О формул присяги по Своду Законовъ.
О формул присяги по Своду Законовъ.
‘Русь’, 6-го ноября 1882 г.
О формуле присяги по Своду Законов, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1882
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Въ помщенныхъ ниже ‘Замткахъ присяжнаго засдателя’ находится очень врное и полезное, указаніе, Оно тмъ боле заслуживаетъ вниманія, что принадлежитъ человку близкому къ народу и вышедшему изъ народа’ выражаетъ не личное только, но народное мнніе, которое въ томъ важномъ дл, о которомъ идетъ рчь, должно бы, казалось, быть принято въ соображеніе. А рчь идетъ о присяг, не только судебной, т. е. той, которую приносятъ публично предъ судомъ присяжные засдатели и свидтели, но и о присяг за врноподданство. Г. Мороккнъ впрочемъ нисколько не касается вопроса о присяг вообще, или, какъ принято у насъ говорить, ‘въ принцип’, да и мы съ этой стороны подробно разсматривать его не намрены. Присяга на суд представляется автору ‘Замтокъ’ практически полезнымъ и даже необходимымъ нравственнымъ понужденіемъ къ нелицепріятному ршенію и къ правому свидтельству. Дйствительно, судъ — не механическій снарядъ, котораго вс дйствія могутъ быть разсчитаны и установлены, съ математическою точностью. Не только судъ, и но весь наружный формальный, строй гражданскаго общежитія стоитъ на нравственномъ грунт, ‘на вр’, т, е, на взаимномъ довріи, на личномъ свободномъ, руководимомъ совстью соизволеніи: разрыхлй этотъ грунтъ, огрубй совсть,— никакими насильственными и искусственными мрами де удержится въ цлости государственное зданіе, никакою вншнею правдою не возмстишь правду внутреннюю. Понятны, поэтому, въ торжественныхъ случаяхъ гражданской жизни, особенно при немощности формальнаго правосудія, такое обращеніе къ личной человческой совсти, такой призывъ ея къ содйствію и такое гласное ея отвтное заявленіе о согласіи, какіе выражаются актомъ присяги. Полезно и необходимо,.— особенно тамъ, гд люди исповдуютъ Бога, признаютъ себя сынами Свта и Истины и совсть свою непосредственнымъ органомъ божественной правды, закономъ, самимъ Богомъ начертаннымъ на сердцахъ,— полезно и необходимо бываетъ будить въ человк совсть, нердко дремлющую по слабости человческой, ставить его или, врне сказать, его свободную волю, лицомъ къ лицу съ совстью, вводить его въ то, сокровенное въ глубин души, святилище, гд уже не власть гражданская, а самъ Богъ входитъ съ нимъ въ судъ, гд не начальствамъ, не безсильному правосудію земному, а всевидящему и всезнающему правосудію Божію даетъ онъ отвтъ. Это не вншняя гарантія, а чисто нравственная, свидтельствующая, напротивъ, о недостаточности вншнихъ гарантій. Безъ такого обращенія къ совсти я торжественнаго обта руководиться совстью, очень многіе изъ свидтелей, по словамъ А. . Морокина, не высказали бы правды на суд. Всякій знаетъ, какъ серьезно, какъ благоговйно относится Русскій народъ къ присяг. Намъ случалось въ жизни не разъ видть приведеніе къ присяг крестьянъ, вновь принятыхъ на военную службу. Гд бы ни исполнялось это дйствіе,— хотя бы въ бдной сельской церкви, при посредств вовсе ужъ не сановитаго сельскаго священника, хотя бы въ присутствіи развязныхъ офицеровъ съ ‘интеллигентнымъ’ равнодушіемъ или высокомріемъ отбывавшихъ эту церемоніальную повинность,— везд и всюду, всякій разъ, благоговніе самихъ присягающихъ, эта ихъ напряженность вниманія, этотъ актъ сознательнаго соизволенія, этотъ не только вншній, но и видимо-тайный совершаемый ими договоръ съ Богомъ, договоръ на жизнь и смерть, который сейчасъ же, по выход изъ церкви, присягнувшіе способны и готовы запечатлть подвигами безпредльнаго самоотверженія,— все это подъ конецъ ‘церемоніи’ сообщало ей такую торжественность, которая невольно покоряла себ души всхъ присутствующихъ зрителей безъ различія. Но именно потому, что такъ относится къ присяг нашъ врующій народъ, и не должна она быть обращаема въ простую формальность, не должна повторяться слишкомъ часто, безъ особенной надобности,— становиться ‘за обычай’. Она должна, напротивъ, быть всегда дломъ чрезвычайнымъ, торжественнымъ испытаніемъ души, а не исполненіемъ какого-то гражданскаго, хотя бы и важнаго обряда, который, если разъ къ нему привыкнуть, перестаетъ оказывать на душу всякое дйствіе. Между тмъ именно такое, можно сказать, злоупотребленіе присягою и творится на нашихъ судахъ. по справедливому замчанію А. . Морокина.
Присяжные засдатели прививаются къ присяг, т. е. произносятъ ее, клянутся, цлуютъ Крестъ и Евангеліе предъ приступомъ въ судебному разбирательству каждаго дла, такъ что, если дла не сложны и разбирательство идетъ быстро,— присяга принимается столько разъ въ одно засданіе, сколько успетъ судъ ршить длъ, иногда четыре и даже пять разъ въ одинъ день! Кром того приводятся къ присяг и свидтели — новые, или не спрошенные подъ присягой на предварительномъ слдствіи, причемъ всякій разъ, когда совершается это дйствіе, вс присутствующіе и вся публика встаютъ и до окончанія его пребываютъ стоя. При частомъ повтореніи такая процедура становится утомительною и подъ конецъ вызываетъ въ большей части постителей суда небрежное, неприличное къ себ отношеніе. Но имя Божіе не должно произноситься всуе. Профанаціи священныхъ словъ и обрядовъ слдуетъ всемрно избгать, и мы полагаемъ вмст съ авторомъ ‘Замтокъ’, что было бы совершенію достаточно приводить присяжныхъ засдателей къ присяг единожды на всю сессію, при ея начал. Можно было бы, кажется, и свидтелямъ, вызваннымъ къ судебному слдствію, предлагать присягу при первой же перекличк… Указаніе г. Морокина вполн совпадаетъ съ дошедшими къ намъ свдніями изъ провинціи. Тамъ также стали замчать, что присяга начинаетъ терять свое значеніе въ народ какъ торжественный, необычайный обрядъ, свидтельствующій о внутреннемъ душевномъ обт, и такой упадокъ значенія объясняютъ также слишкомъ зачастую совершающимся повтореніемъ присяги на суд — не только въ Окружномъ, въ его важной, церемоніальной обстановк, и у мировыхъ судей и у судебныхъ слдователей.
Не мене — если не боле — представляетъ важности и самая наша формула присяги, такъ рзко противорчащей прямому, положительному запрету Евангелія клясться не только именемъ Божіимъ, но и небомъ и землею,— вообще всмъ тмъ, что отъ человка не зависитъ, состоитъ въ вол Божіей, а не человческой. Прежнія, старинныя формы вашихъ крестоцловальныхъ записей не заключали въ себ такой оскорбительной для чувства врующихъ клятвы. Наши предки только ‘цловали Крестъ’ на томъ-то и томъ-то, иначе — запечатлвали искренность своего обта цлованіемъ Св. Креста. Но Петръ Великій, въ своемъ рьяномъ пристрастіи къ гражданскимъ обычаямъ и формамъ тогдашней Европы, заимствуя, безъ критики, все годное и негодное, не разбирая что живуче и предназначено къ жизни, я что уже отживаетъ, осуждено на быстрое исчезновеніе, паче же всего чуждый сколько-нибудь почтительнаго отношенія къ завтнымъ преданіямъ, въ нравственнымъ требованіямъ своего роднаго народа, ввелъ въ Россію шведскую, если не ошибаемся, формулу присяги. Она начинается, какъ извстно, такъ: ‘Общаюсь и клянусь Всемогущимъ Богомъ’… Чуть уже не двсти лтъ употребляется она (съ малыми измненіями въ остальной редакціи), но и двсти лтъ употребленія не могутъ мшать ей оскорблять и досел, по прежнему, слухъ врующаго народа, хотя, конечно, благодаря великому его здравомыслію, не помшали и не мшаютъ ему признавать для себя присягу, даже и въ этой, не сочувственной ему форм, вполн обязательною. Нашъ народъ лютъ въ терпніи, способенъ перетерпть вка, не отрекаясь отъ своихъ чаяній и идеаловъ.. Но не слдуетъ забывать, что у насъ въ Россіи — нсколько милліоновъ старообрядцевъ,— людей по преимуществу крпкаго закала, и у которыхъ пристрастіе къ букв и форм церковныхъ обрядовъ до Никоновскаго исправленія богослужебныхъ книгъ получило, съ гражданскими, церковными и бытовыми новшествами Петра, не малоцнное для себя оправданіе и питаніе. Если неграмотный православный людъ мало вникаетъ въ текстъ, въ букву присяги, довольствуясь вполн доступнымъ его пониманію общимъ ея значеніемъ какъ сознательнаго обта, даваемаго предъ лицомъ самого Господа,— то, напротивъ того, буква и форма обряда присяги имютъ для массы старообрядческаго народа первостепенное значеніе.
Вслдъ за событіемъ 1 марта, когда объятый горемъ я ужасомъ народъ спшилъ, въ отвтъ преступному посягательству на самую основу русскаго державнаго строя, дать торжественное свидтельство о своей несокрушимой врности этому строю, торопился присягать и подписывать присяжные листы,— т. постили насъ нсколько почтенныхъ лицъ,— стоящихъ во глав московской старообрядческой, такъ-называемой безпоповщинской общины. Извстно, что безпоповщинцы строже, радикальне, послдовательне въ своихъ теоретическихъ и практическихъ выводахъ, чмъ старообрядцы поповщинскаго согласія, все же пріемлющіе бглое священство и пользующееся, хотя и контрабандною, епископскою благодатью отъ отвергаемой ими православной церкви. Безпоповщинцы рдко идутъ на какія-либо сдлки, аттестуются обыкновенно въ оффиціальныхъ отчетахъ яко бы ‘упорные’, ‘злые раскольники’,— но тмъ не мене, какъ истинные русскіе люди, сыны того же Русскаго народа, чьимъ духомъ созиждено и стоитъ Русское государство, они не захотли посл 1 марта оставить съ своей стороны безъ протеста злостный вызовъ, брошенный въ лицо всему народу. Они ршили на этотъ разъ отложить въ сторону свое съ остальными братіями церковное разногласіе, и, какъ ни претила имъ формула присяги, преподанная приложеніемъ къ 34 стать I тома Св. Росс. Законовъ, они, хотя и съ зазрніемъ совсти, приложили свои руки къ печатнымъ присяжнымъ листамъ. Эта добровольная жертва преданности и любви къ русскому монархическому принципу едвали даже была кмъ-нибудь замчена и оцнена въ нашихъ правящихъ сферахъ,— но во въ томъ и дло. Упомянутые старообрядцы, сообщая намъ о своихъ колебаніяхъ, недоумніяхъ и о своемъ ршеніи, выражали при этомъ мысль, врне сказать — дали практическое указаніе, какимъ образомъ можно было бы измнить формулу присяги такимъ образомъ, чтобъ она годилась для всхъ русскихъ православныхъ, новаго или стараго обряда безразлично, не насилуя ни чьей совсти. Развязка недоумній оказалась до такой степени простою, что можно было только подивиться, какъ она до сихъ поръ не пришла никому въ голову. Именно, слова: ‘Общаюсь и клянусь Всемогущимъ. Богомъ’ замнить словами: ‘Общаюсь и клянусь предъ Всемогущимъ Богомъ’,— значитъ: вставить только одинъ предлогъ предъ. И дйствительно, эта невидимому незначительная вставка все исправляетъ и все измняетъ. Мы съ своей стороны тотчасъ же сообщили это указаніе нкоторымъ представителямъ власти, намъ казалось, что за такое указаніе слдовало ухватиться поспшно обими руками, обрадоваться такому легкому и удобному способу разршить смущеніе совсти въ цлыхъ массахъ воистину врнаго населенія, снять гнетъ съ милліоновъ русскихъ богобоязненныхъ душъ… Но вамъ отвчали — и не безъ основанія — что дло это не такъ просто, что формула присяги вошла въ Сводъ Законовъ и живетъ быть измнена не иначе какъ законодательнымъ же порядкомъ, и что теперь лова не время этимъ заниматься. Съ тхъ поръ прошло уже полтора рода, въ настоящую пору собственно жъ присяг на врноподданство приходится приводить уже рдко, въ одиночныхъ случаяхъ, тмъ не мене,— такъ какъ формула присяги, употребляемая въ судахъ, начинается тми же самыми клятвенными слонами,— неудобство для совсти врующихъ остается все то же, и потребность въ измненіи формулы клятвы, хотя бы простою вставкою слова предъ, ощущается съ прежнею живостью. О томъ смущеніи, которое производитъ въ душ милліоновъ русскихъ людей это е клянусь Всемогущимъ Богомъ’ имемъ мы теперь новое подтвержденіе въ ‘Замткахъ’ А. . Морокина. Не пора ли наконецъ отречься отъ шведскаго образца ради русской народной совсти и въ видахъ тснйшаго и плодотворнйшаго скрпленія ея, сонма въ Русскимъ государствомъ? не пора ли — соотвтственнымъ измненіемъ начальнаго текста присяги уважить заповдь Господню, сердечное желаніе Русскаго народа и наконецъ даже требованіе здраваго смысла?