ЕЩЕ КЪ ВОПРОСУ О МАТЕРІАЛИЗМ.
ЕЩЕ КЪ ВОПРОСУ О МАТЕРІАЛИЗМ.
(Отвтъ г-ну Карданусу).
Проф. Г. И. Челпанова.
‘Міръ Божій’, No 10, 1897
Еще к вопросу о материализме, Челпанов Георгий Иванович, Год: 1897
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ No 248 ‘Новостей’ помщенъ отвтъ г. Кардануса на мою статью ‘Къ ученію матеріализма’ (‘Міръ Божій’, августъ-сентябрь 1897 г.). Въ этой стать я доказывалъ, что г. Карданусъ, ученый обозрватель ‘Новостей’, выступилъ съ обвиненіемъ всхъ русскихъ философовъ въ невжеств, не имя ршительно никакихъ философскихъ познаній, руководствуясь только {Я подчеркиваю въ данномъ случа только здраваго смысла, потому что г. Карданусъ опять можетъ прикинуться непонимающимъ и станетъ уврять читателя, что я отрицаю значеніе здраваго смысла для философствованія.} лишь воображеніями здраваго смысла. Въ этой стать я его обвинялъ въ томъ, что онъ не знаетъ, что такое матеріализмъ, не понимаетъ, что мысль непротяженна и что онъ никогда, очевидно, не имлъ случая ознакомиться съ разсужденіями выдающихся философовъ по этому вопросу. Я доказывалъ, что такого философа, какъ Шопенгауэръ, онъ не понимаетъ,— не понимаетъ, что Шопенгауэръ говорить объ относительномъ оправданіи матеріализма въ области естествознанія, а не философіи, что онъ даже читать Шопенгауэра не уметъ, если думаетъ, что Animalitt у Шопенгауэра означаетъ одушевленность. Такъ можетъ переводить Шопенгауэра только тотъ, кто при перевод смотритъ въ словарь, а не тотъ, кто должнымъ образомъ уметъ читать философовъ. Наконецъ, я утверждалъ, что онъ не знаетъ даже, что такое самонаблюденіе, о которомъ говорится на первыхъ страницахъ любого учебника психологіи, что онъ не понимаетъ даже такого популярнаго писателя, какъ Милль. Теперь г. Карданусъ пишетъ отвтъ на эту статью.
Читатель, конечно, въ прав ожидать, что онъ станетъ оправдываться во взводимыхъ на него несправедливо обвиненіяхъ и докажетъ, что онъ понимаетъ, что такое самонаблюденіе, что онъ знаетъ, что такое матеріализмъ, и т. п. Ничуть не бывало. Г. Карданусъ въ своей полемической стать пользуется тмъ пріемомъ, который называется argumentatio ad hominem и который состоитъ въ томъ, чтобы показать читателю, что онъ не долженъ мн врить потому, что я философъ еще очень ‘юный’ и самъ еще ничего не знаю. Но, очевидно, г. Карданусъ забылъ, что argumentatio ad hominem всегда является признакомъ бдности доказательства. Но оставимъ личные счеты и разберемъ по порядку т соображенія, которыя г. Карданусъ приводитъ въ доказательство того, что я философъ, которому не слдуетъ оказывать никакого доврія.
Г. Карданусъ говоритъ, что я хотлъ уничтожить матеріализмъ слдующими аргументами: ‘во-первыхъ, онъ, — говорить г. Карданусъ обо мн, заявилъ, что явленія, относящіяся къ міру физическому, обладаютъ качествомъ протяженности, а явленія психическія этимъ качествомъ не обладаютъ. Можемъ ли мы, — восклицаетъ онъ въ своей стать, — сказать, что чувство голода обладаетъ какой-либо протяженностью. Конечно, нтъ. Нельзя же сказать, что голодъ круглый, четырехугольный и т. п. Во-вторыхъ, цлыхъ рядомъ соображеній ему хотлось доказать, что мысль не есть функція мозга. Я посмялся надъ дтскими упражненіями г. Челпанова и скромно (?!) спросилъ его: можемъ ли мы сказать: электричество круглое, четырехъугольное, длинное и т. д.’
Конечно, г. Карданусъ, философствующій только на основаніи здраваго смысла, посмялся надъ моими разсужденіями, потому что думалъ, что это мои ‘дтскія разсужденія’, принадлежащія мн, безвстному философу. Но если бы онъ зналъ, что это не моя мысль, а мысль, высказанная такими выдающимися писателями какъ Юмъ и Бонъ, я думаю,— онъ не ршился бы смяться, потому что нельзя же въ самомъ дл о великомъ Юм или знаменитомъ Бэн сказать, что ихъ мысли представляютъ собою ‘дтское упражненіе’. Такъ, напр., у Юма {См. Юмъ. ‘Treatise of human nature’ V. I. P. IV. Sect V, изд. Selby Bigge, стр. 234. Бэнъ. ‘Психологія’. Спб. 1887. Введеніе.} для доказательства непротяженности души говорится: сможетъ ли кто-нибудь постигнуть чувство (passion), обладающее ярдомъ длины, футомъ ширины и дюймомъ толщины’. Или вотъ, напр., слова Бона: ‘удовольствіе не иметъ ни длины, ни ширины, ни толщины’. Итакъ, г. Карданусъ съ опроверженіемъ этихъ ‘дтскихъ упражненій’ долженъ адресоваться не ко мн, а къ Юму или Бэну. Если онъ не имлъ случая читать ни Юма, ни Бэна, то онъ, по крайней мр, долженъ былъ бы передъ тмъ, какъ собирался мн писать отвтъ, просмотрть мои ссылки, тогда онъ въ примчаніи на страниц 59 {‘Міръ Божій’, 1897. сентябрь.} увидлъ бы, что фраза Бэна у меня приводится цликомъ. Можетъ быть, г. Карданусъ, увидя, что о непротяженности мысли, или психическихъ процессовъ въ тхъ же выраженіяхъ, въ какихъ говорю я, говорятъ и выдающіеся писатели, не посмялся бы надъ моими дтскими упражненіями, и не спросилъ бы меня скромно: ‘можно ли сказать: электричество круглое, четырехугольное и т. п.’ {Можетъ быть, г. Карданусъ напишетъ еще одинъ фельетонъ въ доказательство того, что Бенъ и Юмъ говорятъ не то, что говорю я, что я говорю о чувств голода, между тмъ какъ они говорятъ о чувствахъ вообще и о чувств удовольствія. Съ него это можетъ статься.}.
Затмъ г. Карданусъ на основаніи одной фразы въ примчаніи (стр. 7—8 ‘М. Б’. августъ) заявляетъ, что я этой фразой произнесъ смертельный приговоръ своей собственной теоріи и пришелъ къ философскому самоубійству. Очень сожалю, что мн приходится просить вниманія читателя, чтобы показать, что г. Карданусъ не понялъ этой фразы, имющей, къ тому же, совершенно второстепенное значеніе въ моей стать, и на этомъ основаніи сдлалъ выводъ о моей полной философской несостоятельности.
Говоря о психическомъ, я употреблялъ въ своей первой стать выраженіе явленіе, это заставляло людей, не привыкшихъ къ философской терминологіи, тотчасъ противополагать имъ физическія явленія, электричество, теплоту, и спрашивать: а разв такія явленія какъ электричество, теплота, протяженны?
Постановкой вопроса въ такомъ вид слишкомъ затемняется сущность того, о чемъ идетъ рчь, потому что неопытный читатель не видитъ сразу, какъ это физическія явленія непротяженны? Дабы избжать такого противоположенія, я ршилъ избгать самаго термина явленія въ примненіи къ психической реальности. Чтобы сдлалось понятнымъ моимъ читателямъ, почему я допустилъ такое измненіе, я въ указанномъ примчаніи къ стать и длаю слдующее разъясненіе. Я говорю, что нтъ надобности употреблять слово явленіе въ примненіи къ психической реальности, потому что оно способно ввести въ заблужденіе, такъ какъ психологъ употребляетъ терминъ явленіе въ одномъ смысл, а физикъ въ другомъ, и тутъ же я стараюсь пояснить, почему въ данномъ случа получается два разныхъ смысла.
Я говорю, когда психологъ употребляетъ слово явленіе для какого-нибудь чувства, мысли и желанія, то оно является для него непосредственной реальностью, когда же физикъ употребляетъ слово явленіе, то оно сводится на какія-нибудь тла и ихъ перемщенія, потому что всякій вдь знаетъ, что въ конц концовъ вс физическія явленія представляютъ собой только лишь перемщеніе матеріальныхъ частицъ. Это я выражаю въ своей стать слдующимъ образомъ: ‘Въ физическомъ мір истинной реальностью, по общепринятымъ воззрніямъ, обладаютъ тла, т. е. атомы и ихъ совокупность Въ явленіяхъ физическихъ эти послднія реальности, т. е. атомы, только измняютъ свое положеніе въ пространств, и этимъ обусловливаютъ то или другое физическое явленіе: теплоту, магнетизмъ и т. под. Истинная реальность въ мір физическомъ, разумется, принадлежитъ только тламъ, что же касается физическихъ явленій, то они суть только лишь состоянія тлъ’, т. е. это не значить, что они вовсе не реальны, а значить, что ихъ реальность мы сводимъ въ конц концовъ на реальность тлъ. Если такъ, то читателю не трудно понять, что, когда онъ сравниваетъ ‘психическое’ съ ‘физическимъ’, та правильне всего было бы брать какое-нибудь чувство, мысль, желаніе и сравнивать его съ тломъ или тлами, тогда онъ понялъ бы, о чемъ рчь идетъ. Я, разумется, имю въ виду читателя, искренно желающаго оріентироваться въ вопрос, и говорю, что когда мы разсуждаемъ о томъ, протяженно или непротяженно психическое и употребляемъ при этомъ выраженіе психическое явленіе, то не слдуетъ въ этомъ случа ему противополагать физическое явленіе, потому что слово явленіе физикъ употребляетъ въ одномъ смысл, какъ противоположеніе тламъ, а психологъ просто какъ извстную реальность. Если кто-нибудь ясно понялъ, о чемъ здсь идетъ рчь, то онъ безъ труда пойметъ мою фразу, которая, будучи вырвана изъ цлой статьи, можетъ, конечно, показаться неясной. Я говорю: ‘между явленіями физическими (т. е. между понятіемъ явленія, какъ его употребляетъ физикъ) и явленіями психическими (т. е. понятіемъ явленія какъ его употребляетъ психологъ) нтъ аналогіи, потому что психическихъ тѣ,лъ нтъ’. Поэтому, если бы кто-нибудь, говоря о протяженности или непротяженности психическаго, употребилъ выраженіе психическое явленіе, вы не должны приводить ему въ возраженіе ‘а электрическія явленія протяженны?’ Нечего вамъ для сравненія приводить непремнно явленія, правильне будетъ, если вы приведете тла. Если вы послушаетесь, моего совта и вмсто физическихъ явленій будете говорить о тлахъ, потому что явленія сводятся на тла, то тогда можно будетъ съ вами говорить о протяженности и непротяженности психическаго, и это я въ своей стать кратко выражаю такъ: ‘поэтому сравненіе физическихъ явленій съ психическими… совсмъ неправильно’, т. е., когда вамъ приходится сравнивать психическое съ физическимъ, то вы должны были бы сравнивать конечныя психическія реальности: чувство, мысли, желанія, съ тлами, которыя составляютъ конечныя физическія реальности.
Разсужденіе въ высшей степени простое, и, что всего важне, посл появленія второй статьи всякій разговоръ о противоположеніи между физическими и психическими явленіями упраздняется, потому что вмсто нихъ вводится сравненіе просто между физическимъ и психическимъ, а только что указанное мною примчаніе вставлено мною для того, чтобы показать, что я ввелъ новую формулировку, потому что прежнюю нашелъ неудобной, способной ввести въ заблужденіе читателя, неопытнаго въ философскихъ разсужденіяхъ.
Что же длаетъ г. Кардааусъ? Онъ именно беретъ это примчаніе и въ немъ черпаетъ чрезвычайно важныя улики противъ меня и обрекаетъ меня на ‘философское самоубійство’. По поводу фразы ‘истинная реальность принадлежитъ только тламъ, что же касается физическихъ явленій, то это суть только состоянія тлъ’ г. Карданусъ восклицаетъ: ‘Значитъ физическія явленія не истинная реальность?’ Но я и не отрицаю реальности явленій, а думаю, что ихъ реальность сводится на реальность тлъ, и это именно я хотлъ сказать вышеприведенной фразой. Затмъ г. Карданусъ началъ долго думать надъ этой фразой и спрашивать себя, къ какой философской школ я принадлежу? И ршилъ, что къ матеріалистической. Читатель, который узнаетъ обо мн только по его цитат, конечно ршить, что я, противникъ матеріализма, самъ матеріалистъ, да иначе и не можетъ подумать, потому что если кто-нибудь говоритъ, что ‘истинная реальность принадлежитъ только тламъ’, то онъ, конечно, матеріалистъ. Но читателю, не читавшему моей статьи, я спшу заявить, что въ этой фраз г. Карданусъ, вроятно, для большей убдительности выпустилъ выраженіе ‘въ мір физическомъ’. (А я именно говорилъ о реальности въ мір физическомъ). Конечно, при помощи такого пріема легко сдлать меня матеріалистомъ.
Убдивши читателя въ томъ, что я матеріалистъ при помощи такою пріема, а мы увидимъ, что онъ и еще будетъ примняться г. Карданусомъ,— онъ увряетъ читателя, что я ‘растерялся’, что мое ‘положеніе сдлалось невыносимымъ’, что оно ‘привело меня къ философскому самоубійству’, о каковомъ собирается торжественно повствовать г. Карданусъ.
Когда онъ доходить до моего ‘философскаго самоубійства’, то приходитъ въ неистовый восторгъ, радуясь моей философской кончин, созданной мною самимъ. Въ чемъ же таилась моя погибель? Въ той самой фраз, которую я только-что коментировалъ и въ которой я только говорю, что замчанію философа, ‘что психическія явленія непротяженны’, не слдуетъ противопоставлять сужденія, ‘а разв явленія физическія протяженны’ по причинамъ, мною выше указаннымъ.
Г. Карданусъ, вроятно, для большей убдительности, и эту фразу видоизмнилъ, такъ какъ выбросилъ выраженіе, ‘потому что психическихъ тлъ нтъ’. И безъ того вслдствіе своей сжатости плохо понимаемая фраза сдлалась совсмъ неясной {Обсуждая вопросъ о сравненіи между психическимъ и физическимъ, г. Карданусъ высказываетъ соображенія, которыя заслуживаютъ разсмотрнія. Что и длаю въ этомъ примчаніи.
Г. Карданусъ разсуждаетъ на ту тему, что я, будто бы, одно и тоже слово употребляю въ различныхъ смыслахъ. ‘Я понимаю,— говоритъ онъ,— что два человка могутъ употреблять одно и то же слово въ разныхъ смыслахъ, но чтобы одинъ и тотъ же человкъ, въ одной и той же фраз употребилъ одно и то же слово въ двухъ различныхъ смыслахъ — это нчто неслыханное, даже у профессіональныхъ философовъ’. Пока я не стану говорить о томъ, кто изъ насъ употребляетъ одно и то же слово въ двухъ различныхъ смыслахъ — я или г. Карданусъ, а только замчу, что одно и то же слово можетъ употребляться и дйствительно употребляется въ различныхъ значеніяхъ. Возьмемъ хоть тоже слово явленіе. Физика употребляетъ его для противоположенія тламъ, психологъ можетъ его употребить просто для обозначенія реальности. Можно употребить его еще въ третьемъ смысл, именно говоря бъ явленіяхъ въ противоположность вещи въ себ. Какъ думаетъ г. Карданусъ? Если бы я употребилъ слово явленіе въ одной и той же стать какъ физикъ и какъ философъ, будетъ ли это слово употреблено въ одномъ и томъ же смысл или нтъ? Вотъ слово явленіе уже въ трехъ разныхъ значеніяхъ. Если бы я въ своей стать имлъ случай говоритъ о картин Иванова ‘Явленіе Христа міру’, то слово явленіе было бы употреблено опять съ новымъ значеніемъ. ‘Четыре разныхъ значенія придаетъ одному и тому же слову въ одной и той же стать одинъ и тотъ же авторъ’, воскликнетъ г. Карданусъ. Да, конечно. Что длать, такова ужъ судьба философіи, что понятій у нея много, а словъ немного, оттого приходится пользоваться одними и тми же словами для обозначенія различныхъ понятій. Философовъ это обыкновенно не смущаетъ, ибо, хотя они употребляютъ одни и т же слова для обозначенія разныхъ понятій, но они всегда знаютъ, о чемъ идетъ рчь. Вотъ другое дло, если кто о философіи разсуждаетъ только на основаніи здраваго смысла, тотъ дйствительно всегда путаетъ, тому никакъ не угодишь, ему говоришь о психическихъ явленіяхъ въ смысл психической реальности, а онъ къ теб съ вопросомъ: ‘имютъ-ли электрическія явленія протяженность’.
Если сказать, что психическія явленія непротяженны, то обыкновенно спрашиваютъ (разумется, философы врод г. Кардануса): а разв такія явленія, какъ электричество, теплота и т. п. протяженны? ‘Но очевидно,— говорю я въ своей стать,— что въ данномъ случа слово явленіе употреблено въ двухъ различныхъ смыслахъ’, т. е. я употребилъ слово явленіе въ одномъ смысл, а философъ врод г. Кардануса пристаетъ съ явленіями въ другомъ смысл, думая, что онъ употребляетъ въ томъ же смысл, какъ и я. Вотъ почему я сказалъ, что ‘это слов’ употреблено въ двухъ различныхъ смыслахъ’, т. е. не я употребилъ въ двухъ различныхъ смыслахъ, я употребилъ въ одномъ смысл, а г. Карданусъ присоединился ко мн съ явленіемъ въ другомъ смысл, значитъ виноватъ-то не я, а г. Карданусъ. Зачмъ же онъ взваливаетъ вину на меня?
Г. Карданусъ спрашиваетъ объ электрическихъ явленіяхъ — протяженны ли они. или нтъ. Пусть г. Карданусъ скажетъ, о чемъ онъ думаетъ, когда говоритъ объ электричеств, о какой-нибудь сил, вн тлъ находящейся? Конечно, нтъ. Онъ. какъ физикъ, знаетъ, что электричества вн электризуемыхъ тлъ не бываетъ. Употребляя слово электричество, онъ думаетъ объ электризуемыхъ тѣ,лахъ, о тхъ матеріальныхъ измненіяхъ, которыя совершаются въ нихъ, онъ думаетъ о тхъ или иныхъ перемщеніяхъ матеріальныхъ частицъ и т. п. Вдь г. Карданусъ согласится съ тмъ, что матеріальныя частицы, перемѣ,щенія и т. и,— все это нчто такое, къ чему вполн примнима категорія протяженности. Вомъ почему можно сказать, что къ явленіямъ электрическимъ примнима категорія протяженности. Когда г. Карданусъ говоритъ о непротяженности электричества, то онъ, очевидно, думаетъ не о томъ, о чемъ долженъ думать натуралистъ, а иметъ въ виду только слово электричество, по отношенію къ которому, конечно, непримнимы категоріи протяженности.
Г. Карданусъ, по непривычк къ философской терминологіи, никакъ не можетъ справиться съ терминомъ категорія. Когда я говорю о категоріяхъ протяженности, то имю въ виду, конечно, не только длину и ширину, но и положеніе, движеніе, перемщеніе, совершеніе въ пространств. Поэтому, когда онъ противополагаетъ электрическія явленія явленіямъ психическимъ, то ему не слдовало ограничиться постановкой вопроса, иметъ ли электричество длину, ширину, толщину, но испробовать еще и другія категоріи, напр., движеніе въ пространств, совершеніе въ пространств. Можно ли, напр., спросить: ‘совершается ли электрическое явленіе въ пространств, или же нтъ?’ Я думаю, что физикъ долженъ отвтить на этотъ вопросъ утвердительно, а пусть попробуетъ г. Карданусъ спросить: совершается ли такое явленіе, какъ чувство голода, въ пространств?
Но согласимся съ натуръ-философіей г. Кардануса, что электричество не иметъ протяженности, то вдь отсюда вовсе не слдуетъ, что голодъ и вообще все психическое протяженностью обладаетъ… Вдь г. Карданусъ, какъ философъ, знающій, о чемъ въ данномъ случа рчь идетъ, не долженъ былъ бы поставлять совсмъ такого вопроса, такая постановка вопроса простительна неопытному читателю, не вдь г. Карданусъ литераторъ, считающій себя призваннымъ искоренить ‘семинарскую философію’ изъ университетовъ, вдь онъ знаетъ, какъ объ этомъ говорить Декартъ, Лейбницъ, Юмъ, Спенсеръ. Вдь разъ г. Карданусъ, для котораго истина всего дороже, не будучи матеріалистомъ, понимаетъ, что все психическое протяженностью не обладаетъ, для чего же онъ сбиваетъ съ толку читателя двусмысленностью словъ?}. Г. Карданусъ заявляетъ, что я, будто бы, въ этой фраз,— повторяю, имющей совсмъ второстепенное значеніе въ моей стать,— договорился до того, что заявилъ, будто психическія явленія несравнимы съ явленіями физическими. Конечно, если надергать отдльныя слова, подобрать ихъ, тогда, безъ сомннія, мысли автора можно представить въ такомъ вид, что они читателю могутъ показаться самоубійственными. Конечно, при такихъ условіяхъ можно весьма легко одержать побду. ‘Разв это не самоубійство!— воскликнулъ г. Карданусъ.— Философъ посвящаетъ четыре статьи именно сравненію психическихъ явленій съ физическими, именно съ точки зрнія непротяженности, и тутъ заявляетъ, что такое сравненіе совсмъ Неправильно. Это положительно самоубійство!’ громко трубить г. Карданусъ. Но, хороня меня, сраженнаго трескучими фразами, г. Карданусъ чувствуетъ, что хоронитъ, но только не меня, а свою репутацію глубокомысленнаго философа, ибо чувствуетъ, что для того, чтобы убить меня, онъ не можетъ обойтись безъ какого-нибудь пріема, и, какъ изобртательный человкъ, такой пріемъ онъ находитъ. Этотъ пріемъ состоитъ въ видоизмненіи мыслей противника, сообразно съ обстоятельствомъ, дабы сдлать противника простоватымъ въ глазахъ читателя. Но чтобы читатель не подмтилъ его маневра, онъ спшитъ заявить читателю: ‘вотъ подлинное заявленіе самого г. Челпанова, вотъ оно во всей своей неприкосновенности’. Посмотримъ же, въ какой неприкосновенности приводитъ мои слова г. Карданусъ. У меня сказано: ‘по мннію большинства публики, и что хуже всего, по мннію нкоторой части пишущей публики философствовать можно на основаніи здраваго смысла, что все то, что говорили Кантъ, Гегель, Спенсеръ и др. великіе мыслители, подлежитъ обсужденію просто на основаніи здраваго смысла.’ Г. Карданусъ, цитируя это мсто. слово ‘просто’ (равносильное слову только) выпустилъ, тогда истинный смыслъ мста потерялся: вышло такъ, что будто ‘я отрицаю столь необходимое орудіе при изученіи философовъ, какъ здравый смыслъ’. Вроятно, для г. Кардануса такой пріемъ есть необходимое средство для самоспасенія, но какъ называется такой пріемъ на житейскомъ язык? Конечно, каждый пользуется тмъ средствомъ, которое онъ признаетъ наилучшимъ.
Разберемъ теперь разсужденіе г. Кардануса о Шопенгауэр, разсужденіе, которымъ г. Карданусъ хочетъ возстановить свою репутацію знатока Шопенгауэра. Но цитированіе по нмецкому тексту можетъ только въ глазахъ неопытнаго читателя произвести эффектъ. Шопенгауэра можно не только читать, но его еще нужно понимать.
‘Г. Челпановъ,— говорить онъ,— привлекаетъ въ число своихъ союзниковъ Шопенгауэра, утверждая, что этотъ философъ насмхался надъ матеріализмомъ, читатель, познакомившись съ руганью Шопенгауэра, можетъ подумать, что воззрніе Шопенгауэра на матеріалистическое ученіе иметъ какое либо сходства съ воззрніями г. Челпанова, что Шопенгауэръ также, какъ г. Челпановъ, не признаетъ мысли, какъ функціи мозга’. Это мсто показываетъ, какъ мало г. Карданусъ знакомъ съ тмъ, о чемъ онъ такъ смло говоритъ.
Резюмируя ученіе матеріалистовъ въ своей стать {‘Мозгъ и мысль’ ‘Міръ Божій’, 1896, No 2, стр. 137.}, я говорю: ‘какъ мы видли, сущность матеріализма, какъ философской системы, сводится къ утвержденію, что въ мір есть только матерія, и что мысль есть только продуктъ дятельности или движенія матеріи’. Итакъ, матеріалисты думаютъ, что въ мір существуетъ только лишь матерія — это во-первыхъ, и что мысль есть только лишь функція мозга. Это во-вторыхъ. Замтьте, дло идетъ о двухъ совершенно различныхъ вещахъ — объ абсолютномъ существованіи матеріи и о мысли, какъ функціи мозга. Первое положеніе называется теоретико-познавательнымъ, второе назовемъ психологическимъ. Я въ своей стать, коснувшись перваго — теоретико-познавательнаго аргумента, имющаго своимъ предметомъ вопросъ объ абсолютномъ существованіи матеріи (а не о томъ, есть ли мысль функція мозга),— взялъ въ свои союзники Шопенгауэра, нигд, ни единымъ словомъ не упоминая о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму вообще, ибо это совсмъ не входило въ мою задачу. Шопенгауэръ, разсуждая объ абсолютномъ существованіи матеріи по ученію матеріалистовъ, очень насмшливо говорить по ихъ адресу. Г. Карданусъ, прочитавъ замчанія Шопенгауэра относительно того, что матеріализмъ, не смотря на его полную непригодность для философскаго пониманія міра, все таки является, идеаломъ естествознанія, длаетъ выводъ, что я не имю понятія о Шопенгауэр, если думаю, что Шопенгауэръ относился къ матеріализму насмшливо. Въ отвтъ на это, я замтилъ г. Карданусу, что на основаніи одною мста судить о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму нельзя. (Замтьте, рчь идетъ все время о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму, а не о томъ, былъ ли онъ матеріалистъ, или нтъ. Я думаю, что г. Карданусъ долженъ отличать эти два понятія). Я сослался на т мста изъ сочиненій Шопенгауэра, въ которыхъ онъ высказался о томъ, какъ онъ относится къ матеріалистамъ, Шопенгауэръ, когда какой-нибудь писатель былъ ему симпатиченъ по его воззрніямъ, не жаллъ такихъ выраженій, какъ безподобный, божественный, напр. о Кант, о Платон, когда же дло дошло до вульгарныхъ матеріалистовъ, онъ употребилъ самыя грубыя выраженія для того, чтобы показать, какъ онъ относился къ матеріалистамъ бюхнере-молешоттовскаго пошиба, за ихъ, разумется, матеріализмъ.
Что же длаетъ г. Карданусъ? Онъ не понимаетъ различія между двумя такими положеніями матеріализма, какъ то, существуетъ ли матерія абсолютно, или нтъ, и есть ли мысль функція мозга, и,— безпокоясь за читателя, едкъ-бы онъ не подумалъ, что воззрнія Шопенгауэра на матеріализмъ въ какомъ-нибудь отношеніи сходны съ моими,— вопрошаетъ, а какъ Шопенгауэръ думалъ относительно того, есть ли мысль функція мозга? ‘Вдь именно вс нападки г. Челпанова на матеріалистовъ,— говоритъ г. Карданусъ,— какъ разъ направлены на то, что матеріалисты позволяли себ утверждать, будто мысль есть только функція мозга?’ Карданусъ этимъ хочетъ сказать, что самъ Шопенгауэръ находилъ, что мысль есть функція мозга и что я его напрасно беру себ въ союзники. Но г. Карданусъ ошибается. Я въ союзники беру Шопенгауэра только лишь по вопросу объ абсолютномъ существованіи матеріи и нигд не цитирую Шопенгауэра при доказательств несостоятельности второго положенія. Г. Карданусъ смшиваетъ одно положеніе съ другимъ и, чтобы сразить меня окончательно, приводитъ общеизвстное мсто, которое можетъ быть истолковано въ матеріалистическомъ смысл {Г. Карданусъ такъ торжественно раскрываетъ ту истину, что Шопенгауэра можно, пожалуй, признать за матеріалиста, если разсмотрть т его выраженія, въ которыхъ онъ говоритъ, что мозгъ есть функція мысля,— что можно подумать, будто онъ и въ самомъ дл открылъ Америку. Между тмъ всмъ извстно, что у Шопенгауэра встрчаются мысли, могущія быть истолкованными въ матеріалистическомъ смысл, и не меня поучать долженъ г. Карданусъ, ибо вс эти мста были мн хорошо извстны до г. Кардануса, и это я могу доказать документально — ссылкой на мое сочиненіе ‘О воспріятіи пространства’, вышедшее въ 1896 году. Ужъ очень давно въ философіи идетъ споръ о томъ, можно ли давать психофизіологическое толкованіе кантовской апріорности, или же нтъ. Какъ извстно, Шопенгауэръ первый далъ такое толкованіе, желая дополнить Канта Кабанисомъ. Ссылка на огромную литературу по этому вопросу имется въ моей книг на стр. VI и тамъ, между прочимъ, указывается на книгу Лааса ‘Idealismus und Positivismus’, въ которой собраны вс эти мста, могущія быть истолкованы въ матеріалистическомъ смысл. Стало быть, все это было мн извстно еще и до г. Кардануса. Если же я объ этомъ не говорилъ, то только потому, что не было никакихъ къ тому основаній.}.
Оказывается, что я говорю объ одномъ, а г. Карданусъ говоритъ о другомъ, но думаетъ, что я говорю о томъ же самомъ, и длаетъ выводъ, что я ‘напрасно взялъ себ въ союзники Шопенгауэра’, потому что Шопенгауэръ самъ матеріалистъ, какъ это убдительно доказываетъ г. Карданусъ, приводя мсто изъ Шопенгауэра, которое можетъ быть истолковано въ матеріалистическомъ смысл, и находя, что мста, которыя я привожу, совсмъ не доказываютъ, что Шопенгауэръ относился насмшливо къ матеріализму, потому что, видите ли, могло случиться, что Шопенгауэръ даже очень любилъ матеріализмъ и матеріалистовъ, но только, когда онъ прочиталъ книги Молешотта и Бюхнера, то пришелъ въ такое огорченіе, что они скверно доказывали матеріализмъ, что нашелъ нужнымъ разразиться той бранью, о которой я говорю. Карданусъ увряетъ, что читатель все это можетъ подумать. Правда, неопытный читатель можетъ это подумать, но вдь г. Карданусъ читалъ Шопенгауэра на нмецкомъ язык въ изданіи Фрауэнштетта и знаетъ, какъ дло было въ дйствительности, вдь г. Карданусъ могъ прямо сказать, что Шопенгауэръ больше всего въ мір не терплъ матеріализма и оттого о матеріалистахъ выражался такимъ образомъ, конечно, за ихъ матеріализмъ.
Г. Карданусъ цитируетъ мсто съ 21 стр. соч. Шопенгауэра ‘О вол въ природ’, чтобы доказать, что Шопенгауэръ былъ матеріалистъ. Отчего же онъ, какъ добросовстный критикъ, не привелъ того, что находится не на 21, а на 1-й стр. того же сочиненія (изд. Гривебаха, т. III, стр. 181), а тамъ имется нчто, что еще разъ ясно показываетъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму. Сказано же тамъ слдующее: ‘Безпримрно усердныя занятія всми отраслями естествознанія со стороны тхъ людей, которые, кром этого, ничему не учились, грозятъ привести къ пошлому и безсмысленному матеріализму, въ которомъ противна прежде всего не нравственная скотскость послднихъ результатовъ, а невроятная безсмыслица основныхъ принциповъ, ибо отрицается даже жизненная сила, и органическая природа низводится на степень случайной игры химическихъ силъ’.
Вотъ, г. Карданусъ, мсто, которое несомнннымъ образомъ показываетъ, что Шопенгауэръ относился насмшливо къ матеріалистамъ за ихъ матеріализмъ, а не за то, что они плохо защищали матеріализмъ. Вдь надо полагать, что г. Карданусъ, въ подлинник читавшій 21 стр. книги Шопенгауэра ‘О вол въ природ’, читалъ и 1-ю и долженъ былъ бы знать, что говоритъ на этой страниц о матеріализм Шопенгауэръ.
Зачмъ же г. Карданусъ морочитъ голову неопытнымъ читателямъ? Сказалъ бы прямо, что Шопенгауэръ не былъ матеріалистомъ и матеріалистовъ не терплъ, а то посл долгихъ прелюдій относительно того, что Шопенгауэръ былъ матеріалистъ, г. Карданусъ благополучно заканчиваетъ заявленіемъ: ‘конечно, Шопенгауэръ не былъ матеріалистомъ’. Къ чему же г. Кардавусу было огородъ городить? Я беру Шопенгауэра въ союзники {Повторяю, въ теоретикопознавательномъ аргумент.} потому, что Шопенгауэръ былъ противникомъ матеріализма. Г. Карданусъ хочетъ доказать, что я совсмъ Шопенгауэра не знаю, что онъ былъ собственно матеріалистъ, что у него даже есть одна фраза совершенно матеріалистическая, а затмъ кончаетъ заявленіемъ, что, конечно, Шопенгауэръ, не можетъ считаться матеріалистомъ. Что можетъ остаться въ голов у читателя посл такой философіи?
Совершенно такую же штуку продлалъ г. Карданусъ и со Спенсеромъ, и съ Дю-Буа-Реймономъ. Я въ своей стать, чтобы отдлаться отъ нападокъ разныхъ г.г. Карданусовъ, будто я оспариваю матеріализмъ на свой собственный страхъ, говорю, что въ настоящее время вс выдающіеся философы и натуралисты высказывались противъ матеріализма, въ числ ихъ я называю Спенсера и Дю-Буа-Реймона и беру ихъ, какъ выражается г. Карданусъ, въ союзники. Г. Карданусъ по этому поводу разражается негодованіемъ и употребляетъ три столбца, чтобы доказать, что они мн не союзники, что они не противники матеріализма собственно, онъ даже приводить мста, одно мсто изъ Дю-Буа-Реймона и одно мсто изъ сочиненій Спенсера для доказательства того, что они собственно матеріалисты. Читатель уже готовъ обвинить меня въ недобросовстномъ цитированіи, какъ вдругъ г. Карданусъ объявляетъ, что онъ тоже, подобно мн, думаетъ, что они не матеріалисты. Къ чему все это длинное разсужденіе? Если г. Карданусъ Думаетъ, что и Дю-Буа-Реймонъ. и Спенсеръ не могутъ считаться матеріалистами, то нужно думать, что фразы, имъ приводимыя, только случайны, что они могутъ быть только истолкованы въ матеріалистическомъ смысл.
А теперь, чтобы показать, почему я Спенсера считаю противникомъ матеріализма и своимъ союзникомъ, я приведу слдующія мста. Г. Карданусъ упрекаетъ меня: ‘Какъ можетъ г. Челпановъ, утверждающій полную несравнимость и несоизмримость психическихъ явленій съ физическими, ссылаться на Спенсера’. На это я ему укажу слдующія мста, которыя показываютъ, что я имлъ вс основанія брать Спенсера въ свои союзники. ‘Психологія,— говоритъ Спенсеръ,— (по своему предмету), есть наука совершенно единственная въ своемъ род, независимая отъ какихъ-либо другихъ наукъ и даже антитетически противоположная имъ. Мысли и чувствованія… представляютъ собою такое существованіе, какое не иметъ себ мста между тми существованіями, съ которыми имютъ дло остальныя науки… Духъ продолжаетъ оставаться для насъ чмъ-то, не имющимъ ничего общаго съ другими предметами, а потому наука, открывающая законы этого нчто при помощи сознанія, заглядывающаго внутрь самого себя, не представляетъ никакого перехода, состоящаго изъ незамтныхъ ступеней къ наукамъ, которыя открываютъ законы этихъ другихъ предметовъ. Что единица чувствованій не иметъ ничего общаго съ единицей движенія становится тмъ боле очевидно, какъ только мы поставимъ эти дв единицы рядомъ другъ съ другомъ’… Эти и многія въ этомъ род мста изъ сочиненій Спенсера {См. Спенсеръ. Осн. Психологіи T. I 56. 62, 63. На эти мста я уже указывалъ въ прошлой стать, но г. Карданусъ такъ ведетъ полемику, что ему показывай, или не показывай — все равно.} и были причиной того, что я взялъ Спенсера въ союзники, когда мн нужно было доказать абсолютное различіе между явленіями физическими и явленіями психическими.
Точно также т. Карданусъ находитъ, что Дю-Буа-Реймонъ мн не союзникъ. Дю-Буа-Реймонъ утверждаетъ по его словамъ, что съ ‘какой бы подробностью мы ни знали функцій мозговой клтки, мысль, какъ таковая, остается для насъ непонятной, но между этимъ и тмъ, что проповдуетъ г. Челпановъ, нтъ ничего общаго’. Нтъ, между мною и ДюБуа-Реймономъ есть общее, и оно заключается вотъ въ чемъ. Г. Карданусъ-матеріалистъ, говоритъ, что нужно показать, что мысль не есть движеніе, между тмъ вся рчь Дю-Буа-Реймона посвящена разъясненію того, что ‘никакимъ мыслимымъ расположеніемъ и движеніемъ матеріальныхъ частичекъ мы не можемъ перебросить мостъ въ область сознанія’. Матеріалистъ-Кардану съ утверждаетъ, что ‘движеніе можетъ превратиться въ ощущеніе и что это есть одинъ изъ сильнйшихъ аргументовъ въ пользу матеріализма’, а Дю-Буа-Реймонъ утверждаетъ, что ‘движеніе можетъ производить только движеніе, а въ ощущеніе превратиться не можетъ’, т. е. то же самое, что утверждаю и я. Дю-Буа-Реймонъ говорить, слдовательно, противъ вульгарнаго матеріализма и постольку является моимъ союзникомъ. Почему г. Карданусъ не обратилъ вниманія на то. что сторонники матеріализма были особенно недовольны его рчью. ‘Дюрингъ, напр., заподозрилъ, Дю-Буа-Реймона въ спиритуализм и мистицизм, къ которому Дю-Буа-Реймонъ пришелъ съ самоуниженіемъ, недостойнымъ для натуралиста. Бюхнеръ тоже говорилъ съ неудовольствіемъ о томъ, что рчь Дю-Буа-Реймона вызвала одобреніе болтуновъ-спиритуалистовъ’. Вотъ основанія, почему я беру Дю-Буа-Реймона въ союзники при оспариваніи матеріализма, а что у Дю-Буа-Реймона могли быть противорчія, то объ этомъ читатеіи ‘Міра Божія’ знаютъ изъ моей статьи (февраль 1897 г.) о Дю-Буа-Реймон, въ которой я, изложивши то ученіе, гд онъ опровергаетъ вульгарный матеріализмъ, пишу, что я ‘не считаю цлесообразнымъ поднимать вопросъ о томъ, можно ли во всемъ согласиться съ Дю-Буа-Реймономъ, и даже скажу больше, въ нкоторыхъ мстахъ его рчи проглядываетъ дилеттантизмъ’. Слдовательно, ни я, ни мои читатели не нуждаемся въ поученіи относительно того, что у Дю-Буа-Реймона были противорчія, я его цню высоко, какъ противника вульгарнаго матеріализма, несмотря на т противорчія, которыя, были у Дю-Буа-Реймона.
Спрашивается:къ чему это длинное разсужденіе, въ которомъ доказывается, что и Спенсеръ, и Дю-Буа-Реймонъ и были и не были матеріалистами? Разъ г. Карданусъ согласенъ со мною въ томъ, что Спенсеръ и Дю-Буа-Реймонъ не были матеріалистами, значить, я имлъ вс основанія считать ихъ своими союзниками.
Можетъ быть, г. Карданусу не о чемъ было писать въ отвть. Не думаю. Писать ему есть о чемъ. Читатели вправ отъ него ожидать доказательства того, что онъ дйствительно знаетъ, что такое самонаблюденіе, что онъ дйствительно понимаетъ Милля, что онъ знаетъ, что я одинъ утверждалъ непротяженность матеріи: вотъ это и многое другое въ этомъ род пусть г. Карданусъ докажетъ, если не желаетъ оставаться въ долгу у своихъ читателей. Это онъ долженъ былъ доказать прежде всего, а не писать цлый фельетонъ въ доказательство того, что Шопенгауэръ, Спенсеръ были матеріалистами, чтобы въ конц его признать, что они собственно не были таковыми. Тогда, можетъ быть, читатели его поврили бы, будто я даже думаю, что для философіи не нужно совсмъ здраваго смысла.
Я спшу заявить моимъ читателямъ, что если бы г. Карданусъ еще что-нибудь написалъ о матеріализм или обо мн, то я отвчать ему больше не буду, потому что мы держимся разныхъ взглядовъ на пріемы и значеніе научной полемики. При Правильномъ веденіи полемики, читатели могли бы извлечь для себя большую пользу, неправильное же веденіе полемики, конечно, нужно считать дломъ совершенно безполезнымъ. Г. Карданусъ пишетъ полемическія статьи въ разсчет, что его читатель не будетъ читать моего отвта. Я такой пріемъ не считаю цлесообразнымъ и отъ веденія дальнйшей полемики съ г. Карданусомъ совершенно отказываюсь.