Будущность дворянства — стать совершенно земскимъ сословіемъ.
Будущность дворянства — стать совершенно земскимъ сословіемъ.
‘День’, 27-го февраля 1865 г.
Будущность дворянства — стать совершенно земским сословием, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1865
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Ровно четыре года тому назадъ положено начало громадному перевороту, котораго такъ долго и тщетно чаяли цлыя поколнія, который, еще за семь лтъ, казался недосягаемо-далекимъ, несбыточнымъ — какъ самая дерзкая мечта, который, даже въ минуту осуществленія, представлялся еще неразршимою задачею,— скоре отважною попыткою, чмъ дломъ врно разсчитаннаго плана и несомнительнаго успха. Дйствительно, переворотъ этотъ захватывалъ такъ широко вс отношенія не только гражданскія, но и бытовыя, врзывался въ такую глубь нашей народной исторической почвы, что ни окинуть мысленнымъ взоромъ, ни предугадать его послдствій не было,— да и нтъ еще возможности. Онъ еще не совершился, во только еще совершается. Это переворотъ въ полномъ смысл слова: точно будто перепахивается вся земля и выворачиваются ея глубокіе, нижніе слои, приподнимаемые тяжелымъ упорнымъ плугомъ. Перестанавливается весь тысячелтній складъ нашей исторической жизни. Уже теперь въ дворянскомъ быту ощущается и видима глазомъ разительная перемна, а пройдетъ еще нсколько лтъ — и мы не узнаемъ Русскаго общества. Еще остаются названія, но очевидно теряющія съ каждымъ днемъ свой прежній смыслъ, еще сохраняются привычки, наперекоръ всмъ убдительнымъ доводамъ разсудка и новйшаго опыта, но и он, посл упрямой борьбы, постепенно, одна за другой, отрываются отъ быта, нердко съ жгучею, хотя по большей части и молчаливою болью. Доживаетъ старое, теряя и образъ и форму,— выростаетъ, поднимается, отовсюду тснится впередъ новое — но также еще безъ образа, безъ формы. Все какъ будто сошло съ своихъ обычныхъ основъ и двинулось. Все тронулось, какъ ледъ весною. Все еще творится — въ процесс творенія, ни Werden, какъ говорятъ Нмцы,— я такое переходное состояніе, естественно, не можетъ не быть томительнымъ!.. Для насъ, какъ мы уже не ранъ говорили, явно и несомннно одно — это пробужденіе жизни въ низшихъ классахъ народа, это подъемъ народнаго духа,— но куда направится эта жизнь, какъ пробьется этотъ подъемъ народнаго духа сквозь толстые слои нашего мусора и хлама, такъ обильно нанесенные исторіею послднихъ полутораста лтъ, все это еще неизвстно, все это можно видть только — ‘яко зерцаломъ въ гаданіи’. Современная дйствительность пока еще мало представляетъ точекъ опоры для какихъ-нибудь положительныхъ выводовъ, ощущеніе настоящаго, испытываемое въ нашей, не простонародной сред, большею частію болзненно, къ будущему Русскаго народа, повидимому, можно относиться только врою,— и должно сказать правду: эта вра живетъ у всхъ въ сердц, хотя и не у всхъ на устахъ, живетъ какъ непосредственное чувство, которое не сознается, иногда даже отвергается близорукимъ разсудкомъ, но которое только и даетъ силу жить, безъ котораго жизнь была бы невозможна. Переживая бытовой внутренній, а не какой-либо вншній, политическій переворотъ, мы окружены диссонансомъ и противорчіемъ во всхъ смыслахъ и отношеніяхъ. Чувствуется безсиліе общественное, безсиліе всякихъ производительныхъ силъ жизни,— и въ то же время, порою, слышится въ цломъ организм присутствіе такихъ силъ непочатыхъ и свжихъ, шевелится такая мощь, что становится стыдно собственныхъ, повидимому вполн справедливыхъ, сомнній… Кругомъ матеріальная и нравственная несостоятельность во всемъ и всюду, несостоятельность всей нашей общественной среды, нововведеній, предпріятій, даже неуспхъ нкоторыхъ самыхъ благонамренныхъ усилій правительства,— и въ то же время очевидный успхъ крестьянской реформы. Стуютъ на безлюдье, стуютъ справедливо — и однакожъ совершилось величайшее въ исторіи дло, требовавшее не мало ‘людей’ въ настоящемъ смысл этого слова. Ощущается разложеніе всхъ общественныхъ гражданскихъ существующихъ основъ,— и при всемъ томъ, внутреннее сознаніе говоритъ, что это не старческое разложеніе, которое угрожаетъ смертью. Всюду жалобы на застой,— и грхъ сказать, чтобы этотъ застой былъ именно видимъ въ народ, въ многомилліонныхъ народныхъ массахъ, всюду жалобы на безденежье,— а народъ тратитъ денегъ гораздо больше, чмъ прежде. Все кругомъ, повидимому, банкрутится,— а народъ не бднетъ, крпнетъ, ростетъ… Конечно, такое противорчіе иметъ мсто везд, при каждомъ соціальномъ переворот, но у насъ оно коренится еще въ той двойственности, которою такъ долго страдалъ нашъ народный организмъ и при которой жизнь сосредоточивалась до сихъ поръ только въ одной его половин, тогда какъ другая охвачена была какъ будто летаргическимъ сномъ. Теперь роли перемняются. То, что прежде было погружено въ мертвенность, проснулось къ жизни, а то, что жило — оказывается, повидимому, изжившимъ весь свой прежній запасъ жизни, и уже непригоднымъ въ своемъ прежнемъ самостоятельномъ значеніи. Очевидно, однако, что для полноты жизни необходимо здоровье всей цлости организма и правильное соотношеніе его Органовъ между собою, а не поглощеніе однихъ отправленій другими, самый же болзненный теперь брганъ — это мы, такъ-называемые образованные классы, мы — какъ дворянство — въ смысл (и только въ смысл) просвщенной общественной силы. Подмостки,— на которыхъ мы дйствовали со временъ Петровскаго переворота, въ продолженіи слишкомъ полутораста лтъ,— рухнули, и мы очутились на земл. Странно было бы, еслибъ мы опять вздумали карабкаться на какія-нибудь новыя подмостки! Надо попробовать дйствовать на земл… Было бы крайне невыгодно, еслибъ мы стали связывать свою судьбу съ тмъ, что разлагается и приходитъ въ несостоятельность: надо обратиться туда, гд шевелится сила, и оттуда зачерпнуть и силы и здоровья.
Трудно залзть въ душу простонародья и вывдать тайну его мыслей, ощущеній и, имъ самимъ еще не ясно сознаваемыхъ, отношеній его духа къ настоящему перевороту трудно узнать, что онъ чувствуетъ и предчувствуетъ, что гадаетъ, что сдается ему?.. Намъ собственно доступно видть, слышать и осязать только то, что длается сверху, въ близкихъ, родныхъ намъ слояхъ,— въ помщичьемъ класс, въ дворянств. Здсь мы скоре можемъ судить, въ какой степени послднее, т. е. дворянство, уяснило себ свое положеніе, уразумло свое призваніе, свой историческій долгъ и повинность.
Мы никогда не присоединялись къ кличу: vae victis, горе побжденнымъ! Мы не только понимаемъ, но мы сами ее ощущаемъ, ту невольную боль, которую не можетъ не испытывать живое тло, когда надъ нимъ совершается операція, хотя бы самая необходимая и благодтельная, подобная той, которая совершается теперь надъ помщичьимъ бытомъ. Мы,— всей душою призывавшіе крестьянскую реформу и никому не уступающіе въ сочувствіи къ ней,— мы не можемъ однакоже смотрть совершенно безучастно на т дйствительныя страданія, которыя производитъ ломка давно сложившагося историческаго быта,— какъ бы онъ ни былъ пороченъ и хотя бы мы сами готовы были первые подписать ему смертный приговоръ. Поэтому въ нашемъ сужденіи о современномъ положеніи дворянства нтъ не только злорадства, какъ многіе хотятъ видть, не только равнодушія, но напротивъ — самое неподдльное участіе и искреннйшее желаніе помочь ему отыскать выходъ изъ его, повидимому, безвыходнаго положенія. Дворянство чувствуетъ, что изъ-подъ ногъ его уходитъ почва, или тотъ искусственный паркетъ, на которомъ оно до сихъ поръ стояло, чувствуетъ, что теряетъ свою прежнюю опредленность,— и потому не удивительно, что оно инстинктивно ищетъ опредлиться или конституироваться вновь, стать снова на какомъ-нибудь твердомъ основанія… Врно ли это исканіе, туда ли направлены поиски — гд это основаніе въ самомъ дл можетъ быть найдено, и могутъ ли къ дворянству быть примнены и теперь, въ наше время, т же способы оффиціальнаго искусственнаго созиданія, какъ’ бывало прежде,— вотъ въ чемъ вопросъ. Во всякомъ случа очевидно, что дворянство теряетъ вру въ себя, какъ въ сословіе, и отъ этого происходитъ — съ одной стороны та раздражительная ревность къ охраненію еще остающихся правъ, а съ другой — иная крайность — побгъ изъ Россіи за границу, апатія, равнодушіе и т. д.
Въ самомъ дл, трудно опредлить — что такое Россійское дворянство въ настоящее время? Мы разумемъ здсь юридическое опредленіе. Что это? историческое ли сословіе, основанное на генеалогическомъ начал, въ смысл древности происхожденія? Ничуть не бывало. Древнихъ родовъ, записанныхъ въ Бархатной Книг царя едора Алексевича, сравнительно съ новыми родами, весьма немного, по сколько-бъ ихъ и ни было, несомннно то, что не происхожденіе лежитъ во глав угла настоящаго современнаго учрежденія. Замтимъ кстати, что всего мене древнихъ родовъ именно въ Московской губерніи, гд земля изъ рукъ старинныхъ коренныхъ владльцевъ перешла большею частью въ руки выслужившихся чиновниковъ не изъ дворянъ, и частью даже иностранцевъ.— Поищемъ другаго принципа. Что же такое дворянство? не сословіе ли это землевладльцевъ? Но теперь землевладльцами, и даже владльцами населенныхъ имній, могутъ быть и купцы и другія сословія. При обднніи дворянскаго класса и при тщеславномъ побужденіи богатыхъ купцовъ обзаводиться хоть бы напримръ ‘подмосковными’, можно предвидть время, и очень не вдалек, что у насъ, въ Московской губерніи, владльцами знаменитыхъ дворянскихъ ‘подмосковныхъ’ — будутъ никакъ не дворяне.— Такъ можетъ-быть это сословіе, т. е. дворянское, иметъ особенное, опредленное занятіе? можетъ-быть принципомъ сословности служитъ для него не древность происхожденія. и не землевладніе, а исключительность его призванія въ государств, тотъ особенный трудъ, который выпалъ ему на долю и который оно несетъ для общей пользы? Дйствительно — такъ и было до Петра III го, до знаменитаго указа о вольности дворянства, освободившаго дворянство отъ повинности или привилегіи — вдать всякое государево и земское вншнее дло, т. е. служить. Но уже и съ Петра -го, съ учрежденія табели о рангахъ, дворянство перестало быть исключительно служилымъ сословіемъ. Такимъ образомъ и служба не составляетъ его отличительнаго признака.— Но оно все же отличается отъ всхъ прочихъ сословій особенными правами?… Какими же именно? Правами по служб? Но дипломы университетовъ и высшихъ учебныхъ заведеній почти что уравниваютъ эти права для всхъ сословій, къ тому же табель о рангахъ безпрестанно сокращается самимъ правительствомъ. Правомъ быть изъятымъ отъ рекрутства, отъ тлесныхъ наказаній, и т. п.?… Но вдь этимъ избавленіемъ пользуются и другія нкоторыя сословія, напр. почетные граждане, купцы, вс учившіеся въ высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеніяхъ, рекрутской повинности можетъ быть также дана совершенно новая организація, при которой и это отличіе исчезнетъ… Что же такое наконецъ это дворянство? Переставши при Петр III-мъ быть обязательно служилымъ сословіемъ, стало ли оно исключительно сословіемъ земскимъ? И этого нтъ: оно все состоитъ изъ людей служилыхъ, но не въ древнемъ, а въ новйшемъ смысл этого слова, въ смысл и дух табели о рангахъ, изъ людей, которыхъ даже прирожденныя дворянскія права опредляются и теперь чиномъ служебнымъ: извстно, что по Дворянской Грамот и нын дйствующему закону — неимющій служебнаго чина не иметъ и права участія въ дворянскихъ собраніяхъ, хотя бы онъ былъ самый столбовой изъ столбовыхъ. Это правило очень важно: въ немъ заключается цлый принципъ. Мы уже не говоримъ о томъ, что при размноженіи въ дворянств людей новыхъ, людей выслуги, съ характеромъ космополитическимъ, старая связь туземнаго дворянства съ мстностью — значительно ослабла.
Было у дворянъ право, которымъ съ XVIII вка опредлялось все ихъ юридическое значеніе — право крпостное, право владнія людьми. Этою правоспособностью измрялось дворянское достоинство, въ ней былъ несомннный признакъ дворянскаго ‘потомственнаго’ званія. Юридическая безправность милліоновъ крестьянъ длала дворянъ, естественно и сама собою, единственными представителями, защитниками и хозяевами такъ-называемаго земства,— если можно говорить о земств въ нашей новйшей исторіи, въ дворянахъ замыкалась вся сфера земской гражданской жизни, съ нимъ, съ крпостнымъ правомъ, связывалась и привилегія земскаго самоуправленія, выбора личнаго состава судебныхъ и полицейскихъ мстъ и пр. и пр. Но крпостнаго права уже нтъ, оно исчезло. Понятно, что какъ скоро и, прочія сословія призваны къ полноправности, земское самоуправленіе не можетъ уже быть исключительною привилегіею дворянства. Не пользовавшись и не умвъ, къ несчастію, пользоваться своими правами, когда они принадлежали исключительно ему,— станетъ ли дворянство добиваться этихъ правъ тогда, когда такая привилегія не можетъ уже оправдываться самымъ вншнимъ строемъ жизни, какъ это было прежде? Повторяемъ, мы говоримъ здсь не о бытовомъ значеніи дворянства, а объ его юридическомъ опредленіи. Но будемъ продолжать наши поиски. Вншняго признака и никакого непреложнаго основнаго принципа мы не нашли. Принципы мнялись, признаки исчезали одинъ за другимъ и наконецъ почти вс исчезли, съ исчезновеніемъ главнаго отличія ‘благородства’ — крпостнаго права. Сдлаемъ же выводъ изъ всего нами сказаннаго: что же такое, наконецъ, дворянское сословіе, кто его составляетъ?
Вопервыхъ, дйствительно древніе дворянскіе роды,— которыхъ сравнительно немного, которымъ древность рода не даетъ никакихъ особенныхъ правъ и преимуществъ, и которые большею частью затемнены родами новйшими — ‘случайными’,— временъ Петра, Екатерины и пр.
Вовторыхъ, роды происходящіе отъ людей, получившихъ въ военной служб чинъ прапорщичій или такъ-называемый первый оберъ-офицерскій чинъ,— или чинъ коллежскаго ассессора въ гражданской служб, извстно, что эти чины давали человку право считаться благорожденнымъ, wohlgeboren, какого бы происхожденія онъ ни былъ,— право числить себя потомственнымъ дворяниномъ и владть крпостными. Потомъ, когда ‘благородство’, дававшееся вмст съ ‘благородіемъ’, стало пріобртаться слишкомъ легко и число новыхъ дворянъ въ эту, настежь раскрытую, дверь стало прибывать въ несмтномъ количеств, ‘благородство’ перенесено было на титулъ ‘высокоблагородія’, дале на титулъ ‘высокородія’ и наконецъ уже, не очень давно, на титулъ превосходительства.
Втретьихъ, дйствительные статскіе совтники и полковники, флота капитаны 1-го ранга: отнын только они поступаютъ въ потомственное дворянство, они доставляютъ новый контингентъ этому сословію въ наше время.
Стало-быть — дворянство есть корпорація, состоящая изъ потомковъ древнихъ родовъ, записанныхъ въ Бархатной Книг (принципъ древности рода, принципъ генеалогическій), изъ потомковъ оберъ-офицеровъ, коллежскихъ ассессоровъ и прочихъ штабъ-офицерскихъ чиновъ, дававшихъ въ разное время права дворянскаго сословія, и изъ современныхъ дйствительныхъ статскихъ совтниковъ, полковниковъ и капитановъ 1-го ранга (принципъ выслуги). Нельзя даже сказать, чтобъ основаніемъ этой корпораціи было землевладніе, потому что оно не обязательно, и, какъ мы сказали, земля переходитъ довольно быстро въ руки другихъ сословій. Мы знаемъ даже многихъ Рюриковичей, не имющихъ ни пяди поземельной собственности. И такъ, если сообразить, что эта корпорація не иметъ никакихъ особенныхъ отличительныхъ правъ, никакихъ особенныхъ отличительныхъ началъ и признаковъ, то нельзя не признаться, что существованіе ея можетъ быть объяснено разв только особенностями нашей исторической жизни. Другаго раціональнаго основанія мудрено придумать. Еслибъ еще уничтожились и чины, то и этотъ послдній вншній признакъ превратился бы только въ одно воспоминаніе… Въ какой степени иметъ будущность такая корпорація, мы не знаемъ, но очевидно, что въ вопрос о сословіяхъ у насъ необходимо должны выступить новыя основанія для классификаціи людей…
Понятно, что въ заботахъ объ отысканіи какого-либо прочнаго основанія для дворянской корпораціи, нкоторые публицисты (какъ напр. г. Чичеринъ, въ 1862 году въ газет ‘Наше Время’) стараются придать дворянству значеніе сословія чисто-политическаго, а другіе придумываютъ сотворить изъ него аристократію, заимствуя образцы изъ жизни другихъ европейскихъ странъ. Это понятно,— но, по мннію нашему, не совсмъ разумно, а главное несогласно съ историческими основами Русской жизни. Нтъ никакихъ задатковъ для образованія аристократіи политической и поземельной въ той стран, гд глубоко вкоренено сознаніе о прав на землю каждаго члена Русской земли, гд землевладльцемъ является самъ народъ, гд политическое устройство исключаетъ возможность какой бы то ни было олигархіи и ревниво, въ этомъ смысл, охраняется всмъ народомъ,— гд поприще государственной службы открыто всмъ и каждому, и гд, даже въ сознаніи самого общества, дипломъ университетскій не только равноправенъ съ дворянскимъ патентомъ, но несравненно выше всякаго стараго пергамента, свидтельствующаго о древности рода. Нтъ сословія мене аристократическаго, какъ большинство нашего дворянства. Въ крестьянскомъ дл для него на первомъ план стоялъ вопросъ экономическій, а вовсе не политическій,— и несмотря на увренія нкоторыхъ публицистовъ и дворянъ, заразившихся иностранными идеями о сословности,— большинство Русскаго дворянства никогда не пристанетъ къ теоріямъ обезземеленія крестьянъ, никогда не покусится на разрушеніе сельской поземельной общины. Для большинства Русскаго дворянства Русскій крестьянъ безъ земли немыслимъ,— этимъ сказывается въ дворянств коренное народное, историческое воззрніе, и еслибъ этого убжденія не жило въ самомъ дворянств, въ тайник его сознанія, крестьянское дло не могло бы и совершиться такъ легко и удобно.— Матеріаловъ для образованія аристократіи у насъ нтъ уже и потому, что аристократическому элементу исторія наносила у насъ отъ времени до времени такіе удары, отъ которыхъ ему никогда не оправиться, и вводила въ жизнь такіе элементы, которыхъ избыть уже невозможно. Чего, кажется, лучше для образованія аристократіи, какъ не княжескіе роды потомковъ Рюрика? и однакожъ, мы видимъ, что даже и въ древней Руси принципъ генеалогическій подчиненъ былъ другому принципу — принципу служилаго значенія: мстничались не о томъ, кто старше родомъ, а чей родъ въ первомъ или во второмъ восходящемъ поколніи занималъ важнйшую должность по государственной служб. Потомки Рюрика,— конечно аристократы pur sang,— стояли ниже Салтыковыхъ, Шереметевыхъ и другихъ знатныхъ служилыхъ родовъ. Принципъ землевладнія также едвали много значилъ: земли продавались, мнялись, жаловались и отбирались государемъ, не отъ землевладнія получали наши княжескіе, боярскіе и дворянскіе роды свое служилое значеніе.— Но уничтоженіи мстничества, когда вс старинные роды были записаны въ Бархатную Книгу при цар едор Алексевич, дйствительно, казалось, положено было основаніе аристократическому сословію, которому къ тому же было исключительно присвоено право и обязанность вдать всяческое государственное дло, ибо прочимъ сословіямъ не было доступа къ государственной служб. Но вотъ является Петръ и учрежденіемъ табели о рангахъ лишаетъ Бархатную Книгу всякаго практическаго значенія и вводитъ въ высшее сословіе массу людей новыхъ. И это не потому, чтобъ онъ былъ врагомъ аристократическаго принципа, а потому, что онъ хотлъ устроить высшее сословіе на новомъ основаніи, по своей иде, своею властью, безъ корней, безъ преданій въ ненавистномъ ему историческомъ прошломъ. При немъ самомъ и при ближайшихъ его преемникахъ была попытка создать маіораты въ Россіи, но она рушилась отъ противодйствія самой жизни. Тмъ не мене дворянство еще сохраняло нкоторое свое прежнее историческое положеніе: оно повинно было служить. Петръ Ш, знаменитымъ указомъ о вольности дворянской, уничтожилъ значеніе дворянства какъ служилаго сословія, съ цлью создать что-то въ род аристократіи, но въ сущности только раскрпилъ дворянство съ его старыми историческими основами. Между тмъ, въ то же самое время еще крпче самимъ правительствомъ закрплялся народъ. Потомъ историческая логика взяла свое и черезъ сто лтъ раскрплены и крестьяне. Въ этотъ промежутокъ времени дворянство какъ будто получило самостоятельное значеніе,— т. е. начало значить само по себ, а не по отношенію къ государству. Екатерина II своею Грамотою старалась организовать его какъ сословіе, основанное на родовомъ начал. Но и эта искусственная организація носила сама въ себ противорчіе: какое же это было сословіе, основанное на родовомъ начал, когда право на участіе въ дворянскихъ выборахъ возможно было для дворянина только съ полученіемъ служебнаго офицерскаго чина и когда пріобртеніе извстнаго офицерскаго чина не-дворяниномъ давало ему свободный входъ въ сословіе родовыхъ дворянъ? Очевидно, что эта организація могла держаться только до тхъ поръ, пока существовало крпостное право.
Мы не предршаемъ вопроса о томъ, чмъ станетъ дворянство,— да и предршать не беремся. Это дло самой жизни, но нельзя не пожелать чтобъ дворянство поболе внимало ея указаніямъ. Рчь идетъ теперь не о самоуничтоженіи, а о совершающемся и отчасти уже совершившемся факт. Хлопотать теперь дворянству приходится не объ утраченныхъ привилегіяхъ, а о привилегіи новой, совершенно инаго свойства, не политической, а нравственной, пріобртаемой не чрезъ принудительную силу формальнаго закона, а чрезъ добровольное и свободное, всеобщее признаніе. Заботиться слдуетъ уже не объ юридическомъ значеніи дворянства, а о сохраненіи его битоваго значенія. Если само правительство, уступая неотразимой? сил исторической логики, ищетъ въ наше время придать всмъ сословіямъ новое значеніе,— не то, которое они имли прежде, смотря по тому, какое мсто и участіе имло каждое изъ нихъ въ строеніи государства, во сколько каждое изъ нихъ тянуло (юридическій терминъ) къ государству, и несло государственное тягло,— а въ смысл самостоятельныхъ свободно хозяйствующихъ обществъ подъ покровомъ государства,— то дворянству остается только содйствовать такому длу, воспользовавшись для этого всмъ своимъ историческимъ бытовымъ, еще памятнымъ, живымъ и въ нкоторыхъ отношеніяхъ, можетъ -быть, даже дорогимъ для народа значеніемъ. Съ утратою юридическихъ привилегій дворяне не перестаютъ быть образованнымъ классомъ и въ этомъ качеств составлять главный элементъ общественной силы. Стараться объ удержаніи искусственной Организаціи Екатерины II, уже нарушенной неотвратимымъ ходомъ исторіи, или же мечтать о возможности иной, чуждой Русской жизни, политической организаціи дворянства — это значило бы идти наперекоръ исторіи, затруднять дло возрожденія земства, или же отдать его во власть антиземскихъ и антиобщественныхъ элементовъ, это значило бы не понимать своего истиннаго призванія и губитъ вмст съ своимъ бытовымъ и общественнымъ положеніемъ и все то добро, которое они, дворяне, могли бы принести стран — добро просвщенія, народнаго самосознанія, опытности… Напротивъ, отложивъ всякія заботы объ организаціи себя, какъ политическаго сословія, о пріобртеніи новыхъ или объ упроченіи старыхъ правъ, дворянство должно было бы теперь, по нашему мннію, искренно и откровенно примкнуть съ своею общественною силою къ земству и стать вполн сословіемъ земскимъ. Поступая иначе — оно рискуетъ попасть въ изолированное положеніе, въ которомъ, къ сожалнію, уже и стоитъ отчасти. Читатели уже знаютъ, что это положеніе дворянства лишаетъ, во многихъ мстностяхъ, земскія учрежденія самыхъ полезныхъ и необходимыхъ членовъ,— существенныхъ представителей интересовъ поземельной собственности. Отъ этого можетъ произойти вредъ не только для дворянства, но и для прочихъ сословій,— вредъ, который на первое же время можетъ обнаружиться въ томъ, что правительство вынуждено будетъ въ длахъ земства дйствовать снова посредствомъ чиновниковъ… Признаться сказать, мы видли бы залогъ великой силы въ будущемъ, еслибъ, безъ всякихъ фразъ и декламацій, безъ политическихъ пряностей, завязалась на Руси хоть бы только почка какого-нибудь серьезнаго, настоящаго, дльнаго дла, совмстно разрабатываемаго всми земскими сословіями, хотя бы даже въ самыхъ малыхъ размрахъ и въ вопросахъ чисто хозяйственныхъ. Возможность этого раскрывается уже отчасти я въ земскихъ учрежденіяхъ, и не воспользоваться этимъ случаемъ,— для блага самой земской идеи,— было бы признакомъ полнйшей политической безтактности…