Статьи из газеты ‘День’ (1863)
Статьи из газеты ‘День’ (1863)
По поводу письма Ригера о польскомъ вопрос.
По поводу письма Ригера о польскомъ вопрос.
Москва, 13 іюля 1863 г.
По поводу письма Ригера о польском вопросе, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Нельзя не радоваться, что лучшіе и достойнйшіе представители Чешской мысли высказались наконецъ по вопросу такой великой всеславянской важности, каковъ вопросъ Польскій. Читатели наши прочли въ 24 No ‘Дня’ отзывъ знаменитаго историка Чехіи Палацкаго, передъ ними теперь мнніе тоже знаменитаго Ригера, въ вид письма къ редактору ‘Народныхъ Листовъ’, по поводу посланія въ Ригеру г. Гильфердинга. Статья Палацкаго обличаетъ мужа — умудреннаго и собственнымъ опытомъ жизни и опытомъ исторіи, имъ глубоко изученной, прочувствованной и промысленной, его положенія тверды, его слово, при всей скромности рчи, авторитетно. Г. Ригеръ опирается въ своей стать больше на общечеловческія начала правды и старается въ нихъ найти отвтъ — вопросу, заданному и еще не разршенному исторіей. Его слова дышатъ искреннимъ миротворнымъ духомъ и возвышенною любовью во всему Славянскому братству, горячій поборникъ свободы, равноправности и взаимности, онъ отыскиваетъ пути къ примиренію,— но добросовстность и безпристрастіе не позволяютъ ему останавливаться на ходячихъ, общепринятыхъ въ Европ способахъ разршенія, и онъ оканчиваетъ указаніемъ — на путь, предлагаемый Фелинскимъ, путь, который уже былъ отчасти пробованъ, который отвергается возставшими Поляками, и въ дйствительность котораго самъ г. Ригеръ не вритъ, невольно восклицая подъ конецъ своего указанія: ‘но возможно ли это при тяжб за Малорусскіе края?’
Отдавая полную справедливость благороднымъ побужденіямъ автора ‘письма въ редакцію ‘Народныхъ Листовъ’, мы, Русскіе, не можемъ однакоже воздержаться отъ нкотораго горькаго чувства, убждаясь вновь и вновь, даже изъ этого письма, какъ мало знаютъ Западные Славяне Россію, какъ мало понимаютъ и цнятъ они значеніе и призваніе Россіи въ семь Славянскихъ народовъ, и вообще самую сущность не только Польскаго, но и вообще Славянскаго вопроса. Мы должны прибавить къ тому, что Ригеръ и Палацкій едвали не единственные Чехи, принадлежащіе къ интеллигенціи края, которые стараются удержаться въ безпристрастномъ отношеніи къ Россіи: этимъ своимъ безпристрастіемъ они уже возбудили противъ себя такъ-называемую молодую Чехію, овладвшую теперь общественнымъ мнніемъ края чрезъ посредство всякаго рода газетъ и журналовъ. Несмотря на извстный, испытанный патріотизмъ Падацкаго и Ригера, несмотря на огромныя заслуги, оказанныя ими Чешскому народу, Чешская молодежь, подпавши Польскому вліянію, увлеченная фальшивымъ либерализмомъ, не слушаетъ увщаній лучшихъ людей Чехіи и продолжаетъ свои упражненія въ лжи и клевет,— подъ руководствомъ ловкихъ учителей, патентованныхъ мастеровъ этого дда — Поляковъ. Такъ мало оказывается, напримръ, должнаго уваженія доктору Ригеру, что редакторъ ‘Народныхъ Листовъ’, помщая у себя письмо г. Гильфердинга по просьб Ригера, постарался помстить его такъ, какъ не позволила бы себ этого сдлать ни одна честная редакція въ мір: самопроизвольно опуская многія мста, онъ остальное перебилъ своимъ собственнымъ пространнымъ пусторчіемъ и напечаталъ текстъ г. Гильфердинга самымъ мелкимъ шрифтомъ, а свои разсужденія крупнымъ, наконецъ, растянулъ все это на нсколько нумеровъ, такъ что читатель лишенъ всякой возможности составить себ полное понятіе о стать г. Гильфердинга. Такой поступокъ съ иностранцемъ, т. е. Славяниномъ не-Чехомъ, который, посылая свое дружелюбное письмо къ г. Ригеру, имлъ полное право надяться, что письмо его не будетъ подвергнуто искаженіямъ въ Чешской печати, и что помщая свои возраженія и нападки на письмо, Чехи предоставятъ честно своему противнику вс средства въ защит,— такой поступокъ, компрометтируя самого г. Ригера, даетъ жалкое понятіе Россіи о нравственномъ характер господствующаго въ Чехіи направленія. Впрочемъ — сочувствіе и сближеніе съ Поляками не замедлитъ обнаружиться горькими плодами для Чешскаго общества. Поляки вознаградятъ Чеховъ за участіе — пропитавъ ихъ такою антиславянской Польской отравой, которая можетъ погубить на вки только-что возрождающійся организмъ Чешскаго народнаго тла. Духовное сближеніе Славянъ съ Поляками и отдаленіе отъ Россіи — служатъ самою надежною мрой для опредленія качества и силы Славянскаго духа, пребывающаго въ Славянахъ. И Палацкій и Ригеръ убдятся со временемъ въ истин этихъ словъ,— но, можетъ быть, тогда уже будетъ поздно.
Обращаясь затмъ въ стать г. Ригера, мы прежде всего поражаемся его ссылкою на авторитетъ Маріи Терезіи при сужденіи о раздлахъ Польши и словами объ ‘Австрійской точк зрнія, которую Чехамъ, какъ членамъ Австрійскаго государства, и благоразумно и нужно соблюдать’. Что же это за Австрійская точка зрнія? спросятъ читатели. Да ни больше, ни меньше какъ та, которая опредлена была въ первыхъ же засданіяхъ Австрійскаго рейхсрата, ныншнимъ лтомъ, во время преній объ адрес императору съ выраженіемъ сочувствія его политик въ Польскомъ вопрос. Депутатъ Нмецъ Бергеръ торжественно объявилъ: ‘Австрія должна, вмст съ Западной Европой, поддерживать Польшу, потому что Поляки суть самый врный оплотъ противъ панславизма, столь опаснаго для Германіи, и самое надежное орудіе европеизма’, при этомъ Нмецъ выразилъ очень энергически свое отвращеніе къ Славянамъ и сдлалъ на отсутствующихъ Чеховъ публичный доносъ,— объяснивъ ихъ отсутствіе Славянскими тенденціями, сочувствіемъ ‘Россіи’ и ‘царизму’. Эта точка зрнія была вполн одобрена Собраніемъ и не встртила возраженія со стороны членовъ изъ Поляковъ.
Посл такого точнаго опредленія мста Поляковъ въ исторіи, принимаемаго и самими Поляками, не перестающими хвастаться, что они — le boulevard de l’Occident, l’avant-garde de L’Europe и пр.— позволительно ли хоть одному Славянину, въ комъ есть хотя тнь Славянскаго смысла и чувства, становиться на сторону Польши въ ея борьб съ Россіей? Не очевидно ли для всякаго, что сочувствіе Польскимъ тенденціямъ, поддерживаемымъ Западною Европою, есть сочувствіе анти — Славянскимъ тенденціямъ? Поляки сзываютъ всю Западную Европу на главнйшее Славянское племя, на единственную существующую въ мір Славянскую державу,— съ паденіемъ которой погибло бы все Славянство,— а Западные Славяне — Чехи спшатъ стать подъ анти-Славянское знамя (въ переносномъ или буквальномъ смысл, это все равно)!! И г. Ригеръ даже и не возвышаетъ голоса противъ такого самоубійственнаго для Чеховъ стремленія, но старается извинить его… Чмъ?
Любовью къ свобод, сочувствіемъ къ слабымъ, романтическимъ очарованіемъ борьбы, увлеченіемъ, свойственнымъ всякому шляхетнйшему (благородному) человку, ‘въ комъ есть хоть капля pыцарской крови’… Рыцарской! Это слово вполн разъясняетъ дло. Мы, Русскіе Славяне, не гордимся рыцарской кровью, мы, по выраженію Хомякова, плебеи человчества, мы предоставляли Нмцамъ, а теперь предоставляемъ и Чехамъ считать ‘рыцарство’ за идеалъ нравственной правды. Поляки тоже вполн рыцарская нація… Что же такое рыцарство въ нравственномъ смысл? Это красивое употребленіе грубой силы по самымъ узкимъ, условнымъ понятіямъ о чести, вмст съ грубйшимъ презрніемъ къ простому народу. Благородный рыцарь не признавалъ за простымъ народомъ никакихъ нравъ на самостоятельное гражданское и даже на человческое бытіе, и не считалъ несовмстнымъ съ своими рыцарскими понятіями о чести — вшать, грабить и безчестить вассаловъ и виленей. Рыцарская нація Поляковъ совершенно по рыцарски поступала и поступаетъ въ Малороссіи и Блоруссіи, признавая простой народъ за bydlo, отрицая за нимъ право на Русскую народность, и, подобно рыцарямъ, тшась казнями и всякими затйливыми мученіями Малорусскихъ и Блорусскихъ крестьянъ. А рыцарская нація Чеховъ, разумется, не можетъ не сочувствовать такимъ рыцарскимъ воззрніямъ и дйствіямъ. Она не хочетъ и, какъ ‘рыцарская’, не можетъ понять, что въ этомъ ‘геройскомъ бо за свободу’ — за свободу собственно, за свободу свою противъ Поляковъ, поддерживаемыхъ всми рыцарями Европы, борется не рыцарь народъ,— Русскій народъ, испытавшій на себ Польское рыцарское владычество, что ‘слабые’ въ этой борьб — это бдные крестьяне, которыхъ родная земля захвачена рыцарями-Поляками! Ну, конечно, ‘романтическаго’ въ мужик нтъ ничего, какъ не было его и въ виленяхъ,— какъ не было его и въ Жижковомъ войск съ точки зрнія Нмецкихъ рыцарей… Нтъ, мы, Русскіе, не рыцари, мы самъ народъ, мы — Plebs!
Разумется, докторъ Ригеръ вовсе не принимаетъ самъ эту рыцарскую точку зрнія, но онъ, по нашему мннію, слишкомъ ублекся желаніемъ оправдать ничмъ не извинительныя для истинныхъ Славянъ увлеченія Чешской молодежи. Самъ же г. Ригеръ ищетъ стать и становится на Славянскую, по его мннію, точку зрнія, съ которой и обсуживаетъ, вполн добросовстно, положеніе дла. Но мы не можемъ не замтить многоуважаемому Чеху, что не видимъ — почему его точка зрнія Славянская, а не точка зрнія каждаго безпристрастнаго Нмца, или даже Турка. Намъ кажется, что докторъ Ригеръ взглянулъ на борьбу между Русскими и Поляками чисто вншнимъ образомъ. Борются два Славянскіе народа, наносятъ другъ другу удары, говоритъ онъ, обоихъ жаль, Поляки предъявляютъ права на Русскія земли, принадлежавшія нкогда Польскому государству, Русскіе возвратили себ эти земли, Поляки основываютъ свои права на томъ, что дворянство въ этихъ земляхъ окатоличилось и ополячилось, Русскіе на томъ, что народъ въ этихъ земляхъ одной съ ними вры, происхожденія и языка… Какъ тутъ быть? Очевидно, что такая точка зрнія доступна и не-Славянину, но мы въ прав ожидать отъ ученаго Чеха боле глубокаго разумнія вопроса. Если бы г. Ригеръ вникъ внимательне въ письмо г. Гильфердинга и въ различныя его статьи, если бы онъ вдумался, всмотрлся въ исторію Польши, если бы онъ припомнилъ событія своей собственной исторіи и оживилъ бы въ себ преданія Гуситства, онъ понялъ бы настоящій смыслъ борьбы Россіи съ Польшей. Титулъ, которымъ украсилъ Австрійскій депутатъ Нмецъ Бергеръ — Поляковъ нашего времени, т. е. титулъ ‘враговъ Славянства и бойцевъ за Европеизмъ’, шелъ къ нимъ во вс времена. Это все та же борьба Латинства съ Православіемъ, которая сказалась и въ ожесточенной борьб Поляковъ съ Гуситами,— борьб, окончившейся окончательнымъ облатиненьемъ (латинизаціей) и паденіемъ Чехіи… Эта борьба не за матеріальное обладаніе землею, а за духовную независимость Русскаго народа отъ латинства (понимаемаго въ самомъ широкомъ смысл), котораго воинственными миссіонерами являются въ Славянств Поляки. Будь Поляки православные, прими они православіе (говоримъ это для примра),— обладаніе землею осталось бы за ними безъ всякаго спора я борьб не было бы мста. Неужели г. Ригеръ не знаетъ, что въ этихъ спорныхъ краяхъ — національность различается не по происхожденію, а по религіи: Блоруссъ-католикъ — Полякъ и самъ себя называетъ и разуметъ Полякомъ, причастнымъ всмъ тенденціямъ Польши, его родной братъ, Блоруссъ-православный — Русскій, называетъ и считаетъ себя Русскимъ, для котораго одно общее отечество — Россія. Все это вполн разъяснено въ нашихъ журналахъ, хотя бы въ ‘Дн’, и мы не можемъ не по постовать на г. Ригера, что несмотря на предстоящую громаднйшую борьбу Славянской Росссіи съ цлой Европой, онъ не даетъ себ труда выслушать голосъ самой Россіи въ ея литературныхъ органахъ, тогда какъ кругомъ его только и раздаются голоса, враждебные Россіи. Рекомендуемъ ему, между прочимъ, статьи г. Безсонова въ 24—27 NoNo ‘Дня’. Если бы Чехи вообще помене гордились своею Чешскою культурой, не такъ свысока смотрли на Русское просвщеніе, и сдлали Русскую ученую литературу предметомъ своего изученія, они бы, можетъ быть, перестали понимать Славянство чисто съ вншней, политической его стороны и поняли бы духовную сущность Славянскаго вопроса. Они поняли бы, что борьба Россіи съ Польшей — это борьба двухъ міровъ — Западно-Европейскаго и Восточно-Славянскаго, двухъ цивилизацій, двухъ просвтительныхъ и общественныхъ началъ жизни, Латинства съ Православіемъ.
Отыскивая разршенія вопросу съ той точки зрнія, которую достопочтенный докторъ назвалъ Славянскою, онъ естественно приходитъ къ сознанію ‘Малороссійскаго вопроса’. Прежде всего позволимъ себ замтить многоуважаемому г. Ригеру, что онъ совершенно забилъ о Блоруссіи, гд именно и совершается самая ожесточенная борьба,— о губерніяхъ Могилевской, Витебской, Минской, Виленской, Гродненской,— гд народъ, посл пятивковаго Польскаго гнета, въ первый разъ въ ныншнемъ году явился на арену исторіи историческимъ дятелемъ. Блорусское же племя, по свидтельству самыхъ отчаянныхъ украинофиловъ, еще ближе къ Великорусскому, по языку и быту, чмъ Малорусское. Затмъ, объемъ его ‘Малороссійскаго вопроса’ или ‘спорныхъ Малорусскихъ земель’ долженъ еще значительно сократиться исключеніемъ всей Украйны лваго берега Днпра, на которую даже Поляки, мечтающіе о возсозданіи Старой Польши, не предъявляютъ уже никакихъ притязаній, ибо споръ объ этихъ земляхъ поконченъ еще въ XVII вк. Такимъ образомъ изъ 15 милліоновъ Малороссовъ остается всего около 2 1/2 мил., обитающихъ въ Кіевской, Подольской, Волынской (а частію и Гродненской) губерніяхъ, словомъ въ предлахъ Польши, существовавшихъ до 1772 года (крайняя грань Польскихъ притязаній). Наконецъ, мы должны объявитъ знаменитому Славянскому дятелю, что Малороссійскаго вопроса для Малороссіи вовсе и не существуетъ. Съ точки зрнія г. Ригера такой вопросъ могъ бы еще возникнуть въ Блоруссіи, но не въ Малоруссіи или, правильне, Червоноруссіи, гд отношеніе жителей къ Полякамъ извстно всякому, имющему уши, чтобъ слышать, и глаза, чтобъ видть. Да и самъ г. Ригеръ говоритъ о ненависти религіозной и соціальной, одушевляющей ‘Малороссовъ’ къ Полякамъ: какъ же посл этого можетъ онъ ставить Малороссійскій вопросъ?— Спрашивать Малороссовъ о томъ: хотятъ ли они быть подъ Польшей, въ этомъ столько же смысла, сколько въ спрашиваніи Москвы, хочетъ ли она подчиниться Польш, или Россіи — не хочетъ ли она перестать той Россіей? Впрочемъ, отвтъ на вопросъ г. Ригера уже данъ Заднпровскою Украйной: попытки Поляковъ произвесть возстаніе въ кра подняли все крестьянское населеніе, которое въ дв недли очистило край отъ повстанцевъ, и если бы правительство не прибгло въ строгимъ мрамъ, то, конечно, крестьяне не оставили бы ни одного Поляка въ томъ кра. Бдвали, впрочемъ, можно будетъ сдержать негодованіе народа въ границахъ, если безумныя попытки Поляковъ возобновятся.
Но Малорусскаго вопроса не существуетъ уже и потому, что этотъ вопросъ обще-Русскій, земскій, народный, вопросъ всей Русской земли, столь же близкій жителю Пензы, какъ и жителю Волыни. Заднпровская Украйна и Блоруссія — не завоеванный край, о которомъ можно спорить, а часть живаго тла Россіи: здсь нтъ мста ни вопросу, ни спору. Часть Русскаго тла была связана и перевязана Польшей, узы эти расторгнуты и Русская земля получила вновь обладаніе своими собственными членами. Конечно, нкоторые изъ этихъ членовъ заражены Польской болзнью — латинствомъ и шляхетствомъ, но это еще не даетъ права Польш считать члены чужаго тла своими!
И такъ вопросъ сводится къ тому, что Поляки хотятъ часть Россіи лишить Русской народности и вры, окатоличить и ополячить, хотятъ сломить единственную опору Славянства, независимую и могущественную державу Славянскую, не поддавшуюся латинству и оставшуюся врною Славянскимъ преданіямъ,— Россію. Во глав Польскаго возстанія стоятъ латинскіе ксендзы. Польское возстаніе привтствуется Романо-Германскимъ міромъ, какъ ударъ, наносимый Славянству, Поляки рекомендуются Австріей и сами себя рекомендуютъ, заискивая милости у Европейскихъ дворовъ, какъ оплотъ Европеизма отъ Славянизма, какъ передовая дружина не-Славянскаго Запада, какъ враги Славянъ, что доказывается ихъ исторіей и современными дйствіями въ Турціи… Неужели и въ Чехіи латинство успло уже пустить такіе глубокіе корни, что Чехи принадлежатъ теперь духовно — вполн Латино-Германскому міру и смотрятъ на Польскій вопросъ глазами Запада?..
Россія, при раздлахъ Польши, взяла себ не-Польскія земли, а — кром Литвы — собственно Русь Блую и часть Заднпровской Малой Руси. Пусть г. Ригеръ взглянетъ хоть на карту, приложенную для Славянъ къ 28 No ‘Дня’, и онъ убдится въ справедливости нашихъ словъ. Въ 1815 году она первая воскресила имя Польши, создавъ Польское Царство, за что Императоръ Александръ I прозванъ былъ у Поляковъ воскресителемъ. Но если воскрешенная Польша иначе не разуметъ своего возрожденія, какъ подъ условіемъ раздробленія Россіи и захвата Русскихъ земель, что остается длать Россіи? Что длать съ неисправимымъ опаснымъ безумцемъ, нарушающимъ покой мирныхъ жителей? Что длать съ человкомъ, одержимымъ неизлчимою наклонностью къ захвату чужаго добра? Отвтъ не нужно подсказывать. Возрожденіе Польши въ предлахъ Польской народности, въ какой бы то ни было политической форм, возможно только съ исправленіемъ Поляковъ отъ страсти въ захватамъ, съ излченіемъ ихъ отъ политическаго безумія, съ отреченіемъ отъ призванія быть миссіонерами Латинства и передовой дружиной Запада, съ утратою рыцарскаго шляхетскаго отношенія къ народу, съ возвращеніемъ ихъ въ лоно Славянства…