Естественная история человека, Катрфаж Жан-Луи-Арман, Год: 1861

Время на прочтение: 27 минут(ы)

ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЧЕЛОВКА ЕДИНСТВО РОДА ЧЕЛОВЧЕСКАГО 1

1 См. Русск. Встн. No 5.

II.
Видъ.— Разновидность.— Порода.

Примненіе къ изученію человка пріемовъ естественнаго метода и правилъ, принятыхъ для распредленія органическихъ и неорганическихъ тлъ, заставило насъ отдлить его отъ прочей массы творенія и признать его за особую первоначальную группу, за отдльное царство природы. По вс другія группы являются намъ состоящими изъ многочисленныхъ видовъ и представляютъ весьма важныя различія между собою. На этихъ двухъ обстоятельствахъ основаны классификаціи, которыя за точку отправленія, за единицу, принимаютъ видъ. Нкоторыя изъ этихъ единицъ, сближаясь между собою въ совокупности своихъ отличительныхъ признаковъ, образуютъ родъ, то есть элементарную группу всхъ номенклатуръ въ ботаник и въ зоологіи. Соединяя самые близкіе роды, мы составляемъ понятіе о колн (tribu) и, продолжая дале, получаемъ высшія группы, называемыя семействомъ, порядкомъ, классомъ, отдломъ, которыя восходятъ все выше и выше и отличаются одн отъ другихъ все боле и боле рзкими признаками.
Примнимо ли подобное распредленіе къ племенамъ человческимъ? По этому вопросу по крайней мр мы находимъ замчательное согласіе между антропологами. Того ли, другаго ли основнаго ученія они держатся, видятъ ли они въ человк только порядокъ изъ класса млекопитающихъ или особое царство природы, вс они признаютъ, что людей невозможно длить даже на семейства или колна (въ смысл научной номенклатуры). Но полигенисты въ разностяхъ, которыя раздляютъ людей, видятъ столько же видовыхъ признаковъ, и соединяютъ ихъ въ одинъ родъ, число видовъ котораго разнообразится смотря по доброй вол ученыхъ. Моногенисты же съ своей стороны въ этихъ разностяхъ видятъ только признаки породы (race) и сводятъ такимъ образомъ вс группы людей къ одному виду. Поэтому очевидно, что нельзя приступить къ этой столь спорной между двумя школами задач, не разршивъ предварительно другаго вопроса, именно: что разумютъ въ естественной исторіи подъ словами видъ и порода? Безъ сомннія, только ошибочная постановка этого серіознаго вопроса причиной того, что столько натуралистовъ неоспоримо-заслуженныхъ изъ той и другой школы запутали науку сбивчивыми понятіями или важными ошибками.
Посмотримъ сначала, что должно понимать подъ выраженіемъ видъ. Это одно изъ тхъ словъ, которыя мы встрчаемъ во всхъ языкахъ, имющихъ отвлеченные термины. Оно слдовательно передаетъ представленіе общее, ходячее. Это представленіе основано прежде всего на большомъ наружномъ сходств, но уже и въ обыкновенной рчи это представленіе не есть нчто простое. Въ этомъ легко убдиться, когда обратимся напримръ къ какому-нибудь скотоводу изъ числа самыхъ некнижныхъ. Покажите ему двухъ мериносовъ: нисколько не колеблясь, онъ признаетъ этихъ животныхъ принадлежащими къ одному и тому же виду. Поставьте передъ нимъ мериноса обыкновеннаго и одну изъ тхъ овецъ съ блестящею и шелковистою шерстью, которыми обязаны мы г-ну Гро де-Мошану (Graux de Mauchamp), и тотъ же скотоводъ съ неменьшею увренностью отвтитъ вамъ, что это животныя двухъ различныхъ видовъ. Сообщите ему, что оба эти животныя произошли отъ одного отца и отъ одной матери, практическій человкъ задумается, въ его словахъ выразится замшательство, и, если хоть сколько-нибудь извстно ему словоупотребленіе, принятое вообще въ зоотехніи, онъ вамъ скажетъ: ‘мошанъ есть разновидность мериноса’. Этотъ сподручный опытъ доказываетъ намъ, что даже въ обыкновенной рчи, когда дло идетъ о вид, съ идеей о сходств соединяется еще идея о филіаціи, о преемственности, происхожденіи.
Въ самомъ дл, здсь наука лишь съ точностію обозначаетъ то, что предчувствуется народнымъ инстинктомъ. Чтобъ опредлить видъ, она тоже основывается на сходств,но она также, съ первыхъ шаговъ, и даже не давая еще себ яснаго отчета, принимала въ соображеніе и Феномены рожденія, или воспроизведенія. Относительно этого послдняго пункта, она въ наше время высказывается положительне чмъ когда-нибудь. Она окончательно доказала, что рожденіе есть фактъ, стоящій выше силъ физико-химическихъ, сверхъ того, она доказала, что этотъ фактъ опредляется исключительно вліяніемъ жизни и чрезъ посредство какого-нибудь предсуществующаго организма {Изъ этого видно, что мы смотримъ на ученіе о произвольномъ рожденіи (generatio aequivoca) какъ на ученіе, совершенно отвергнутое наукой. Въ самомъ дл, трудно объяснить себ, какъ это ученіе можетъ еще находить себ нсколькихъ сторонниковъ между людьми, нелишенными впрочемъ весьма существенныхъ ученыхъ достоинствъ. Впрочемъ число ихъ быстро уменьшается, и большая часть ихъ, безъ сомннія, повторяютъ возгласъ, который намъ пришлось слышать изъ устъ одного очень даровитаго химика, питавшаго долгое время полную вру въ произвольное размноженіе. ‘Еще одна иллюзія разрушается!’ воскликнулъ онъ посл довольно-долгаго разговора объ опытахъ г. Пастера, столь убдительныхъ. Въ самомъ дл, эти опыты отвчаютъ на послднія придирки, которыя еще можно было сдлать къ нкоторымъ другимъ ученымъ, между прочимъ къ гг. Шванну и Генле. Эти ученые уже производили сравнительные опыты надъ настоями или смсями, изъ которыхъ къ однимъ былъ допускаемъ свободный притокъ чистаго воздуха, а къ другимъ воздухъ пропускался сквозь сильныя кислоты или черезъ трубки докрасна раскаленныя. При этомъ постоянно оказывалось, что въ первыхъ тотчасъ зараждались плсени, инфузоріи, тогда какъ вторыя не представляли никакого слда органическихъ образованій. Шваннъ, Генле и почти вс натуралисты вывели изъ этихъ фактовъ заключеніе, что растенія и животныя низшія, которыя оказываются въ настояхъ, происходятъ изъ зародышей, падающихъ туда изъ воздуха въ вид пыли, но ни въ какомъ случа не отъ реакціи мертвыхъ элементовъ, входящихъ въ составъ настоя или смси. Равнымъ образомъ они допустили, что, для воспрепятствованія появленію плсеней, инфузорій и проч., достаточно разстроить (dsorganiser) эти зародыши или съ помощію теплоты, или какимъ-нибудь другимъ средствомъ. Сторонники произвольнаго размноженія отвчали, что воздухъ, проходя черезъ сильно нагртую трубку или черезъ кислоты, хотя не измняетъ своего состава, но длается неспособнымъ дать жизнь существу органическому, они говорили, что этотъ воздухъ становится недятельными (inactif). Сверхъ того, они отвергали существованіе зародышей, хотя они были усмотрны и описаны, особенно Эренбергомъ. Однакожъ г. Пастеръ, благодаря своимъ искуснымъ снарядамъ, собралъ эти зародыши и посяли ихъ въ настояхъ, погруженныхъ въ атмосферу этого мнимо-недятельнаго воздуха, они тамъ развились вполн. Съ другой стороны, тотъ же самый экспериментаторъ показалъ, что достаточно было бы дать сосуду, заключающему какой-нибудь настой, такую форму, чтобы зародыши не могли доходить до жидкости, и она не будетъ представлять никакихъ слдовъ плсени, даже въ томъ случа, когда будетъ находиться въ непосредственномъ сообщеніи съ обыкновеннымъ воздухомъ. Такимъ образомъ существованіе зародышей, роль, которую они играютъ въ мнимыхъ явленіяхъ произвольнаго рожденія, поставлены были вн всякаго спора для каждаго, кто только ищетъ себ удостовренія въ наблюденіи и опыт. Прибавимъ къ этому, что превосходныя изслдованія г. Бальбіани надъ половымъ воспроизведеніемъ инфузорій подвели и эту группу подъ общій законъ и отняли у сторонниковъ произвольнаго размноженія возможность, въ случа недостатка доказательствъ, защититься невдніемъ объ этомъ предмет, которое еще такъ недавно было общимъ.}. Всякое живое существо всегда происходитъ отъ другаго существа живаго. Такимъ образомъ совокупность органическихъ существъ, разсматриваемая во времени, состоятъ изъ непрерывныхъ рядовъ, и въ этихъ рядахъ нельзя не видть того, что простолюдинъ такъ же, какъ и ученые, назвали видами.
Говоря теоретически, одного существа раждающаго и одного существа рожденнаго могло бы быть достаточно для того чтобы установилось безконечное продолженіе того или другаго изъ такихъ рядовъ. Но мы знаемъ, что на дл происходитъ иначе, предшествующими двумя членами бываетъ по крайней мр двоица, заключая въ себ отца и мать, сына и дочь. Вотъ еще одинъ изъ тхъ результатовъ, которые новйшая наука извлекла изъ кажущагося хаоса прежнихъ наблюденій. {См. объ этомъ вопрос рядъ статей. Les Mtamorphoses et la Gniagen&egrave,se въ Revue des Deux Mondes съ 1 по 15-e апр. 1855. съ 1 по 15 іюня, и 1 іюля 1856 года.} Идея филіаціи, дополняясь такимъ образомъ, опредляется точне. Видовые ряды уже не являются намъ составленными только изъ особей, нтъ, они являются намъ состоящими изъ семей, которыя преемствуютъ одна другой, изъ которыхъ каждая происходитъ отъ одной или двухъ семей, предшествующихъ ей. Итакъ семейство физіологическое есть исходная точка, основная единица вида, точно также какъ видъ, въ свою очередь, есть основная единица цлаго царства. {Г. Исидоръ Жоффруа Сентъ-Илеръ, руководясь разсужденіями, отличающимися отъ изложенныхъ здсь нами, первый пришелъ къ этому заключенію, капитальную важность котораго легко пойметъ читатель. Г. Жоффруа означаетъ физіологическое семейство, о которомъ здсь идетъ рчь, именемъ товарищества (compagnie), чтобъ отличить его отъ семейства естественности, которое составляетъ простую группу классификаціи, и чрезъ это самое всегда боле или мене произвольную.} Эти общія идеи легко будутъ понятны, когда будутъ отнесены къ животнымъ, особенно тмъ, которыя живутъ на глазахъ у человка. Но можетъ-быть иному читателю покажется страннымъ длать отсюда примненіемъ растеніямъ, въ этомъ случа не надобно забывать, что, гд дло касается до функцій воспроизведенія, до отношеній, связывающихъ преемственныя поколнія одни съ другими, тамъ между обоими царствами обнаруживаются сходства, достигающія даже до тожества. Я неоднократно, особенно въ моихъ статьяхъ о превращеніяхъ, указывалъ на множество фактовъ, которые ставятъ этотъ основный результатъ вн всякаго сомннія. У растеній, какъ и у животныхъ, есть мужья и жены, отцы и матери, сыновья и дочери. Только эти связи родства часто бываютъ закрыты расположеніемъ, устройствомъ частей, особенно же аггрегативнымъ состояніемъ растительныхъ организмовъ. Здсь иногда самая особность (индивидуальность) затемняется, и для незнакомаго съ наукой человка становится неуловимою и сомнительною, но наука, какъ мы видли, сумла проникнуть за предлы кажущагося, опредлить особь и распознать ея полъ. А потому ей легко дойдти до физіологическаго семейства и доказать, что оно есть и въ царств растительномъ.
Да позволено будетъ мн остановиться на нкоторыхъ примрахъ, которые дадутъ возможность ясне понять, какъ трудно отдлить идею о филіаціи отъ идеи о вид. Физіологическое семейство можетъ уже составиться изъ четырехъ выше названныхъ нами элементовъ: двухъ родителей и двухъ дтей разныхъ половъ. Нкоторые виды животныхъ, напримръ косуля, осуществляютъ эту типическую группу, но она можетъ также и расширяться до чрезвычайности, и притомъ дти могутъ, или въ теченіи всей жизни, или при извстныхъ фазахъ своего существованія, сдлаться очень мало похожими на своихъ прямыхъ родителей. У тхъ видовъ животныхъ, рожденіе которыхъ представляетъ явленія генеагенезиса, между прочимъ у медузъ, семейство заключаетъ въ себ цлую совокупность генерацій и особей, которыя преемственно слдуютъ одна за другою до тхъ поръ, пока вновь появятся половые аттрибуты съ формами отца и матери. Но промежуточныя особи имютъ чрезвычайно мало сходства, по своей форм и по организаціи, какъ между собою, такъ и съ своими непосредственными родителями. Кто сталъ бы судить только по сходствамъ, тому пришлось бы отнести этихъ особей не только къ очень различнымъ видамъ, но даже къ различнымъ классамъ. Такъ и распредляли въ теченіе вковъ ученые, даже самые спеціяльные, пока наблюденія Саарса, Зибольда и синтезъ Стенструпа не привели ихъ къ боле правильнымъ воззрніямъ. Въ настоящее время вс натуралисты принимаютъ, что волосатая личинка, движущаяся на подобіе инфузорій, гидрообразныя животныя, которыя покрываютъ стволъ и втви полипника, прикрпленнаго къ какой-нибудь скал, разобщенная и вольная медуза, которая ведетъ свою странническую жизнь въ открытомъ океан, — особи одного и того же вида. Но что справедливо относительно медузъ, то еще съ большимъ основаніемъ должно быть признано касательно наскомыхъ вообще. Какого нужно еще меньшаго сходства по наружности, какъ между бабочкой, куколкой и гусеницей? И однакожь эти существа произошли изъ яицъ, снесенныхъ можетъ-быть одною и тою же матерью, и могутъ принадлежать не только къ одному и тому же виду, но даже къ одной семь.
Итакъ понятіе о вид есть понятіе существенно сложное и опирается на двухъ весьма различныхъ соображеніяхъ. Наука не разомъ дошла до этого результата. Въ средніе вка и въ первыя времена возрожденія наукъ, равно какъ и въ древности, люди, положившіе первыя основанія зоологіи или ботаник, не давали себ отчета въ тонъ, что они называли видами. Исидоръ Жоффруа положительно доказалъ, что въ этомъ отношеніи заслуги Аристотеля и Альберта Магнуса преувеличены. Ни тотъ ни другой не могли и подозрвать, чтобы понятіе о вид было задачею, требующею ршенія. Уже только къ концу XVII вка натуралисты стали заниматься этимъ вопросомъ. Важность его впервые была понята Жаномъ Ре (Jean Ray), который въ 1686 году, въ своей Htoria plantarum, отнесъ къ одному виду растенія, имющія общее происхожденіе и размножающіяся сменами, каковы бы ни были ихъ наружныя различія. Но вполн вопросъ этотъ былъ поставленъ только въ 1700 году нашимъ знаменитымъ Турнефоромъ. Въ своихъ Institutiones rei herbariae онъ спрашиваетъ себя: ‘Что должно разумть подъ словомъ видъ?’ Родъ онъ опредлилъ, какъ ‘совокупность растеній, которыя сходны между собою своимъ устройствомъ (structure)’, видомъ онъ называетъ ‘собраніе такихъ растеній, которыя отличаются какимъ-нибудь частнымъ отличительнымъ признакомъ.’ При всей шаткости понятій и выраженій, видно, что эти оба предвстника новйшей науки поставили себя каждый на одну изъ тхъ двухъ точекъ зрнія, о которыхъ мы теперь говорили. Ре понялъ важность Филіаціи, Турнефоръ принималъ въ разчетъ только сходство.
Если объ этихъ ученыхъ судить по терминамъ, въ которыхъ они выразили опредленіе вида, то къ Турнефору можно бы присоединить довольно большое число натуралистовъ, которые рдко заботятся объ изученіи органическихъ отправленій, каковы напримръ энтомологи, орнитологи и палеонтологи. Напротивъ большая часть физіологовъ усвоили себ идеи Рея, они иногда даже преувеличивали ихъ тмъ, что исключали изъ своихъ опредленій всякій намекъ на важность общихъ отличительныхъ признаковъ. {Я самъ, подъ первымъ вліяніемъ открытій, относящихся къ генеагенетическимъ явленіямъ, впалъ въ такое преувеличеніе, но я не замедлилъ возвратиться къ боле-правильнымъ воззрніямъ, и въ 1856 году, въ своемъ курс въ Музе, изложилъ опредленіе, которое читатель найдетъ и въ этой стать.} Въ обоихъ случаяхъ, была собственно ошибка отъ упущенія. Для составленія полнаго понятія о вид, нужно имть въ виду оба элемента. Линней и Бюффонъ понимали это очень хорошо. Правда, первый нигд не далъ виду собственно такъ-называемаго опредленія, но А. Лоранъ де-Жюссь сформулировалъ только его идеи, когда сказалъ: ‘Видъ есть преемство совершенно сходныхъ особей, непрерывно продолжающихся посредствомъ рожденія.’ Что касается до Бюффона, онъ выразился какъ нельзя ясне, по его словамъ, ‘видъ есть не иное что, какъ постоянное преемство сходныхъ я воспроизводящихся особей.’
Опредленія, данныя новйшими натуралистами, близкимъ или отдаленнымъ образомъ, примыкаютъ большею частію къ выше приведеннымъ, ограничусь указаніемъ только главнйшихъ. {Г. Жоффруа собралъ въ своей книг большое число другихъ опредленій вида, и я считаю за лучшее предложить читателю обратиться къ этому сочиненію.} Кювье опредляетъ видъ, какъ ‘собраніе всхъ органическихъ тлъ, рожденныхъ одно отъ другаго или отъ общихъ родителей, а равно и тхъ, которыя сходны съ ними на столько, на сколько они сами между собою сходны.’ По де Кандолю, ‘видъ, есть собраніе всхъ особей, которыя сходны между собою гораздо больше чмъ съ другими, которыя чрезъ взаимное оплодотвореніе могутъ производить другія особи, въ свою очередь плодовитыя, и которыя размножаются такимъ образомъ, что по аналогіи можно считать ихъ происшедшими первоначально отъ одной только особи’. По Бленвилю, ‘видъ есть особь, повторенная во времени и въ пространств’. Фогтъ разсматриваетъ видъ, какъ результатъ ‘соединенія всхъ особей, которыя ведутъ свое происхожденіе отъ однихъ и тхъ же родителей, и которыя снова становятся, въ самихъ себ или въ своихъ нисходящихъ потомкахъ, подобными своимъ первымъ прародителямъ.’ {Этотъ естествоиспытатель, очевидно, длаетъ здсь намекъ на явленія генеагенезиса.}
Эти опредленія и многія другія, которыя можно бы было еще привести, имютъ то между собою общаго, что сходство недлимыхъ одного и того же вида утверждается въ нихъ безъ всякаго ограниченія. Прочія представляютъ боле или мене ясныя оговорки по этому пункту. Такъ, по Ламарку, ‘видъ есть собраніе сходныхъ особей, которыя непрерывно продолжаясь посредствомъ размноженія, сохраняютъ одинаковое состояніе дотол, докол обстоятельства ихъ положенія не измнятся достаточно, для того чтобы перемнить ихъ привычки, характеръ и форму.’ Исидоръ Жоффруа опредляетъ видъ, какъ ‘собраніе или послдовательный рядъ особей, отмченныхъ совокупностью отличительныхъ признаковъ, передача которыхъ, при существующемъ порядк вещей, естественна, правильна и неограниченна’. Наконецъ по Шеврлю, ‘видъ содержитъ въ себ вс недлимыя, происшедшія отъ одного отца и одной матери: эти недлимыя наиболе сходны съ ними, сравнительно недлимыми другихъ видовъ, такимъ образомъ они отличены сходствомъ извстной совокупности взаимныхъ отношеній, существующихъ между одноименными органами, различія же, которыя находятся вн этихъ отношеній, составляютъ разности или разновидности вообще.’
Названные нами естествоиспытатели безспорно принадлежатъ къ такимъ, которые, въ разныхъ отношеніяхъ, пользуются и заслуженнымъ авторитетомъ. Они разрабатываютъ различныя отрасли естественной исторіи и принадлежатъ къ школамъ, которыя иногда веди даже слишкомъ энергическія войны одна противъ другой. И однако видимъ, что понятія, составленныя ими о вид, въ основ своей весьма сходствуютъ между собой. Легкія различія, представляющіяся въ этихъ опредленіяхъ, относятся только къ одному пункту, правда весьма важному, на который намъ и слдуетъ здсь указать. Возвратимся къ Линнею и Бюффону. Серіозно приступивъ къ изученію вида и связавъ съ нимъ понятіе происхожденія, оба они пришли къ слдующимъ важнымъ вопросамъ: остаются ли навсегда особи, совокупность которыхъ есть видъ, сходны между собой и съ своими первыми родителями? Или же он могутъ принять черты, до такой степени отдаляющія ихъ другъ отъ друга, что натуралистъ уже не можетъ признать въ нихъ родственности? Было ли число видовъ отъ начала неподвижно, и если оно можетъ уменьшаться вслдствіе прекращенія нкоторыхъ, изъ нихъ то можетъ ли оно, въ замнъ этому, и увеличиваться отъ тхъ измненій, которыя испытываются особями и которыя послужили бы началомъ для новыхъ видовъ? Другими словами: остается ли видъ неподвижнымъ, или подверженъ измненію?
Г. Исидоръ Жоффруа, цитатами изъ сочиненій Линнея и Бюффона, очень хорошо доказалъ, что эти великіе законодатели естественныхъ наукъ одинаково колебались, стараясь ршить эту трудную проблему, и что оба высказывали сперва такое, потомъ другое, противоположное ученіе. Сперва, и почти въ продолженіе всей своей жизни, Линней утверждаетъ неподвижность, неизмнность вида. Опираясь на Библію, онъ объявляетъ, что отъ подобнаго всегда рождается подобное и что новаго вида не бываетъ вовсе. Позже, увлеченный смшеніемъ истинныхъ данныхъ съ неточными понятіями, онъ придаетъ измняемости вида значеніе слишкомъ обширное. Онъ допускаетъ, что вс виды, принадлежащіе къ одному и тому же роду растеній, происходятъ въ начал отъ одного вида, и результатъ разнообразія достигается природою, по его мннію, исключительно почти посредствомъ перекрещиванья, помси. По этой гипотез, огромное большинство растеній имло бы свое начало какъ бы только изъ вторыхъ рукъ, и новые виды могли бы ежедневно появляться передъ нашими глазами.
Бюффонъ, подобно Линнею, сначала врилъ въ безусловную неподвижность вида и представлялъ себ, что природа напечатлваетъ на каждомъ вид неизмняемыя отличительныя черты. Позже, онъ принялъ противоположный взглядъ, и допустилъ въ каждомъ семейств, объ руку съ частными измненіями, производящими простыя разновидности, древнйшее незапамятное вырожденіе, преобразовавшее самые виды. Здсь онъ уже сошелся съ своимъ славнымъ соперникомъ, по крайней мр въ признаніи общаго факта, но Бюффонъ причинами перемны, измняемости и вырожденія признавалъ температуру климата, качество пищи, а для домашнихъ животныхъ еще — силу порабощенія. Это значило, на мсто Линнеевой теоріи помсей, поставить ученіе о дйствіяхъ среды, о вліяніи производимомъ условіями существованія. Впрочемъ, изслдовавъ, такъ сказать, дв крайнія гипотезы — о безусловнемъ постоянств и о безпредльной почти измняемости вида, Бюффонъ собственными трудами приведенъ былъ къ среднему ученію, прямо высказанному въ его послднихъ сочиненіяхъ. ‘Отпечаткомъ для каждаго вида, писалъ онъ тогда, служитъ типъ, главные признаки котораго отмчены неизгладимыми и навсегда остающимися чертами, но вс’привходящіе штрихи измняются’. Впрочемъ среда осталась у него причиной этихъ измненій. Таково окончательное ученіе Бюффона, его можно назвать учеDigitized by Google
88
РУССКІЙ встникъ.
ніемъ объ ограниченной измняемости вида, оно же и заключаетъ въ себ истину.
Мннія, которыя были послдовательно принимаемы Линнеемъ и Бюффономъ, послужили исходною точкой многимъ уче* ніямъ, дошедшимъ даже до нашихъ временъ. Кювье и вся поломсителная школа, признающая его своимъ главой, объявили себя за устойчивость вида. Бленвиль, который обыкновенно ничего повидимому такъ не боялся какъ быть одного мннія съ Кювье, на этотъ разъ сходится съ нимъ, и идетъ еще дальше. По его словамъ, ‘постоянство видовъ есть условіе, необходимое для существованія науки’. Напротивъ того, философская школа усвоила вообще мнніе о безграничной измняемости. По Ламарку, ‘природа представляетъ только недлимыхъ, преемствующихъ одно другому посредствомъ рожденія и происходящихъ одно отъ другаго. Виды въ нихъ суть явленія лишь относительныя, и бываютъ только временно’. Онъ, а за нимъ и большая часть его учениковъ, допускали преобразованіе видовъ и образованіе новыхъ. Сверхъ того, причинами этихъ явленій онъ признавалъ стремленіе удовлетворять извстнымъ потребностямъ, дйствіямъ, привычкамъ, то-есть такъ сказать, актамъ произвольнымъ. Такимъ образомъ, причина измненія приписывалась здсь самому недлимому, по крайней мр когда дло шло о животныхъ.
Нердко старались поставить въ связи съ ученіемъ Ламарка ученіе ЖбФФруа Сентъ-Илера. На нашъ взглядъ это сближеніе совершенно ошибочно. При всей стремительной пылкости своего генія, Жоффруа, о чемъ слишкомъ часто забываютъ, всегда основывается на опытахъ и наблюденіяхъ. Ламаркъ хотлъ дойдти до происхожденія вещей, Жоффруа очевидно чувствовалъ, что когда ставить вопросъ о вид такимъ образомъ, тогда онъ ускользаетъ отъ сказанныхъ двухъ орудій всякаго серіоэнаго научнаго изслдованія. Поэтому, Жоффруа и не затрогивалъ его съ этой точки зрнія. Правда, онъ объявилъ себя сторонникомъ измняемости, но объявилъ въ томъ же смысл, какъ и Бюффонъ, соглашаясь съ нимъ, какъ относительно самаго явленія, такъ и относительно его причинъ. Жоффруа неоднократно отвергаетъ идею непрерывныхъ и безграничныхъ измненій. По его мннію, видъ неподвиженъ, пока окружающая среда остается та же, видъ измняется только тогда, когда измняется среда, и притомъ по мр этихъ измненій. Видоизмняющее дйствіе приходитъ извн и производитъ вліяніе на живое существо, а въ этомъ послднемъ происходятъ только воздйствіе. Точно таковъ же и взглядъ Бюффона. Изъ этого мы видимъ, что г. Исидоръ Жоффруа основательно выразился, сказавъ: ‘Если Жоффруа СентъВлеръ въ хронологической ь порядк есть преемникъ Ламарка, то въ порядк философскомъ онъ скоре долженъ быть почитаемъ преемникомъ Бюффона, съ которымъ онъ дйствительно сближается во всемъ, въ чемъ отдляется отъ Ламарка.’
Еслибы Жоффруа Сентъ-Илеръ ограничился разборомъ ученій, принадлежащихъ его предшественникамъ, развитіемъ лучшихъ изъ нихъ, то Французская академія наукъ не была бы свидтельницею этихъ торжественныхъ и въ то же время горячихъ споровъ, воспоминаніе о которыхъ еще живо у всхъ естествоиспытателей, но онъ, сверхъ того, съ обыкновенною своею смлостью, взялся за проблему совершенно новую, которую начинали серіозно вызывать, которую съ каждымъ днемъ боле и боле настоятельно вызываютъ палеонтологическія открытія. Вслдствіе глубокихъ изслдованій о семейств крокодиловыхъ, онъ былъ сильно пораженъ сходствами, которыя оказываются у извстныхъ ископаемыхъ съ видами нын живущими. Онъ задалъ себ вопросъ: не могли ли послдніе быть потомками первыхъ, въ прямой нисходящей линіи, а различія несомннно дознанныя между этими представителями двухъ Фаунъ, принадлежащихъ къ различнымъ геологическимъ эпохамъ, не должны ли быть приписаны перемнамъ, происшедшимъ въ условіяхъ существованія, въ окружающей сред? Посл, онъ обобщилъ этотъ вопросъ, и не принимая на себя вполн ршить его, съ жаромъ ухватился за основанія, которыя говорятъ въ пользу утвердительнаго отвта. Кювье формально объявилъ себя на сторон отрицательнаго отвта. Авторъ Mmoires sur les оssemens fossiles увидлъ себя аттакованнымъ на той территоріи, гд онъ до сихъ поръ былъ полнымъ господиномъ, онъ долженъ былъ защищаться, и такимъ образомъ поднялись великія пренія, продолжающіяся, можно сказать, и до нашего времени. Съ одной стороны, въ недавно появившейся и замчательной во многихъ отношеніяхъ книг, англійскій натуралистъ г. Дарвинъ, пытается объяснить происхожденіе множественности видовъ животнаго и растительнаго царства. Онъ производитъ ихъ вс отъ одного первоначальнаго первообраза, видоизмненнаго и преобразованнаго послдовательно на тысячу ладовъ, вслдствіе вншнихъ вліяній и условій существованія, онъ, повидимому, связываетъ эти перемны преимущественно съ явленіями геологическими. Такимъ образомъ, Дарвинъ въ своей теоріи слилъ вмст идеи Ламарка объ измняемости видовъ и идеи Бюффона о причинахъ ихъ измненій, давая вмст съ тмъ своей теоріи такія приложенія, которыя напоминаютъ собою ученія Жоффруа. Впрочемъ англійскій натуралистъ, и въ тхъ и въ другихъ воззрніяхъ, зашелъ дальше всего того, что допускали его французскіе предшественники. Съ другой стороны, г. Годронъ, профессоръ въ Нанси, обнародовалъ превосходное сочиненіе, исключительно посвященное вопросу о вид, онъ высказывается самымъ ршительнымъ образомъ въ смысл неизмняемости. Въ томъ, что касается до видовъ живущихъ, онъ идетъ столь же далеко, какъ Бленвиль, не вполн однако становясь на одну съ нимъ почву, и ршаетъ палеонтологическій вопросъ въ слдующихъ выраженіяхъ: ‘перевороты земнаго шара не могли измнить типовъ первоначально сотворенныхъ, виды сохраняли свою устойчивость до тхъ поръ, пока новыя условія сдлали невозможнымъ ихъ существованіе: тогда они исчезли, а не измнились’.
Конечно, такія безусловныя заключенія, въ томъ или въ другомъ смысл, преждевременны. Мы еще не имемъ данныхъ, необходимыхъ для ршенія задачи, постановленной Жоффруа Сентъ-Илеромъ. Опытъ и наблюденіе доставляютъ намъ факты, достаточные для того чтобы взяться за вопросъ о вид, разсматриваемомъ въ ныншній геологическій періодъ, но ни опытъ ни наблюденіе не даютъ намъ почти ничего, когда мы хотимъ восходить къ временамъ предшествующимъ. Здсь почти всегда нужно отказываться отъ научной достоврности, даже отъ научной вроятности, а довольствоваться однми возможностями. Но каждый знаетъ, какъ велико разстояніе, отдляющее возможное отъ дйствительнаго, никто не иметъ права заключать отъ перваго ко второму. Это самое и выразилъ весьма откровенно г. Шеврель въ своемъ превосходномъ донесеніи объ Ампелографіи графа Одара. Высказавшись формально за постоянство типовъ, составляющихъ виды, при вліяніи нын дйствующихъ условій, этотъ ученый прибавляетъ: ‘Если мнніе объ измняемости видовъ, при обстоятельствахъ отличныхъ отъ тхъ, въ которыхъ мы живемъ, не нелпо въ нашихъ глазахъ, то допускать ее на дл съ цлію длать отсюда выводы, значитъ удаляться отъ опытнаго метода, который никогда не дозволитъ возводить простую догадку на степень начала.’ При современномъ состояніи нашихъ познаній, таковы и наши ршительныя убжденія относительно этого вопроса. Поэтому, наши изысканія будутъ относиться исключительно къ ближайшимъ отъ насъ геологическимъ временамъ. Здсь только встртимъ мы факты, совершающіеся предъ нашими глазами, результаты вковыхъ опытовъ, дйствительно удобные для сравненія, изъ нихъ мы и будемъ въ состояніи длать наши заключенія съ полнымъ знаніемъ. Впрочемъ, оставаясь такимъ образомъ на почв положительной науки, мы не думаемъ нисколько порицать чрезмрно тхъ, которые шли, или которые досел еще идутъ дале этого. Подобныя смлыя умозрнія имютъ также свою цну: они иногда открываютъ новые пути и чрезъ то приготовляютъ будущее, но чтобы он дйствительно приносили пользу, чтобы он не вводили насъ въ заблужденіе, нужно принимать ихъ за то, что они есть, и не принимать ихъ прежде времени за истины доказанныя.
Таковы общія воззрнія относительно вида, высказанныя до сихъ поръ главными авторитетами въ наук, но недовольно ограничиться однимъ бглымъ изложеніемъ ихъ: слдуетъ здсь указать еще одинъ фактъ, весьма достойный вниманія. Можно было замтить, что различныя школы естествоиспытателей разнятся иногда значительно въ теоріи, но тмъ не мене интересно было видть, что на практик они поступаютъ такъ, какъ будто ихъ начала совершенно тожественны. Какъ скоро послдователи Ламарка покидаютъ область общихъ умозрній, чтобы перейдти къ приложеніямъ, они нисколько не отличаются отъ учениковъ Кювье, и на оборотъ. Дйствуя такимъ образомъ, они впрочемъ только подражаютъ самимъ главамъ естественно-историческихъ школъ. Ламаркъ, бывъ приверженцемъ безграничной измняемости, тмъ не мене посвятилъ большую часть своей жизни на труды по распредленію видовъ, за что и пріобрлъ названіе, правда преувеличенное, французскаго Линнея. Кювье, который такъ громко провозглашалъ неизмняемость, призналъ тмъ не мене весьма различныя породы во многихъ видахъ животныхъ, и еще пошелъ гораздо дальше, допустивъ, что различные виды могутъ содйствовать къ образованію смшанной породы. Бленвиль также никогда не сомнвался относить животныхъ, очень мало сходныхъ между собою по наружности, къ одному историческому типу. Итакъ, побуждаемыя очевидностью, об крайнія школы на дл приводятся къ нкоторой средин каждый разъ, какъ только подвергнутъ свои безусловныя теоріи поврк дйствительности. Уже одинъ этотъ результатъ не говоритъ ли громко за то, что истина ни на той, ни на другой сторон, и что ее можно найдти только у людей, которые, вмст съ Бюффономъ, допускаютъ измняемость ограниченную?
Я, не колеблясь, становлюсь подъ знамя этого великаго учителя. По моему мннію, видъ есть нчто первоначальное, основное. Родившись и развившись при тожественныхъ условіяхъ, вс представители какого-нибудь вида, животнаго или растительнаго, были бы въ строгомъ смысл сходны между собою, но ни въ томъ ни въ другомъ царств это условіе почти не выполнимо. Весьма различныя вліянія среды безпрестанно видоизмняли и видоизмняютъ первые типы, привходитъ наслдственность, и частію поддерживаетъ, частію умножаетъ или усиливаетъ эти видоизмненія. Такимъ образомъ получаютъ свое начало разновидности и породы. Предлы измненій, которыя происходятъ отъ этихъ различныхъ вліяній, еще не опредлены, но, тщательно приглядываясь, можемъ открыть съ достоврностію, что они иногда бываютъ замчательно обширны. Во всякомъ случа, новыхъ видовъ при этомъ не образуется, и родственность существъ, происшедшихъ отъ одного видоваго типа, всегда можетъ быть дознана путемъ опыта, каковы бы ни были различія, ихъ отдляющія. Поэтому, думаю, виду можно дать слдующее опредленіе: ‘видъ есть совокупность боле или мене сходныхъ между собою особей, которыя произошли или могутъ быть признаны происшедшими отъ одной первоначальной пары, чрезъ непрерывное преемство семействъ.’ {За исключеніемъ послдняго члена фразы, которымъ понятіе о семейств опредляется съ большею противъ прежняго точностью, опредленіе это — то же самое, какое высказано было мною въ Музе, въ 1856, и повторено посл въ Revue des Deux Mondes. (Histoire naturelle de l’homme.— Du Croisement des Races humaines, livraison du 1 mars 1857.)} Это опредленіе основывается на данныхъ, изложенныхъ выше, и на предшествующихъ общихъ положеніяхъ. Эти положенія будутъ развиты, и точность ихъ будетъ доказана въ продолженіи этого труда. Начнемъ съ того, что изслдуемъ съ нкоторыми подробностями вопросъ о неподвижности и измняемости вида. Самое это разсмотрніе приведетъ насъ къ новымъ понятіямъ.
Когда геніяльные люди, современные другъ другу, и слдовательно располагающіе одними и тми же элементами убжденія, колеблются между двумя ученіями, когда замчательные умы доходятъ, каждый въ своемъ направленіи, до очевидныхъ преувеличеній, можно быть уврену напередъ, что разбираемый вопросъ представляетъ серіозныя трудности. Таковъ именно вопросъ о неподвижности и измняемости вида. И положительный и отрицательный отвтъ могутъ равно опираться на точныхъ наблюденіяхъ и опытахъ, заимствуемыхъ какъ изъ исторіи растеній, такъ и изъ исторіи животныхъ, когда же обратимся къ изслдованію причинъ, мы найдемъ что нкоторыя изъ нихъ дйствуютъ поочередно въ обоихъ смыслахъ. Разсмотримъ сначала главныя-основанія въ пользу неподвижности вида.
Оставимъ въ сторон факты, приводимые множествомъ ботаниковъ, и доказывающіе неизмняемость растительныхъ видовъ въ теченіи двухъ или трехъ вковъ, перейдемъ прямо къ первымъ историческимъ временамъ. Египетскія подземелья доставляютъ намъ совершенно точныя данныя о растительности этихъ отдаленныхъ эпохъ. Тамъ отыскали множество растеній, которыя досел произрастаютъ въ окрестностяхъ, и сравненіе образчиковъ, собранныхъ въ этихъ древнихъ гробницахъ, съ растеніями нын живущими, доказало, что не только собственно такъ-называемые виды, но даже извстныя породы не измнились съ эпохи первыхъ фараоновъ. Это тождество отличительныхъ свойствъ породъ подтвердилось даже особенно рзкимъ образомъ въ слдующемъ случа. Путешественникъ Генникенъ нашелъ въ Верхнемъ Египт въ гробницахъ, относящихся къ самой отдаленной эпох, хлбы. Эти хлбы были препровождены къ знаменитому ботанику Роберту Брауну, и тотъ извлекъ изъ ихъ тста ячменныя чешуйки, въ совершенной цлости. {Чешуйкою (glume или bale) называютъ наружную оболочку цвтка злаковъ.} Тщательно изслдовавъ, онъ усмотрлъ при ихъ основаніи зачатокъ такого органа, который въ чешуйкахъ нашего ячменя не указывался, можетъ-быть, онъ уже готовъ былъ видть предъ собою доказательство измняемости въ цвточныхъ оболочкахъ, но новое изслдованіе открыло для него и въ нашихъ ячменяхъ этотъ же самый основной органъ. Итакъ, внимательное изученіе этихъ остатковъ растенія, изглоданнаго пятью или шестью тысячами лтъ, открыло существованіе признака, который столь мало выдается, что могъ ускользнуть отъ лупы множества ботаниковъ, и который тмъ не мене сохранился безъ перемны въ продолженіи столь длиннаго ряда вковъ.
Между растительными видами, нын существующими, есть нкоторые, представляющіе любопытную поврку этого вывода. Извстно, что число лтъ въ двудольныхъ деревьяхъ узнается по числу концентрическихъ слоевъ, изъ которыхъ состоитъ ихъ стволъ. Даже между нашими европейскими деревьями попадаются такія, начало которыхъ по подобному счету можно возвести къ весьма отдаленной эпох. На одномъ тисовомъ дерев, котораго обводъ былъ только около 1 метра и 50 центиметровъ, насчитали такихъ слоевъ 280. Но тисовое дерево изъ Фульбека, въ департамент Эры, въ 1822 году имло 6 метровъ и 80 центиметровъ въ окружности, а такое же дерево въ Фортингалл, въ Шотландіи, достигаетъ, говорятъ, почти 16 метровъ въ объем. Отсюда Делоншанъ длаетъ выводъ, что, если условія развитія для этихъ различныхъ деревьевъ были одни и т же, то Фульбекскій тисъ прожилъ отъ одиннадцати до двнадцати столтій, а Фортингалльскій свыше трехъ тысячъ лтъ. Дубъ, свойственный нашимъ лсамъ, ведетъ къ такимъ же вычисленіямъ: онъ растетъ весьма медленно, и въ теченіи столтія иногда достигаетъ не боле 35 центиметровъ въ діаметр. Посл этихъ лтъ возрастаніе его идетъ еще медленне, и однакожъ указываютъ дубы около 4-хъ метровъ въ діаметр. Если судить о ихъ возраст по ихъ толщин, говоритъ тотъ же Делоншанъ, то имъ можно бы дать больше двнадцати вковъ.
Что касается до экзотическихъ деревьевъ, то они позволяютъ восходить до эпохъ еще боле отдаленныхъ. Адансонъ измрялъ на Зеленомъ Мыс одинъ баобабъ, котораго стволъ имлъ 22 метра въ окружности, сравнивая его съ боле молодыми особями, которыхъ возрастъ можно было опредлить, Адансонъ пришелъ къ заключенію, что этотъ гигантъ, повидимому, прожилъ боле пяти тысячъ лтъ. Голбери наблюдалъ другаго представителя изъ того же вида, который еще чудовищне: этотъ достигалъ 34-хъ метровъ въ объем, слдовательно, поэтому, онъ долженъ быть, по всей вроятности, старше предыдущаго. Наконецъ, видъ колоссальной сосны, недавно открытый въ Калифорніи, гигантская Sequoia, достигаетъ иногда до 100 метровъ высоты, а толщиною, говорятъ, бываетъ въ 10 метровъ. Считали концентрическіе слои одного изъ такихъ громадныхъ стволовъ, ихъ нашли больше шести тысячъ. Слдовательно, это дерево было современно первымъ египетскимъ династіямъ. И что же? вс эти ветераны современной флоры совершенно сходны, за исключеніемъ размровъ, съ боле юными деревьями того же вида, которыя окружаютъ ихъ и которыя отдлены отъ нихъ тысячами поколній.
Вс приведенные примры взяты изъ ныншняго геологическаго періода. Но мы можемъ на этотъ разъ идти дале того предла, предъ которымъ въ другихъ случаяхъ принуждены будемъ обыкновенно останавливаться, мы можемъ отнестись за указаніями къ той отдаленной эпох, въ которую совершилось послднее общее явленіе, оставившее слды на вашемъ земномъ шар. Счищая дилювіяльные пески, вызывала къ жизни закопанныя смена, которыя сохранили свои прозябательныя свойства въ теченіи неопредленнаго числа вковъ, но наврное гораздо большаго чмъ періодъ времени, отдляющій насъ отъ египетской цивилизаціи, даже при самой зар ея. Смена эти произрасли, и особи, изъ нихъ происшедшія, оказались совершенно сходны съ тми, которыя выросли въ условіяхъ обыкновенныхъ. {Этотъ замчательный фактъ былъ наблюдаемъ г-мъ Мишале въ окрестностяхъ города Доля. Растеніе, которое такимъ образомъ вновь появилось, есть Galium anglicum, оно, едва извстное прежде въ той мстности, начало покрывать собою дилювіальные пески по мр того, какъ рабочіе разрывали лопатами слои, остававшіеся до того времени совсмъ нетронутыми.}
Изученіе животныхъ представляетъ намъ факты, совершенно равносильные тмъ, которые открываются изъ изслдованія надъ видами растительными. Здсь мы тоже обратимся пряно къ Египту. Живописныя изображенія, которыми покрыты стны египетскихъ подземелій, доставляютъ очень много элементовъ, способныхъ разъяснить нашъ вопросъ. Эти изображенія представляютъ намъ множество видовъ и породъ животныхъ, написанныхъ съ удивительною врностію. Эти подземелья какъ бы кабинеты естественной исторіи, въ которыхъ удивительнымъ образомъ сохранены представители фауны, современной фараонамъ. Новйшими розысканіями вполн подтвердились выводы, извлеченные Жоффруа Сентъ-Илеромъ изъ своихъ продолжительныхъ изслдованій въ гробницахъ ивскихъ, выводы, которые Ласепедъ вкратц изложилъ, въ своемъ славномъ донесеніи, слдующимъ образомъ: ‘Изъ этой части собранія, составленнаго гражданиномъ Жоффруа, видно, что эти животныя совершенно сходны съ ныншними’.
Благодаря сопротивленію, которое скелетъ и раковины оказываютъ вліянію времени, отъ животныхъ, въ большемъ количеств чмъ отъ растеній, уцлли въ четвертичныхъ пластахъ остатки, доступные къ изученію и распознаванію. Костяныя брекчіи, пещеры, загроможденныя костями (такъ-называемыя каверны), равно какъ пески и аллювіальные пласты, сохранили большое число видовъ, которые палеонтологія сумла различить и сравнить съ видами существующими. Результаты этого сличенія весьма важны. Въ замчательномъ труд своемъ о кавернахъ, г. Денуайе вкратц изложилъ вс главные факты, какіе были собраны касательно млекопитающихъ, современныхъ эпох, о которой говоримъ. Виды ихъ очень многочисленны и естественно раздляются на три группы. Къ первому отдлу относятся т виды, которые своими признаками ясно отличаются отъ ныншнихъ видовъ, и которые слдовательно исчезли или же, вслдствіе геологическихъ переворотовъ, измнились такъ, что нельзя узнать ихъ. Ко второму отдлу принадлежатъ виды, находящіеся и въ ныншней фаун, но живущіе въ настоящее время только въ странахъ, боле или мене отдаленныхъ оттуда, гд найдены ископаемые ихъ остатки, слдовательно такіе виды, которые, повидимому, дйствіемъ тхъ же переворотовъ переселены на другія мста. Третья группа состоитъ изъ видовъ, тождественныхъ съ тми, которые и нын живутъ на тхъ же мстахъ, и которые, слдовательно, устояли противъ геологическихъ переворотовъ, не потерпвъ видоизмненій. Во всхъ трехъ группахъ иногда встрчается, что одинъ и тотъ же родъ иметъ своими представителями различные виды. Итакъ, эти виды были одновременны, и, какому бы мннію мы ни слдовали, нужно признать, что вліяніе, оказанное на нихъ измненіемъ среды, было очень различно.
Исторія низшихъ животныхъ, какъ то моллюсковъ и зоофитовъ, представляетъ совершенно такіе же факты. Еслибы мы захотли приводить многочисленные примры, мы затруднились бы только въ выбор. Ограничимся указаніемъ на результаты, собранные г. Агасисомъ, когда онъ изслдовалъ берега Флориды. Извстно, что нкоторые зоофиты тропическихъ корей въ извстныхъ мстахъ живутъ безчисленными семействами, и что послдовательныя поколнія ихъ, надстраивая безпрестанно одинъ надъ другимъ известковые полипники, обитаемые этими маленькими существами, наконецъ воздвигаютъ, сначала на уровн морскихъ теченій, а потомъ и выше волнъ, рифы, острова, даже цлые архипелаги. Это любопытное явленіе, сначала открытое въ Тихомъ Океан, гд оно развивается въ чрезвычайныхъ размрахъ, найдено и въ Мексиканскомъ залив, и было предметомъ глубокаго изученія для Агасиза. Этотъ естествоиспытатель полагаетъ, что можно съ точностію опредлить время, которое употребили на свое образованіе четыре коралловые рифа, замчательные своимъ концентрическимъ расположеніемъ, которые онъ нашелъ на самой южной оконечности Флориды. По его вычисленіямъ, нужно было около восьми тысячъ лтъ, чтобы привести ихъ въ ныншнее состояніе. Мало того, самая Флорида, на протяженіи двухъ градусовъ по широт, по мннію Агасиза, состоитъ только изъ коралловыхъ рифовъ, которые также построены полипами и спаяны одни съ другими дйствіемъ столтій. Онъ полагаетъ, что для образованія этого полуострова, необходимо времени около двухъ сотъ тысячъ лтъ. Но скалы этой страны, массы этихъ рифовъ, будучи въ сущности происхожденія животнаго, представляютъ намъ полипники и раковины, тожественныя съ тми, которыя ловятся и въ настоящее время, вполн живыя, во всхъ сосдственныхъ моряхъ. Такимъ образомъ, по мннію Агасиза, моллюски, зоофиты Мексиканскаго залива, сохранили вс свои отличительные признаки въ теченіи двухъ тысячъ вковъ.
Нельзя не видть, что защитники неизмняемости видовъ опираются на фактахъ важныхъ, дознанныхъ наблюденіемъ, и на доказательствахъ дльныхъ. Они могутъ сказать своимъ противникамъ: ‘мы преслдуемъ извстное число растительныхъ или животныхъ видовъ до первыхъ историческихъ временъ, до шести или восьми тысячъ лтъ назадъ, и видимъ ихъ сходными съ тмъ, что они нын. Мы переходимъ за предлы ныншней геологической эпохи, и находимъ еще извстные виды, тождественные съ тми, которые существуютъ и въ наше время. Не вс изъ видовъ, существовавшихъ при послднемъ переворот земнаго шара, могли вынести новыя условія существованія. Нкоторые изъ нихъ переселились, не измняясь вслдствіе этого, другіе исчезали. Зачмъ же допускать, что эти послдніе суть непосредственные предки нашихъ ныншнихъ видовъ? Этихъ исчезнувшихъ животныхъ мы знаемъ только по ископаемымъ остаткамъ, но и изъ этихъ остатковъ видно, какъ много эти исчезнувшія животныя отличаются отъ тхъ изъ нын-существующихъ видовъ, которые иными принимаются за ихъ потомковъ. Гд же слды тхъ послдовательныхъ видоизмненій, которыя неизбжно связывали бы между собою эти различныя формы, еслибы он дйствительно происходили одн отъ другихъ? Ихъ нтъ нигд. Итакъ, если судить по всмъ извстнымъ фактамъ, по всмъ возможнымъ опытамъ, преобразованіе, измненіе вида есть чистая гипотеза, а истина заключается только въ ученіи о неподвижности вида.
Такова въ короткихъ чертахъ система доказательствъ Кювье, Бленвиля и ихъ боле или мене врныхъ послдователей, но, какъ мы видли, подъ этими безусловными выраженіями скрываются подразумваемыя оговорки и ограниченія. Неизмняемость, которую такъ громко провозглашаетъ эта школа, принимается только въ отношеніи къ признакамъ существеннымъ, основнымъ. Школа эта не могла говорить о тождества, его нтъ нигд. Самъ Ламаркъ допускалъ извстное постоянство, точно также и школа, оспаривающая его, допускаетъ извстную измняемость. Мы намрены теперь приступить къ изученію явленій, сюда относящихся, и сначала припомнимъ т изъ нихъ, которыя замчаются даже у одинокой особи, когда будемъ наблюдать ее въ разныя эпохи ея существованія
Не говоря о животныхъ, подлежащихъ превращеніямъ, у которыхъ такъ велики различія одного возраста отъ другаго, не говоря объ измненіяхъ, боле или мене значительныхъ, которымъ подвергается зародышъ, когда онъ еще заключенъ въ яйц или въ утроб матери, кто не знаетъ, что во всхъ группахъ животнаго царства есть такіе виды, въ которыхъ молодыя особи такъ мало похожи на взрослыхъ, что только пристальныя наблюденія позволяютъ признать ихъ тожественными? Кто не знаетъ, что даже и между людьми, дитя, взрослый человкъ, старикъ, на первый взглядъ суть недлимыя различныя? Скажутъ: эти перемны слдствіе нормальнаго развитія организма. Это правда, но самый фактъ весьма важенъ и долженъ остановить на себ наше вниманіе. Его одного достаточно для доказательства, что живая особь не есть нчто безусловно постоянное, неподвижное. Она есть только опредленная нива, куда панъ приноситъ и откуда уноситъ матеріалы, то совершая это непрерывно, то лишь въ нкоторые моменты, измняя въ то же время, въ извстныхъ предлахъ, т формы, которыя служатъ отличительными признаками. Кто только дастъ себ достаточный отчетъ въ этихъ явленіяхъ, тотъ будетъ приготовленъ къ принятію и уразумнію фактовъ другаго разряда, гораздо боле важныхъ съ той точки зрнія, которая занимаетъ насъ.
Въ самомъ дл, на ряду съ видоизмненіями, въ извстномъ смысл необходимыми, о которыхъ мы сейчасъ говорили, указывается еще на другія, которыя не имютъ никакого отношенія къ нормальному развитію, видоизмненія случайныя. Ограничимся человкомъ: мы находимъ здсь, что особи иногда поперемнно принимаютъ нкоторые признаки, свойственные другимъ человческимъ группамъ, по справедливости отличаемымъ одна отъ другой. Хоть и есть породы блокурыхъ (блондиновъ) и породы смуглыхъ (брюнетовъ), но мы видимъ ежедневно, что блокурыя и румяныя дти, при совершеннолтіи, мняются, получая черные волосы, а цвтъ лица блдный и темноватый. Хотя рже, но бываетъ иногда и обратный случай, и одинъ такой примръ я знаю. Въ породахъ блыхъ мелакизмъ, то-есть черный цвтъ кожи, довольно часто появляется мстно и временно, напримръ у беременныхъ женщинъ. Камперъ сообщаетъ наблюденіе, сдланное имъ надъ одною молодою женщиной, у которой, при первой ея беременности, ршительно все тло, за исключеніемъ только лица и шеи, приняло цвтъ совершенной негритянки. Одинъ изъ моихъ слушателей, давній медикъ, говорилъ мн, что въ своей практик онъ встртилъ почти такой же актъ. Съ другой стороны, докторъ Гаммеръ и Бюффонъ сообщаютъ очень достоврные примры о неграхъ, сдлавшихся блыми. У нихъ говорится объ одномъ молодомъ человк и объ одной двушк, которые оба, около пятнадцати- или шестнадцати-лтняго возраста, стали сдть, первый вслдствіе одного легкаго припадка, а послдняя безъ явной причины. Впрочемъ, явленія въ обоихъ случаяхъ были почти тожественны: измненіе въ цвт произошло послдовательно. Общій цвтъ тла сначала сталъ слабе въ своей чернот, потомъ явились блыя пятна, которыя стали понемногу увеличиваться и покрыли все тло. Прежній цвтъ у этихъ обоихъ субъектовъ уцллъ кое-гд въ весьма ограниченномъ размр, а на измнившихся частяхъ сохранились отмтины, похожія на родимыя пятнушки или на веснушки. Волосы тоже подверглись вліянію этой перемны, и на тхъ мстахъ, гд кожа поблла, сдлались также или блыми или русыми. При этомъ оба субъекта сохранили совершенное здоровье. Вс отправленія ихъ продолжало дйствовать весьма правильно. Особенно кожа вовсе не представляла слдовъ болзни, она была розоваго цвта и во всемъ сходна съ кожей человка блой породы. Гаммеръ и Бюффонъ не безъ основанія остановились на этихъ послднихъ подробностяхъ, он доказываютъ, что здсь совершилось настоящее преобразованіе, и что перемна цвта не должна быть приписана одному изъ тхъ пораженій кожи, какія замчаемы были многими путешественниками, и въ особенности г-нъ д’Абади, — пораженій, вслдствіе которыхъ у иныхъ породъ черная кожа принимаетъ блый матовый и блдный цвтъ.
Такимъ образомъ особь никогда не остается безъ измненій въ теченіи своей жизни, напротивъ, она можетъ испытать даже очень значительныя измненія, не подвергаясь черезъ то опасности въ своемъ существованіи. Изъ этихъ общихъ фактовъ можно уже заключить, что, принимая во всей строгости опредленіе самого Бленвиля, должно ожидать, боле или мене рзкихъ различій между представителями каждаго, вида. Ежечасный опытъ подтверждаетъ это заключеніе. У растеній, точно такъ же какъ у животныхъ и у человка, тождество является только въ вид факта совершенно исключительнаго. Извстенъ разказъ придворныхъ Альфонсэ Мудраго, которые отыскивали два листика точь-въ-точь сходные между собою, извстно также, что каждый хорошій пастухъ легко узнаетъ и очень хорошо различаетъ каждую овцу въ своемъ стад, и басня о двойникахъ, кром случаевъ бывающихъ съ близнецами, осуществилась, можетъ-быть, одинъ только разъ въ лиц Мартина Гера и Арнольда Тиля.
Весьма легкіе признаки, служащіе единственно къ различенію другъ отъ друга представителей одного и того же вида, суть не что иное, какъ черты индивидуальныя, оттнки, какъ назвалъ ихъ Исидоръ Жоффруа. Какъ только эти различія переходятъ извстный предлъ, они даютъ начало разновидности. Разновидность, оставаясь почти всегда индивидуальною у человка, равно какъ и у животныхъ или растеній, воспроизводя себя только путемъ преемственныхъ генерацій, можетъ, однако, заключать въ себ неопредленное число особей, когда относится къ виду, способному размножаться какимъ-нибудь генеагенетическимъ способомъ, во даже и въ этомъ случа отличительные признаки разновидности никогда не переходятъ отъ одной генераціи къ другой. Заимствую здсь изъ г. Шевреля одинъ очень замчательный примръ, который можетъ дать понятіе объ этомъ различіи. Въ 1803 или въ 1805 году г. Десме (Descemet) въ своемъ разсадник въ Сенъ-Дени нашелъ, на гряд душистой акаціи (Robinia-pseudo-acacia), одну особь безъ шиповъ, которую онъ означилъ эпитетомъ spectabilis. Отъ этой-то особи, размноженной отводками, черенками или прививками, и происходятъ вс акаціи безъ шиповъ, которыя распространены нын по всму свту. Особи эти производятъ смена, однакожъ когда посять эти смена, отъ нихъ акаціи родятся только съ шипами. Акація spcctabil осталась на степени разновидности.
Разновидность можетъ быть опредлена такъ: она есть недлимое или совокупность недлимыхъ, одной и той же половой генераціи, различающаяся отъ другихъ представителей того же вида однимъ или нсколькими исключительными признака, лги. Эти признаки сами могутъ получать большее или меньшее развитіе, а потому разновидность можетъ иногда нечувствительно переходить съ одной стороны въ разрядъ простыхъ индивидуальныхъ чертъ о которыхъ мы сейчасъ говорили, а съ другой стороны въ разрядъ самыхъ легкихъ уродливостей, которыя г. Жоффруа назвалъ полууродливостями (hmiteriee) {Histoire gnrale et particuli&egrave,re dee anomalies de l’organisation.}.
Отсюда видно, какъ многочисленны и какъ различны могутъ быть разновидности одного и того же вида. Въ каждомъ существ нтъ ни одной части, которая не могла бы увеличиться, уменьшиться, или видоизмниться на тысячу ладовъ, и каждый разъ, какъ только это увеличеніе, уменьшеніе, видоизмненіе перейдутъ за предлъ индивидуальныхъ чертъ (предлъ, правда, не точный, но на практик уловимый), мы получимъ новую разновидность.
Когда признаки, отличающіе разновидность, переходятъ къ потомству того растенія или животнаго, которое впервые обнаружило ихъ въ себ, когда они становятся наслдственными, тогда образуется порода. Напримръ, еслибъ одна изъ акацій, о которыхъ мы только-что упомянули, принесла смена, изъ которыхъ стали бы выростать деревья тоже безъ шиповъ, еслибъ и эти деревья, въ свою очередь, имли такое же свойство, еслибъ акація spectabilis получила такимъ образомъ способность естественно воспроизводить себя, она перестала бы тогда быть простою разновидностью, она составила бы породу. Поэтому порода есть совокупность сходныхъ недлимыхъ одного и того же вида, получившихъ и передающихъ путемъ рожденія признаки первоначальной разновидности. Въ основаніи своемъ, это опредленіе отличаясь только большею точностію въ указаніи происхожденія, сходится съ опредленіемъ Бюффона, который говоритъ: ‘Порода есть постоянная и сохраняющаяся размноженіемъ разновидность’, или съ опредленіемъ Ришара, который выражается такъ: ‘Извстныя разновидности постоянны, и воспроизводятъ себя всегда съ одними и тни же признаками, этимъ-то разновидностямъ и дано названіе породъ.’ Еслибъ я захотлъ привести еще нсколько подобныхъ цитатъ, мы увидли бы, что между натуралистами всхъ школъ существуетъ поистин замчательное согласіе насчетъ этого пункта науки, и что даже, ученики Ламарка сходятся здсь съ послдователями Кювье {Здсь говорится только о настоящихъ породахъ. Что же касается до породъ смшанныхъ, то-есть зоологическихъ или ботаническихъ разрядовъ, происходящихъ отъ скрещиванія двухъ различныхъ видовъ, то мы предоставляемъ себ разсмотрть ихъ позже съ тою тщательностію, какой он заслуживаютъ, и дадимъ надлежащую оцнку тому, что было въ разное время говорено по этому предмету.}.
Число породъ, которыя могутъ происходить отъ одного вида, тоже совершенно неопредленно, оно можетъ быть точно такъ же значительно, какъ и число самыхъ разновидностей, потому что нтъ ни одной разновидности, признаки которой не могли бы при данныхъ условіяхъ сдлаться наслдственными. Сверхъ того, эти первоначальныя породы, непосредственно происшедшія отъ общаго вида, способны въ свою очередь подвергаться видоизмненіямъ, которыя могутъ остаться индивидуальными или передаваться чрезъ размноженіе. Каждое изъ этихъ видоизмненій даетъ такимъ образомъ начало разновидностямъ, породамъ второстепеннымъ, это явленіе можетъ повторяться неопредленное число рать. Наши растенія, наши домашнія животныя, представляютъ множество примровъ въ этомъ отношеніи. Они даютъ видть, на сколько подобнымъ путемъ увеличивается число видоизмненій первоначальнаго видоваго типа. Разсматриваемый съ этой точки зрнія, каждый видъ представляетъ намъ подобіе дерева, на которомъ возвышающійся стволъ отдляетъ отъ себя въ разныхъ направленіяхъ и на разной высот, въ большемъ или меньшемъ количеств, главныя отрасли, а эти послднія, въ свою очередь, подраздляются на второстепенныя отрасли, втви, втки, которые вс различны между собою, однакожъ вс посредственно или непосредственно происходятъ отъ первоначальнаго ствола. Чтобы продолжить сравненіе до конца, можно сказать, что въ этомъ воображаемомъ дерев разновидности представляются почками-выродками.
Этотъ наглядный образъ иметъ ту выгоду, что легче даетъ понять отношенія, находящіяся между тремя категоріями существъ, весьма часто смшиваемыя въ рчи: видъ, породу, разновидность. Нельзя не видть, что всякая порода, всякая разновидность связана съ видомъ, подобно тому какъ всякая втка, всякая почка прикрплена къ какому-нибудь стволу, нельзя не видть, что каждый видъ, вмст съ особями сохранившими первоначальный типъ, содержитъ въ себ и всхъ особей боле или мене удалившихся отъ этого типа, но связанныхъ съ нимъ непрерывною преемственностію происхожденія, точно такъ же, какъ дерево состоитъ изъ втвей, и изъ отраслей, которыя вс прикрпляются къ стволу. Нельзя наконецъ тронуть ни малйшаго сучка, не оказывая дйствія на дерево, котораго онъ составляетъ часть, и этимъ простымъ сравненіемъ подтверждается другой выводъ, весьма важный для занимающаго насъ вопроса, именно: что всякое видоизмненіе, отпечатлнное на какой-нибудь пород, отзывается въ дйствительности и на вид, отъ котораго эта порода посредственно или непосредственно произошла.
Теперь, предположимъ, что стволъ нашего дерева обратился въ короткій пень, который глубоко засыпали и закрыли намывныя земли: какъ узнать произведенія ли этого пня — т главныя отрасли, которыя отдльно выступаютъ изъ почвы, или же это стволы различныхъ деревьевъ? Естествоиспытатели очень часто находятся въ такомъ же затрудненіи, какое испытывалъ бы лсовщикъ, когда бы отъ него потребовали, чтобъ онъ ршилъ такой вопросъ по первому взгляду. Разсматриваемыя сами по себ, безъ вниманія къ происхожденію, порода и видъ много сходны между собою. Въ породахъ, твердо установившихся, отличительные признаки столько же сходны у одного недлимаго съ другимъ, у отца съ сыномъ, сколько въ чистыхъ и наимене измнившихся видахъ, передача ихъ также правильна. Оттого натуралистамъ ежедневно приходится видть предъ собою группы животныхъ или растеній, которыя въ одномъ сходны между собою, въ другомъ несходны, а между тмъ взаимныя отношенія ихъ неизвстны, такимъ образомъ весьма часто приходится предлагать себ вопросъ, должны ли эти группы быть отдлены одн отъ другихъ какъ различные виды, или же он должны быть соединены подъ названіемъ породъ въ одинъ видъ. Точь-въ-точь въ такомъ смысл становится вопросъ, когда идетъ рчь о человк. Для устраненія этихъ затрудненій необходимо было серіозное сравнительное изученіе человка, и мы смло говоримъ, что такое изученіе вовсе и не могло быть предпринято ране нашего времени. Нужны были соединенныя усилія новйшей науки и новйшей промышленности, чтобы разршить множество тхъ мелкихъ вопросовъ о подробностяхъ, которые одни въ естественной исторіи приводятъ къ общимъ воззрніямъ. Если позволительно длать теперь заключенія, скажемъ напередъ, что, только благодаря этому взаимному содйствію, можно сгруппировать достаточную сумму результатовъ и показать, что вс они ведутъ къ одной и той же цли, опираясь на двойной рядъ ‘актовъ, которые въ свою очередь соотвтствуютъ двумъ главнымъ идеямъ въ опредленіи вида — иде сходства и иде филіаціи. Эти-то результаты теперь и должны мы изложить, представивъ напередъ исторію породъ.

‘Русскій Встникъ’, No 7, 1861

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека