Эритаж Риверс, Конвей Хью, Год: 1883

Время на прочтение: 26 минут(ы)

ЭРИТАЖЪ РИВЕРСЪ.

Повсть Гуго Конвея.

I.

Для упрощенія моей задачи, необходимо сознаться сразу, что человкъ я довольно странный. Посл этого признанія не только сочтутъ мою исторію боле правдоподобной, но и снисходительне отнесутся къ моимъ поступкамъ.
Во всякомъ случа родители наши, давая намъ какія-нибудь особенныя имена, не должны потомъ удивляться, если мы не похожи на остальныхъ людей. Имя, данное мн при крещеніи, дйствительно своеобразно: только немногія зовутся Эритажъ. Тмъ не мене нельзя не сознаться, что оно недурно, а въ соединеніи съ моей фамиліей даже и красиво. Эритажъ Риверсъ — это мн положительно нравится.
Но я твердо убждена, что во многихъ случаяхъ характеръ человка зависитъ отъ его имени. Почти вс Люціи, которыхъ я знала, были красивы и сентиментальны, а почти вс Іоанны и Сузанны — домовиты и хозяйки. Вся судьба двушки зачастую опредляется ея именемъ, у меня не было предъидущихъ примровъ, какая судьба связана съ именемъ Эритажъ, поэтому я считаю, что оно должно служить извиненіемъ возможныхъ странностей.
Однако я не задалась цлью разбирать тутъ свои нравственныя и душевныя качества, ограничусь только признаніемъ, что отличительную черту моего характера составляетъ способность сильно ненавидть. Я люблю и уважаю тхъ людей, которые умютъ искренно ненавидть, и хотя это не по-христіански, но зато вполн естественно. Сознаюсь, безъ ложнаго стыда: я не прощаю обиды до тхъ поръ, пока тмъ или другимъ способомъ не отомщу за нее. Конечно, я искренно прощу всякому, кто извинится предо мною за нанесенную обиду, но не сдлаю врагу никакого добра, если не буду уврена, что соберу этимъ на его голову горячіе угли! Итакъ, дорогой читатель знаетъ теперь, съ кмъ иметъ дло, но то, что я написала о себ, въ томъ вид, какъ оно лежитъ теперь предо мною чернымъ на бломъ, до того непривлекательно, что я должна отдать себ справедливость и также подумать о свтлой сторон медали, прибавивъ, что я такой же врный другъ, какъ и врагъ.
Прошло еще немного лтъ съ тхъ поръ, какъ я, Эритажъ Риверсъ, вышла изъ школы семнадцатилтней худенькой двушкой и вступила въ общество взрослыхъ, гд терпливо должна была ждать, что пошлетъ мн судьба. Но пока у меня не было другихъ желаній, какъ только пользоваться моей свободой. Мысль, что я навсегда отдлалась отъ учителей и учительницъ, была чрезвычайно пріятна, съ легкимъ сердцемъ распростилась я съ ними, чтобы похать къ одной изъ моихъ тетокъ въ деревню, гд я хотла промечтать цлую недлю на свобод, пригртая лучами солнца. Затмъ, исполняя данное общаніе, я отправилась на короткое время къ школьной подруг, которая, подобно мн, только-что вышла изъ-подъ ига учителей. Ея семья, жившая въ Твикенгэм въ прекрасномъ старомъ дом съ большимъ садомъ, встртила меня очень радушно. Особенно полюбила меня мать, видя во мн лучшую подругу своей дочери. Отецъ, представительный, сдой старикъ, чрезвычайно интересовавшійся искусствомъ и литературой, былъ олицетвореніемъ доброты и предупредительности, между тмъ какъ братья Клары Рамзай, уже по истеченіи часа, сдлались моими преданными рабами и явными поклонниками. При такихъ пріятныхъ условіяхъ я вскор узнала тотъ фактъ, что я уже взрослая молодая дама не безъ нкоторой привлекательности, и сообразно съ этимъ стала себя цнить.
Рамзаи жили очень тихо и рдко принимали гостей. Поэтому, сообщеніе хозяйки дома, что она намрена дать большой обдъ, заставило усиленно биться наши сердца. Еще за нсколько дней до этого обда, мы только и длали, что разговаривали о приглашенныхъ. Клара знала всхъ гостей, за исключеніемъ одного, и поэтому боле всего интересовалась этимъ послднимъ. Госпожа Рамзай также не знала этого гостя, и свднія объ немъ могъ сообщить только самъ хозяинъ, другомъ котораго былъ гость. Извстно, что молодыя двушки любопытныя созданія, и вотъ однажды за завтракомъ Клара, которую я подтолкнула локтемъ, начала допросъ.
— Кто и что этотъ Винцентъ Ропе, папа?— спросила она.
— Одинъ изъ моихъ друзей, дорогое дитя. Очень образованный и способный молодой человкъ, который, безъ сомннія, станетъ вскор извстностью.
Это былъ вполн удовлетворительный отвтъ, но мы не хотли свдній общихъ, намъ необходимы были свднія подробныя.
— Чмъ же онъ отличится?— спросила Клара.
— Онъ начинающій писатель. Пока еще неизвстенъ, но все это будетъ въ свое время.
— О, милая Эритажъ,— вздохнула печально Клара,— знаю я этотъ сортъ людей. Я довольно на нихъ насмотрлась. Не правда ли, папа, онъ носитъ очки?
— Кажется, нтъ,— отвтилъ отецъ Клары.— Можетъ быть, онъ и носитъ, но я не замтилъ.
— Ты никогда не замчаешь того, что нужно замчать, папа. Но наврное у него страшная косматая борода? Такую они носятъ вс.
— Кажется, у него нтъ бороды,— отвтилъ папа, подумавъ.
— Что же онъ видный, красивый, пріятный человкъ?— храбро допрашивала Клара.
Господина Рамзай видимо забавляли вопросы дочери.
— Я нахожу его красивымъ,— отвтилъ онъ.— Но какимъ найдешь его ты,— это другой вопросъ. Къ счастью, это не иметъ особеннаго значенія. Большинство людей, вроятно, сочтетъ его красивымъ.
— Что онъ — блондинъ или брюнетъ, — маленькій или большой?
— Я не стану отвчать боле на твои вопросы, мое дитя. Бери примръ съ миссъ Риверсъ, которая не любопытничаетъ, какъ ты.
Я покраснла отъ этой незаслуженной похвалы, а Клара толкнула меня подъ столомъ.
Хотя мистеръ Рамзай не сказалъ больше ничего объ ожидаемомъ гост, тмъ не мене въ свободные часы — которыхъ было очень много — мы занимались ршеніемъ вопроса, какъ выглядитъ этотъ мистеръ Винцентъ Ропе. Я имла полное основаніе интересоваться этимъ. Мн сказали, что онъ поведетъ меня къ столу. И вотъ, я почувствовала значительное облегченіе, узнавъ, что онъ не носитъ ни очковъ, ни бороды.
— Онъ наврно окажется великолпнымъ человкомъ!— воскликнула Клара.— Я вижу въ этомъ руку судьбы. Конечно, онъ тотчасъ влюбится въ тебя! Иначе и быть не можетъ. Ты будешь дивно хороша, Эритажъ!
Молодыя двушки зачастую болтаютъ подобныя глупости.
Мн приходилось въ первый разъ быть на званомъ обд, который, какъ извстно, служитъ пробою, оселкомъ для молодой двушки. И я, дйствительно, боялась его, какъ огня, и, несмотря на благонамренную лесть Клары, мн было тяжело на сердц. Я не довряла своей наружности. Мн казалось, что новое мое платье сидитъ отвратительно, и я предчувствовала, что руки мои будутъ красны. И страхъ мой былъ настолько великъ, что съ приближеніемъ часа обда я готова была присоединиться къ младшимъ сыновьямъ дома, которыхъ исключили изъ общаго стола и которые хали кататься на лодкахъ, ‘чтобы не видть всей этой исторіи’,— говорили они.
Одваясь, я все время думала, буду ли знать, что мн слдуетъ сть и пить, и главное, что мн слдуетъ отвчать, если кто-либо снизойдетъ до того, что заговоритъ со мною. Быть можетъ, думала я, вс эти вещи приходятъ сами собою и если, по счастью, это такъ, то дйствительно ли я обладаю даромъ сразу покорять сердца? Я посмотрлась въ зеркало. Въ сущности я была не дурна и, когда я вошла въ залъ, за нсколько минутъ до звонка, сердце мое было полно надеждъ.
Гости являлись парами. ‘Точно зври въ Ноевомъ ковчег’ — шепнула мн Клара, которая боле меня бывала въ обществ и поэтому не трусила, какъ я. Винцентъ Ропе, какъ и подобаетъ личностямъ выдающимся, пришелъ поздне всхъ, а передъ тмъ какъ идти къ столу, ко мн подошелъ мистеръ Рамзай съ молодымъ человкомъ и представилъ мн его.
Мы поклонились другъ другу и, посл того какъ я взяла его подъ руку, присоединились къ шествію, двинувшемуся въ столовую. Конечно, я уронила на пути веръ и заставила своего кавалера нагнуться за нимъ и задержала вс пары, шедшія позади насъ. Начало было неудачное.
Мы услись на отведенныя намъ мста и, пока разносили супъ, мой сосдъ сказалъ нсколько обыкновенныхъ фразъ, при чемъ я замтила, что я еще очень трусливая дурочка. Я чувствовала, что не въ состояніи произнести ничего боле, кром да и нтъ. Способность сказать связную фразу была утрачена, казалось, навсегда, и это дотого смутило меня, что только посл нкотораго времени я ршилась смле, а не украдкой, взглянуть на своего сосда.
Я знала, что онъ большаго роста, замтивъ это, когда шла съ нимъ подъ руку. Вообще мн показалось, что онъ недуренъ, и когда наконецъ хорошенько посмотрла на него, нашла, что описаніе мистера Рамзая совершенно врно.
Безспорно, это былъ красивый молодой человкъ. У него были срые, блестящіе глаза — женщины прежде всего смотрятъ на глаза — отненные темными рсницами, блдное, умное лицо съ высокимъ лбомъ и характернымъ подбородкомъ, изобличавшимъ настойчивость, прямой носъ и красивыя руки. На видъ ему казалось лтъ двадцать восемь.
Судьба, такимъ образомъ, послала мн очень хорошаго сосда. Все это хорошо, если бы я знала, что говорить съ такимъ умнымъ человкомъ, какимъ его описывали, чтобы онъ со мною не соскучился. Ни одна мысль не складывалась у меня въ голов, хотя до сихъ поръ знакомые не считали меня молчаливой,
На нкоторое время меня выручила другая его сосдка. Она видимо узнала его и наговорила много лестнаго о его стать, которую онъ недавно помстилъ въ одномъ изъ большихъ журналовъ. Онъ поблагодарилъ ее за похвалу, сказалъ еще нсколько ничего не значащихъ словъ и затмъ повернулся — какъ мн казалось по обязанности — ко мн, чтобы завязать разговоръ.
Въ теченіе какихъ-нибудь пяти минутъ я положительно возненавидла и себя, и мистера Винцента Ропе. Быть можетъ, это большая заслуга низводить разговоръ до уровня пониманія слушателя, но въ настоящемъ случа мн показалось это презрніемъ. Если, несмотря даже на мое изящное новое платье, онъ все же далъ мн понять, что я все еще ученица, нужно ли было длать это такъ явно? Зачмъ было такъ замтно измнять предметъ разговора, смотря по тому, обращался ли онъ къ своей сосдк направо, или налво? Если онъ длалъ это изъ снисходительности, какое онъ имлъ право думать, что я буду благодарна за эту снисходительность? Онъ оскорблялъ мое тщеславіе и уничтожалъ во мн чувство собственнаго достоинства. И самое ужасное — это именно то, что онъ не имлъ намренія оскорбить меня. Судя по всему онъ вовсе не хотлъ относиться ко мн покровительственно, онъ говорилъ только о такихъ предметахъ, которые считалъ подходящими къ моему ограниченному пониманію. Это было невыносимо!
Я мяла скатерть подъ столомъ, чтобы на чемъ-нибудь сорвать свое раздраженіе, и вскор гнвъ мой достигъ крайнихъ предловъ. Я должна показать этому человку, что передъ нимъ не глупая, пустенькая двчонка.
Способность говорить вернулась ко мн такъ же быстро, какъ быстро я утратила ее. И вотъ я начала пространно болтать о вещахъ, въ которыхъ ничего не понимала, о мстахъ, въ которыхъ не бывала, о людяхъ, которыхъ не видла, и о книгахъ которыхъ не читала.
Моя словоохотливость, видимо, понравилась ему. Съ удовольствіемъ замтила я, что онъ старается поддерживать разговоръ, и, не подозрвая ничего дурнаго, я весело болтала. И только потерявъ разъ или два почву подъ ногами, запутавшись дотого, что нужно было поспшно отступать, замтила я, что ужасный человкъ смется надо мною. Понятно, онъ длалъ это не открыто, напротивъ, держалъ себя съ изысканной вжливостью, но у меня явилось непріятное чувство, что въ глазахъ его я выставила себя совершенной дурочкой.
Я ненавижу всякаго, кто иметъ несчастіе увидть меня въ невыгодную для меня минуту. И вотъ я встала изъ-за стола, чувствуя, что для меня будетъ величайшимъ наслажденіемъ насолить чмъ-нибудь моему сосду. Да, побда была не на моей сторон, и самое ужасное,— я знала это!
Въ гостиной было очень скучно. Вс дамы были мн незнакомы, и я ни мало не интересовалась разговоромъ о незнакомыхъ мн также ихъ друзьяхъ и длахъ. Притомъ было очень жарко. Я подошла къ окну и залюбовалась садомъ, освщеннымъ луною. ‘Какъ пріятно погулять теперь,’ — подумала я.
Я не знала, прилично ли молодой дам гулять одной по саду при лун, но искушеніе было слишкомъ велико. Кром того, я всегда находила, что гораздо пріятне поддаваться такимъ небольшимъ искушеніямъ, чмъ противиться имъ. Рискуя даже простудиться, или навлечь выговоръ, я ршила пробжать одинъ единственный разъ по саду въ эту чудную сентябрьскую ночь.
Я выскользнула изъ комнаты, надла шаль, и прокралась въ садъ чрезъ стеклянную дверь библіотеки.
Посл согртой комнатной атмосферы ночной воздухъ пріятно освжилъ меня. Свтлое небо, полная луна и сверкающія звзды настроили меня поэтично. Красота ночи заставила меня забыть вс мои маленькія невзгоды, и я была довольна и счастлива. Предположивъ пройтись по саду только одинъ разъ, я уже нсколько разъ обошла его кругомъ и готова была совсмъ не возвращаться въ комнату. Но нельзя слишкомъ пренебрегать своими обязанностями. Со вздохомъ повернула я къ дому, но, подойдя ближе, съ ужасомъ замтила открытую дверь столовой, откуда одна за другой появлялись темныя тни и выходили въ садъ.
Въ минуту я сообразила свое положеніе. Мущины выходили въ садъ, чтобы немного освжиться и выкурить сигару, прежде чмъ пойти въ гостиную. Что длать? Безъ сомннія, меня увидятъ. Въ эту свтлую ночь можно было различить малйшій предметъ такъ же ясно, какъ и днемъ. Я заране содрогнулась отъ тхъ удивленныхъ, вжливыхъ улыбокъ, съ какими, безъ сомннія, отнесутся къ моей ночной прогулк, и въ эту минуту устыдилась своей фантазіи, поставившей меня въ такое неловкое положеніе. Желая избжать всякихъ объясненій и извиненій и притомъ, пугаясь мысли пройти сквозь толпу мужчинъ, я ршилась спрятаться.
На ближайшей лужайк стояло шарообразное дерево — родъ лавра,— втви котораго падали до земли, образуя внутри пустое пространство. Это своеобразное дерево было такъ велико, что служило глубокой бесдкой, для удобства, со стороны, противуположной дому, прорзали втви, сдлавъ входъ, и тутъ именно я нашла безопасное убжище. Не обращая вниманія на пауковъ и гусеницъ, ни на втки, цплявшіяся мн за волосы, но вздыхая при мысли о моемъ новомъ плать, я незамтно проскользнула въ отверстіе, ршивъ выждать здсь, пока не замолкнутъ голоса, которые слышались вдали. Тутъ я была въ безопасности. Трудно предположить, чтобы кто-нибудь вздумалъ проникнуть въ мое убжище. Я вздохнула свободно, радуясь своей хитрости. Но торжество мое продолжалось не долго. Вскор я услышала, что голоса стали приближаться, и наконецъ могла даже различить. Говорили Винцентъ Ропе и мистеръ Рамзай, видимо отдлившіеся отъ остальныхъ мужчинъ.
— Какой у васъ прекрасный португальскій лавръ,— сказалъ первый.
— Да,— отвтилъ мистеръ Рамзай, — это рдкій по величин экземпляръ. Къ сожалнію, онъ начинаетъ сохнуть. Съ той стороны я прорзалъ входъ, такъ кчто образовалась тнистая, но очень неудобная бесдка.
Я слышала, что оба они обходятъ дерево, чтобы добраться до входа, и совсмъ струсила. Отступивъ въ самую густую тнь, я надялась, что любопытство мистера Ропе не будетъ настолько велико, чтобы онъ сталъ продолжать свои ботаническія изслдованія внутри дерева. Я видла, какъ голова его и плечи появились въ отверстіи, закрывъ доступъ лунному свту, и мгновеніе колебалась, закричать ли мн отъ испуга, напугать ли его ворчаніемъ, подражая дикому зврю, или притаиться и положиться на случай. Я ршилась на послднее и вздохнула съ облегченіемъ, замтивъ, что любопытный гость не выказываетъ желанія войти внутрь. Ночью бесдка эта не манила къ себ. Я уже надялась, что оба уйдутъ, однако плнъ мой еще не кончился. Они остановились у входа, и я слышала каждое слово ихъ разговора.

II.

Хотя молодой человкъ мн очень не нравился, тмъ не мене я не могла отрицать, что теперь, стоя, освщенный луною и слдя за дымомъ своей сигары, онъ былъ чрезвычайно красивъ. Я могла разсмотрть его хорошо. Я снова набралась храбрости, будучи увренной, что никто не откроетъ меня въ моемъ уголк. Меня безпокоило только одно: друзья могли начать разговоръ о такихъ вещахъ, которыя желали сохранить въ тайн, и въ этомъ случа моя честь заставляла меня дать имъ замтить мое присутствіе. Я не хотла подслушивать — это было мое твердое предположеніе, но, ахъ, какъ слабы мы, бдные люди! Спустя полминуты, я уже насторожила уши, чтобы не пропустить ни одного слова! Иначе и быть не могло. Предметомъ разговора оказалась Эритажъ Риверсъ.
— Надюсь, ваша сосдка понравилась вамъ?— сказалъ нашъ хозяинъ.
— О, да, она была очень мила,— отвтилъ равнодушно Винцентъ Ропе.— Это недурненькая двочка.
Недурненькая двочка! О, ужасный человкъ! Какъ я ненавидла его!
— А у насъ составилось боле высокое объ ней мнніе!— сказалъ добрый старикъ Рамзай.
— Вотъ какъ,— отвтилъ тотъ совершенно безучастно.
— Да,— подтвердилъ мой другъ.— Но кром шутокъ, не находите ли вы, что у нея вс задатки стать красивой женщиной?
Еще немного, и я готова была выскочить изъ своей засады и броситься милому старику на шею.
Винцентъ Ропе засмялся.
— Признаюсь откровенно, я не разсмотрлъ ее. Она произвела на меня впечатлніе обыкновенной гимназистки, а эти не особенно меня интересуютъ.
Я запустила ногти въ руку и заскрежетала зубами. Какъ ни красивъ былъ этотъ человкъ при лунномъ свт, я все же съ удовольствіемъ задушила бы его.
— Но мн показалось, что она разговаривала съ вами очень оживленно,— замтилъ мистеръ Рамзай.
Винцентъ Ропе пожалъ плечами съ такимъ выраженіемъ, которое было въ состояніи свести меня съ ума.
— Да, но она болтала всякій вздоръ, хотя по временамъ была забавна. Конечно, судить объ ней теперь очень трудно. Она еще очень незрлая, можно сказать — совершенный ребенокъ.. Но, попавъ въ хорошія руки, изъ нея можетъ выработаться милая молодая особа.
Незрлая и ребенокъ! И это онъ говорилъ обо мн, которую школьныя подруги прозвали королевой Эритажъ за умніе принимать, когда это нужно, гордый и величественный видъ! Изъ меня могла выйти вполн милая молодая дама! И это мн приходилось слышать отъ человка, который считалъ себя компетентнымъ судьею въ подобныхъ важныхъ длахъ, это, по его мннію, было самое большее, чего я могла достигнуть, попавъ въ хорошія руки! Это было свыше моихъ силъ. Это паденіе съ высоты было слишкомъ жестоко! И когда мн пришло на мысль, что предсказаніе это дйствительно можетъ оказаться врнымъ, горячія слезы брызнули у меня изъ глазъ, и даже отвтъ добраго мистера Рамзая не могъ успокоить меня.
— Вы несете вздоръ, Ропе!— сказалъ онъ.— Изъ нея выйдетъ прелестная женщина. Вы неврно судите объ ней. Совтую вамъ поговорить съ нею въ гостиной еще разъ, и вы увидите, что она покажется вамъ въ боле выгодномъ свт.
— Согласенъ,— отвтило это чудовище.— А теперь мн нужно поговорить съ вами о боле важныхъ длахъ. Мн предложили сегодня редактированіе ‘Пиккадилли Магазина’. Принимать мн это?
— Поздравляю васъ, но отвтственность слишкомъ велика, чтобы браться за дло, не обдумавъ его. Мы поговоримъ съ вами объ этомъ. Теперь же нужно идти къ дамамъ, вс наши товарищи, кажется, уже ушли.
— Пойдемте,— проговорилъ Ропе со вздохомъ, бросая свою сигару.
Подождавъ немного, я поднялась и ршилась выглянуть изъ бесдки и осторожно обойти ее. Слдовало убдиться, свободна ли дорога, и я еще увидла широкую спину моего врага, входившаго въ открытую дверь столовой. Я погрозила ему кулакомъ. Подождавъ, пока дверь закроется за мистеромъ Рамзаемъ, который слдовалъ за своимъ гостемъ, я побжала къ библіотечной двери, чрезъ которую вышла въ садъ, осторожно скользнула въ нее и бросилась на стулъ съ такимъ чувствомъ, точно надъ жизнью моей простерлась черная пелена,
Комната освщалась слабо, дверь была закрыта. Я сидла одна со своимъ горемъ, да, горемъ,— я сознательно употребила это слово. По счастью или несчастью, я услышала настоящую себ оцнку. Заслуги мои взвшены рукою безпристрастной, я осуждена и приговорена. ‘Совсмъ незрлая, вполн ребенокъ, недурненькая двочка’ — слова эти разбили мн сердце. Ничто не могло оскорбить меня боле этихъ выраженій.
Но онъ хочетъ предоставить мн случай выказать себя съ лучшей стороны въ гостиной. Напрасный трудъ, мистеръ Ропе! Никакая сила въ мір не заставитъ меня идти теперь въ гостиную. Прибавивъ газовое пламя, я посмотрлась въ зеркало. Глаза мои были красны, волосы растрепаны, и мн даже показалось, что носъ у меня потолстлъ. Да, это правда: я не была даже хорошенькой!
Какъ ни полезно людямъ тщеславнымъ слышать голую истину, но я смертельно возненавидла человка, открывшаго мн эту истину, и торжественно поклялась отомстить ему когда-нибудь. Я была еще очень молода, а это — преимущество для тхъ, кому, быть можетъ, придется ждать очень долго подходящаго случая. Да, я могла ждать, ждать пять, десять, двадцать лтъ, но я должна отомстить! Такъ я волновалась, приходя все въ боле трагическое настроеніе, пока наконецъ не бросилась снова на стулъ и не расплакалась.
Едва я успокоилась немного и вытерла слезы, какъ вошла Клара.
— Ты тутъ, Эритажъ?— воскликнула она удивленно.— Я всюду тебя искала, не подозрвая, что ты здсь. Пойдемъ въ гостиную, пропоемъ дуэтъ.
Я отвтила, что у меня дотого разболлась голова, что мн необходимо тотчасъ лечь. И, несмотря на вс возраженія Клары, я дйствительно легла спать и цлую ночь видла во сн, что пронзаю сердце Винцента Ропе кинжалами и ножницами. Проснувшись утромъ, я огорчилась немало, сообразивъ, что это былъ только сонъ.
— Не говорила я теб, что онъ прелестенъ?— былъ первый вопросъ Клары, когда мы съ нею увидлись въ этотъ день.
— Кто это прелестенъ?
— Кто же, какъ не твой сосдъ за обдомъ.— Вс остальные мужчины просто столтніе старики.
— Послушай, Клара,— отвтила я,— разъ навсегда скажу теб, что нахожу этого человка ужаснымъ! Я ненавижу его и не помню, чтобы я встрчала кого-нибудь, кто былъ бы мн а къ противенъ.
Глаза Клары сдлались круглыми отъ удивленія.
— А мн показалось, что вы разговаривали очень весело,— сказала она.— Онъ спрашивалъ о теб въ гостиной и очень огорчился, узнавъ, что ты нездорова. Онъ нравится намъ всмъ безъ исключенія.
И такъ онъ обо мн спрашивалъ! Это безсовстно, это незаслуженное оскорбленіе, это притворство! И еслибы моя ненависть не достигла уже крайнихъ предловъ, это способно было увеличить ее.
— А я презираю его, больше не скажу ничего, не хочу вообще ни говорить объ немъ, ни слышать,— отвтила я.
И я сдержала слово. Клара нашла во мн неблагодарную публику и поэтому перестала воспвать хвалебные гимны Винценту Ропе.
Спустя два или три дня, я ухала изъ Твикенгэма. Отправляясь на вокзалъ, я встртила ненавистнаго врага, который по всей вроятности халъ къ Рамзаямъ. Клара провожала меня, и онъ поклонился намъ обимъ. Я притворилась, что не узнала его.
— Эритажъ, это Винцентъ Ропе. Ты его не видала?
— Ахъ, это онъ, — отвтила я равнодушно.— Я совсмъ забыла, какое у него лицо.
Это было недурно для двушки, только-что вступившей въ свтъ. ‘Совсмъ незрлая, вполн ребенокъ!’ Словъ этихъ я не забуду никогда!

* * *

Прошло пять лтъ. Мн было двадцать два года, я видла много людей и странъ и очень измнилась, не знаю только, къ лучшему ли или къ худшему. Но одно осталось у меня безъ перемны: я по-прежнему не забывала какъ друга, такъ и врага. И хотя это можетъ показаться неправдоподобнымъ, но гнвъ мой противъ Винцента Ропе не улегся, и желаніе мое отомстить ему было по-прежнему сильно. Оскорбленіе, нанесенное имъ неумышленно, оказалось еще больше, чмъ я сочла его въ первую минуту. Его слова запечатллись у меня въ памяти и лишали меня и доврія къ самой себ, и уваженія. Рядъ большихъ и маленькихъ тріумфовъ убдилъ меня, что онъ ошибся въ своемъ предсказаніи, но ненависть моя только возрасла за эти пять лтъ, и боле чмъ когда-либо я готова была воспользоваться первымъ случаемъ, чтобы отомстить. Да, я умла ненавидть искренно. Я могла проносить камень семь лтъ и еще семь лтъ, и еще дважды семь лтъ, не забывая ни на минуту его первоначальнаго назначенія.
Но когда наступитъ возможность швырнуть его? Какъ я поступлю, когда наконецъ представится этотъ давно ожидаемый случай? За исключеніемъ одной случайной встрчи на улиц, я не видла больше своего оскорбителя. Изъ общихъ знакомыхъ у насъ были только Рамзаи, которые вскор, посл того какъ я у нихъ гостила, ухали изъ Твикенгэма и жили теперь далеко отъ Лондона. Нсколько еще разъ я гостила у Клары, но не встрчала Винцента Ропе. Между тмъ онъ сдлался человкомъ извстнымъ. Мн приходилось много объ немъ слышать и даже, чтобы не показаться несвдущей въ беллетристик, я принуждена была читать его книги, совершенно искренно восхищалась его произведеніями, не переставая ненавидть автора. Безъ сомннія, мы должны встртиться когда-нибудь. У меня былъ большой кругъ знакомыхъ, а онъ былъ желаннымъ гостемъ во всхъ домахъ, но до сихъ поръ мы еще не встрчались.
Прошло уже ползимы. Я гостила у своихъ новыхъ друзей, очень расположенныхъ ко мн, милыхъ, гостепріимныхъ людей. Семья Лейтоновъ принадлежала къ самому зажиточному провинціальному дворянству, и я не встрчала боле пріятнаго и веселаго мста, чмъ ихъ помстье въ Блэзъ-Гауз. Домъ былъ не великъ, но способность его вмщать многочисленныхъ гостей, предоставляя имъ всякія удобства, наводила на мысль, не выстроенъ ли онъ на подобіе гармоніи. Такимъ только образомъ можно было объяснить его помстительность. Кром деревушки,— отъ которой Блэзъ-Гаузъ получилъ свое названіе или которая, быть можетъ, заимствовала свое названіе у него,— на нсколько миль кругомъ не было никакихъ сосдей, но, благодаря помстительности дома и царствовавшей тамъ веселости, было безразлично, въ какой бы части свта онъ ни находился. Семья состояла изъ господина Лейтона, котораго вс, не исключая и гостей, звали сквайромъ, его жены, раздлявшей во всемъ вкусы своего мужа и такъ же радушно относившейся ко всмъ гостямъ, какъ и онъ самъ, и двухъ дочерей одного со мною возраста. Это были постоянные члены семьи, къ которымъ присоединялись еще сыновья, прізжавшіе постоянно, а также цлая масса родственниковъ, изъ которыхъ всегда гостили по два и по три человка. Прибавьте къ этому никогда не изсякающій притокъ гостей, и вы согласитесь, что нельзя было пожаловаться на отсутствіе оживленія въ Блэзъ-Гауз.
Только-что кончили завтракъ. Мы просидли за нимъ дольше обыкновеннаго. Погода была сырая, небо пасмурное, и насъ не манило выйти. За послдней чашкой чая прочитали уже вс письма. Сквайръ взялъ изъ кучки, лежавшей передъ нимъ, верхнее письмо и подалъ его жен съ замчаніемъ, что содержаніе его, безъ сомннія, порадуетъ ее. Окончивъ письмо, она передала его дальше и, переходя изъ рукъ въ руки, оно наконецъ дошло до меня. Вотъ его содержаніе:
‘Дорогой сквайръ! Я только-что поставилъ пріятное слово ‘конецъ’ подъ моимъ послднимъ произведеніемъ. Нсколько недль я не намренъ брать пера въ руки и завтра выду пораньше, чтобы поспть въ Блэзъ-Гаузъ къ обду. Не извиняюсь, зная прекрасно, что вы больше рады гостямъ незваннымъ, чмъ званнымъ.

Преданный Вамъ Винцентъ Ропе’.

Винцентъ Ропе! Это мой врагъ! Указаніе на литературную дятельность устраняло всякое сомнніе. Мое время настало! Я не могла найти лучшаго мста для исполненія своего замысла. Читая записку, я такъ покраснла отъ удовольствія, что испугалась, чтобы изъ этого не вывели ложнаго заключенія. Весь день я только и думала о томъ, что врагъ теперь въ моей власти. Радость моя отплатить моему критику была такъ велика, что мн хотлось убжать въ какой-нибудь уголокъ и посмяться на свобод. У меня было достаточно времени обдумать свой планъ и сладко помечтать объ его осуществленіи. Я ршила не пренебрегать даже мелочами и, зная, что хорошее начало — это наполовину выигранная битва, рано ушла въ свою комнату, чтобы приготовиться къ бою.
Замтьте, все, что я тутъ пишу, не выдумка, но искренняя исповдь! Я позвала горничную, приказала ей распустить мои волосы, причесать ихъ, завить и заплести, что было въ точности исполнено. И когда двушка покинула меня за нсколько минутъ до звонка, я посмотрлась въ большое зеркало и улыбнулась отъ удовольствія. Планъ моей мести былъ очень простъ: я хотла поразить этого человка и, если возможно, влюбить въ себя. Я знала, что въ тотъ день, когда я холодно и презрительно откажу ему, счеты наши будутъ сведены, и даже я останусь въ барышахъ.
Но какими способами пріобртается любовь мущины? Я этого вовсе не знала, но думала, что это мн удастся. Конечно, намренія мои не отличались благородствомъ, но я утшала себя мыслью: такъ какъ въ конц я откажусь отъ того, что мною завоевано, но никто не станетъ порицать моихъ поступковъ или находить ихъ не женственными. Но вотъ ршеніе мое готово, какимъ же оружіемъ располагаю я, чтобы достигнуть цли?
Еще разъ оглядла я себя въ зеркало и нашла,— конечно, это сочтутъ тщеславіемъ — что предсказанія милаго мистера Рамзая сбылись. Я покраснла при этомъ самовосхищеніи, но я знала, что не похожа на прежнюю ничтожную двочку и превратилась почти въ красавицу. У меня хорошій ростъ, безукоризненный цвтъ лица, а внутренній голосъ подсказывалъ мн, что я умю длать и очень опасные глаза. Таковы были мои природныя средства. Что же касается средствъ искусственныхъ, то на мн было красивйшее и изящнйшее изъ многихъ моихъ красивыхъ и изящныхъ платьевъ, и когда я кокетливо прошлась передъ зеркаломъ и поклонилась собственному своему изображенію, я сказала себ:— Да, Эритажъ Риверсъ, ты сдлалась ‘вовсе недурненькой двочкой’, дйствительно, недурненькой! Растравивъ свою ненависть повтореніемъ этихъ словъ, я подобрала платье и отправилась на штурмъ крпости.
Счастье благопріятствовало мн. Винценту Ропе, который пріхалъ гостить только сегодня, предстояло вести къ столу хозяйку дома, если бы въ послднюю почти минуту насъ не удостоилъ посщеніемъ одинъ почтенный сосдъ. Честь эту слдовало предоставить ему, и такимъ образомъ вышло вполн естественно, что сквайръ представилъ миссъ Риверсъ Винцента Ропе. Во второй разъ въ жизни оба сидли рядомъ, ожидая, пока подадутъ супъ. Но если въ результат этихъ встрчъ должно необходимо оказываться оскорбленное тщеславіе, то во всякомъ случа на этотъ разъ Риверсъ не будетъ потерпвшей.
И такъ я начала разговоръ.
— Вы прямо изъ Лондона, мистеръ… мистеръ Винцентъ? Кажется, сквайръ назвалъ васъ такъ? Вы знаете, что нашего хозяина вс зовутъ сквайромъ?
— Да, знаю. Это одинъ изъ моихъ лучшихъ друзей. Но меня зовутъ Винцентъ Ропе.
Это дало мн возможность взглянуть ему прямо въ лицо и посмотрть, насколько онъ перемнился за это время. И вотъ я вскинула рсницы и прямо взглянула на него. Если года прошли для него не совсмъ безслдно, они все же поступили съ нимъ очень милостиво. Онъ былъ такъ же красивъ, какъ и прежде. Нсколько серебристыхъ нитей на вискахъ ни мало его не портили. Черты его лица сдлались еще выразительне, въ нихъ замчалось еще боле самоувренности. Онъ пользовался большимъ успхомъ и наслаждался этимъ.
— Винцентъ Ропе!— повторила я.— Но не знаменитый же Винцентъ Ропе?
Я инстинктивно угадала, что начать лестью лучше всего. Онъ поклонился съ улыбкой.
— Ахъ, какъ пріятно!— воскликнула я, придавая моимъ глазамъ — со стыдомъ признаюсь въ этомъ — выраженіе, соотвтствующее словамъ.— Но о чемъ мн говорить съ такой знаменитостью? Сказать ли вамъ о различныхъ характерахъ, выведенныхъ въ вашихъ произведеніяхъ, или мн сидть молча и благоговйно внимать каждому слову и каждой острот, выходящимъ изъ вашихъ устъ?
— Боже мой, не нужно ни того, ни другаго. Я вырвался изъ-подъ моего ига и хотлъ бы здсь отдохнуть и забыть, что на свт существуютъ писатели и ихъ сочиненія.
— Ловлю васъ на слов, но предварительно скажу, что я прочла все написанное вами.
Онъ дйствительно могъ избгать разговора о себ и своихъ произведеніяхъ. Тмъ не мене слова мои видимо были ему пріятны и, смотря на меня съ улыбкой, онъ сказалъ:
— Долгъ платежомъ красенъ. Я не разслышалъ вашей фамиліи.
— Риверсъ, Эритажъ Риверсъ.
— Эритажъ Риверсъ,— повторилъ онъ въ раздумьи.— Имя рдкое, но мн кажется, я уже слышалъ его.
— О, не говорите этого, мистеръ Ропе. Я всегда воображала, что единственно, что есть во мн своеобразнаго и чмъ я особенно гордилась, — это мое имя. Что бы вы сказали, если бы узнали вдругъ, что т лица вашихъ произведеній, которыя вы считали собственнымъ изобртеніемъ, не что иное, какъ простыя подражанія.
Онъ засмялся.
— Нкоторыя изъ нихъ именно таковы. Но мы снова вступили на запрещенный путь.
Такъ проболтали мы весь обдъ, разговаривая, точно два старыхъ друга. Не соглашаясь со мною въ чемъ-нибудь, онъ основательно объяснялъ мн, почему именно, и пока онъ говорилъ, я повторяла про себя: ‘совсмъ незрлая, вполн ребенокъ, изъ нея можетъ выйти милая молодая особа’. Теперь мистеръ Ропе былъ очень любезенъ и не только внимательно слушалъ, что я говорю, но и отвчалъ мн такимъ образомъ, точно слова мои имли для него значеніе. Все это было очень пріятно. Первые шаги къ мести оказались очень легки. Мн не къ чему повторять, что и теперь я ненавидла его не меньше прежняго и по-прежнему была непріязненно настроена.
Судьба его ршена, я это видла. Въ ту минуту, когда мистрисъ Лейтонъ поднялась, тихо, почти шопотомъ, сказалъ онъ мн, что надется, что разговоръ нашъ, который доставилъ ему столько удовольствія, не кончится этимъ вечеромъ и что мы продолжимъ его завтра. Въ виду того, что комплиментъ этотъ исходитъ отъ такой знаменитости, мн оставалось только поблагодарить взглядомъ, покраснть и сдлать видъ, что я очень польщена.
Поднявшись съ остальными дамами и направляясь къ двери, я знала, что глаза его провожаютъ меня, знала также, что какъ бы критически проницательно глаза эти ни смотрли на меня, они не найдутъ ничего, что могли бы порицать ни въ моей наружности, ни въ моихъ манерахъ.
Въ Блэзъ-Гауз не было принято оставлять мущинъ, именно молодыхъ, долго за виномъ, и потому они вскор пришли въ гостиную. Я сидла въ оконной ниш и замтила, какъ при вход сосдъ мой сталъ обводить глазами комнату, пока не увидлъ меня. Тогда онъ, казалось, успокоился, и я смло могла предположить, что онъ искалъ именно меня. Тмъ не мене намъ не пришлось поговорить подольше въ этотъ вечеръ, потому что вс дти хозяевъ были его друзьями, и вс они закидали его вопросами. По обыкновенію, и сегодня пли и играли. Я отказалась участвовать подъ вымышленнымъ предлогомъ, и Винцентъ Ропе подошелъ ко мн.
— Вы поете, миссъ Риверсъ?— спросилъ онъ.
— Да, немного, но сегодня я не расположена,— послдовалъ мой отвтъ.
Онъ уговаривалъ меня пропть что-нибудь, но я не соглашалась. Мн казалось, что на первый разъ мною сдлано довольно, и я приберегла свое пніе на другой день. Мы поговорили немного о музык, при чемъ онъ оказался и знатокомъ, и строгимъ критикомъ. Онъ очень рзко отозвался о пніи и бренчаніи барышенъ вообще, не пощадивъ и только-что слышанное исполненіе, и я смясь сказала, что очень благодарна своему ангелу хранителю, удержавшему меня отъ пнія при такомъ строгомъ судь. Я хотла поселить въ немъ убжденіе, что музыкальные мои таланты очень незавидны, и успла въ этомъ.
Къ нему снова подошли молодые Лейтоны, и мы прекратили разговоръ. Вскор мужчины отправились въ бильярдную, а женская часть общества разошлась по спальнямъ. Еще разъ я поздравила миссъ Риверсъ передъ зеркаломъ и сказала ей, что она превзошла мои самыя смлыя ожиданія. Затмъ, довольная собою, я легла спать.

III.

Также знаменательно прошелъ и слдующій день. Я не ошибалась, ненавистный человкъ оказывалъ мн необыкновенное вниманіе. Оно не бросалось всмъ въ глаза, но я не сомнвалась, что онъ заинтересованъ мною. Онъ гулялъ со мною, много разсказывалъ, между прочимъ, о своей жизни, своихъ занятіяхъ и успхахъ, и былъ дотого милъ, что я бы охотно отклонила эти интимныя сообщенія. Я боялась, что эти разговоры могутъ вызвать въ моемъ сердц тнь симпатіи и отвлечь меня отъ моей мести.
Вечеромъ онъ снова просилъ меня пть, но видимо только изъ вжливости. Я начала одной изъ тхъ небольшихъ балладъ, которыя ему такъ не нравились, и которыя получаютъ только значеніе, благодаря искусству исполнителя, и, окончивъ, посмотрла на него. Онъ поблагодарилъ меня спокойно, но казался удивленнымъ. Тогда я раскрыла ‘Аделаиду’ Бетховена и спла такъ, какъ пла рдко или врне никогда. Вставая отъ рояля, я снова встртилась съ нимъ глазами. Онъ не присоединился къ общей похвал, но я видла, что онъ взволнованъ и, когда я сла, подошелъ ко мн.
— Миссъ Риверсъ, полагаю, что ни одна артистка въ Англіи не можетъ такъ пть и аккомпанировать себ, какъ вы,— сказалъ онъ.— Отъ души благодарю васъ за доставленное удовольствіе и въ то же время не могу не пожалть, что вы ввели меня вчера въ заблужденіе.
Я поблагодарила Винцента Ропе за похвалу, и цлый вечеръ онъ проговорилъ исключительно со мною.
Теперь я искренно стыжусь своего поведенія. Только желаніе оттолкнуть человка посл того, какъ онъ увлечется мною, заставило меня унизиться до самаго отчаяннаго кокетства. Спустя пять дней дло мое было сдлано, сдлано окончательно и такъ удачно, что я стала уже опасаться за послдствія и въ душ жалла, что слишкомъ поусердствовала. Но сдланнаго не воротишь. Самое непріятное было то, что друзья — какъ это обыкновенно длаютъ друзья — стали многозначительно переглядываться и дозволять разныя замчанія объ отношеніяхъ моихъ и моего врага.
Еслибы я даже хотла отказаться отъ своей мести, я не могла уже не довести дла до конца. Изъ желанія доказать всмъ, что я ни мало не интересуюсь этимъ человкомъ, я не могла останавливаться на полпути.
Однажды, вечеромъ, когда я сидла у себя передъ каминомъ въ халат, собираясь ложиться спать, вошла Мабель Лейтонъ.
Это была добрая, честная двушка, которая откровенно высказывала свое мнніе и по временамъ читала мн наставленія.
— Эритажъ, что у тебя съ Винцентомъ Ропе?— начала она безъ всякаго предисловія.
Я не могла удержаться, чтобы не покраснть, и, желая скрыть это, закрыла лицо веромъ, которымъ защищала глаза отъ огня.
— Что у меня съ нимъ? Что хочешь ты этимъ сказать? Я тебя не понимаю.
— Ты очень хорошо понимаешь меня!— продолжала моя милая наставница.
— Будь это кто другой, а не ты, Эритажъ, я назвала бы ее кокеткой. Но ты не кокетка, я это знаю.
— Что же я сдлала?— задала я вопросъ, все еще закрывая лицо веромъ.
Мабель спокойно отодвинула его на сторону, положила мн руку на плечо и пытливо посмотрла на меня.
— Ты сдлала то, что не можетъ никого удивить, ты пріобрла любовь этого человка, но хотя это и не похоже на тебя, мн кажется, ты влюбила его въ себя изъ тщеславія. Эритажъ, это очень хорошій и очень гордый человкъ и, если ты не можешь полюбить его взаимно, ты испортишь и разобьешь его жизнь. Ты его любишь, или подозрнія мои основательны?
Нельзя было избжать отвта. Но я хотла обратить все въ шутку.
— Если я должна исповдаться, Мабель, я выберу для этого строгаго служителя церкви, но не тебя,— отвтила я смясь.
— Не говори глупостей, я говорю съ тобой серьезно. Винцентъ Ропе вроятно сдлаетъ теб предложеніе. Ты богата, онъ бденъ, но я знаю, это не остановитъ тебя. Однако, я должна сказать, что теб придется отвчать за послдствія.
Этому нужно было положить конецъ.
— Мабель,— сказала я,— могу теб отвтить на это, что я ненавижу Винцента Ропе, а въ эту минуту ненавижу боле, чмъ когда-либо! А теперь уходи, пожалуйста! Я устала и не могу больше говорить. Покойной ночи!
При этомъ я скользнула въ постель и повернулась къ стн, предоставивъ Мабель потушить свчу и вернуться въ свою комнату, когда ей заблагоразсудится.
Я сердилась, и мн было стыдно. Она такъ врно опредлила мою вину, я не могла не сознавать, что дйствительно влюбила въ себя своего врага. Такъ какъ посторонніе стали уже замчать это, то мн нужно оправдаться, а это возможно только однимъ способомъ.
Слдующіе два дня я быть можетъ изъ состраданія избгала всякихъ встрчъ съ Винцентомъ Ропе, но быть можетъ именно это ускорило катастрофу. На третій день случайно — это дйствительно было случайно — мы встртились и къ тому же безъ свидтелей. Съ минуту мы молчали, затмъ онъ подошелъ и сказалъ спокойно и серьезно:— Эритажъ, я васъ люблю. Хотите быть моей женою?
Я не могла отвчать, и мн стоило большихъ усилій, чтобы не расхохотаться.
Онъ хотлъ взять меня за руку.
— Эритажъ, я полюбилъ васъ съ перваго взгляда. Взгляните на меня и отвтьте мн. Скажите, что вы меня любите и согласны быть моей женою!
Его женою! быть его женою посл столькихъ лтъ ненависти, посл того, какъ Мабель упрекала меня, посл того, какъ любовь его пріобртена мною такимъ образомъ, что я должна краснть! Никогда, никогда и никогда!
Я собрала вс свои силы, выпрямилась, насколько могла, и, глядя ему прямо въ лицо, наслаждалась своей местью. Затмъ сказала спокойно:— мистеръ Ропе, вы оказали мн большую честь, но я не могу воспользоваться ею.
Лицо его поблднло, и на немъ отразилось глубокое страданіе. Вроятно, видъ мой убдилъ его, что я говорю серьезно, и. я этого именно желала, хотя и могла, еслибы захотла, заставить его стать на колни и страстно умолять меня о взаимности. Но и месть должна имть свои границы. Я удовлетворилась.
Ни одинъ человкъ не могъ держать себя при подобныхъ обстоятельствахъ съ большимъ достоинствомъ, чмъ Винцентъ Ропе.
— Это значитъ, что вы меня не любите?— спросилъ онъ съ такимъ взглядомъ, который смутилъ меня.
Я наклонила голову.
— Пожалуйста, скажите мн это ясно,— продолжалъ онъ.
— Это такъ, какъ вы сказали,— отвтила я.— Но перестанемъ говорить объ этомъ. Мн нужно вернуться домой.
Молча шли мы рядомъ до садовой калитки. Тутъ онъ началъ:
— Посл нашего разговора мое присутствіе должно быть вамъ непріятно, но я общалъ мистеру Лейтону остаться еще два дня. Еслибы я ухалъ внезапно, это заставило бы всхъ длать различныя предположенія, а этого не должно быть.
— Конечно, отвтила я.— Оставайтесь сколько вамъ угодно, или, быть можетъ, лучше ухать мн.
— Объ этомъ не можетъ быть и рчи,— отвтилъ онъ.
Мы подошли между тмъ къ дому и разстались.
Я ушла въ свою комнату, конечно, чтобы насладиться местью. Все случилось такъ, какъ я задумала, а писатели и поэты утверждаютъ, что месть пріятна. О, да, она пріятна, невыразимо пріятна, такъ пріятна, что я закрыла и заперла двери, чтобы никто не видлъ, съ какимъ восторгомъ я наслаждаюсь ею, дотого пріятна, что я кинулась на кровать и плакала и рыдала, чувствуя, какъ у меня разрывается сердце. Я любила Винцента Ропе, любила его такъ же сильно, какъ онъ любилъ, меня. Ради удовлетворенія своего тщеславія я оттолкнула любовь лучшаго, благороднйшаго и умнйшаго человка. Я швырнула давно приготовленный камень, но онъ отскочилъ и поранилъ меня. О, конечно, месть очень пріятна!
Я встала, подошла къ Эритажъ Риверсъ въ зеркал и погрозила ей кулакомъ.— О, глупая!— сказала я ей,— какъ ты испортила свою жизнь! Ты хотла отомстить! Называй вещи своими именами: ты была глупа и помшана. А теперь иди, однься въ рубище, посыпь голову пепломъ и оплакивай то, что ты надлала. Тутъ я вспомнила слова Мабель: ‘ты испортишь и разобьешь его жизнь’, и хотя я не думала, чтобы такой человкъ, какъ Винцентъ Ропе, ставилъ свое счастье въ зависимость отъ такой глупой двушки, какъ я, я вспомнила его особенный взглядъ, какимъ онъ посмотрлъ на меня, тотъ взглядъ, который я не могла выдержать, несмотря на всю силу воли. И вотъ, плача и проклиная себя, я снова бросилась на кровать. Но я отомстила, а месть очень пріятна.
Несмотря на все, я ршила выйти къ обду, ршила сдлать это боле ради его, нежели ради себя. Никто не долженъ подозрвать, что произошло между нами. Еслибы я не вышла къ обду, Мабель непремнно догадалась бы о всемъ. Этого нужно было избжать, и я горько улыбнулась при мысли, что и эта часть моей мести неудачна. И вотъ я постаралась успокоиться, освжила глаза розовой водою и, скрывая насколько возможно свое горе, сошла въ столовую.
На этотъ разъ я сидла не рядомъ съ Ропе, но противъ его. Мабель была права: Винцентъ Pope былъ человкъ гордый. Его неудача не касалась никого, и на немъ не было замтно и слда ея. Вс сидвшіе за столомъ, за исключеніемъ одного человка, вроятно бы присягнули, что у него на сердц легко и весело. Никто не могъ подумать, что нсколько часовъ тому назадъ глупая двушка отказалась отъ его любви. Онъ шутилъ и смялся, разсказывалъ веселые анекдоты, острилъ. Онъ занималъ все общество за столомъ, но я замтила, что онъ пилъ больше обыкновеннаго и что голосъ его звучалъ по временамъ рзко и жестко. Еслибы не это и не его взглядъ, который все стоялъ у меня передъ глазами, я бы подумала, что онъ забылъ, или совершенно выкинулъ изъ памяти, что случилось съ нимъ утромъ. Да, Винцентъ Ропе былъ человкъ гордый, а Эритажъ Риверсъ была двушкой глупой!
Я не стану говорить о послдующихъ двухъ дняхъ. Я ненавидла себя. Скажу только, что никто не заподозрилъ ничего, и даже Мабель начинала думать, что упреки ея были направлены не по надлежащему адресу, и что они могли скоре относиться къ Винценту Ропе. Хотя онъ и говорилъ со мною, но каждый могъ замтить, что онъ уже иначе относился ко мн.
Наступило утро третьяго дня. Пройдетъ еще нсколько часовъ, мы пожмемъ другъ другу руку и простимся навсегда.
Блэзъ-Гаузъ далеко отстоялъ отъ станціи желзной дороги, и станція эта была такая маленькая, что тамъ останавливались только немногіе позда. Чтобы попасть въ Лондонъ вечеромъ, Винцентъ Ропе долженъ былъ выхать рано. Тотчасъ посл завтрака подали экипажъ, и Чарли Лейтонъ вызвался проводить Ропе на станцію. Сердечно простившись съ хозяевами, Винцентъ Ропе подалъ всмъ руку, въ томъ числ и мн, проговоривъ спокойно ‘прощайте’. Онъ не сказалъ даже ‘до свиданія’. Онъ не могъ желать свидться со мною. Наши встрчи приносили несчастіе то мн, то ему. Сидя уже въ экипаж, онъ еще разъ поклонился всмъ, Чарли тронулъ возжи, и лошади помчались. Въ первый разъ въ жизни Эритажъ Риверсъ узнала, что разбитыя сердца бываютъ не въ однихъ романахъ.
Молодежь затяла въ этотъ день прогулку пшкомъ или катанье на конькахъ,— не помню уже въ точности. Была половина января и очень холодно, и Эритажъ Риверсъ воспользовалась холодомъ, чтобы отказаться отъ участія и остаться одной со своимъ горемъ. Хозяева дома отправились также съ молодежью, и вотъ она дйствительно осталась одна въ дом.
Наплакавшись у себя, она почувствовала непреодолимое желаніе пойти въ комнату, прилегавшую къ библіотек, и посидть тамъ немного. Сознавая свою слабость и стыдясь ея, она все же пошла туда.
Хотя Винцентъ Ропе пріхалъ въ деревню съ намреніемъ вполн насладиться заслуженнымъ отдыхомъ и ничего не длать, онъ не долго сидлъ безъ дла. На его имя стали получаться толстые пакеты съ печатными листами и корректурой — ‘старые грхи’, говорилъ онъ, извлекаемые на свтъ Божій его издателемъ — и онъ ежедневно принужденъ былъ работать часа два, три, жалуясь на это самымъ смшнымъ образомъ. Въ его распоряженіе отдали небольшую комнатку, рядомъ съ библіотекой, въ которой онъ могъ заниматься безъ помхи. И вотъ почему Эритажъ Риверсъ почувствовала желаніе посидть въ этой комнат, желаніе, вполн подходившее къ ея нелпому характеру. Она вошла въ комнату, тихонько притворила дверь, сла у обтянутаго кожей стола, подперла голову обими руками и въ этомъ положеніи мене всего напоминала веселую, счастливую молодую двушку.
Спустя нсколько минутъ она робко оглянулась и вынула изъ складокъ своего платья фотографическую карточку красиваго молодаго человка. Нсколько дней тому назадъ, Винцентъ Ропе далъ ей эту карточку по ея просьб. Она, шутя, сказала ему, что положитъ ее въ свой альбомъ разныхъ знаменитостей. Но теперь она положила ее на столъ, снова подперла голову руками и стала на нее смотрть, пока слезы не застлали ей глаза. Капля за каплей скатывались он съ ея длинныхъ рсницъ и наконецъ превратились въ цлый потокъ. Она забыла, гд находится, забыла, что ее могутъ тутъ застать, положила голову на столъ и горько рыдала.
И вотъ, когда она такъ убивалась, дверь распахнулась, и Винцентъ Ропе очутился передъ Эритажъ! Она быстро вскочила, сбросивъ при этомъ движеніи карточку на полъ. Но даже и въ своемъ замшательств она молила Бога, чтобы карточка упала портретомъ внизъ. Но ей некогда было посмотрть на нее. Нужно какъ-нибудь объяснить свои слезы. Между тмъ, Ропе перепугался чуть ли не больше Эритажъ и заикаясь проговорилъ, что въ мил отъ дома сломалось дышло, что поэтому нельзя было поспть на станцію и что онъ возвратился, чтобы послать депешу въ Лондонъ. Затмъ онъ опустилъ глаза, и то, что онъ увидлъ на полу, заставило его съ удивленіемъ взглянуть на покраснвшую двушку, стоявшую передъ нимъ съ потупленнымъ взоромъ.
— Миссъ Риверсъ… Эритажъ, скажите, что это такое?— воскликнулъ онъ.
Она не отвчала, но хотла пройти мимо него. Онъ заступилъ ей дорогу, насильно завладлъ ея руками, и въ то время, какъ они такъ стояли, она увидла между Ропе и собою несчастную карточку, лежавшую портретомъ кверху!
— Пустите меня, мистеръ Ропе,— сказала она.— Съ вашей стороны не хорошо удерживать меня насильно.
Но Ропе не обратилъ на это вниманія. Сильныя его руки еще крпче стали ее удерживать. Онъ, казалось, ждалъ, что она подниметъ глаза и посмотритъ на него, но еслибы даже ей пришлось простоять такъ до ныншняго дня, она ни за что не взглянула бы на него.
Наконецъ заговорилъ онъ, и въ голос его замтно было волненіе.— Эритажъ, я человкъ гордый, я далъ себ слово не длать двухъ разъ предложенія, но я спрашиваю васъ еще разъ: любите вы меня?
Эритажъ все ниже и ниже склоняла свою голову.
— Отвчайте мн, Эритажъ, — продолжалъ онъ со страстью.— Отвть мн, моя милая, и скажи на этотъ разъ мн правду.
Сопротивленіе было безполезно. Да она и не хотла сопротивляться и продолжать дольше борьбу. И вотъ она подняла немножко глаза и отвтила робко, что совершенно было не въ ея характер:— Еслибы я знала, что вы меня простите, я бы постаралась доказать вамъ, какъ сильно я тебя люблю.
Счастье дйствительно сдлало ее кроткой.
Винцентъ Ропе разжалъ немного свои руки и… но, нтъ, нчто подобное случается одинъ разъ въ жизни женщины, и она не станетъ ни говорить, ни писать объ этомъ. Когда Чарли Лейтонъ пришелъ за телеграммой, которая, конечно, не была написана, Винцентъ Ропе и Эритажъ удивлялись, какъ только могутъ удивляться женихъ и невста, почему собственно имъ суждено быть счастливйшими людьми въ мір.
Такова была моя месть.
Только посл свадьбы я созналась мужу, что умышленно добивалась его любви и почему посл того отказала ему. Окончивъ свою исповдь и облегчивъ этимъ свою совсть, я увидла, что мужъ смотритъ на меня съ улыбкой.
— Еслибы я зналъ это раньше, я бы еще подумалъ, вручать ли мн свою судьбу въ руки такой мстительной молодой особы,— сказалъ онъ.
— Быть можетъ, именно потому я и откладывала такъ долго свою исповдь,— отвтила я.

‘Русскій Встникъ’, No 11, 1894

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека