ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРІЯ ЧЕЛОВКА ЕДИНСТВО РОДА ЧЕЛОВЧЕСКАГО 1.
1. ИМПЕРІИ И ЦАРСТВО ПРИРОДЫ.— ЦАРСТВО ЧЕЛОВЧЕСКОЕ.
‘Русскій Встникъ’, No 5, 1861
Естественная история человека, Катрфаж Жан-Луи-Арман, Год: 1861
Время на прочтение: 34 минут(ы)
1 Этотъ новый трудъ извстнаго французскаго натуралиста А. де-Катрфажа составлялъ содержаніе читанныхъ имъ публичныхъ лекцій, и печатается въ Revue des deux Mondes.
Человческія группы, разсянныя по поверхности земнаго шара, различаются между собою многими физическими, умственными и нравственными особенностями, но, спрашивается, указываютъ ли эти особенности на коренныя различія между группами, или не везд ли, несмотря на кажущіяся противорчія, человкъ въ сущности одинъ и тотъ же? Другими словами, существуетъ ли одинъ, или нсколько родовъ человческихъ?
Вопросъ этотъ принадлежитъ новйшему времени. Философы и географы древности, ученые среднихъ вковъ и эпохи возрожденія, по причин недостаточности своихъ свдній въ зоологіи и ботаник, не могли даже и задать его, тмъ не мене можно сказать, что какъ т, такъ и другіе отвчали на него заране и почти въ одномъ и томъ же смысл. Изъ немногаго, написаннаго объ этомъ предмет первыми, можно заключить, что, по ихъ мннію, природа человческая везд одна и та же, и что одни только вншнія условія, холодъ и жаръ въ особенности, разнообразятъ ихъ физическіе признаки, при всемъ этомъ, однако, они повидимому производятъ людей изъ разныхъ мстъ. Что касается до ученыхъ среднихъ вковъ, то мнніе ихъ объ этомъ предмет истекало изъ религіозныхъ врованій, общихъ всмъ народамъ, занимавшимся въ то время наукою. Христіане, евреи, магометане, одинаково видли въ Адам отца всего рода человческаго. Единство рода человческаго было для нихъ религіознымъ догматомъ, принятымъ ими наравн съ прочими изъ книги одинаково священной для всхъ, изъ Библіи.
Пришло однако время, когда стали посягать на вковой авторитетъ этой книги и отвергать его, часто съ такимъ же слпымъ упрямствомъ, съ какимъ прежде искали въ Библіи безусловнаго разршенія всхъ вопросовъ, даже и такихъ, которые совершенно не входятъ въ сферу религіозныхъ ученій. Этотъ недостатокъ просвщенной критики, общій обимъ сторонамъ, долженъ былъ тамъ и тутъ сопровождаться одинаковыми результатами. Безусловное отрицаніе и безусловное утвержденіе, одинаково лишенныя основанія, часто приводили об партіи къ нелпымъ заключеніямъ, тамъ гд шло дло о научныхъ вопросахъ. Такимъ образомъ, если богословы среднихъ вковъ, чтобъ остаться въ согласіи съ буквальнымъ смысломъ текста книги Іисуса Навина, утверждали, что земля неподвижна и солнце движется, то антибиблейскіе философы, чтобъ имть возможность отвергнуть существованіе всемірнаго потопа, въ громадномъ множеств раковинъ, составляющихъ цлыя горы, хотли видть лишь слдъ нсколькихъ пилигримовъ, обронившихъ на пути свои раковины. Въ области научныхъ толкованій, вольнодумцы не много въ чемъ имютъ право упрекнуть богословъ.
Эти факты, равно какъ и многіе другіе, которые я могу припомнить, обильны поученіями. Съ одной стороны, они показываютъ, какъ опасно связывать слишкомъ тсно догматъ съ какимъ-либо научнымъ толкованіемъ. Догматъ прежде всего держится врою, онъ по природ своей безусловенъ и полагаетъ свою силу въ своей непреложности. Наука же есть дочь опыта и мысли, у ней есть свои сомннія, она многое оставляетъ для будущаго, она по природ своей прогрессивна, то есть измнчива, и подлежитъ преобразованіямъ. А потому всякая тсная связь между ею и догматомъ готовитъ только неизбжные и прискорбные разрывы. Священные тексты не всегда допускаютъ толкованія, принимаемыя теперь съ такою легкостью. Самыя эти толкованія, кажущіяся удачными сегодня, часто на другой день опровергаются какимъ-нибудь новымъ успхомъ науки, и противорчіе, которое хотли мы замаскировать, выступаетъ вслдствіе того еще явственне. Оставимъ же за каждымъ его область,— какъ за натуралистомъ, такъ и за богословомъ.
Безъ сомннія, выражаясь такимъ образомъ, я вовсе не хочу сказать, что между наукой и религіей существуетъ антагонизмъ. Я неоднократно высказывалъ убжденіе противоположное. Нтъ, вра иметъ самую твердую опору въ возможно-полнйшемъ познаніи этой вселенной, ея явленій, ея законовъ. Въ случа нужды я могу доказать справедливость словъ моихъ многими славными примрами, примрами, которые мы можемъ встртить во всхъ вроисповданіяхъ. Религія и наука, удовлетворяя каждая въ своей сфер самымъ высшимъ потребностямъ нашимъ и самымъ благороднымъ нашимъ побужденіямъ, сходятся и соединяются между собою въ томъ, что он имютъ между собою самаго общаго и самаго великаго. Въ этихъ высшихъ областяхъ сердца и разума спорные пункты исчезаютъ передъ непреложными и вчными истинами. Вотъ почему католикъ и протестантъ, еврей и магометанинъ, каждый въ наук нашелъ опору для своихъ врованій, сходныхъ между собою по крайней мр въ томъ, что вс они признаютъ за Творцомъ славу Его творенія.
Съ другой стороны, мы видимъ также, на сколько люди, имющіе притязаніе говорить единственно во имя философіи и разума, на сколько такъ-называемые вольнодумцы, должны остерегаться инстинктивнаго отвращенія, которое возбуждается въ нихъ всякимъ фактомъ, всякимъ свидтельствомъ, всякимъ ученіемъ, являющимся имъ въ сочетаніи съ какою-нибудь догматическою идеей. Подчиняясь легко этому необдуманному чувству, они часто заслуживали такіе же упреки, какъ и ихъ противники. Они обнаруживали такую же нетерпимость, такое же упорство, они возводили въ догматъ свои самые неосновательныя отрицанія и тмъ безславили и то дло, во имя котораго говорили. Имъ также наука этотъ единственный призванный и неотводный судья, дала строгіе уроки, которыми они не всегда умли пользоваться.
Эти размышленія прямо прилагаются къ преніямъ объ единственномъ или множественномъ происхожденіи человческихъ группъ. Посл столь долгаго безспорнаго владычества, древній догматъ объ Адам встртилъ многочисленныхъ противниковъ. Замчательно, что догматъ этотъ сталъ впервые предметомъ нападеній во имя самой же Библіи, поэтому не безполезно будетъ коснуться тхъ доводовъ, которые, начиная съ XVII столтія, выставлялись противъ этого догмата. Въ 1655 году Ла-Пейреръ, протестантскій дворянинъ, состоявшій при принц Конде, напечаталъ трактатъ богословія, весь основанный на предположеніи существованія людей до Адама {Systиme theologicum ex praeadamitariim hypothesi. Pars prima.— Вторая часть этого сочиненія не вышла въ свтъ, вроятно вслдствіе преслдованій, вызванныхъ первою противъ автора.}. Въ книг этой, очень любопытной и замчательной для тогдашней эпохи, Ла-Пейреръ старается доказать, что исторія Адама и его потомковъ есть только начало исторіи однихъ Іудеевъ, а не всего рода человческаго. Основываясь на извстномъ двойственномъ повствованіи книги Бытія о сотвореніи человка, онъ считаетъ первое повствованіе относящимся къ сотворенію язычниковъ, а второе — къ происхожденію праотца народа, избраннаго Богомъ. Язычники, созданные Богомъ прежде, въ шестой день творенія, вмст съ животными, принадлежатъ нкоторымъ образомъ, по его мннію, къ общему творенію. Они, будто бы, вмст съ прочими существами, были извлечены изъ матеріи хаоса, и явились въ одно и то же время на всей земл, но ни одинъ изъ нихъ никогда не проникалъ въ земной рай. Адамъ же, первый Іудей, произведенный изъ персти, и Ева, созданная изъ ребра Адамова, явились уже на землю посл седьмаго дня, въ который Богъ почилъ отъ всхъ длъ своихъ. Одни они обитали въ саду Едема, и одни слдовательно провинились передъ Богомъ, преступивъ заповдь Божію. Другіе люди, не виновные въ этомъ отношеніи, тмъ не мене были виновны въ естественныхъ грхахъ. Авторъ находитъ подтвержденіе этого различія въ одномъ изъ посланій апостола Павла {Посланіе къ Римлянамъ, глава V, стихи 12, 13 и 14.}.
Для доказательства своей основной гипотезы, Ла-Пейреръ опирается не на одинъ только тотъ текстъ Св. Писанія, который относится къ первымъ днямъ міра, свои спеціальнйшіе доводы почерпаетъ онъ въ особенности изъ исторіи Адама и его семейства. Изъ книги Бытія видно, что у Адама до ста-тридцатилтняго возраста было только три сына, и самыя слова его при рожденіи Сиа не оставляютъ никакого въ этомъ сомннія. Уже позже у него раждаются сыновья и дочери. Такимъ образомъ, посл убіенія Авеля, когда Сиа еще не было на свт, семейство Адама состояло только изъ трехъ человкъ. Однако же Каинъ, изгнанный Богомъ и обреченный блуждать по лицу земли, изъявляетъ боязнь быть убиту кмъ-нибудь встрчнымъ. А потому Богъ полагаетъ знакъ на Каина и объявляетъ, что кто убьетъ его, тотъ будетъ наказанъ седмерицею. Слдовательно. Каинъ могъ встртить враговъ, Удаляясь, Каинъ увелъ съ собою и жену свою. Откуда же взялась она? До этого времени Адамъ не имлъ другихъ дтей, кром того, который бжалъ посл преступленія, и того, который былъ его жертвою. Слдовательно должны же были быть другія семьи, кром Адамовой. Наконецъ, какъ только у Каина родился сынъ, то онъ выстроилъ городъ, слдовательно долженъ же онъ былъ найдти себ товарищей, чтобы выстроить его и потомъ населить. Изъ всхъ этихъ фактовъ, авторъ заключаетъ, что кром Адамова, еврейскаго семейства, существовали еще другіе люди, и что люди эти, разсянные по всей земл, были не что иное какъ язычники, эти первыя существа человческія, созданныя Богомъ, и всегда рзко отличавшіяся отъ народа Божія, Іудеевъ.
Ла Пейреръ, съ той же точки зрнія, истолковываетъ многія общія выраженія, встрчающіяся въ Библіи. Земля, о которой такъ часто говорится въ ней, не есть для него поверхность всего земнаго шара, но только та святая земля, которую Богъ опредлилъ для своего народа. Онъ означаетъ даже ея границы и даетъ ея карту, хотя не очень подробную, однако довольно врную для того времени. Къ ней одной относитъ онъ повствованіе о библейскомъ потоп,— потоп, который онъ сравниваетъ съ другими большими мстными наводненіями, сохранившимися въ воспоминаніи многихъ народовъ. Поэтому исторія Ноя совершенно соотвтствуетъ у него исторіи Адама. Патріархъ этотъ остался единственнымъ представителемъ — не всего человчества, а однихъ Іудеевъ. Противъ нихъ однихъ возгорлся небесный гнвъ. Богъ никогда не имлъ намренія истребить первоначально созданныхъ Имъ язычниковъ.
Трудно не видть сходства, и часто даже тождественности ученія Ла-Пейрера съ мнніями, которыя высказывались такъ часто и еще недавно, но не слдуетъ ошибаться въ характер ихъ: Ла-Пейреръ нисколько не вольнодумецъ, онъ богословъ, принимающій за непреложную истину все, о чемъ говорится въ Библіи, и въ особенности чудеса. Только онъ къ нимъ, какъ и ко всему прочему, прикладываетъ свою теорію. По его мннію, чудеса эти были нкоторымъ образомъ личныя, и тогда даже, когда текстъ Священнаго Писанія повидимому положительно утверждаетъ, что общіе законы природы были нарушены, онъ допускаетъ, что законы эти были пріостановлены только мстнымъ образомъ. Всегда въ книг, на которой онъ основывается, находитъ онъ какой-нибудь фактъ въ подтвержденіе своего толкованія {Такъ напримръ, если для того, чтобъ уврить царя Езекію, тнь отошла на 10 градусовъ назадъ на солнечныхъ часахъ Ахаза, то чудо это было чисто-мстное, и солнце вовсе не обращалось вспять. Доказательствомъ тому можетъ служить то, что царь вавилонскій нарочно отправлялъ пословъ, чтобъ удостовриться (въ этомъ чуд, чего не нужно было бы ему длать, еслибы теченіе солнце дйствительно измнилось для всей земли. ‘Звзда маговъ, говоритъ также Ла-Пейреръ, была не что иное какъ блистаніе, какъ бы свточъ, видимый только для однихъ благочестивыхъ волхвовъ’, въ доказательство этого онъ приводитъ тотъ Фактъ, что звзда остановилась надъ вертепомъ, гд былъ Новорожденный, чтобъ указать Его волхвамъ, а это безъ сомннія было бы невозможно, еслибы здсь дло шло о настоящемъ свтил небесномъ, имющемъ опредленное мсто въ неб.}. Однимъ словомъ, везд у Ла-Пейрера видна смсь полной вры съ свободною критикой. Книга его впрочемъ не убдила никого, и ученіе ея автора было забыто до настоящаго времени. Лишь нсколько лтъ тому назадъ ученіе это было вновь поднято изъ забвенія, и имло довольно неожиданный успхъ, въ особенности въ Америк.
Попытка Ла-Нейрера была единственная въ этомъ род, она почти и не вышла изъ области богословія, и адамическій догматъ одержалъ надъ нею верхъ почти безъ всякой борьбы. Но война, объявленная противъ этого догмата философами XVIII вка, имла совершенно другой результатъ. Послдніе были многочисленны и могущественны: они опирались на науку своего времени, они приводили нкоторые Факты, доступные поверхностному наблюденію. И вотъ все, что только имло претензію на философскій смыслъ, начало утверждать, что негръ и блый, Лапландецъ и Готтентотъ, составляютъ особые виды. Впрочемъ и ученіе объ единств человческаго рода имло не мало защитниковъ. Съ одной стороны поборники за религію, оспариваемые энциклопедистами, не могли покинуть безъ борьбы догматъ, считаемый ими за одинъ изъ основныхъ, съ другой стороны, большая часть натуралистовъ, и во глав ихъ Линней и Бюффонъ, ясно высказывались въ смысл единства. Послдній въ особенности, не колеблясь, усматривалъ въ разности признаковъ, которыми отличаются группы человческія одна отъ другой, только модификацію единаго специфическаго типа. Это мнніе великаго натуралиста иметъ еще тмъ большее значеніе, что Бюффонъ съ замчательнымъ превосходствомъ изучилъ вопросы, относящіеся къ значенію вида вообще, потому сужденіе его нельзя считать въ этомъ частномъ случа за внушеніе догматическихъ предразсудковъ.
Съ этой-то эпохи, собственно говоря, получили свое начало т дв антропологическія школы, которыя въ новйшее время стали называться моногенистами и полигенистами. Обстоятельства, при которыхъ эти школы образовались, объясняютъ главнымъ образомъ характеръ, который он приняли при своемъ начал и такъ долго сохраняли. Еще въ наше время, защищать или опровергать единство рода человческаго, по мннію многихъ писателей и большей части читателей, все равно, что защищать или опровергать Библію и религію. Мало того, что эти богословскія предубжденія, съ одной стороны, и философскія съ другой, уже достаточно осложнили вопросъ, самъ по себ въ такой степени трудный: политическія и соціальныя причины ввели въ этотъ споръ еще страсти, столь мало согласныя съ тою полною умственною свободой, какой прежде всего требуютъ изслдованія науки. Этотъ новый видъ борьба приняла въ особенности въ Соединенныхъ Штатахъ. Г-ну Нотту мы обязаны разказомъ въ одномъ случа {Types of Mankind. Introduction.}, о которомъ не мшаетъ сказать нсколько слонъ, потому что онъ характеризуетъ особенное положеніе антропологовъ американскихъ.
Извстно, какимъ образомъ невольничество, бывъ допущено всми христіянскими націями какъ учрежденіе правильное, въ послдствіи было осуждено большею частію ихъ. Извстно, какъ Англія стала во глав противоневольническаго движенія, и какъ вскор почти вс государства присоединились къ трактатамъ, предложеннымъ ею, чтобы положить конецъ торговл неграми и эманципировать черную породу. Извстно также, какъ были приняты эти предложенія Соединенными Штатами, гд невольническій вопросъ связанъ съ громадными интересами. Еще въ 1844′ г. Англія, при содйствіи на этотъ разъ Франціи, возобновила свою атаку, и г. Кальгаунъ, бывшій тогда министромъ иностранныхъ длъ Соединенныхъ Штатовъ, не зналъ что отвчать на ноты, адресованныя къ нему державами-защитницами негровъ, когда онъ услышалъ о трудахъ г. Глиддона по предмету африканскихъ племенъ. Онъ тотчасъ же пригласилъ къ себ этого автора и, по его совту, вступилъ въ сношенія съ г. Мортономъ, корифеемъ американскихъ антропологовъ. Между министромъ и авторомъ Crania americana завязалась переписка, и результатомъ ея было то, что г. Кальгаунъ отвергъ всякое измненіе въ порядк вещей, существовавшемъ въ Соединенныхъ Штатахъ, основываясь на коренныхъ различіяхъ, раздляющихъ группы человческія. Этого рода доводы смутили англійскаго министра, и онъ поспшилъ отвчать, что нисколько не желаетъ вмшиваться въ домашнія учрежденія иностранныхъ государствъ. Разказавь этотъ анекдотъ, г. Ноттъ въ восхищеніи отъ затрудненій, произведенныхъ въ филантропической дипломатіи введеніемъ въ международныя отношенія истинной этнологіи.
Такимъ образомъ въ Америк антропологическій вопросъ осложняется, еще вопросомъ невольническимъ, и изъ большей части американскихъ сочиненій объ этомъ предмет мы видимъ, что въ Америк прежде всего надобно быть либо защитникомъ, либо противникомъ невольничества, но съ тмъ вмст надобно непремнно быть и библистомъ, и отсюда-то происходятъ т особенные оттнки, которыми отличаются нкоторыя сочиненія американскихъ антропологовъ. Противники невольничества — обыкновенно моногеннеты, и принимаютъ догматъ объ Адам въ общепринятомъ смысл. Тотъ же догматъ принимаютъ и нкоторые защитники невольничества, но только, чтобъ оправдать свое, обхожденіе съ своими черными братьями, они прибгаютъ къ исторіи Ноя и его сыновей. Хамъ, говорятъ они, былъ проклятъ отцомъ своимъ и обреченъ имъ на рабство у братьевъ своихъ, негры происходятъ отъ Хама: слдовательно, обращать ихъ въ невольничество значитъ поступать совершенно согласно съ Священнымъ Писаніемъ. Но кром этого въ Америк есть защитники невольничества и изъ полигенистовъ. Эти послдніе опираются на ученіе Ла-Пейрера, подновляя его современными свдніями. Открыто признавая боговдохновенность Ветхаго и Новаго Завта, они старались доказать лингвистическими, географическими и историческими изысканіями, что библейскія повствованія о начал и продолженіи человческаго рода исключительно относятся къ блымъ народамъ. При такомъ взгляд, они смотрли на различныя группы человческія какъ на отдльные виды, и, приблизивъ сколько возможно негра къ обезьян, пришли къ тому же заключенію, какъ и г. Кальгаунъ.
Мы видимъ отсюда, что интересы вовсе не научнаго свойства вмшивались въ разсмотрніе вопроса, который подлежитъ теперь нашему изученію. Нельзя не пожалть объ этомъ обстоятельств, и мы не могли не указать на него въ самомъ начал. Оно одно можетъ объяснить нкоторыя преувеличенія и нкоторыя ошибки, столь поразительныя, что нельзя не считать ихъ въ извстной степени намренными, имъ однимъ также объясняется тонъ, въ которомъ писались и теперь еще пишутся сочиненія большей части антропологовъ обихъ школъ. Съ той и другой стороны гремла анаема, и если въ наше время нсколько боле смягченные литературные нравы не дозволяютъ уже употреблять т слишкомъ крупныя слова, какими перебрасывались наши предшественники, тмъ не мене у нкоторыхъ изъ нихъ, даже самыхъ недавнихъ и самыхъ серіозныхъ, попадаются мста, сильно сбивающіяся на богословскій диспутъ или на политическій памфлетъ. Къ чему вс эти гнвы? Приговоры инквизиціи не могли ни землю остановить въ ея движеніи, ни солнце заставить обращаться вокругъ земнаго шара, точно также и шутки Вольтера не уничтожили окаменлостей. Ни рзкія^выходки, ни злые намеки, ни насмшки не измнятъ нисколько отношеній, существующихъ между человческими группами.
Опредлить эти отношенія и есть именно та задача, которую мы предложили себ въ этомъ труд. Извстно, что ежедневно натуралисты, и одни только натуралисты, ршаютъ подобнаго рода задачи, имъ слдовательно принадлежитъ по праву и та, которая занимаетъ насъ теперь. Если же мы на вопросъ этотъ будемъ смотрть исключительно съ точки зрнія естественной исторій, то, кажется, было бы не возможно не согласиться съ мнніемъ моногенистовъ. Безъ сомннія, ученіе ихъ не отвчаетъ на вс вопросы: почему и какъ, возбуждаемые тысячью антропологическихъ задачъ. Напротивъ, съ перваго взгляда, и въ особенности для умовъ, хотя и очень развитыхъ, но не посвящавшихъ себя нкоторымъ спеціяльнымъ изученіямъ, теорія моногенистовъ повидимому только увеличиваетъ и осложняетъ трудности. Здсь происходитъ нчто подобно этому, что бываетъ въ зоологіи и ботаник при приложеніи системъ, противоположномъ употребленію метода. Системы несравненно легче схватываются и удобне въ практик. Было время, когда он приносили дйствительную пользу и имли ревностныхъ защитниковъ, но истинные ученые, даже самые изобртатели ихъ, скоро увидли въ нихъ важные недостатки. Они поняли, что самая лучшая система часто скрываетъ существующія затрудненія, не разршая ихъ, а иногда сама создаетъ затрудненія, не имющія никакого основанія, и такимъ образомъ ведетъ только къ заблужденіямъ. Естественный методъ, напротивъ, ставитъ ботаника и зоолога лицомъ къ лицу съ каждою задачей, и заставляетъ ихъ обозрть ее со всхъ сторонъ. Вслдствіе этого, онъ иногда доказываетъ имъ безсиліе ршить задачу, но по крайней мр никогда не дозволитъ строгому уму обольщать себя увренностію, что онъ достаточно объяснилъ то, что вовсе имъ не объяснено.
То же самое, если сравнимъ ученіе моногенистовъ съ противоположною теоріей. Въ виду разнообразія, представляемаго человческими группами, казалось бы, нтъ ничего проще какъ сдлать изъ этихъ группъ столько же различныхъ видовъ, и каждому изъ нихъ приписать отдльное происхожденіе. Ршить задачу нашу такимъ образомъ весьма соблазнительно, ршеніе это такъ просто и, повидимому, отвчаетъ на все, но стоитъ лишь немного вникнуть въ дло, и послдствія, вытекающія изъ этого ршенія, тотчасъ же убдятъ насъ въ его неточности. Въ самомъ дл, ршеніе это повело бы насъ къ заключенію, что законы, которымъ подчиненъ человческій организмъ, во многихъ и притомъ самыхъ важныхъ пунктахъ не согласны съ законами, которые управляютъ прочими живыми организмами.
Напротивъ, если мы будемъ смотрть на эти группы какъ на происходящія отъ одного первоначальнаго типа, то различіе въ этихъ группахъ покажется намъ съ перваго взгляда въ высшей степени труднымъ для объясненія, но стоитъ только сравнить ихъ съ растеніями и животными, чтобъ убдиться, что фактъ этотъ не есть единственный въ своемъ род, что онъ встрчается еще и въ двухъ остальныхъ органическихъ царствахъ, гд принятъ всми, и наконецъ, что законы простой физіологіи объясняютъ безъ большихъ затрудненій, по крайней мр, его общій характеръ. Эти самые законы согласуются во всхъ другихъ пунктахъ съ ученіемъ моногенистовъ, въ той же мр, въ какой противорчатъ теоріи полигенистовъ. Въ виду такого результата, кажется, нельзя колебаться.
Полигенисты очень хорошо поняли, какъ опасно для ихъ теоріи приложеніе естественныхъ наукъ къ изученію человка. Поэтому многіе изъ нихъ еще заране объявили себя несогласными съ какими бы то ни было заключеніями, которыя могли бы произойдти изъ этого приложенія. Они выставили человка существомъ исключительнымъ, во всхъ отношеніяхъ стоящимъ вн общихъ законовъ. Другіе, понимая несостоятельность подобнаго утвержденія, постарались скрыть противорчіе, существующее между этими законами и полигенизмомъ. Эти-то полигенисты самые серіозные изъ нашихъ противниковъ. Какъ и мы, они говорятъ во имя науки и провозглашаютъ множественность родовъ человческихъ. На сколько ихъ доводы неосновательны — вотъ что хотимъ доказать мы теперь, но прежде всего, чтобы споръ былъ серіозный, чтобъ онъ не превратился въ одно словопреніе, мы должны припомнить главныя физіологическія правила и наиболе существенные факты, которые могутъ имть здсь свое приложеніе, мы должны также бросить взглядъ на естественную исторію самихъ животныхъ и растеній.
Такимъ образомъ мы подойдемъ къ человку хотя косвеннымъ путемъ, но тмъ не мене единственно-врнымъ, и т изъ нашихъ читателей, которые захотятъ послдовать за нами, согласятся, что единство рода человческаго есть не только ученіе Филантропическое, внушаемое самымъ благороднымъ чувствомъ, возвышенное философское понятіе, догматъ, уже потому заслуживающій уваженія, что онъ связанъ съ религіозными врованіями большей части человчества, но что единство человческаго рода есть великая истина науки.
Что такое человкъ? Этого вопроса, на который отвчали уже столько разъ и такъ различно, мы можемъ коснуться здсь только съ точки зрнія естественной исторіи. Мы поступимъ точно такъ же, какъ поступаетъ всякій натуралистъ, который хочетъ самъ изучить одно или нсколько вмст взятыхъ существъ, или познакомить съ ними другихъ. Въ подобномъ случа, онъ прежде всего долженъ опредлить къ какой первоначальной групп принадлежитъ предметъ его изслдованія, и тогда только онъ можетъ перейдти къ боле-опредленнымъ подробностямъ и окончательно назначить мсто для разсматриваемаго имъ минерала, растенія или животнаго. Такимъ образомъ вопросъ: что такое человкъ? приводится къ слдующему: какое мсто занимаетъ человкъ въ естественной классификаціи существъ? Какъ повидимому ни простъ этотъ вопросъ, однако онъ произвелъ разногласіе между людьми равныхъ достоинствъ. Чтобъ оправдать принятое нами ршеніе, мы должны припомнить, какія именно т первоначальныя группы, между которыми раздляется вся природа.
Со временъ Аристотеля до нашего времени, вс натуралисты различаютъ въ природ два разряда тлъ: одни состоящія изъ частей косныхъ и не имющихъ между собою другой связи кром механическаго сцпленія и молекулярныхъ силъ, другія же составленныя изъ частей дятельныхъ, изъ коихъ каждая способствуетъ какимъ-нибудь особымъ дйствіемъ къ сохраненію цлаго, а потому и зависитъ боле или мене отъ другихъ частей и вмст съ ними составляетъ то, что мы называемъ недлимымъ (individu). Вслдствіе этого, вс натуралисты, въ той или другой форм, признали основное различіе между тлами органическими и неорганическими. Въ этомъ конечно и мы послдуемъ ихъ примру. Принимая наименованіе, предложенное впервые Далласомъ, мы означимъ словами имперія природы каждый изъ этихъ великихъ разрядовъ, и такимъ образомъ въ природ будемъ различать имперію органическую и имперію неорганическую {До сихъ поръ въ подобномъ случа я всегда употреблялъ выраженія: міръ органическій и міръ неорганическій. Какъ и большая часть моихъ современниковъ, я забылъ, что Палласъ далъ уже названія этимъ двумъ мірамъ, составляющимъ вселенную. Г. Изидоръ Жоффруа Сентъ-Илеръ первый напоминаетъ намъ объ этомъ въ замчательномъ своемъ сочиненіи, которое издается имъ въ настоящее время: Histoire naturelie gegrale des regnes orneaniques.}. Въ каждой изъ нихъ мы встрчаемъ тла и существа, отличающіяся отъ другихъ тлъ и существъ общими сходственными свойствами, а потому мы и раздлимъ еще имперіи природы на царства, чтобъ удержать такимъ образомъ для этихъ новыхъ разрядовъ названія, освященныя авторитетомъ Линнея и всеобщимъ признаніемъ. На какихъ же фактахъ основано введеніе этого раздленія въ науку? Въ чемъ именно состоитъ разница и связь между царствами природы?
Заявимъ прежде всего то, что тла небесныя группируются особо. Какъ бы мы ни назвали эти тла: звздами, солнцами, планетами, кометами или спутниками планетъ, они въ глазахъ нашихъ все-таки остаются крошечными частицами великаго цлаго, котораго никакія вычисленія, никакое пылкое воображеніе не въ состояніи измрить. Между этими миріадами свтилъ небесныхъ существуютъ-нкоторыя отношенія, и отношенія несравненно боле сложныя чмъ прежде полагалось съ точностію. Если въ нашей крошечной солнечной систем спутники обращаются вокругъ своихъ планетъ, а планеты вокругъ солнца, то и солнце также увлекается въ пространство по направленію къ созвздію Геркулеса со скоростію, которую наука надется въ скоромъ времени опредлить съ точностію. Безъ сомннія, оно обращается вокругъ какого-либо центра, положеніе котораго узнаютъ будущія поколнія. Въ неб нашемъ, два солнца, составляющія одну и ту же двойную звзду, вращаются одно вокругъ другаго, и можетъ-быть весь нашъ видимый міръ, со всми солнцами нашего неба, притягивается къ какому-нибудь неизвстному центру, скрытому въ пучинахъ безконечнаго. Будучи опредлены математическими законами, орбиты всхъ этихъ міровъ представляютъ тмъ не мене нкоторыя неправильности. Вслдствіе самой силы, движущей ихъ, небесныя свтила воздйствуютъ одно на другое, и вычисленіе уклоненій ихъ отъ своего пути показало астрономамъ, что даже будучи отдалены между собою на милліоны перстъ, свтила эти тмъ не мене, въ извстныхъ предлахъ, зависятъ другъ отъ друга.
Что же нужно было, чтобы дать всмъ этимъ движеніямъ опредленное направленіе, установить ихъ взаимную зависимость? Достаточно было одной силы притяженія, чтобы превозмочь косность вещества, и привести въ движеніе всю эту чудную систему міровъ, разсянную въ безпредльности. Сходные по своей натур, управляемые одною и тою же неизмнною силой, а потому и представляющіе намъ одинаковаго рода явленія, міры эти очевидно составляютъ изъ себя группу, совершенно отличную отъ той, которую образуютъ другія тла, простыя матеріялы нашего земнаго шара. Потому-то нкоторые натуралисты, и въ особенности знаменитый Декандоль, составили изъ нихъ совершенно отдльное царство — царство звздное. И мы примемъ это раздленіе, считая его совершенно основательнымъ.
Перейдемъ теперь отъ сферъ небесныхъ къ поверхности нашего земнаго шара. Здсь также мы встртимъ силу притяженія, но уже подъ именемъ силы тяжести, и здсь также эта сила есть причина всеобщаго движенія. Вс тла, какъ неорганическія, такъ и живыя, подчинены этому движенію. Будучи частями цлаго, они повинуются тому закону, той сил, которая управляетъ цлымъ. Представимъ себ однакоже, что было бы съ нашимъ шаромъ, еслибъ онъ получилъ свое образованіе ітри дйствіи одной силы тяжести. Допустимъ, что вещество могло бы еще находиться въ тхъ трехъ состояніяхъ, въ которыхъ оно является намъ теперь: твердые элементы составили бы плотное и однородное ядро математически-опредленной Формы, а вокругъ него, по тмъ же неизмннымъ законамъ, расположились бы слой жидкій и слой воздухообразный. Эта Форма земнаго шара должна была бы сохраниться въ продолженіи цлой вчности. Единственнымъ измняющимся явленіемъ была бы здсь неправильность воздушныхъ и морскихъ приливовъ и отливовъ, производимыхъ притяженіемъ солнца и луны на поверхности безбрежнаго океана, въ атмосфер, незнакомой съ втрами и бурями.
Чтобы возбудить другія явленія, нужно было что-нибудь еще кром силы тяжести или притяженія, нужны были силы физико-химическія. Вслдствіе этихъ-то силъ, тревожныя реакціи и могущественныя движенія взрыли и взбугрили твердое ядро нашей планеты. Эти-то силы, при содйствіи силы тяжести, произвели твердую землю съ ея горами, долинами, плоскими возвышенностями и низменными равнинами, ограничили бассейны океановъ и озеръ, породили множество теченій, которыя, будто рки, заключенныя въ водяныхъ берегахъ, бороздятъ самые обширные океаны, и эти другія теченія, извстныя подъ именемъ втровъ, которыя возмущаютъ атмосферу, установили это очередное испареніе и сжатіе водъ, производящія источники и рки, однимъ словомъ дали начало этому множеству всмъ извстныхъ явленій, на которыя достаточно, только указать.
Здсь нельзя не остановиться и не предложить себ вопроса, невольно приходящаго на умъ всякому мыслящему человку. Если единственная сила притяженія достаточна, чтобъ управлять всми мірами, то вроятно ли, чтобы десятки силъ были необходимы для того, чтобы привести въ движеніе элементы малйшаго изъ этихъ міровъ? Это предположе-^ ніе противорчивъ разсудку нашему, и мы надемся, что съ успхами науки противорчіе это исчезнетъ. Человкъ, пораженный видимою несходностію нкоторыхъ явленій, сначала могъ сблизить между собою только. наиболе сходныя изъ нихъ, и такимъ образомъ составить извстное число группъ и каждую изъ нихъ приписать отдльной причин. Черезъ это, по мр того какъ онъ открывалъ какое-нибудь новое явленіе, ясно отличавшееся отъ другихъ, уже извстныхъ ему, онъ все боле и боле умножалъ число силъ физико-химическихъ, но мы ежедневно убждаемся, что ученіе это могло имть лишь временное значеніе. Мало-помалу открываются промежуточные факты, и сближаются такія явленія, которыя прежде считались самыми отдаленными. Одною и тою же силой производятъ явленія, которыя до нашего времени считались совершенно разнородными. Въ рукахъ нашихъ искусныхъ физиковъ одна и та же причина пораждаетъ, въ одно и то же время, теплородъ, электрическій токъ, химическія соединенія и движеніе. Дошли уже до того, что такъ-сказать преобразуютъ одну силу въ другую, и уби. даются, что это преобразованіе совершается по законамъ столь же твердымъ, какъ замщеніе одного химическаго эквивалента другимъ, потому многіе уже не колеблются Признавать между всми этими силами боле или мене тсныя аналогіи. Даже есть такіе ученые, и притомъ принадлежащіе къ числу замчательнйшихъ, которые считаютъ ихъ частнымъ проявленіемъ одной и той же силы, боле общей, и многое даетъ право думать, что они не ошибаются.
Сила тяжести и силы физико-химическія — лучше сказать сила физико-химическая — опредляютъ собою вс явленія, представляемыя извстными земными тлами, которыя мы называемъ неорганическими. Со временъ Линнея, совокупность всхъ этихъ тлъ именуется: царствомъ ископаемымъ, или минеральнымъ. Это-то царство и составляетъ второй отдлъ имперіи неорганической.
Легко можно себ представить, что было бы съ нашимъ шаромъ, предоставленнымъ дйствію одной силы тяжести и силъ физико-химическихъ. Небо осталось бы почти такимъ же, каково оно теперь. Море также не измнило бы своихъ границъ, и въ пучинахъ его, какъ и на поверхности земли, царствовало бы совершенное безплодіе: не было бы водорослей и другихъ морскихъ растеній, точно такъ же какъ не было бы лсовъ и луговъ. Подвижные матеріалы почвы, безъ всякой защиты подверженные дйствію атмосферическихъ силъ, не могли бы оставаться на склонахъ горъ, и голые утесы, такіе, какіе мы въ настоящее время встрчаемъ выше предловъ растительности, возвышались бы почти везд надъ пустынными наносами. Ни одна птица, ни одно наскомое не нарушало бы этого мертваго безмолвія, котораго можетъ-быть мы не встртимъ ни на одной точк настоящаго земнаго шара, и только шумъ мертвыхъ тлъ, колеблемыхъ и приводимыхъ въ движеніе физическими силами, прерывалъ бы тишину безжизненности, простертую по всей земл. Чтобы преобразовать эту грустную картину, оживить и украсить поверхность нашего шара, нужно было нчто боле чмъ дв силы, названныя выше, нужна была новая сила, которая произвела бы новыя явленія, это нчто, эта сила — жизнь.
Неоднократно, въ моихъ прежнихъ сочиненіяхъ, объяснялъ я смыслъ, который я придаю этому слову, и однакожь будетъ не лишнимъ еще разъ повторить это здсь. По моему мннію, жизнь вовсе не есть, какъ объясняетъ ее Ванъ-Гельмонтъ, нчто въ род верховнаго архея, властителя тла, имющаго свою собственную индивидуальность, и изъ френическаго центра своего сдалища управляющаго множествомъ второстепенныхъ археевъ, помщающихся въ разныхъ частяхъ тла и ежеминутно выходящихъ изъ повиновенія своему глав. Точно также, въ глазахъ моихъ, жизнь-иметъ не боле аналогіи съ жизненнымъ началомъ (principe vital) Бартеса, или лучше его учениковъ, другою сущностію, довольно темною, не имющею, опредленнаго мстопребыванія, но непрестанно пекущеюся о ввренномъ ей тл и часто причиняющею боле зла чмъ добра, изъ желанія исправить какой-нибудь небольшой вредъ. Нтъ, жизнь есть просто неизвстная причина всхъ особенныхъ явленій, свойственныхъ живымъ существамъ, подобно тому какъ электричество для физики есть неизвстная причина явленій, представляемыхъ наэлектризованными тлами, подобно тому какъ теплородъ есть столь же неизвстная причина явленій, происходящихъ въ нагртыхъ тлахъ, и наконецъ подобно тому какъ сила физико-химическая вообще, какое бы мы ни дали ей названіе, составляетъ неизвстную причину явленій, свойственныхъ тламъ неорганическимъ. Жизнь не есть также сила до такой степени особенная, чтобы по своему характеру она противополагалась силамъ упомянутымъ выше. Безъ сомннія, при многихъ обстоятельствахъ, она измняетъ и уравновшиваетъ ихъ дйствіе, но и самыя силы Физическія, при одновременномъ дйствіи, часто имютъ вліяніе одна на другую. Теплота измняетъ дйствіе электричества, и об силы вмст часто превозмогаютъ тяжесть, то-есть притяженіе, эту всеобщую силу, которую мы встрчаемъ какъ въ неорганическихъ тлахъ и живыхъ существахъ, такъ въ солнцахъ и мірахъ. Идея жизни, понятая такимъ образомъ, не заключаетъ въ себ ничего противнаго самому строгому естествоиспытательному уму. Это просто сила, которая присоединяется къ другимъ силамъ прежде признаннымъ и всми принятымъ, и которая, какъ и эти послднія силы, заявляетъ себя въ своихъ дйствіяхъ. Этою-то силой отличаются тла органическія отъ неорганическихъ, существа живыя отъ тлъ грубыхъ. Организація, а вмст съ тмъ слдовательно и индивидуализація извстнаго количества вещества, вотъ два громадныя явленія, которыя жизнь вводитъ на поверхность земнаго шара.
Жизнь, организація, представляющая собою результатъ, а не причину жизни, глубоко отдляю существа живыя отъ тлъ неорганическихъ. Между тми и другими цлая пропасть. Но значитъ ли это, что они не имютъ ршительно ничего общаго между собой, что раздляющая ихъ пропасть — бездонна? Нтъ, не такова наша мысль. Живыя существа, какъ растенія, такъ и животныя, столько же какъ и тла неорганическія, подчинены вліянію тяжести, теплоты, электричества. Силы химическаго сродства дйствуютъ въ нихъ такъ же, какъ он дйствуютъ въ лабораторіяхъ. Различія между имперіями неорганическою и органическою состоятъ слдовательно не въ томъ, что послдняя не подчиняется тмъ же силамъ, какъ первая, но только въ томъ, что къ дйствію этихъ силъ присоединяется еще новая сила, обнаруживающаяся совершенно особеннымъ образомъ и способная слдовательно произвести особенныя явленія, а также и измнить въ нкоторой мр результаты дйствія другихъ силъ. Въ приборахъ нашихъ, въ нашихъ тигляхъ, силы физико-химическія обнаруживаются изолированно, и явленіями простыми. Въ существ органическомъ, эти же самыя силы дйствуютъ подъ господствомъ жизни, и въ виду совокупнаго результата. Вслдствіе этого, производимыя ими явленія всегда будутъ боле или мене сложны, но чрезъ то все-таки не измнятъ своей природы. Вотъ почему весьма часто можно, на основаніи тлъ неорганическихъ, выводить заключенія о существахъ живыхъ, вотъ почему механикъ, химикъ, физикъ, могутъ бросать яркій свтъ на общее дйствіе нашихъ органовъ, но при непремнномъ условіи никогда не забывать о жизни, между тмъ какъ они слишкомъ часто бываютъ склонны забывать о ней, вотъ почему физіологія, наука о существахъ живыхъ, не можетъ обойдтись безъ помощи другихъ наукъ, имющихъ цлію изученіе природы неорганической.
На сколько жизнь и организація отдляютъ существа живыя отъ тлъ неорганическихъ, на столько же он сближаютъ существа живыя между собой. Этотъ послдній фактъ важно заявить не мене перваго, но нужно ли доказывать его? Вс существа органическія имютъ начало и конецъ, вс они раждаются, растутъ и умираютъ, ни одно изъ нихъ, въ минуту своего появленія на свтъ, не походитъ на то, чмъ будетъ въ послдствіи, то-есть вс подвергаются превращеніямъ, всмъ имъ необходимо питаніе, и самое питаніе въ сущности одинаково для всхъ. Эти общія явленія, происходящія подъ властію одной и той же силы, сходственныя въ сущности по своимъ процессамъ и тождественныя я по цли устанавливаютъ между всми живыми существами отношенія самыя тсныя, вотъ почему въ физіологіи такъ часто дозволяется на основаніи растеній длать заключенія о животныхъ, и на основаніи животныхъ — о растеніяхъ.
Имперія органическая заключаетъ въ себ, какъ извстно, дв группы, два царства, весьма различныя одно отъ другаго и всми принятыя. Первое царство, растительное, заключаетъ въ себ существа почти вс крпкія почв, не имющія другихъ движеній, кром тхъ, которыя происходятъ отъ ихъ организаціи или отъ дйствій извн, не имющія никакого сознанія ни о себ, ни объ окружающемъ ихъ. Только организація и слдствія, которыя она влечетъ за собою, отличаютъ растенія отъ тлъ неорганическихъ. Въ нихъ только одна жизнь присоединилась- къ силамъ Физико-химическимъ.
Но не то происходитъ въ другой групп имперіи органической. Здсь обнаруживаются явленія совершенно-новыя. Животное чувствуетъ, то-есть воспринимаетъ впечатлнія,, источникъ которыхъ заключается въ немъ самомъ или которыя приходятъ извн, оно движется всею своею цлостію или частями, независимо отъ всякаго дйствія, произведеннаго силами Физико-химическими или происходящаго отъ игры ихъ организаціи, оно пользуется движеніемъ сознательнымъ, произвольнымъ, или лучше сказать автономическимъ, какъ назвалъ его г. Изидоръ Жофруа Сентъ-Илеръ { — управляющій собою по своимъ собственнымъ законамъ.}, и слдовательно обладаетъ волею, опредляющею это движеніе. Въ этихъ двухъ пунктахъ невозможенъ никакой споръ, и мы отослали бы къ Лафонтену всякаго, кто вздумалъ бы воскресить странную теорію животныхъ машинъ. Несмотря на авторитетъ Декарта, достаточно для опроверженія этой теоріи единодушія натуралистовъ. Вс они, начиная отъ Аристотеля, признали отличительными признаками животнаго царства чувствительность и способность произвольно перемщаться. Многіе изъ нихъ приписываютъ животнымъ способности даже боле возвышенныя, и мн кажется невозможнымъ не раздлять ихъ мннія, даже теперь, когда мы, вроятно, достигли предла этого міра низшихъ животныхъ, почти неизвстныхъ нашимъ предшественникамъ. Всякій, кто сдлаетъ достаточно наблюденій надъ кольчатыми (annlides), слизнями (mollusques) и даже животно-растеніями (zoophytes), кто подвергнетъ ихъ тмъ легкимъ опытамъ, которые я неоднократно повторялъ, тотъ безъ сомннія долженъ будетъ согласиться, что хотя эти существа и далеко не такъ развиты какъ млекопитающія и птицы, но тмъ не мене до извстной степени обладаютъ сознаніемъ собственнаго индивидуума, чувствомъ вншняго міра, ихъ окружающаго, постигаютъ существующія между ними отношенія, и наконецъ сообразно съ этими отношеніями измняютъ свою волю и свои движенія. Но постигать какія-либо отношенія и на основаніи ихъ управлять своими дйствіями, не значитъ ли смыслить? Легко было бы привести здсь много и другихъ явленій подобнаго же рода, чуждыхъ растеніямъ и свойственныхъ описываемому нами царству, но здсь не мсто касаться великаго вопроса о смысл животныхъ, достаточно напомнить, что даже у самыхъ деградированныхъ, пока только они по величин своей и по своей природ доступны наблюденію, мы всегда находили слды тхъ основныхъ способностей, совокупность которыхъ составляетъ самый смыслъ человческій.
Эти основныя способности весьма различны, и по всей справедливости носятъ различныя названія, но слдуетъ ли изъ этого, что въ каждомъ животномъ каждая изъ этихъ способностей связана съ особою причиной? Трудно было бы податься на такую мысль. Теперь, когда мы должны коснуться одного изъ этихъ малыхъ міровъ, называемаго нами недлимымъ, умъ нашъ, еще боле чмъ когда мы говорили о силахъ физико-химическихъ, чувствуетъ потребность отнести къ одной и той же причин вс эти сознательныя дйствія животныхъ, опирающіяся одно на другое и стремящіяся къ одной и той же цли. Но какая же именно эта причина, и какъ назвать ее? Многіе пытались отвчать на эти вопросы. Много уже было писано о душ животныхъ и много сдлано попытокъ къ объясненію ея природы и способа дйствія. Мы не будемъ такъ отважны, тамъ, гд у насъ нтъ опытовъ и наблюденій, мы всегда считаемъ долгомъ остановиться. Достаточно было показать, что если растенія отдлены отъ животныхъ, то это потому, что у этихъ послднихъ обнаруживаются такія явленія, которыхъ мы не встрчали ни въ растеніяхъ, ни въ предыдущихъ группахъ, что въ нихъ есть нчто существенно характеристическое.
Изъ всего предыдущаго слдуетъ, что натуралисты, при своемъ первоначальномъ раздленіи природы на имперіи и царства, не приняли за основаніе ни химическаго состава тлъ, ни частичнаго ихъ состоянія, ибо царство ископаемыхъ обнимаетъ собою вс извстныя тла простыя, и вс ихъ неорганическія соединенія, и заключаетъ въ себ какъ тла твердыя, такъ и жидкія и воздухообразныя. Нтъ, натуралисты сознательно или безотчетно обратились къ тому, въ чемъ тла и существа имютъ между собою наиболе общаго, наиболе абсолютнаго въ своей природ и въ своихъ отношеніяхъ къ цлому творенію. Переходя отъ простаго къ сложному, возвышаясь отъ тлъ неорганическихъ до животныхъ, въ каждой имперіи, въ каждомъ царств, мы видимъ цлую совокупность фактовъ, цлый рядъ явленій, совершенно чуждыхъ низшимъ группамъ, но повторяющихся въ высшихъ. Въ этомъ-то очевидно заключается главнымъ образомъ характеръ великихъ первоначальныхъ раздленій. Результатъ этотъ, независимо отъ всхъ тхъ гипотезъ, которыми руководствовались умы, достигшіе его, ежедневно подтверждается наблюденіемъ и опытомъ. Вотъ почему время оставило его неприкосновеннымъ, и вотъ почему современной наук со всми ея новыми пособіями остается въ сущности только подтвердить его {Три царства: ископаемыхъ, растеній и животныхъ, приняты почти повсюдно натуралистами. Царство звздное принимается мене повсюдно. Царство человческое, составляющее существенный предметъ статьи нашей, прежде имло и теперь еще иметъ многихъ приверженцевъ. Независимо отъ этихъ пяти группъ, боле или мене повсемстно принятыхъ, нкоторые натуралисты предлагали еще и другія раздленія того же рода, основываясь на весьма-различныхъ соображеніяхъ, но большая часть этихъ новыхъ системъ оставалась принятою только самими авторами, да и т не рдко въ послдствіи отказывались отъ нихъ. Во второмъ том уже однажды приведеннаго нами сочиненія г. Изидора Жоффруа Сентъ-Илера помщенъ превосходный историческій очеркъ этой части науки и самый тщательный разборъ большей части вопросовъ, ею поднимаемыхъ.}.
Теперь мы можемъ приступить къ задач, которая вызвала все вышесказанное, теперь, когда мы уже знаемъ, что такое ископаемое, растеніе и животное, и какими признаками различаются царства, мы можемъ спросить себя: иметъ ли въ дйствительности человкъ мсто въ одномъ изъ трехъ царствъ намъ извстныхъ, или проще сказать, въ послднемъ изъ нихъ? Человкъ есть ли животное? и если есть, то какое онъ долженъ занимать мсто въ нашихъ зоологическихъ кадрахъ? Отвты на этотъ двойной вопросъ были многочисленны и очень разнообразны: ‘Въ этихъ отвтахъ, говоритъ г. Изидоръ Жоффруа, видимъ мы полную таблицу противорчій человческаго ума, ни одна клтка этой таблицы не осталась пуста.’ И это строгое сужденіе вполн справедливо. Изъ человка длали поперемнно: отдльное царство, втвь царства животнаго, классъ, разрядъ, подразрядъ, семейство, подсемейство, родъ, и наконецъ просто видъ рода, въ которомъ его прицпили къ обезьян. Я не стану разбирать вс эти мннія, въ числ которыхъ есть до такой степени странныя. Достаточно, если я докажу справедливость того изъ нихъ, которое давно уже принято мною, и которое съ каждымъ днемъ все боле и боле признаю единственно врнымъ {Я ясно выразилъ свое мнніе относительно существованія отдльнаго царства, составляемаго однимъ родомъ человческимъ, въ замтк моей, помщенной въ начал одного изъ моихъ трудовъ, напечатанныхъ въ Revue de deux Mondes 1854 года (Souvenirs d’un naturaliste). Еще въ 1838 году я объяснялъ этотъ взглядъ въ публичномъ курс моемъ, читанномъ въ Тулуз.}. Въ моихъ глазахъ, человкъ на столько же отличается отъ животнаго, на сколько животное отличается отъ растенія, онъ одинъ долженъ составить отдльное царство, царство человческое, и это царство иметъ столь же рзкую характеристику и въ той же степени важную, какъ и прочія первоначальныя группы, исчисленныя нами выше.
Для того чтобъ оправдать это мнніе, намъ нужно доказать, что въ человк существуетъ совокупность такихъ фактовъ или явленій, которые совершенно чужды животному. Гд найдемъ мы эти факты? Ужь не въ организаціи ли его, въ его сложеніи или въ дйствіяхъ его орудій? Сравнительныя анатомія и физіологія давно отвчали на это отрицательно. Первая изъ нихъ нашла даже въ низшихъ типахъ главные органы человка, а въ млекопитающихъ и въ особенности въ обезьянахъ, она даже доказала полную тождественность анатомическаго строенія, кость въ кость, мускулъ въ мускулъ, сосудъ въ сосудъ, нервъ въ нервъ. Кое-какія варіаціи въ объем, размрахъ, или расположеніи, соотвтственно наружнымъ формамъ, вотъ почти единственныя различія между ними. По мр того какъ способы изслдованія стали многочисленне и могущественне, сближеніе стало тсне. Микрографія показала между элементами животнаго организма и организма человческаго сходство столь же поразительное, какъ и усмотрнное анатоміей, химія привела къ тому же результату. Какъ и легко было предвидть, органы почти тождественные исполняютъ почти одни и т же дйствія и одинаковымъ образомъ. Убдившись въ этихъ общихъ фактахъ, физіологія воспользовалась ими для себя, и вотъ почему съ каждымъ днемъ физіологи бросаютъ новый свтъ на естественную исторію человка опытами, производимыми ими надъ собаками, кроликами и даже лягушками.
Нкоторые натуралисты, и въ числ ихъ люди весьма замчательные, приняли и старались оправдать научными соображеніями мнніе, столь поэтически выраженное Овидіемъ. Вертикальный станъ на двухъ ногахъ и os sublime считались ими за наружные признаки, характеризующіе человческое царство. Но трудно согласиться съ ними въ этомъ Г. Изидоръ Жоффруа сдлалъ на это возраженіе, ускользнувшее по какому-то странному недосмотру отъ вниманія всхъ его предшественниковъ, онъ замтилъ, что многія птицы держатся въ обыкновенномъ своемъ положеніи совершенно прямо. Пингвины и даже наши домашнія утки обладаютъ этою особенностію. Не въ этомъ впрочемъ состоитъ главнйшее возраженіе противъ упомянутаго мннія. Относительно стана, между человкомъ и животнымъ все различіе заключается только въ степени. Если станъ у большей части млекопитающихъ — горизонтальный, за то у человкообразныхъ обезьянъ онъ естественно наклонный. Обезьяны часто, и совершенно произвольно, принимаютъ осанку, напоминающую человка. Съ этой точки зрнія они являются животными дйствительно переходными. Итакъ у человка сдланъ только шагъ впередъ въ направленіи уже ясно обозначившемся, мы видимъ шагъ впередъ, прогрессъ, но не видимъ еще ничего существенно новаго.
Не въ умственныхъ ли способностяхъ, человка найдемъ мы главную характеристику человческаго царства? Разумется, у меня и въ мысли не можетъ быть отождествленіе умственнаго развитія человка съ скуднымъ смысломъ животныхъ, даже наиболе одаренныхъ. Между ними и человкомъ разстояніе такъ велико, что многіе могли даже найдти полное несходство, но теперь уже нельзя думать такимъ образомъ. Животное иметъ свою долю смысла, и если его основныя умственныя способности далеко не такъ развиты какъ у насъ, тмъ не мене въ основ он одн и т же. Животное ощущаетъ, хочетъ, помнитъ, соображаетъ, и точность и врность его соображеній поразительны, въ то же время ошибки, которыя оно длаетъ, доказываютъ, что эти соображенія вовсе не составляютъ слдствія силы слпой и роковой. При всемъ томъ, въ каждой изъ группъ этихъ животныхъ, мы замчаемъ весьма значительныя неравенства. Если взять даже однихъ позвоночныхъ животныхъ, то мы увидимъ, что птицы, несравненно совершеннйшія чмъ рыбы и пресмыкающіяся, во многомъ уступаютъ нкоторымъ млекопитающимъ. Не было бы ничего страннаго находить еще иное животное, которое стояло бы выше млекопитающихъ по смыслу. Было бы только отношеніе большаго къ меньшему, но не было бы явленія радикально новаго.
Все, что мы говорили объ умственныхъ способностяхъ вообще, относится и къ высшему способу ихъ обнаруженія — языку. Правда, одинъ человкъ обладаетъ словомъ, то-есть членораздльнымъ голосомъ, но два класса животныхъ имютъ также голосъ. У нихъ, какъ и у насъ, есть способность производить звуки, передающія впечатлнія и представленія, и понимаемыя не только существами имъ подобными, но и самимъ человкомъ. Охотникъ весьма скоро научается такъ-называемому языку птицъ и млекопитающихъ. Даже безъ большой опытности онъ отличаетъ звуки, выражающіе гнвъ, нжность, удовольствіе, боль, испугъ, тревогу. Безъ сомннія, это языкъ совершенно элементарный, можно сказать, что онъ весь состоитъ изъ однихъ междуметій. Такъ, но все же онъ вполн удовлетворяетъ потребностямъ существъ, его употребляющихъ, и ихъ взаимнымъ отношеніямъ. Въ сущности отличается ли онъ отъ языка человческаго, какъ по механизму, его производящему, такъ и по цли своей и результатамъ? Нтъ. Слдовательно и въ этомъ случа въ человк мы видимъ только прогрессъ, и прогрессъ громадный, но существенно-новаго нтъ ничего {Выражаясь такимъ образомъ, я думаю, мн нечего бояться, чтобы во мнніяхъ моихъ нашли тождество съ мнніями, высказанными въ послднее время нкоторыми американскими натуралистами и антропологами, преимущественно г. Агасисомъ. Этотъ ученый натуралистъ до такой степени уподобилъ крики животныхъ человческимъ нарчіямъ, что утверждалъ даже, что легко было бы рычанія медвдей различныхъ породъ производить одно отъ другаго совершенно такъ же, какъ лингвисты производятъ греческій языкъ отъ санскритскаго. Едва ли нужно опровергать это мнніе, съ которымъ и безъ того врядъ ли кто-либо можетъ согласиться. Человкъ, одинъ обладая словомъ, одинъ можетъ обладать въ собственномъ смысл и языкомъ.}.
Наконецъ то, что мы называемъ способностями сердца, способностями, зависящими столько же отъ инстинкта, сколько отъ смысла, обнаруживается у всхъ животныхъ совершенно такъ же, какъ и у человка. Животное любитъ и ненавидитъ. Извстно до какой степени у нкоторыхъ породъ простирается привязанность къ дтямъ, извстно также на сколько между другими существуетъ инстинктивное отвращеніе, переходящее при каждомъ удобномъ случа въ ожесточенныя и смертельныя побоища, извстно, наконецъ, какимъ образомъ воспитаніе развиваетъ эти зачатки и открываетъ намъ въ нашихъ домашнихъ животныхъ индивидуальныя различія, совершенно сходныя съ тми, которыя поражаютъ насъ въ людяхъ. Каждый изъ насъ знавалъ собакъ признательныхъ, ласковыхъ и даже можно сказать любящихъ, каждый также встрчалъ собакъ ворчливыхъ, злыхъ, завистливыхъ. Можетъ-быть по характеру-то именно человкъ и животное боле всего сближаются между собою.
Гд же мы найдемъ это что-то такое, совершенно чуждое животному и исключительно свойственное человку, такое слдовательно, что оправдывало бы отдленіе его въ особое царство? Чтобы разршить это затрудненіе поступимъ какъ натуралисты: дадимъ себ полный отчетъ въ свойствахъ существа, которое намъ нужно опредлить. До сихъ поръ мы имли въ виду только одни органическія и умственныя свойства, но не обращали еще вниманія на свойства нравственныя. Здсь тотчасъ же являются два такіе основные факта, о которыхъ еще ничто не могло дать намъ понятіе въ прочихъ царствахъ.
Во всякомъ обществ, гд только существуетъ языкъ, достаточно совершенный для выраженія понятій общихъ и отвлеченныхъ, мы встртимъ слова, долженствующія выражать понятія о добродтели и порок, человк добромъ и негодя. Тамъ же, гд языкъ еще не на столько развитъ, мы встрчаемъ врованія и обычаи, доказывающіе ясно, что хотя эти понятія и не имютъ выраженій въ народномъ словар, но тмъ не мене существуютъ. У народовъ самыхъ дикихъ, у племенъ, занимающихъ самое послднее мсто, въ ряду человчества, нкоторыя дйствія общественныя или частныя заставятъ насъ признать, что везд человкъ, сверхъ физическаго блага и зла, видитъ нчто боле возвышенное, у народовъ передовыхъ, цлыя учрежденія стоятъ на этомъ основаніи. Понятіе о нравственномъ добр и зл встрчается такимъ образомъ во всхъ группахъ человческихъ, но ничто не можетъ заставить насъ предполагать, что оно существуетъ и у животныхъ. Понятіе это составляетъ слдовательно первый признакъ человческаго царства. Чтобъ избгнуть слова: совсть, принимаемаго часто въ смысл слишкомъ тсномъ и ограниченномъ, я употреблю слово нравственность чтобъ означить эту отличительную способность человка понимать добро и зло, подобно тому какъ словомъ чувствительность названа способность воспринимать впечатлнія.
Есть, еще нкоторыя другія понятія, находящіяся обыкновенно въ связи одно съ другимъ и встрчаемыя даже въ самыхъ ограниченныхъ человческихъ обществахъ. Везд врятъ въ другой высшій міръ, въ нкоторыя таинственныя высшія существа, которыхъ нужно бояться или почитать, врятъ въ будущую жизнь, которая ожидаетъ часть нашего существа по разрушеніи тла. Другими словами, понятія о Божеств и будущей жизни такъ же распространены повсемстно, какъ и понятія о добр и зл. Какъ ни смутны они у нкоторыхъ народовъ, тмъ не мене везд они составляютъ начало извстнаго рода знаменательныхъ Фактовъ. Съ ними неразрывно связано множество обычаевъ и обрядовъ, описываемыхъ путешественниками и представляющихъ собою, у племенъ самыхъ варварскихъ, скромные эквиваленты величественныхъ проявленій такого же свойства у народовъ образованныхъ. Никогда ни у какихъ животныхъ не замчалось что-нибудь подобное или даже аналогическое. Слдовательно, въ этихъ общихъ понятіяхъ, встрчаемыхъ у человка, мы видимъ второй отличительный признакъ человческаго царства, и словомъ религіозность назовемъ мы способность, или совокупность способностей, производящихъ эти понятія.
Но вотъ вопросъ: составляютъ ли въ дйствительности нравственность и религіозность признаки на столько общіе, чтобъ они принадлежали всмъ человческимъ группамъ безъ исключенія, какъ мы допустили это? Фактъ этотъ былъ многими отвергаемъ. Многіе, опираясь на разказахъ нкоторыхъ путешественниковъ, утверждали, что есть племена и даже цлые народы, лишенные того или другаго изъ этихъ признаковъ. Что касается до нравственности, то на отсутствіе этого признака мало указывалось. Необходимость нравственныхъ связей во всякомъ человческомъ общежитіи, въ какой бы то ни было степени, такъ очевидна, что самое существованіе обществъ уже доказываетъ этотъ общій Фактъ. Здсь впрочемъ затрудненія были вообще скоро устранены, вслдствіе боле точныхъ свдній, лишь благодаря весьма простымъ наблюденіямъ. Такъ напримръ, нарчія народовъ Австраліи не содержатъ въ себ словъ, которыми переводились бы слова: честность, правосудіе, грхъ, преступленіе, но заключать изъ этого, что племенамъ, говорящимъ этими нарчіями, чужды понятія, выражаемыя вышеприведенными словами, было бы большою ошибкой. Дйствія ихъ доказываютъ противное. Въ этомъ видна только бдность ихъ языка, которая обнаруживается столько же въ отношеніи къ предметамъ физическимъ, сколько же въ отношеніи къ понятіямъ нравственнымъ. На тхъ самыхъ нарчіяхъ не существуетъ также словъ, выражающихъ родовыя понятія, какъ напримръ: дерево, птица, рыба, а изъ этого безъ сомннія никто не заключитъ, чтобъ Австралійцы смшивали вс эти предметы.
Гораздо боле настаивали на отсутствіе религіозности. Если врить множеству путешественниковъ и антропологовъ, то способность эта не существуетъ не только у нкоторыхъ отдльныхъ народцевъ, но даже и у многочисленныхъ племенъ, разсянныхъ на обширномъ пространств! Ежедневно факты доказываютъ намъ, съ какимъ часто легкомысліемъ длались такія важныя заключенія. Европейцу, даже и тогда, когда онъ самъ находится между дикими народами и боле или мене въ совершенств знакомъ съ ихъ языкомъ, чрезвычайно трудно получить свднія объ ихъ врованіяхъ, которыя касаются того, что есть самаго сокровеннаго и задушевнаго въ человк. Не выходя изъ предловъ Франціи, можно составить себ понятіе о трудностяхъ такого рода изслдованій, если попробовать выспросить у крестьянина Баска.или Бретонца его мнніе о привидніяхъ и шабаш. Въ этомъ случа я часто испытывалъ неудачу съ людьми, съ которыми жилъ въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ. Легко представить себ затрудненія, которыя долженъ встртить путешественникъ, появляющійся посреди дикихъ племенъ какимъ-то высшимъ существомъ и часто даже опаснымъ врагомъ, или миссіонеръ, который каждымъ словомъ своимъ опровергаетъ и разрушаетъ то, что для его собесдниковъ съ дтства было предметомъ боязни и поклоненія. Самое рвеніе религіозное, воодушевляющее миссіонеровъ, часто вредитъ точности свдній, которыя они передаютъ намъ. Они слишкомъ пренебрегаютъ или презираютъ врованія, не освященныя ихъ собственною врой, и не разспрашиваютъ серіозно о нихъ, этимъ-то объясняются странныя противорчія и явныя неточности, встрчаемыя слишкомъ часто въ разказахъ самыхъ благочестивыхъ и ревностныхъ проповдниковъ разныхъ христіанскихъ вроисповданій. Къ счастію, есть и такіе миссіонеры, которые съ тми добрыми качествами умютъ соединить еще истинное желаніе узнать и потомъ передать другимъ нравственную исторію народонаселеніи, ими просвщаемыхъ, и результаты ихъ изслдованій съ каждымъ днемъ исправляютъ понятія наши объ этихъ народонаселеніяхъ.
Два племени въ особенности подвергались всевозможнымъ обвиненіямъ, и еще самымъ легкимъ было обвиненіе въ отсутствіи всякой религіозности. Племена эти Готтентоты и Австралійцы. Въ послдствіи я возвращусь къ послднимъ, теперь же скажу о нихъ только то, что вс эти будто бы безбожныя населенія имютъ нкоторую элементарную миологію. Что касается до Готтентотовъ и Кафровъ, которыхъ уподобляютъ имъ въ этомъ, то говорили, и теперь еще повторяютъ въ нкоторыхъ сочиненіяхъ, что у нихъ понятіе о Бог и будущей жизни ршительно не существуетъ. Говорящіе такимъ образомъ совершенно забываютъ свднія, собранныя въ различныя эпохи объ этихъ племенахъ и явно доказывающія противное. Напомнимъ хотя новйшія изъ нихъ, напримръ Кэмпбелъ во время перваго своего путешествія {Въ 1812 году.} даже у Бошисменовъ открылъ то, что онъ называетъ смутнымъ понятіемъ о высшемъ существ, во время же втораго своего путешествія {Въ 1820 году.} получилъ, хотя и не безъ труда, отъ Макуна, начальника малаларинскихъ. Бошисменовъ, точныя подробности о Гох, мужескомъ бог, стоящемъ выше людей, и о Ко, женскомъ, стоящемъ ниже. Хотя отвтъ этого же Макуна, очевидно внушенный ему отвращеніемъ отъ подобнаго рода бесдъ, и доказываетъ намъ повидимому, что самъ онъ не врилъ въ будущую жизнь, однакожь извстно, что его соотечественники хоронятъ мертвыхъ съ ихъ луками и стрлами, чтобъ они могли охотиться по смерти, и что, по ихъ мннію, рай есть мсто, гд они найдутъ дичь въ изобиліи. У собственно Готтентотовъ нашли врованіе въ доброе и злое начала, оба олицетворенныя и носящія особенныя названія, собрали преданія о происхожденіи человка, и много разъ даже замчали вру въ будущую жизнь, ясно доказываемую молитвами, къ великимъ людямъ, боязнію духовъ умершихъ и т. п. Значитъ, защищать опровергаемое нами мнніе совершенно невозможно, и еслибы какой-нибудь авторъ, опираясь на странныя показанія какого-нибудь путешественника или миссіонера, сталъ опровергать существованіе религіозности у племенъ южной Африки, то достаточно было бы отвчать ему столь ясными словами самаго отважнаго изъ новйшихъ изслдователей этихъ странъ, доктора Ливингстона: ‘Какъ ни низко развитіе этихъ народовъ, но нтъ никакой надобности говорить имъ о существованіи Бога и о будущей жизни: эти об истины повсемстно признаны въ Африк.’ Посл этого путешественникъ входитъ въ нкоторыя подробности объ этихъ понятіяхъ, и прибавляетъ: ‘отсутствіе идоловъ, общественнаго богослуженія и всякаго рода жертвоприношеній у Кафровъ и Бичуановъ заставитъ на первый разъ подумать, чтц эти племена исповдуютъ атеизмъ самый безусловный.’ {Нсколько дале Ливингстонъ прибавляетъ: ‘Чмъ боле приближаемся къ сверу, тмъ боле развитыя религіозныя идеи встрчаемъ у туземцевъ.’}
Изъ этого видно, что Ливингстонъ, обнаруживъ заблужденіе, объясняетъ его, и объясненіе это могло бы, вроятно, быть приложено къ нкоторымъ подобнымъ случаямъ, находимымъ у племенъ Южной Америки. Здсь также увреніямъ, часто противорчивымъ, нкоторыхъ путешественниковъ можно противопоставить свидтельство того, кто боле всхъ занимался изученіемъ американскаго человка, и подъ этимъ самымъ заглавіемъ издалъ трудъ, по справедливости сдлавшійся классическимъ. ‘Хотя нкоторые авторы, говоритъ А. д’Орбиньи, и отвергали существованіе всякой религіи у Американцевъ, но очевидно для насъ, что вс племена, даже самыя дикія, имли хотя какую-нибудь.’ Слова эти оправдываются съ каждымъ днемъ, даже посреди вковыхъ лсовъ рки Амазонки, у племенъ, ужасные нравы которыхъ возмущаютъ насъ, понятіе о высшемъ мір и высшихъ существахъ, равно какъ и понятіе о безсмертіи одной части нашего существа, оказывается боле и боле, по мр того какъ мы проникаемъ въ тайну этихъ пустынь {Подробности объ этомъ можно найдти въ особенности въ сочиненіи г. Фердинанда Дениса: Histoire abregee du Bresil, въ которомъ авторъ собралъ всевозможныя свднія о народахъ этихъ странъ.}. Что касается до азіятскихъ народовъ, то у нихъ всегда находили религіозныя наклонности. Здсь мы везд встрчаемъ по крайней мр шамана съ его волшебнымъ бубномъ, это суевріе, но не атеизмъ, въ которомъ упрекали азіятекихъ варваровъ. Мореплаватели видли идоловъ у всхъ островитянъ Полинезіи. Идея религіозная встрчается слдовательно на всемъ земномъ шар, у всхъ человческихъ существъ, и если она иногда дурно опредляется, тмъ не мене она существуетъ. Самая эта неопредленность можетъ оставлять нкоторыя сомннія лишь относительно какой-нибудь малой группы, всегда составляющей втвь какого-нибудь племени боле многочисленнаго, въ которомъ существованіе религіозности несомннно. Какъ же тутъ эти сомннія, происходящія единственно отъ нашего незнанія, класть на всы съ общимъ Фактомъ, столь великимъ, столь поразительнымъ?
Нравственность и религіозность, свойственныя всмъ людямъ, чужды всмъ животнымъ, об он, дйствуя какъ причины, даютъ н^ало второстепеннымъ явленіямъ, называемымъ нами религіозными и нравственными врованіями, въ свою очередь, эти послднія въ жизни общественной и политической играютъ такую роль, что о важности ея было бы излишнимъ говорить. Нравственность и религіозность дйствуютъ слдовательно на человка совершенно такъ же, какъ дйствуютъ т силы, свойства и основныя способности, которыя характеризуютъ различныя имперіи и царства природы. Итакъ заслуживаютъ ли эти свойства названіе признака или, аттрибута въ научномъ смысл этого слова? Нтъ, говорятъ т, которые хотятъ чтобы признакъ всегда основывался на органической особенности, которая можетъ быть выражена словомъ или представлена рисункомъ. Да, отвтятъ вмст съ нами вс т, которые, не имя никакого систематическаго предубжденія, будутъ просто руководствоваться тмъ методомъ, тми способами, какимъ слдуетъ большая часть натуралистовъ. Сошлюсь здсь только на одного изъ самыхъ замчательныхъ изъ нихъ,— на того, чье имя пользуется наибольшимъ авторитетомъ, когда дло идетъ объ основахъ номенклатуры, сошлюсь именно на Линнея. Какъ характеризуетъ онъ растенія и животныхъ? Первыя изъ нихъ онъ опредляетъ словами: тла органическія, живущія, по не чувствующія, значитъ жизнь есть для него признакъ, аттрибутъ, а можно ли жизнь описать или представить? Перейдемъ къ животнымъ. Линней называетъ ихъ: тла органическія, живущія, чувствующія и двигающіяся произвольно. Здсь опять чувствительность и произвольность движенія длаются признаками, аттрибутами, а между тмъ слова эти нсе-таки понятія отвлеченныя. Такимъ образомъ, если слдовать за Линнеемъ шагъ за шагомъ, опредленіе человка или, какъ говорятъ въ зоологіи, его характеристика будетъ слдующая: человкъ есть тло, или лучше сказать существо органическое, живущее, чувствующее, произвольно движущееся, одаренное нравственностью и религіозностью.
Да позволятъ мн еще остановиться на этихъ соображеніяхъ, чтобы заране отвтить на большую часть возраженій, которыя были сдланы противъ этого взгляда на человка и его естественныя отношенія къ прочимъ твореніямъ. Главное изъ нихъ, которое уже было высказано во многихъ видахъ, можетъ быть Формулировано такимъ образомъ: ‘нравственность и религіозность не составляютъ особенныхъ способностей, он происходятъ отъ умственнаго развитія и составляютъ только слдствія здраваго разсужденія.’ Другіе же говорятъ слдующее: ‘эти способности отличаются отъ способностей умственныхъ, но, собственно говоря, вмст он составляютъ только одну способность, ибо не можетъ быть религіи безъ нравственности и нравственности безъ религіи.’ На вс эти возраженія я могъ бы отвчать многое, но я не хочу выйдти изъ предловъ той науки, которою занимаюсь. Я не хочу быть здсь ни метафизикомъ, ни философомъ, я хочу и долженъ остаться натуралистомъ. Поставивъ же себя на эту точку зрнія, я имю право сказать моимъ возражателямъ: ‘Стараясь привязать исключительные факты, представляемые изученіемъ человка, къ фактамъ, представляющимся у животныхъ, и къ причинамъ, ихъ производящимъ, вы поступаете какъ физики и химики, которые, не отвергая существованія живыхъ существъ и особенныхъ явленій, ими представляемыхъ, хотятъ объяснять жизнь игрою силъ Физико-химическихъ, вы поступаете какъ Декартъ, который во всхъ дйствіяхъ животныхъ видлъ только приложеніе законовъ механики. Я же поступаю, какъ поступилъ Линней. Когда онъ въ животномъ нашелъ два общіе основные факта, чуждые растеніямъ, то онъ назвалъ ихъ признаками, аттрибутами животнаго царства, вн всякихъ объясненій, всякой теоріи. Этимъ онъ далъ своему раздленію непровержимое основаніе, предоставляя будущему времени его права и наук ея успхи. Я старался поступить такъ, какъ онъ, хорошо, еслибы мн удалось достигнуть того же результата {Между всми возраженіями, дланными противъ моего взгляда на человческое царство, я долженъ упомянуть еще о томъ, которое основывается на нкоторыхъ фактахъ, будто бы обнаруживающихъ у животныхъ, живущихъ обществами, первоначальныя основанія нравственности. Не входя въ подробное опроверженіе этихъ фактовъ, не дозволямое мн предлами моей статьи, достаточно сказать, что можно дать себ отчетъ объ этихъ кажущихся исключеніяхъ еще легче чмъ мы даемъ себ отчетъ въ ботаник о движеніяхъ не-тронь-меня или діонеи-мухоловки. Кажущаяся, еще необъясненная произвольность этихъ движеній, никогда не препятствовала натуралистамъ принять характеристику животнаго царства, предложенную Линнеемъ, и также не заставила ихъ считать эти растенія за животныхъ. Во всякомъ случа да будетъ позволено мн сослаться на этотъ примръ.}.
Всякій, кто только останется вренъ методу, то-есть пріемамъ естественныхъ наукъ, долженъ будетъ по необходимости слдовать за нами до самого того пункта, котораго мы достигли. Не выходя изъ предловъ умозаключеній и наведеній, какъ въ отношеніи человка, такъ и въ отношеніи животныхъ, мы можемъ сдлать еще одинъ шагъ дале. Замчая, что нравственность и религіозность почти постоянно способствуютъ одна другой въ своихъ проявленіяхъ и принимая въ соображеніе тсныя отношенія между ними, которыя могли казаться даже отношеніемъ причины къ дйствію, мы полагаемъ невозможнымъ не приписать ихъ одной и той же причин. Сосредоточивая наше вниманіе внутри насъ самихъ, заявляя факты самосознанія, находимые каждымъ въ самомъ себ, мы не можемъ также не допустить, что причина эта находится въ полной гармоніи со всмъ существомъ нашимъ, что она иметъ свою собственную индивидуальность, какъ и тло, дйствіями котораго она управляетъ. Вотъ какимъ образомъ естественныя науки, и именно зоологія, приводятъ насъ къ признанію этого начала, этого нчто, которое означили именемъ души человческой, но представить дальнйшее развитіе этого понятія он уже не въ состояніи: дале мы не имемъ уже ни опытовъ, ни наблюденій. Предоставимъ же тому, кому слдуетъ по праву, изслдовать природу этой души, ея начало и назначеніе, и каждому Предоставимъ, изъ множества ршеній, предложенныхъ на эти трудные вопросы, избирать себ то, которое наиболе согласуется съ его сердцемъ и разсудкомъ.
Итакъ вотъ въ сущности выводъ нашъ: человкъ иметъ тяжесть и подверженъ силамъ Физико-химическимъ, какъ и тла неорганическія, онъ организованъ, какъ организованы растенія и животныя, и какъ эти послднія, живетъ и. движется произвольно. По своему матеріальному естеству, онъ слдовательно не что иное, какъ животное, въ нкоторыхъ отношеніяхъ усовершенствованное, въ другихъ же мене совершенное. Его умственныя способности, гораздо совершеннйшія и боле развитыя, ставятъ его на неизмримую высоту надъ всми животными, но не представляютъ еще достаточной причины для отдленія его отъ нихъ. Если онъ представляетъ существо особенное, если изъ него должно составить отдльное царство, то это только потому, что въ немъ обнаруживаются способности совершенно новаго рода. Заключеніе это истекаетъ изъ разсмотрнія прочихъ царствъ, разсмотрнія, сдланнаго исключительно съ научной точки зрнія, ни на шагъ не отступая отъ метода и пріемовъ натуралистовъ. Если я не ошибаюсь, то выводъ, къ которому привело насъ изслдованіе наше, независимо отъ научныхъ слдствій, изъ него истекающихъ, удовлетворяетъ въ то же время и самымъ благороднымъ стремленіямъ нашимъ. Человкъ охотно приписываетъ себ господство надъ міромъ, онъ любитъ считать себя законнымъ властелиномъ всего существующаго на поверхности земнаго шара. И дйствительно, ни одно твореніе не въ состояніи оспаривать у него этой власти, которая съ каждымъ днемъ все растетъ и распространяется. Не пріятно ли намъ видть, что антропологическіе признаки освящаютъ и облагораживаютъ это господство, присоединяя къ понятію права, основанному на умственномъ превосходств нашемъ, еще понятіе долга, истекающее изъ нашей нравственности и религіозности?