Мысли Гёксли о значении древних языков и естественных наук для воспитания и вообще для культуры., Гексли Томас Генри, Год: 1881

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Мысли Гёксли о значеніи древнихъ языковъ и естественныхъ наукъ для воспитанія и вообще для культуры.

Богатый англичанинъ, мистеръ Іосія Масонъ, рожденный въ бдности и составившій себ огромное состояніе упорнымъ долговременнымъ трудомъ, возъимлъ въ старости благое желаніе подарить своимъ согражданамъ учебное заведеніе. Начавъ свое житейское поприще въ скромной дол простаго работника, онъ, путемъ тяжкихъ лишеній и неутоминыхъ стараній, достигъ положенія хозяина и сдлался потомъ однимъ изъ богатйшихъ промышленниковъ. Проходя свое усыпанное на первой половин всякими терніями поприще, ему часто доводилось испытывать горькимъ опытомъ, какъ мшалъ его успхамъ недостатокъ научныхъ свдній и какъ трудно пробиваться ощупью, когда не умешь попасть на торную дорогу и идти къ цли врнымъ путемъ. Вознамрившись оставить по себ память дломъ благотворенія, онъ, по долгомъ размышленія о томъ, какъ осуществить свое желаніе, призналъ за лучшее предложить юному поколнію своего округа средства къ пріобртенію такого образованія, которое служило бы ему надежною опорою въ практической жизни и ршилъ создать на своей родин, въ Бирмингам, училище для высшаго образованія, основаннаго на естествознаніи. Для своей научной коллегіи — такъ онъ ее назвалъ — онъ построилъ роскошное зданіе, щедро снабдилъ ее всякими учебными пособіями и обезпечилъ ея содержаніе значительнымъ капиталомъ. Научная коллегія Масона была торжественно открыта въ начал минувшаго октября, и при этомъ случа Гёксли, слава англійскихъ ученыхъ, произнесъ рчь, въ которой изложилъ свои взгляды на значеніе классическихъ языковъ и естественныхъ наукъ въ дл воспитанія и на вліяніе ихъ вообще на культуру.
До позднйшаго времени въ англійскихъ школахъ и университетахъ давалось исключительно классическое образованіе, и лишь очень недавно, по усиленному настоянію англійскихъ ученыхъ, начали вводить въ нихъ преподаваніе естественныхъ наукъ. Поэтому рчь Гёксли обратила на себя общее вниманіе и возбудила жаркую полемику въ періодической печати.
Вопросъ о классическомъ и научномъ (у насъ реальномъ) образованіи очень интересуетъ и недавно волновалъ русское общество, а теперь оживаетъ съ новою силою. Наши журналы и газеты переполнены злобными статьями противъ классическаго обученія и скорбными возгласами о дтяхъ, угнетаемыхъ невыносимымъ бременемъ древнихъ языковъ, такъ неохотно ими изучаемыхъ и такъ мало полезныхъ для ихъ будущаго житейскаго поприща. Но во множеств всего написаннаго рдко раздавался авторитетный голосъ спокойнаго всесторонняго обсужденія дла воспитанія. Полагаемъ, что просвщенной нашей публик любопытно узнать, какъ смотритъ на этотъ предметъ знаменитый ученый, пріобрвшій неувядаемую славу своими изслдованіями въ области естествознанія, и предлагаемъ читателямъ ‘Русской Мысли’ извлеченіе изъ его рчи.
Школа основанная на изученіи естественныхъ наукъ иметь особенное значеніе для насъ сыновъ девятнадцаго столтія. Она служитъ знаменіемъ тому, что мы приближаемся въ кризису битвы или правильне долгаго ряда битвъ за воспитаніе. Борьба началась давно и теперь еще не наступилъ ея конецъ. Въ послднее столтіе сражающіеся были поборники словесности, съ одной стороны древней, а съ другой стороны новой, но лтъ тридцать тому назадъ, къ намъ пріобщилась еще небольшая дружина, ставшая подъ знамя естественныхъ наукъ.
Едва-ли кто уполномоченъ говорить отъ имени этой новой дружины. Нельзя не согласиться, что она походитъ на вольницу, набранную по большей части изъ наздвиковъ-охотниковъ, изъ которыхъ каждый бьется самъ за себя. Но, тмъ не мене, разсказъ простаго воина, близко знакомаго съ рядовою службой, о настоящемъ положеніи длъ и объ условіяхъ прочнаго мира заслуживаетъ вниманія.
Съ той поры, какъ огласились первые робкіе намеки на введеніе естественныхъ наукъ въ кругъ обыкновеннаго воспитанія, защитники образовательнаго значенія этихъ наукъ встрчая двоякаго рода оппозицію: съ одной стороны надъ ними подтрунивали дловые люди, которые съ гордостію видятъ въ себ представителей практическаго направленія, съ другой стороны, надъ ними изркали отлученіе ученые классики, считая себя левитами, приставленными къ охраненію скиніи культуры и монополистами либеральнаго воспитанія.
Практическіе люди полагали, что идолъ, которому они покланяются служитъ источникомъ всему минувшему благосостоянія и что изъ него выльется будущее благоденствіе ремеслъ и промышленности. Они считали науку отвлеченнымъ хламомъ, они думали, что теорія не имемъ ничего общаго съ практикой и что каждый складъ ума служитъ скоре помхою, чмъ пособіемъ при веденіи обыкновенныхъ длъ.
Упоминая о практическихъ людяхъ, я выразился прошедшимъ временемъ потому, что хотя за тридцать лтъ они были страшно могущественны, но теперь едва-ли уже не истреблены чистокровные типы этого рода. Дйствительно, противъ нихъ были направлены вскіе доводы аргументаціи такимъ адскимъ огнемъ, что лишь судомъ могъ бы кто-либо изъ нихъ спастись отъ побіенія. Я замтилъ, однако, что наши типическіе практическіе люди имютъ удивительное сходство съ однимъ изъ падшихъ ангеловъ Мильтона. Духовныя уязвленія, наносимыя имъ оружіемъ логики, будь они глубоки, какъ колодезь и широки, какъ церковные врата, тотчасъ заживаютъ лишь только оросятъ ихъ капли живительной влаги и они снова, какъ ни въ чемъ не бывали. Поэтому, если-бъ и уцлли такіе противники, я не стану терять времени на повтореніе доказательной очевидности великаго значенія науки въ практическомъ отношеніи, но зная, что притча проникаетъ иногда туда, куда нтъ доступа силлогизму, я предложу имъ на размышленіе сказку.
Однажды, среди многолюднаго фабричнаго населенія, бросили мальчика, который въ жизненной битв могъ опираться только на свое крпкое сложеніе. Борьба его была трудная, такъ что въ тридцатилтнемъ возраст весь капиталъ, которымъ онъ могъ располагать, состоялъ изъ двадцати фунтовъ стерлинговъ. Тмъ не мене, на половин жизненнаго пути онъ доказалъ своимъ необыкновенно счастливымъ жребіемъ, какъ глубоко постигъ онъ т практическія задачи, которыя довелось ему разршать тяжкимъ трудомъ. Въ старости, превознесенный честно заслуженными почестями и толпою друзей, онъ вспомнилъ о тхъ, которые вступаютъ на жизненное поприще пройденнымъ имъ путемъ и задумался надъ тмъ, какъ протянуть имъ руку помощи. Посл продолжительнаго и заботливаго размышленія, онъ убдился, что всего пригодне доставить имъ средства къ пріобртенію здраваго, обширнаго и практическаго научнаго образованія. Для этой цли онъ посвятилъ пять лтъ неустаннаго труда и значительную часть своего богатства. Нужно-ли указать нравоученіе разсказа, который не басня, какъ то доказываютъ прочныя и обширныя зданія научной коллегіи? Никакія мои слова не увеличатъ силы такого практическаго отвта за возраженіи практиковъ.
Можно, стало-быть, не сомнваться въ томъ, что люди, наиболе способные произнести правильно сужденіе, признаютъ распространеніе основательнаго научнаго образованія существенно не: обходимымъ условіемъ для преуспянія промышленности. Они уврены въ томъ, что открываемая коллегія принесетъ неисчислимыя блага тмъ, которые снискиваютъ себ пропитаніе ремесленными и промышленными работами въ округ. Единственный, подлежащій разсмотрнію, вопросъ заключается въ томъ, дйствительно-ли условія, опредляющія кругъ дятельности коллегіи, таковъ, чтобы можно было съ полною вроятностію разсчитывать на ея постоянный успхъ.
Основатель этой коллегіи, конечно, распорядился очень мудро, предоставивъ широкую свободу дйствій попечителямъ, которымъ онъ поручаетъ ея управленіе, дабы они могли согласовать на устройство съ измнившимися требованіями будущности, но онъ вмнилъ въ непремнную обязанность преподавателямъ и администраціи коллегіи строго охранять ее отъ всякаго вліянія, какихъ бы то ни было политичекихъ партій. Онъ постановилъ также ненарушимымъ правиломъ, чтобы коллегія не содйствовала чисто литературному образованію и воспитанію. Послднее условіе ставитъ насъ лицомъ къ лицу съ другими противниками научнаго образованія, которые приведены далеко не въ такое безнадежное положеніе, какъ практическіе люди, но живы, бодры и могущественны. Быть можетъ исключеніе литературнаго образованія и воспитанія изъ коллегіи, предназначенной давать высокое и полезное воспитаніе, вызоветъ рзкую критику. Недалеки времена, когда левиты культуры затрубили бы въ свои труби противу стнъ подобнаго воспитательнаго Іерихона.
Какъ часто намъ твердили, что наука о природ неспособна дать культуры, что она не касается высшихъ задачъ жизни, а главное, что непрерывное занятіе изученіемъ естественныхъ наукъ приводитъ къ узкому и суеврному убжденію въ приложимости научнаго метода къ изслдованію всякаго рода истинъ. Какъ часто удавалось намъ слышать въ отвтъ на докучливый доводъ, что предлагать его можетъ лишь научный спеціалистъ. Разсуждая о подобнаго рода оппозиціи научному образованію, едва-ли мы имемъ право говорить въ прошедшемъ времени, разв мы не можемъ ожидать, что намъ скажутъ въ возраженіе: исключеніе и запрещеніе чисто литературнаго образованія и воспитанія служитъ очевиднымъ примромъ ученой ограниченности взгляда.
Мн неизвстны причины, побудившія основателя коллегіи къ принятой имъ мр, но если, какъ я полагаю, подъ выраженіемъ литературнаго образованія и воспитанія онъ разумлъ обычные классическіе курсы англійскихъ школъ и университетовъ, то я попытаюсь, съ своей стороны, подтвердить разными соображеніями основательность его мысли.
Я твердо придерживаюсь двухъ убжденій: во первыхъ, что классическое воспитаніе, ни до возбуждаемой имъ умственной дятельности, ни по предмету занятій, не иметъ такой непосредственной важности для изучающаго естественныя науки, которая оправдывала бы трату дорогаго потребнаго для нихъ времени, во вторыхъ, что образованіе, основанное исключительно на естественныхъ наукахъ, есть, по крайней мр, столь же дйствительное средство для достиженія настоящей культуры, какъ и исключительно литературное воспитаніе.
Едва ли нужно замтить, что эти мннія, особливо послднее, діаметрально противоположны мнніямъ большей части образованныхъ англичанъ, остающихся подъ вліяніемъ школьныхъ и университетскихъ преданій.
По опредленію Арнольда, культура есть ‘знаніе всего лучшаго, что было передумано и сказано въ свт’, кто заключающаяся въ литератур критика жизни. Такая критика признаетъ ‘Европу въ умственномъ и духовномъ отношеніи за великую конфедерацію, соединенную для совмстной дятельности и трудящуюся для общей цли, у всхъ членовъ этой конфедераціи одинаковая подготовка — знаніе греческой, римской и восточной древности и знаніе другъ друга. Не принимая въ соображеніе спеціальныхъ мстныхъ и временныхъ преимуществъ, та изъ націй наиболе преуспетъ въ сфер умственнаго и духовнаго развитія, которая лучше другихъ удовлетворяетъ указанной программ. Не значитъ ли кто, что и мы, каждый изъ васъ, какъ отдльная личность, тмъ дале уйдемъ впередъ, чмъ лучше исполнимъ ту же программу’!
Здсь два различныя предложенія: первое — критика жизни составляетъ сущность культуры, второе — литература заключаетъ въ себ матеріалы, достаточные для таковой критики.
Вс. кажется мн, согласятся съ первымъ предложеніемъ. Культура, конечно, означаетъ нчто совершенно иное, чмъ ученость или техническое искусство. Оно предполагаетъ присутствіе идеала и умнье критически оцнятъ достоинство вещей, посредствомъ сравненія ихъ съ теоретическимъ образцомъ. Совершенная культура должна дать полную теорію жизни, основанную на точномъ знаніи того, что для нея доступно и предловъ ее ограничивающихъ.
Можно со всмъ этимъ согласиться и вмст съ тмъ сильно возставать противъ предположенія, что изъ одной лишь литературы мы можемъ почерпнуть такое знаніе. Изъ того, что мы изучали все, что мыслила и сказала греческая, римская и восточная древность и узнали все, что повдаютъ намъ новйшія литературы, не слдуетъ, само собою, что мы этимъ самымъ положили достаточно широкое и глубокое основаніе для критики жизни, то есть для культуры.
Дйствительно, это вовсе не очевидно тому, кто знакомъ съ цлью естествознанія. Разсматривая прогрессъ лишь въ сфер умственнаго и духовнаго развитія, я никакъ не могу допустить, чтобы націи или отдльныя лица могли двинуться впередъ, если он ничего не заимствовали изъ знанія естественныхъ наукъ. Легче арміи безъ прицльнаго оружія и безъ надлежащей операціонной базы начать, съ надеждою на успхъ, компанію на Рейн, чмъ человку не вдающему, что сдлано въ послднее столтіе въ области естественныхъ наукъ приступить къ критик жизни.
Біологъ, встрчая аномалію, инстинктивно обращается за разъясненіемъ къ изученію развитія. Съ такимъ же довріемъ слдуетъ искать въ исторіи разумную причину противорчивыхъ мнній.
Къ нашему счастію, англичане нердко употребляли свое богатство на созиданіе и обезпеченіе содержанія воспитательныхъ учрежденій, но пятьсотъ или шестьсотъ лтъ тому назадъ, уставы такихъ учрежденій заключали въ себ условія, совершенно противуположныя тмъ, которымъ Іосія Масонъ призналъ полезнымъ подчинить основанную имъ коллегію. Естественныхъ наукъ тогда почти не знали, нкоторое же литературное образованіе предписывалось лишь, какъ средство для пріобртенія знанія, которое въ то время было существенно богословское.
Не трудно найти причину такого страннаго противорчія въ дйствіяхъ людей, равно одушевленныхъ горячимъ и безкорыстнымъ желаніемъ улучшить благосостояніе своихъ собратій.
Въ т отдаленныя времена каждый, кто желалъ пріобрсть боле познаній, чмъ сколько можно было почерпнуть изъ собственныхъ наблюденій или изъ разговоровъ, долженъ былъ начать съ изученія латыни, потому что вс высшія знанія западнаго міра заключались въ сочиненіяхъ, написанныхъ на этомъ язык. Поэтому латинская грамматика вмст съ логикою и реторикою, которымъ учили по латыни, служила основаніемъ воспитанія. Сущность знанія, почерпаемаго изъ этого источника, заключалась въ священныхъ еврейскихъ и христіанскихъ писаніяхъ, объясненныхъ и дополненныхъ Римскою церковью, которыя, какъ тогда врили, содержали въ себ всеобъемлющую и непогршимо истинную совокупность знаній.
Богословскія положенія были для мыслителей того времени такія же аксіомы, какъ опредленія Евклиды для современныхъ геометровъ. Трудъ средневковыхъ философовъ состоялъ въ вывод изъ богословскихъ данныхъ заключеній, согласныхъ съ постановленіями церкви. Имъ предоставлено было важное право доказывать логическимъ путемъ, какъ и почему то, что церковь признала истиннымъ, должно быть истинно. Когда же ихъ доказательства не досягали этого предла или переходили за него, тогда церковь, какъ добрая матерь, всегда была готова удержать ихъ отъ заблужденія, даже при помощи свтской руки, если то было нужно.
Богословы и философы даровали, такимъ образомъ, нашимъ прародителямъ тсно сплоченную и полную критику жизни. Имъ повдали, какъ начался міръ и какъ онъ кончится, ихъ учили, что всякое вещественное бытіе есть лишь грязная и ничтожная тля предъ лицомъ духовнаго міра, а что природа во всхъ ея стремленіяхъ и цляхъ есть игралище дьявола, ихъ учили, что земля есть центръ вселенной, а человкъ есть, какъ бы полюсъ всхъ земныхъ вещей, особенно же имъ внушали, что явленія природы совершаются не въ опредленномъ порядк, но что они могутъ быть измнены и постоянно измняются властію безчисленнаго сонма духовныхъ веществъ, добрыхъ или злыхъ, сообразно тому, какъ вліяютъ на нихъ дянія и молитвы людей. Сущность всего ученія имла цлью убдить, что единственное достойное познанія дло въ этомъ мір заключается въ томъ, какъ стяжать человку мсто въ лучшемъ свт, общаемое ему, при извстныхъ условіяхъ, церковью,
Предки ваши искренно врили въ такую теорію жизни и сообразовались съ нею, какъ въ воспитаніи, такъ и во всемъ прочемъ. Культура означала святость, по понятію святыхъ того времени, воспитаніе, которое вело къ ней, по необходимости, было богословское, а путь къ богословію шелъ черезъ латынь.
Люди, такимъ образомъ, воспитанные, не помышяли, чтобъ изученіе природы, боле глубокое, чмъ сколько нужно для удовлетворенія ежедневныхъ потребностей, могло имть какое либо вліяніе на жизнь человка. Дйствительно, такъ какъ природа была проклята ради человка, то очевидно слдовало, что общеніи съ нею ведетъ къ довольно тсному сближенію съ сатаной. Это изъ одаренныхъ при рожденіи способностію къ научному изслдованію уступалъ своему влеченію, тотъ прослывалъ колдуномъ и ему грозилъ жребій предназначенный колдуну.
Если-бъ западный міръ былъ предоставленъ самому себ въ житейскомъ разобщеніи, то трудно ршить, какъ долго продолжался бы такой порядокъ вещей. Къ счастію, Западъ не быхъ предоставленъ самому себ. Еще ране тринадцатаго вка развитіе мавританской цивилизаціи и крестовые походы внесли въ него феодальное начало, неперестававшее дйствовать съ того времени до сего дня. Сперва при посредств арабскихъ переводовъ, а потомъ изъ изученія оригиналовъ, западные народы познакомились съ твореніями древнихъ философовъ и поэтовъ, а затмъ и со всею обширною древнею литературою.
Вс люди съ высшими умственными стремленіями и съ выдающимися способностями въ Италіи, Франціи и Германіи, въ продолженіи нсколькихъ столтій, старались овладть богатымъ наслдствомъ, завщаннымъ отжившею цивилизаціей Греціи и Рима. При чудесной помощи книгопечатанія, классическая ученость распространялась и процвтала, обладавшіе ею гордились тмъ, что достигли высшей досягаемой для человчества культуры. И они были правы, потому что за исключеніемъ одинокаго колосса Данта, никто въ новой литератур временъ Возрожденія не можетъ сравняться съ мужами древности, не было искусства, которое могло бы соперничать съ ихъ изваяніями, не было естествовднія, кром того, которое создала Греція. Но важне всего то, что вн древняго міра не было другаго примра полной умственной свободы и неуклоннаго признанія разума единственнымъ руководителемъ въ истин и судіей нашихъ дяній.
Новая ученость неизбжно должна была глубоко повліять на воспитаніе. Языкъ, на которомъ говорили монахи и въ школахъ, звучалъ жаргономъ въ ушахъ людей, читавшихъ Виргилія и Цицерона, вслдствіе чего изученіе латыни было утверждено на новыхъ основаніяхъ. Сверхъ, того сама латынь перестала быть единственнымъ ключемъ знанія. Кто стремился освоиться съ самыми высокими мыслями древности, тотъ находилъ въ римской литератур лишь слабое ихъ отраженіе и обращался въ яркому свту Греціи. Посл борьбы, представляющей нкоторое сходство съ тою, которая ведется теперь противъ преподаванія естественныхъ наукъ, греческій языкъ былъ наконецъ признанъ существеннымъ элементомъ высшаго образованія.
Гуманисты, какъ ихъ тогда называли, выиграли дло, и совершенный юга переворотъ оказалъ человчеству неоцненную услугу. Но ограниченность взгляда, какъ Немезида, преслдуетъ всхъ реформаторовъ, и преобразователи воспитанія, такъ же какъ и реформаторы религіи, впали въ глубокую, хотя и обыкновенную ошибку, принявъ начало дла реформы за его конецъ.
Представители гуманности въ девятнадцатомъ столтіи опираются на положеніе, что классическое воспитаніе есть единственный путь въ культур такъ же твердо, какъ будто мы продолжаемъ жить въ эпоху Возрожденія. Несомннно, однако, что умственная связь между мірами новымъ и древнимъ теперь совсмъ уже не та, какъ три вка назадъ. Помимо существованія обширной и своеобразной новйшей литературы, новйшей живописи и, особенно новйшей жизни, есть въ настоящемъ положеніи образованнаго свта черта отдляющая его отъ эпохи Возрожденія еще глубже чмъ послдняя была отдлена отъ средневковыхъ временъ.
Отличительный характеръ настоящаго времени заключается въ обширномъ и постоянно возрастающемъ значеніи естествознанія. Оно не только налагаетъ свою печать на нашъ ежедневный бытъ, отъ него не только зависитъ благосостояніе милліоновъ людей, но и вся наша теорія жизни подчинилась, сознательно или безсознательно, продолжительному воздйствію обихъ понятій о вселенной, которымъ научали насъ естественныя науки.
Дйствительно, достаточно самаго поверхностнаго знакомства съ результатами научныхъ изслдованій, чтобы убдиться какъ глубоко и рзко они противорчатъ тмъ мннія, которымъ такъ беззавтно врили и учили въ средніе вка.
Понятія нашихъ праддовъ о начал и конц міра не могутъ доле держаться. Несомннно, что земля не главное тло вещественной вселенной и что свтъ устроенъ не на потребу человка. Еще боле достоврно, что природа есть выраженіе опредленнаго, ничмъ ненарушаемаго порядка, и что изученіе этого порядка и сообразное съ нимъ управленіе собою составляетъ главную задачу человчества. Притомъ, такую научную критику жизни мы извлекаемъ изъ доводовъ совершенно различныхъ съ прежнимъ путемъ убжденія. Она не ссылается на авторитетъ, не опирается на то, что кто либо мыслилъ или сказалъ, и обращается лишь къ природ. Она допускаетъ, что вс наши объясненія явленій природы боле или мене несовершенны и символичны, и побуждаетъ ученаго искать истину не въ словахъ, но въ самыхъ вещахъ. Она предостерегаетъ насъ, что утверждать что либо за гранью очевидности есть не только ошибка, но преступленіе.
Чисто классическое образованіе, отстаиваемое современными представителями гуманистовъ, не открываетъ на все это никакого просвта. Человкъ можетъ быть учене Эразма и остаться въ такимъ же, какъ онъ, невденіи о главныхъ причинахъ умственнаго броженія въ наше время. Ученые и набожные люди, достойные всякаго уваженія, съ сокрушеніемъ дарятъ папъ поученіями объ антагонизм науки съ ихъ средневковымъ образомъ мыслей, обнаруживавшимъ ихъ невжество въ основныхъ началахъ научнаго изслдованія, ихъ неспособность понять то, что ученый называетъ правдивостію и ихъ почти комическое непониманіе значенія неоспоримыхъ научныхъ истинъ.
Аргументъ tu quoque не на столько силенъ, чтобы защитники научнаго образованія могли благонадежно противуставить его новйшимъ гуманистамъ и возразить имъ, что они хотя и ученые спеціалисты, но имъ недостаетъ такого здраваго основанія для критики жизни, которое заслуживало бы названія культуры. Дйствительно, еслибъ мы увлеклись до жестокости, мы могли бы настоятъ на томъ что гуманисты сами накликали на себя подобные уроки, не потому что они преисполнились духомъ древней Греціи, а потому что имъ его недостаетъ.
Періодъ Возрожденія называютъ очень часто эпохой оживленія словесности, какъ будто вліяніе, подйствовавшее тогда на умы Западной Европы, было вполн исчерпано на поприщ литературы. Мн кажется, при этомъ обыкновенно забываютъ что оживленіе наукъ, вызванное тмъ же вліяніемъ, хотя и мене замтное, было не мене знаменательно.
Дйствительно немногіе разбросанные по разнымъ странамъ изслдователи природы того времени подхватили клубокъ ея тайнъ въ томъ самомъ вид, въ какомъ онъ выпалъ изъ рукъ грековъ за тысячу лтъ. Эти греки такъ изложили начала математики, что наши дти учатся геометріи по книг, написанной для александрійскихъ школьниковъ дв тысячи лтъ тому назадъ. Новая астрономія представляетъ собою естественное продолженіе и развитіе трудовъ Гиппарза и Птоломея, новая физика тоже самое относительно физики Демокрита и Архимеда, и потребовалось много времени на то, чтобы новая біологія перешла за предлы знанія, завщанныхъ намъ Аристотелемъ, Теофрастомъ и Галеномъ.
Мы не можемъ уразумть лучшихъ мыслей и изрченій грековъ, если намъ неизвстны ихъ понятія о явленіяхъ природы. Мы не въ силахъ вполн постигнуть ихъ критику жизни безъ сведеній о томъ, сколько повліяли на эту критику ихъ научныя представленія. Мы лживо будемъ считать себя наслдниками ихъ культуры, если не проникаемся, подобно умнйшимъ ихъ мужамъ, непоколебимою врою въ то, что лишь свободное дйствіе разума опирающагося на научный методъ, можетъ привести къ познанію истины.
Такимъ образомъ, я ршаюсь призвать, что новйшіе гуманисты должны умрить свои притязанія и обладаніе монополіей культуры и на свое исключительное право считать себя наслдниками духа древности, если не вовсе отъ нихъ отказаться. Но мн было бы очень прискорбно если бы, по поводу сказаннаго мною, меня заподозрили въ желаніи умалять значеніе классическаго образованія. Прирожденныя человчеству способности видоизмняются не въ меньшей мр, чмъ благопріятныя для ихъ проявленія случайности, притомъ хотя культура едина, но путь, по которому всего легче достигаетъ ея одинъ человкъ, лежитъ очень далеко отъ пути, по которому удобне добраться до нея другому. Къ тому же научное образованіе появляется теперь лишь въ зачатк и какъ попытка, тогда какъ классическое воспитаніе превосходно и вполн организовано практическою опытностію многихъ поколній наставниковъ, поэтому я полагаю, что молодому англичанину, свободно располагающему своимъ временемъ и готовящемуся къ обыкновенной общественной жизни или къ литературной дятельности, и теперь всего лучше получить культурное образованіе въ нашихъ обычныхъ предназначенныхъ для того школахъ и въ послдствіи собственными трудами пополнить недостатки такого воспитанія.
Для тхъ же юношей, которые посвящаютъ себя наук, или хотятъ сдлаться врачами или же готовятъ себя съ молодыхъ лтъ къ дловой жизни, классическое воспитаніе, по моему мннію, было бы ошибкой, и вотъ почему я радуюсь тому, что основатель коллегіи возбранилъ въ ней чисто литературное обученіе и образованіе, очень хорошо понимая что включеніе таковаго въ крутъ ея дятельности вроятно повлекло бы за собою поверхностное занятіе языками латинскимъ и греческимъ.
Несмотря на все сказанное, я не мене, чмъ кто-либо цню важное значеніе основательнаго литературнаго воспитанія и полагаю, что безъ него умственное образованіе не можетъ быть полнымъ. Исключительныя занятія науками также неизбжно придадутъ уму особый складъ, какъ и исключительно литературное воспитаніе. Цнность груза не искупаетъ ошибокъ въ постройк судна, и меня очень смутила бы мысль, что изъ коллегіи будутъ выходить только люди съ односторонними взглядами. Нтъ, однако, повода опасаться такой бды. Въ коллегіи преподаются языки англійскій, французскій и нмецкій, такъ что ученикамъ ея будутъ доступны три главнйшія литературы новаго міра.
Языки французскій и нмецкій, особенно послдній, совершенно необходимы тому, кто желаетъ изучить вполн какую-либо отрасль наукъ. Если намъ замтятъ, что знаніе этихъ языковъ служитъ только достаточнымъ пособіемъ для чисто научной цли, то я скажу въ отвтъ, что англичанинъ, не съумвшій пріобрсть литературной культуры изъ чтенія Библіи, Шекспира и Мильтона, не достанетъ ея и изъ глубокаго изученія Гомера и Софокла, Виргилія и Горація. Такимъ образомъ, коллегія, предлагая достаточныя средства какъ для научнаго, такъ и для литературнаго воспитанія, и имя еще въ виду дополнить его воспитаніемъ художественнымъ, доставитъ, по моему мннію, своимъ питомцамъ также и хорошее образованіе.
Возможно, что на этомъ мст забитый, но все еще живой, практическій человкъ перерветъ нашу рчь вопросомъ: ‘что за связь между всми подобными разглагольствованіями о культур и коллегіи, имющей цлью содйствовать преуспянію отечественныхъ мануфактуръ и промышленности?’ Онъ можеть намекнуть, что для этого нужна не культура, ни даже чисто научныя знанія, но достаточно свдній изъ прикладныхъ наукъ.
Какъ часто приходится мн желать, чтобъ не существовало выраженія: прикладная наука. Оно какъ бы подсказываетъ, что есть особаго рода непосредственно полезное въ практик научное зданіе, которое можно изучать независимо отъ другаго рода научнаго знанія, въ практик безполезнаго и называемаго чистою или теоретическою наукою. Мысль эта совершенно ложная. Такъ называемая прикладная наука есть не иное что, какъ приложеніе теоретической науки къ различнымъ разрядамъ задачъ. Она составлена изъ выводовъ, изъ тхъ общихъ началъ, открытыхъ размышленіемъ и наблюденіями, которыя образуютъ собою теоретическую науку. Такіе выводы можетъ правильно длать лишь тотъ, кто твердо владетъ началами, овладть же ими можно, научившись личнымъ опытомъ, способомъ наблюденія и усвоивъ себ разсужденія, на которыхъ они основаны.
Почти вс пріемы, употребляемые въ ремеслахъ и въ мануфактурахъ, заимствованы изъ физики или изъ химіи. Для ихъ усовершенствованія необходимо понять ихъ вполн, что возможно лишь тому, кто совершенно освоился съ началами науки и продолжительными цлесообразными работами въ химической и физической лабораторіяхъ, пріобрлъ навыкъ управляться съ фактами. Поэтому нельзя даже поднимать вопроса о необходимости чисто научнаго изученія и въ томъ случа, если бы дломъ коллегіи было лишь самое ограниченное толкованіе твердо установленныхъ цлей науки.
Что же касается желанной потребности боле широкой культуры, чмъ та, къ которой приводитъ изученіе однхъ только наукъ, то слдуетъ припомнить, что усовершенствованіе фабричныхъ процессовъ составляетъ лишь одно изъ условій преуспянія промышленности. Промышленность есть средство, а не цль, и человчество трудится только для того, чтобы удовлетворить своимъ нуждамъ. Въ заключаются его нужды — зависитъ частію отъ прирожденныхъ ему, частію отъ пріобртенныхъ желаній.
Если богатство, доставлявшее цвтущей промышленностію, тратится на удовлетвореніе недостойныхъ желаній, если усовершенствованіе фабричныхъ процессовъ сопровождается возрастающимъ развращеніемъ работниковъ, то я не признаю пользы промышленности и благоденствія.
Совершенно справедливо, что взгляды людей на то, что для нихъ желательно, зависитъ отъ ихъ характера, и что такъ-называемыя прирожденныя наклонности остаются, какъ бы много человкъ ни учился. Но отсюда не слдуетъ, чтобы даже чисто умственное воспитаніе не могло до крайней степени видоизмнять практическое проявленіе характера людей въ ихъ поступкахъ, побуждая ихъ къ тому поводами, неизвстными невждамъ. Человкъ, по характеру склонный веселиться, всегда найдетъ себ забаву, но если ему представляется выборъ, онъ можетъ предпочесть увлеченіе его не развращающее тому, которое его портитъ. Такой выборъ предлагается каждому человку, получившему въ литературномъ или художественномъ образованіи неисчерпаемый источникъ удовольствій, непритупляемыхъ лтами, нестарющихъ отъ обычаи и неотравляемыхъ въ воспоминаній упреками совсти.
Если открываемое нын учрежденіе исполнитъ предназначеніе своего основателя, то чрезъ него пройдутъ выдающіяся дарованія всхъ сословій населенія этого округа. Бирмингамскій дти способны воспользоваться предлагаемыми имъ пособіями сперва въ начальныхъ и другихъ школахъ, а потомъ въ Научной Коллегіи и будутъ лишніе возможности ни только выучиться, но и получить образованіе наиболе соотвтствующее условіямъ ихъ жизни.
Въ стнахъ этого учрежденія будущіе хозяева и будущія работники проведутъ нкоторое время вмст и вынесутъ на всю жизнь вліяніе наложенной на нихъ печати. Поэтому не излишне помнить, что благоденствіе промышленности зависитъ не только отъ усовершенствованія фабричныхъ процессовъ и отъ облагороженія личныхъ характеровъ, но еще и отъ третьяго условія, а именно: отъ яснаго пониманія условій соціальной жизни какъ капиталисты, такъ и труженикамъ, и отъ ихъ соглашенія касательно общихъ началъ соціальнаго дйствія. Они должны познать, что соціальныя явленія, наравн со всми другими явленіями, суть выраженія законовъ природы, что никакіе соціальные порядки не могутъ быть устойчивы, если они не согласуются съ предписаніями соціальной статики и динамики, и что въ самой природ вещей таится судія, котораго приговоры сами собою приводятся въ исполненіе.
Такое познаніе пріобртается приложеніемъ употребляемыхъ въ физик методовъ изслдованія къ изслдованію явленій соціальныхъ. Признаюсь, я поэтому желалъ бы, чтобъ установленный для коллегіи превосходный планъ воспитанія былъ пополненъ преподаваніемъ соціологіи. Хотя вс мы согласны, что политическія партіи не должны вліять на обученіе въ коллегіи, но въ нашей стран, управляемой въ дйствительности всеобщимъ голосованіемъ, каждый человкъ, исполняющій свой долгъ, не можетъ отказываться отъ своихъ политическихъ обязанностей. Если можно противодйствовать злу, неразлучному съ благомъ политической свободы, если возможно замнить вчныя колебанія націй между анархіей и деспотизмомъ твердымъ теченіемъ сдерживающей себя свободы, то осуществится это лишь тогда, когда люди постепенно привыкнутъ обращаться съ политическими вопросами такъ же, какъ съ вопросами науки, когда на томъ и на другомъ поприщ они равно будутъ стыдиться излишней поспшности и предразсудковъ партій, когда они убдятся, что механизмъ общества, по крайней мр, столь же сложенъ и деликатенъ, какъ и механизмъ прядильной машины, и что его нельзя улучшить вмшательствомъ неумлыхъ людей, не взявшихъ на себя труда изучить вполн начала его дйствія.

‘Русская Мысль’, No 2, 1881

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека