесь! хать невозможно,

Погода слишкомъ ужъ дурна,

Такъ длать вамъ никакъ не должно,

Поздка эта вамъ вредна!…’

Но былъ напрасенъ тотъ совтъ —

‘Карету!’ былъ ему отвтъ.

* * *

Вотъ сборы кончились. Евгеній

Стоитъ безмолвный въ размышленьи,

Надта шуба на плечахъ,

И шапка теплая въ рукахъ,

И снова кашель, кашель съ кровью —

Вотъ онъ, слабя, тихо слъ,

Склонясь дивана къ изголовью,

И будто мертвый поблднлъ:

Сидитъ, совсмъ не шевелится

И дышетъ все труднй, труднй,

Холодный потъ съ лица катится,

И меркнетъ свтъ его очей.

Слуга раздть его спшитъ

И самъ испуганный дрожитъ.

ГЛАВА XVIII.

Дни быстро мчатся чередою,

Татьяна также все грустна,

Судьб покорная душою,

Проводить эти дни она.

И безъ надеждъ, любви страданья,

Въ себ старалась заглушить,

Гнала о прошломъ вспоминанья,

Его желая позабыть.

Супруга стараго ласкаетъ,

Желая счастья видть въ немъ,

Его всю волю исполняетъ,

Ему покорная во всемъ,

Но образъ милый ночь и день,

Ея преслдуетъ какъ тнь.

* * *

Въ борьб съ собой она тнь эту

Могла какъ будто отразить:

Побольше-бъ — силъ, разсудка, свту —

Могла-бъ совсмъ ‘его’ забыть.

Вдругъ неожиданно и тайно

Слуга письмо ей подаетъ.

Она беретъ и машинально

Сургучъ съ письма въ смущеньи рветъ,

Письмо читаетъ, отъ волненья

Дрожитъ, слогъ, руку — узнаетъ,

И градомъ слезы сожалнья —

На строки горестныя льетъ,

Потомъ склонилась головой,

Убита новою тоской.

* * *

И вотъ, что къ ней писалъ Евгеній:

‘Въ предсмертный часъ моихъ мученій,

Я вамъ пишу въ послдній разъ —

Уже мой близокъ смерти часъ:

Не ядъ, не пуля роковая

Мое мн сердце разорветъ,

И день, и ночь собой терзая,

Любовь меня во гробъ ведетъ.

Простите мн все, все чмъ только,

Я могъ васъ въ жизни оскорбить,

Но съ жизнью мн разстаться горько,

Желалъ бы жить я и любить,

Но жить безъ васъ — одно мученье:

На васъ лишь издали смотрть —

Одно въ васъ видть сожалнье,

О, нтъ, ужъ лучше умереть.

Но мой конецъ,— писать нтъ силы:

Довольно, умираю я!…

Прости, прости, о, ангелъ милый!

И помолися за меня’.

* * *

И такъ, Онгина не стало,

Могучей времени рукой

Его, какъ многихъ ужъ, умчало

Въ пространство вчности нмой.

Блаженъ, кто съ полной врой въ Бога

Покинулъ этотъ міръ земной,

Какъ ни былъ здсь онъ гршенъ много,

Тотъ, кто раскаянья слезой

Омылся сердцемъ и душой,

Предъ смертью новой жизнью жилъ

Съ надеждой въ лучшее святою,

И все врагамъ своимъ простилъ,

Съ слезами умеръ на глазахъ,

Съ улыбкой райской на устахъ.

* * *

Обрядъ печальный похоронный

Съ большимъ былъ блескомъ совершенъ,

Былъ храмъ толпой народа полный

Свчами ярко освщенъ.

Украшенъ золотомъ, цвтами,

На пьедестал гробъ стоялъ.

Глубоко съ впалыми глазами

Онгинъ въ гроб томъ лежалъ,

Вкругъ гроба въ новомъ облаченьи

Стоялъ духовныхъ лицъ соборъ,

И стройно плъ со умиленьемъ

Извстныхъ лучшихъ пвчихъ хоръ.

Кадилъ курился иміамъ,

Несясь какъ будто къ небесамъ.

* * *

Въ глубокомъ траур рядами,

Въ рукахъ съ зажженными свчами,

Стояли, какъ одна семья —

Его родные и друзья,

И какъ могли — они молились

Почившаго за упокой,

Но ихъ ничьи не оросились

Глаза горячею слезой,

И при конц ужъ отпванья

Ничьи не слышались рыданья,

Ни тяжкій вздохъ, ни скорбный стонъ,

Какъ будто всмъ не жалокъ онъ…

Одни наслдники при томъ

Грустили будто бы по немъ.

Отпли. Часъ насталъ разстанья.

* * *

Вс къ гробу двинулись толпой

Отдать послдній долгъ прощанья.

Склонялись къ гробу головой,

Устами мертваго касались,

Другіе такъ лишь нагибались,

А кто лишь мысленно предъ нимъ

Не подходя, прощался съ нимъ

На все взирая хладнокровно,

Уже спшили выйти вонъ

И разсуждали преспокойно,

Какъ лтній былъ хорошъ сезонъ,

Какъ весело гулялось имъ —

И скоро такъ разстались съ нимъ.

* * *

Но вотъ тиха, блдна, угрюма

И горя тайнаго полна,

Какъ тнь неслышная, безъ шума,

Къ нему приблизилась ‘она’,

И тихо, тихо наклонилась,

Вперивъ въ него свои глаза,

И мертвецу на ликъ скатилась

Изъ глазъ тхъ крупная слеза.

Потомъ горячими устами

Въ уста холодныя впилась,

Простилась, тихо поднялась,

И также тихими шагами

Она отъ гроба отошла,

То Таня бдная была.

* * *

И вотъ ужъ блой пеленою

Всего закрыли мертвеца,

И не видать его лица.

Владыка старческой рукою,

Обрядъ церковный исполняя,

Прочтя молитву и потомъ

На труп крестъ изображая,

Его посыпалъ онъ пескомъ…

Вотъ плотно крышей гробъ закрыли,

Винтами крпко завинтили,

Владыка гробъ благословилъ

И въ путь — дорогу отпустилъ…

И взяли гробъ тотъ съ двухъ сторонъ

И понесли изъ храма вонъ.

* * *

Потомъ процессія большая,

Для всхъ извстная какая,

Объ ней не стоитъ и писать —

Довольно будетъ то сказать,

Что гробъ въ могилу опустили,

Землею наскоро зарыли —

И вс ушли другъ-другу въ слдъ.

Потомъ роскошный былъ обдъ,

Исправно ли вс и пили

И объ усобшемъ говорили:

‘Какъ рано онъ свой кончилъ вкъ,

А былъ хорошій человкъ’.

‘Ему бы только жить, да жить!’

— Но, знать, тому такъ должно быть!

— А чмъ крестьянъ онъ надлилъ?

— Чмъ? Всхъ на волю отпустилъ!

ГЛАВА ХІХ.

Но что съ Татьяной посл было?

Она попрежнему грустна

Разставшись съ тмъ, что сердцу мило

И тайно плакала она…

Балы, собранья позабыла,

Томяся горькою тоской.

И сердце любящее ныло

Въ груди горячей молодой.

Она замтно похудла…

Хоть геній-врачъ и постигалъ

Чмъ сердце нжное болло,

Но хмуря брови — онъ молчалъ,

И какъ ни былъ въ наук строгъ,

Но сердца вылчить не могъ.

* * *

А старый, добрый мужъ Татьяны? —

Онъ постарлъ и посдлъ,

Но также былъ здоровъ, румяный

И еще больше растолстлъ.

Жену любимую ласкаетъ,

И все, угодно что для ней,

Какъ рабъ покорно исполняетъ

Со всей готовностью своей.

И эти ласки и вниманье

Она умла оцнить,

Тая сердечныя страданья,

И какъ отца его любить,

Умла также уважать,

И ласкамъ — лаской отвчать.

ГЛАВА XX.

Всему для насъ пора и время,

Всему начало и конецъ:

Минуетъ радость, горя — бремя

На сердце ляжетъ какъ свинецъ,

И мы мучительно страдаемъ,

Убиты горькою тоской,

Когда что мило вспоминаемъ,

Навкъ что отнято судьбой,

И это-жъ время измняетъ,

Хоть не совсмъ сердечныхъ ран, —

Оно собою исцляетъ,

А все бываетъ легче намъ:

И мы, мирясь съ своей судьбой

Страдаемъ мене тоской.

* * *

А время быстро пролетало

Въ семейной мирной тишин,

Татьяны будто утихала

Тоска въ сердечной глубин.

Разсудка голосу послушна,

Она въ борьб сама съ собой

Все больше, больше равнодушно —

Съ своей свыкалася судьбой.

Опять себя отдавши свту,

Она какъ будто разцвла:

Порхала быстро по паркету

И мужу радостью была,

Размысливъ: ‘что-жъ о томъ грустить —

Чего ужъ нтъ, чему не быть’?,,.,

* * *

Съ такою истиной святою,

Друзья мои, согласенъ я,

И я страдалъ, гонимъ судьбою,

Любовь терзала и меня,

Но чмъ за все мое страданье

Я ею былъ вознагражденъ?

Лишь о быломъ воспоминанье,

Осталось мн какъ смутный сонъ…

‘А счастье было такъ возможно’,

Я имъ какъ будто обладалъ,

Но поступилъ неосторожно —

И счастье это потерялъ.

Размысливъ: ‘такъ тому и быть’ —

И я ршилъ о томъ забыть.

* * *

Теперь кто-бъ ни былъ ты читатель:

Поэтъ ли, пламенный мечтатель,

Почтенный мужъ или юнецъ,

Ученый-баринъ иль простецъ,

Или прелестное созданье —

Красавица во цвт лтъ, —

Мое къ роману окончанье,

По нраву-ль вамъ оно иль нтъ?

‘Нтъ въ немъ безцвтно содержанье,

Поешь ты горе да страданье,

Нтъ въ мысляхъ, въ слог красоты,

И много много пустоты,

Души больной несвязный бредъ,—

Такой я жду отъ васъ отвтъ…’

* * *

Пусть будетъ такъ безъ возраженья,

Согласенъ съ вами я вполн.

‘Къ чему же въ томъ твое стремленье’?

Вопросъ вы сдлаете мн,

Вопросъ правдивый безъ сомннья —

И я вамъ долженъ отвчать:

Не всмъ данъ даръ высокій пнья,

За чмъ-же — ниже кто — молчать?

Природа вся безъ исключенья

Во всемъ на вс лады поетъ,

Везд ея мы слышимъ пнье,

Подъ звуки псенъ все живетъ…

Она такъ Свыше создана,

И жизнь вся звуками полна.

* * *

Поетъ пвецъ любви весною

Въ зеленой рощ соловей,

Въ морозы лютые зимою

Щебечетъ грустно воробей,

Поетъ ученый, славный геній,

Увнчанъ лаврами пвецъ,

И такъ-же полный вдохновенья

Поетъ безграмотный простецъ.

Кипятъ моря, грохочатъ громы,

Звенятъ ручьи, шумятъ лса —

Все это общій хоръ огромный,

Все это звуки — голоса…

И я даръ неба не таю —

И, какъ умю, такъ пою.

* * *

А ты, избранникъ Провиднья,

Въ комъ даръ высокій пснопнья,

Глашатый истины святой!

О, какъ завиднъ жребій твой,

Когда ты вренъ назначенью,

Послушный Вышнему велнью,

Ему хваленье воздаешь

Тмъ, что безгршно все поешь,

Добро и правду прославляешь,

Безсмертной славой ихъ внчаешь,

Бичуешь зло, изъ бездны тьмы

Выводишь падшіе умы,

И снова ставишь правды въ свтъ,

Спасая ихъ отъ горя, бдъ…

* * *

Въ герояхъ духъ воспламеняешь,

Съ врагами въ битвахъ укрпляешь,

За вру, родину, царя —

Святой любовью къ нимъ горя,

Побды, торжества народа

Предъ свтомъ громко ты поешь,

Во дни, когда придетъ невзгода

Въ терпньи силы намъ даешь,

Счастливымъ высшихъ благъ желаешь —

Быть добрымъ къ братіи меньшой,

Несчастныхъ въ гор утшаешь,

Въ ихъ дол бдственной земной,

Любимый сынъ страны родной —

Ты слитъ съ ней сердцемъ и душой.

* * *

Ты эхо цлаго народа,

На все даешь ему отвтъ,

Ты зеркало, гд вся природа

Видна — и мракъ ея, и свтъ,

Ты лтопись его живая,

И пснь твоя не умолкая,

Какъ быстротечная рка,

Прольется въ дальніе вка, ,

Изъ поколнья въ поколнье

Ея внимая сладкій звукъ,

Придетъ въ восторгъ и умиленье

Временъ позднйшихъ дальній внукъ,

О слав онъ пвца вздохнетъ,

И самъ, ей вторя, запоетъ.

* * *

Теперь къ роману окончанье

Спшу я кончить поскорй,

Но заслужу ль я чье вниманье

Печальной музою моей?

Картины писанныя мною

Такъ грустны, мрачны, что он

Едва ль кого плнятъ собою.

Въ нихъ: видны скорби лишь одн…

Но въ жизни такъ вдь и бываетъ:

Сегодня счастливъ человкъ

И онъ же завтра ужъ страдаетъ,

Потомъ, посмотришь — кончилъ вкъ…

Ужъ потому ль я такъ пою,

Что грустно такъ на жизнь смотрю?!..

* * *

Была пора и я когда-то

На жизнь съ улыбкою смотрлъ,

И врилъ въ счастье жизни свято,

О гор слышать не хотлъ,

И эта жизнь меня плняла,

Когда былъ молодъ, зналъ любовь,

Но все былое миновало —

Я старъ, остыла въ сердц кровь.

‘Меня покинули желанья,

Блаженства призракъ улетлъ’,

Остались мн одни страданья! !

Таковъ тхъ старческій удлъ,

Кто преданъ сердцемъ и душой

* * *

Одной лишь жизни здсь земной.

Но есть въ народ исключенье —

Съ высокой люди есть душой,

Съ могучей силою терпнья,

Они мирятъ себя съ судьбой.

Какія бы она лишенья

Ниспосыла въ жизни имъ,

Съ святою врой въ Провиднье

Довольны жребіемъ своимъ,

Страдая тломъ здсь, душой

Живутъ ужъ жизнью не земной.

Эпилогъ.

Прошло ужъ много лтъ. Евгеній)

Давно въ земл сырой лежитъ,

Любви не вдая мученій,

И шумнымъ свтомъ позабытъ.

А молодое поколнье,

Волнуясь жизнію кипитъ, .

Полно тревогъ и наслажденья —

‘И жить, и чувствовать спшитъ’.

На кладбищ, тснясь семьею,

Кресты надгробные стоять,

Густой обросшіе травою,

Свои могилы сторожатъ,

Гд ивы старыя, березы,

Раскинувши широко снь —

Шумятъ, качаясь въ лтни грозы,

А въ жаркій день манятъ подъ тнь,

Гд вьюга зимнею порою

Бушуя, воетъ, голоситъ,

Покрывъ все блой пеленою,

И вихри снжные крутитъ.

Близъ храма подъ навсомъ ивы

Воздвигнутъ памятникъ красивый,

На камн надпись говоритъ:

‘Здсь прахъ такого-то зарытъ’.

Вечерней лтнею порою ,

Старуха дряхлая съ клюкою,

Тряся сдою головой,

Туда является порой:

Въ глубокій трауръ вся одта,

Согбенная, худа, блдна,

Совсмъ отжившая для свта —

Тамъ долго молится она.

Потомъ, усвшись близъ могилы, .

Потупя въ землю взоръ унылый,

О чемъ-то думая груститъ,

И тихо все кругомъ молчитъ…

Сдой слуга во отдаленьи

Предъ ней почтительно стоитъ,

Въ какомъ-то тоже размышленьи

На барыню свою глядитъ.

Увы! давно старуха эта,

Когда-то прелестью цвла,

Блистала въ высшей сфер свта —

Татьяна жалкая была.

Могилу мужа посщая,

По немъ молитву тамъ творятъ

И о быломъ воспоминая,

Подолгу грустная сидитъ.

То тяжело она вздохнувши,

Какъ бы подавлена тоской,

Поднявши къ небу взоръ потухшій,

Заплачетъ старческой слезой,

И тихо вставши черезъ силу,

Крестясь, еще поклонъ кладетъ,

И постить еще могилу

Другую — медленно идетъ,

Гд камень первому подобный,

Такой же врный стражъ надгробный,

Надъ той могилою стоитъ —

Тамъ прахъ Онгина зарытъ.

Потомъ, едва не задыхаясь,

Слуги на руку опираясь

И въ землю тыкая клюкой,

На грудь склоняся головой,

Едва ужъ двигая ногами,

И какъ-то шамкая губами,

Къ воротамъ кладбища идетъ,

Гд экипажъ ее ужъ ждетъ.

И вскор свжая могила

На кладбищ виднлась том,

Она Татьяну пріютила,

Почившую послднимъ сномъ…

И къ мертвецамъ, въ земл гніющимъ,

Еще прибавился мертвецъ…

Вотъ пунктъ конечный всмъ живущимъ,

Романа нашего конецъ.

Читайте также: