Цимбелин, Шекспир Вильям, Год: 1609

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Шекспиръ

Цимбелинъ

Переводъ . Миллера, съ предисл. прив.-доц. Е. В. Аничкова
Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.

0x01 graphic

0x01 graphic

ЦИМБЕЛИНЪ.

Въ ‘Много шуму изъ ничего’ и въ ‘Отелло’ трагедія ревности оказалась одновременно трагедіей клеветы и несправедливости. Жертвой вопіющей и безсмысленной клеветы пала Дездемона, отъ такой же злобной клеветы страдаетъ и Геро, но не будь такъ ршительно и порывисто знойное сердце мавра Отелло, не будь такъ легко воспламенимъ пылкій Клавдіо, ядъ предательскихъ навтовъ Яго и донъ Жуана не могъ бы въ нихъ такъ свободно проникнуть. Причина бдствій, постигшихъ этихъ нжныхъ, преданныхъ и безотвтныхъ существъ — Дездемону и Геро, коренится въ самомъ характер ревнивцевъ. Особенно тщательно обработана психологія ревности въ ‘Отелло’. И когда Шекспиръ вновь обратится къ трагедіи ревности въ своей комедіи ‘Зимняя Сказка’, мотивъ клеветы уже будетъ совершенно отсутствовать. Самаго пустого, ничего незначущаго предлога будетъ достаточно Леонату, чтобъ осудить Герміону на смерть. Зловщій порывъ ревности вызванъ тутъ уже одной игрой слишкомъ стремительнаго воображенія.
Такъ же быстро, въ какомъ-то умственномъ ослпленіи, безудержно и страстно вритъ и Постумъ Леонатъ въ ‘Цимбелин’, что благодарная и любящая жена его, Имогена, отдалась въ его отсутствіи другому.
Постумъ Леонатъ такая же импульсивная натура, какъ и воинственный Отелло. Онъ также человкъ дла, а не словъ и размышленій. Онъ также склоненъ лишь къ быстрымъ душевнымъ движеніямъ. Онъ также храбрый воинъ. Еще раньше, чмъ мы видимъ его на пол брани, гд онъ выказалъ свою отвагу, ужо въ томъ первомъ разговор въ дом Филарія въ Рим, куда онъ только что прибылъ, изгнанный Цимбелиномъ, съ первыхъ его словъ ярко очерчиваются его ршительность, смлость и вспыльчивость. Встрча съ французомъ заставляетъ Постума вспомнить, какъ однажды въ Орлеан онъ горячо заспорилъ о превосходств своей возлюбленной надъ всми остальными женщинами міра, и дло тогда чуть не дошло до поединка, теперь Постуму приходится благодарить своего собесдника, француза, за то, что тотъ съумлъ тогда отвратить это столкновеніе, грозившее принять серьезный оборотъ. Постумъ увряетъ, что тогда онъ былъ еще ‘молодымъ путешественникомъ, гораздо боле склоннымъ протестовать противъ всего, что слышитъ, чмъ руководствоваться въ поступкахъ чужой опытностью’. Но онъ очевидно говоритъ это лишь изъ любезности. И теперь еще поводъ тогдашней ссоры кажется ему далеко не маловажнымъ, вполн достаточнымъ для того, чтобъ схватиться за оружіе. Дйствительно, довольно было итальянцу, Іахимо, возобновить этотъ споръ и усомниться, что дама Постума ‘лучше, умнй, добродтельнй и постояннй’ любой женщины, и вотъ онъ снова отдается цликомъ подобной же распр, забывается до того, что соглашается биться объ закладъ о чести своей жены и доставить Іахимо возможность ее увидть, разстается даже съ перстнемъ, который онъ получилъ отъ Икогены.
Еще характернй та сцена, когда Іахимо хвастливо и съ дланной усмшкой разсказываетъ Постуму о своей мнимой побд надъ Имогеной. Увидя подаренный имъ Имоген браслетъ въ рукахъ Іахимо, Постумъ уже теряетъ всякую вру въ честность жены. Онъ уже отчаивается, всюду видитъ обманъ и грустно восклицаетъ, что ‘нтъ правды въ клятвахъ женщинъ!’. Простое предположеніе, что браслетъ могъ быть потерянъ или украденъ, не приходитъ ему даже въ голову. Это приходится подсказать ему Филарію. Но, вотъ Іахимо клянется Юпитеромъ, что получилъ браслетъ въ подарокъ въ минуту страсти, и уже никакія убжденія Филарія не могутъ остановить воображенія Постума. Главное доказательство Іахимо о его близости съ Имогеной, это родимое пятнышко, которое онъ подсмотрлъ ночью, пока Имогена спала, Постуму въ сущности вовсе не нужно, онъ даже не хочетъ и слушать Іахимо, теперь онъ уже безповоротно увренъ, что Имогена измнила ему. И эта мысль поглотила его цликомъ, она не позволяетъ ему ни на минуту опомниться, его влечетъ къ ней какимъ-то злобнымъ порывомъ. Въ его глазахъ уже все измнилось, и весь міръ показался ему такимъ мрачнымъ, насквозь пропитаннымъ порокомъ.
Въ монолог, слдующемъ непосредственно за разговоромъ съ Іахимо, Постумъ сомнвается даже въ честности своей родной матери, ненавидитъ всхъ женщинъ и въ больной его душ тогда зарождается мысль отмщеніи. Приказъ Пизаніо убить Имогену и предательское, лживое письмо, которое заманиваетъ ее въ Мильфордъ-Гэвенъ якобы на свиданіе съ мужемъ, уже послдняя низшая степень нравственнаго паденія когда-то благородной натуры Постума. И до него доходитъ этотъ Постумъ Леонатъ, о которомъ въ первой же сцен мы узнаемъ, что при двор Цимбелина
Для мальчиковъ онъ добрымъ сталъ примромъ,
Для взрослыхъ врнымъ зеркаломъ, съ которымъ
Они свряли качества свои,
И даже т, которые достигли
Ужъ старыхъ лтъ, охотно сознавались,
Что этотъ баловень во многомъ
Былъ выше ихъ!
Таковы послдствія вспыльчивости и легкомысленной порывистости души этого героя. Вдь бда именно въ томъ легкомысліи.съ какимъ Постумъ ршился биться объ закладъ, въ той стремительности, съ какой онъ отдается каждому минутному увлеченію.
Горестныя испытанія Имогены объясняются такимъ образомъ психологически изъ душевныхъ особенностей Постума, и образъ его свободно возникъ въ воображеніи Шекспира рядомъ со сродными ему образами Клавдіо, Отелло и Леонта. Напротивъ, самыя обстоятельства этихъ испытаній, т. е. самая завязка комедіи, заимствованы великимъ драматургомъ изъ извстнаго бродячаго разсказа о женской врности и наказаніи хвастуна, дерзко посягнувшаго на честь неприступной красавицы.
Въ средневковой европейской литератур разсказъ этотъ встрчается въ двухъ различныхъ версіяхъ. Одна изъ нихъ, т. наз. ‘сказка о роз’, пересказана дважды, и въ стихахъ, и въ проз въ роман XIV в. ‘Perceforest’. Другая легла въ основу боле древнихъ романовъ: Guilaume de Dole, le Roman de la Violette, Girard de Nevers, и боле широкую извстность пріобрла тогда, когда ее обработалъ Боккаччіо въ девятой новелл 2-ого дня ‘Декамерона’. Об версіи разсказа проникли довольно рано и въ Англію: первую мы находимъ въ поэм XIV в. ‘The Wright’s chaste wоfe’ какого то Адама де-Кобзама, а вторую въ повсти начала XVI в. ‘Westward for Smelts’. По обимъ версіямъ, мужъ, надолго ухавшій изъ дому, бьется объ закладъ, что жена его устоитъ въ его отсутствіе противъ всякихъ ухаживателей и останется врной ему. Находятся смльчаки, готовые поставить все свое состояніе на карту и попытаться склонить неприступную красавицу къ измн.
Побдителемъ изъ этой распри выходитъ однако неизмнно мужъ, и хвастливые искатели любовныхъ приключеній получаютъ достойное возмездіе.
Такова общая схема разсказа, но развивается она различно. Въ ‘Сказк о роз’ мужъ ни минуты не сомнвается въ томъ, что побда останется за нимъ. Онъ бережно хранитъ въ особой коробочк чудесную розу, которая не увянетъ до тхъ поръ, пока жена его сохранитъ свою врность. И роза эта не блекнетъ, какъ только назойливые ухаживатели попадаютъ въ домъ красавицы она не только не слушаетъ ихъ любовныхъ рчей, но хитростью завлекаетъ ихъ въ особый подвалъ, гд они должны, чтобы не умереть съ голоду, заготовлять ей пряжу. Мужъ спокойно возвращается такимъ образомъ домой и освобождаетъ своихъ опозоренныхъ и проигравшихъ закладъ противниковъ. Совершенно иначе представляется дло по другой версіи. Тутъ, какъ и въ Цимбелин, мужъ не только сомнвается въ добродтели жены, но противнику его удается даже доставить повидимому несомннное доказательство того, что онъ обладалъ ею. И въ средневковыхъ романахъ родимое пятнышко на тл красавицы, которое удалось подсмотрть лукавому ухаживателю, описывается, во всхъ подробностяхъ. Оно, оказывается напоминаетъ своей формой либо розу, либо фіалку. Только посл ряда испытаній удается несчастной женщин доказать лживость обвиненій противъ нея и наказать по заслугамъ обманщика.
Вниманіе Шекспира остановилось лишь на второй версіи. Онъ уже пользовался для своихъ ‘Виндзорскихъ Кумушекъ’ повстью Westward for Smelts, а теперь въ ‘Цимбелин’ послдовалъ шагъ за шагомъ вслдъ за Боккаччіо, подставивъ только вмсто итальянскаго купца изъ Генуи, Амброджіуло, британскаго воина, Леоната-Постума, и вмсто купеческой жены Джиневры дочь древняго короля Британіи, Цимбелина. И первая версія, конечно, не представляетъ такого психологическаго интереса, какъ вторая. Она не боле, какъ забавный разсказецъ. Мотивъ неблекнущей розы уже слишкомъ сказоченъ. Я упомянулъ однако объ обихъ версіяхъ разсказа, потому что, при сопоставленіи ихъ ясне выступаетъ то, съ какимъ собственно разсказомъ мы имемъ дло. Повсть объ испытаніи врности жены прежде всего — повсть о ея добродтели. Этотъ чудесный символъ неблекнущей розы, хотя онъ и не играетъ собственно никакой почти роли въ разсказ, указываетъ на его внутренній основной смыслъ. Женщина здсь превознесена, окружена ореоломъ не только врности, но неприступности, твердости, энергіи и изворотливости, этими ея качествами объясняется посрамленіе и униженіе ея ухаживателей. При этомъ въ той версіи, къ которой принадлежитъ новелла Боккаччіо и ‘Цимбелинъ’ Шекспира, до извстной степени, униженъ и наказанъ еще и мужъ красавицы.
Эта черта, проходящая красною нитью черезъ тотъ сюжетъ, на которомъ построилъ Шекспиръ свою комедію, для насъ въ высшей степени важна. Она наложила свою печать на характеръ Имогены.
По самому замыслу Имогена не могла быть уже такой пассивной, исключительно любящей, неприступной своей преданностью и чистотой женщиной, какъ Геро, Дездемона, Герміона. Имогена натура сильная. Ея нравственныя достоинства коренятся не въ одной любви, не въ одной преданности. Она горда и ршительна, стойка и смла. Имогена не боится своей злой мачихи, она споритъ съ отцомъ, открыто и твердо отстаиваетъ свое право любить Постума. Прощаясь съ нимъ, она даже говоритъ ему:
Иди жъ скорй! пускай
Я выдержу одна грозу упрековъ
И гнвный взоръ.
Ршимость Имогены мы видимъ также не только въ сцен съ безпощадно изгнаннымъ ею глупымъ Клотеномъ, за котораго, стоятъ однако, и отецъ, и мачиха, готовые отомстить ей за обиду. Когда Постумъ зазвалъ ее въ Мильфоръ-Гавенъ, и Пизаніо не можетъ боле скрывать отъ нея приговора надъ ней ея мужа, Имогена не боится смерти. Она колеблется наложить сама на себя руку, но безстрашно открываетъ грудь передъ Пизаніо и искренно хочетъ смерти. Письмо Постума ужъ въ сущности убило ее. Оттого ей остается только съ горькой усмшкой спросить Пизаніо:
Когда о смерти я
Прошу сама, то что-жъ теб-то медлить
Исполнить долгъ послушнаго слуги?
Чтобы дать Имоген развернуться передъ нами во всемъ блеск ея богатой и высокой натуры, Шекспиръ отступилъ отъ текста Боккаччіо и ввелъ сцену заискиваній Іахимо. У Боккаччіо обманщикъ сразу подкупаетъ одну женщину, чтобы пробраться къ Джиневр. Но Шекспиру было необходимо поставить Іахимо и Имогену лицомъ къ лицу. Въ этой сцен Имогена какъ-бы торжествуетъ свое нравственное превосходство даже надъ Постумомъ. Когда Іахимо хочетъ уврить ее, что Постумъ ее забылъ, что онъ увлекается легко достающимися прелестями итальянокъ, Имогена не вритъ этимъ навтамъ. Въ ней больше доврія и больше хладнокровія, чмъ въ ея слишкомъ импульсивномъ муж. Ея нравственный обликъ возвышенне. Она стоитъ выше клеветническихъ обвиненій. И Іахимо хорошо чувствуетъ, что если, посл того, какъ онъ пустилъ въ ходъ свои лживые намеки на легкомысліе Постума, онъ заговоритъ о своей любви, ничего кром презрнія онъ не дождется отъ этой гордой, неприступной женщины.
Создать величавый обликъ Имогены Шекспиру, можетъ быть, помогли его старые милые образы немного строптивыхъ, умющихъ постоять за себя и ршительныхъ двушекъ врод Розалинды и Беатриче, Порціи и Віолы. Имогена также появляется передъ нами въ мужскомъ костюм, и она уметъ заставить уважать себя въ непривычной ей роли прислужника, Фиделія, къ которому сразу такъ привязался римскій военачальникъ Кай Луцій.
Перипетіи любви Постума и Имогены разыгрываются среди героическихъ нравовъ временъ древняго британскаго короля Цимберлина или Кунобелина. О его судьб Шекспиръ узналъ изъ той же хроники Голиншеда, которою онъ часто пользовался для своихъ историческихъ хроникъ. Правда, историческая обстановка ни мало не стсняла здсь великаго драматурга, и кром разв того, что герои его стали клясться Юпитеромъ и др. языческими богами, въ ‘Цимбелин’ было-бы напрасно искать хотя бы малйшей попытки перенести насъ въ эпоху Юлія Цезаря и Августа — и соблюсти историческое правдоподобіе. Вся пьеса остается строго романтической и по замыслу, и по вншнему строю. Дйствіе поминутно переносится изъ Британіи въ Римъ, изъ одной части Англіи въ другую. Въ одномъ и томъ же акт гонцы, и даже дйствующія лица, успваютъ прохать черезъ всю Европу на пути между Италіей и Англіей. Отдльныя приключенія, встрчи и переодванія, ведущія къ ошибкамъ и запутывающія дйствіе, свободно рождаются въ воображеніи поэта. Все причудливо, пестро и неправдоподобно въ этой комедіи. Съ самаго ‘Сна въ лтнюю ночь’ Шекспиръ только въ одной комедіи, ‘Какъ вамъ это понравится’, такъ свободно бросалъ одинъ за другимъ то потрясающіе, то необычайные образы, эпизоды и сцены. Однако, несмотря на романтическій складъ ‘Цимбелина’, въ него вложены и героическія черты, сказывающіяся въ прославленіи храбрости бриттовъ, въ ихъ побд надъ войсками римскаго императора, въ страстномъ влеченіи сбросить съ себя чужеземное иго.
Событія при двор короля Цимбелина также, какъ нельзя лучше, подходятъ къ трагедіи ревности и клеветы. Какъ заявляетъ одинъ придворный лишь только подымается занавсъ:
унылый видъ успли
Принять здсь вс.
Цимбелинъ попалъ въ руки своей второй жены, коварной женщины, затвающей темныя дла. Она велитъ приготовлять себ разные яды и ждетъ удобнаго случая, чтобы отравить даже самого короля. Ея пустой, заносчивый и ничтожный сынъ занимаетъ при двор чуть не первое мсто. Цимбелинъ хочетъ насильно выдать за него дочь и изъ-за этого шлетъ своего любимаго воспитанника. Постума, въ изгнаніе. И это не первая несправедливость Цимбелина. Двадцать лтъ тому назадъ, по лживому навту, заподозривъ въ измн, онъ изгналъ и честнаго Беларія, и тотъ въ отместку похитилъ его сыновей, законныхъ наслдниковъ британскаго престола. Въ такой обстановк живетъ Имогена. На ея личное горе еще боле мрачную тнь налагаетъ эта семейная неурядица, вс эти коварные замыслы ея мачихи, нелпыя честолюбивыя заискиванія Клотена и преступная слабость ея отца.
И по мр того, какъ развивается дйствіе, все боле и боле становится, казалось-бы, неизбжной трагическая катастрофа. Въ первомъ изданіи соч: Шекспира (in folio 1623 г.) ‘Цимбелинъ’ и названъ трагедіей. Когда поддерживаемый королевой Цимбелинъ отказывается платить дальше дань римскому императору и римское войско быстро вторгается въ Британію, уже ничего, казалось-бы, не можетъ остановить полной гибели Цимбелина. Гроза, казалось, надвигается и мракъ ея уже охватилъ короля, осиротлаго безъ поддержки всхъ тхъ, кто могъ бы помочь ему.
И къ 2-ой сцен V дйствія трагическая катастрофа уже какъ будто и наступила. Британскія войска бгутъ передъ римскими легіонами и Цимбелинъ взятъ въ плнъ.
Но катастрофа эта только мнимая. Зритель невольно ждетъ иного исхода. Онъ ужъ предупрежденъ. Онъ знаетъ, что Имогена жива, хотя она и выпила ядъ, приготовленный ей королевой, и подружившіеся съ ней такъ быстро Гвидерій и Арвирагъ видли ее мертвой, она жива и скоро появится, несмотря на то, что въ рукахъ Постума окровавленный платокъ, присланный ему Пизаніо въ доказательство того, что приговоръ его приведенъ въ исполненіе. И живъ также и Постумъ. Вдь, не на его обезглавленномъ труп плакала Имогена, а на труп жалкаго и низкаго Клотена. Зрители также ужъ знаютъ, кто такіе Гвидерій и Арвирагъ. И отважныя сердца этихъ юношей, воспитанныхъ честнымъ Беларіемъ, уже встрепенулись при шум битвы. Самое раскаяніе Іахимо, какъ разъ въ тотъ моментъ, когда римское войско готово разбить на голову британцевъ, служитъ уже зловщимъ признакомъ того, что удача не должна оставаться на сторон насильниковъ.
Потому-то, когда Беларій, Гвидерій и Арвирагъ врываются на сцену, когда они своимъ крикомъ: ‘Ни съ мста, трусы! въ бой!’ внезапно возбуждаютъ храбрость въ дрогнувшихъ сердцахъ британскихъ воиновъ, когда они освобождаютъ Цимбелина, ихъ появленіе не такъ не ожиданно. Иначе и не могло быть. Подвигъ спасенія отечества принадлежитъ имъ по праву, какъ наслдникамъ престола. Истинную помощь Цимбелинъ могъ получить только отъ нихъ и отъ избранника своей дочери, Постума. Цимбелинъ долженъ разстаться съ чужими ему и тайно ненавидящими его королевой и Клотеномъ. Они причина всхъ его несчастій. Смерть королевы логически необходима въ тотъ самый моментъ, когда побда остается за британцами. Цимбелина ждетъ близость съ истинными друзьями и настоящей семьей. Отъ нихъ онъ получитъ истинное, а не воображаемое, основанное на насиліи, счастье.
И счастливый исходъ этой драмы Шекспира въ высшей степени характеренъ для того момента, когда она возникла.
Въ творчеств Шекспира съ ‘Цимбелиномъ’ начинается новый періодъ. Его зовутъ обыкновенно періодомъ ‘примиренія’. Время великихъ трагедій уже прошло. Въ ‘Тимон Аинскомъ’ Шекспиръ излилъ уже жгучій пессимизмъ, охватившій его душу со времени ‘Юлія Цезаря’ и ‘Гамлета’. Теперь его сердце стало биться ровно и спокойно. ‘Не много найдется въ литератур, пишетъ Дауденъ, боле интересныхъ переходовъ, чмъ тотъ рзкій переломъ, который отдляетъ въ творчеств Шекспира трагедіи страстей отъ этихъ серьезныхъ и въ то же время столь радостныхъ романтическихъ пьесъ послднихъ лтъ его писательской дятельности. Это переходъ отъ бури съ ея раскатами грома и съ блескомъ молній къ широкому простору свтлаго затишья. Въ автор ‘Цимбелина’, ‘Зимней Сказки’ и ‘Бури’ уже нтъ и помину свойственнаго молодости легкаго отношенія къ явленіямъ жизни, онъ твердо знаетъ зло жизни, онъ видитъ пороки людей, но онъ какъ будто бы обрлъ теперь душевное спокойствіе въ любви, надежд и упованіи на возможность счастья’.
Когда собственно написанъ ‘Цимбелинъ’, въ точности неизвстно. Астрологъ д-ръ Форманъ, отмтившій въ своихъ запискахъ, что 15 мая 1611 г. онъ присутствовалъ при представленіи въ Шекспировскомъ театр Глобусъ ‘3имней сказки’, помтилъ ‘Цимбелина’ подъ 1610—1611 годомъ. Но первое изданіе этой комедіи есть лишь изданіе in folio 1623 года, и чужая рука прошлась по этому созданію Шекспира. Вс критики согласны между собою въ томъ, что сцена виднія Постума написана не великимъ драматургомъ. Да и по ходу дйствія въ ней и не чувствуется ни малйшей надобности. Она введена лишь для того, чтобы усилить патріотическіе мотивы комедіи. Равнымъ образомъ въ самой послдней сцен между словами Постума къ принцу Арвирагу: ‘Я готовъ быть вамъ слугою, принцы’ и словами Цимбелина: ‘Да будетъ такъ! Начнемъ-же съ мира,’ несомннно также вставка, введенная посторонней рукой только для того, чтобы вновь напомнить сцену видній. По мннію Флея, ‘Цимбелина’ вовсе не играли при жизни Шекспира, потому что онъ былъ оконченъ какъ разъ къ 1609 году, когда Англія страдала отъ моровой язвы, и придворные спектакли, для которыхъ писалъ въ то время Шекспиръ, были прекращены, объ этомъ совершенно достоврно свидтельствуютъ дошедшіе до насъ списки придворныхъ спектаклей. Очевидно именно при постановк ‘Цимбелина’, когда Шекспира уже не было въ живыхъ, и сдлана вставка.
Возникла ли эта комедія между ‘Бурей’ и ‘Зимней Сказкой’, какъ думали въ 70-ыхъ годахъ, или какъ, предполагаютъ теперь, ‘Цимбелинъ’ открылъ собою серію этихъ трехъ комедій, слдовавшихъ быстро одна за другою, во всякомъ случа онъ вмст съ ‘Зимней Сказкой’ и ‘Бурей’ входитъ въ совершенно особую категорію художественныхъ замысловъ Шекспира. Вс эти комедіи не только отвчаютъ тому настроенію спокойнаго примиренія съ жизнью, какое отмтилъ Дауденъ, но въ нихъ сказались и новые, еще не затронутые до тхъ поръ Шекспиромъ мотивы. Въ центр ихъ стоитъ родительское чувство. Черезъ призму его разсматриваются и самыя сцены любви. Назвавши свою комедію по имени самого Цимбелина, Шекспиръ, очевидно, считалъ его фигурой центральной. Это его судьба приковала къ себ вниманіе великаго драматурга. Черезъ вс свои перипетіи дйствіе шло къ спокойному счастью престарлаго короля,когда онъ вновь соберетъ вокругъ себя своихъ дтей и станетъ въ долгіе вечера слушать разсказы Гвидерія и Арвирага, Имогены и Постума. Особой задушевностью ветъ отъ этихъ словъ Цимбелина:
Когда о всемъ узнаю я подробно?
Изъ быстрыхъ словъ, какія слышалъ я.
Понятно мн, что есть о чемъ вамъ много
Но разсказать.
Тутъ чувствуется тихая радость счастливой встрчи съ близкими посл долгой разлуки.
Послдніе пять лтъ своей жизни Шекспиръ провелъ въ Стратфорд, гд онъ уже давно сталъ крупнымъ домовладльцемъ и землевладльцемъ. Свою часть въ театр, Глобус, онъ въ то время уже продалъ и въ Лондон бывалъ только наздомъ. Еще не старый поэтъ, такъ недавно еще другъ Бенъ Джонсона и другихъ завсегдатаевъ таверны ‘Краснаго Льва’, становится теперь семьяниномъ. Онъ жилъ теперь постоянно со своими двумя дочерьми, и вроятно проснувшееся въ немъ родительское чувство и отразилось въ его комедіяхъ. Вдь счастливые отцы его послднихъ произведеній: Цимбелинъ, Леонтъ, Просперо, съ особенно теплымъ чувствомъ относятся именно къ дочерямъ, къ Имоген, Миранд и Пердитт. Старшая дочь Шекспира, Сусанна, 5 іюня 1607 года вышла замужъ за доктора Джона Голля, а въ сентябр 1608 года Шекспиръ сталъ ддушкой. Если во всхъ этихъ послднихъ комедіяхъ радость отца просыпается именно отъ супружества дочери, то тутъ такимъ образомъ можно видть черту личныхъ душевныхъ ощущеній Шекспира. Какое глубокое различіе между торжественной и холодной рчью, съ какой привтствуетъ Цимбелинъ своихъ сыновей, и тми словами, какія относятся къ Имоген и Постуму:
Смотрите, вотъ Постумъ:
За Имогену держится съ восторгомъ
Какъ якорь онъ, она же на него.
На насъ на всхъ, на братьевъ и на Кая,
Изъ свтлыхъ глазъ потоки мечетъ искръ.
Какъ молній рядъ, но молній безопасныхъ.
Такой огонь приноситъ только радость,
И тмъ же ей мы отвчаемъ вс.
И семейныя радости во всхъ этихъ трехъ послднихъ комедіяхъ еще оттняются любовью къ затишью, къ природ, къ тихой жизни вдали отъ городской сутолоки. Пастушеская обстановка, которая такъ заманчиво просіяла передъ нами въ ‘Какъ вамъ это понравится’, теперь опять манитъ къ себ воображеніе драматурга. Въ ‘Зимней Сказк’ онъ переноситъ дйствіе въ настоящую пастушескую среду, какъ ее изображали пасторальные романы того времени, а въ ‘Цимбелин’ и въ ‘Бур’ поэтъ ведетъ насъ на немного сказочное лоно природы, вглубь какихъ-то древнихъ, дремучихъ лсовъ. Это лоно природы, очевидно, придумано, дло не въ немъ — все, дло въ удаленіи отъ города и отъ городскихъ заботъ, отъ всей осложненности современнаго строя жизни.
Городскую сутолоку Шекспиръ называетъ въ своихъ комедіяхъ ‘придворной хитрой жизнью’. И что такое дворъ съ его интригами, отсутствіемъ искренности въ отношеніяхъ, съ его дланностью и манерностью въ правахъ, Шекспиръ, конечно, не могъ не знать по опыту, особенно въ первые годы царствованія Якова I, когда ему такъ часто приходилось играть передъ королемъ. Но разуметъ Шекспиръ подъ ‘хитрой жизнью’ не только дворъ. Это ясно видно изъ словъ Беларія, бжавшаго вглубь лсовъ и размышляющаго о сует міра. Беларій говоритъ:
Ничтожный жукъ броней своей бываетъ
Прикрыть отъ зла врне, чмъ орелъ.
Да! жить, какъ мы, почетнй, чмъ гоняться
За милостью! Пріятнй, чмъ гоняться
Везд корысть, и лучше, чмъ рядиться
Въ шелка и бархатъ, забранные въ долгъ.
Такъ говорилъ и герцогъ въ ‘Какъ вамъ это понравится’, но онъ говорилъ это только себ въ утшеніе. Беларій не только изгнанникъ, пострадавшій отъ несправедливости Цимбелина: онъ еще воспитатель его дтей. Правда онъ похитилъ Гвидерія и Арвирага изъ мести, но за то и онъ, и жена его вс силы свои отдали на то, чтобы сдлать изъ королевичей настоящихъ мужей, смлыхъ и простыхъ, бодро и трезво смотрящихъ на жизнь. Мысль о правильномъ воспитаніи молодого поколнія, очевидно, стала теперь вкрадываться въ сознаніе поэта вмст съ проснувшимся чувствомъ отца, и этотъ интересъ Шекспира къ вопросамъ воспитанія стоитъ въ самой тсной связи со всмъ его міровоззрніемъ. Онъ уже читалъ въ это время Монтэня, и французскій мыслитель влилъ въ его міровоззрніе то спокойное созерцательное отношеніе къ великой загадк міра, къ тмъ нравственнымъ проблеммамъ, которыя такъ взволновали тревожную душу Гамлета. Шекспиръ вритъ теперь въ добро и въ его силу. Онъ вритъ въ то, что въ душ человка испорченность и закоснлость, о которыя разбиваются реформаторскія зати Брута, не составляютъ неисправимаго закона мірозданія, какъ это думалъ Тимонъ Аинскій. Поэтъ думаетъ также, что правду людямъ можно говорить не только въ шутовскомъ колпак, какъ уврялъ насъ меланхоликъ Жакъ. Правда сама по себ должна восторжествовать. Коварство и злоба людей не боле, какъ посторонній налетъ. Такъ же точно, какъ сама природа хороша въ своей постоянной, не тронутой человческой рукой, непосредственной, хотя и немного дикой, красот, такъ же точно и человкъ въ глубин себя не можетъ не быть добръ и справедливъ. И эта врожденная доброта человка и облегчаетъ задачу воспитателя.
Но Беларій только слабый набросокъ боле могучей фигуры ученаго Просперо въ ‘Бур’. Когда въ лиц Просперо Шекспиръ разобьетъ свой волшебный жезлъ, чтобы навсегда уйти изъ міра, онъ завщаетъ ему утшенія, уже въ боле продуманныхъ словахъ, чмъ слова Беларія. И черезъ полтора вка человчество вспомнитъ воспитательныя зати изгнаннаго британскаго полководца и кудесника-отшельника. Он произведутъ тогда чудеса обновленія, раскроютъ передъ человчествомъ новый просторъ упованій на лучшія времена. Идеи наслдника Беларія и Просперо, великаго женевскаго философа, повлекутъ за собой цлый переворотъ въ жизненныхъ устояхъ человчества,

Евг. Аничковъ.

0x01 graphic

ЦИМБЕЛИНЪ,

Дйствующія лица:

Цимбелинъ, король Британіи.
Клотенъ, сынъ королевы отъ перваго брака.
Леонатъ Постумъ, дворянинъ, супругъ Имогены.
Белаpiй, изгнанный вельможа, подъ именемъ Моргана.
Гвидерій, Арвирагъсыновья Цимбелина, подъ именами Полидора и Кадвала, мнимыхъ сыновей Беларія.
Филаріо, другъ Постума, Іахимо, пріятель Филаріо — итальянцы.
Кай Луцій, римскій полководецъ.
Пизаніо, слуга Постума.
Корнеліи, врачъ.
Фpанцузъ, пріятель Филаріо.
Римскій военачальникъ.
Два британскихъ военачальника.
Два лорда.
Два дворянина.
Гадатель.
1-ый тюремщикъ.
2-ой тюремщикъ.
Королева, супруга Цимбелина,
Имогена, дочь Цимбелина отъ перваго брака.
Елена, прислужница Имогены,

Лорды, придворныя дамы, римскіе сенаторы, трибуны, духи, голландецъ, испанецъ, музыканты, военачальники, солдаты, встники и свита.

Мсто дйствія — частію въ Британіи, частію — въ Рим.

0x01 graphic

0x01 graphic

ДЙCТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Британія. Садъ при дворц Цимбелина.

Входятъ два дворянина.

1-ый дворянинъ.
Да, пасмуренъ тутъ каждый! Наша кровь
Не боле покорна небесамъ,
Чмъ королю придворный: каждый хочетъ
Такимъ, какъ онъ, казаться.
2-ой дворянинъ.
Въ чемъ же дло?
1-ый дворянинъ.
Онъ дочь свою, наслдницу престола,
Хотлъ отдать за сына королевы,
Съ которою недавно сочетался,
Но дочь сама себ избрала мужа:
Онъ не богатъ, но духомъ благороденъ.
И вотъ онъ изгнанъ, дочь заключена,
На видъ вс въ гор, а король, конечно,
Скорбитъ въ душ.
2-ой дворянинъ.
Ужели онъ одинъ?
1-ый дворянинъ.
И тотъ, кто изгнанъ, ну, и королева,
Желавшая союза. Но за то
Изъ всхъ придворныхъ нтъ ни одного —
Хотя они предъ королемъ вс грустны —
Который бы не радовался тайно
Ихъ общей скорби.
2-ой дворянинъ.
Это почему жъ?
1-ый дворянинъ.
Тотъ, кто невсту потерялъ — такая
Дрянная тварь, что хуже быть не можетъ,
А тотъ, кто сталъ ей мужемъ и за это
Въ изгнаніи — такое совершенство,
Что если-бъ свтъ пришлося обойти,
Подобнаго другого не отыщешь.
Мн кажется, что нтъ ни у кого
Такой души прекрасной въ сочетаньи
Съ тлесной красотой.
2-ой дворянинъ.
Вы захвалили!
1-ый дворянинъ.
Нисколько, я скорй не дохвалилъ:
Скоре съузилъ, чмъ расширилъ кругъ
Его достоинствъ.
2-ой дворянинъ.
Какъ его зовутъ
И родомъ онъ откуда?
1-ый дворянинъ.
Я не знаю
Его происхожденья, но Сицилій,
Его отецъ, ходилъ съ Кассибеланомъ
Противъ римлянъ и славой увнчался.
Потомъ его Тенанцій отличалъ,
Которому служилъ онъ съ рдкимъ счастьемъ,
И призванъ былъ за храбрость Леонатомъ.
Онъ, кром сына этого, имлъ
Еще двоихъ, но оба, въ цвт лтъ,
Съ мечомъ въ рукахъ, на пол чести пали,
И старецъ такъ былъ этимъ потрясенъ,
Что умеръ отъ тоски. Его жъ вдова,
Родивъ на свтъ младенца, о которомъ
Идетъ здсь рчь, скончалась, но король,
Взявъ сироту-младенца подъ защиту,
Назвалъ его Постумомъ-Леонатомъ.
Онъ воспиталъ его и сдлалъ пажемъ,
И путь ему открылъ ко всмъ познаньямъ,
Уму его доступнымъ. Онъ науки
Впивалъ въ себя, какъ мы впиваемъ воздухъ,
И ужъ весной далъ жатву, при двор жъ,
Что рдкость, былъ любимъ и восхваляемъ:
Для юношей — примръ, для возмужалыхъ —
Зерцало всхъ душевныхъ совершенствъ,
И поводырь для стариковъ,которые ужъ сами
Итти не могутъ, а его супруга,
Виновница изгнанья, показала
Достоинства души своей вполн,
Избравъ и чтя его за добродтель.
По выбору ея судить вамъ можно,
Что онъ за человкъ.
2-ой дворянинъ.
Я уважаю
Его изъ словъ ужъ вашихъ. Но скажите
Одна ли дочь у короля?
1-ый дворянинъ.
Одна.
Двухъ сыновей имлъ онъ… Если вамъ
О нихъ узнать желательно, то я
Вамъ разскажу. Трехъ лтъ былъ старшій сынъ,
Второй еще въ пеленкахъ, какъ изъ дтской
Похитили обоихъ — и донын
Не вдаетъ никто объ ихъ судьб.
2-ой дворянинъ.
И ужъ давно?
1-ый дворянинъ.
Лтъ двадцать ужъ тому.
2-ой дворянинъ.
Какъ дти короля могли исчезнуть!
Какъ можно было ихъ беречь такъ дурно
И не найти потомъ?
1-ый дворянинъ.
Какъ ни странна,
Какъ ни смшна подобная небрежность,
А такъ оно на дл.
2-ой дворянинъ.
Я вамъ врю.
1-ый дворянинъ.
Намъ нужно удалиться: королева
Идетъ сюда, съ ней Постумъ и принцесса.
(Уходятъ).

Входятъ королева, Имогена и Постyмъ.

Королева.
Нтъ, дочь моя, поврь, ты не найдешь
Враждебныхъ чувствъ во мн, какъ говоритъ
О мачехахъ молва. Хотя покуда
Ты узница моя, но твой тюремщикъ
Теб самой вручитъ ключи темницы.
О васъ же, Постумъ — только лишь удастся
Мн усмирить волненье короля —
Ходатаемъ я буду, но теперь
Онъ сильно раздраженъ, а потому
Велнью покоритесь и терпите,
По указанью мудрости.
Постумъ.
Я, ваше
Величество, сегодня же уду.
Королева.
Вы знаете опасность. Я пройдусь
Здсь по саду. Любви гонимой горе
Меня гнететъ, хотя и приказалъ
Король, чтобъ вы ужъ больше не видались.
(Уходитъ). <
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека