Другой отрывок из первой книги о священстве, Роллен Шарль, Год: 1731

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Другой отрывок из первой книги о священстве

Св. Иоанн Златоуст имел у себя друга, по имени Василия, который убедил его оставить дом матери, удалиться от света, и вести жизнь уединенную. Бедная мать — говорит св. Златоуст — узнав о том, взяла меня за руку, повела в свою комнату, посадила на то самое ложе, на котором я родился, заплакала и начала говорить словами, возбудившими во мне более жалости, нежели самые слезы. ‘Сын мой — сказала она — Богу неугодно было, чтобы я долго наслаждалась добродетелью твоего родителя. Он умер скоро после того, как я освободилась от болезни, бывшей следствием твоего рождения, ты остался сиротою, а я вдовою, прежде нежели нужную отец твой успел оказать нам нужную помощь. Я терпела все невыгоды одиночества, все беспокойства, о которых не может иметь понятия тот, кто не испытал их. Нельзя изъяснить словами смятения, в котором находится молодая женщина, едва вышедшая из родительского дому, непривыкшая к светской жизни, с огорченною душою, она должна принять на себя новые заботы, не свойственные ни полу ее, ни возрасту. Она должна исправлять нерадивых слуг, и предохранять себя от их злобы, должна остерегаться коварных умыслов соседей, должна постоянно переносить обиды от сильных и грубые оскорбления от собирающих налоги.
Знаю, какая печаль, какие заботы достаются в удел вдове, отягченной малолетними сиротами, однако сия печаль, сии заботы бывают сносны, когда вдова остается с дочерью, потому что ни страх, ни издержки не беспокоят матери. Но воспитание сына сопряжено с большими трудностями, оно требует неусыпных попечений, не упоминая об издержках, необходимо нужных для научения юноши. Несмотря на все сии трудности, я удержалась от второго замужества, пребыла твердою среди бурь и волнений, и возложив надежду на милосердие Божие, решилась претерпеть все беспокойства вдовьей жизни.
Единственное утешение я находила в удовольствии видеть тебя, взирать на лицо твое, на живое и верное изображение покойного моего супруга. Сие утешение началось вместе с твоим младенчеством, когда уста твои произносили одни невразумительные звуки: в это время отцы и матери наиболее радуются детьми своими.
Я никогда не подавала тебе причин сказать себе, что хотя с твердостью перенесла трудности нынешнего состояния, однако, отвращая беспокойства, уменьшила имение отца твоего, — а известно, что подобное несчастье нередко случается с сиротами. Нет! я сберегла для тебя все, что ни осталось, хотя впрочем ничего не щадила для твоего воспитания. На все издержки я употребляла собственный свой достаток и свое приданое. Говорю тебе о сем, любезный сын для того, чтобы упреками напомнить тебе о сыновних обязанностях. За все, что ни сделала для тебя, требую одной только милости, не оставь меня в другой раз вдовою, не растравляй раны, которая начинала закрываться, подожди по крайней мере моей смерти — может быть она не замедлит ко мне явиться. Молодым людям прилично ожидать старости, но в мои лета прилично ожидать одной смерти. Когда опустят меня в могилу твоего родителя, когда кости мои соединятся с его прахом, в то время предпринимай далекие путешествия, отплывай на отдаленные моря, никто тебя не удержит. Но пока я дышу еще, живи со мною, и не скучай моим присутствуем. Не навлекай на себя гнева Божия оскорблением нежной матери, не заслужившей такого несчастья. Если б я обременяла тебя заботами, если б заставляла тебя принимать участие в общих делах наших, тогда, соглашаюсь, ты мог бы пренебречь законы природы, мои попечения о твоем воспитании, сыновнее почтение и прочие обязанности — тогда ты мог бы от меня убегать, как от рушительницы твоего покоя, расстилающей для тебя опасные сети. Но я единственно о том только забочусь, чтобы доставить тебе совершенное спокойствие: пускай же сие одно обстоятельство удержит тебя, если все другие были бесполезны. Ни один из многих друзей твоих не печется сколько я о твоей свободе, никто столь усердно, как я, не желает тебе счастья’.
Св. Златоуст не мог противиться действию столь трогательной речи, как ни старался друг его Василий склонить его на свою сторону, он не решился оставить мать столь нежную, столь достойную любви и почтения.
Едва ли древность языческая может представить нам речь, которая была бы живее, нежнее, красноречивее, здесь разумеется красноречие простое и натуральное, несравненно превосходнейшее всех блестящих прикрас искусства. Найдите в сей речи хоть одну мысль натянутую, хоть один оборот странный или принужденный. Не правда ли, что все в ней течет из своего источника, и что сама натура влагала слова в уста матери? Но всего удивительнее непонятная скромность бедной матери, терзаемой печалью, при столь горестном состоянии, не вырывается у нее ни одно слово негодования, ни одна жалоба против виновника печали, может быть уважая добродетели Василия и боясь раздражить сына, она думала только о том, как бы смягчить его, и склонить на свою сторону.

——

Роллен Ш. Другой отрывок из первой книги о священстве [св. Иоанна Златоуста] / [Из ‘Traite des etudes‘ Роллена] // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.25, N 4. — С.248-253.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека