Цимбелин, Шекспир Вильям, Год: 1609 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 102 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОЧИНЕНІЯ Г. П. ДАНИЛЕВСКАГО.

[1847-1890 г.].

Томъ восьмой.

Изданіе седьмое, посмертное, въ девяти томахъ, съ портретомъ автора.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. М. Стасюлевича, Вас. Остр., 5 л., 28.
1893.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

ЦИМБЕЛИНЪ.

Драма въ пяти дйствіяхъ, сочиненіе В. Шекспира.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО.

(Посвящается П. А. Плетневу).

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

Цимбелинъ, по выраженію Газлитта,— одна изъ самыхъ пріятныхъ и интересныхъ романическихъ драмъ Шекспира.

Эту драму всегда сравнивали, по стилю и стихамъ, съ ‘Зимнею Сказкой’, съ которой она почти въ одно время авторомъ и написана. Стивенсъ полагаетъ, что ‘Зимняя Сказка’ явилась въ свтъ въ апрл 1601 года, Мэлонъ, Чалмерсъ и Дрэкъ относятъ появленіе ‘Цимбелина’ къ 1605 году, Гервинусъ полагаетъ, что эта драма была написана около 1609 года. Во всякомъ случа, теперь уже совершенно доказано, что ‘Цимбелинъ’ явился вслдъ за ‘Зимнею Сказкою’ — между ‘Лиромъ’ и ‘Макбетомъ’, Шекспиру тогда уже совершилось сорокъ лтъ отъ роду.

Гервинусъ замчаетъ, что въ содержаніи ‘Цимбелина’ заключаются собственно три отдльныя, цлыя происшествія, или части. Къ первой части онъ относитъ войну изъ-за платежа дани между Британіей и Римомъ, эту сторону своей драмы Шекспиръ заимствовалъ изъ хроники Голиншеда. Цимбелинъ, по словамъ Голиншеда, царствовалъ въ Британіи во времена Августа-Цезаря и имлъ, дйствительно, двухъ сыновей, Гвидерія и Арвирага. Ко второй части, ко второму происшествію драмы, Гервинусъ относитъ судьбу сыновей Цимбелина. Источниковъ этого факта никто не знаетъ, онъ, по всей вроятности, создалъ фантазіею великаго поэта. У Шекспира выведено замчательное лицо Белларія, вельможи и полководца, впавшаго невиннымъ образомъ въ опалу и изгнаннаго изъ Британіи. Белларій похищаетъ двухъ сыновей Цимбелина, воспитываетъ ихъ въ лсу и вмст съ ними оказываетъ королю великія услуги во время его битвы съ Римлянами. Къ третьему и интереснйшему дйствію или происшествію драмы Гервинусъ относитъ романъ Постума и королевской дочери Имоджены. Эта часть заимствована Шекспиромъ изъ небольшой Новеллы Боккаччіо (11, 9) и изъ англійскаго ей подражанія, именно изъ поэмы ‘Westvard fou Smelts’, которая, по Стивенсу, была издана въ 1603 году. Шекспиръ въ иныхъ мстахъ обработалъ свою драму по итальянскому образцу, въ другихъ же руководствовался англійскою поэмою. Въ ‘Новелл’ Боккаччіо разсказывается, какъ одинъ мужъ побился объ закладъ съ какимъ-то авантюристомъ, что врность его жены непоколебима. Отверженный искатель приключеній ршается обмануть честнаго супруга, увряетъ его въ мнимомъ преступленіи его жены, и тотъ, въ припадк изступленнаго негодованія, приказываетъ своему слуг убить преступницу. Слуга, разжалобленный просьбами госпожи, спасаетъ ее отъ погибели и доноситъ мужу, что онъ исполнилъ его приказаніе. Жена скрывается, переодтая въ мужское платье, и вступаетъ въ чужихъ краяхъ въ услуженіе къ знатному вельмож, посл долгихъ странствій, она встрчается (во всхъ трехъ пьесахъ,— у Боккаччіо, Шекспира и неизвстнаго передлывателя Боккаччіо,— вслдствіе различныхъ обстоятельствъ) съ обманутымъ супругомъ, разувряетъ его въ своемъ преступленіи и соединяется съ нимъ для безмятежнаго счастія и любви. Этотъ романическій эпизодъ, обработанный когда-то и во французской комедіи, Шекспиръ припаялъ къ своей драм тмъ, что честною, любящею и постигнутою злосчастными испытаніями судьбы супругою сдлалъ дочь короля Британіи, а ея обманутымъ мужемъ — пріемыша и пажа ея добраго и мягкосердаго отца.

‘Цимбелинъ’ — великое произведеніе новйшей драмы. Читатель найдетъ въ немъ бездну самыхъ разнообразныхъ наслажденій. Надъ изученіемъ этой интересной и поэтической исторіи человческаго сердца, во всхъ его оттнкахъ и положеніяхъ, можно провести многіе годы, отъ Цимбелина, кажется, трудно оторваться на минуту, какъ мы не можемъ оторваться отъ поэтической, цвтущей долины Юга, или отъ того сновиднія, которое насъ нежданно посщаетъ уже на зар, совсмъ поутру, когда розовый, молодой день зоветъ къ дятельности и бодрымъ трудамъ, а серебряныя гармоническія впечатлнія трепещутъ еще въ горячемъ воображеніи и, словно фантастическія, сказочныя, пвучія мошки, рютъ передъ смыкающимся взоромъ: тепле закутываемся мы подъ одяло, тсне забиваемъ голову въ горячія подушки и снова, сквозь сладкую дремоту, молимъ симпатическія виднія не покидать насъ и чаровать до безконечности…

Но не посчастливилось ‘Цимбелину’ ни у европейскихъ переводчиковъ, ни у критиковъ, а вслдствіе этого, не посчастливилось ему и у нашей публики. Рдко кто изъ нашихъ литературныхъ диллетантовъ знаетъ эту поэтическую драму. Западные критики, за исключеніемъ, впрочемъ, германцевъ, говорятъ о ней, большею частью, сбивчиво и двусмысленно. Мы полагаемъ, что нашимъ читателямъ интересно будетъ прослдить эти мннія.

Мезонъ, авторъ книги ‘Treatise on Ornamental Gardening’, первый началъ достойнымъ образомъ судить о Шекспир, но, за раннею кончиною, усплъ разобрать только характеры Ричарда III и Макбета. Вслдъ за нимъ явилось сочиненіе нмца Шлегеля ‘Драматическія чтенія’. Шлегель, между другими первостепенными пьесами Шекспира, разобралъ и ‘Цимбелина’. Онъ говоритъ: ‘Это одно изъ самыхъ зрлыхъ созданій великаго поэта. По всей вроятности, ‘Цимбелинъ’, широкая и привольная, романтическая легенда, занимала и тревожила автора еще въ ранней молодости. Ни въ одной пьес Шекспира не господствуетъ такого разнообразія разговора, свтскаго тона, трагическаго выраженія страсти, роскоши образовъ, нжности любви, наивной естественности и тутъ же, рядомъ съ изящнымъ колоритомъ, такихъ простонародныхъ выраженій и мыслей. По нашему мннію, эта пьеса должна имть огромный успхъ на сцен, она чаруетъ нашу мысль и сердце потому, что въ ней соединено все: и поэтическая легенда, и сказка, и трагедія, и комедія, вся драма насквозь пропитана благоуханнымъ и свжимъ колоритомъ’. Джонсонъ первый сталъ язвить великій геній Шекспира. Попе, до него, говорилъ: ‘Никто изъ писателей не заслуживаетъ такъ названія ‘оригинальный’, какъ Шекспиръ: само искусство Гомера проходило черезъ египетскіе водопроводы и озера, подвергалось вліянію ‘образцовъ’. О Шекспир же можно сказать, что онъ не столько подражатель природы, сколько орудіе ея. Шекспиръ создаетъ героевъ дйствительныхъ, а не принадлежащихъ міру философіи и метафизики’. Но Джонсонъ съ презрніемъ глядлъ на эти слова Попе. Джонсонъ былъ въ мір литературномъ, такъ называемымъ, падшимъ геніемъ, вчнымъ кандидатомъ на безсмертнаго, непризнаннымъ властелиномъ поэзіи. Онъ писалъ грубою и блдною прозою и во всю жизнь не возбудилъ къ себ симпатіи читателей. Въ тяжеломъ разсужденіи къ изданію Шекспира, онъ старается высокопарными фигурами и звонкими эпитетами помрачить достоинства поэта. Онъ хвалитъ въ немъ только грубое и осязаемое, только то, что, по выраженію Газлитта, можно измрить двухъ-футовою линейкою, или сосчитать на десяти пальцахъ. Вотъ, что онъ говоритъ о ‘Цимбелин’,— и это мсто, по обычаю англійскихъ книгъ, напечатано въ парижскихъ и лондонскихъ компактныхъ изданіяхъ Шекспира, передъ текстомъ Цимбелина: — Эта драма сіяетъ немногими врными мыслями, нсколькими естественными разговорами и пріятными сценами, но вся она исполнена страшныхъ невроятностей. Всякъ замтитъ, до чего ложно ея изобртеніе, до чего неестественны ея происшествія, странно смшеніе именъ и совершенно различныхъ историческихъ эпохъ, и до чего она исполнена невозможныхъ явленій жизни’.

Вслдъ за Джонсономъ появилось не мене сбивчивое разсужденіе о ‘Цимбелин’ Ульрици, но этотъ критикъ далеко не заходилъ и ограничился замчаніями, что эта пьеса просто ‘Комедія интриги’ или, иначе, ‘Комедія судьбы’ (Intriguen-Komdie und Schicksal-Komdie).

Боле всхъ врныя и глубокія сужденія о ‘Цимбелин’ представили Газлиттъ и Гервинусъ. На нихъ мы и кончимъ нашъ обзоръ критиковъ ‘Цимбелина’, потому что кропотливый Дрэкъ, авторъ знаменитаго сочиненія ‘Шекспиръ и его время’, мало сказалъ о немъ особеннаго и оригинальнаго, рядомъ съ этими великими литературными судьями.

Въ средин 1838 года, въ Лондон вышло въ свтъ третье изданіе книги ‘Характеры Шекспировскихъ пьесъ’ (‘Characters of Shakespeares plays’), сочиненія Вильяма Газлитта (Hazlitt). Въ немъ мы находимъ слдующія мннія о ‘Цимбелин’.

‘Цимбелинъ’ можетъ назваться драматическимъ романомъ, въ которомъ вс самыя разительныя части повсти представлены въ вид разговора и вс обстоятельства объясняются говорящими, по-мр какъ представляется къ тому случай. Дйствіе не вдругъ сосредоточивается, а постепенно, но занимательность возрастаетъ и становится какъ-бы воздушне, утонченне отъ перспективы, введенной въ пьесу вымышленными перемнами сцены и продолжительностью занимаемаго ею времени. Чтеніе этой пьесы походитъ на путешествіе, котораго цль неврна, и въ которомъ недоумніе поддерживается и возвышается длинными промежутками, отдляющими одно дйствіе отъ другаго. Хотя происшествія разсяны по обширному пространству и относятся къ множеству характеровъ, но цпь, соединяющая различные интересы повсти, нигд вполн не разрывается. Самыя отдльныя и, повидимому, случайныя обстоятельства придуманы такимъ образомъ, что приводятъ въ конц къ совершенному развитію главнаго приключенія. Легкость и свобода, съ какими это исполнено, удивительны. Ходъ завязки усиливается въ послднемъ дйствіи, повсть подвигается впередъ съ необыкновенною быстротой, различныя ея втви приводятся къ одному центру отъ самыхъ отдаленныхъ точекъ, главные характеры сводятся и размщаются въ самыхъ критическихъ положеніяхъ, и судьба почти каждаго лица драмы зависитъ отъ разршенія одного обстоятельства — отъ отвта Якимо на вопросъ Имоджены о полученіи кольца отъ Постума’.

‘Патетическое въ Цимбелин не носитъ характера поразительнаго, или, въ обыкновенномъ смысл, трагическаго, но чрезвычайно мило и пріятно. Какая-то нжная грусть сквозитъ во всей пьес. Герой этой пьесы — Постумъ, но величайшая ея прелесть заключается въ характер Имоджены… Отличительная черта героинь Шекспира та, что он живутъ только своею привязанностью къ другимъ. Ихъ можно назвать чистыми созданіями чувства. Мы такъ же мало думаемъ о красот и особенности ихъ лицъ, физіономіи, какъ и он сами, потому что мы проникаемъ въ тайны ихъ сердецъ, и это для насъ гораздо интересне. Мы принимаемъ такое живое участіе въ ихъ длахъ, что не можемъ останавливать своихъ взоровъ на ихъ наружности, разв только украдкою и изрдка… Никогда и никто не уловилъ такъ хорошо, какъ Шекспиръ, истиннаго совершенства женскаго характера — чувства слабости, опирающагося на чувств любви, никогда и никто не описалъ такъ хорошо, какъ Шекспиръ, ихъ природной нжности, чуждой всякой принужденности. Цибберъ замчаетъ, что во время Шекспира женщинамъ не позволялось играть женскія роли, вслдствіе этой необходимости, надобно было оставлять въ тни ихъ наружность и развивать одну внутреннюю сторону ихъ личности’.

‘Характеръ Клотена, продолжаетъ Газлиттъ, высокомрнаго глупца и отверженнаго поклонника Имоджены, хотя не очень интересенъ самъ-по-себ и теперь ужъ обветшалый, написанъ съ большимъ юморомъ и знаніемъ души… Замчательне всего то, что Плотенъ, несмотря на свою жалкую роль въ любви, важничаетъ и птушится и, несмотря на всю пошлость своего вида и обращенія, старается придавать какую-то остроту и франтовство своимъ замчаніямъ. Здсь мы находимъ подтвержденіе той вковой истины, что изысканность такъ же часто происходитъ отъ недостатка истинныхъ чувствъ, какъ и отъ недостатка ума! Къ Шекспиру можно примнить слова древняго критика: ‘О, Менандръ и Природа! кто изъ васъ списывалъ другъ друга?’

‘Характеры Белларія, Гвидерія и Арвирага и сказочныя сцены, окружающія ихъ, составляютъ прекрасные рельефы къ интригамъ и хитростямъ города, изъ котораго они изгнаны. Описанія горной ихъ жизни исполнены дикости и простоты. Они занимаются охотою, а не разведеніемъ скота, и это чрезвычайно гармонируетъ съ духомъ приключеній и неизвстностью, господствующею въ остальныхъ частяхъ повсти, также со сценами, въ которыхъ они впослдствіи должны дйствовать. Какъ искусно юношеская пылкость и нетерпливое желаніе принцевъ выйти изъ неизвстности представлены въ противоположности съ холодною, разсчетливою и благоразумною покорностью судьб боле опытнаго ихъ совтника! Какъ прекрасно другъ противъ друга размщены наука и невжество, уединеніе и общество!— Одинъ Арденскій лсъ въ пьес ‘Какъ вамъ угодно!’ (What you will, or Twelfth Night) можетъ сравниться съ горными сценами въ ‘Цимбелин’. Но какая разница между созерцательнымъ спокойствіемъ одной картины и смлою ршительностью другой! Шекспиръ не только открываетъ намъ души своихъ дйствующихъ лицъ, но даже отражаетъ въ тон и краскахъ описываемыхъ сценъ — чувства ихъ вымышленныхъ обитателей!’

——

Гервинусъ несравненно глубже и строже прослдилъ характеры ‘Цимбелина’.

Прежде всего онъ сравниваетъ эту драму съ ‘Лиромъ’. Какъ дйствіе Лира, такъ и дйствіе Цимбелина происходитъ въ языческія времена древняго британскаго народонаселенія. Разница только та, что мы вращаемся здсь не въ темномъ вк, предшествовавшемъ христіанской эр, а въ свтломъ період первыхъ годовъ царствованія императора Августа, гд римская цивилизація уже сильно повяла на Британію своимъ благотворнымъ дыханіемъ. Леонатъ (имя, заимствованное Шекспиромъ изъ одного разсказа Сиднея, послужившаго ему источникомъ эпизода о Глостер въ ‘Лир’) хвалитъ въ Италіи, передъ Римлянами, своихъ соотечественниковъ и говоритъ, что теперь они ужъ превзошли старинныхъ Британцевъ, такъ ловко разбитыхъ Цезаремъ.— Какъ въ ‘Лир’ отецъ проклиналъ Корделію, въ ‘Цимбелин’ такой же престарлый отецъ проклинаетъ Имоджену.— Въ ‘Лир’ преобладаютъ страсти дикія, изступленныя и необъятныя, хитрость и лживость тамъ играютъ, у дочерей Лира и у Эдмунда, второстепенныя роли, рядомъ съ кровавымъ честолюбіемъ героевъ драмы. Въ ‘Цимбелин’ эти страсти слабе и блдне, здсь все ужъ сглажено цивилизаціею юго-востока Европы.

Посл нсколькихъ отдльныхъ замчаній, Гервинусъ переходитъ къ разбору каждаго характера драмы.

Онъ разсказываетъ содержаніе ‘Цимбелина’, большею частью, подлинными выраженіями Шекспира. Начиная съ эпизода о Белларі и о похищенныхъ имъ сыновьяхъ короля, онъ чрезвычайно краснорчиво представляетъ воспитаніе старымъ и опытнымъ вельможею юныхъ наслдниковъ короны Британіи, въ пещер, подъ таинственными дебрями горнаго Валлиса. Царственныя дти, вскормленныя плодами своихъ рукъ, окрпшія на охот за горными сернами и ежеминутно вдохновляемыя разсказами сдовласаго воина о славныхъ битвахъ, гордо подъемлютъ свои головы, со слезами на глазахъ молятъ Небо о дятельности общественной и, сами того не зная, спасаютъ свой будущій престолъ въ битв противъ Римлянъ. Начертивъ этихъ ратоборцевъ добраго начала, начала свтлаго въ сердц человческомъ, Гервинусъ переходитъ къ мрачной сторон драмы, здсь выступаетъ на сцену испорченный міръ того времени. Вторая жена Цимбелина и его пасынокъ изображены во всей ихъ дикой и страшной живописности. Среди этихъ двухъ сторонъ, среди представителей добра и зла — являются два чрезвычайно-идеальныхъ и высоко-поэтическихъ образа: пріемышъ короля, Постумъ, и дочь короля, Имоджена. Снова, почти подлинными словами Шекспира, разсказывается судьба двухъ этихъ характеровъ. Гервинусъ въ тайномъ брак Имоджены и Постума видитъ сходство съ бракомъ Ромео и Юліи, Отелло и Дездемоны, особенно первыхъ двухъ, которые также росли вмст и съ дтства считались между собою женихомъ и невстою. Гервинусъ изумляется, до какого совершенства Шекспиръ выяснилъ въ своемъ твореніи типическій образъ Имоджены. Она, по его мннію, одно ‘изъ любезнйшихъ и художественныхъ женскихъ лицъ’, созданныхъ великимъ поэтомъ. Ея явленіе распространяетъ теплоту, блескъ и радость на всю драму. Естественне и проще Порціи и Изабеллы, она еще идеальне ихъ. Она — сумма всхъ качествъ женственной природы человка. Ни въ одномъ созданіи поэзіи нтъ такого втораго очаровательнаго образа. Рядомъ съ Гамлетомъ, она — самый развитый и самый оконченный характеръ изо всхъ характеровъ Шекспира. Авторъ исчерпалъ въ ней вс волшебныя черты женщины, отъ убранства ея мирной спальни, до пнія, подобнаго пнію гостя Эдема, и до поварской стряпни, вырзывающей кружки кореньевъ такими фигурками, что самъ поваръ больной Юноны позавидовалъ бы этому искусству… По мннію Гервинуса, главная черта этой природы — духовная свжесть и здоровье. Богатая чувствами, Имоджена никогда не впадаетъ въ сантиментальность, богатая воображеніемъ, она никогда не предается пошлой мечтательности, также точно, какъ ни одна мысль болзненной и грубой страсти не вспадаетъ на ея трезвый умъ… Разсказывая исторію вроломнаго обмана Якимо, Гервинусъ замчаетъ, что Постумъ, повривъ мнимому преступленію Имоджены, разражается грознымъ диирамбомъ противъ женщинъ и здсь очень сходствуетъ съ Отелло, даже до такой степени, что, напримръ, и въ ‘Отелло’ главную роль играетъ платокъ, потерянный Дездемоною, и въ ‘Цимбелин’ — Пизаніо посылаетъ своему господину платокъ, омоченный въ мнимой крови Имоджены, которую онъ долженъ былъ убить.

Разобравъ эти характеры, Гервинусъ, по непремнному обычаю германскихъ ученыхъ, говоритъ, что нужно, наконецъ, отыскать ‘Stand-und Gesichtspunkt’ всей идеи ‘Цимбелина’, и дйствительно находитъ этотъ ‘Stand-und Gesichtspunkt’. Онъ открываетъ, что главная исходная точка драмы заключается въ противоположности двухъ началъ: добра и зла, или, точне — врной (true) и измнчивой, лживой (false) природы человка. Подъ конецъ пьесы, какъ и вообще во всхъ тогдашнихъ рыцарскихъ романахъ, врность и честность, испытанныя множествомъ приключеній, торжествуютъ и возвращаются подъ снь покоя и счастія. Врность, какъ одна изъ главныхъ добродтелей, воспвалась въ эпическихъ народныхъ поэмахъ и псняхъ любви, въ ‘Одиссе’ и ‘Гудрун’, въ Иліад’ и ‘Нибелунгахъ’. Въ героическія и рыцарскія времена ничто такъ не ставилось въ похвалу и великія дарованія, въ славу и почести, какъ врность, которая одна умла спасать отъ погибели добрыхъ друзей, покинутыхъ слугъ и беззащитныхъ женъ. Отсюда же происходятъ разсказы о клятвахъ дружбы древне-греческихъ юношей, саги о врныхъ вассалахъ германскихъ героическихъ поэмъ и псни, о честности Пенелопы и Гудруны. Въ ‘Лир’ врность престарлаго Кента ветъ дружбою Ахилла и Патрокла въ ‘Иліад’. Но исторія Имоджены и Постума нсколько нове, романпчне и скоре походитъ на легенды о врности рыцарской эпохи. Самое имя Фиделіо, врный, которое принимаетъ Имоджена, блуждая въ лсахъ горнаго Валлиса, въ мужскомъ плать, подтверждаетъ главный выводъ Гервинуса. Неопровержимое же доказательство нсколько темно-изложенной мысли нмецкаго ученаго представляетъ характеръ Пизаніо, слуги Постума, который, съ начала до конца драмы, до такой степени честенъ и вренъ своему господину, что даже лжетъ и обманываетъ, съ единственною цлью остаться безукоризненно-честнымъ, и является самымъ отчаяннымъ плутомъ въ то время, какъ онъ, по всей справедливости, врнйшій изъ людей.

Самого Цимбелина, давшаго свое имя этой драм, Гервинусъ называетъ лицомъ, служащимъ для общей связи, для канвы происшествій, и говоритъ, что Шекспиръ сдлалъ его слабымъ, безхарактернымъ и блднымъ потому, что для общаго колорита своего яркаго и блестящаго созданія нуждался еще въ лиц, составленномъ изъ чуть-примтныхъ линій далекой перспективы.

Въ низведеніи языческихъ боговъ на землю къ спящему Постуму, Гервинусъ видитъ желаніе Шекспира представить личность миологическаго рока, Фатума, который выше людей, но иногда дйствуетъ и въ самой ихъ сред и научаетъ смертнаго почтенію воли судьбы. Юпитеръ говоритъ: ‘Паденіе часто служитъ средствомъ боле счастливаго возвышенія’.— ‘Судьба осторожно направляетъ къ пристани корабль, руль котораго разбитъ бурями’, и, наконецъ, ‘Небеса подвергаютъ горькимъ испытаніямъ тхъ, къ кому они благоволятъ, для того, чтобъ посл несчастій ихъ дары были еще вкусне и слаще’.

1850 г.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Цимбелинъ, король Британіи, женатый на второй жен.

Клотенъ, сынъ королевы, отъ перваго брака.

Леонатъ Постумъ, джентльменъ, мужъ Имоджены.

Белларій, изгнанный сановникъ, принявшій въ ссылк имя Моргана.

Гвидерій и Арвирагъ, сыновья Цимбелина, слывутъ, подъ именами Полидора и Кадвала, сыновьями Белларія.

Филаріо, другъ Постума, Якимо, другъ Филаріо, итальянцы.

Французъ, дворянинъ, другъ Филаріо.

Кай Люцій, командиръ римскихъ войскъ.

Римскій капитанъ.

Два британскіе капитана.

Пизаніо, слуга Постума.

Корнелій, врачъ королевы.

Два дворянина.

Два тюремщика.

Королева, супруга Цимбелина.

Имоджена, дочь Цимбелина, отъ перваго брака.

Елена, фрейлина Имоджены.

Лорды, придворные люди, римскіе сенаторы, трибуны, привиднія, гадатель, голландскій дворянинъ, испанскій дворянинъ, музыканты, офицеры, капитаны, солдаты, встники и слуги.

Дйствіе происходитъ частью въ Британіи, частью въ Италіи*).

*) Время дйствія приблизительно относится къ шестому году посл Р. Хр. Въ этотъ годъ отъ Римской Имперіи отпали народы Далмаціи и Панноніи, что составляетъ ныншнюю Венгрію, на правомъ берегу Дуная.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Британія.— Садъ передъ дворцомъ Цимбелина (Входятъ двое гражданъ).

Первый гражданинъ.— Ты нынче здсь не встртишь человка,

Который не грустилъ бы, наши души

Не слушаютъ созвздій, какъ придворный,

Он слдятъ за взоромъ короля *).

*) Это мсто вызвало множество комментаріевъ. Лучшій изъ нихъ принадлежитъ Л. Тику, который такъ объясняетъ мысль Шекспира: ‘Наша кровь боле не покоряется вліянію атмосферы и планетъ, какъ это ей приписывали астрономы, она, подобно лицамъ придворныхъ, обусловливается состояніемъ духа великаго монарха’.— Это мсто напоминаетъ слдующее двустишіе Расина, въ пьес ‘Британикъ’:

‘Mais ceux qui de la cour ont un plus long usage

‘Sur les yeux de Csar composent leur visage’.

Второй гражданинъ.— Что такъ?

Первый гражданинъ.— Наслдница, дочь короля,

Съ которой тотъ хотлъ помолвить сына

Своей второй жены — (онъ на вдов

Женатъ) — сама себ избрала мужа

Достойнаго, но бднаго, они

Вступили въ бракъ, супругъ за это въ ссылк,

Жена подъ стражей: все у насъ печально,

Хотя король, я думаю, одинъ

По-истин груститъ…

Второй гражданинъ.— Одинъ король?

Первый гражданинъ.— Груститъ и тотъ, который потерялъ

Жену, груститъ, пожалуй, королева,

Которая желала этой свадьбы…

Но уже зато придворные, хотя бы

Они свой взоръ по взору короля

Вс смастерили, въ глубин души

Въ восторг отъ того, что ихъ печалитъ.

Второй гражданинъ.— Что за причина!?

Первый гражданинъ.— Тотъ, кто потерялъ

Принцессу, существо гораздо хуже

Всего, что можно разсказать худаго

О немъ, но тотъ, кто мужъ ей и за это

Въ изгнаніи — такое совершенство,

Что, еслибъ въ цломъ свт поискать

Подобнаго ему, мы не нашли бы

Такого, съ кмъ бы онъ сравнился! Въ мір,

По-моему, нтъ больше человка,

Который бы, съ подобною душой,

Владлъ еще наружной красотой!..

Второй гражданинъ.— Ужъ это слишкомъ!

Первый гражданинъ.— Сэръ, я въ похвалахъ

Не перешелъ границъ его достоинствъ:

Я сжалъ ихъ, не раскрылъ, какъ должно.

Второй гражданинъ.— Откуда онъ и какъ его зовутъ?

Первый гражданинъ.— Его происхожденія не знаю…

Отецъ его, Сицилій, противъ Римлянъ

Соединилъ свой лавръ съ Кассибеланомъ,

Но именемъ своимъ обязанъ онъ

Тенанцію, которому съ успхомъ

И славою достойной онъ служилъ:

За это онъ и прозванъ Леонатомъ! *)

*) Тенанцій быль отецъ Цимбелина и племянникъ Кассибелана, Кассибеланъ прогналъ Римлянъ при первомъ ихъ вторженіи въ Британію, но, побжденный Ю. Цезаремъ, долженъ былъ платить ежегодную дань Риму. Шекспиръ слдуетъ въ своей драм хроник Голиншеда, но которой Тенанцій отказался, наконецъ, отъ этой дани и завщалъ своему сыну, Цимбелину, воевать за нее съ императоромъ Августомъ. Прим. Мэлона.

Два сына — рчь у насъ идетъ о третьемъ —

Его два сына храбро пали въ смутахъ

Тогдашнихъ воинъ, съ мечемъ въ рук, отецъ ихъ,

Уже старикъ, мечтавшій о потомств,

Скончался отъ печали, вслдъ за нимъ

Его жена, беременная сыномъ,

Который насъ такъ занялъ, умерла,

Едва родился онъ… Король ребенка

Взялъ подъ свою защиту, далъ ему

Прозваніе Постума — Леоната,

Въ пажи опредлилъ и воспиталъ его,

Открылъ ему богатства всхъ познаній,

Которыя тотъ могъ принять по лтамъ,

И мальчикъ ихъ легко и беззаботно

Впивалъ, какъ мы въ себя впиваемъ воздухъ,

Его весна уже дала плоды.

Онъ при двор — въ любви, а это рдкость!

Для юношей онъ былъ примръ, для зрлыхъ —

То зеркало, въ которое мы смотримъ

Для оживленья нашей красоты…

Для стариковъ — ребенкомъ, путеводцемъ —

Для госпожи своей, изъ-за которой

Теперь онъ изгнанъ,— качества его

Намъ говорятъ, какъ много почитала

Она его достоинства, а выборъ

Ея показываетъ намъ, какой

Онъ человкъ!

Второй гражданинъ.— Разсказъ вашъ заставляетъ

Меня его отнын уважать.

Но я прошу васъ объяснить мн, точно-ль

Она единственная дочь монарха?

Первый гражданинъ.— Единственная!— Были у него

Два сына (если это любопытно

Для васъ, такъ слушайте): ребенокъ старшій

Былъ трехъ годовъ, а младшій былъ въ пеленкахъ,

Когда изъ дтской бдныхъ унесли —

И до сихъ поръ никто слдовъ малютокъ

Открыть не могъ.

Второй гражданинъ.— Давно-ль случилось это?

Первый гражданинъ.— Да лтъ ужъ двадцать…

Второй гражданинъ.— Дти короля

Похищены! Такой дурной присмотръ

И лнь такая въ поискахъ… Возможно-ль!

Не отыскать и легкаго слда!

Первый гражданинъ.— Какъ это вамъ ни странно, впрочемъ, будетъ,

Вы надъ такой оплошностью не смйтесь:

Все это правда, сэръ!

Второй гражданинъ.— Я врю вамъ.

Первый гражданинъ.— Но замолчимъ: сюда идетъ принцесса,

А съ нею королева и Постумъ (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Тамъ же (Входятъ: Королева, Постумъ и Имоджена).

Королева.— Нтъ, врьте, дочь моя, въ моей душ

Вы не найдете злобныхъ думъ: я въ этомъ

Не похожу на нашихъ мачихъ! Вы

Въ моемъ плну, но вашъ тюремщикъ самъ

Отдастъ вамъ ключъ отъ вашихъ кандаловъ!

Едва же мн удастся гнвъ монарха

Смирить, я стану вашимъ адвокатомъ,

Постумъ… Теперь еще огонь досады

Бушуетъ въ немъ, поэтому не худо

Вы сдлаете, если покоритесь

Его велнью, съ тмъ святымъ терпньемъ,

Которое внушитъ вамъ мудрость ваша.

Постумъ.— Какъ вашему величеству угодно…

Я нынче же уду.

Королева.— Вамъ извстна

Опасность! Я вкругъ сада обойду,

Сочувствуя всмъ мукамъ раздленныхъ

Сердецъ, хотя король мн повеллъ

Не допускать васъ къ тайнымъ разговорамъ! (Удаляется).

Имоджена.— О, ловкое потворство! Какъ лукаво

Ласкаетъ этотъ змй въ тотъ самый мигъ,

Когда кусаетъ!.. Милый мой супругъ,

Я опасаюсь гнва короля,

Но, сохраняя все къ нему почтенье,

Скажу, что гнвъ его передо мной

Безсиленъ!.. Узжай скорй, а я

Останусь цлью глазъ сердитыхъ…

Ничто мн жизни столько не согретъ,

Какъ мысль о томъ, что въ мір есть алмазъ,

Съ которымъ я сольюся вновь!

Постумъ.— Царица!

Любовь моя! Не плачь такъ много, если

Не хочешь, чтобъ чувствительность моя

Переступила грань людской печали,

Я буду вкъ врнйшимъ изъ мужей,

Какой когда-нибудь клялся въ любви!

Остановлюсь я въ Рим, у Филарьо:

Онъ друженъ былъ съ моимъ отцомъ покойнымъ,

Я-жъ съ нимъ знакомъ пока по переписк,

Пиши туда ко мн, моя царица —

Твои слова я стану пить глазами,

Хотя бы ихъ чернила были желчью!.. (Королева возвращается).

Королева.— Спшите, умоляю васъ: король

Придетъ сюда — и мн тогда, я знаю,

Достанется за васъ! (Въ сторону). Его прогулку

Направлю я теперь сюда же! Онъ,

Поссорившись со мной, всегда охотно

Мое коварство покупаетъ: щедро

Онъ платитъ мн за вс мои обиды! (Уходитъ).

Постумъ.— Когда бы мы прощались такъ же долго,

Какъ долго жить съ тобой намъ остается,

Разлука намъ была бы тяжела:

Прощай!

Имоджена.— Нтъ, погоди еще немного!

Когда-бъ ты халъ для одной прогулки —

И тутъ прощанье это было-бъ кратко!

Смотри сюда, мой милый: вотъ колечко

Покойной матери моей, возьми,

Носи его, мое родное сердце,

До той поры, пока, съ моей кончиной,

Другой жены себ ты не возьмешь!

Постумъ.— Какъ?.. Что?.. Другой!.. Властительные боги,

Молю васъ, дайте мн лишь ту, съ которой

Вступилъ я въ бракъ, и пусть оковы смерти

Меня навкъ отдлятъ отъ другой! (Надваетъ кольцо).

Останься здсь, пока во мн есть чувство!

Теб-жъ, моя безцнная краса,—

Носи же это для меня, какъ цпи

Любви:— я эти цпи налагаю

На милую невольницу! (Надваетъ браслетъ на руку Имоджены).

Имоджена.— О, боги!

Когда-то мы увидимся опять? (Входятъ Цимбелинъ и лорды).

Постумъ.— Бда!.. Король!!..

Цимбелинъ.— Прочь съ глазъ моихъ, негодный!

И если мой приказъ ты вновь нарушишь

И недостойной личностью своей

Вновь осквернишь мой дворъ, ты безъ пощады

Погибнешь. Прочь! твой видъ мн ядъ смертельный!

Постумъ.— Да сохранятъ васъ боги и мольбы

Всхъ добрыхъ вашего двора! Прощайте! (Уходитъ).

Имоджена.— Подобной муки нтъ и въ самой смерти!

Цимбелинъ.— О! беззаконное созданье! Ты —

Которой долгъ напоминать мн юность —

Ты надо мной скопляешь бремя лтъ!

Имоджена.— Сэръ, умоляю васъ, не убивайте

Себя досадою, вашъ гнвъ нисколько

Меня не трогаетъ: другія муки

Во мн и страхъ, и горе заглушаютъ!

Цимбелинъ.— Какъ!.. Все исчезло, кротость и покорство?

Имоджена.— Мои мечты отчаянье убило,

Поэтому и кротость умерла!

Цимбелинъ.— Ты вышла бы за сына королевы…

Имоджена.— Блаженна я, что за него не вышла!

Отвергнувъ ястреба, я предпочла

Орла!!

Цимбелинъ.— Ты вышла замужъ за пажа,

На тронъ отца ты бдность посадила!..

Имоджена.— Нтъ! Я скорй его во блеск новомъ

Превознесла!..

Цимбелинъ.— О, гршная душа!

Имоджена.— Въ моей любви вы сами виноваты,

Вы съ нимъ меня отъ дтства воспитали:

А онъ таковъ, что всякая изъ женщинъ

Готова имъ гордиться!.. За любовь

Мою онъ мн пожертвовалъ не мало!

Цимбелинъ.— Что!?.. Не съ-ума ли ты сошла?

Имоджена.— Такъ точно!

Да вразумитъ меня Творецъ!.. О, еслибъ

Отецъ мой былъ овчарникомъ убогимъ,

А Леонатъ мой — сыномъ кузнеца!.. (Королева возвращается).

Цимбелинъ.— Негодница… Я вновь засталъ ихъ вмст…

(Королев). Вы поступили противъ нашей воли:

Прочь съ глазъ ее и запереть покрпче!

Королева.— Прошу васъ, потерпите. Дочь моя

Родная, покоритесь. Государь,

Оставьте насъ вдвоемъ и успокойтесь,

Насколько васъ научитъ мудрость ваша.

Цимбелинъ.— Нтъ, пусть она теряетъ каждый день

По капл крови! Пусть она погибнетъ

На старости отъ этого безумства! (Уходятъ).

(Входитъ Пизаніо).

Королева.— Фи, полноте! Вотъ вашъ слуга, милэди.

Ну, сэръ, что новаго?

Пизаніо.— Милордъ, вашъ сынъ,

Дрался съ моимъ несчастнымъ господиномъ.

Королева.— А!.. Я надюсь, нтъ большой бды?

Пизаніо.— Бда могла случиться, только, къ счастью,

Мой господинъ игралъ, а не дрался,

И былъ далекъ отъ гнва: ихъ розняли

Свидтели нежданной этой ссоры.

Королева.— Я очень рада, сэръ!..

Имоджена.— Вашъ сынъ — пріятель

Съ моимъ отцомъ, отецъ мой за него

Стоитъ!.. На изгнаннаго мечъ поднять!

О, храбрый рыцарь! Я желала-бъ ихъ

Обоихъ встртить въ Африк *): съ иголкой

Я стала бы за ними и колола-бъ

Того, кто-бъ первый вздумалъ отступать!…

Зачмъ же ты покинулъ господина?

*) Здсь Шекспиръ намекаетъ на африканскихъ женщинъ: большія охотницы до поединковъ мужей, он часто служатъ имъ секундантами.

Пизаніо.— Онъ мн веллъ идти: онъ не хотлъ,

Чтобъ я его до моря провожалъ.

Вотъ въ этомъ росписаньи онъ означилъ

Все то, чему я долженъ покоряться,

Когда нуждаться будете во мн.

Королева.— Онъ (указывая на Пизаніо) былъ у васъ усерднйшимъ слугой

И, врно, такъ останется навки!

Ппзаніо.— Благодарю васъ, свтлая милэди.

Королева (Имоджен).— Прошу васъ, погуляемъ здсь немного!..

Имоджена (Пизаніо).— Я погодя съ тобой поговорю:

Мн нужно, чтобъ въ послдній разъ ты видлъ

Милорда въ гавани. Ступай покуда! (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Площадь (Входятъ Клотенъ и двое придворныхъ).

Первый придворный.— Сэръ! Я вамъ посовтовалъ бы перемнить рубашку, запальчивость движеній сдлала то, что вы дымитесь, словно какая жертва. Гд воздухъ выдыхается, тамъ онъ и вдыхается. Но воздухъ вншній не такъ здоровъ, какъ тотъ, который вы выдыхаете.

Клотенъ.— Еслибъ мою рубашку окатили кровью, то для того, чтобъ ее скинуть… А что, я его ранилъ?

Второй придворный (въ сторону).— Нтъ, почтенный, и это ршено точно такъ же, какъ ты не ранилъ и его терпнія.

Первый придворный.— Вы спрашиваете, влпили ли вы ему рану?! Да если онъ не раненъ, клянусь вамъ, что его тло ни что иное, какъ сквозной скелетъ: онъ столбовая дорога для шпаги, если вы его не искололи!

Второй придворный (въ сторону).— Его шпага, должно быть, по уши въ долгахъ: она пробиралась околицами!

Клотенъ.— Смльчакъ не могъ противъ меня устоять!

Второй придворный (въ сторону).— Да, не могъ: онъ далъ тягу прямо на тебя!

Первый придворный.— Устоять противъ васъ! У васъ и безъ того тьма-тьмущая земель, а онъ вздумалъ увеличивать вашу собственность и уступилъ вамъ еще малую толику землицы!

Второй придворный (въ сторону).— Именно! ровно столько вершковъ, сколько у васъ за душою океановъ, молокососы!

Клотенъ.— О, еслибъ насъ не разнимали!!

Второй придворный (въ сторону).— Мн также желательно было бы, чтобъ ты, наконецъ, смрилъ, какъ великъ глупецъ, когда его растянуть по земл.

Клотенъ.— И она могла полюбить этого скомороха, могла отвергнуть меня!

Второй придворный (въ сторону).— Если гршно длать праведный выборъ, то она виновата.

Первый придворный.— Сэръ! Я вамъ всегда говорилъ, что ея красота не вяжется съ ея умомъ: она смазлива на видъ, но въ ея голов я не замтилъ большаго блеска.

Второй придворный (въ сторону).— Ея умъ никогда не свтитъ на глупцовъ, чтобъ не повредить имъ своею яркостью.

Клотенъ.— Пойдемъ въ мою комнату! А все-таки мн хотлось бы, чтобъ это кончилось хоть крохотнымъ несчастьицемъ!..

Второй придворный (въ сторону).— А я до этого вовсе не охотникъ… Разв ужъ растянулся бы оселъ… да это еще не несчастье!

Клотенъ.— Хотите ли вы съ нами идти?

Первый придворный.— Я иду за вами, принцъ.

Клотенъ.— Нтъ, идемъ вмст.

Второй придворный.— Охотно, милордъ! (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Комната во дворц Цимбелина (Входятъ: Имоджена и Пизаніо).

Имоджена.— О, еслибъ ты сталъ въ гавани утёсомъ,

Опрашивая вс въ ней корабли!

И если онъ ко мн писалъ, а я

Его письма не получу — утрата

Сравнится лишь съ потерей манифеста,

Который намъ прощенье подаетъ.

Что онъ сказалъ, прощался съ тобою?

Пизаніо.— Онъ мн сказалъ: ‘Царица! Имоджена!’

Имоджена.— Потомъ махнулъ платкомъ?

Пизаніо.— Махнулъ, и тутъ же

Его поцловалъ!..

Имоджена.— Нмая ткань!

Какъ я теб завидую!.. И только?

Пизаніо.— Нтъ, лэди: онъ на палуб стоялъ

До той поры, пока его мой глазъ

И уши отличали отъ другихъ,

И все махалъ перчатками и шляпой,

Какъ-будто бурное волненье мыслей

Хотло выразить, что сердцемъ въ гавань

Стремился онъ, хоть уносился вдаль.

Имоджена.— Ты долженъ былъ за нимъ слдить, покуда

Онъ съ виду сталъ бы мене, чмъ голубь.

Пизаніо.— Я такъ и сдлалъ!

Имоджена.— Я же порвала бы

Вс нервы глазъ моихъ, слдя за нимъ,

До той поры, пока-бъ величиной

Сравнялся онъ съ концомъ моей иголки,

И я слдила бы за нимъ, пока

Въ эфир онъ исчезъ, какъ мошка… Посл-жъ

Я отвернулась бы и стала-бъ плакать…

Ахъ, добрый мой Пизаніо, когда-то

Услышимъ мы о немъ?

Пизаніо.— Наврно

Онъ къ намъ напишетъ съ первымъ кораблемъ.

Имоджена.— Мы съ нимъ простилися, а сколько сладкихъ

Рчей ему хотла я сказать?!

Я не успла выразить ему,

Какъ буду я о немъ порою думать,

Какъ буду я о немъ мечтать, онъ клятвъ

Мн не далъ въ томъ, что римскія красотки

Не омрачатъ его любви и чести…

Я не успла взять съ него обта

Молиться въ т часы, какъ я молюсь —

Съ восходомъ солнца, въ полдень и въ тиши

Полночной… Я хотла на прощаньи

Ему вручить сладчайшій поцлуй

Межъ двухъ прелестныхъ словъ, какъ вдругъ явился

Отецъ мой и, подобно урагану,

Въ зародыш цвточекъ нашъ убилъ! (Входитъ придворная дама).

Придворная дама.— Милэди, королева проситъ васъ.

Имоджена (Пизаніо).— Скоре же исполни то, о чемъ

Тебя просила я.

Пизаніо.— Исполню, лэди (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Римь.— Комната въ дом Филаріо (Входятъ: Филаріо, Якимо, Французъ, Голландецъ и Испанецъ).

Якимо.— Поврьте мн, донъ Филаріо, я видлъ его въ Британіи. Тогда онъ былъ въ большомъ почёт, и вс тревожно ожидали, что онъ наконецъ достигнетъ тхъ почестей, которыя впослдствіи ему оказали по сану. Однакожъ, я на него тогда глядлъ безъ удивленія и сдлалъ бы это даже въ то время, когда бы, рядомъ съ нимъ, вздумали выставить каталогъ всхъ его доблестей и меня принудили поврять его, статья за статьею!

Филаріо.— Вы говорите объ эпох, въ которую онъ не усплъ еще развить, какъ это сдлалъ теперь, всхъ своихъ внутреннихъ и вншнихъ даровъ.

Французъ.— Я видлъ его во Франціи {Здсь имя Франціи упогреблено вмсто имени ‘Галлія’.}, у насъ перебывало немало господчиковъ, которые, подобно ему, умли глядть на солнце спокойнымъ взоромъ.

Якимо.— Главная статья въ томъ, что нашъ другъ женился на дочери короля, его цнятъ не по достоинствамъ его природы, а по достоинствамъ его супруги. Отсюда, нтъ сомннія, происходятъ и вс эти преувеличенныя похвалы.

Французъ.— Потомъ его изгнаніе…

Якимо.— Именно!! Сюда же относятся и одобренія тхъ, которые жалютъ о плачевной разлук сердецъ и держатъ сторону его жены, они его чудовищно превозносятъ, а все для того, чтобъ подкрпить ея ршимость, которая безъ этого пала бы отъ самой ничтожной батареи, такъ какъ принцесса выбрала бдняка, неукрашаемаго ни однимъ высокимъ качествомъ. Однако, послушайте: какъ это случилось, что онъ поселился у васъ? Какими путями устроилось это знакомство?

Филаріо.— Его отецъ былъ мн товарищемъ по войн, и я не разъ былъ одолженъ ему не мене какъ жизнью (Входитъ Постумъ). Вотъ идетъ Британецъ. Примите его, какъ слдуетъ благороднымъ людямъ, съ вашимъ воспитаніемъ, принимать всякаго почетнаго иностранца. Прошу васъ всхъ покороче познакомиться съ этимъ джентльменомъ. Представляю вамъ его, какъ моего лучшаго друга. Что-же касается до его достоинствъ, то, вмсто того, чтобъ ихъ высчитывать по-пальцамъ въ его присутствіи, я предоставляю это высказать будущему!

Французъ.— Сэръ, мы, кажется, были знакомы въ Орлеан?

Постумъ.— Да, и съ той поры я у васъ вчно въ долгу за ваше вниманіе, и сколько ни плачу, все еще я вашъ неоплатный должникъ.

Французъ.— Сэръ, вы черезчуръ ужъ дорого цните мою слабую услугу. Я радъ отъ души, что примирилъ васъ съ моимъ землякомъ: жаль было бы, если бы вы сошлись съ тми жестокими намреніями, какія тогда были у васъ обоихъ, и притомъ изъ-за такого пустого ничтожнаго дла.

Постумъ.— Простите, сэръ! Я былъ тогда молодымъ странникомъ, я избгалъ слдовать тмъ мнніямъ, которыя слышалъ, и не хотлъ въ своихъ поступкахъ ходить на помочахъ чужой опытности. Но и теперь, когда мой умъ уже созрлъ,— если только не оскорбительно сказать, что онъ созрлъ,— мн кажется, что моя ссора была не совсмъ изъ-за пустой причины.

Французъ.— Все-таки, мн кажется, не стоило въ этомъ дл прибгать къ посредству шпагъ, особенно людямъ, изъ которыхъ, безъ всякаго сомннія, одинъ непремнно уложилъ бы другого, а то, пожалуй, и оба пали бы на мст.

Якимо.— Можемъ ли мы, не нарушая приличія, спросить о причин этой ссоры?

Французъ.— Почему же нтъ?.. Дло происходило публично и, вслдствіе этого, я думаю, можетъ быть разсказано безъ всякихъ прикрасъ… Оно, если хотите, немножко похоже на наше состязаніе въ прошедшій вечеръ, когда каждый изъ насъ щеголялъ похвалами красавицамъ своей земли, этотъ господинъ тогда утверждалъ — и слова свои готовъ былъ поддержать кровавою расплатой — что его предметъ страсти прелестне, добродтельне, умне, степенне и постоянне самой лучшей изъ женщинъ Франціи.

Якимо.— Безъ сомннія, этой дамы нын ужъ нтъ въ живыхъ, или мнніе этого джентльмена, касательно ея красоты, нсколько попритихло.

Постумъ.— Эта дама попрежнему полна добродтелей, и я все также думаю о ней.

Якимо.— Но вы, конечно, не станете ее такъ превозносить надъ нашими итальянскими красавицами.

Постумъ.— Еслибъ меня вздумали подзадоривать такъ, какъ это длали во Франціи, я и тутъ бы не убавилъ ея достоинствъ. Объявляю вамъ, что я вмст и обожатель ея, и врный защитникъ.

Якимо.— Говорить: — ‘столько же прекрасна’, или ‘столько же добра (употребляю ближайшее сравненіе), какъ наши Итальянки’, значило бы приписывать черезчуръ уже много прелести и доброты какой угодно британской лэди!.. Если она превосходитъ только тхъ женщинъ, которыхъ я знавалъ, такъ точно, какъ вотъ этотъ вашъ алмазъ превосходитъ своею яркостью алмазы, которые мн случалось видть, то изъ этого выходитъ покамстъ только то, что она лучше ‘многихъ’ женщинъ, потому что ни я, безъ сомннія, не видлъ драгоцннйшаго изъ алмазовъ нашего міра, ни вы не видли достойнйшей изъ женщинъ.,.

Постумъ.— Я ее хвалю настолько, насколько цню ее, то же я длаю и въ отношеніи этого камня.

Якимо.— Какъ, однако, вы изволите цнить его?

Постумъ.— Дороже всего, что составляетъ наслажденіе нашего міра.

Якимо.— Значитъ, или ваша несравненная дама отправилась на тотъ свтъ, или она стала дешевле этой бездлушки.

Постумъ.— Вы ошибаетесь: послднюю можно продать или подарить, если у кого довольно богатства, чтобъ купить ее, или довольно заслугъ, чтобъ получить подобный подарокъ, первая же вовсе не предметъ для продажи и можетъ быть подарена одними богами…

Якимо.— Которые вамъ ее и подарили?

Постумъ.— Да, и которая, по милости ихъ, останется навкъ моею!

Якимо.— Вы имете полное право считать ее вашею по имени, но, вы знаете, чужія птицы иногда садятся на пруды сосдей… кольцо ваше могутъ также украсть, слдовательно, выходитъ, что изъ двухъ безцнныхъ сокровищъ — одно слабо, а другое подлежитъ случайностямъ… Ловкій и искусный въ этихъ длахъ куртизанъ не откажется попытаться пріобрсти отъ васъ то и другое.

Постумъ.— Во всей вашей Италіи не найдется такого искуснаго куртизана, который бы могъ восторжествовать надъ честью моей милой, если именно о потер или сохраненіи чести вы думали тогда, какъ назвали ее подверженною случайностямъ! Я нимало не сомнваюсь въ томъ, что у васъ здсь порядочное количество воровъ, несмотря на то, я не боюсь и за свой перстень.

Филаріо.— Остановимся на этомъ, господа.

Постумъ.— Сэръ, съ большимъ удовольствіемъ. Этотъ достойный синьоръ,— я ему очень благодаренъ,— не хочетъ видть во мн иностранца, мы съ нимъ сблизились съ перваго раза.

Якимо.— Посл пяти подобныхъ разговоровъ я проложилъ бы дорогу и къ вашей прекрасной возлюбленной, заставилъ бы ее отступить и сдаться, еслибъ я только имлъ къ ней доступъ или случай услужить ей.

Постумъ.— Нтъ, нтъ.

Якимо.— Я ршился бы въ такихъ обстоятельствахъ держать половину своего имущества противъ вашего перстня, и это, по моему мннію, было бы еще очень много. Но я держу свой закладъ скоре противъ вашей слпой увренности, чмъ противъ ея чести, и потому, чтобъ удалить отъ васъ всякое оскорбленіе, я готовъ произвести свой опытъ надъ какой угодно женщиной въ свт.

Постумъ.— Ваша смлая самонадянность обманываетъ васъ, и я не сомнваюсь, что, при опыт своемъ, вы получите то, что вамъ слдуетъ по заслугамъ.

Якимо.— Что же это?

Постамъ.— Формальный отказъ! Хотя, впрочемъ, вашъ опытъ, какъ вы его изволите именовать, стоитъ большаго, именно — наказанія.

Филаріо.— Довольно, господа: споръ этотъ произошелъ очень быстро, пусть же онъ и умретъ такъ, какъ родился! Прошу васъ, ознакомьтесь покороче.

Якимо.— Я готовъ отвчать всмъ моимъ имуществомъ и имуществомъ моего сосда, чтобъ только доказать вамъ то, о чемъ я говорилъ.

Постумъ.— Какую даму избрали бы вы для вашего испытанія?

Якимо.— Вашу, врность которой, по вашимъ словамъ, такъ неподкупна. Я держу десять тысячъ дукатовъ противъ вашего кольца, съ условіемъ, что вы отрекомендуете меня при двор, гд ваша дама сердца, и не дале, какъ посл счастья второго свиданія, я привезу оттуда ея честь, которую вы считаете въ такой безопасности.

Постумъ.— Я буду держать золото противъ вашего золота, кольцо для меня дорого столько же, какъ и мой палецъ: оно — часть его!

Якимо.— Вы любите, поэтому вы и благоразумны. Но хоть бы вы платили по милліону за каждую драхму женскаго тла, то и тогда бы не спасли его отъ порчи… Впрочемъ, я вижу въ васъ частицу суеврія, которое заставляетъ васъ бояться.

Постумъ.— Это только привычка вашего языка… Надюсь, что убжденія ваши нсколько честне!

Якимо.— Я отвчаю за мои рчи и готовъ, клянусь вамъ, подтвердить то, что сказалъ.

Постумъ.— Вы ршились бы?!.. Въ такомъ случа, я оставляю свой алмазъ до вашего возвращенія: мы заключимъ между собою формальный договоръ. Добродтели моей милой превосходятъ безпредльность вашихъ гнусныхъ мыслей. Я вызываю васъ на это пари: вотъ вамъ мое кольцо!

Филаріо.— Я желалъ бы, чтобъ это пари не существовало никогда!

Якимо.— О! клянусь богами, оно совершенно!.. Если я не привезу вамъ достаточныхъ доказательствъ тому, что я былъ принятъ благосклонно вашей милой, мои десять тысячъ дукатовъ принадлежатъ вамъ точно такъ же, какъ и мой алмазъ. Если-жъ я возвращусь оттуда, оставивъ врность ея, какъ вы надетесь, неприкосновенною,— она, вашъ алмазъ, этотъ алмазъ и мое золото — все ваше! Вы только обязаны снабдитъ меня рекомендательными письмами, чтобъ я свободно получилъ къ ней доступъ.

Постумъ.— Я принимаю эти условія. Составимъ статьи нашего контракта. Только въ ихъ предлахъ вы и будете отвчать. Если вы совершите свою атаку противъ нея и доставите мн врное доказательство, что побдили ея любовь ко мн, я боле вамъ не врагъ: она недостойна нашихъ споровъ!.. Если-жъ окажется противное, то за ваше гнусное хвастовство и за ваше легкомысліе вы мн отвтите со шпагою въ рукахъ.

Якимо.— Вашу руку! идемъ! Мы скрпимъ свои договоръ законнымъ порядкомъ, и я немедленно полечу въ Британію, чтобъ это дло не застыло! Итакъ, пойдемъ за золотомъ и засвидтельствуемъ нашъ обоюдный договоръ.

Постумъ. Согласенъ!.. (Постумъ и Якимо уходятъ).

Французъ. И вы думаете, что это состоится?

Филаріо.— Синьоръ Якимо не отступитъ отъ этого! Прошу васъ, пойдемте за ними (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Британія. Комната во дворц Цимбелина. (Входятъ: Королева, придворныя дамы и Корнеліи).

Королева.— Пока роса еще не улетла,

Вы наберите мн такихъ цвтовъ…

Спшите: у кого изъ васъ ихъ списокъ?

1-я придворная дама.— Милэди, у меня.

Королева.— Итакъ, скорй! (Дамы уходятъ).

Ну, докторъ, принесли-ль вы нужныхъ зелій?

Корнелій (передаетъ ей маленькую коробочку). Вс тутъ, какъ вамъ хотлося, милэди,

Но, если васъ я этимъ не обижу,

По совсти, позвольте васъ спросить,

Зачмъ вы составлять мн поручали

Отравы, отъ которыхъ умираютъ

Тяжелою и медленною смертью?..

Королева.— Я удивляюсь, докторъ, какъ ты могъ

Меня спросить объ этомъ? Не твоя ли

Была я ученица столько лтъ?

Не ты-ль меня училъ приготовлять

Духи, перегонять, хранить лкарства?

Самъ государь меня хвалилъ за это…

Что-жъ тутъ за диво, если я хочу,

Успвъ такъ много — вы-жъ меня, вдобавокъ,

Колдуньей вс считаете — въ иныхъ

Предметахъ разъяснить свои сомннья?

Я испытаю силу этихъ ядовъ

Не надъ людьми, надъ тварями, которыхъ,

По-нашему, мы можемъ умерщвлять…

Но, чтобъ поврить сил ихъ, мн нужно

Еще узнать составъ противоядій:

Тогда-то я вполн обогащусь

Ихъ грозными и дивными дарами!

Корнелій.— Милэди! эти опыты незримо

Ожесточаютъ сердце человка:

Одинъ ужъ видъ ихъ ядовитъ и гнусенъ!

Королева.— О, докторъ! въ этомъ будьте вы спокойны! (Входитъ Пизаніо).

(Въ сторону). Вотъ онъ, наглецъ коварный! Первый опытъ

Я совершу надъ нимъ: онъ жарко преданъ

Постуму, господину своему,

Онъ сына моего терпть не можетъ!.. (Громко).

Ну, что, Пизаніо? Любезный докторъ,

Ты мн пока не нуженъ! До свиданья!

Корнелій (въ сторону).— Я понялъ васъ, милэди!.. Вы злодйства

Не совершите!..

Королева (Пизаніо).— Выслушай меня! (Она говоритъ съ нимъ шопотомъ).

Корнелій (въ сторону).— Я не люблю ее… пускай она

Воображаетъ, что ея составы —

Смертельный ядъ… Я разгадалъ ее

И не поврю никому, кто-бъ съ ней

Сравнился въ зл такихъ опасныхъ ядовъ!

То, чмъ она владетъ, усыпляетъ

И одуряетъ на извстный срокъ

Нашъ духъ и чувства, первую попытку

Она произведетъ, какъ я увренъ,

Надъ кошкою, за кошкой надъ собакой,

А тамъ пойдетъ и выше! Только нтъ

Опасности въ обманчивой кончин,

Которой поражаютъ эти травы:

Отъ нихъ на время замираетъ духъ,

Чтобъ посл вновь ожить и посвжть…

Она обманется наружнымъ видомъ,

А я останусь правъ, хотя солгу…

Королева.— Ступайте, докторъ, я васъ позову!

Корнелій.— Иду. (Уходитъ).

Королева.— Ты говоришь, она все плачетъ?

Современемъ бдняжка перестанетъ,

И тамъ, гд нын царствуетъ безумство,

Окрпшее сознанье воцарится…

Трудись! Едва ты мн доставишь всть,

Что мой Клотенъ принцессу побдилъ.

Я тутъ же объявлю, что ты безспорно

Великъ, какъ твой достойный господинъ,

И боле, пожалуй, потому,

Что счастіе его лежитъ безъ жизни

И угасаетъ молодое имя.

Онъ отступить теперь уже не можетъ,

Не можетъ и впередъ ступить ни шагу:

Перемнять же для него мста —

Одно и тоже, что мнять невзгоды,

День трудовой днемъ новымъ замняя.

Нельзя надяться на помощь вещи

Упавшей и которую поднять —

Нтъ у него услужливыхъ друзей… (Королева роняетъ ящичекъ, Пизаніо поднимаетъ его).

Ты поднялъ то, о чемъ ты и не мыслишь.

Дарю его теб я за труды.

Я эту вещь сама приготовляла

И ею пять ужъ разъ спасла отъ смерти

Супруга своего: нтъ въ мір средства

Сильне этого! Возьми его,

Прошу тебя… Пусть это будетъ знакомъ

Почтенья моего къ теб! Скажи —

Но только отъ себя — своей принцесс,

Какъ затруднительна ея судьба…

Размысли, какъ ты выиграешь этимъ!

Ты госпожи своей не потеряешь

И на придачу сына моего .

Пріобртешь! Тебя онъ не забудетъ!

Я-жъ короля склоню исполнить все,

Что ты ни пожелаешь, и сама

Теб вдобавокъ заплачу достойно!

Иди-жъ, зови моихъ придворныхъ дамъ

И обо всемъ, какъ слдуетъ, подумай! (Пизаніо уходитъ).

Хитрецъ и неподкупный негодяй!

Не соблазнить тебя… Агентъ Постума

И сторожъ той, которая должна

Невинною къ супругу возвратиться!

Едва ты примешь то, что я теб

Дала, у госпожи твоей не станетъ

Ни одного защитника ея

Красотъ!.. Когда-жъ черезъ тебя она

Не перемнитъ мннья своего,

Она у насъ то самое увидитъ! (Входятъ: Пизаніо и придворныя дамы).

Да! да!— Прекрасно сдлано, прекрасно!—

Подснжники, коронки блыхъ буквицъ

И маргаритки — все ко мн снесите!

Писаніо! Прощай и не забудь

Моихъ совтовъ!

Пизаніо.— Не забуду, лэди! (Королева и придворныя дамы уходятъ).

Какъ!?.. Я обязанъ измнить Постуму?

Нтъ! Я скорй повшуся: и это

Одно, что я для васъ способенъ сдлать! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Тамъ же.— Другая комната (Входитъ Имоджена).

Имоджена.— Безжалостный и злой, коварный духъ

Свирпой мачихи!— Безмозглый рыцарь

Вдовы печальной, мужъ которой изгнанъ!..

О, этотъ мужъ! Внецъ моихъ страданій!

Какъ много я терплю изъ-за него!

О, еслибъ я была, подобно братьямъ,

Похищена, счастливица!.. Какъ страшно

Мучительны томленья на престол!

Блаженъ бднякъ, исполненный лишь скромныхъ

Надеждъ, которымъ любо при удачахъ!—

Кто-бъ это былъ?!— (Входятъ: Пизаніо и Якимо).

Пизаніо.— Милэди, джентльменъ

Изъ Рима! Онъ пріхалъ къ намъ съ письмомъ

Отъ мужа вашего.

Якимо (Вкрадчиво).— Что же такъ, милэди,

Вы поблднли вдругъ!.. Вашъ Леонатъ

Здоровъ и шлетъ вамъ нжные поклоны! (Вручаетъ ей письмо).

Имоджена.— Благодарю васъ, добрый сэръ: вы кстати

Пріхали…

Якимо (въ сторону).— О! какъ она богата

Наружной красотой!.. Владй она

Такою же прелестною душою —

Она единственный арабскій фениксъ *),

*) Выраженіе ‘Arabian bird’ — арабская птица — по объясненію германскихъ комментаторовъ, значитъ: диво, чудо, фениксъ. Такъ это слово перевелъ и Л. Тикъ.

И мой закладъ проигранъ!— Другъ, смлй!—

Вооружи меня, огонь отваги,

Отъ головы до ногъ, чтобъ, какъ Парянинъ,

Сразился я средь своего побга

И бросился-бъ впередъ!..

Имоджена (читаетъ).— ‘Это человкъ высокихъ качествъ. Дружб его я безконечно обязанъ. Прими его по достоинству, такъ, какъ ты предана —

Леонату’.

Я до сихъ поръ

Читаю громко! Сердце глубоко

Согрто остальнымъ и принимаетъ

Все это съ благодарностью. Нтъ словъ,

Чтобъ выразить вамъ, добрый сэръ, какъ много

Я рада вамъ, и постараюсь это

Всмъ доказать, чмъ только я могу!

Якимо (восторженно).— Благодарю васъ, дивная принцесса!

Какъ?!.. Неужель такъ безразсудны люди?

Природа насъ глазами надлила,

Чтобъ созерцать лазурь небесъ, картины

Земель и водъ, чтобъ созерцать лучи

Блестящихъ звздъ и пестрые каменья

Кремнистыхъ береговъ, и мы не можемъ,

При помощи подобнаго орудья,

Отъ красоты уродства отличить?..

Имоджена.— Что васъ повергло въ это изумленье?

Якимо.— Глаза не виноваты!.. И мартышка

Изъ пары самокъ предпочла бы ту,

Которая смазливе другой,

Не виноватъ ничуть здсь и разсудокъ:

Въ такомъ ршеньи даже идіоты

Не ошибаются!.. Тмъ меньше страсть

Желаній здсь виною: гнусность, рядомъ

Съ высокою, достойной красотой,

До тошноты вс извратитъ желанья

И къ пищ въ насъ влеченья не родитъ!

Имоджена.— Въ чемъ дло, сэръ?!.

Якимо.— Прівшаяся жадность,

Бездонная, прожорливая бочка,

Чуть уплететъ ягненка, ужъ опять

Ползетъ, готова сть…

Имоджена.— Любезный сэръ,

Что васъ тревожитъ? Вы больны съ дороги?

Якимо.— Благодарю васъ, лэди, я здоровъ… (Къ Пизаньо).

Прошу васъ, сэръ, сыщите моего

Слугу: я на двор его оставилъ,

Онъ очень простъ и здсь всего боится…

Пизаніо.— Сэръ, я за нимъ хотлъ уже идти (Уходитъ).

Имоджена.— Здоровъ ли мой супругъ? Милордъ, скажите!

Якимо.— Здоровъ, милэди!

Имоджена.— Веселится-ль онъ?

Я думаю, что веселится…

Якимо.— Да!!

Онъ страшно веселъ!.. Ни одинъ прізжій

Такъ не игривъ и не безпеченъ въ Рим:

Его у насъ ‘Кутилою-Британцемъ¹

Зовутъ…

Имоджена (въ волненіи).— На родин онъ былъ всегда

Наклоненъ къ грусти и порой не зналъ

Самъ, почему онъ грустенъ…

Якимо.— Я-жъ ни разу

Его не видлъ пасмурнымъ!.. У насъ

Одинъ Французъ, достойнйшій мосьё,

Съ нимъ подружился: малый этотъ дома

Прелестную землячку полюбилъ

И день, и ночь по ней вздыхаетъ въ Рим.

Кутила же Британецъ — то-есть вашъ

Супругъ — надъ нимъ хохочетъ отъ души.

О, говоритъ онъ, какъ мн не смяться,

Когда подумаю, что человкъ,

Наученный исторіей, преданьемъ

И опытомъ своей прошедшей жизни.

Въ томъ, что такое женщина и чмъ

Не быть ей и нельзя, стремится жизнь

До времени убить въ постыдномъ рабств!

Имоджена.— И это говорилъ мой мужъ?

Якіімо.— Такъ точно —

Вашъ мужъ — и хохоча до слезъ! Забавнй

Нтъ ничего, какъ онъ начнетъ порою

Смяться надъ Французомъ! Но, клянусь,

У насъ еще не такъ смются…

Имоджена.— Врно

Не онъ?

Якимо.— Не онъ, но все-таки за милость

Небесъ онъ могъ бы быть поблагодарнй!

Какъ странно это въ отношеньи къ вамъ,

Которую считаю обладаньемъ

Постума, но не по его заслугамъ,

Къ вамъ я питаю вмст съ удивленьемъ

И жалости немало…

Имоджена.— Что же вы

Жалете, милордъ?

Якимо.— Я отъ души

Жалю двухъ существъ!

Имоджена.— И я одно

Изъ нихъ, милордъ? Вы на меня глядите?

Какое же, достойное участья,

Вы усмотрли горе у меня?

Якимо.— Плачевное невжество!.. Бжать

Отъ свта солнца въ смрадную темницу!

Имоджена.— Прошу васъ, сэръ, ясне отвчайте

На мой вопросъ! Что жалко вамъ во мн?

Якимо.— То, что другіе, думалъ я сказать,

У васъ похитили… А впрочемъ, это

Относится къ суду боговъ, и я

Обязанъ замолчать!

Имоджена.— Вы, какъ замтно,

Узнали нчто именно такое,

Что до меня касается. Прошу васъ —

Сомнніе въ несчастья часто хуже,

Чмъ самая увренность въ несчастьи,

Затмъ, что или нтъ уже лкарства

Для раны, или, во-время увидя

Ее, мы можемъ ей помочь — скажите,

Что вмст васъ и шпоритъ, и уздечкой

Придерживаетъ?

Якимо.— Если бы я могъ

Коснуться поцлуемъ этихъ щекъ,

Коснуться этихъ рукъ,— прикосновенье,

Одно прикосновеніе къ которымъ

Влечетъ вс чувства къ изступленнымъ клятвамъ,

Когда-бъ я могъ смотрть весь вкъ въ глаза,

Которые плняютъ дикій пламень

Моихъ очей — и тутъ же — (будь я проклятъ!)

Коснулся-бъ губъ публичныхъ, словно грязь

Ступеней лстницы капитолійской,

Пожалъ бы загрублыя отъ вчныхъ

Измнъ, какъ отъ работы черной, руки,

И наконецъ, взглянулъ бы я въ глаза

Нечистые и мутные, какъ копоть

Гнилого сала, я бы заслужилъ,

Чтобъ вс мученья ада на меня

Обрушились за это святотатство!..

Имоджена.— Милордъ! Я опасаюсь, онъ забылъ

Британію…

Якимо.— Онъ позабылъ себя!..

Не по своей охот, поневол

Открылъ я вамъ измну Леоната:

Да! ваши прелести виной тому,

Что мой языкъ испуганная совсть

Заставила все это разболтать.

Имоджена.— Я не хочу, милордъ, васъ дольше слушать

Якимо.— Безцнное созданье!.. Ваше горе

Меня такимъ участьемъ наполняетъ,

Что сердцу больно!— Лэди, красота

Которой, породненная съ внцомъ

Имперіи, могла-бъ удвоить славу

Монарха — промнять на грязныхъ тварей

И покупать ихъ ласки на дукаты

Изъ вашей же казны, моя милэди!..

Такія зачумленныя созданья,

Что самый ядъ легко имъ отравить!..

Месть! месть ему! иль васъ не королева

Произвела на свтъ, и вы отпали

Отъ царственнаго корня!

Имоджена.— Мн отмстить?

Но какъ же мн отмстить? Хотя бы это

И врно было, все же не удастся

Моимъ ушамъ надъ сердцемъ подсмяться.

Какъ мн отмстить, хотя-бъ все это было

И врно?..

Якимо.— Васъ онъ заставляетъ жить

На одинокомъ лож, мирной жрицей

Діаны, самъ же весело гарцуетъ

Среди разнообразныхъ наслажденій,

Къ досад вашей и на ваши деньги!

Нтъ, месть ему! Я весь къ услугамъ вашимъ

Я боле, чмъ этотъ ренегатъ,

Достоинъ сердца вашего и вчно

Поклонникомъ безмолвнымъ и покорнымъ

Для васъ клянуся быть!..

Имоджена.— Сюда, скорй,

Пизаніо!

Якимо.— Позвольте мой обтъ

Запечатлть на вашихъ алыхъ губкахъ!

Имоджена.— Назадъ! Да будутъ прокляты т уши,

Которыя словамъ твоимъ внимали!

Когда-бъ ты былъ достойный человкъ,

Ты-бъ эту сказку разсказалъ для блага,

А не для той постыдной, гнусной цли,

Которой ищешь ты! Ты человка

Чернишь, который столько же далекъ

Отъ словъ твоихъ, какъ ты далекъ отъ чести

И соблазняешь женщину, съ презрніемъ

Отвергшую тебя, негодный демонъ!

Пизаніо! сюда!— Пускай узнаетъ

Король, отецъ мой, о твоемъ безстыдств:

И если онъ одобритъ иностранца,

Озорника, который при его

Двор такъ нагло, такъ безстыдно-дерзко

Ведетъ себя,— о доблестяхъ двора

Онъ не заботится и дочь свою

Не ставитъ ни во что!— Сюда, скорй.

Пизаніо!

Якимо (Задумчиво).— Счастливецъ Леонатъ!..

Вотъ что сказать теперь я долженъ… Честь

Твоей жены заслуживаетъ вры

Твоей, какъ добродтели твои

Заслуживаютъ вры Имоджены!

Благословенны будьте вы навки…

Жена достойнйшаго изъ людей,

Прославившихъ заслугами отчизну,

И госпожа, которой стоятъ только

Достойнйшіе изъ людей! Простите

Меня!.. Я говорилъ все это съ тмъ,

Чтобъ испытать, какъ глубоко по-правд

Пустила корни ваша врность! Нын-жъ

Я опишу вамъ снова Леоната:

Какъ высоко онъ нравственъ въ самомъ дл!

Онъ, какъ волшебникъ, общество чаруетъ,

И половина всхъ сердецъ ему

Покорна!..

Имоджена.— Такъ я съ вами примиряюсь!..

Якимо.— Въ кругу людей онъ словно гость эфира.

Неуязвимой чести онъ исполненъ,

Какъ ни одинъ изъ смертныхъ! Но, простите,

Высокая принцесса, если я

Осмлился васъ ложью испытать!

Вы этимъ снова честно доказали

Тотъ умъ, который вамъ избралъ супруга,

Свободнаго отъ всхъ ошибокъ! Дружба

Къ нему меня на это побудила!

Но вы, по милости боговъ, совсмъ

Почти не женщина, вы неподкупны!

Простите, умоляю васъ.

Имоджена.— Милордъ,

Все хорошо теперь. Располагайте

Моимъ вліяньемъ при двор.

Якимо.— Милэди,

Благодарю, я вовсе и забылъ

Васъ небольшою просьбой потревожить:

Она важна ужъ тмъ, что вашъ супругъ

Въ ней не чужой… И я, и вс мои

Достойные друзья въ ней принимаютъ

Участіе.

Имоджена.— Скажите, что же это?

Якимо.— Двнадцать человкъ изъ нашихъ Римлянъ —

И въ томъ числ вашъ мужъ, въ крыл у насъ

Завтное перо — сложились вмст

Купить подарокъ нашему владык *).

*) Императору Августу-Цезарю.

Я, исполнитель этого, купилъ

Подарокъ нашъ во Франціи: посуда

Довольно рдкая и вся въ каменьяхъ

Богатыхъ и отдланныхъ на-диво…

Подарокъ дорогой, и я желалъ бы.

Какъ иностранецъ, понадежнй мсто

Ему найти: не можете ли вы

Принять его подъ свой покровъ!..

Имоджена.— Охотно!

Ручаюсь честью вамъ за безопасность

Его… Когда мой мужъ въ немъ принимаетъ

Участіе подобное, я въ спальню

Къ себ велю его перенести.

Якимо.— Подарокъ этотъ въ сундук хранится,

Подъ стражею моихъ людей, я только

На эту ночь велю перенести

Его въ покои ваши, такъ какъ завтра

Я долженъ въ путь ужъ хать.

Имоджена.— Какъ, милордъ?

Якимо.— Простите, это такъ, иль я промедлю

Свой путь въ ущербъ общанному слову.

Изъ Галліи морями я спшилъ

Нарочно, для того, чтобъ вашу свтлость,

Какъ общалъ, увидть.

Имоджена.— Отъ души

Благодарю васъ за старанье это.

Но для чего вамъ рано такъ спшить?

Якимо.— Такъ нужно, лэди! Потому, когда

Угодно вамъ писать со мной къ милорду,

Прошу васъ въ эту-жъ ночь все приготовить.

Я опоздалъ и такъ — а это важно

Для доставленья нашего подарка.

Имоджена.— Я напишу! Пришлите вашъ сундукъ.

Я сохраню его и вамъ, какъ должно,

Его доставлю.— До свиданья, лордъ! (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Дворъ передъ палатами Цимбелина. (Входятъ: Клотенъ и двое придворныхъ).

Клотенъ.— Бывалъ ли когда-нибудь человкъ въ такомъ скверномъ положеніи? Въ тотъ самый мигъ, какъ однимъ взмахомъ я уже касался цли, шаръ мой далъ тягу! Я побился объ закладъ на сто фунтовъ, а тутъ еще подвернулся этотъ плюгавый орангутангъ и придирается къ моей бранчивости!.. Точно я у него бралъ на-прокатъ загвоздки моихъ ругательствъ и не могу ими сорить въ услажденіе души моей!

Первый придворный.— Что онъ выигралъ въ этомъ дл? Вы разбили ему черепъ вашимъ шаромъ!

Второй придворный (въ сторону).— Еслибъ у него въ запас было столько же остроумія, какъ у того, кто прогвоздилъ ему черепъ, такъ это остроуміе все выцдилось бы при такой удобной оказіи!

Клотенъ.— Когда джентльменъ расположенъ ругнуть кого-нибудь, никто изъ присутствующихъ не сметъ коротать его брани. А?..

Второй придворный.— Не сметъ, милордъ! (въ сторону). Точно такъ же, какъ и ты не смешь пилить имъ ушей.

Клотенъ.— Гнусная собака! Мн дать ему удовлетвореніе? Иное дло, еслибъ онъ былъ одного со мною званія!

Второй придворный (про себя). То-есть, такой же глупецъ, какъ ты самъ?

Клотенъ.— Чортъ съ нимъ! Ничто въ мір такъ меня не огорчаетъ, какъ это. Язва его побери! Я желалъ бы лучше быть не изъ столь знатнаго рода. Я сынъ королевы, и они не смютъ со мной драться!.. Всякая сволочь дерется, сколько ея душеньк угодно {‘Every Jack’ slave hath his belly full of figthting. Слово въ слово значитъ: всякій мазурикъ Яшка (по нашему Ванька) иметъ брюхо, полное ударовъ, синяковъ.}, а я обязанъ ходить взадъ и впередъ, словно птухъ горемычный, которому не съ кмъ спариться!..

Второй придворный (въ сторону). Ты потому и птухъ, что расптушился.

Клотенъ.— Что ты скажешь на это?

Второй придворный.— Не слдъ вашей свтлости связываться со всми, кого только вы обидли.

Клотенъ.— Знаю. Но разв я не могу оскорбить тхъ, кто ниже меня родомъ?

Второй придворный.— Это можно вамъ одному.

Клотенъ.— Я и самъ того мннія.

Первый придворный.— Слышали ли вы объ иностранц, который ночью сегодня пріхалъ ко двору?

Клотенъ.— Изъ-за моря! И я этого не знаю?

Второй придворный (въ сторону).— Онъ самъ заморское чучело, и не знаетъ этого!

Первый придворный.— Прізжій — итальянецъ и, какъ многіе думаютъ, одинъ изъ друзей Леоната.

Клотенъ.— Леоната? Этотъ долженъ быть одной съ нимъ масти, кто бы онъ ни былъ! Кто вамъ говорилъ объ этомъ иностранц?

Первый придворный.— Одинъ изъ пажей вашей свтлости.

Клотенъ.— Хорошо ли будетъ, если я отправлюсь поглядть на него? не унижу ли я себя?

Первый придворный.— Милордъ! Вамъ не подобаетъ унизиться.

Клотенъ.— Да! я тоже думаю, что это не такъ-то легко сдлать!

Второй придворный (про себя).— Ты такой глупецъ и такъ низокъ по уму, что ужъ тебя никакое твое дло не унизитъ.

Клотенъ.— Пойдемте! Мн хочется взглянуть на этого итальянца… Авось, то, что я проигралъ на шарахъ днемъ, ворочу съ него къ ночи! Впередъ, идемте.

Второй придворный.— Слушаю, ваша свтлость. (Клотенъ и первый придворный уходятъ).

Второй придворный (одинъ).— И родила-жъ подобнаго глупца

Коварная, какъ самъ нечистый, мать!

Умъ этой женщины, какъ буря, грозенъ,

А сынъ ея изъ двадцати на память

Не вычтетъ двухъ, такъ, чтобъ въ остатк было

Восьмнадцать! Милая моя принцесса!

Бдняжка Имоджена, какъ ты много

Страдаешь! твой отецъ подъ башмакомъ

Лукавой мачихи, она, что день,

То новыя злодйства замышляетъ…

Вздыхатель твой теб ужаснй ссылки

Супруга твоего, ужаснй акта

Развода вашего! Да сохранитъ

Господь неколебимо стны чести

Твоей, да укрпитъ онъ этотъ храмъ,

Твой чудный умъ, чтобъ дождалась ты счастья,

Чтобъ дождалась ты мужа и престола!.. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Спальня. Въ углу ея стоитъ сундукъ Якимо. (Имоджена читаетъ въ постели. При ней Елена, придворная дама).

Имоджена.— Кто здсь? Елена, это ты?

Елена.— Я, лэди.

Имоджена.— Который часъ?

Елена.— Ужъ скоро полночь, лэди.

Имоджена.— Поэтому, я три часа читала…

Глаза совсмъ устали… На, загни

Страницу тамъ, гд я остановилась —

И отправляйся спать. Не уноси

Лампады: пусть она горитъ. Когда же

Часа въ четыре ты проснуться можешь,

Прошу тебя, буди меня… Ко сну

Вотъ такъ и клонитъ… (Елена удаляется).

Боги! въ ваши руки

Я отдаюсь!.. Отъ искушеній ночи

И отъ навтовъ демонскихъ молю

Хранить меня! (Засыпаетъ. Якимо вылзаетъ изъ сундука).

Якимо.— Сверчокъ поетъ, и труженикъ усталый

Врачуется покоемъ… *) Нашъ Тарквиній

*) Этотъ знаменитый шекспировскій монологъ: ‘The crickets sing…’ вызвалъ много комментаріевъ. Мы воспользовались ими при передач оригинала на русскій языкъ, такъ сказать, вложили ихъ въ общій колоритъ текста, и потому не приводимъ ихъ здсь.

Такъ точно мялъ упругія цыновки,

Скользя впотьмахъ, пока кровавой раной

Не разбудилъ невинности. Какъ чудно

Украсила ты ложе, Цитерея! *).

**) Cyterea (Cytera),— островъ у береговъ Лаконіи, на этомъ остров, изъ пны морскихъ волнъ, родилась Венера, Афродита. Поэтому Венеру и женщинъ, уподобляемыхъ ей, иногда зовутъ именемъ Цитеры и Цитереи.

Лилея свжая! Какъ ты бле

Своихъ одеждъ!.. О, еслибы я могъ

Тебя коснуться, разъ поцловать,

Одинъ лишь разъ!.. Безцнные рубины,

Какъ поцлуй вашъ долженъ быть пріятенъ!

Ея дыханье нжнымъ ароматомъ

Наполнило всю комнату… Огонь

Свчи, и тотъ склоняется надъ нею,

Стараясь заглянуть подъ шелкъ рсницъ,

Стараяся увидть эти звзды,

Покрытыя навсомъ этихъ ставень,

Лазурь и близну въ огн небесныхъ

Лучей!.. А планъ мой!.. Комнату скорй

Означить: запишу все по порядку!

Такія и такія-то картины,

Вотъ тутъ окно, такая-то завса

Надъ ложемъ, здсь обои и фигуры

Такія и такія-то: сюжетъ

Послднихъ историческій!.. Когда-бъ

На ней самой мн отыскать примту:

Она скорй, чмъ десять тысячъ прочихъ

Замтокъ, подтвердила-бъ мой обманъ…

О, сонъ! ты, обезьяна смерти, крпче

Сомкни ее: пускай ея душа

Въ безмолвную гробницу превратится!

Сюда! (снимаетъ съ нея браслетъ).

Тебя легко распутать также,

Какъ узелъ Гордіевъ распутать трудно!..

Ты мой! и мн свидтель грозный будешь!

Подобно тайной совсти, могучій,

Разсердишь ты супруга Имоджены.

На лвой груди у нея пятно:

Пять крапинокъ, точь-въ-точь, пять алыхъ капель

Въ коронк блой буквицы! улика,

Которой лучше не найти законамъ!

Довольно! Для чего писать о томъ,

Что въ память я вложилъ, запечатлвъ?

Она читала сказку о Тере:

Загнула листъ въ томъ самомъ мст, гд

Сдается Филомела… *) Но довольно!

Скорй въ сундукъ, замкнемъ его пружину…

Быстрй, быстрй, полночные драконы! **)

*) Сказка о Тере и Филомел. Терей былъ царемъ ракіи. Отъ жены Прогніи, дочери аинскаго царя Пандіона III, у него былъ сынъ Итисъ. Терей однажды соблазнился красотою Филомелы и поцловалъ ее.— Чтобъ она не выдала его преступленія, онъ отрзалъ ей языкъ и заперъ ее въ башню. Филомела объявила знаками объ этомъ Прогніи и вмст съ нею накормила Терея мясомъ его сына, Итиса. Вслдствіе этого боги превратили Терея въ коршуна, Филомела же и Прогнія превратились въ соловья и ласточку и день и ночь преслдовали и клевали Терея.

**) Ночь въ древности представляли въ вид женщины, сидящей въ колесниц, колесницу мчали по небу драконы — символы чуткости.

Пусть ворону заря раскроетъ очи:

Я весь дрожу… Хотя небесный духъ

Передо мной, мн здсь страшне ада! (Бьютъ на башн часы).

Разъ, два, три! Время! время!.. (Снова прячется въ сундукъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Передняя возл комнаты Имоджены (Входятъ: Клотенъ и придворные).

Первый придворный.— Ваша свтлость при проигрыш терпливе и хладнокровне всякаго, кто только хоть разъ въ жизни каталъ шары.

Клотенъ.— Проигрышъ хоть кого охолодитъ.

Первый придворный.— Но не вс люди терпливы, по примру благороднаго духа вашей свтлости. Вы горячи и отважны только при выигрыш.

Клотенъ. Выигрышъ хоть кого ободритъ! Еслибъ я выигралъ эту глупенькую Имоджену, я не обобрался-бы золота! Какъ будто ужъ утро? Не такъ-ли?

Первый придворный.— Уже день, милордъ.

Клотенъ.— О, если-бы пришла эта музыка! Мн совтовали забавлять ее по утрамъ музыкою… Говорятъ, что это — пробирательная вещица! (Входятъ музыканты). Ну-съ, настраивайте ваши инструменты. Если вамъ удастся пронять ее вашими звуками — хорошо! тогда и мы пустимъ въ ходъ нашъ языкъ! Если же это не поможетъ, пусть длаетъ, что хочетъ, я отъ нея не отступлюсь. Прежде всего превосходную, хорошо-слаженную вещицу! Потомъ удивительно-сладкую арію, съ аккомпаниментомъ чудно богатыхъ словъ… Затмъ оставимъ ее пораздумать!

(Музыканты играютъ).

Псня.

Чу! птичка ранняя поетъ,

И Фебъ въ лучахъ летитъ.

Въ коронкахъ розъ, у алыхъ водъ,

Онъ лошадей поитъ.

Анютины-глазки предъ солнцемъ спшатъ

Открыть свои крошки-глаза…

Луга въ благовонныхъ уборахъ блестятъ!

Вставай, моя роскошь-краса,

Скоре вставай! *)

*) ‘Mary buds’. Слово въ слово ‘Машенькины глазки’, то же, что русскіе цвты ‘Анютины-глазки’.

Теперь идите: если это сдлаетъ эффектъ, я назову вашу музыку совершеннйшею въ мір, если же нтъ, значитъ, въ ея ушахъ есть поврежденіе, котораго не излчить ни волосянымъ, ни кишечнымъ струнамъ, ни голосамъ искуснйшихъ кастратовъ {Здсь намекъ на ту эпоху въ музыкальномъ мір, когда дисканты кастратовъ замняли дисканты и меццо-сопрано женщинъ.}. (Музыканты уходятъ. Входятъ: Цимбелинъ и Королева).

Второй придворный.— Король идетъ!

Клотенъ.— Я очень кстати такъ долго засидлся здсь. Изъ этого выходитъ то, что я всталъ довольно рано… Онъ долженъ по-отечески принять мою любовную услугу. Добраго утра вашему величеству и моей достойнйшей матушк!

Цимбелинъ.— Вы сторожите дверь суровой дочки

Моей? Она еще не выходила?

Клотенъ.— Я осаждалъ ее музыкой, да она, кажется, не хочетъ жаловать меня своимъ вниманіемъ.

Цимбелинъ.— Свжо изгнанье милаго ея!

Она его еще не позабыла… .

Но часъ придетъ, черты воспоминаній

О немъ сотрутся, и принцесса — ваша!

Королева.— Одолжены вы много королю!

Онъ не проронитъ ничего, что-бъ васъ

Могло у дочери его возвысить.

Старайтесь-же и вы ей угождать,

Дружитесь съ каждой врною минутой!

Отказы пусть умножатъ въ васъ заботы,

Чтобъ все, что вы ни предлагали ей,

Казалося сердечнымъ вдохновеньемъ!

Во всемъ ей покоряйтесь, исключая

Приказа удалиться: тутъ вы будьте

Бездушны…

Клотенъ.— Какъ?! Бездушенъ? Никогда!.. (Входитъ Встникъ).

Встникъ.— Послы изъ Рима, сэръ, явились къ вамъ,

Одинъ изъ нихъ Кай-Люцій!

Цимбелинъ.— Человкъ

Достойный, несмотря на то, что нынче

Съ намреньемъ недобрымъ онъ пришелъ!

Но виноватъ не онъ! Его мы встртимъ,

По доблестямъ пославшаго его…

Мы въ памяти своей возобновимъ

То, что для насъ благаго сдлалъ онъ!

Мой милый сынъ! Поздравь же съ добрымъ утромъ

Свою любезную и поспши

Къ намъ съ королевой: ты намъ будешь нуженъ

При Римлянахъ! Пойдемте, королева. (Уходятъ: Цимбелинъ, королева, придворные и встникъ).

Клотенъ.— Я съ ней поговорю, когда она

Проснулась, если-жъ нтъ, лежи и спи!

Эй! съ позволенья вашего (стучится въ двери). Я знаю,

При ней всегда есть женская прислуга.

Что, если мы ей поласкаемъ ручки?

Дукаты купятъ доступъ ко всему!

Да, съ ними можно хоть собакъ Діаны

Заставить искуситься и пригнать

Оленя прямо подъ-руки ловца!

Дукаты убиваютъ добродтель!

Чего не сдлать имъ и не раздлать?

Итакъ, одну изъ дамъ ея мн нужно

Взять въ адвокаты, самъ же я пока

Немного понимаю въ этихъ штукахъ!..

Эй! съ позволенья вашего. (Стучится.— Входитъ придворная дама).

Придворная дама.— Кто здсь

Стучится?

Клотенъ.— Дворянинъ!

Придворная дама.— Не больше?..

Клотенъ.— Да,

И сынъ дворянки!

Придворная дама.— Это все, чмъ могутъ

Похвастать т, которые, подобно

Вамъ, лордъ, своимъ портнымъ не мало платятъ!

Что-жъ, ваша свтлость, нужно вамъ, скажите?

Клотенъ.— Особу вашей госпожи! Она

Готова?..

Придворная дама.— Да,— не выходить изъ спальни.

Клотенъ.— Вотъ золото: продайте вашу мн

Любовь.

Придворная дама.— Какъ! имя доброе мое?

Что вижу въ васъ я добраго? Принцесса — (Входитъ Имоджена).

Клотенъ.— Прелестная сестрица, добрый день!

Позвольте вашу дорогую ручку…

Имодліена.— Сэръ, добрый день: вы трудитесь безмрно

И получаете одн тревоги!

Все, чмъ я васъ могу благодарить,

Есть то, что я бдна на благодарность,

И потому должна ее беречь…

Клотенъ.— Клянусь, я васъ люблю и безъ того!

Имоджена.— Когда-бъ вы мн открыли это просто,

И при своемъ осталась бы, когда-бъ

Вы съ клятвами мн это разсказали,

Я васъ попрежнему вознаградила-бъ

Тмъ, что не стала бы на васъ глядть.

Клотенъ.— Все это не отвтъ, моя царица!

Имоджена.— Когда-бъ въ моемъ молчаніи согласья

Вы не прочли, я слова-бъ не сказала!

Молю васъ, дайте мн покой, и врьте,

На ваши лучшія услуги вамъ

Одна невжливость отвтомъ будетъ!

Всякъ человкъ, съ такимъ умомъ, какъ вы,

Увидитъ здсь отказъ и удалится…

Клотенъ.— Гршно васъ въ сумасшествіи покинуть!

Не брошу васъ.

Имоджена.— Глупецъ — не сумасшедшій.

Клотенъ.— Что-жъ, я — глупецъ?

Имоджена.— Я это говорю

По глупости своей, уймитесь только —

И я умне буду! Это насъ

Обоихъ вылчитъ. Мн очень жаль,

Что вы меня заставили забыть

Долгъ женщины въ подобныхъ выраженьяхъ.

Узнайте-жъ наконецъ, что я открыто

И отъ души вамъ это говорю,

Что я ничуть не занимаюсь вами

И до того чуждаюсь снисхожденья,

Что — виновата — ненавижу васъ!

Жаль, что не вы почувствовали это,

Жаль, что пришлось мн этимъ похвалиться.

Клотенъ.— Вы согршили противъ послушанья,

Которымъ вы одолжены отцу!

Неравный бракъ вашъ съ этимъ жалкимъ нищимъ,

Дитятью милостыни и питомцемъ

Холодныхъ блюдъ и крохъ двора,— не бракъ!

Коль дозволяютъ низкому породой

(А кто его ничтожнй?) закрплять

Святыми узами чужое сердце

(Ихъ цль — плодить дтей для попрошайства!) —

То какъ-же васъ не удержалъ отецъ

Отъ узъ подобныхъ? Вамъ не подобаетъ

Сквернить отцовъ престолъ рабомъ наемнымъ,

Слугою низкимъ, пастухомъ свиней..

Ему и это имя — честь большая.

Имоджена.— Негодный человкъ! Да еслибъ ты

Юпитеровымъ сыномъ былъ и тмъ же

При этомъ всемъ остался, чмъ ты есть,

Ты не годился-бъ въ конюхи Постуму.

И если ужъ цнить заслуги ваши,

Ты былъ бы свыше чести награжденъ,

Когда бы сталъ слугою палача

Въ его стран, и всмъ такимъ отличьемъ

Ты опротивлъ бы тогда на свт!

Клотенъ.— Чума его убей!

Имоджена.— Нтъ для него

Несчастья большаго, какъ то, что ты

О немъ болтаешь: худшая одежда

Его, едва она его коснулась,

По-моему, дороже всхъ твоихъ

Волосъ, хотя-бъ отъ каждаго изъ нихъ

Ты родился!.. Пизаніо, послушай! (Входитъ Пизаніо).

Плотенъ.— Его одежда!?. Дьяволъ побери!!

Имоджена (Къ Пизаніо).— Иди скорй, сыщи мн Доротею,

Мою прислужницу.

Плотенъ (кричитъ). Его одежда!!.

Имоджена.— Глупецъ меня пугаетъ и тиранитъ,

Какъ бсъ!— Поди, скажи моей служанк,

Чтобы она браслетъ мой отыскала:

Онъ какъ-то соскользнулъ съ моей руки!

Его мн господинъ твой подарилъ.

За весь доходъ любаго короля

Въ Европ не отдамъ того браслета *).

*) Здсь у Шекспира снова анахронизмъ. Во времена Августа-Цезаря еще не существовало общаго названія для материка европейскихъ государствъ. Въ тогдашнемъ образованномъ мір было только одно названіе для нашей части свта: Римъ! Остальное были земли варваровъ, изъ числа которыхъ не исключалась и Британія.

Мн кажется, сегодня поутру

Я видла его: наврно-жъ ночью

Вислъ онъ на рук моей, еще

Его я цловала!.. Безъ сомннья

Онъ не пошелъ передавать Постуму,

Что я другаго здсь поцловала!

Пизаніо.— Нтъ, онъ пропасть не могъ!

Имоджена.— Конечно, такъ.

Иди-жъ и поищи!.. (Пизаніо уходитъ).

Плотенъ.— Меня вы сильно

Обидли! Какъ? худшая одежда!!.

Имоджена.— Да, сэръ, я такъ сказала! Если-жъ вы

Со мной процессъ желаете затять,

Сзывайте въ судъ свидтелей.

Плотенъ.— На это

Пожалуюсь я вашему отцу.

Имоджена.— И вашей матушк: она моя

Защитница и врно для меня

Не пожалетъ замысла дурнаго!

Сэръ, оставляю васъ во власть несчастной

Досады вашей!.. (Уходитъ).

Клотенъ.— О, я отомщу!

Какъ?! Худшая одежда!— Хорошо! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Римъ.— Комната въ дом Филаріо.— Входятъ: Постумъ и Филаріо.

Постумъ.— Не бойся, другъ, я долженъ убдиться,

Что насъ король проститъ, какъ убжденъ,

Что честь ея непобдима.

Филаріо.— Чмъ же

Ты думаешь его уговорить?

Постумъ.— Ничмъ: всего отъ времени я жду!

Дрожу теперь отъ сильнаго мороза,

Въ надежд, что настанутъ дни тепле.

И въ этой-то мерцающей надежд —

Все, чмъ теб по-силамъ заплатить

Могу я за любовь твою! Погибни

Она, и неоплатнымъ должникомъ

Сойду я въ гробъ.

Филаріо.— Ты истиной пріязнью

И дружбой мн переплатилъ за все,

Что могъ теб я сдлать. Твой король

Теперь уже объ Август услышалъ:

Кай-Люцій точно выполнитъ свой долгъ,

Я убжденъ, что Цимбелинъ и дань

Заплатитъ намъ, и недоимки вышлетъ,

Безъ этого онъ вновь увидитъ Римлянъ,

Воспоминанье о которыхъ, врно,

Еще свжо въ преданіяхъ у васъ.

Постумъ.— Я думаю — (хотя я не бывалъ

Политикомъ съ рожденья и не буду) —

Я думаю, войны не миновать,

И вы скорй услышите, что Галлы

Къ Британіи безстрашной подступили,

Чмъ хоть частицу дани мы заплатимъ!

Мои соотчичи теперь искуснй

Въ воин, чмъ въ т поры, какъ Юлій-Цезарь

Трунилъ надъ ихъ неловкостью и тутъ же

Досадою ихъ мужество почтилъ…

Ихъ дисциплина, смшанная нын

Съ отвагою, всмъ судіямъ покажетъ,

Что нашъ народъ не отстаетъ отъ вка (Входитъ Якимо).

Филаріо.— Взгляни!.. Якимо!..

Постумъ.— Врно, по земл

Стремили васъ быстрйшіе олени,

А по водамъ вс втры паруса

У васъ лобзали, чтобъ корабль скоре

Летлъ?!

Филаріо.— Добро пожаловать, мой другъ.

Постумъ.— Надюсь, краткость вашего отвта

Такъ сократила ваше возвращенье?

Якимо.— Супруга ваша, сэръ, прелестнй всхъ,

Кого я только знаю!..

Постумъ.— А затмъ,

Надюсь, и честнй?!

Якимо.— Вотъ письма къ вамъ!

Постумъ.— Ну что же, содержанье ихъ пріятно?

Якимо.— Я думаю…

Филаріо.— Кай-Люцій при двор

Британскомъ былъ, когда ты кончилъ путь свой?

Якимо.— Нтъ, не былъ, но его тамъ ожидали.

Постумъ (прочтя письма).— Все до-сихъ-поръ прекрасно! Камень мой

Попрежнему-ль хорошъ, иль ужъ поблекъ

И недостоинъ вашего наряда?

Якимо.— Когда-бъ его лишился я, потеря

Моя равнялась бы цн его

На золото! Я путь длинне вдвое

Готовъ свершить, лишь только-бъ мн упиться

Еще такой блаженной, быстрой ночью,

Какую я въ Британіи вкусилъ!..

Кольцо мое!

Постумъ.— Нтъ, камни тяжелы

И такъ легко не прыгаютъ!

Якимо.— Нимало,

Когда супруга ваша на подъемъ

Способна такъ!

Постумъ.— Не издвайтесь, сэръ,

Надъ вашею потерею: надюсь,

Вы понимаете, что мы друзьями

Теперь уже не можемъ оставаться!

Якимо.— Но, добрый сэръ, мы будемъ дружны съ вами.

Условія мы наши соблюдемъ.

Когда-бъ я не узналъ супруги вашей

И такъ домой вернулся, наше дло

Пошло бы, можетъ быть, гораздо дальше:

Теперь же я открыто говорю,

Что выигралъ и честь ея, и перстень,

И тмъ я не обидлъ ни ея,

Ни васъ, затмъ, что дйствовалъ съ согласья

Обоихъ васъ!

Постумъ.— Когда вы доказать

Мн можете, что ложа Имоджены

Касались вы, вотъ вамъ моя рука:

Я проигралъ мой перстень!— Если-жъ нтъ,

За низкое сужденіе о чести

Принцессы наши шпаги поршатъ,

Кому изъ нихъ лишиться господина,

Иль побдить, а, можетъ быть, и об

Он улягутся, пока ихъ первый

Прохожій не найдетъ.

Якимо.— Сэръ, то, что я

Открою вамъ, такъ близко къ чистой правд,

Что нехотя поврите вы мн.

Я силу рчи подтвердилъ бы клятвой,

Когда-бъ не зналъ, что отъ нея меня

Вы разршите, чуть мои слова

Вы не найдете средства опровергнуть!

Постумъ.— Извольте говорить.

Якимо.— Во-первыхъ, спальня —

(Клянусь, я въ ней не спалъ! но, вновь клянусь,

Тамъ было все безсонницы достойно!) —

Въ обояхъ шелковыхъ и въ серебр,

Исторія свиданья Клеопатры

Съ ея любезнымъ, Циднъ *) изъ береговъ

‘Cydnus’ — нын рка Кара-Су. Эта рка протекала въ древнемъ Тарс и впадала въ Средиземное море. На ней указываютъ мсто, гд утонули Александръ Македонскій и въ 1190 году императоръ Фридрихъ Первый.

Выходитъ, отъ безмрной ли гордыни,

Или отъ тяжести судовъ: творенье

Богатое и чудное такое,

Что мастерство въ немъ борется съ цной!

И удивлялся я, какъ дивно-точно

Оно исполнено, и какъ въ немъ все

Кипитъ правдивой жизнью!..

Постумъ.— Это врно,

Но вы могли объ этомъ отъ меня

Иль отъ другихъ узнать!

Якимо.— Мои признанья

Подробности иныя подтвердятъ.

Постумъ.— Такъ и должны вы поступить,— не то,

Вы повредите много вашей чести!

Якимо.— Каминъ на юг спальни, на камин

Статуя цломудренной Діаны —

Въ купальн… Я не видывалъ фигуръ

Съ такимъ краснорчивымъ выраженьемъ!

Скульпторъ здсь былъ второй живой природой!..

Онъ превзошелъ природу: позабылъ

Одно дыханье только и движенье!

Постумъ.— И это вещь, которую вы также .

Могли узнать случайно, по наслышк:

О ней у насъ разсказываютъ много!

Якимо.— Амуры золотые потолокъ

Рельефомъ осняютъ… Про таганъ

Я позабылъ сказать: два купидона,

Изъ серебра, съ него глядятъ лукаво,

Поджавъ по ножк каждый и премило

На факелы свои облокотясь!.. *)

*) Слово ‘brands’ значитъ головешка и мечи, это слово Гёте переводитъ словомъ ‘факелы’.

Постумъ.— Вы это все замтили, и славы

Достойна ваша память… Но припомнивъ

Мн все, что есть въ поко Имоджены,

Вы тмъ еще заклада далеко

Не искупили!

Якимо.— Такъ блднйте-жъ, если

Блднть вы можете (Вынимаетъ браслетъ). Позвольте мн

Провтрить эту штучку: посмотрите…

Теперь ее мы спрячемъ вновь: она

Должна совокупиться съ вашимъ перстнемъ,

Я ихъ возьму обоихъ!

Постумъ.— Зевсъ! Позволь

Получше поглядть мн: неужели

Я этотъ самый отдалъ ей браслетъ?

Якимо.— Сэръ, этотъ самый, врьте мн: она

Его съ руки своей сняла… Какъ нынче

Я это вижу: чудное движенье

Принцессы кажется красивй дара

Ея и самый даръ обогащаетъ:

Она его дала мн и сказала,

Что ‘нкогда’ она имъ дорожила!..

Постумъ.— Она его сняла затмъ, быть можетъ,

Чтобъ мн его послать?

Якимо.— Она объ этомъ

Вамъ пишетъ, сэръ?! Не такъ ли, посмотрите!..

Постумъ.— О! нтъ, нтъ, нтъ!! Все это справедливо.

На — вотъ, возьми его скорй! (Отдаетъ ему перстень). Теперь

Моимъ глазамъ онъ хуже василиска:

Меня убьетъ его коварный образъ!..

Нтъ чести тамъ, гд царствуетъ краса,

Нтъ правды тамъ, гд только вроятность,

Нтъ истинныхъ даровъ любви, гд есть

Другой мужчина… Женскіе обты,

Нимало женщинъ тмъ не покоряютъ,

Кому они клянутся, точно такъ же,

Какъ неврна ихъ добродтель: это

Почти ничто! Безмрная измна!

Филаріо.— Сэръ, успокойтесь и возьмите снова

Свой перстень, онъ не выигранъ еще,

Она его, быть можетъ, потеряла…

Кто знаетъ? Можетъ быть, одна изъ слугъ

Принцессы продалася и его

Украла!..

Якимо.— Я Юпитеромъ клянусь —

Съ ея руки…

Постумъ.— Вы слышите, Якимо

Клянется мн, Юпитеромъ клянется?!

Все это правда!— Нтъ, возьми кольцо…

Все это правда!— Я теперь увренъ,

Она его не потеряла. Слуги

Ея мн честью поклялись: не имъ

Продаться и украсть для Иностранца!

Онъ соблазнилъ ее, все это — признакъ

Ея безчестья! Дорого-жъ она

Себ купила прозвище продажной!

Вотъ, на, возьми барышъ твой, и пускай

Съ тобой вс демоны исподней вмст

Его раздлятъ!

Филаріо.— Успокойтесь, сэръ!

Тутъ нтъ еще такого подтвержденья,

Которое могло-бъ поколебать

Того, кто убжденъ.

Постумъ.— Ни слова больше!

Онъ соблазнилъ ее!

Якимо.— Когда другихъ

Вы ищете уликъ, такъ вотъ что: ниже

Ея груди, объятія достойной,

Есть пятнышко, ему, по чистой правд,

Гордиться можно этимъ сладкимъ мстомъ!

Клянуся жизнью, я поцловалъ

Его — и голоденъ я сталъ вторично,

И, сытый, вновь хотлъ я цловать!

Вы… пятнышко… припомните?!

Постумъ.— О да!

И въ этомъ я пятно другое вижу,

Такое-жъ необъятное, какъ адъ,

Хотя бы адъ его лишь и вмщалъ!

Якимо.— Хотите-ль вы еще меня послушать?

Постумъ.— Избавь меня отъ алгебры своей!

Во вкъ не сосчитать ея проступковъ:

Скажи лишь ‘разъ’ — и — ‘милліонъ’!..

Якимо.— Клянусь…

Постумъ.— Нтъ, не клянись! Едва-жъ ты поклянешься,

Что этого не видлъ, ты солжешь!

И я тебя убилъ бы, еслибъ ты

Отрекся, что роговъ мн не приставилъ!

Якимо.— Я ничего не стану отрицать!

Постумъ.— О, еслибъ здсь была ты, Имождена,

Я разорвалъ тебя бы на куски…

Пойду туда и все покончу! (Уходитъ)

Филapiо.— Онъ выбился изъ-подъ цпей терпнья!

Вы выиграли. Поспшимъ за нимъ

И отвратимъ его отъ гнва, онъ

Заржется…

Якимо.— Отъ всей моей души. (Уходитъ)

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Тамъ же. Другая комната. Входитъ Постумъ.

Постумъ.— Уже-ль родиться безъ пособья женъ

Нельзя? Тогда и вс мы незаконны.

Достойный мужъ, котораго отцомъ

Я почиталъ, въ отлучк былъ въ ту пору,

Когда я зарождался, фабрикантъ

Фальшивый дни мои чеканилъ. Мать

Слыла Діаной, какъ теперь моя жена…

О, мщенье, мщенье, мщенье! Имоджена

Всегда была со мною холодна,

Меня въ страстяхъ обуздывать старалась

И это длала съ такой румяной

Стыдливостью, что самъ старикъ Сатурнъ

При этомъ вид ею бы плнился!

И я считалъ ее бле снга,

Нетронутаго солнечнымъ лучомъ!

О, дьяволы! Какой-нибудь желтякъ,

Якимо, въ часъ одинъ — не такъ ли? меньше,

Гораздо меньше, слова, можетъ быть,

Не вымолвилъ и, какъ германскій вепрь,

На желудяхъ расплывшійся, вздохнулъ

И ринулся — и встртилъ только ту

Застнчивость, которую найти

Онъ думалъ и которую она

Ему сама, безъ битвы, уступила…

О, если бы все женское въ себ

Я разыскалъ!.. Нтъ въ человк шага

Ко злу, который бы, какъ я увренъ,

Не заключалъ въ себ частицы бабьей!..

Солгалъ ли кто, замтьте, это все

Отъ женщинъ, лесть отъ нихъ же происходитъ

Обманъ — отъ нихъ же, грубыя желанья

И страсти — все рождается отъ нихъ!

Гордыня, месть, измнчивость, кичливость,

Разборчивость, кокетство, клевета,

Что только называется порокомъ,

Что только знаетъ адъ — все это частью

Иль цликомъ отъ женщинъ происходитъ,

Скоре цликомъ, затмъ, что въ самомъ

Порок нтъ у женщинъ постоянства,

И каждый грхъ у нихъ черезъ минуту

Уже старикъ и замненъ другимъ,

Который нсколько его моложе…

Я противъ нихъ начну писать, я стану

Ихъ презирать и проклинать, чтобъ лучше

Имъ отомстить, молить боговъ я буду,

Да исполняется ихъ воля всюду…

И самый адъ ихъ лучше не казнитъ! *) (Уходитъ).

*) Этотъ монологъ весьма схожъ по духу съ сатирою Ювенала ‘Женщины’.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Британія.— Посольская комната во дворц Цимбелина. Входятъ: въ одну дверь — Цимбелинъ, Королева, Клотенъ и придворные, въ другую — Кай-Люцій со свитой.

Цимбелинъ.— Итакъ, чего желаетъ Августъ-Цезарь

Отъ насъ? скажи.

Люцій.— Въ т дни, какъ Юлій-Цезарь,

Воспоминанье о которомъ живо

Въ умахъ людей и дастъ надолго пищу

Ушамъ и языкамъ ихъ, покорилъ .

Британію,— Кассибеланъ, твой дядя,

Прославленный, за доблести свои,

Хвалами Цезаря, самъ за себя

И за свое потомство обязался

Выплачивать дань Риму ежегодно —

Пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ,— но ты

Съ недавнихъ поръ отъ дани отказался.

Королева.— И такъ всегда отнын это будетъ,

Чтобъ поумрить ваше изумленье.

Клотенъ.— Не мало Цезарей увидитъ свтъ,

Пока второй такой найдется Юлій!

Британія — отдльный, цлый міръ…

Мы за носы свои вамъ не заплатимъ!

Королева.— Тогда ограбить насъ помогъ вамъ случай,

И онъ же насъ за все вознаградитъ!

Припомни, государь, внчанныхъ предковъ

Своихъ, твой островъ, сильный отъ природы!

Онъ, словно крпость грознаго Нептуна,

Со всхъ сторонъ укрытъ и заслоненъ

Горами, неприступными,— пучиной,

И мелями, грозой эскадры вражьей,—

Морская бездна засосетъ сюда —

По самыя верхушки длинныхъ флаговъ!

Здсь тнь побды Цезарь одержалъ,

Но онъ не здсь похвастался: — ‘Пришелъ,

Увидлъ, побдилъ!..’ *). И со стыдомъ,

*) Этими словами, въ 48 году до P. X., Цезарь извстилъ одного своего друга въ Рим о побд надъ Фарнакомъ, сыномъ знаменитаго Митридата, слова: ‘veni, vidi, vici!’ были эмблемою завоеванія могучаго Босфорскаго царства.

Которымъ онъ впервые былъ растерзанъ,

Два раза отраженный, убжалъ

Отъ нашихъ береговъ… Его суда,

Ничтожныя и жалкія игрушки,

Какъ скорлупа яичная, болтались

На нашихъ, полныхъ ужаса, моряхъ —

И безъ труда о скалы разбивались…

Кассибеланъ, обрадованный этимъ,

Въ сіяньи славы, вдругъ возмнилъ себя

Владтелемъ (о, лицемръ, фортуна!)

Меча, съ которымъ къ намъ явился Цезарь,

Огнями радостными городъ Люду *)

*) ‘Lund’s town’— древнее названіе Лондона.

Убралъ, и вс Британцы стали полны

Воинственной отваги!

Клотенъ.— Э! проваливай! Никакой дани тутъ не будутъ платить: наше королевство сильне, чмъ оно было въ т дни, и, какъ я говорю — теперь уже нтъ въ завод былыхъ Цезарей… У иныхъ изъ васъ, пожалуй, такіе же орлиные носы, но ужъ за то ни у кого не имется такихъ мощныхъ рукъ!..

Цимбелинъ.— Сынъ, дай кончить твоей матери.

Клотенъ.— Не мало между нами отыщется такихъ молодчиковъ, которые способны притиснуть васъ не слабе Кассибелана. Я себя сюда не причисляю, однако же, и у меня есть такъ-называемыя руки!.. Какая дань? За что намъ ее вносить? Вотъ если бы Цезарь могъ одяломъ заслонить солнце или положить себ въ карманъ луну, тогда мы за свтъ ему уплатимъ,— а иначе никакой уплаты не будетъ,— ясно и коротко…

Цимбелинъ.— Припомнить надо, мы когда-то сами

Свободны были, но кровавый Римъ

Насъ обложилъ постыдно-рабской данью!

Гордыня Цезаря, которой волны

Такъ страшно вздулися, что перешли

Границы міра, противъ всякихъ правъ

На насъ надла это иго, свергнуть

Его опять отважному народу

Идетъ, а нашъ считается не трусомъ!

Поэтому мы Цезарю отвтимъ,

Что предокъ нашъ, Мульмуцій, былъ создатель

Законовъ нашихъ! Цезарь ихъ порядкомъ

Своимъ мечомъ отважнымъ истерзалъ,

Но мы ‘освободить и обновить’

Попробуемъ ихъ силою своею.

И, несмотря на то, что Римъ при этомъ

Разсердится, свершимъ благое дло…

Мульмуцій былъ среди Британцевъ первый,

Который оснилъ свое чело

Внцомъ — и принялъ имя короля! *)

*) Мульмуцій, Цимбелинъ, Лиръ, Макбетъ и др., имена королей древней Британіи, упоминаемыя въ хроник Голиншеда, принадлежатъ къ именамъ, въ существованіи которыхъ нын уже не сомнваются знаменитйшіе историки.

Люцій.— Съ прискорбіемъ теб я, Цимбелинъ,

Обязанъ объявить, что Августъ-Цезарь —

Отнын врагъ твой,— Цезарь, предъ которымъ

Въ услугахъ больше королей покорныхъ,

Чмъ у тебя гвардейскихъ офицеровъ.

Внимай же мн. Войну и разоренье,

Во имя Цезаря, я объявлю

Теб, несокрушимой, злобной мести

Ты долженъ ожидать!— Сказавши это,

Я отъ себя тебя благодарю.

Цимбелинъ.— Я радъ теб, любезный Кай! Твой Цезарь

Насъ въ рыцари возвелъ, въ его глазахъ

Я половину юности провелъ.

Онъ даровалъ мн честь, и онъ же хочетъ

Ее отнять у Цимбелина: это

Насъ доведетъ до крайностей! Милордъ,

Я знаю, что Паннонцы и Далматы

Ужъ подняли оружье противъ Рима,

Не зная этого, Британцы наши

Остались бы, пожалуй, хладнокровны…

Но Цезарь ихъ такими не найдетъ!

Люцій.— Все поршится ладомъ!

Клотенъ.— Его величество очень радъ вамъ. Проживите-ка у насъ еще денекъ, два, а то и поболе! Если вы впослдствіи явитесь къ намъ подъ другими условіями, вы найдете насъ опоясанными соленоводнымъ поясомъ. Удастся вамъ выбить насъ изъ него, онъ вашъ, если же вы падете въ предпріятіи, тмъ апетитне, за ваше здоровье, закусятъ наши вороны, вотъ вамъ и все тутъ!

Люцій.— Точно такъ.

Цимбелинъ.— Я знаю волю Августа! Теперь

И онъ вполн мою узнаетъ волю.

Мн остается только повторить:

‘Добро пожаловать!..’ (Вс уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Тамъ же, другая комната (Входитъ Пизаніо).

Пизаніо.— Какъ! О неврности?! Зачмъ же ты

Не пишешь мн, какой уродъ ее

Оклеветалъ? О, лордъ, о, Леонатъ!..

Какой заразой страшной поразили

Твой слухъ? Какой коварный Итальянецъ,

Съ отравою въ рукахъ и на кинжал,

Надъ легковрнымъ слухомъ подсмялся?

Она — измнница!! Нтъ! Наказанье

Гнететъ ее за врность! Какъ богиня,

Какъ ни одна изъ женщинъ, переноситъ

Она нападки, страшныя для всякой

Невинности… О, господинъ! Твой духъ

Теперь передъ принцессой также низокъ,

Какъ низокъ былъ ты состояньемъ! Какъ?!

Мн умертвить ее?! Изъ-за любви,

Изъ-за покорности, изъ-за обтовъ,

Которые теб я произнесъ!

Мн и ее!!! Мн кровь ея пролить?!..

Когда все это — добрая услуга,

Во-вкъ теб я не хочу служить!

Что-жъ я такое, если онъ во мн

Нашелъ подобную безчеловчность,

Когда онъ предписалъ мн эту низость? (Читаетъ).

— ‘Исполни все. Я къ ней писалъ письмо.

‘По этому письму она теб

‘Отдастъ приказъ, который самъ направитъ

‘Тебя на случай это совершить’.

Проклятая бумага! Какъ чернила

Твои, черна ты! Мертвое тряпье!

Какъ можешь ты невинно такъ глядть,

Когда ты — злой сообщникъ въ этомъ дл? (Входитъ Имоджена).

Вотъ и она! Я притворюсь, какъ будто

Приказа я еще не прочиталъ! *).

*) По объясненію Стивенса, это значитъ, что Пизаніо совсмъ ршается отказаться отъ убійства Имоджены, по объясненію нмецкихъ комментаторовъ, Пизаніо только колеблется и хочетъ выиграть время.

Имоджена.— Ну что, Пизаніо?

Пнзаніо.— Вотъ вамъ посланье

Отъ моего, ми лэди, господина.

Имоджена.— Отъ господина твоего? Какъ такъ?!

А мн ужъ онъ не господинъ?.. Постумъ?..

О, много бы узналъ тотъ астрономъ *),

*) Шекспиръ здсь употребилъ слово ‘Astronomer’ вмсто ‘Astrologer’.

Который изучилъ бы такъ планеты,

Какъ изучила я завтный почеркъ:

Онъ будущее могъ бы открывать!

Вы, боги свтлые, устройте такъ,

Чтобы письмо его дышало страстью.

Чтобы оно сказало мн, что онъ

Здоровъ и веселъ… только не вполн:

Пускай его крушитъ разлука наша…

Печаль порой цлительна бываетъ,

Вотъ какъ теперь! Его любовь окрпнетъ!

Итакъ, пусть веселъ онъ, но не вполн.

О, добрый воскъ! позволь… (Распечатываетъ письмо).

Блаженны пчелы,

Которыя могли слпить такой

Замокъ для таинства обтовъ брачныхъ!

Любовники и люди въ кабал

Неодинаково творятъ молитвы…

Преступниковъ ведешь ты въ кандалы.

За то теперь скрпляешь ты дощечку

Малютки-купидона! *). Дайте-жъ, боги,

*) Въ Рим и другихъ странахъ древняго міра граждане переписывались другъ съ другомъ съ помощью записныхъ книжекъ, сдланныхъ изъ дерева, натертаго воскомъ, такъ что на ихъ поверхности можно было писать спичкою и потомъ стирать написанное. Впослдствіи эти книжки длались изъ золота, слоновой кости и кипариса, украшеннаго арабесками.

Мн добрыхъ новостей (Читаетъ).

— ‘Правосудіе и гнвъ твоего отца, когда бы онъ захватилъ меня въ своихъ владніяхъ, не въ силахъ нанести мн такой жестокости, которой бы ты, о драгоцннйшее изъ твореній божьихъ, не залчила своимъ взоромъ. Знай, что я въ Камбріи, въ Мильфордской гавани. Слдуй тому, что теб въ этомъ случа посовтуетъ твоя собственная любовь. За этимъ, желая теб всякаго счастія, остаюсь, врный своимъ клятвамъ и возрастающій въ любви къ теб,—

Леонатъ Постумъ’ —

О! дайте мн крылатаго коня!

Пизаніо, ты слышишь? Онъ теперь

Въ Мильфордской гавани… Читай, скажи мн

Какъ далеко отсюда это мсто?

И, если для бездлокъ по недлямъ

Ползутъ въ Мильфордъ, такъ почему-жъ нельзя

Мн день одинъ Постуму посвятить?

Итакъ ты, врно, другъ, подобно мн,

Желаешь поскорй его увидть,

Желаешь — только мене — не такъ,

Какъ я, желаешь непремнно, только

Слабй,— о да, не такъ, какъ Имоджена!—

Затмъ, что я желаю безконечно,—

Да, безконечно!— Говори-жъ скорй…

Слова любви такъ наполняютъ сердце,

Что груди тсно! Говори, какъ близокъ

Отъ насъ Мильфордъ блаженный? По дорог-жъ

Повдай мн, за что Валлисъ такъ счастливъ,

За что такой онъ гаванью владетъ?

Но прежде разскажи, какъ намъ отсюда

Укрыться, какъ намъ оправдать несходство

Во времени, между побгомъ нашимъ

И возращеніемъ, нтъ, лучше прежде —

Какъ убжать намъ? Что объ оправданьи

Тутъ разсуждать до совершенья дла?..

Объ этомъ мы поговоримъ и посл!

Прошу, мой другъ, скажи, какъ много мы

Десятковъ миль прохать можемъ въ часъ?

Пизаціо.— Десятка миль межъ двухъ восходовъ солнца

Вамъ будетъ вдоволь, даже слишкомъ много.

Имоджена.— Не можетъ быть! Преступникъ, да и тотъ

На эшафотъ такъ тихо не пойдетъ!

Слыхала я о скачкахъ… Тамъ порою

Бываютъ лошади быстрй песчинокъ.

Которыя вращаются въ часахъ…

Но это пустяки!— Ступай, вели

Моей служанк, чтобъ она больною

Сказалась и къ отцу бы отпросилась,

Найди скорй дорожное мн платье,

Похуже, рубище простой крестьянки.

Пизаніо.— Одумайтесь, милэди.

Имоджена.— Я гляжу,

Пизаніо, впередъ, а не назадъ,

Не вправо и не влво, предо мною

Кругомъ туманъ, и я не въ состояньи

Пронзить его глазами… Не забудь же,

Прошу тебя, исполнить все, что надо.

Мн больше не о чемъ болтать съ тобою:

Въ одинъ Мильфордъ теперь мой путь лежитъ! (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Валлисъ.— Гористая страна.— Пещера. Входятъ: Белларій, Гвидерій и Арвирагъ.

Белларій.— Въ такой прекрасный день не усидишь

Подъ душной кровлею! Нагнитесь, дти… *)

*) По мннію Л. Тика, Белларій говоритъ здсь: ‘sleep boys’ — вы спите разв, мои дти? Но Стивенсъ и Мэлонъ врне ставятъ здсь слова: ‘stoop boys’ — нагнитесь, дти!’ — потому что это прямо относится къ слдующей за этимъ мысли.

Нашъ входъ васъ учитъ, какъ должны мы чтить

Боговъ: онъ къ утренней молитв

Склоняетъ васъ! Чертоги горожанъ

Такъ высоки, что черезъ нихъ гиганты

Проходятъ въ шляпахъ и не отдаютъ

Поклоновъ появленью свта солнца!

Привтъ теб, плнительное небо!

Мы, горные жильцы, съ тобой не такъ

Кичливы, какъ живущіе въ палатахъ!

Гвидерій.— Привтъ теб!

Арвирагъ.— Привтъ теб, о небо!

Белларій.— Теперь за нашу горную охоту!

Скоре на утесы (ваши ноги

Такъ юны!). Я-жъ останусь здсь, въ долин,

И если вы меня съ вершины скалъ

Увидите съ ворону ростомъ,

Что мсто насъ роститъ и умаляетъ,

Припомните, что говорилъ я вамъ

О принцахъ, о дворахъ и о капризахъ

Войны!— Услуга не тогда услуга,

Когда ее свершили, а тогда,

Когда ее признали: эта мысль

Изо всего, что видимъ, мы, для насъ

Большую пользу извлечетъ! И часто

Жукъ въ скорлуп счастливе орла!..

О, эта жизнь достойне во многомъ,

Чмъ лесть и происки рабовъ, богаче,

Чмъ праздное бездліе и лнь,

Пышнй, чмъ франтовство въ шелкахъ заемныхъ!

Пусть эта пышность кланяться велитъ

Тому, кто вритъ въ долгъ: поклоны эти

Не сокращаютъ счета должниковъ…

Нтъ, мы не такъ живемъ!

Гвидерій.— Вы говорите

По опыту: мы-жъ, бдняки безъ крыльевъ,

Не улетали изъ виду гнзда

И не знавали воздуха вн дома!

Такая жизнь и хороша, быть можетъ,

Когда покой счастливйшій удлъ…

Она сладка вамъ потому, что вы

Другую жизнь, горче, испытали,

Она подходитъ къ вашимъ дряхлымъ лтамъ:

Но ужъ для насъ она — глухой вертепъ

Невжества, прогулка по кровати,

Какъ для страдальца-должника темница,

Въ которой онъ переступить по сметъ

Границъ.

Арвирагъ.— О чемъ мы будемъ говорить,

Когда состаримся, какъ вы, когда

Начнетъ шумть декабрьскій дождь и втеръ?

Какъ станемъ мы часы морозовъ грозныхъ

Въ пещер душной сокращать бесдой?

Мы ничего не видли, мы словно

Лсные зври: какъ лиса на ловл,

Коварны мы, какъ волкъ передъ добычей,

Безстрашны мы, и все лишь для того,

Чтобъ затравить бгущее отъ насъ…

И нашу клть мы оглашаемъ хоромъ,

Какъ птички заточенныя, привольно

Мы воспваемъ наше заточенье!

Белларій.— Какія рчи?!.. Да знакомо-ль вамъ,

По опыту, коварство городовъ?

Интриги общества, съ которымъ трудно

Разстаться, но еще труднй ужиться?..

Всползти къ его вершин — значитъ пасть!

Вершина этой цли такъ скользка,

Что страхъ одинъ слетть съ нея, тяжеле,

Паденія съ нея! Труды войны —

Труды, гд мы во имя славы ищемъ

Опасностей и гибнемъ на пути!

За подвиги порой насъ награждаютъ

Надгробіемъ позорной клеветы,

Всю эту повсть свтъ во мн прочтетъ:

Изсченъ весь я римскими мечами

И нкогда по слав былъ изъ первыхъ,

Самъ Цимбелинъ любилъ меня и, чуть

За тему разговора бралъ солдата,

Отъ устъ его не удалялся я! .

Тогда я былъ, какъ дубъ, который клонитъ

Къ земл свои тяжелые плоды…

Но, какъ-то ночью, буря-ль, воровство ли,—

Какъ знаете, зовите,— мой покровъ,

Созрвшій до листочка, оборвали —

И въ нагот я брошенъ непогод!

Гвидерій.— Коварное несчастье!

Белларій.— Мой проступокъ,

Какъ я сказалъ вамъ, тмъ лишь и проступокъ,

Что два злодя черной клеветой

Осилили мою святую честь

И поклялись однажды Цимбелину,

Что я былъ въ тайной переписк съ Римомъ.

За это сосланъ я, и двадцать лтъ —

Скала и этотъ хлвъ мн цлый свтъ!

Здсь я живу въ поко, здсь, клянусь вамъ,

Въ молитвахъ чтилъ я больше небеса,

Чмъ въ продолженьи всей протекшей жизни —

Но эта рчь ловцамъ нейдетъ! За дло!..

Кто прежде всхъ убьетъ оленя, тотъ

Да будетъ властелинъ нашъ за обдомъ!

Другіе два должны ему служить!

Намъ нечего отравы опасаться,

Которая преступнымъ угрожаетъ,

Я васъ въ долин догоню.— (Гвидерій и Арвирагъ уходятъ).

Белларій. (Одинъ).— Какъ трудно

Укрыть природный пламень! Эти дти

Не знаютъ, что отецъ имъ — Цимбелинъ.

И Цимбелинъ о жизни ихъ не знаетъ…

Они меня считаютъ за отца…

А между тмъ, взращенные въ пещер,

Гд надобно сгибаться день и ночь,

Они въ мечтахъ касаются вершинъ

Дворцовъ, природа учитъ ихъ въ простыхъ

И низкихъ веществахъ являть высокій

И гордый духъ, что далеко искусству

Другихъ не удается!— Полидоръ,

Наслдникъ Цимбелина и короны

Британіи, Гвидеріемъ былъ названъ

По вол короля-отца!— О, Зевсъ!..

Когда сажуся я на свой треножникъ

И говорю о подвигахъ своихъ,

Его огонь стремится въ мой разсказъ!

Едва промолвлю я: ‘Такъ палъ мой врагъ,

‘Такъ придавилъ я грудь ему пятою!’ —

Ужъ царственная кровь течетъ къ его

Щекамъ, онъ весь дымится, расплавляетъ

Младые члены и отважной позой

Слова моихъ рчей живописуетъ!..

Кадвалъ — меньшой (когда-то Арвирагъ)

Своимъ лицомъ вливаетъ духъ и жизнь

Въ мои разсказы, больше выражая

Движеньями, чмъ можетъ самъ понять!..— (Слышны крики).

А!.. Молодцы ужъ подняли добычу!..

О, Цимбелинъ! Господь да совсть знаютъ,

Какъ ты меня неправедно сослалъ!

Я двухъ дтей, двухъ первенцовъ твоихъ,

По третьему и по второму году,

Увезъ тогда. О, Эрифила! ты

Вскормила ихъ, они тебя зовутъ

Своею матерью и каждый день

Твоей могил воздаютъ почтенье! *).

*) Эрифила — жена Белларія, бывшая прежде фрейлиною Цимбелина.

Меня, Белларія, который былъ

Морганомъ нкогда, они считаютъ

Своимъ отцомъ!.. Да, ловля началась!— (Входитъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Мстность вблизи Мильфордской гавани.— (Входятъ: Имоджена и Пизаніо).

Имоджена.— Когда сошли съ коней мы, ты сказалъ,

Что мсто наше близко, подъ рукою.

И мать моя впервые не желала

Меня увидть жадно такъ, какъ я .

Теперь желаю, человкъ! Пизаніо!

Гд мой Постумъ? Что въ мысляхъ у тебя,

И почему совсмъ ты помертвлъ?

Зачмъ такіе тягостные вздохи?..

Кто-бъ такъ себя разрисовалъ, какъ ты,

Того безъ поясненій вс признали-бъ

Портретомъ ужаса, прими же видъ

Поменьше страшный, иначе безумство

Убьетъ мое сознаніе! Въ чемъ дло?

Къ чему ты листъ мн этотъ подаешь,

Съ такою неподатливою миной?.. *)

*) Здсь у Шекспира каламбуръ. Слово ‘tender’ значитъ подавать и нжить а слово ‘untender look’ — ненжная, отталкивающая мина, взоръ.

Когда въ немъ всти лтнія, ты долженъ

Передо мной смяться, если-жъ всти

Въ немъ зимнія, такъ ты не измняй

Физіономіи своей! Рука

Супруга моего!— Страна отравъ,

Италія опутала Постума.

И онъ въ бд? Откройся-жъ, человкъ!

Языкъ твой облегчитъ, быть можетъ, горе,

Которое убьетъ меня при чтеньи!

Пизаніо.— Читайте, умоляю васъ, и вы

Увидите, что я — несчастный смертный,

Игралище озлобленной судьбы.

Имоджена (Читаетъ).— ‘Твоя госпожа, Пизаніо, разыграла роль потерянной женщины, гнусныя доказательства этому лежатъ передо мною. Я не говорю о пустыхъ предположеніяхъ,— я говорю объ уликахъ грозныхъ, какъ моя печаль, и врныхъ, какъ близкое свершеніе моей мести. Эту часть, Пизаніо, ты долженъ сдлать за меня, если только твоя врность не отравлена еще ея измной. Отними у нея жизнь собственными своими руками, случай къ этому я теб доставлю въ Мильфордской гавани: туда она прибудетъ по моему письму. И если ты струсишь, не убьешь ея и не докажешь мн, что ты исполнилъ все, какъ надо, ты — сообщникъ ея и, наравн съ нею, преступенъ передо мной!’

Пизаніо.— Къ чему и мечъ мн вынимать?.. Письмо

Ее пронзило! Это — клевета,

Которой жало всхъ мечей острй

И ядовите всхъ нильскихъ змй!

Ея слова летятъ на крыльяхъ втровъ,

Разносятъ ложь во вс концы земли!

Сановниковъ, князей и королевъ,

Двицъ, и женъ, и таинства могилъ —

Все отравляетъ жало клеветы!

Что съ вами, лэди?

Имоджена.— Неврна ему!..

Что-жъ значитъ быть ему неврной?

Лежать безъ сна и тосковать о немъ?

Рыдать ежеминутно, и едва

Природу сонъ осилитъ, прерывать

Его тяжелой грезой о Постум

И съ крикомъ вскакивать?.. Не это-ль значитъ

Неврной быть?

Пизаніо.— О, добрая милэди!

Имоджена.— Я неврна? Твоя, Якимо, совсть

Свидтель въ томъ… Ты обвинялъ его

Въ разврат — и казался мн злодемъ!

Теперь, по-моему, ты милосерднй!..

Сорока итальянская, дитя

Румянъ, ее окрасившихъ, коварно,

Такъ спутала его… и я — тряпье

Негодное, и вышла я изъ моды!

И такъ какъ я довольно дорога,

Чтобъ на стн меня повсить, надо

Меня изрзать въ мелкіе куски!..

Мужскія клятвы — смертный ядъ для женщинъ!

О, мои супругъ? Твое паденье — въ злобу

И добрыя дянья обратило!

Мы жнемъ не тамъ, гд семъ: эти клятвы

Разсыпаны приманкою для насъ!

Пизаніо.— Послушайте, добрйшая милэди…

Имоджена.— Честнйшихъ изъ людей, во дни бродяги

Энея, за обманщиковъ считали,

Рыданія Синона *) много вздоховъ

*) Эней и Синонъ — Aeneas — троянскій князь, сынъ Венеры и Анхиза, супругъ Креузы, дочери Пріама. Онъ отличался во время осады Трои, особенно въ ночь взятія этого города, въ 1270 г. до Р. Хр. Онъ убжалъ, держа на плечахъ престарлаго отца, съ богами-пенатами, и водворился, посл многочисленныхъ странствованіи, составившихъ предметъ виргиліевой поэмы, въ Италіи.— Шекспиръ замчаетъ, что въ его времена было столько честныхъ бродягъ, рядомъ съ бродягами-плутами, что всхъ считали за обманщиковъ. Sinon — грекъ, извстный своимъ вроломствомъ. Въ то время, какъ его соотечественники уже бросили неприступную Трою, онъ передался Троянцамъ, объявивъ имъ, что его бросили земляки его, и обманомъ ввезъ въ стны Трои гигантскаго коня, въ которомъ заране спрятались вооруженные греки. О послдствіяхъ его лживыхъ жалобъ на земляковъ знаютъ вс, читавшіе II псню Энеиды. Метафорически Синона зовутъ иногда сыномъ Сизифа.

И слезъ заставили считать притворствомъ,

Отъ врнаго несчастья отвратили

Людское состраданье! Такъ и ты,

Постумъ, всхъ честныхъ ложью заразилъ!

Добрйшіе и врные, съ твоимъ

Паденьемъ, обратилися въ лжецовъ!

Что-жъ, другъ, будь честенъ: исполняй велнье

Хозяина! Когда его ты встртишь,

Уврь его въ покорств Имоджены! (Подаетъ ему мечъ).

Смотри, сама я вынимаю мечъ:

Возьми его, пронзи имъ чистый храмъ

Моей любви, пронзи имъ это сердце!

Не бойся, въ немъ все пусто, кром скорби,

Тамъ нтъ ужъ господина твоего,

Который былъ сокровищемъ его!

Свершай же свой приказъ, рази! Ты, врно,

Въ поступкахъ честныхъ боле отваженъ,

Теперь же ты какъ- будто трусишь…

Пизаніо (Отталкиваетъ мечъ).— Прочь,

Негодное оружіе! Тобой

Не наложу я на руки проклятія!

Имоджена.— О! я должна погибнуть! И когда

Твоя рука меня не умертвитъ,

Ты не слуга Постума Леоната!

Самоубійство боги запретили,

И руки слабыя дрожатъ!.. Скорй,

Вотъ сердце!.. Передъ нимъ какой-то щитъ?

Стой, стой, ему не нужно обороны,

Пусть, какъ ножны, оно открыто будетъ!

Что это? Письма врнаго Постума,

Вы обратились нынче въ ересь… Прочь,

Прочь, развратители моей любви!

Наперсниками сердца вамъ отнын

Нельзя ужъ быть! Мои святыя чувства

Коварными обманщиками стали…

Тяжка измна жертв вроломства.

Но для того, кто измнилъ, она

Еще тяжеле! Такъ и ты, Постумъ,

Родившій въ Имоджен непокорство

Передъ отцомъ, заставившій ее

Презрть искательства высокихъ принцевъ,

Увидишь въ этомъ посл непростое

Событіе, а рдкую любовь!..

И грустно мн. когда я размышляю,

Что нкогда ты охладешь къ той,

Которая тебя теперь голубитъ,

И что тебя убьетъ воспоминанье

Объ Имоджен!— Поскорй, прошу

Тебя! Барашекъ молитъ мясника,

Гд ножъ твой? Ты ужасно медлишь съ волей

Хозяина, тогда какъ я такъ жадно

Желаю этого…

Пизаніо.— Съ тхъ поръ, милэди,

Какъ получилъ я это приказанье,

На мигъ одинъ я не смыкалъ очей.

Имоджена.— Исполни это и ступай въ постель.

Пизаніо.— Нтъ! Прежде отъ безсонницы ослпнутъ

Мои глаза!

Имоджена.— Къ чему-жъ ты это началъ?

Къ чему скакалъ ты столько миль, съ фальшивымъ

Предлогомъ? И къ чему намъ это мсто,

Мое старанье и твое старанье,

Труды коней, удобный часъ, смятенье

Двора въ мое отсутствіе, двора,

Въ который я, быть можетъ, не вернусь?

Къ чему зашелъ ты въ эту даль и, выбравъ

Себ засаду, не стрляешь въ дичь,

Которая стоитъ передъ тобою?

Пизаніо.— Я время выиграть хотлъ за тмъ лишь,

Чтобы спастись отъ этой злой раздлки,

И вотъ что вздумалъ: добрая милэди,

Извольте выслушать меня съ терпньемъ.

Имоджена.— О! истощи языкъ свой: говори!

Я слышала, меня безчестной звали,

И этимъ такъ мн уши истерзали,

Что ранъ не излчить… Ну, говори…

Пизаніо.— Я думаю, милэди, вы домой

Не захотите больше возвратиться…

Имоджена.— Конечно, потому что ты меня

Привелъ сюда затмъ, чтобъ умертвить.

Пизаніо.— Нтъ, не затмъ! Когда-бъ мой умъ равнялся

Правдивости моей, моя догадка

Наврно увнчалась бы успхомъ…

Мой господинъ обманутъ! Негодяй

Какой-нибудь, искусный въ этомъ дл,

Обоихъ васъ обидлъ такъ коварно.

Имоджена.— О, вроятно, римская красотка!

Пизаніо.— Нтъ, жизнью вамъ клянусь! Я дамъ ему

Извстіе, что вы погибли, тутъ же

Пошлю ему какой-нибудь кровавый

Значекъ: онъ такъ мн приказалъ, я долженъ

Исполнить это! Дворъ васъ не отыщетъ,

И этимъ все, какъ должно, объяснится.

Имоджена.— Но, добрый другъ, что длать мн теперь?

Куда мн скрыться? Какъ мн жить? Какое

Найду я утшенье въ жизни, если

Погибну я для мужа моего?

Пизаніо.— А если ко двору вы возвратитесь?..

Имоджена.— Ни ко двору, ни къ моему отцу!

Не стану больше я бороться съ этимъ

Ничтожнымъ и негоднымъ грубіяномъ,

Клотеномъ: онъ, съ его исканьемъ страстнымъ,

Ужасне осады для меня!

Пизаніо.— Когда не ко двору, вы не должны

Скрываться и въ Британіи…

Имоджена.— Такъ гд же?!

Уже-ль въ одной Британіи сіяетъ

Свтъ солнца? День и ночь уже-ль въ одной

Британіи ты встртишь? Если наша

Британія частица міра, это

Не значитъ, чтобъ у ней одной все было!

Она въ большомъ пруд — гнздо лебяжье…

Опомнись, другъ, подумай, люди есть

И не въ одномъ британскомъ государств!

Пизаніо.— Я очень радъ, что о другомъ вы мст

Припомнили. Посланникъ римскій, Люцій,

Въ Мильфорд завтра долженъ быть. И если

Вы примете такой же мрачный видъ,

Какъ вашъ удлъ, и если вамъ удастся

Запрятать то, что безъ покрова можетъ

Подвергнуться опасности, васъ ждетъ

Дорога, полная прелестныхъ видовъ!

Вы, можетъ быть, приблизитесь къ жилищу

Постума и, хотя его дла

Отъ васъ сокрыты будутъ, ежечасно

Молва о немъ трубить вамъ будетъ въ уши

И передастъ вамъ вс его поступки!

Имоджена.— О, гд же средства къ этому? Пускай

Моей стыдливости грозитъ опасность,

Лишь не грозила-бъ смерть ей,— и на все

Отважусь я.

Пизаніо.— Прекрасно! Вотъ въ чемъ дло:

Вы позабыть должны свой полъ, привычку

Повелвать должны смнить покорствомъ,

Боязнь и деликатность слабыхъ женщинъ,

Красу, или, врне, ихъ прелестный

Двойникъ — должны вы замнить шутливой

Отвагою, охотницей трунить

И щебетать безъ умолку, проворно#

И дерзостной, какъ ласточка, должны вы

Забыть сокровище прелестныхъ щечекъ,

Предать ихъ — о, какое злое сердце!

Увы! нтъ силы этому помочь —

Предать ихъ ненавистнымъ и открытымъ

Прикосновеньямъ поцлуевъ солнца *),

*) Въ подлинник говорится — ‘Common-kissing Titan’ — всецлующій Титанъ, солнце,— какъ въ Гамлет — ‘Grood-kissing carrion’ — прелестно-цлующая гетера.

И позабыть нелегкое искусство .

Убора локоновъ, изъ-за которыхъ

Питаетъ зависть къ вамъ сама Юнона!

Имоджена.— О, поскорй! Я цль твою предвижу

И становлюсь уже почти мужчиной!

Пизаніо.— Во-первыхъ, станьте имъ: предвидя это,

Я вамъ припасъ въ моемъ мшк походномъ

Кафтанъ и брюки, шляпу, все, что нужно!

Извольте это надвать, насколько

Съумете, старайтесь подражать

Пріемамъ юноши, который былъ бы

Не старше васъ, и къ Люцію явитесь,

Съ желаніемъ служить ему, скажите

Ему о томъ, къ чему способны вы,

Пойметъ вполн онъ, если слухъ его

Устроенъ такъ, что любитъ музыкальность…

Онъ, безъ сомннья, встртитъ васъ радушно,

Затмъ, что онъ благочестивъ и честенъ,

А это много значитъ! Средства-жъ къ жизни

Въ чужомъ краю — мое ужъ дло: ими

Я васъ теперь и посл не замедлю

Снабжать!

Имоджена.— Въ теб одномъ мн боги дали

Все утшеніе! Пойдемъ, немало

Придется намъ еще подумать. Время,

Намъ данное, мы превратимъ въ добро:

Солдатомъ я примусь за это дло

И съ царской храбростью покончу все!

Идемъ, прошу тебя.

Пизаніо.— Прекрасно, лэди!

Но съ вами я скорй разстаться долженъ,

Чтобы моя отлучка подозрній

Не возбудила въ томъ, что я — причина

Побга вашего, моя принцесса!

Вотъ сткляночка, ее мн королева

Дала, безцнно то, что въ ней сокрыто!

Морская-ль качка, боли-ль живота

На суш поразятъ васъ, вы примите

Одну лишь драхму этого, и все

Исчезнетъ.— Въ тнь же поскоре,

И одвайтесь вы мужчиной: боги

Да ниспошлютъ вамъ лучшее!..

Имоджена.— Аминь!

Благодарю тебя! благодарю! (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Комната во дворц Цимбелина (Входятъ: Цимбелинъ, Королева, Клотенъ, Люцій и лорды).

Цимбелинъ.— Счастливый путь! Теперь прощайте, лордъ!

Люцій.— Благодарю васъ, лордъ. Мой императоръ

Мн пишетъ, чтобы я спшилъ отсюда.

Жаль, очень жаль, что я обязанъ васъ

Его врагомъ смертельнымъ объявить.

Цимбелинъ.— Сэръ! Мой народъ не хочетъ покоряться

Его ярму, а намъ не подобаетъ

Предъ нимъ самодержавьемъ поступаться!

Люцій.— Такъ, сэръ. Затмъ прошу васъ, дайте мн

Конвой до гавани Мильфордской. Лэди,

И вы, желаю вамъ всхъ благъ небесныхъ!

Цимбелинъ.— Милорды, вы отправитесь конвоемъ.

Не забывайте должнаго почтенья

Къ послу! Теперь — прощай, достойный Люцій.

Люцій (Клотену).— Лордъ, вашу руку…

Клотенъ.— Вотъ она, мой другъ!

Но съ этихъ поръ она твой непріятель.

Люцій.— Судьба ршитъ, кто побдитъ изъ насъ.

Прощайте.

Цимбелиніъ.— Проводите же, милорды,

Вы доблестнаго Люція до самыхъ

Границъ Северна… Добрый путь, Кай-Люцій (Люцій и лорды уходятъ).

Королева.— Онъ удалился въ гнв, мы — причина

Всему, и это длаетъ намъ честь.

Клотенъ.— Дла недурны! (Охорашиваясь). Храбрые британцы

Желали сами этого!

Цимбелинъ.— Кай-Люцій

Писалъ отсюда къ Цезарю о томъ,

Что между насъ случилося, по этой

Причин мы должны скорй готовить

Орудія и всадниковъ: войска.

Которыя по Галліи стоятъ,

Онъ соберетъ незримо и нагрянетъ

На Англію.

Королева.— Теперь дремать нельзя…

Начнемъ работать быстро и отважно!

Цимбелинъ.— Мы это все предвидли и нын

Уже готовы… Но, моя царица,

Гд наша дочь? Она не выходила

При римлянахъ и намъ не воздала

Обычныхъ поздравленій съ утромъ, въ ней

Гораздо больше зла, чмъ доброты:

Мы это замчали!— Позовите

Ее сюда, мы къ ней ужъ слишкомъ мало

Оказывали строгости… (Дежурный уходитъ).

Королева.— Монархъ!

Со времени изгнанія Постума

Она жила въ большомъ уединеньи,

Отъ этого, милордъ, ее излчитъ

Одно лишь время! Умоляю васъ,

Не будьте съ ней въ рчахъ своихъ жестоки

Она такъ сильно чувствуетъ упреки.

Что строгія слова — смертельный ядъ

Для нжности ея (слуга возвращается).

Цимбелинъ.— Ну, гд-жъ она?

Чмъ можно извинить ея упорство?

Слуга.— Ея покои заперты, милордъ!

И какъ мы передъ ними ни кричали,

Изъ нихъ отвта не было.

Королева.— Милордъ,

Когда я къ ней въ послдній разъ ходила,

Она передо мною извинилась

Въ своемъ уединеніи, говорила,

Что къ этому принудила ее

Болзнь, и что за ней она не можетъ

Платить вамъ ежедневно должной чести!

Она тогда повдала мн это,

Но, за придворной суетой, невольно

Мн измнила память.

Цимбелинъ.— Какъ?! Вс двери

У Имоджены заперты? Ее

Съ недавнихъ поръ никто не видлъ?.. Небо

Молю тебя, пусть будетъ ложью то,

Чего я такъ боюсь!.. (Уходитъ).

Королева.— Клотенъ! ступай

За королемъ!

Клотенъ.— Пизаніо, слуги

Ея стариннаго, я также больше

Двухъ дней уже не видлъ.

Королева. Ну, ступай же,

Сыщи его! (Клотенъ уходитъ).

Пизаніо?.. Не тотъ ли,

Который такъ стоитъ за Леоната?..

Мое лкарство у него! О, еслибъ

Онъ проглотилъ его и потому

Отсутствовалъ! Онъ думаетъ, что это —

Безцнное сокровище!.. Но гд

Принцесса скрылась? Не тоска-ль ее

Взяла? Иль, окрыленная любовнымъ

Огнемъ, она къ Постуму улетла?

Безчестіе иль смерть ее постигли,

Въ обоихъ случаяхъ конецъ недуренъ…

Наслдница престола умерла —

Ко мн корона царства перешла! (Клотенъ возвращается).

Ну, что теперь, мой сынъ?

Клотенъ.— Она бжала,

Въ томъ нтъ сомннія! Скорй идите,

Утшьте короля: онъ вн себя,

Никто къ нему приблизиться не сметъ.

Королева.— Все хорошо!… О, еслибъ эта ночь

Лишиться дня могла ему помочь! (Уходитъ).

Клотенъ (одинъ) — Ахъ!.. Я люблю ее и ненавижу!

Она такъ царственна, такъ хороша…

У ней одной чудесъ природы больше,

Чмъ въ каждой лэди, чмъ у многихъ лэди!

Чмъ вообще у всхъ на свт лэди!

Въ ней собрано все лучшее изъ каждой

Красавицы, и потому она,

Какъ сумма всхъ красавицъ, выше всхъ ихъ!..

Поэтому-то я ее люблю!

Но, съ той поры, какъ злость ко мн и страсть

Къ уроду Леопату омрачили

Весь умъ ея, испортили все то,

Что было у нея такъ дивно-нжно,—

Я ненавижу Имоджену, я

Готовъ ей отомстить безъ размышленій.

Когда глупцы ршаются… (Входитъ Пизаніо).

Кто здсь?

Какъ! Это ты, голубчикъ, строишь шашни?

Поди сюда… Такъ вотъ кто наша сваха!

Злодй, гд госпожа твоя? Отвтствуй

На первомъ слов: иначе въ мгновенье

Ты полетишь къ чертямъ!

Пизаніо.— О, добрый лордъ!..

Клотенъ.— Гд госпожа твоя? Не то Зевесомъ

Клянусь, тебя я больше не спрошу.

Нмой злодй! Я тайну эту вырву

Изъ сердца твоего, иль вырву сердце,

Чтобъ отыскать ее! Она съ Постумомъ,

Въ которомъ драхмы доблестей не выжмешь

Изъ кучи низостей?

Пизаніо.— Увы, милордъ!

Какъ быть ей съ нимъ? Давно-ль она исчезла,

А онъ въ Италіи…

Клотенъ.— Такъ гд-жъ она?

Скорй къ концу, безъ дальнихъ запирательствъ:

Открой мн все… Что сдлалось съ принцессой?

Пизаніо.— Достойный лордъ!

Клотенъ.— Достойный негодяй!

Скажи мн сразу, гд твоя принцесса,

На первомъ слов, безъ ‘достойныхъ лордовъ’ —

Скажи, не то, молчаніе твое

Теб смертельнымъ будетъ приговоромъ!

Пизаніо.— Здсь, сэръ, въ письм, исторія всего,

Что знаю я о бгств Имоджены… (Отдаетъ ему письмо).

Клотенъ.— Давай сюда! Я погонюсь за ней,

Вплоть до ступеней Августова трона!

Пизаніо (Въ сторону).— Одно изъ двухъ: иль это, или гибель! *)

*) Джонсонъ влагаетъ эти слова въ уста Клотена, но они не согласуются съ общимъ духомъ этой сцены.

Она довольно далеко, письмо же

Его запутаетъ и ей не страшно…

Клотенъ (Читая письмо).— Гмъ!..

Пизаніо.— Напишу къ нему, что умерла

Она… О, Имоджена! Будь спокойна

Въ пути и къ намъ спокойно возвратись!

Клотенъ.— А что, дружище, въ письм-то подлога нтъ?

Пизаніо.— Конечно!

Клотенъ.— И знаю, это почеркъ Постума. Голубчикъ! Если ты не имешь поползновенія быть мошенникомъ, если ты хочешь мн служить врою и правдою, исполнять съ достойнымъ рвеніемъ вс порученія, которыя только я возложу на тебя, то-есть, если ты будешь длать точно и неизмнно всевозможныя низости, которыя я буду теб заказывать, я тебя, любезнйшій, стану считать честнымъ малымъ, ты не будешь нуждаться въ моей помощи и въ моемъ голос для твоей карьеры. ,

Пизаніо.— Согласенъ, мой добрый лордъ…

Клотенъ.— Ну, хочешь мн служить? Подумай: если ты съ такимъ примрнымъ терпньемъ и постоянствомъ угождалъ нагой фортун этого убогаго Постума, теб легко изъ благодарности стать что ни на есть прилежнымъ слугою моей фортуны! Говори, хочешь быть моимъ слугою?

Пизаніо.— Хочу, сэръ.

Клотенъ.— Давай же-руку. Вотъ теб мой кошелекъ. Имется ли у тебя что-нибудь изъ платья твоего послдняго господина?

Пизаніо.— Есть, милордъ, у меня на дому то самое платье, въ которомъ онъ былъ во время прощанія съ милэди Имодженой.

Клотенъ.— Первая работа, какую ты сдлаешь мн, вотъ въ чемъ должна состоять: принеси, дружище, завтное платье сюда. Пусть это будетъ твоею первою услугой. Ступай.

Пизаніо.— Слушаю, милордъ (Уходитъ).

Клотенъ.— Встртить тебя въ Мильфордской гавани… Ахъ! Я и позабылъ разспросить его объ одной важнйшей вещиц — какъ бы это вспомнить?.. Именно! Тамъ я доканаю тебя, негодный Постумъ!— Если бы это платье принесли скоре?.. Когда-то она проговорилась мн — и горечь этого до сихъ поръ отзывается въ моемъ сердц — что худшая одежда Постума наполняетъ ее большимъ восторгомъ, чмъ моя джентльменская особа, со всми приправами моихъ доблестей… Въ этой-то самой одежд на моей спин, я прежде всего убью его, и убью передъ ея собственными глазами, она увидитъ всю мою отважность и лопнетъ съ отчаянія… Когда онъ растянется у моихъ ногъ и я, надругавшись надъ его трупомъ, насыщу мою страсть, въ насмшку ей, въ томъ же плать, я прогоню ее пинками домой. Она веселилась, отвергнувъ меня, а я наслажусь моимъ мщеньемъ… (Пизаніо возвращается съ платьемъ). Ото то самое платье?

Пизаніо.— Точно такъ, мой благородный лордъ.

Клотенъ.— Сколько времени прошло съ тхъ поръ, какъ она дала тягу въ Мильфордъ?

Пизаніо.— Она теперь уже тамъ…

Клотенъ.— Отнеси же этотъ нарядъ въ мою спальню, и да будетъ теб извстно, что это мой второй теб приказъ! Третій состоитъ въ томъ, что ты долженъ быть нмъ въ отношеніи моихъ плановъ. Смотри же, исполни все, какъ надо, и врнйшее повышеніе будетъ теб наградою!— Месть моя теперь прогуливается въ Мильфорд! О, когда-бъ у меня были крылья, полетлъ бы я вслдъ за нею!.. Ступай, и будь честенъ! (Уходитъ).

Пизаніо (Одинъ.) — Ты далъ мн приказаніе погибнуть!

Затмъ, чтобъ врнымъ быть теб, чего

Я не осмлюсь сдлать, значитъ быть

Лжецомъ передъ честнйшимъ изъ людей!

Ступай въ Мильфордъ, ты тамъ ужъ не отыщешь

Той, за которой гонишься! Сойдите,

Благословенья неба, на нее!..

Пусть медленность скреститъ Клотену ноги

И да убьетъ его среди дороги! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Долина передъ пещерою Белларія. (Входитъ Имоджена, въ мужскомъ плать).

Имоджена.— Печальна жизнь людей! Я утомилась,

Дв ночи мн земля была постелью.

Я заболла-бъ, если-бъ не моя

Ршительность!.. Когда Мильфордъ съ горы

Мн указалъ Пизаніо, онъ казался

Вблизи… О, Зевсъ! Неужели -жилища

Бгутъ отъ бдняковъ, едва они

Въ нихъ захотятъ укрыться отъ ненастья?

Меня два нищихъ нынче увряли,

Что я не заблужусь: народецъ этотъ

Солгалъ, а между тмъ, страдаетъ самъ

И знаетъ, что такое судъ и пытка!..

Нтъ чуда, если нынче богачи

Безъ мры лгутъ, солгать отъ нищеты

Не такъ ужасно, какъ солгать отъ жиру:

Ложь богачей гршне лжи убогихъ!

Мой милый мужъ! Ты нын также лжецъ… .

Едва тебя я вспомнила, мой голодъ

Исчезъ невидимо, а передъ этимъ

Я отъ него едва могла стоять!—

Что тутъ такое?.. Горная тропинка!

Ужъ не жилище-ль это дикаря?

Нтъ, лучше мн не кликать никого…

Мн страшно отозваться… Голодъ, прежде

Чмъ умертвить природу, придаетъ

Ей храбрости… Довольство и покой

Разводятъ трусовъ, крпость же и сила —

Мать крпостей *)… Эй! Кто тутъ? Если тварь

*) Здсь наивная, резонерствующая красавица острить: слово ‘hardness’ значитъ крпость, сила, а слово ‘hardiness’ — крпость, фортъ, цитадель.

Изъ общества людей — такъ говори!

Когда-жъ дикарь — ‘возьми, или подай!’

Эй!— Нтъ отвта?.. Ну, такъ я войду!..

Но прежде выну мечъ, и если врагъ мой,

Подобно мн, его боится, онъ

Не взглянетъ на него… О небо, дай мн

Такихъ враговъ! (Входитъ въ пещеру).

(Изъ лса выходятъ Белларій, Гвидерій и Арвирагъ).

Белларій.— Ты, Полидоръ, былъ лучшій изъ ловцовъ,

Поэтому ты — царь трапезы нашей!

А мы съ Кадваломъ разыграемъ роль

Слуги и повара: таковъ у насъ

Былъ уговоръ! Искусство и работа

Безъ цли портятся и загниваютъ!

Пойдемъ, желудки паши все приправятъ…

Усталость спитъ на камняхъ, лнь же часто

Суровыми находитъ и подушки!

Да будетъ миръ съ тобой, нашъ скромный домикъ,

Ты самъ свой сторожъ!

Гвидерій.— Я усталъ ужасно…

Арвирагъ.— Я-жъ духомъ слабъ, но голодъ мой силенъ!

Гвидерій.— Въ пещер есть холодная похлебка:

Закусимъ-ка слегка, пока зажаримъ

То, что убили мы.

Белларій (Смотря въ пещеру).— Стой, не входи!..

Когда-бы нашей пищи онъ не лъ,

Я принялъ-бы его за фею!..

Гвидерій. Что тамъ?

Белларій.— Клянусь Зевесомъ, это духъ! А если

Не онъ, такъ ужъ какъ разъ земное диво!

Какъ будто божество, а между тмъ,

Не старше мальчика… (Входитъ Имоджена).

Имоджена.— О, будьте такъ

Добры, не обижайте сиротинку!

Я кликалъ прежде, чмъ сюда вошелъ,

Хотлъ спросить или купить того,

Что взялъ я здсь… Свидтель Богъ! Я кротки

У васъ не утащилъ бы, еслибъ даже

Вы золотомъ усыпали пещеру!

Вотъ деньги за обдъ: я на стол,

Покушавши, оставить ихъ хотлъ,

Чтобъ на пути молиться за хозяевъ.

Гвидерій.— Какъ! деньги, милый мальчикъ?

Арвирагъ.— Серебро

И золото скоре грязью станутъ…

Ихъ почитаютъ только т, которымъ

Навозъ цннй всего…

Имоджена.— Я вижу, вы

Разгнвались. Но знайте, еслибъ смерти

Вы за вину не предали меня,

И безъ вины скончался-бъ я сегодня!

Белларій.— Куда же ты идешь теперь?

Имоджена.— Въ Мильфордъ.

Белларій.— А какъ тебя зовутъ?

Имоджена.— Фидельо, сэръ!

Одинъ мой родственникъ похалъ въ Римъ

И долженъ отправляться изъ Мильфорда,

Я шелъ теперь къ нему, но сильный голодъ

Меня подскъ, и я свершилъ проступокъ.

Белларій.— Прошу тебя, мой несравненный мальчикъ,

Не принимай насъ за зврей, не мряй

По нашему жилищу нашихъ чувствъ!

Будь добрымъ гостемъ!.. Ночь не за горами…

Ты на дорогу долженъ хорошенько

Покушать… Погоди-жъ и закуси:

Ты этимъ насъ обяжешь много!— Дти,

Просите гостя.

Гвидерій.— Еслибъ ты, малютка,

Былъ женщиной, я страшно-бъ за тобой

Ухаживалъ, теб служить желалъ бы

И честно-бы купилъ твою любовь!

Арвирагъ.— Я-ж,ъ утшаюсь тмъ, что онъ мужчина,

Люблю его, какъ брата, и встрчаю,

Какъ друга, посл тягостной разлуки.

Добро пожаловать! Будь веселъ! Ты

Среди друзей своихъ…

Имоджена (Въ сторону).— Среди друзей!..

О, если-бъ между братьевъ? Если-бъ въ нихъ

Отецъ мой сыновей своихъ увидлъ?

Тогда-бъ упала я въ цн, и всъ мой

Сравнялся бы съ тобою, Леонатъ!

Белларій.— Онъ грустенъ.

Гвидерій.— Если-бъ мн его утшить!

Арвирагъ.— И я готовъ, что ни случилось бы,

Какихъ бы это страховъ и заботъ

Ни стоило!

Белларій.— Послушайте-ка, дти (Шепчутся втроемъ).

Имоджена.— Властители земли, дворцы которыхъ

Не боле пещеры этой, слуги

Которыхъ вчно сами же они,

И къ добродтелямъ которыхъ совсть

Сама везд печати приложила,

Такъ что они въ дарахъ толпы кичливой

Нужды не знаютъ, врядъ ли этихъ двухъ

Способны превзойти?.. Простите, боги!

Съ тхъ поръ, какъ Леонатъ мой сталъ невренъ,

Я измняю полъ свой для того,

Чтобъ быть въ ихъ обществ.

Белларій (Вслухъ).— Такъ точно, дти.

Пойдемте, приготовимъ нашу дичь.

Иди и ты, прекрасный мальчикъ, трудно

Голодному разсказывать, когда-жъ

Мы кончимъ ужинъ свой, тебя мы скромно

Попросимъ намъ твою повдать повсть,—

Насколько ты захочешь говорить.

Гвидерій.— Пойди, прошу тебя.

Арвирагъ.— Ты намъ любезнй,

Чмъ ночь сов, а жаворонку утро.

Имоджена.— Благодарю васъ всхъ.

Арвирагъ.— Итакъ, войди же! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Римъ.— Форумъ (Входятъ: Два сенатора и трибуны).

Первый сенаторъ.— Вотъ все, что объявилъ намъ императоръ:

Солдаты наши въ дйствіи теперь,

Въ стран Паннонцевъ и Далматовъ, войско,

Что въ Галліи стоитъ, не столько сильно,

Чтобъ съ нимъ идти войною на возставшихъ

Британцевъ: мы должны для этой цли

Патриціевъ поднять!.. Онъ повеллъ

Проконсуломъ быть Люцію, а вамъ,

Трибуны, поручилъ скорй окончить

Наборъ.— Да здравствуетъ великій Цезарь!

Трибунъ.— И Люцій будетъ командиромъ войска?

Второй сенаторъ.— Такъ точно.

Трибунъ.— Люцій въ Галліи теперь?..

Первый сенаторъ.— Съ тмъ самымъ войскомъ, о которомъ я

Сказалъ, что вашъ наборъ его пополнитъ!

Слова приказа все распредляютъ:

Число набора и послдній срокъ

Похода…

Трибуны.— Мы исполнимъ все, какъ должно! (Удаляются).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Лсъ близъ пещеры. (Входитъ Клотенъ).

Клотенъ.— Я приблизился къ мсту, гд они должны встртиться, если Пизаніо врно начертилъ мн его планъ. Какъ ко мн пристало его платье! Отчего же не прійтись мн по мрк и его возлюбленной, которая сотворена тмъ же, кто сотворилъ портныхъ? По молв, всякая женщина приходится по мрк тому, кто подладится подъ мру ея вкуса! Разыграемъ же наше дльце. Я долженъ признаться — потому-что это вовсе не тщеславіе, если человкъ и его зеркало войдутъ въ тсныя сношенія, я хотлъ сказать, въ своей собственной комнат,— признаться, что формы тла у меня также изящны, какъ и у него: я не старше его и въ то же время сильне, я не уступлю ему въ богатств и, рядомъ съ этимъ, много счастливе его въ выгодахъ положенія общественнаго, я выше его по происхожденію, искусне въ свтскомъ обращеніи и въ единоборств: и эта легкомысленная голова любитъ его въ мой ущербъ! Таковы-то вс вы, о смертные человки! Постумъ, твоя голова теперь торчитъ на плечахъ, а черезъ часъ она слетитъ оттуда, твоя одежда разлетится въ клочки передъ ея лицомъ, по свершеніи же всего этого, ее погонятъ домой, къ ея отцу, который, пожалуй, немного и посердится на меня за этотъ строгій поступокъ, но моя матушка справляется съ его заносчивостью и все поправитъ въ мою пользу. Конь мой привязанъ надежно. Мечъ, вылзай — на кровавое дло! Фортуна, дай мн ихъ въ мои руки! По описанію, это, вроятно, мсто ихъ встрчи, простякъ не могъ меня обмануть… (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Передъ пещерою. (Выходятъ изъ пещеры: Белларій, Гвидегій, Арвирагъ и Имоджена).

Белларій (Имоджен).— Вы нездоровы, подождите здсь,

Въ пещер, мы зайдемъ къ вамъ посл ловли.

Арвиpaгъ (Имоджен).— Братъ, подожди… Вдь мы съ тобою братья?

Имоджена.— Вс люди — братьями должны считаться,

Но персть земная передъ перстью часто

Гордится, позабывъ, что об — персть. Я боленъ.

Гвидерій (отцу и брату).— Охотьтесь вы, а я останусь съ нимъ.

Имоджена.— Я нездоровъ, но не въ такой ужъ сил,—

Не такъ, какъ гражданинъ женоподобный,

Который не успетъ заболть,

Какъ ужъ дрожитъ и труситъ умереть…

Поэтому прошу меня оставить

И приниматься за дневной вашъ трудъ:

Разстроить дорогой обычай, значитъ

Разстроить все! Я боленъ, но, оставшись

Со мной, вы тмъ не въ силахъ мн помочь!

Общественность — не утшенье тмъ,

Кто чуждъ общественности, неопасна

Болзнь моя съ тхъ поръ, какъ я о пей

Могу судить. Итакъ, прошу васъ, вврьте

Меня пещер вашей, я могу

Украсть лишь одного себя, но если

Скончаюсь я, такъ это воровство

Не велико!

Гвидерій.— Тебя я обожаю —

И это я не разъ ужъ говорилъ —

Сильнй и жарче, чмъ любилъ бы я

Отца роднаго!

Белларій.— Что такое? какъ?!

Арвирагъ.— Когда гршно такъ выражаться, я

Себя къ поступку брата пріобщаю!

Не знаю, почему я такъ люблю

Фиделіо!.. Вы сами говорили,

Что въ разсужденьяхъ страсти нтъ разсудка..

Когда-бъ стоялъ у двери страшный гробъ,

И у меня спросили бы, кто долженъ

Скончаться,— я отвтилъ бы: отецъ,

А не прекрасный юноша!

Белларій (въ сторону).— О, диво

Природы! голосъ царственнаго духа!

О, дтище достойнаго величья!

Трусливость — мать трусливости, а низость

Рождаетъ низость, у природы есть

Мякина и мука, краса и гадость…

Я не отецъ имъ! Кто же этотъ мальчикъ?

Онъ удивляетъ ихъ, они его

Сильнй меня отнын любятъ. (Громко). Дти

Уже девятый часъ.

Арвирагъ.— Прощайте, братъ.

Имоджена.— Желаю вамъ успха на охот.

Арвирагъ.— А я желаю вамъ здоровья.— Сэръ,

Идемте! въ путь!..

Имоджена.— (Въ сторону).— Добрйшія созданья!

О, боги! Сколько лжи мн насказали!

Льстецы меня уврили, что все,

Чего нтъ въ городахъ, ужасно дико…

Но, опытъ, ты ихъ рчи опровергъ!

Побдныя моря рождаютъ гадовъ,

А рчки производятъ вкусныхъ рыбъ!..

Я очень боленъ, сердце нездорово…

Пизаніо, теперь я испытаю

Твое лкарство!

Гвидерій.— Онъ мн ничего

Не захотлъ раскрыть, онъ говорилъ:

‘Я благороденъ, по постигнутъ горемъ,

‘Я удрученъ безчестіемъ, но честенъ!’

Арвирагъ.— Онъ то же мн повдалъ, но прибавилъ,

Что я впослдствіи узнаю больше.

Белларій.— Въ поля, въ поля: мы васъ пока оставимъ,

Идите же въ пещеру, ждите пасъ.

Арвирагъ.— Мы не надолго васъ покинемъ.

Белларій. Будьте- жъ

Здоровы, умоляю васъ, вы нашей

Хозяюшкой останетесь.

Имоджена.— Здоровъ ли,

Иль нездоровъ я буду: я вашъ другъ!

Белларій.— И такъ всегда да будетъ! (Имоджена уходитъ).

Этотъ мальчикъ

Мн кажется отродіемъ боговъ,

Хоть и томится тяжкой онъ бдою.

Арвирагъ.— Какъ горній духъ, онъ нжно распваетъ.

Гвидерій.— А какъ его стряпня щеголевата!

Коренья онъ фигурками изрзалъ

И заварилъ такой бульонъ, что, право,

Когда-бъ сама Юнона заболла,

Богиню онъ какъ разъ бы излчилъ!

Арвирагъ.— Какъ часто онъ съ улыбкой вздохъ мшаетъ!

Ну, точно, словно вздохъ о томъ груститъ,

Что онъ не можетъ быть ея улыбкой!..

Улыбка же надъ вздохомъ все трунитъ,

Что изъ такой святыни онъ летитъ,

И хочетъ породниться съ буйнымъ втромъ,

Котораго не любятъ такъ матросы.

Гвидерій.— Мн кажется, что горе и терпнье

Въ немъ возросли и заплелись корнями.

Арвирагъ.— Рости-жъ, терпніе! а ты, загнившій

Старикъ, несчастіе, убей свой плодъ —

И юный виноградъ да зацвтетъ!

Белларій.— Давно ужъ день. Идемъ, впередъ. Кто здсь?

(Входитъ Клотенъ).

Клотенъ.— Не въ силахъ я настигнуть бглецовъ.

Мошенникъ надо мною подсмялся!

Я утомленъ ужасно.

Белларій. (Въ сторону).— Бглецовъ?

Не мы ли? Я его отчасти знаю…

Когда бы намъ въ ловушку не попасть!

Я много лтъ его уже не видлъ,

Но, кажется, теперь его узналъ… (Громко).

Законы насъ не пощадятъ, бжимъ!

Гвидерій.— Но онъ одинъ!.. Ступайте лучше съ братомъ

И посмотрите, нтъ ли здсь конвоя?

Впередъ, прошу васъ! Я же съ нимъ останусь. (Белларій и Apвupaгъ уходятъ).

Клотенъ.— Стой!.. Кто вы, что бжите отъ меня?

Должно быть, негодяи горцы?.. Я

Наслышался о васъ… Эй, кто ты, трусъ?

Гвидерій.— Я въ жизнь свою не длалъ вещи низкой,

На имя трусъ — всегда я отвчалъ

Ударомъ.

Клотенъ.— Ты разбойникъ, ты преступникъ,

Ты негодяй!— Сдавайся, гнусный воръ!

Гвидерій.— Кому? теб? Да кто же ты такой?

Или твой мечъ длинне моего?

Иль сердце у тебя побольше?… Рчи

Твои, я сознаюся, велики,

А я кинжала не ношу во рту…

Скажи-жъ, кто ты такой? Кому мн сдаться?

Клотенъ.— Ахъ, низкій ты злодй! И по одежд

Меня ты не узналъ?

Гвидерій.— Такъ точно, другъ,

И твоего портнаго я не знаю,

Портной теб былъ ддомъ: онъ родилъ

Твою одежду, а она, какъ видно,

Тебя произвела.

Клотенъ.— Слуга неврный!

Не мой портной одежду эту сшилъ.

Гвидерій.— Такъ прочь поди, и поклонись тому,

Кто подарилъ теб одежду эту.

Ты глупъ! Тебя не въ силахъ я прибить.

Клотенъ.— Негодный воръ! Узнай, кто я такой,

И трепещи!

Гвидерій.— Ято-жъ у тебя за имя?..

Клотенъ.— Я… я… Клотенъ, мерзавецъ!

Гвидерій.— Будь вдвойн

Клотенъ мерзавецъ — этого не струшу…

Паукъ, змя, скоре-бъ испугался!

Клотенъ.— Такъ, знай же — тмъ тебя я доканаю —

Я — королевы сынъ!

Гвидерій.— Какъ жаль, бдняга,

Что вышелъ ты не въ мать и не въ отца!

Клотепъ.— Что-же не трепещешь ты?

Гвидерій.— Я только умныхъ

Боюсь, а дуракамъ смюсь въ лицо.

Клотенъ.— Умри-жъ! Когда же собственной рукою

Убью тебя, я погонюсь за тми,

Что убжали, и на воротахъ

Могучей Люды головы злодевъ

Воткну… Сдавайся, непокорный горецъ! (Уходятъ, сражаясь).

(Входятъ Белларій и Арвирагъ).

Белларій.— Въ окрестности я никого не видлъ.

Арвирагъ.— Нтъ ни души! Вы, врно, въ немъ ошиблись!

Белларій.— Не знаю, какъ сказать. Ужъ много лтъ

Прошло съ тхъ поръ, какъ я его не видлъ,

Но отъ годовъ черты его лица

Ничуть не стали лучше: тотъ же голосъ

Порывистый и та-жъ охриплость рчи…

Я убжденъ, что это былъ Клотенъ!

Арвирагъ.— Мы ихъ оставили на этомъ мст…

Когда бы братъ Клотена не обидлъ!

Вы говорили, что Клотенъ горячъ…

Белларій.— Онъ мало такъ развитъ для человка,—

Я думаю, что врядъ ли въ толкъ возьметъ,

Что значитъ ярый ужасъ, только сила

Ума даетъ уразумть опасность…

Но посмотри, твой братъ! (Входитъ Гвидерій съ головою Клотена).

Гвидерій.— Хвастунъ былъ глупъ:

Порожній кошелекъ, безъ крошки денегъ,

Самъ Геркулесъ не могъ бы изъ него

Частицы мозгу выжать, онъ былъ пустъ!

Когда бы я не поступилъ, какъ надо,

Глупецъ мою бы голову понесъ,

Какъ я несу его…

Белларій.— Ахъ! Что ты сдлалъ?!

Гвидерій.— Онъ звалъ меня измнникомъ, злодемъ,

Клялся, что собственной рукой убьетъ

Всхъ насъ и наши головы снесетъ

Долой съ тхъ плечъ, гд, милостью боговъ,

Он красуются, и на воротахъ

Могучей Люды ихъ воткнетъ.

Белларій.— Мы вс

Погибли!

Гвидерій.— Что же намъ, отецъ достойный,

Еще терять возможно, кром жизни,

Которую отнять онъ поклялся?

Законы насъ съ тобой не защитятъ,

Зачмъ же намъ безславно покоряться,

Чтобъ насъ судилъ и былъ намъ палачомъ

Кусокъ говядины, изъ-за угрозъ закона?

Нашли ли вы кого-нибудь въ лсу?

Белларій.— Мы ни души вокругъ не отыскали,

Но я наврно знаю, онъ не могъ

Явиться безъ конвоя! Ежечасно

Онъ измнялъ свои нравъ, переходя

Отъ злого къ худшему, но ни безумство,

Ни бшенство его такъ далеко —

И одного притомъ — не завлекли бы!..

Поэтому, быть можетъ, при двор

Узнали, что живутъ въ лсу, въ пещер,

Похожіе на насъ ловцы, что эти

Ловцы современемъ составить могутъ

Мятежную толпу, услышавъ это,

Онъ, по привычк, вышелъ изъ себя,

Далъ клятву, что прогонитъ насъ изъ лса,

И, вроятно, бросился одинъ,—

Но храбрости-ль своей, иль потому,

Что такъ ему дозволили: и должно

Бояться, какъ бы у такого тла

Хвостъ не былъ бы опаснй головы!..

Арвирагъ.— Пускай идетъ бда, по вол неба,

Мой братъ былъ правъ, его я не виню.

Белларій.— Сегодня я охотиться не думалъ:

Фиделіо, бдняжка, захворалъ,—

Болзнь его меня тревожитъ сильно!

Гвидерій.— Его-жъ мечомъ, которымъ онъ махалъ

Надъ головой моей, я ловко снялъ

Съ безумца голову, пойду, заброшу

Ее въ заливъ, что за утесомъ нашимъ,

Пускай она плыветъ себ морями

И каждой рыб говоритъ, что это —

Остатокъ храбреца! Мн все равно… (Уходитъ).

Белларій.— Боюсь, чтобы не отомстили намъ!

Желалъ бы я, чтобъ милый Полидоръ

Не сдлалъ этого! хотя отвага

Къ его лицу пристала такъ…

Арвирагъ.— О, если-бъ

Я это сдлалъ и подвергся мести

Одинъ! Я Полидору братски преданъ,

А между тмъ завидую ужасно,

Что онъ меня ограбилъ въ этомъ дл…

Желалъ бы я, чтобъ месть, какую только

Возможно сил встртить, къ намъ явилась

И на отвтъ меня съ нимъ позвала!

Белларій.— Ну, дло сдлано: мы нынче больше

Охотиться не будемъ и безъ цли

Опасностей не станемъ накликать.

Прошу тебя, ступай скорй въ пещеру

И помоги Фиделіо въ стряпн.

Я-жъ подожду прихода Полидора

И позову его обдать съ нами.

Арвирагъ.— Фиделіо, бдняжка, мой больной!

Отъ всей души къ теб я поспшу:

Чтобъ возвратить теб румянецъ прежній,

Я сотн храбрецовъ такихъ готовъ

Посбавить крови и еще начну

Хвалиться кротостью моей!.. (Уходитъ).

Белларій.— Богиня,

Безсмертная природа! Какъ твой образъ

Отпечатлнъ на царственныхъ птенцахъ!

Ихъ нравъ нжне втерка, который

Лепечетъ вкругъ фіалки, не сгибая

Ея головки сладостно-душистой,

И, между тмъ, чуть царственная кровь

Зажжется, этотъ нравъ и дикъ, и буренъ,

Какъ втеръ, отъ котораго сосна

Нагорная свою вершину клонитъ

И падаетъ въ долину… Чудеса!

Незримое чутье безъ всякой книги

Ихъ царственнымъ пріемамъ научаетъ:

Безъ руководства въ нихъ вселяетъ честь,

Безъ посторонняго примра — знанье

Приличій свтскихъ, наконецъ, отвага

Ростетъ въ нихъ пышно и даетъ плоды,

Какъ будто кто отвагу эту сялъ!

Но больше странно то, зачмъ Клотенъ

Сюда пришелъ, и что пророчитъ намъ

Его конецъ печальный? (Возвращается Гвидерій).

Гвидерій.— Гд мой братъ?

Башку врага пустилъ я по теченью,

А трупъ его залогомъ къ возвращенью

У насъ останется! (Слышны торжественные звуки печальной гармоніи).

Белларій.— Мой инструментъ

Завтный! Полидоръ, ты слышишь, онъ

Играетъ! Для чего Кадвалъ привелъ

Его въ движеніе? Послушай!

Гвидерій.— Разв

Онъ дома?

Белларій.— Онъ сейчасъ туда вошелъ.

Гвидерій.— Что-жъ онъ задумалъ? Съ той поры, какъ наша

Бдняжка-матушка скончалась, я

Не слышалъ музыки его! Событьямъ

Торжественнымъ торжественные знаки

Предшествуютъ. Что-жъ это предвщаетъ?

Восторгъ изъ пустяковъ и грусть изъ шутки —

Забава обезьянъ и плачъ мальчишекъ!

Ужъ не съ ума-ль сошелъ Кадвалъ? (Возвращается Арвирагъ,

неся на рукахъ Имоджену въ летаргическомъ сн).

Белларій.— Взгляни,

Вотъ онъ идетъ и на рукахъ несетъ

Причину нашихъ строгихъ порицаній.

Арвирагъ.— Скончалась птичка, о которой такъ

Мы убивались! Лучше-бъ я мгновенно

Съ шестнадцати на шестьдесятъ годовъ

Перескочилъ и быстрые шаги

Смнилъ клюкой, чмъ это все мн видть!

Гвидерій.— О, сладкая, прелестная лилея!

Ты на стебл была миле вдвое,

Чмъ на рукахъ у брата моего.

Белларій.— О, горе, о, печаль! Кто можетъ бездну

Твою измрить? Кто отыщетъ берегъ,

Который бы для тягостныхъ заботъ

Представить могъ надежнйшую пристань?

Блаженное дитя! Юпитеръ знаетъ,

Какой бы изъ тебя развился мужъ

Впослдствіи! Тебя во гробъ вогнали

Мученія довременной печали…

Безцнный мальчикъ! Какъ его нашли вы?

Арвирагъ.— Безъ жизни, какъ теперь: съ улыбкой, словно,.

Его во сн пощекотала мушка,

А не стрла смертельная, отъ этой

Причины и смялся онъ, склонившись

На изголовье правою щекой…

Гвидерій.— Гд?

Арвирагъ.— На полу,— и такъ сложивши руки!..

Мн показалось, что малютка спитъ!

И снялъ я съ ногъ, подкованную обувь,

Которой тяжесть черезчуръ ужъ громко

Моимъ шагамъ пугливымъ отвчала!..

Гвидерій.— Да, онъ заснулъ! а ежели скончался,

Такъ онъ могилу обратитъ въ постель:

И феи чудныя къ нему на гробъ

Слетаться станутъ, и его не тронетъ

Могильный червь!..

Арвирагъ.— Душистыми цвтами,

Всю жизнь свою, пока сіяетъ лто,

Я стану гробъ Фидельо убирать:

Не будетъ онъ нуждаться ни въ веснянкахъ,

Цвточкахъ блдныхъ, какъ его лицо,

Ни въ гіацинтахъ, голубыхъ, какъ жилки

Его руки, ни въ листьяхъ алыхъ розъ,

Которыхъ ароматъ (не въ порицанье

Будь это сказано) гораздо хуже

Его дыханья, это все наноситъ

Ему щегленокъ милосерднымъ клювомъ,

И слабый клювъ щегленка пристыдитъ

Наслдниковъ, которые въ довольств,

Безъ монументовъ оставляютъ гробы

Своихъ отцовъ!.. Когда-жъ цвты пройдутъ,

Его могилк зимнюю одежду

Пушистый мохъ замнитъ у меня!

Гвидерій.— Прошу тебя, довольно, не играй

Женоподобными словами въ дл

Высокой важности! Пойдемъ, схоронимъ

Его: къ чему откладывать нашъ долгъ

Изъ-за ненужныхъ возгласовъ… Къ могил!

Арвирагъ.— Но гд, скажи, его намъ положить?

Гвидерій.— Близъ нашей матушки, близъ Эрифилы.

Арвирагъ.— Охотно, Полидоръ, притомъ, хотя

Съ лтами огрублъ нашъ нжный голосъ,

Мы пропоемъ ему надъ гробомъ псню,

Какъ нкогда надъ матушкой мы пли,

Пусть будетъ та же пснь и т-жъ слова,—

Лишь имя Эрифилы намъ замнитъ

Фиделіо!

Гвидерій.— Кадвалъ, я не могу

Съ тобою пть, я буду плакать

И повторять одни твои слова:

Рыданіемъ разстроенная псня

Тяжка, какъ лицемрная молитва!

Арвирагъ.— Изволь, мы нашу пснь проговоримъ.

Белларій.— Я вижу, грусть тяжелую врачуетъ

Печаль, которая еще тяжеле!..

Нашъ храбрый врагъ забытъ!.. А между тмъ,

Онъ, кажется, былъ знатенъ и богатъ!

Да, дти, онъ явился къ намъ, враждуя,

Но вспомните, онъ пострадалъ за это!..

Хотя безсиліе и сила, вмст

Истлвъ, становятся все тмъ же прахомъ,

Благоговніе, сей ангелъ мира,

Различіе творитъ въ мстахъ величья

И низости… Бднякъ пришлецъ, какъ видно,

Былъ знатенъ, онъ явился къ намъ врагомъ,

И вы его за то лишили жизни,

Теперь же вы его должны по сану

Похоронить.

Гвидерій.— Прошу васъ, принесите

Его сюда. Безмолвный трупъ Терсита

Аяксу не уступитъ, если оба

Они скончались *).

Арвирагъ.— Вы за нимъ идите,

А мы проговоримъ покуда псню

Свою: начни же, братъ! (Белларій уходить).

Гвидерій.— Нтъ погоди,

Кадвалъ, его чело сперва къ востоку

Положимъ, батюшка на то причины

Иметъ! **)

*) Thersites и Ajax. Терситъ — уродъ, насмшникъ и плугъ. Его убилъ Ахиллесъ ударомъ кулака, за его насмшки надъ тми изъ грековъ, которые плакали у изголовья умирающей Пентезилеи.— Аяксъ, сынъ князя Саламинскаго, знаменитъ своею борьбою съ Гекторомъ. Сраженный Улиссомъ въ борьб за оружіе Ахиллеса, онъ убилъ, вмсто врага своего, невиннаго бычка и, увидвъ свою ошибку, съ досады закололся.

**) Великій авторъ Цимбелина, сознавая, въ какую эпоху дйствуютъ у него, герои этой драмы, въ лиц язычника Белларія создалъ человка, который, какъ и все общество, современное имперіи Августа, былъ готовъ къ принятію Божественнаго ученія Христа. Самый поступокъ Белларія, забвеніе неправеднаго своего изгнанія и тщательное воспитаніе дтей Цимбелина, потомъ вс рчи его и, наконецъ, заступничество за британскаго короля и спасеніе его отъ меча Римлянъ — уже чисто христіанскія идеи и христіанскіе поступки.

Арвирагъ.— Въ самомъ дл.

Гвидерій.— Подойди же

И помоги мн приподнять.

Арвирагъ.— Ну, съ богомъ… (Надгробная псня).

Гвидерій.— Не бойся солнечнаго зноя,

Не бойся зимнихъ холодовъ,

Ты низошелъ подъ снь покоя,

Ты принялъ дань земныхъ трудовъ!

Краса и юность — все сгніетъ,

Всхъ гробовщикъ переживетъ!

Арвирагъ.— Не бойся лютости кичливыхъ,

Намъ не страшна тирановъ злость!

Не заводи одеждъ красивыхъ:

Теб равны и дубъ, и трость!

Искусство, мудрости внецъ,

Какъ ты, истлютъ, наконецъ.

Гвидерій.— Не бойся молніи падучей!

Арвирагъ.— Не бойся ужасовъ грозы!

Гвидерій.— Не бойся зависти ползучей!

Арвирагъ.— Не жди ни счастья, ни слезы!..

Оба.— Весна души, любовь — умретъ,

Всхъ гробовщикъ переживетъ!

Гвидерій.— Тебя не тронутъ чары!

Арвирагъ.— Колдунъ не околдуетъ!

Гвидерій.— Мертвецъ не поцлуетъ!

Арвирагъ.— Минуютъ зла удары!

Оба.— Забвенье и покой

Да будутъ надъ тобой!.. (Белларій возвращается съ т&#1123,ломъ Клотена).

Гвидерій.— Мы нашу псню кончили, кладите

Его сюда.

Белларій.— Вотъ нсколько цвтовъ,

Я къ ночи соберу вамъ больше, травы,

Покрытыя холодною росой,

Всего скорй идутъ для украшеній

Могилъ!.. На груди ихъ цвтовъ насыпьте:

Вы были т-жъ цвты, теперь же вы

Завяли, такъ завянетъ, наконецъ,

И изъ цвтовъ надгробный вашъ внецъ!..

Уйдемъ отсюда, станемъ на колни:

Земля дала ихъ міру, и она же

Ихъ заберетъ назадъ… Для нихъ прошло

И счастье добродтели, и зло! ( Уходятъ: Белларій, Гвидерій и Арвираіъ).

Имоджена (просыпаясь).— Такъ точно, сэръ, въ Мильфордъ!.. А гд-жъ дорога?

Благодарю!.. Все черезъ лсъ?— Прошу васъ,

Скажите, какъ отсюда далеко?—

Святые боги! Неужель шесть миль?

Всю ночь я шла безъ отдыха. По-правд,

Мн лучше лечь и отдохнуть немного…

Нтъ, стой! товарища не нужно мн! (Увидя трупъ).

О, боги и богини! Здсь цвты,—

Подобіе земного наслажденія,

И рядомъ съ ними — трупъ, эмблема горя!

Но, я надюсь, это — грезы сна!

Мн видлось, что я была въ пещер

Хозяйкою и поваромъ двухъ честныхъ

Созданій, нтъ, все это невозможно,

Стрла-ничто вонзилася въ ничто,

Все это мозгъ изъ воздуха настроилъ!..

Правдивые глаза у насъ нердко,

Подобно нашему разсудку, слпы!

Клянусь, я вся отъ ужаса дрожу:

И если нын въ небесахъ осталась

Хоть капля милосердія, не больше

Зрачка малиновки, святые боги,

Пошлите мн частицу милосердья!

А сонъ еще все тутъ, когда же я

Проснусь, онъ вн меня блуждаетъ, словно

Во мн самой, не въ мысляхъ, въ самыхъ чувствахъ!

Безглавый человкъ.— Въ плащ Постума!

Я узнаю черты его ноги…

Его рука! Меркурія ступня!

Станъ Марса и осанка Геркулеса!

Но гд же ликъ Юпитера?.. Убійство

На небесахъ свершилось!— Нтъ его!..

Пизаніо! Проклятія безумной

Гекубы, устремленныя на грековъ,

Съ моими вмст, пусть тебя замучатъ!

Ты, съ беззаконнымъ демономъ, Клотеномъ,

Убилъ милорда… Чтенье и письмо —

Все съ этихъ поръ исполнено измны?

Пизаніо проклятый — эти письма

Коварныя — Пизаніо проклятый!—

У лучшаго на свт корабля

Срубили мачту главную! Постумъ,

Гд голова твоя? Увы! гд это?

Гд, гд она? Пизаніо могъ и въ сердце

Тебя пронзить, а голову твою

Теб оставить… Какъ случилось это?

Пизаніо съ Клотеномъ, зло и похоть,

Мн это горе завщали въ немъ…

О, это ясно, ясно! Отдавая

Мн свой составъ, онъ уврялъ меня,

Что отъ него могу я излчиться:

А не нашла ли я его смертельнымъ

Для чувствъ? О, это самый лучшій доводъ!

Пизаніо съ Клотеномъ здсь виной…

Позволь же мн окрасить блдность щекъ

Въ твоей крови, чтобъ мы еще ужаснй

Казались тмъ, кто насъ въ трущоб этой

Случайно встртитъ!.. О, милордъ, милордъ! (Входятъ: Люцій, Капитанъ и другіе римскіе офицеры, за ними Гадатель).

Капитанъ.— По приказанью вашему, войска,

Которыя въ Бургундіи стояли,—

Пройдя проливъ, явилися въ Мильфорд

И ожидаютъ васъ на корабляхъ,

Они готовы.

Люцій.— Что изъ Рима пишутъ?

Капитанъ.— Сенатъ созвалъ патриціевъ и римскихъ

Сосдей, храбрость этихъ новобранцевъ

Намъ общаетъ многія услуги,

Они сюда стремятся подъ начальствомъ

Якима, брата стараго Сіенны.

Люцій.— Когда ихъ ждете вы?

Капитанъ.— Съ попутнымъ втромъ.

Люцій.— Такая быстрота немало свтлыхъ

Надеждъ влагаетъ въ насъ. Велите всмъ

Войскамъ произвести парадный смотръ,

Пускай слдятъ за этимъ капитаны… (Гадателю).

Ну, сэръ, что снилось вамъ въ послдній разъ

О предпріятіяхъ этого похода?..

Гадатель.— Прошедшей ночью боги мн послали

Видніе, молитвой и постомъ

Уразумлъ я тайное виднье!

Мн снилося: Юпитерова птица,

Орелъ Италіи, оставилъ Югъ

И, полетвъ сюда, на дикій Западъ,

Въ сіяніи небесномъ потонулъ…

Когда мой духъ не ослпленъ грхами,

Все это предвщаетъ намъ успхъ.

Люцій.— Почаще такъ дремли и никогда

Не ошибайся!— Стой… Что здсь за пень,

Безъ головы?— Развалины гласятъ,

Что зданіе когда-то было славно…

Какъ! пажъ!— Онъ умеръ или только дремлетъ?

Скоре умеръ: жизнь не ляжетъ спать,

Какъ здсь, съ умершимъ, на одну кровать.

Взгляните мальчику въ лицо.

Капитанъ.— Онъ живъ!

Люцій.— Такъ пусть же онъ о мертвец разскажетъ.

Эй, юноша! повдай намъ свою

Судьбу, она, мн кажется, достойна

Вопроса: разскажи, кого избралъ

Ты для себя кровавымъ изголовьемъ?

Кто мастерство природы благородной,

Красивый этотъ образъ измнилъ?

Чмъ ты участвуешь въ крушеньи этомъ?

И какъ оно произошло? Кто-жъ онъ?..

Кто ты?..

Имоджена.— Я, сэръ, ничто, когда же это

Не такъ, я самъ желаю быть ничмъ!

Мой господинъ былъ истинно-отважный

Британецъ и достойный человкъ:

Его убили горцы, нтъ на свт

Еще такихъ господъ, я обойду

Весь божій міръ отъ запада къ востоку,

Крича, моля о служб, встрчу много

Достойныхъ властелиновъ, буду всмъ

Служить по-правд, только никогда

Я не найду подобнаго владыки!

Люцій.— Увы, мой добрый мальчикъ! Ты меня

Своими воплями растрогалъ такъ же.

Какъ твой хозяинъ кровью, добрый другъ,

Повдай намъ его прозванье.

Имоджена.— Ричардъ

Дю-Шанъ. (Въ сторону). Я лгу, но ложь моя безвредна,

И если боги слышали ее —

Они меня простятъ, какъ я надюсь!

Что говорите вы?

Люцій.— Какъ звать тебя?

Имоджена.— Фиделіо *).

*) Это имя происходитъ отъ слова ‘Fides’ — честность, врность, добрая совсть.

Люцій.— Ты милое прозванье

Собою оправдалъ твое старанье,

Твой долгъ и имя у тебя рифмуютъ!..

Святая врность и святое имя!

Не хочешь ли ко мн ты перейти?

Не говорю, чтобъ господинъ твой новый

Былъ столько же хорошъ, но врь, тебя

Не мене любить онъ станетъ. Если-бъ

Самъ императоръ римскій написалъ

Мн о теб, чрезъ консула, порука

Его не такъ меня бы убдила,

Какъ самъ ты, другъ, съ достоинствомъ твоимъ.

Иди же къ намъ.

Имоджена.— Съ охотою, но прежде —

И пусть богамъ угодно будетъ это —

Я господина моего отъ мухъ

Запрятать постараюся, чуть только

Съумютъ вырыть гробъ вотъ эти ногти,

Потомъ его могилу я усыплю

Листочками и дикими цвтами,

Прочту надъ нею сотни дв молитвъ,

Какія только знаю, стану плакать,

Вздыхать, прощусь съ его безцнной службой,

И ужъ тогда за вами я пойду,

Когда меня принять вы захотите…

Люцій.— Да, добрый юноша, не господина,

Отца родного встртишь ты во мн.

Друзья мои! обязанности наши

Малютка намъ припомнилъ: поскорй

Отыщемъ лугъ красивыхъ маргаритокъ

И выроемъ концами нашихъ пикъ

И палашей походную могилу.

Пойдемъ! ты насъ заставилъ полюбить

Его и какъ солдата схоронить.

Утри-жъ свои хорошенькіе глазки:

Вслдъ за бдой судьба даритъ намъ ласки!— (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Комната во дворц Цимбелина. (Входятъ: Цимбелинъ, придворные и Пизаніо).

Цимбелинъ.— Идите и узнайте, лучше-ль ей?..

Она въ горячк съ той поры, какъ скрылся

Несчастный сынъ ея, она въ безумств,

И жизнь ея въ опасности! О, боги!

Какъ разомъ вы измучили меня!—

Исчезла ты, бдняжка Имоджена,

Ты, лучшая моя отрада въ жизни!

Жена моя на безнадежномъ лож,

Мн угрожаетъ страшная война,

А сынъ ея, который намъ такъ нуженъ

Въ годину бдствій, скрылся безъ слда!

Я пораженъ, я потерялъ надежды

Отрадныя… Но ты, сообщникъ зла,

Ты, врно, знаешь, гд она укрылась,

И хочешь насъ уврить, что не знаешь:

Твое признанье страшныя мученья

Исторгнутъ!

Пизаніо.— Жизнь моя въ рукахъ у васъ,

Что-жъ до моей высокой госпожи

Касается, я ровно ничего

Не знаю, гд она, куда укрылась

И возвратится-ль къ вамъ когда-нибудь!

Я вашему величеству, поврьте,

Мой государь, всей правдою служилъ!

1-й Лордъ.— Добрйшій государь, въ тотъ день, какъ наша

Принцесса скрылась, онъ былъ при двор:

Ручаюсь вамъ, онъ неподкупно вренъ

И вчно долгъ свой честно исполнялъ!

Что-жъ до Клотена,— вс старанья наши

Употребили мы, и онъ на-дняхъ

Найдется, безъ сомннья!..

Цимбелинъ (Пизаніо).— Время бурно!..

На этотъ случай мы теб пропустимъ!

Но — подозрнья наши не умрутъ.

1-й Лордъ.— Великій государь, отряды Римлянъ

Изъ Галліи сошли на берега

Британіи! На подкрпленье имъ

Сенатъ прислалъ патриціевъ свободныхъ.

Цимбелинъ.— Теперь нуждаюсь я въ совт сына

И королевы! Я теряюсь въ бездн!..

1-й Лордъ.— Добрйшій государь, приготовленья

Твои не только то, о чемъ ты-слышалъ,

Способны встртить: приходи громады

Обширне, ты и для нихъ готовъ!

Намъ только стоитъ дать движенье силамъ,

Которыя такъ долго ждутъ его…

Цимбелинъ…— Благодарю васъ! поспшимъ отсюда

И встртимъ бурю такъ, какъ къ намъ она

Является. Не римскія угрозы

Опасны намъ: меня терзаетъ горе

Домашнее.— Пойдемъ.— ( Уходятъ).

Пизаніо.— Ни одного

Письма не получалъ я отъ Постума,

Съ тхъ поръ какъ написалъ ему о мнимой

Кончин Имоджены. Это странно!

О ней я также слуховъ не имю,

Въ то время, какъ она дала обтъ

Почаще мн писать, и о Клотен

Я ничего не знаю!.. Это все

Пеня терзаетъ! Но да будетъ воля

Боговъ! Я лживъ и въ то же время честенъ!

Невренъ я для врности святой!

Пусть близкая война увидитъ силу

Моей любви къ отечеству, король

Узнаетъ преданность мою, не то

Погибну я въ безжалостномъ сраженьи!

Сомнніе съ годами пропадетъ —

И къ пристани корабль мой приплыветъ! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Передъ пещерою. (Входятъ Беллагій, Гвидерій и Арвирагъ).

Гвидерій.— Смятеніе вокругъ насъ.

Белларій.— Пойдемъ отсюда!

Арвирагъ.— Что за отрада въ жизни, если мы

Ее отъ длъ и предпріятій прячемъ?

Гвидерій.— Что за надежды въ этомъ укрываньи?

Насъ, какъ Британцевъ, Римляне убьютъ

Или, принявъ за варваровъ мятежныхъ,

Сперва заставятъ насъ себ служить,

А посл умертвятъ безъ сожалнья.

Белларій.— Повыше, въ горы сыновья мои!

Тамъ защитимся мы, за короля же

Намъ съ вами нтъ возможности стоять…

Не знаютъ насъ въ отрядахъ Цимбелина,

Поэтому, едва мы къ нимъ придемъ,

Насъ спросятъ, гд до сей поры мы жили?

И такъ у насъ исторгнется признанье

О томъ, что мы свершили, и отвтомъ

На нашу рчь намъ злая гибель будетъ!..

Гвидерій.— Все это, сэръ, пустое опасенье!

Въ такое время, вамъ не принесетъ

Оно нисколько пользы и нимало

Не убдитъ насъ съ братомъ.

Арвирагъ.— Невозможно,

Чтобъ, слыша близость римскихъ скакуновъ

И видя грозный пламень ихъ биваковъ,

Чтобы, занявъ свои глаза и уши

Предметами серьезными, какъ нын,

Они ршились узнавать о насъ

И тратить время въ розыскахъ о томъ,

Откуда мы явилися!

Белларій.— Въ отрядахъ

Меня какъ разъ узнаютъ!.. Вы со мной

Лишилися въ горахъ образованья

И безопасности разумной жизни!

И нтъ надежды вамъ достигнуть счастья,

Которое вамъ льстило въ колыбели!

Васъ лтній зной сжигаетъ и томитъ

И, какъ рабы, дрожите вы отъ стужи!..

Гвидерій.— Такъ лучше умереть, чмъ жить, какъ мы

Живемъ!— Прошу васъ, поспшимъ къ отрядамъ:

Насъ съ братомъ тамъ почти никто не знаетъ!

Васъ тоже позабыли, да притомъ

И устарли вы, и васъ, конечно,

Пытать не станутъ…

Арвирагъ.— Я туда иду,

Клянуся въ томъ сіяніемъ денницы!

Что я за вещь, когда до сей поры

Не видлъ я, какъ умираютъ люди,—

И видлъ кровь однихъ трусливыхъ зайцевъ,

Орленковъ, козъ и молодыхъ оленей?

Когда зжалъ я на такомъ кон,

Котораго здокъ не зналъ съ рожденья

Желзныхъ шпоръ у каблуковъ своихъ?

Мн совстно глядть на пламя солнца,

Вкушать его блаженное сіянье,—

Затмъ, что я такъ долго остаюсь

Невждою несчастнымъ.

Гвидерій.— Небесами

Клянусь, и я иду за братомъ, если

Угодно вамъ меня благословить

И отпустить, я позабочусь лучше

О дняхъ своихъ, когда-жъ вы не ршитесь

Благословить меня, пусть римскій мечъ

Ослушника безумнаго накажетъ!

Арвирагъ.— Я то же повторяю, сэръ… Аминь!

Белларій.— Съ тхъ поръ, какъ вы такъ мало дорожите

Своими днями, я не смю больше

Беречь свою угаснувшую жизнь!

И вслдъ за вами я пускаюсь, дти.—

Но если вы за родину падете,

Я лягу такъ же, дти, и найду

Себ постель на пол бранной славы!

Впередъ, впередъ! (Въ сторону). Нескоро мчится время:

Ихъ кровь пролиться жаждетъ и кипитъ,

Въ желаньяхъ принцевъ вижу ихъ стремленье

Всмъ объяснить свое происхожденье!

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Поле между британскимъ и римскимъ лагерями. (Входитъ Постумъ, съ окровавленнымъ платкомъ, полученнымъ отъ Пизаніо).

Постумъ.— Я сберегу тебя, платокъ кровавый,

По моему желанью ты окрашенъ!..

Что, если-бъ каждый мужъ мн подражалъ?

Какъ многіе, изъ-за пустой ошибки,

Убили бы своихъ прелестныхъ женъ,

Которыя самихъ ихъ превосходятъ?

Пизаніо! Не все, что намъ велятъ,

Обязанъ исполнять слуга достойный.

Онъ долженъ слушать честныхъ лишь приказовъ!

О, боги! если-бъ вы меня казнили

За вс мои проступки, никогда

Я не свершилъ бы этого убійства:

Спасли бы вы тогда для покаянья

Возвышенную сердцемъ Имоджену!

Одинъ бы я, несчастный и вполн

Достойный вашей мести, былъ наказанъ!..

Иныхъ изъ насъ, за малые грхи,

Вы по любви уносите отсюда,

Чтобъ мы не впали въ большіе проступки,

Другимъ же попускаете грхи

Смнять грхами худшими: злодевъ

Боятся вс, а имъ того и нужно!..

Но Имоджена — ваше достоянье:

Творите, какъ угодно вамъ, меня-жъ

Прошу благословить на послушанье!

Межъ римскими войсками я пришелъ

Сюда сражаться съ царствомъ Имоджены.

Но нтъ, пока довольно и того,

Что я твою, Британія, царицу

Убилъ: теб я ранъ не нанесу!..

Поэтому, властительное небо,

Мой честный планъ дослушай терпливо:

Я вновь сниму одежды пришлецовъ,

Переоднусь пахаремъ британскимъ

И такъ пойду сражаться противъ тхъ,

Которые пришли сюда войною!

И за тебя паду я, Имоджена,—

Затмъ, что каждый вздохъ мой за тебя —

Не жизнь, а смерть! Никто меня не знаетъ!

Не возбудя ни зависти, ни слезъ,

Предстану я передъ лицомъ кончины…

И да узнаютъ люди, что во мн

Достоинствъ больше, чмъ въ моихъ одеждахъ.

Сойди въ меня, отвага Леонатовъ! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Тамъ же (Входятъ: съ одной стороны — Люцій, Якимо и римское войско, съ другой — британское войско, Леонатъ Постумъ слдуетъ за нимъ простымъ солдатомъ. Вс проходятъ черезъ сцену. Тревога. Входятъ, сражаясь на поединк, Якимо и Постумъ, Постумъ побждаетъ, обезоруживаетъ Якимо и уходитъ).

Якимо.— О! Тяжесть преступленія убила

Въ моей душ все мужество! Я честь

Невинной женщины, принцессы этой

Страны, постыдной ложью омрачилъ,—

И самый воздухъ мстительнаго края

Во мн вс силы ослабляетъ!.. Рабъ,

Чернорабочій жизни, опрокинулъ

И побдилъ меня въ моемъ искусств!

Санъ рыцаря и почести мои

Теперь лишь признакъ гнуснаго паденья!

Когда твои, Британія, вельможи

Настолько-жъ лучше этого раба,

Насколько онъ патриціевъ моей

Отчизны превосходитъ,— вс вы боги,

А мы и для людей душой убоги! (Уходитъ).

Сраженіе продолжается. Британцы бгутъ, Цимбелинъ взятъ въ плнъ, въ помощь ему вб&#1123,гаютъ Белларій, Гвидерій и Арвирагъ.

Белларій.— Стой! стой!— За нами выгода сраженья:

Ущелье подъ защитою, ничто

Не выбьетъ насъ оттуда, кром низкой

Трусливости!

Гвидерій и Арвирлгъ.— Сражайтесь!.. Подождите!..

(Входитъ Постумъ и помогаетъ Британцамъ, они освобождаютъ Цимбелина и уходятъ.— Вслдъ за ними входятъ: Люцій, Якимо и Имоджена).

Люцій.— Прочь, мальчикъ, отъ отрядовъ, и спасайся:

Друзья друзей въ смущеньи убиваютъ,

И шумъ такой, какъ будто у войны

Повязка на глазахъ.

Якимо.— Къ нимъ подоспла

Подмога свжая!..

Люцій.— Престранный день!

Мы во-время должны войска усилить,

Не то, придется намъ скорй бжать! (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Другая часть поля битвы.— (Входятъ: Постумъ и британскій придворный).

Придворный.— Такъ ты пришелъ оттуда, гд сражались?

Постумъ.— Такъ, сэръ, а вы, мн кажется, оттуда,

Гд все бжало?

Придворный.— Точно такъ!

Постумъ.— Я васъ

Винить не смю: все-бъ мы потеряли,

Когда-бъ за насъ не стали небеса!

Король былъ схваченъ въ плнъ, ряды смшались,

Войска разстроились, и только тылъ

Британцевъ виденъ былъ, толпы бжали

По узкому ущелью… Врагъ веселый,

Въ крови языкъ купая, ликовалъ,

Что передъ нимъ головъ гораздо больше,

Чмъ у него мечей, однихъ разилъ

До смерти, до другихъ едва касался,

А третьи сами падали отъ страха!..

И узкое ущелье заградилось

Кровавыми тлами, у которыхъ

Весь тылъ израненъ былъ, и вчный стыдъ

Съ кончиной поджидалъ спасенныхъ трусовъ!

Придворный.— Гд-жъ это чудное ущелье?

Постумъ.— Возл

Скалы, вблизи которой мы сражались:

Оно въ окопахъ и покрыто мхомъ,

Его себ припасъ на всякій случай

Одинъ маститый воинъ, честный мужъ,

Я въ томъ ручаюсь, подвигомъ подобнымъ

Дни долгіе, какъ борода его

Сдая, заслужилъ онъ у отчизны…

Къ ущелью онъ дорогу проложилъ,

А съ нимъ еще два юноши тамъ были,

Птенцы, которымъ бы скоре шло

Плясать въ сел, чмъ лзть въ такую счу.

Да, лица ихъ красивй были масокъ,

Красиве всего, что прикрываетъ

Стыдливость и красу… Онъ закричалъ:

‘Въ Британіи лишь зайцы гибнутъ въ бгств,

‘А не солдаты, въ адъ стремятся т,

‘Которые бгутъ отъ битвы! Стойте!

‘Не то, мы обратимся въ грозныхъ Римлянъ

‘И воздадимъ вамъ, какъ скотамъ, все то,

‘Чего вы скотски такъ теперь бжите!

‘Взгляните погрознй назадъ — и вы

‘Ужъ спасены!— Постойте же, постоите!’

Три этихъ, какъ три тысячи бойцовъ

(Затмъ, что во глав отряда трое

Героевъ боле, чмъ весь отрядъ,

Который ничего не хочетъ длать),

Три этихъ, со словами: стойте, стойте!

И съ выгодою мстности, а больше,

Чаруя всхъ достоинствомъ своимъ

(Которое могло бы обратить

Въ копье и самое веретено),

Зажгли опять поблеклыя ланиты

И пробудили стыдъ и пылъ отваги!

Одни, которые изъ подражанья

Въ негодныхъ трусовъ обратились (грхъ,

Великій грхъ тому, кто на войн

Подастъ примръ къ предательскому бгству!),

Старалися взглянуть на путь, который

Они свершили, и, подобно львамъ,

Кидалися на вражескія копья…

Тогда-то Римляне остановились,

Смшались, оробли, отступили,

И побжали, какъ цыплята, т,

Которые орлами налетали,

И превратились въ рабовъ любимцы

Побды!.. Наши трусы, какъ куски

Провизіи въ дорог, пригодились

Для поддержанья силъ во время нужды!

О, какъ, найдя отворенную дверь

Къ сердцамъ неохраненнымъ, поражали

Они враговъ, рубили мертвецовъ,

Рубили тхъ, которые кончались,

Рубили наконецъ своихъ друзей,

Волною предыдущей унесенныхъ!..

На каждаго врага по десяти

Британцевъ приходилось въ этомъ бгств,

Теперь же всякъ изъ нашихъ убивалъ

По двадцати враговъ, и т, которымъ

Хотлося скоре умереть,

Чмъ въ бой идти, нежданно обратились

Въ смертельнйшихъ клоповъ *) кровавой почвы.

*) ‘Mortal bugs’— клопы, которые зарождаются иногда на поляхъ сраженій.

Придворный.— Да, оборотъ престранный! Какъ!.. Ущелье,

Два мальчика и старый человкъ…

Постумъ.— Но вы словамъ моимъ не удивляйтесь:

Хоть рождены вы только для того,

Чтобы дивиться дйствіямъ другихъ,

А не своимъ!.. Хотите ли на это

Поримовать со мною, такъ, для шутки?

Вотъ вамъ: ‘старикъ, два мальчика и горы

‘Насъ сберегли,— враговъ загнали въ норы!’

Придворный.— Ахъ, не сердитесь!

Постумъ. (Комически скандируетъ).— Не къ чему сердиться.

Я съ трусами всегда готовъ дружиться!

Пусть только трусъ не позабудетъ роли,

Онъ убжитъ отъ самой нжной доли!

Вы римами языкъ мой заразили…

Придворный.— Прощайте! васъ, какъ видно, разсердили (Убгаетъ).

Постумъ.— И снова убжалъ.— Каковъ придворный?

О, благородный рыцарь, быть въ бою

И спрашивать, что новаго тамъ было!

Какъ многіе теперь всю честь свою

За безопасность тла промняли-бъ!

Пустились вспять и все-таки погибли…

Я самъ, моей печалью закаленный,

Не могъ найти кончины, гд она

Стонала, не попалъ къ ней подъ удары,

Гд такъ она удары разсыпала…

Зачмъ ты, смерть, чудовище уродства,

Скрываешься коварно въ яркихъ кубкахъ,

Въ пуховыхъ ложахъ и въ словахъ сладчайшихъ?

Къ чему теб еще покорныхъ слугъ,

Когда мы для тебя свои мечи

Въ сраженьяхъ обнажаемъ!— Такъ, прекрасно:

Я отыщу тебя! Любимцемъ Римлянъ

Я стану вновь, я больше не Британецъ,

Пойду за тмъ, которыхъ поражалъ… (Скидаетъ оружіе).

Отъ сей поры я больше не сражаюсь,

Отдамся въ руки первому рабу,

Который только плечъ моихъ коснется!

Здсь Римляне великія убійства

Произвели, къ великому отвту

Потребуютъ враговъ своихъ Британцы!

Меня же смерть лишь въ силахъ искупить,

Я приходилъ ко всмъ ея просить,

Убьетъ ли бой меня или измна,

Я за тебя паду, о Имоджена!

(Входятъ два британскихъ капитана и воины).

1-й капитанъ.— Хвала великому Юпитеру! Люцій взятъ въ плнъ, старика и его сыновей считаютъ за ангеловъ.

2-й капитанъ.— Тамъ былъ еще четвертый человкъ, въ простой одежд, онъ имъ помогалъ.

1-й капитанъ.— Такъ говорятъ, но никого изъ нихъ

Не могутъ отыскать. Постой! Кто это?

Постумъ. Я Римлянинъ!.. И здсь бы не бродилъ,

Когда-бъ вослдъ за мною шли другіе.

2- й капитанъ.— Связать его! Собака! Ни одинъ

Изъ земляковъ твоихъ не возвратится

Разсказывать, какъ васъ вороны наши

Клевали!.. Онъ отвтилъ свысока,

Какъ будто знатный. Къ королю злодя!

(Входятъ: Цимбелинъ со свитой, Белларій, Гвидерій, Арвираіъ, Пизаніо и римскіе плнники. Капитаны представляютъ Постума Цимбелину, который отдастъ его тюремщику, посл этою вс уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Тюрьма. (Входятъ: Постумъ и два тюремщика).

1- й тюремщикъ.— Теперь васъ не украдутъ: вы въ цпяхъ,

Паситесь, если пастбище найдете!

2- й тюремщикъ.— Или когда найдете аппетитъ! (Оба уходятъ).

Постумъ.— Добро пожаловать, моя тюрьма!

Я убжденъ, ты — врный путь къ свобод!

Счастливй я подагрика, который

Скорй желаетъ вчно такъ стонать,

Чмъ излчиться смертью, этимъ врнымъ

Изъ всхъ врачей, она — волшебный ключъ,

Который разверзаетъ наши цпи!

О, совсть! ты закована сильнй

И рукъ, и ногъ моихъ… Святые боги!

Пошлите мн оружье покаянья,

Чтобы разбить мн цпи и навкъ

Свободнымъ быть!— Довольно ли того,

Что я тоскую такъ?— Земныя дти

Земныхъ отцовъ рыданьями смягчаютъ:

Но милости не больше-ль у боговъ?

Раскаяться я долженъ! И тмъ лучше

Я это сдлаю въ моихъ цпяхъ,

Желанныхъ, не насильственныхъ цпяхъ!

Когда платежъ свободу возвращаетъ,

Всего меня берите, безъ остатка,

Я знаю, вы добре злыхъ людей,

Которые у должниковъ порою

Берутъ всего лишь третью, иль шестую,

Или десятую частицу долга,

А прочимъ позволяютъ имъ опять

Разжиться, но не этого мн нужно.

За жизнь моей безцнной Имоджены

Возьмите жизнь мою, хотя она

Не столько дорога, но все же жизнь!

Вы отчеканили ее! На свт

Притомъ не всякую монету всятъ,

И принимаютъ деньги, если только

На нихъ условный штемпель сохраненъ!..

Возьмите же меня, я — вашъ чеканъ,

Внемлите мн, властительныя силы,

Когда хотите бы свести разсчетъ,

Возьмите жизнь мою и уничтожьте

Холодныя оковы!.. Имоджена!..

Поговоримъ съ тобой въ молчаньи ночи… (Засыпаетъ).

(Торжественная музыка.— Являются виднія: Сицилій Леонатъ, отецъ Постума, старикъ въ одежд воина, онъ ведетъ за руку свою жену, матъ Постума. За ними, посл новой музыки, слдуютъ два брата Постума, въ ранахъ, отъ которыхъ они пали въ сраженіи. Вс&#1123, они окружаютъ соннаго Постума).

Сицилій.— Владыка грома, пощади

Малютокъ смертныхъ, мухъ,

Съ Юноной, съ Марсомъ ты воюй,

Они твой страстный духъ

И шашни сторожатъ!

Правъ бдный сынъ мой, хоть его

Лица я не видалъ:

Скончался я, какъ въ узахъ онъ

Законовъ жизни ждалъ!

Ты, говорятъ, слывешь отцомъ

Сиротокъ-бдняковъ:

Сними-жъ съ него ты, какъ отецъ.

Ярмо земныхъ оковъ!

Мать.— Меня Люцина *) не спасла,

Я умерла въ родахъ:

Врачу я сына отдала,—

Онъ на чужихъ рукахъ,

Бдняжка, закричалъ!

*) Lucina — богиня родильницъ и новорожденныхъ дтей. Ее иногда смшиваютъ съ Діаною и Юноною и считаютъ дочерью послдней.

Сицилій.— Онъ отъ природы былъ красой,

Какъ предки, надленъ,

И, какъ наслдникъ нашъ, у всхъ

Хвалой превознесенъ.

1-й братъ.— Когда-жъ для мужа онъ созрлъ,

Среди родной земли,

Никто не смлъ сравниться съ нимъ,

Британцы не могли

Глазъ Имоджены побдить.

Онъ былъ достойнй всхъ!

Мать.— Зачмъ ты бракъ ему послалъ.

Лишивъ его всего,—

Отчизны, почестей отцовъ

И радости его

Супруги молодой?..

Сицилій.— Какъ могъ ты снесть, что римскій плутъ,

Якимо, очернилъ

Постыдной ревностью покой

Его душевныхъ силъ

И смхъ презрнья на него

И шутки устремилъ?..

2-и братъ.— Вотъ для чего мы вс пришли

Изъ области тней!

Сражаясь храбро, мы легли

За честь земли своей:

Да процвтаютъ короли

Средь насъ, своихъ дтей!

1- й братъ.— Постумъ отваженъ и правдивъ

У Цимбелина былъ,

За что же ты, король боговъ,

Надолго отложилъ

Его награду и бдой

Блаженство замнилъ?

Сицилій.— Открой кристальное окно!

Взгляни на бдный край,—

На племя храброе твое

Обидъ не проливай!

Мать.— Юпитеръ! сынъ мой правъ, его

Ты больше не терзай!

Сицилій.— Явись изъ мраморныхъ дворцовъ,

Не то — мы улетимъ

И на тебя въ совтъ боговъ

Доносъ свой подадимъ!

2- й братъ.— О, Зевсъ! дай помощь намъ, не то —

Теб мы отомстимъ!

(Юпитеръ спускается въ гром и молніи, сидя на орл, онъ бросаетъ огненную стрлу, тни падаютъ на колни).

Юпитеръ.— Вы, духи жалкіе подземныхъ странъ.

Не оскорбляйте слуха моего!

Какъ смли вы, трепещущія тни.

Владыку гроба обвинить? Стрла

Моя съ небесъ летитъ и укрощаетъ

Мятежныхъ смертныхъ!.. Прочь отсюда, тни

Элизія, останьтесь на своихъ,

Во-вкъ невянущихъ, цвточныхъ ложахъ!

Не занимайтесь смертными длами:

Не вамъ о нихъ заботиться, а намъ.—

Вы это знаете! Кого мы любимъ,

Тому и шлемъ мы наши испытанья,

Мы замедляемъ нашъ священный даръ,

Затмъ, чтобъ онъ былъ слаще! Успокойтесь!

Нашъ добрый духъ незримо вознесетъ

Низверженнаго бдствіемъ Постума,

Его удлъ готовится, и опытъ

Слова мои на дл подтвердитъ!

Его рожденье встртила звзда

Юпитера, и въ нашемъ свтломъ храм

Вступилъ онъ въ бракъ!— Вставайте, удалитесь!

Онъ будетъ властелиномъ Имоджены,

Счастливе отъ прошлыхъ, тяжкихъ бдъ!

На грудь ему вы положите эту

Дощечку. Здсь, по милости своей,

Мы изложили счастіе Постума!

Итакъ, домой! и боле не смйте

Нетерпливыхъ жалобъ расточать,

Пока еще молчитъ мой гнвъ опальный.

Орелъ! лети въ чертогъ небесъ кристальный! (Улетаетъ въ тучи).

Сицилій.— Онъ въ гром къ намъ сошелъ, его дыханье

Наполнило весь воздухъ срнымъ дымомъ,

Орелъ могучій опустился къ намъ,

Какъ будто насъ хотлъ онъ уничтожить…

Его полетъ красивй былъ роскошныхъ

Земель эдема!.. Царственная птица

Свое крыло безсмертное трепала

И чистила могучій клювъ, какъ будто

Доволенъ былъ ея маститый богъ!

Вс.— Благодаримъ тебя, Юпитеръ дивный!

Сицилій.— Закрылся снова мраморный чертогъ,

Вошелъ въ свои покои свтлый богъ…

Пойдемъ и мы! Чтобы снискать спасенье,

Скорй его исполнимъ повелнье! (Вс тни исчезаютъ).

Постумъ (просыпаясь).— О, сонъ, ты былъ мн ддомъ! Ты отца

Родилъ Постуму, создалъ мн двухъ братьевъ

И мать, но, горе! ихъ ужъ больше нтъ!

Они исчезли такъ же, какъ явились,—

И я проснулся! Горе бднякамъ,

Которые отъ случая зависятъ

И бредятъ такъ, какъ бредилъ я теперь:

Они проснутся и мечты желанной

Не обртутъ!— Но нтъ, я ошибаюсь:

Иные не мечтаютъ ни о чемъ

И ничего не стоятъ,— между тмъ,

Они по горло плаваютъ въ блаженств!

Таковъ и я: не знаю самъ, за что

Досталось мн блистательное счастье?

Какія феи постили землю?..

А!.. Книжка!.. Вотъ ужъ рдкое издлье:

Когда-бъ оно не подражало свту,

Въ которомъ платья благороднй тхъ,

Кого он скрываютъ! Небеса!

Пускай она все то, что общаетъ,

Разскажетъ мн! (Читаетъ).

‘Когда львёнокъ, самъ того не зная, и безъ поисковъ, найдетъ струю нжнаго воздуха и будетъ объятъ ею, и когда обломленныя у величаваго кедра втви, посл многолтняго смертнаго сна, оживутъ, приростутъ къ старому пню и снова покроются свжими отростками,— тогда настанетъ конецъ бдствіямъ Постума, Британія будетъ счастлива и процвтетъ въ мир и довольств’.

О, это снова сонъ, или слова

Безумныхъ устъ: разсудокъ ихъ не скажетъ!

Здсь что-нибудь изъ двухъ: или ничто,

Иль рчь безъ смысла, иль слова такія,

Которыхъ умъ не въ силахъ разъяснить!

Но, что бы ни было, а въ этомъ дл

Подобіе моей судьбы, и я

Пророческія строки сохраню,

Хоть изъ одной сердечной симпатіи! (Входятъ тюремщики).

Тюремщикъ.— Ступайте-ка, сэръ, готовы-ли вы къ смерти?

Постумъ.— Скоре пережаренъ: я уже давно готовъ.

Тюремщикъ.— Рчь идетъ о вшаньи, сэръ, если вы готовы для этого, такъ вы отлично сжарены.

Постумъ.— Такъ! и если зрители найдутъ меня довольно вкуснымъ, то блюдо покроетъ счетъ.

Тюремщикъ.— Тяжеленекъ счетъ для васъ, сэръ, но да утшитъ васъ то, что вы больше уже не будете расплачиваться, не будете трусить трактирныхъ разсчетовъ, отъ которыхъ часто уходишь не совсмъ весело, хоть они и способны производить веселье, вы приходите слабые, отъ жажды покушать, а уходите, качаясь отъ того, что черезъ край хлебнули, сердитесь на то, что много заплатили, да тутъ же сердитесь и на то, что много забрали, и кошелекъ, и черепъ пусты, черепъ немного тяжеле потому, что былъ уже слишкомъ пустъ,— а кошелекъ полегче оттого, что былъ черезчуръ уже тяжелъ: о! вы теперь поквитаетесь со всми этими противорчіями! о, милосердіе веревки, цною въ пенни!.. Она въ одинъ мигъ кончаетъ тысячные разсчеты: вы не найдете боле врнаго дебета и кредита, съ нею разомъ квитается и прошедшее, и настоящее, и будущее.— Ваша шея, сэръ, вмст и перо, и книга, и счеты: итогъ подводится немедленно!

Постумъ.— Мн гораздо веселе умирать, чмъ теб жить.

Тюремщикъ.— Въ самомъ дл, сэръ: кто спитъ, тотъ не чувствуетъ зубной боли, но если бы кто-нибудь шелъ заснуть вашимъ сномъ и висльнику приходилось бы помочь ему ложиться, я думаю, онъ охотно помнялся бы мстами съ своимъ сторожемъ, потому что, посмотрите-ка, сэръ, вы еще не знаете, какою дорогою вамъ идти!

Постумъ.— О, творецъ, очень хорошо знаю!..

Тюремщикъ.— Тогда въ голов у вашей смерти есть глаза, а я еще не видлъ, чтобы ее такъ рисовали, вы должны или идти по направленію, которое вамъ укажутъ обязавшіеся на это, или взять на себя то, чего, я знаю, вы не можете знать, или же пуститься на поиски, подвергаясь собственной гибели, и тогда, если вы успете придти къ концу вашего путешествія, я думаю, вы никогда уже не воротитесь разсказывать кому-нибудь объ этомъ.

Постумъ.— Говорю теб, дружище, что никто не станетъ нуждаться въ глазахъ, чтобы разсмотрть дорогу, по которой я теперь пойду, разв уже т, которые станутъ жмуриться и не захотятъ ея испробовать…

Тюремщикъ.— Что за мудреная штука была бы, если бы человкъ имлъ совершенное употребленіе глазъ для того, чтобы разсмотрть путь слпоты! Я убжденъ, что вислица — путь къ жмуркамъ (Входитъ встникъ).

Встникъ.— Снять съ него оковы!— Ведите плнника къ королю.

Постумъ.— Ты принесъ добрую новость!— Меня позвали затмъ, чтобы, наконецъ, освободить…

Тюремщикъ.— Тогда я готовъ быть повшеннымъ.

Постумъ.— И ты станешь свободне тюремнаго сторожа, для мертвыхъ замковъ не существуетъ (Постумъ и встникъ уходятъ).

Тюремщикъ.— Если бы человкъ вздумалъ жениться на вислиц, то она родила бы ему другихъ маленькихъ висльницъ, по-моему, только бы он и бжали къ ней съ такою охотою. Да, по совсти, есть бездльники побольше его,— и тмъ всегда хочется пожить, а онъ еще римлянинъ! Многіе, впрочемъ, изъ этихъ господъ умираютъ противъ своей воли, такъ, къ несчастью, было бы и со мною, если бы я былъ однимъ изъ нихъ! Какъ бы мн хотлось, чтобъ вс мы стали одной души — и притомъ души доброй!— О, тогда вымерли бы и тюремщики, и вислицы!.. Я говорю противъ своихъ настоящихъ выгодъ… Но — въ желаніи моемъ есть своего рода выгода!.. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Палатка Цимбелина.— (Входятъ: Цимбелинъ, Белларій, Гвидерій, Арвирагъ, Пизаніо, придворные, офицеры и свита).

Цимбелинъ.— По вол неба вы спасли престолъ:

Скорй же станьте близъ меня! Прискорбно

Моей душ, что мы не отыскали

Того убогаго, но такъ богато

Отважнаго бойца, онъ пристыдилъ

Своимъ лохмотьемъ пышное оружье,

Онъ выставлялъ свою нагую грудь

Гораздо дальше латъ позолоченныхъ…

Мы осчастливимъ всякаго, кто намъ

Его отыщетъ, если наша милость

Доставить можетъ счастье.

Белларій.— Никогда

Не видлъ я такой отваги царской

Въ такомъ вполн ничтожномъ существ

И подвиговъ высокихъ въ человк,

Который всмъ одно лишь общалъ:

Убожество и горе.

Цимбелинъ.— Ничего

О немъ не слышно?

Пизаніо.— Мы его искали

Между живыхъ и мертвыхъ, но слдовъ

Его найти мы не могли.

Цимбелинъ.— Итакъ,

Къ несчастью моему, въ его наград

Прямой наслдникъ я!— Передаю

Награду эту вамъ — душа, разсудокъ

И грудь Британіи! (Белларію, Гвидерію и Арвирагу)

Клянусь, чрезъ васъ

Она живетъ.— Но наступило время

И васъ спросить, откуда вы?.. Скажите.

Белларій.— Мы родомъ, сэръ, изъ Камбріи, притомъ

Мы джентельмены, а хвалиться больше —

Несправедливо будетъ и нескромно,

Я вамъ скажу, что мы, вдобавокъ, честны!

Цимбелинъ.— Склоните же колни!

(Белларій, Гвидерій и Арвираіъ становятся на колни, Цимбелинъ

посвящаетъ ихъ въ рыцари).

Поднимитесь,

Сіятельные рыцари! Я васъ

Въ сопутниковъ престола назначаю

И почести, которыя по сану

Вы заслужили, общаю вамъ!

(Входятъ: Корнелій и придворныя дамы).

Цимбелинъ (Продолжаетъ).— На лицахъ вашихъ грусть… Что такъ печально

Привтствуете вы побду нашу?

Вы съ виду словно Римляне какіе,

А не орлы британскаго двора!

Корнелій.— Да здравствуетъ великій государь!..

Пришлось смутить твою святую, радость:

Скажу теб, что наша королева

Скончалась!..

Цимбелинъ.— Лкарю такая всть

Всхъ мене идетъ! Но намъ извстно,

Что жизнь продлить всегда лкарства могутъ,

Хоть смерть беретъ порой и лкарей!

Скажите, какъ она скончалась?

Корнелій.— Страшенъ,

Безуменъ былъ ея конецъ, какъ жизнь

Несчастной, жизнь ея была для свта

Мученіемъ: въ мученіяхъ она

И умерла! Я вамъ, когда угодно,

Всю исповдь ея перескажу:

И если ошибусь я, эти дамы

Пускай меня на слов перебьютъ,

Он со мною, проливая слезы,

Стояли тамъ, когда она кончалась…

Цимбелинъ.— Прошу тебя, скажи.

Корнелій.— Во-первыхъ, намъ

Она созналася, что не любила

Васъ никогда, что не о васъ самихъ

Заботилась, а о величьи вашемъ!..

Что обвнчалась съ королевскимъ саномъ,

Была супругой вашего престола,

И не могла терпть особы вашей!

Цимбелинъ.— Она одна могла все это знать,

И если бы, не умирая, мн

О томъ сказала, я бы не поврилъ

Ея устамъ!.. Извольте продолжать!..

Корнелій.— Она созналась намъ, что ваша дочь,

Которую всегда съ такой любовью

Она передъ отцомъ ея ласкала,

Въ глазахъ ея казалась скорпіономъ!

Что жизнь ея, когда бы не побгъ

Предупредилъ ея разсчеты злые,

Она хотла тайно отравить!

Цимбелинъ.— Какой же тонкій, хитрый непріятель!

Кто можетъ въ сердц женщины читать?

Что дальше?

Корнелій.— Дальше, сэръ, гораздо хуже:

Она созналась намъ, что и для васъ

Она составъ смертельный припасала,

Что ваша жизнь отъ этого состава

Слабла бы и сохла каждый мигъ

И медленно, по дюйму, пропадала-бъ!

А между прочимъ, ласками, слезами

И поцлуями она хотла

Васъ обмануть и, во-время склонивъ

Послушаться себя, предполагала

Наслдникомъ короны объявить

Клотена! Но его побгъ разрушилъ

Ея разсчетъ коварный, и она

Съ отчаянья стыдливость потеряла,

Въ отмщенье небесамъ и человку,

Открыла всмъ свои предположенья,

И, наконецъ, жаля, что не вс

Изъ замысловъ ея созрть успли,

Въ отчаяньи безумномъ умерла!..

Цимбелинъ (женщинамъ).— И это все вы слышали, милэди?

Дамы.— Такъ точно, государь!

Цимбелинъ.— Моихъ очей

Я не виню: она была прекрасна!

Моихъ ушей я также не виню:

Они внимали лести королевы!

Я не виню и сердца моего:

Оно ее считало тмъ, чмъ только

Она казалась намъ, подозрвать

Ее въ то время было-бъ слишкомъ низко!

О, дочь моя! Ты можешь всмъ сказать,

Что я впадалъ въ безстыдное безумство.

Твое несчастье это подтвердитъ!

Исправьте-жъ, небеса, мою ошибку!..

(Входятъ: Люцій, Якимо, Гадатель и другіе римскіе плнники, подъ стражею,— позади ихъ Постумъ и Имоджена).

Теперь ты, Кай, не дань съ насъ собирать

Пришелъ, Британцы свергли ваше иго,

Хотя немало храбрыхъ потеряли!..

Ихъ родственники просятъ насъ скорй

Смирить ихъ души страждущія казнью

Спасенныхъ плнниковъ, и мы на это

Согласны: разсмотри свою судьбу!

Люцій.— Подумайте объ участи сраженій:

Вы случаю обязаны побдой.

Достался бы намъ онъ, остудивъ свои пылъ,

Мы никогда съ мечемъ не угрожали-бъ

Своимъ военноплннымъ! Но да будетъ

Исполнено велніе боговъ,

И выкупомъ намъ станетъ наша жизнь:

Съ душою римской Римлянинъ мученья

Перенесетъ, на насъ взираетъ Августъ!

Такъ мало я забочусь о себ…

И объ одномъ лишь попрошу милорда:

(Указывая на Имоджену)

Позвольте мн за этого пажа,

Британца родомъ, вамъ представить выкупъ:

Никто слугой подобнымъ не владлъ,

Онъ ласковъ, нженъ, добръ, трудолюбивъ,

Внимателенъ и вренъ, и опрятенъ:

Позвольте-жъ добродтелямъ его

Съ моей мольбой теперь соединиться,

Я знаю, ваша свтлость не отвергнетъ

Моей мольбы: онъ не нанесъ вреда

Британіи, хотя служилъ у Римлянъ!

Спаси его, великій государь.

И не щади за это нашей крови!

Цимбелинъ.— Я гд-то видлъ этого пажа,

Его черты мн кажутся знакомы.

О, мальчикъ! взоръ твой чудный пріобрлъ

Мою любовь: ты мой съ минуты этой!

Не знаю какъ, не знаю почему,

Но мн теб все хочется сказать:

Живи, мой мальчикъ!— Никогда не думай

Благодарить монарха своего:

Живи,— проси себ у Цимбелина

Какой лишь хочешь милости, пускай

Она идетъ лишь къ нашей доброт

И къ сану твоему: ты все получишь!

Получишь все, хотя бы ты просилъ

Свободы главнаго изъ этихъ плнныхъ!.. *)

*) Эта тирада, какъ и вообще вс разговоры переодтой Имоджены съ ея братьями, въ лсу, показываютъ, что Шекспиръ слишкомъ глубоко былъ преданъ идеямъ своего вка и врилъ въ мннія о сродств душъ и о вліяніяхъ одного человка на другаго посредствомъ магнетическаго влеченія.

Имоджена.— Благодарю васъ, свтлый государь.

Люцій.— Я не прошу тебя молить о жизни

Моей, прекрасный мальчикъ, но увренъ,

Что ты о ней попросишь короля.

Имоджена.— Ахъ, нтъ, увы! другая подъ рукою

У насъ забота: смерть не такъ горька,

Какъ то, что вижу я! И ваша жизнь

Сама пускай хлопочетъ о спасеньи!

Люцій.— Какъ? пажъ меня оставилъ, презираетъ

И ненавидитъ? Быстротечна радость,

Которая отъ врности мальчишекъ

И двочекъ зависитъ!.. Онъ смущенъ!

Цимбелинъ.— Чего же хочешь ты, мой милый мальчикъ?

Все боле и боле тебя

Люблю я: думай же и ты о просьб

Все боле и боле!.. Ты знаешь

Того, въ кого теперь впился ты взоромъ?

Скажи, желаешь ты его спасти?

Онъ родственникъ теб? онъ твой пріятель?

Имоджена.— (Смотритъ на Якимо).— Онъ Римлянинъ и мн родной такой же,

Какъ я родной монарху моему…

Нтъ, я рожденъ вассаломъ Цимбелина,

И потому къ нему гораздо ближе!

Цимбелинъ.— Что-жъ на него ты зорко такъ глядишь?

Имоджена.— Я вамъ одинъ повдаю объ этимъ.

Когда угодно вамъ меня услышать.

Цимбелинъ.— Отъ всей души: располагай моимъ

Вниманіемъ! Какъ звать тебя, мой милый?

Имоджена.— Фиделіо!

Цимбелинъ.— Отнын, добрый мальчика.,

Ты пажъ мой, а король — твой господинъ!

Ступай за мной и говори свободно. (Цимбелинъ и Имоджена разговариваютъ въ сторон).

Белларій.— Ужъ не воскресъ ли этотъ чудный мальчикъ?

Арвирагъ.— Песчинки такъ не схожи межъ собой!

Да, это тотъ румяный, нжный крошка.

Который былъ Фидельо и скончался:

Что думаете вы?

Гвидерій.— Покойникъ ожилъ!..

Белларій.— Молчите, станемъ дальше наблюдать,

На насъ не посмотрлъ онъ, берегитесь,

На свт разныя бываютъ сходства:

Когда бы это былъ нашъ милый мальчикъ,

Онъ ужъ давно завелъ бы съ нами рчь!

Гвидерій.— Мы сами видли, какъ онъ скончался.

Белларій.— Потише, станемъ дале глядть.

Пизаніо (въ сторону).— О, это госпожа моя!.. Она

Жива!.. Катись теперь, какъ хочешь, время,

Хорошее и злое — все неси! (Цимбелинъ и Имоджена приближаются къ авансцен).

Цимбелинъ (Имоджен).— Стань возл насъ, по правой сторон,

Произноси свои вопросы громко. (Якимо)

Приблизьтесь, сэръ, свободно отвчайте

На то, о чемъ васъ проситъ этотъ пажъ:

А иначе, клянусь величьемъ нашимъ

И красотой его — святою честью,

Мученія ужасныя исторгнутъ

Всю истину у непокорной лжи!

Извольте говорить!..

Имоджена.— Мн нужно знать

Откуда вы достали этотъ перстень?

Постумъ (въ сторону).— Зачмъ ему все это?

Цимбелинъ.— Говорите,

Откуда вы достали вашъ алмазъ?

Якимо.— Подъ страхомъ пытки вы мн запретите

Повдать то, что, если разсказать,

Васъ будетъ пыткой страшною терзать!

Цимбелинъ.— Меня?!..

Якимо.— Я очень радъ, что принуждаютъ

Меня повдать то, что укрывать

Такая мука! Перстень я похитилъ

Злодйствомъ: онъ принадлежалъ Постуму,

Котораго изгналъ ты и который,—

Да будетъ рчь моя теб тяжеле,

Чмъ сердцу моему,— достойнй всхъ,

Кто только жилъ межъ небомъ и землею!

Но говорить ли дале мн, сэръ?..

Цимбелинъ.— Повдай все, что только близко къ длу!

Якимо.— Да… неземное чудо, дочь твоя!..

Изъ сердца кровь сочится и коварный

Разсудокъ, при одномъ воспоминаньи

О ней, болитъ: мн дурно… дай мн кончить…

Цимбелинъ.— Какъ! дочь моя? Чтожъ ты о ней разскажешь?

Возобнови свои больныя силы:

Живи, пока природа жить позволитъ,

Не умирай, не высказавъ всего!

Приди въ себя, бднякъ, и говори!

Якимо.— Однажды (горе тмъ колоколамъ,

Которые пробили часъ коварный),

Случилось это въ Рим (проклятъ будь

Нашъ домъ),— обдая (о, еслибъ въ ядъ

Тогда вс наши блюда обратились,

Хотя бы т, что предо мной стояли!) —

Достойный Леонатъ — (что я сказалъ?!

Онъ слишкомъ былъ достоинъ между злыми,

И лучше всхъ, кто только ни былъ добръ

И доблестенъ межъ нами!) сидя грустно,

Внималъ, какъ мы наперерывъ хвалили

Любовницъ нашихъ римскихъ, красоты

Которыхъ даже тотъ, кто лучше всхъ

Умлъ блеснуть словечкомъ, не нашелся-бъ

Превознести достойной похвалой:

По формамъ передъ ними былъ калкой

Безсмертный бюстъ Венеры, а Минерва

Не такъ стройна и нсколько горбата,

Он стыдили чудеса природы —

И все, что только качествомъ своимъ

Насъ длаетъ поклонниками женщинъ —

Въ себ соединяли… все, что ловитъ

На удочку безпечныхъ жениховъ

И красотой глаза намъ поражаетъ!

Цимбелинъ.— На угляхъ раскаленныхъ я стою:

Скоре къ длу!..

Якимо.— Разомъ все скажу я,

Чтобъ ты не мучился отъ нетерпнья!

Постумъ (любя, какъ благородный лордъ,

И царственной любезною счастливый)

Взялся за рчь, не унижая тхъ,

Кого хвалили мы (какъ добродтель,

Онъ былъ спокоенъ!) — началъ онъ чертить

Портретъ своей любезной и, окончивъ

Его вполн, онъ влилъ въ него дыханье

И мысли: тутъ увидли мы вс,

Что наше хвастовство трещало чуть ли

Не о крас кухарокъ, рчь его

Насъ обратила въ безсловесныхъ куколъ!

Цимбелинъ.— Скорй, скоре къ длу!

Якимо.— Моя жена

Чиста, какъ ангелъ,— такъ онъ началъ споръ!

Онъ говорилъ, что и сама Діана

Во сн нечистыя мечтанья видитъ,

Она же съ ними вовсе незнакома!

При этомъ я (несчастный!) сталъ смяться

Надъ похвалой Постума и держалъ

Закладъ на кучу денегъ противъ перстня,

Который онъ тогда носилъ на пальц,

Что перстень тотъ куплю ея позоромъ!

Онъ, врный мужъ,— не сомнваясь въ чести

Своей жены, какъ я не сомнваюсь

Въ ней, посл всхъ моихъ попытокъ,— перстень

Поставилъ на закладъ и также точно

Могъ поступить, хотя-бъ тотъ перстень былъ

Карбунколомъ изъ колесницы Феба

И могъ со всей цной ея сравниться.

Тогда въ Британію помчался я,

Въ намреньи исполнить это дло!

Вы, можетъ быть, припомните, милордъ,

Какъ при двор у васъ я находился.

Здсь ваша дочь невинностью своей

Заставила меня увидть бездну

Между грхомъ распутства и любовью!

Я потерялъ надежду, но желаній

Я не терялъ: мой итальянскій мозгъ

Работать сталъ въ наивности британской

Немножко подло, но для нашей цли

Довольно выгодно, короче, я

Въ труд усплъ и возвратился въ Римъ,

Съ большимъ запасомъ лживыхъ доказательствъ,

Которыя свели съ ума Постума,

Изранивъ вру бднаго въ невинность

Его жены безсовстною ложью…

Я описалъ ему покой принцессы,

Обои, потолки, каминъ, ковры,

Я показалъ ему браслетъ (о, хитрость!

Какъ ты легко достала мн его!) —

Я подтвердилъ слова мои примтой

На тл Имоджены сокровенной,

И онъ поврилъ, что замокъ ея

Невинности разбитъ и что она

Мн отдалась… И мнится мн, что вижу

Вновь Леоната я…

Постумъ (выступая впередъ).— Онъ передъ тобой,

Предатель итальянскій!— О! какой же

Глупецъ я легковрный, воръ, убійца,—

Собраніе всего, что было, есть

И будетъ въ мір изъ грховъ злодйскихъ!..

О, дайте мн нелицемрный судъ!

Ты, мой властитель, дай мн казнь и пытку!

Я вс злодйства заслужилъ собой —

Я хуже всхъ ихъ!.. Да, я — Леонатъ!

Я дочь твою убилъ! Нтъ, лжецъ коварный!

Я лгу: я совершилъ свое злодйство

Черезъ другаго, худшаго еще,

Чмъ я, посягнулъ на святотатство:

Она была Діаны чистой храмомъ,

Нтъ, добродтель вся она была!

Заплюйте же скоре, закидайте

Каменьями и грязью вы меня!

Собаками злодя затравите!

Пусть каждаго разбойника зовутъ

Отъ этихъ поръ Постумомъ Леонатомъ…

И пусть земля извдаетъ грхи

Еще ужаснй моего злодйства.

О, Имоджена, королева, жизнь,

Жена моя! бдняжка Имождена!

О, Имоджена! Имоджена!

Имоджена.— Тише,

Милордъ, прошу…

Постумъ.— Такъ ты комедію

Изъ этого желаешь разыграть?

Негодный пажъ: ты здсь окончишь роль! (ударяетъ ее мечомъ: она падаетъ).

Пизаніо.— Милорды! помогите, помогите!

Вдь это ваша и моя принцесса!..

Постумъ, Постумъ, теперь ты лишь убилъ

Бдняжку! Помогите, помогите!

О, честная милэди, Имоджена!

Цимбелинъ.— Неужели весь міръ перевернулся?

Постумъ.— Какъ отуманились мои глаза?!..

Пизаніо.— Очнитеся, принцесса!

Цимбелинъ.— Если это

Все правда, небеса хотятъ, чтобъ я

Отъ радости и счастія скончался!

Пизаніо.— Что, лучше-ль вамъ теперь, моя принцесса?

Имоджена (приходя въ себя).— О! удалися съ глазъ моихъ! Ты яду

Мн далъ! Поди, опасный человкъ!

Не смй дышать въ томъ мст, гд есть принцы!

Цимбелинъ.— Какъ?.. Голосъ Имоджены!

Пизаніо.— Пусть, милэди,

Убьетъ меня небесная гроза,

Когда тотъ порошокъ, который вамъ

Я далъ въ лсу, я не считалъ безцннымъ

Лкарствомъ. Эту вещь я получилъ

Отъ королевы!

Цимбелинъ.— Новая продлка?!..

Имоджена.— Онъ отравилъ меня, милордъ!

Корнелій.— О боги!

Я позабылъ еще одно признанье

Покойницы: оно васъ оправдаетъ!—

О! если,— такъ сказала королева,—

Пизаніо далъ принцесс тотъ составъ,

Который я лкарствомъ назвала,

Онъ служилъ своей принцесс такъ же,

Какъ я, положимъ, услужила-бъ крыс.—

Цимбелинъ.— Что тамъ еще, Корнелій?

Корнелій.— Королева,

Милордъ, меня просила очень часто,

Составить ей отравъ, для изученья

Ихъ свойствъ, какъ говорила мн она,

Надъ смертью злыхъ созданій, кошекъ, крысъ,

Всего, что только въ свт не жалютъ!

Боясь, чтобъ планъ ея пошелъ не дальше,

Я для нея составилъ вещество,

Которое на-время только жизнь

Лишаетъ силъ, но вскор весь процессъ

Природы вновь свершаетъ отправленія…

Вы не его ли приняли?

Имоджена.— Быть можетъ,

Я умерла отъ этого состава…

Белларій.— Вотъ, дти, въ чемъ была ошибка наша!

Гвидерій.— О, это нашъ Фиделіо, наврно!

Имоджена (Постуму).— Зачмъ свою ты врную супругу

Покинулъ здсь! Вообрази, что ты

Стоишь надъ бездной: сбрось меня туда!

(Обнимаетъ его).

Постумъ.— Виси на мн, моя душа, какъ плодъ

На вточк, пока она изсохнетъ!

Цимбелинъ.— Что-жъ это, плоть моя, мое дитя?

Я зрителемъ нмымъ при этомъ буду?..

Ты говорить со мной совсмъ не хочешь?

Имоджена (опускаясь на колни).— Милордъ, прошу у васъ благословенья.

Белларій (Гвидерій и Арвирагу).— Теперь я васъ нисколько не виню,

Что юношу вы этого любили:

У васъ къ тому свои причины были!

Цимбелинъ.— О, пусть мои родительскія слезы

Святой водою каплютъ на тебя:

Увы, скончалась мачиха твоя!..

Имоджена.— Мн очень жаль ее, мой государь!

Цимбелинъ.— Она была исполнена грховъ:

По милости ея, такъ странно вс мы

Сошлися здсь… Но сынъ ея исчезъ

И мы не знаемъ, какъ и почему?..

Пизаніо.— Милордъ! мой страхъ прошелъ, я все открою…

Клотенъ, едва принцесса удалилась.

Пришелъ ко мн, съ мечомъ въ рук и съ пной

У рта, онъ началъ клясться предо мной,

Что если я ему не объявлю,

Куда ушла принцесса, я погибну

Въ одно мгновеніе!.. Тогда при мн

Какъ разъ нашлось послднее письмо

Постума, это-то письмо умчало

Его за ней на поиски въ Мильфордъ,—

Куда, какъ зврь и въ плать Леоната,

Которое онъ вырвалъ у меня,

Клотенъ съ позорнымъ планомъ поспшилъ…

Что съ нимъ случилось посл, я не знаю!

Гвидерій.— Позвольте мн окончить вашъ разсказъ.

Я умертвилъ его!

Цимбелинъ.— Спаси васъ небо!

Я не хотлъ бы добрыя дла

Наказывать жестокимъ приговоромъ:

Скажи, что ты солгалъ, мой храбрый мальчикъ!

Гвидерій.— Я сдлалъ такъ, какъ я вамъ объявилъ!

Цимбелинъ.— Клотенъ былъ принцъ!

Гвидерій.— Онъ наглымъ принцемъ былъ!

Его продлки недостойны принца.

Онъ вздумалъ вызывать меня такимъ

Задорнымъ языкомъ, что я пошелъ бы

Хоть на моря, когда-бъ они ревли,

Какъ онъ: я голову ему отскъ!..

И очень радъ, что нынче передъ вами

Онъ не стоитъ, какъ я, и обо мн

Такой же рчи вамъ не говоритъ!..

Цимбелинъ.— Жаль мн тебя, твой собственный языкъ

Теб изрекъ смертельный приговоръ,

Законамъ ты обязанъ покориться:

И нынче же умрешь!

Имоджена.— Безглавый трупъ

Я приняла за милаго супруга!

Цимбелинъ.— Связать убійцу, прочь его отсюда!

Белларій.— Стой, государь, убитый недостоинъ

Убійцы, твой преступникъ одного

Съ тобою рода: онъ передъ тобой

Свершилъ гораздо боле заслугъ,

Чмъ цлый полкъ Клотеновъ совершилъ бы. (Страж).

Освободите царственныя руки:

Не для цпей он сотворены!

Цимбелинъ.— Зачмъ, старикъ-солдатъ, желаешь ты,

Не получивъ еще вознагражденья

За подвигъ свой, подвергнуться опал

И гнву короля? Какъ можетъ онъ

Быть одного со мной происхожденья?

Арвирагъ.— Въ своихъ словахъ зашелъ онъ далеко.

Цимбелинъ (Белларію).— За это ты погибнешь безъ пощады!

Белларій.— Вс трое мы погибнемъ! Но сперва

Я докажу, что двое между насъ

То самое, о чемъ я вамъ повдалъ.—

Я долженъ, дти, гибельную тайну

Открыть: она — опасна для меня,

Но васъ она, наврно, осчастливитъ!

Арвирагъ.— Опасность ваша и для насъ — опасность!

Гвидерій.— А счастье наше — счастье и для васъ!

Белларій.— Позвольте же: я стану говорить.—

Великій государь, скажите, былъ ли

У васъ вельможа, именемъ Белларій?

Цимбелинъ.— Что въ немъ теб?.. Онъ сосланный измнникъ!

Белларій.— Онъ также старъ, какъ тотъ, кто передъ вами

Стоитъ теперь: онъ сосланъ — это правда,

Но я не знаю, былъ ли онъ измнникъ?..

Цимбелинъ.— Схватить его! Вселенная не можетъ

Его спасти!—

Белларій.— Не горячитель такъ!

Сначала заплатите мн за то,

Что ваши дти выкормлены мною,

И конфискуйте посл все, едва

Я получу свое вознагражденье.

Цимбелинъ.— Ты выкормилъ моихъ дтей?

Белларій.— Я грубъ

И слишкомъ смлъ: молю васъ на колняхъ…

Не стану я до той поры, покуда

Не вознесу я вашихъ сыновей!

Тогда вы старика ужъ не жалйте…

Великій государь, я не отецъ

Двумъ этимъ джентльменамъ, хотя меня

Они зовутъ отцомъ и почитаютъ

Себя дтьми изгнанника-Моргана!

Они потоки царственной рки —

И кровь твоя, мой свтлый повелитель!..

Цимбелинъ.— Какъ! въ нихъ мое потомство?

Белларій.— Точно такъ,

Какъ ты потомокъ ддовъ Цимбелина.

Старикъ Морганъ былъ нкогда Белларій:

Его тогда ты выслалъ изъ отчизны.

Двухъ этихъ принцевъ (имя это къ нимъ

Идетъ, они сіятельные принцы) —

Я двадцать лтъ воспитывалъ въ горахъ,

Вселилъ въ нихъ все, что только могъ вселить

Изъ истинныхъ познаній, самъ ты знаешь,

Кормилица малютокъ, Эрифила,

Съ которой я вступилъ за это въ бракъ,

Ихъ унесла, едва меня изгнали!

На это я склонилъ ее тогда!

Я былъ наказанъ прежде преступленья,

Которое свершилъ я предъ тобой:

Я пострадалъ за врность и замыслилъ

Коварную измну Цимбелину!

Но, свтлый сэръ, вотъ вновь твои сыны:

Я въ нихъ теряю всю мою отраду!

Да низойдетъ благословенье неба

На ихъ чело спасительной росой:

Они могли-бъ достойно сводъ лазурный

Огнями звздъ душевныхъ обложить!

Цимбелинъ.— Ты говоришь и плачешь, вы втроемъ

Свершили подвигъ, предъ которымъ блдны

Вс чудеса разсказа твоего:

Я потерялъ моихъ дтей, но если

Мои то дти, лучшихъ сыновей

Желать не долженъ я.

Белларій.— Милордъ, позвольте!

Тотъ джентельменъ, который у меня

Носилъ названье Полидора, принцъ —

Достойнйшій Гвидерій, джентельменъ,

Котораго я называлъ Кадваломъ,—

Свтлйшій Арвирагъ, вашъ младшій сынъ,

Его въ богатой мантіи укрыли,

Въ пеленкахъ, вышитыхъ рукой его

Высокой матери: вс эти вещи

Я вамъ, для большей правды, покажу!

Цимбелинъ.— На ше у Гвидерія была

Кровавая звзда — значокъ родимый!..

Белларій (указывая на Гвидерія).— Вотъ, кто родимымъ пятнышкомъ отмченъ!

Премудрая природа создала

Его на тотъ конецъ, чтобъ вамъ сегодня

Скорй пришлось Гвидерія признать!

Цимбелинъ.— Ужель я вновь отецъ троихъ дтей?

Во-вки мать не радовалась больше,

Окончивъ муки тягостныхъ родовъ!..

Благословенны вы, которыхъ путь

Лежалъ такъ долго вн родимыхъ орбитъ:

Войдите въ нихъ и царствуйте опять!

Ты, дочь моя, лишилась черезъ это

Короны!..

Имоджена.— Нтъ, милордъ, я черезъ это

Пріобрла два міра неземныхъ!..

О, братья милые, мы снова вмст!

Не говорите-жъ больше никогда,

Что рчь моя неправильна: вы братомъ

Меня именовали, я же вамъ

Была сестрой, а я именовала

Васъ братьями, и были вы мн братья!..

Цимбелинъ.— Такъ вы уже встрчались?

Арвирагъ.— Да, милордъ!

Гвидерій.— И съ перваго-жъ свиданья полюбили

Другъ друга, продолжая страсть свою,

До той поры, когда сестра скончалась…

Корнелій.— Отъ ядовитыхъ зелій королевы!

Цимбелинъ.— О, дивное чутье!— Когда же я

Услышу все? И въ спшномъ пересказ

Видны у васъ безчисленныя втви,

Которыми богато вашъ разсказъ

Развиться можетъ! Гд и какъ жила ты?

Какъ римскому ты плннику служила?

Какъ ты разсталась съ братьями? Какъ вновь

Ты ихъ нашла? Зачмъ ты убжала

Отъ нашего двора?.. Куда бжала?!..

Все это — и къ тому еще причину,

Которая васъ привела на бой,

Не знаю самъ, какъ много я желалъ бы

Узнать отъ васъ въ подробнйшихъ оттнкахъ,

Во всхъ случайныхъ, мелкихъ переходахъ!

Но намъ теперь не мсто и не часъ

Васъ долгими вопросами тревожить…

Постумъ закинулъ якорь къ Имоджен,

Она же, какъ стыдливая зарница,

Бросаетъ взоръ свой нжный на него,

На братьевъ и на насъ,— и свтъ, и радость

На милые предметы проливаетъ!..

Мы отвчаемъ тмъ же Имоджен…

Пойдемъ отсюда, пусть дымятся храмы

Огнями нашихъ благодарныхъ жертвъ! (Белларію)

Ты братъ мой и на вкъ мн будешь братомъ!..

Имоджена.— Вы мой отецъ, меня вы воскресили!

Я дожила до радостной поры!

Цимбелинъ.— Вс радуются, кром этихъ плнныхъ:

Пускай же и на нихъ прольется радость,

Они раздлятъ счастье короля!

Имоджена (Люцію).— Теперь, мой повелитель, постараюсь

Я вамъ, какъ должно, услужить!

Люціи.— Сойди

На васъ благословеніе небесъ!

Цимбелинъ.— Пропавшій воинъ столько благородства

Въ сраженьи показалъ, что между насъ

Блисталъ бы кстати онъ и благодарность

Монаршую собою бы почтилъ!

Постумъ.— Я, государь, тотъ неизвстный воинъ!

Я въ рубищ простомъ сопровождалъ

Троихъ твоихъ бойцовъ: моя одежда

Тогда моимъ желаньямъ отвчала!

Якимо, говори, кто этотъ воинъ?

Не я-ль тебя повергнулъ, и едва

У ногъ моихъ ты не лишился жизни?

Якимо (становясь на колни).— Я вновь у ногъ твоихъ: но мн колни

Теперь сгибаетъ мстительная совсть,

Какъ нкогда ихъ мощь твоя сгибала,

Возьми же эту жизнь, молю тебя:

Я столько разъ надъ нею издвался!

Но прежде получи свое кольцо

И съ нимъ браслетъ врнйшей изъ принцессъ,

Какія только въ врности клялися!

Постумъ.— Не преклоняй колнъ передъ Постумомъ:

Одною властью обладаетъ онъ,

И эта власть — прощеніе врагу,

Одну лишь месть питаетъ онъ къ теб —

И эта месть — забвеніе обиды!

Живи и поступай съ другими лучше!

Цимбелинъ.— Вотъ благородный судъ, нашъ мудрый зять

Даетъ урокъ намъ въ мудромъ милосердьи *).

На этотъ разъ прощенье — нашъ пароль!

*) Слово: son-in-law, зять, заключаетъ здсь непереводимый намекъ на милосердіе законовъ, собственно son-in-law значитъ сынъ по закону.

Арвирагъ.— Вы помогали намъ, какъ будто знали,

Что мы на самомъ дл съ вами братья,

Какъ рады мы, что вы намъ не чужой!

Постумъ.— Я вашъ слуга, сіятельные принцы!

Вы, благородный вождь отрядовъ римскихъ,

Не можете-ль гадателей своихъ

Сюда созвать: я видлъ чудный сонъ!

Ко мн сходилъ властительный Юпитеръ,

На царственномъ орл своемъ покоясь,

И, окруженный лицами моихъ

Покойниковъ родныхъ, меня тревожилъ…

Когда же я проснулся, на груди

Моей покоилась вотъ эта книжка,

Ея слова такъ странны и темны,

Что я не въ силахъ смысла ихъ понять!..

Пускай же вашъ гадатель намъ покажетъ

Свое искусство въ чтеньи этихъ словъ!

Люцій.— Гд Филармонъ?

Гадатель.— Я здсь, мои добрый лордъ.

Люцій (даетъ ему книжку). Читай и объясни намъ эти рчи.

Гадатель (читаетъ).— ‘Когда львенокъ, самъ того не зная, и безъ всякихъ поисковъ, найдетъ струю нжнаго воздуха и будетъ объятъ ею, и когда обломленныя у величаваго кедра втви, посл многолтняго смертнаго сна, оживутъ, приростутъ къ старому пню и снова покроются свжими ростками, тогда настанетъ конецъ бдствіямъ Постума, Британія будетъ счастлива и процвтетъ въ мир и довольств’.

Ты, Леонатъ, какъ сказано здсь,— львенокъ,

Значеніе прозванья твоего

Намъ подтверждаетъ это: Leo-natus —

Одно и то же, что рожденный львомъ! (Цимбелину)

А нжный воздухъ — дочь твоя, властитель,

По-римски, нжный воздухъ — mollis aer,

Изъ слова mollis-aer выйдетъ слово

‘Супруга’ — mulier, а это прямо

Ужъ означаетъ вашу Имоджену,

Которую, безъ поисковъ, теперь,

И самъ того не зная, какъ оракулъ

Сказалъ, нашелъ восторженный супругъ

И ею былъ, какъ пеленой воздушной,

Какъ нжнымъ благовоніемъ объятъ!

Цимбелинъ.— Да, въ этомъ есть, повидимому, смыслъ!

Гадатель.— Могучій кедръ — великій Цимбелинъ!

А отъ него отломленныя втви —

Два сына Цимбелина, ихъ унесъ

Белларій. Много лтъ ихъ вс считали

Погибшими, они теперь воскресли

И приросли къ властительному корню,

И мощный кедръ отчизн общаетъ

Въ своихъ потомкахъ славу и покой!..

Цимбелинъ.— Прекрасно! мы теперь начнемъ съ покоя:

Кай-Люцій, я побду одержалъ,

Но покоряюсь Цезарю и Риму!

Согласенъ я условленную дань

Ему платить, вражда супруги нашей

Меня отъ этой дани отклонила:

За это судъ небесъ рукой тяжелой

Ее съ несчастнымъ сыномъ поразилъ!

Гадатель.— Персты боговъ настраиваютъ струны

Гармоніи торжественной и мира!

Видніе, которымъ занялъ я,

Передъ сраженьемъ, Люція, вполн

Свершается теперь: мн снилось, будто

Могучій нашъ орелъ покинулъ Югъ

И залетлъ на отдаленный Западъ,

Тамъ, уменьшаясь боле и бол,

Онъ наконецъ исчезъ во блеск солнца!..

Виднье предвщало, что орелъ —

Властительный, великій императоръ,

Сольется вновь съ пресвтлымъ Цимбелиномъ,

Блестящею звздой полночныхъ странъ!..

Цимбелинъ.— Благословимъ теперь святыхъ боговъ:

Пусть къ алтарямъ таинственнымъ восходитъ

Волнистый дымъ благоуханныхъ жертвъ!

Всмъ подданнымъ о мир объявить!

Пойдемъ! И пусть британскія знамена

Завютъ рядомъ съ цезарскимъ орломъ!

Мы такъ пойдемъ съ тріумфомъ въ нашу Люду —

И въ храм Зевса миръ нашъ заключимъ,

Потомъ его скрпимъ роскошнымъ пиромъ…

Итакъ, впередъ!.. Еще не конченъ бой —

А ужъ кругомъ и счастье, и покой!—

(Занавсъ опускается).

Читайте также: