Джон Дженкинс, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1867

Время на прочтение: 5 минут(ы)

ПОВЕСТИ ПАРОДІИ БРЕТЪ-ГАРТА
Съ англійскаго.

Мы уже имли случай {См. выше, 1882 г., ноябрь, 316 стр.} указать значеніе очерковъ Бретъ-Гарта: ‘Condensed Novels, его — шутки, нердко очень остроумныя и забавныя, въ которыхъ американскій писатель задался мыслью, поддлываясь подъ слабыя стороны нкоторыхъ извстныхъ или даже знаменитыхъ авторовъ, англійскихъ и французскихъ, выставлять ихъ часто фальшивую манеру: такимъ образомъ, въ этихъ повстяхъ-пародіяхъ является юмористическая характеристика многихъ крупныхъ именъ, какъ Куперъ, Александръ Дюма, миссъ Брэддонъ и др. Представляя ныншній разъ новую серію пародій Бретъ-Гарта, повторимъ уже сказанное нами по ихъ поводу, а именно: Бретъ-Гартъ преслдовалъ при этомъ не одно желаніе позабавить своихъ читателей, но имлъ въ виду осмять и тотъ испорченный вкусъ публики, который поддерживаетъ фальшивую манеру писателей.

ДЖОНЪ ДЖЕНКИНСЪ
или
отъученный курильщикъ.
Т. С. Арчера.

— Одна сигара въ день!— сказалъ судья Бумпойнтеръ.
— Одна сигара въ день!— повторилъ Джонъ Дженкинсъ, съ поспшностью бросая подъ скамейку, на которой работалъ, свою наполовину докуренную сигару.
— Одна сигара въ день — это равно три сента въ день,— замтилъ серьёзно судья Бумпойнтеръ: — а знаете ли, сэръ, сколько составитъ одна сигара или три сента въ день въ теченіе четырехъ лтъ?
Джонъ Дженкинсъ въ дтств посщалъ сельскую школу и хорошо зналъ ариметику. Взявъ гонтъ, лежавшій на его рабочей скамь, и вытащивъ кусовкъ млу, съ сознаніемъ собственнаго достоинства, онъ сдлалъ полное вычисленіе.
— Ровно сорокъ-три доллара и восемь сентовъ,— сказать онъ, отирая капли пота со лба, лицо его дышало благодушнымъ восторгомъ.
— Ну, такъ, сэръ, если бы вы откладывали ежедневно три сента, вмсто того, чтобы ихъ напрасно тратить, въ настоящее время вы бы имли новую пару платья, иллюстрированную Библію, отгороженное мсто въ церкви, полное собраніе Patent Office Reports {Оффиціальные отчеты.}, книгу гимновъ и право на полученіе Artbor’s Home magazine, все это можно пріобрсти ровно за сорокъ-три доллара и восемь сентовъ, и,— прибавилъ судья, длаясь еще серьезне,— если вы сосчитаете високосный годъ, который вы, не понимаю почему, забыли, у васъ окажутся еще три сента, сэръ, три сента сверхъ того! что вы на это купите, сэръ?
— Сигару,— скатъ Джонъ Дженкинсъ, и, сильно покраснвъ, онъ закрылъ лицо рукою.
— Нтъ, сэръ,— сказалъ судья, и ласковая добродтельная улыбка освтила строгое выраженіе его лица, употребленные съ надлежащею цлью, они дадутъ вамъ то, чему нтъ цны. Опущенные въ кружку миссіонера, эти три сента сдлаютъ то, что, можетъ бытъ, какой-нибудь язычникъ, находящійся теперь во мрак невжества и грха, благодаря имъ будетъ приведенъ къ сознанію своего жалкаго положенія, своихъ нечестивыхъ поступковъ!
Произнеся эти слова, судья удалился, оставивъ Джона Дженкинса погруженнымъ въ глубокія думы.
— Три сента въ день,— проговорилъ онъ.— Черезъ сорокъ лтъ у меня было бы четыреста-тридцать-восемь долларовъ и десять сентовъ — и тогда я могъ бы жениться на Мери. Ахъ, Мери!— Молодой плотникъ вздохнулъ, и вытащивъ изъ кармана жилетки дагерротипъ въ двадцать-пять сентовъ, долго и пламенно глядлъ на черты молодой двушки въ букмуслиновомь плать и съ коралловымъ ожерельемъ на ше. Затмъ лицо его выразило твердую ршимость, онъ тщательно заперъ на замокъ дверь своей лавки и ушелъ.
Увы! его добрая ршимость запоздала. Мы иногда шутимъ съ фортуною, которая слишкомъ часто защемляетъ насъ у корня и бросаетъ облако несчастья на свтлый восходъ юности.
Въ эту ночь недокуренная сигара Джона Дженкинса зажгла его лавку и она сгорла вмст съ инструментами и матеріалами. Ничто не было застраховано.

——

— Такъ ты все-таки хочешь выйти замужъ за Джона Дженкинса?— допрашивалъ судья Бумпойнтеръ деревенскую красавицу Мери Джонсъ, шутя и съ отеческою фамильярностью играя золотыми кольцами ея кудрей.
— Да,— отвтила красивая молодая двушка тихо, голосъ ея напоминалъ своею сладостью и твердостью жженый сахаръ.— Да, хочу. Онъ общалъ исправиться, посл того какъ онъ лишился, благодаря пожару, всего своего имущества.
— Послдствіе его дурной привычки, хотя онъ совершенно противъ логики обвиняетъ въ этомъ меня,— прервалъ ее судья.
— Съ тхъ поръ,— продолжала молодая двушка,— онъ старался отвыкнуть отъ этой привычки. Онъ говорилъ мн, что замнилъ стебли индійскаго табаку стручьями бобковаго растенія, которое называется курительнымъ бобомъ, кром того, онъ собираетъ окурки сигаръ, попадающіеся ему иногда по дорог, они мене хороши и крпки, но сравнительно ничего не стоятъ.— И красня за свое собственное краснорчіе, молодая двушка спрятала лицо на плеч судьи.
— Бдняжка!— прошепталъ судья Бумпойнтеръ.— Можно ли сказать ей все? Однако, я долженъ это сдлать.
— Я буду ему такъ же врна,— продолжала молодая двушка, поднимая съ этими словами головку:— какъ врна молодая виноградная лоза, крпко обвивающая старую развалину. Нтъ, нтъ, не журите меня, судья Бумпойнтеръ. Я пойду за Джона Дженкинса!
Судья былъ видимо огорченъ. Свъ за столъ, онъ поспшно на клочк бумаги написалъ нсколько строкъ и сунулъ его и руки нареченной невст Джона Дженкинса.
— Мери Джонсъ,— сказалъ судья съ трогательною серьёзностью: — примите эту бездлицу, какъ свадебный подарокъ отъ того, кто такъ сильно уважаетъ ваше постоянство и врность. У подножія алтаря пусть напоминаетъ онъ вамъ обо мн.— И закрывъ поспшно лицо носовымъ платкомъ, серьезный и обладающій желзною волею человкъ вышелъ изъ комнаты. Когда дверь за нимъ затворилась, Мери развернула бумагу. Это была записка въ мелочную лавку на углу отмрять три аршина финели, выдать пачку иголокъ, четыре фунта мыла, одинъ фунтъ крахмалу и дв коробки срныхъ спичекъ.
Благородный, добрый человкъ!— вотъ все, что могла произнести Мери Джонсъ, и закрывъ лицо руками, разразилась потокомъ слезъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ Кловердел раздается веселый звонъ колоколовъ. Это свадьба. ‘Какъ они оба красивы!’ слышится на устахъ у всхъ, когда Мери Джонсъ, стыдливо опираясь на руку Джона Дженкинса, вступаетъ въ церковь. Но невста взволнована, а въ жених замтно лихорадочное безпокойство. Пока они стоятъ въ сняхъ, Джонъ Дженкинсъ шаритъ озабоченно въ карман сюртука. Не ищетъ ли онъ такъ безпокойно кольцо? Нтъ. Онъ вытаскиваетъ изъ кармана маленькій кусочекъ темнаго вещества и, откусивъ немного, поспшно суетъ его обратно въ карманъ, украдкою озираясь кругомъ. Наврное никто его не примтятъ? Увы! двое изъ участниковъ на свадьб видли роковую уловку. Джонъ Бумпойнтеръ строго покачалъ головою. Мери Джойсъ вздохнула и про себя шептала молитву. Ея мужъ жевалъ табакъ.

——

— Что! еще хлба?— сказалъ сердито Джонъ Дженкинсъ.— Ты постоянно спрашиваешь денегъ на хлбъ. Чортъ возьми! Ты, кажется, хочешь разорить меня своими прихотями?— и произнеся эти слова, онъ вытащилъ изъ кармана бутылку виски, трубку и свертокъ табаку. Выпивъ все до послдней капли, онъ пустилъ пустую бутылку въ голову своего старшаго сына, мальчика лтъ двнадцати. Бутылка угодила ребенку прямо въ голову и онъ упалъ мертвымъ на полъ. Мистриссъ Дженкинсъ, въ которой читатель съ трудомъ узнаетъ сразу веселую и красивую Мери Джонсъ, взяла на руки мертвое тло своего сына, бережно положила несчастнаго мальчика у насоса съ водою на заднемъ двор и, грустно понуривъ голову, вернулась домой. Въ другое время, въ боле свтлые дни, она, быть можетъ, разрыдалась бы отъ этого. Но источникъ слезъ уже изсякъ у нея.
— Отецъ, твое поведеніе предосудительно!— сказалъ маленькій Гаррисонъ Дженкинсъ, младшій его сынъ.— Куда, ты думаешь, пойдешь ты посл смерти?
— А!— сказалъ съ бшенствомъ Джонъ Дженкинсъ:— вотъ что выходитъ, когда дтямъ даешь воспитаніе въ либеральномъ дух, вотъ результатъ воскресныхъ школъ. Прочь, змя!
Кружка, брошенная отцовскою рукою, уложила еще и маленькаго Гаррисона. Между тмъ, четверо младшихъ дтей въ трепетномъ ожиданіи собрались вокругъ стола. Громко смясь, совершенно измнившійся и сдлавшійся звремъ, Джонъ Дженкинсъ вынулъ четыре трубки и, набивъ ихъ табакомъ, подалъ каждому изъ дтей по трубк, и веллъ имъ курить. Это лучше, чмъ хлбъ!— злорадно смясь, сказалъ бездльникъ.
Мери Дженкинсъ, хотя и очень терпливая, почувствовала, однако, что теперь она была обязана высказать свое мнніе.— Я много вынесла, Джонъ Дженкинсъ,— сказала она.— Но я бы предпочла, чтобы дти не курили. Это неопрятная привычка, и мараетъ платье. Я прошу этого, какъ особенной милости!
Джонъ Дженкинсъ колебался — у него появились угрызенія совсти.
— Общай мн это, Джонъ!— настаивала Мери, стоя на колняхъ.
— Общаю!— неохотно отвтилъ Джонъ.
— И ты будешь класть деньги въ сберегательную кассу?
— Буду,— повторилъ ея мужъ:— и брошу также курить.
— Вотъ и отлично, Джонъ Дженкинсъ!— сказалъ судья Бумпойнтеръ, неожиданно появляясь изъ-за двери, гд онъ прятался это время.— Благородно сказано, любезный другъ! Развеселись! Я похлопочу о томъ, чтобы дти были прилично похоронены.— Мужъ и жена бросились въ объятія другъ друга.
А Джонъ Бумпойнтеръ, смотря на трогательное зрлище, разрыдался.
Съ этого дня Джонъ Дженкинсъ сталъ другимъ человкомъ.

Е. А.

‘Встникъ Европы’, No 2, 1883

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека