Библиография, Иванов Иван Иванович, Год: 1897 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 42 минут(ы)

БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЙ ОТДЛЪ ЖУРНАЛА ‘МІРЪ БОЖІЙ’.

Февраль 1897 г.

Содержаніе. Исторія всеобщая.— Юридическія науки.— Философія и психологія.— Антропологія.— Естествознаніе.— Изъ иностранной литературы.— Новости иностранной литературы.— Новыя книги, поступившія въ редакцію.

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРІЯ.

‘Книга для чтенія по исторіи среднихъ вковъ’.— Лависсъ и Рамбо. ‘Всеобщая исторія’.— А. Мензисъ. Исторія религіи’.

Книга для чтенія по исторіи среднихъ вковъ, составленная кружкомъ преподавателей подъ редакціей профессора П. Г. Виноградова. Удостоена большой преміи имени императора Петра Великаго. Выпускъ первый. М. 1896. in 8-vo. Стр. VIII+448. Ц. 1 руб. 50 коп.

‘Книга для чтенія’ г. Виноградова восполняетъ существенный проблъ въ нашей учебной и общеобразовательной литератур, являясь, съ одной стороны, внкласснымъ чтеніемъ для учащихся и источникомъ классныхъ разсказовъ для преподавателей, съ другой — пособіемъ для домашняго чтенія по всеобщей исторіи лицамъ, не получившимъ систематическаго школьнаго образованія. Ради этой послдней цли названная ‘книга для чтенія’ на ряду съ учебникомъ всеобщей исторіи (часть 2-ая) того же г. Виноградова рекомендована Программами домашняго чтенія на второй годъ систематическаго курса, изд. московской ‘Коммиссіей по организаціи домашняго чтенія’, какъ необходимое пособіе (стр. 147).

Хрестоматія г. Виноградова стоитъ, несомннно, въ очень тсной связи съ его учебникомъ всеобщей исторіи, читателя скоро убдятся въ этомъ, если дадутъ себ трудъ пересмотрть предисловія къ 1-ой части учебника и 1-му выпуску ‘книги для чтенія’. Оба предпріятія имютъ въ виду реформу преподаванія исторіи въ нашей средней школ и, если далеки отъ радикальной ломки этого преподаванія и сопровождающихъ его устарлыхъ и ненаучныхъ программъ, то, во всякомъ случа, стремятся свести къ нулю коренной недостатокъ этого преподаванія — безсвязность и отрывочность.

Хрестоматія г. Виноградова — трудъ коллективный, вс статьи ея спеціально для нея написаны, такъ какъ редакція была противъ наполненія ея вырзками изъ памятниковъ и историческихъ сочиненій, и въ этомъ отношеніи она представляетъ противоположность хрестоматіи по древней русской исторіи, издаваемой подъ редакціей В. Н. Сторожева въ Библіотек для самообразованія и преслдующей исключительно интересы самообразованія (составлена спеціально для читателей по ‘Программамъ’ Коммиссіи, а слдовательно, можетъ удовлетворять и потребностямъ нашей высшей школы). Однако, спеціальное составленіе статей для хрестоматіи г. Виноградова при большомъ количеств сотрудниковъ иметъ и свои очень существенныя неудобства, мы разумемъ значительную разнохарактерность и не одинаковую научную высоту отдльныхъ статей по однороднымъ вопросамъ. Такъ какъ вышелъ пока лишь одинъ выпускъ хрестоматіи г. Виноградова, а ихъ должно быть четыре, то на этотъ разъ придется воздержаться отъ общей ея оцнки и ограничиться замчаніемъ, что она будетъ стоить слишкомъ дорого, да пожеланіями, чтобы между выходами въ свтъ отдльныхъ выпусковъ не было слишкомъ большихъ промежутковъ. Во всякомъ случа, хрестоматія г. Виноградова пока не иметъ себ равной въ нашей скудной научно-педагогической литератур (хрестоматія проф. Сталюсевича разсчитана на совсмъ иной масштабъ и въ счетъ не идетъ).

Обращаемся къ содержанію перваго выпуска, въ которомъ помщено 18 статей, посвященныхъ исторіи возникновенія трехъ великихъ культурныхъ міровъ средневковая: западно-европейскаго, византійскаго и мухаммеданскаго. Послдній представленъ тремя пересказами (NoNo 1З—15) по Mller’у и Kremer’у: Магометъ и начало ислама (стр. 324—350), Исламъ (стр. 361—363) и Абассиды(стр. 364—383). Второй — двумя самостоятельными статьями: проф. П. Г. Виноградова Имперія VI вка и Юстиніанъ (No 9, стр. 212 — 246) и . А. Смирнова Левъ III Исавръ и начало иконоборства (No 12, стр. 302—323). Если г. Виноградовъ въ своей превосходной стать стоитъ въ значительной степени на почв традиціоннаго у насъ отношенія къ эпох Юстиніана, то тмъ рельефне оттняется попытка г. Смирнова изложить вопросъ объ иконоборств гораздо боле научно, чмъ это допускалось у насъ въ школьныхъ пособіяхъ до сихъ поръ. Г. Смирнову, думается намъ, слдовало бы пойти нсколько дальше и ршительне на этотъ счетъ: пора же, наконецъ, многіе историческіе вопросы излагать въ учебникахъ правдиво и научно и отложить въ сторону фальшивые покровы невжественныхъ взглядовъ. Остальныя 13 статей ‘книги для чтенія’ посвящены возникновенію западно-европейскаго міра. Среди нихъ высокими научными и педагогическими достоинствами отличаются три статьи (NoNo 3—5) профессора П. И. Милюкова: Разселеніе славянъ (стр. 67—82), Древнйшій быть славянъ (стр. 83—101) и Религія славянъ (стр. 102—117). Кто знаетъ, какъ у насъ невозможно излагается вопросъ о славянств въ школьныхъ пособіяхъ, какое искреннее и глубокое отвращеніе къ славянству выносятъ наши учащіеся изъ средней школы, тотъ отлично пойметъ заслугу г. Милюкова. Его статьи — цнный вкладъ въ нашу научно-популярную литературу о славянахъ. Мы обращаемъ, въ виду особенныхъ свойствъ нашей школьной практики, преимущественное вниманіе на статью о религіи славянъ, какъ на образчикъ строгаго научно-философскаго и въ то же время чрезвычайно яркаго и доступнаго изложенія. Живо, ясно и доступно написана статья С. П. Моравскаго Германцы до великаго переселенія народовъ (No 1, стр. 1—36). Нкоторыя повторенія, неосторожное нсколько употребленіе термина ‘государство’ и отсутствіе перечня германскихъ племенъ легко могли бы быть исправлены при новомъ изданіи хрестоматіи. Очень картинно написана статья г. Гревса (No 6, стр. 118—168 Аларихъ и вестготы, читается легко, но, къ сожалнію, нельзя сказать, чтобы при ея сравнительно большомъ объем (это — самая длинная статья въ первомъ выпуск) она отличалась особенной содержательнностью.

Мы не будемъ останавливаться на другихъ статьяхъ хрестоматіи, рецензія превратилась бы тогда въ подробный разборъ, который сейчасъ и невозможенъ, такъ какъ предъ нами лежитъ едва четвертая часть книги. Въ общемъ приходится замтить, что хрестоматія г. Виноградова — крупная заслуга предъ нашей средней школой, и если она недостаточно ршительно вступаетъ на новый путь, то на это были, конечно, свои соображенія чисто практическаго свойства, и съ ними приходилось считаться. Что касается ея значенія, какъ пособія для самообразовательнаго чтенія, то мы ршаемся сказать, что въ этомъ отношеніи она далеко неудовлетворительна, и ее приходится рекомендовалъ лишь за ‘неимніемъ боле подходящей книги. Неполнота матеріала, невыдержанность научнаго направленія и замтная разница въ научной высот отдльныхъ статей, присутствіе статей, пригодныхъ лишь для учащихся въ средней школ, и т. д. фигурируютъ въ числ мотивовъ для высказаннаго заключенія. И сама ‘Коммиссія по организаціи домашняго чтенія’, которая приноровила въ хрестоматіи г. Виноградова извстную часть своей программы по всеобщей исторіи, должна была приняться за составленіе особаго сборника статей по средневковой исторіи Англіи, Франція и Германіи (Программы, стр. 147), который, къ крайнему сожалнію, до сихъ поръ еще не выпущенъ въ свтъ.

Въ заключеніе замтимъ, что большую услугу нашей средней школ оказали бы многіе преподаватели, еслибъ подлились съ читающей публикой вынесенными ими изъ школьной практики впечатлніями посл примненія хрестоматіи г. Виноградова, высказали бы свои замчанія о возможности и желательности тхъ или другихъ измненій, дополненій, передлокъ, а можетъ быть, и перетасовокъ въ самомъ подбор матеріала. Въ такой критик вс наши учебныя изданія нуждаются боле всего, ея-то именно мало приходится встрчать, и едва ли мы ошибемся, сказавъ, что въ учебной литератур независимый голосъ практической критики подавленъ оффиціальными, чисто канцелярскими отзывами и наши педагоги отказываются ‘смть, свое сужденіе имть’, предпочитая видть въ учащейся молодежи тяжелый грузъ, который надо доставлять къ выпускному экзамену, совершенно цлымъ я нетронутымъ, но съ большимъ запасомъ зазубреннаго вздора.

Лависсъ и Рамбо. Всеобщая исторія съ IV столтія до нашего времени. T. I. Переводъ Невдомскаго. Изданіе Солдатенкова. М., 1897. XXIV+820 стр. Ц. 3 р. Почтенная фирма K. Т. Солдатенкова приступила къ изданію новаго капитальнаго труда. Французская ‘Всеобщая исторія’ (еще не конченная въ подлинник) общаетъ чуть ли не превзойти размрами нмецкую, Вебера, переведенную у насъ (въ 16 томахъ), также благодаря г. Солдатенкову. Трудъ Лависса и Рамбо выгодно отличается отъ веберовскаго. Это — сводъ трудовъ лучшихъ спеціалистовъ Франціи, руководимыхъ такими извстными и даровитыми историками, какъ профессора парижскаго университета, Лависсъ и Рамбо. Нмецкая же ‘Всеобщая исторія’ написана однимъ лицомъ, покойнымъ Веберомъ. Правда, дло не въ этомъ: и въ томъ, и въ другомъ способ обработки исторіи есть свои выгоды и невыгоды. Бда въ томъ, что Веберъ не отличался талантливостью, а чмъ дальше, тмъ больше проявлялъ небрежности, поспшности. Между тмъ, какъ томы Вебера представляютъ компиляцію, и по старому шаблону, съ явнымъ пристрастіемъ къ ‘политик’, французское изданіе отличается тщательною обработкой богатаго матеріала, отчетливо расположеннаго по , каждый съ своимъ названіемъ: не только отдлы, но каждая глава составлена особымъ спеціалистомъ. А главное — редакторы стоятъ на современной, боле глубокой точк зрнія на свой предмет. Они говорятъ въ предисловіи: ‘Мы не будемъ вставлять въ сцену дйствія единственно то, что нашъ почтенный наставникъ Дюрюи называлъ histoire-bataille, т. е. мелкія подробности о монархахъ и описанія длиннаго ряда сраженій или мирныхъ договоровъ. У насъ будутъ стоять на первомъ план т факты, которые, по выраженію Вольтера, касаются нравовъ и духа націй’. Этотъ взглядъ виденъ во всемъ. Авторы слдятъ всюду за культурой и особенно за ея идейной стороной: отсюда ихъ совершенно врное замчаніе, что даже ‘хаосъ’ начала средневковья былъ именно періодомъ, въ которомъ ‘особенно ясно замтно вліяніе идей на грубую матерію’. Французскіе историки, сверхъ того посвящаютъ особые отдлы или боле обстоятельному обзору различныхъ сторонъ культуры. Это покуда — планъ, вполн современный и наиболе плодотворный, который замчается и въ нашихъ историческихъ трудахъ подобнаго рода. Конечно, онъ, въ то же время, и крайне трудный: тутъ требуется, помимо глубокой учености, большая вдумчивость и сила обобщенія,— словомъ, недюжинный талантъ. И въ разсматриваемомъ изданіи не везд одинаково выдержанъ тонъ и основная точка зрнія. Въ дальнйшихъ томахъ (особенно въ исторіи крестовыхъ походовъ) мене даровитые авторы сбиваются иногда на старый путь. Но первый томъ наиболе свободенъ отъ этихъ недостатковъ.

Важне всего то, что ‘Всеобщая исторія’ французовъ — трудъ добросовстный: онъ стоитъ на высот современной науки. Это ясно уже изъ богатой литературы предмета, сопровождающей каждую главу. А для знающихъ это очевидно изъ самыхъ вопросовъ и изъ способа ихъ постановки: таковы описанія общественнаго строя римской имперіи, бенефиціальной и вассальной системы, папства и т. п. Разсматриваемый трудъ выгодно отличается отъ подобныхъ нмецкихъ изданій и сравнительнымъ безпристрастіемъ: здсь Франція занимаетъ подобающее ей мсто, но не подавляетъ все остальное. Авторы дйствительно стараются дать ‘исторію всхъ народовъ, которые играли какую-нибудь роль въ великихъ переворотахъ, пережитыхъ человчествомъ’. Наконецъ, замчательны простота изложенія, дльность безъ всякихъ претензій ни на философствованіе, ни на краснобайство. Все сказанное заставляетъ радоваться появленію на русскомъ язык такого крупнаго и полезнаго труда, который поможетъ развитію у насъ здраваго взгляда на жизнь и уваженіе къ наук. А издателю должно быть признательнымъ за дешевизну книги (3 р. за 51 листъ большого формата, и хорошаго изданія). Переводчикъ давно доказалъ свою опытность и умнье справляться съ своей скромной, но почтенной задачей.

Мензисъ, А. Исторія религіи. Очеркъ первобытныхъ врованій и характеръ великихъ религіозныхъ системъ. Переводъ съ англійскаго М. Чепинской. Изданіе Ф. Павленкова. Спб. 1897 г. Цна 1 руб. Съ тхъ поръ, какъ цивилизованному міру стали извстны ероchenmachende (по выраженію нмцевъ) произведенія Дарвина: ‘Происхожденіе видовъ’ (1859), ‘Происхожденіе человка’ и др., во всхъ наукахъ совершился цлый переворотъ: въ настоящее время не осталось почти ни одной отрасли знанія, которая не испытывала бы на себ вліянія знаменитой теоріи Дарвина, такъ что эволюціонизмъ теперь сталъ главной отличительной чертой всхъ наукъ. Въ самомъ дл, эволюціонная теорія далеко не ограничивается тмъ, что она даетъ механическое объясненіе органической природы, — нтъ, теперь даже школьникамъ извстна истина, что и исторія человка со всми ея развтвленіями есть не боле, какъ звено общей исторіи мірозданія: всюду господствуютъ одн и т же силы, одни и т же регулирующіе законы,— законы постепеннаго развитія. И прежде всего, антропологія и соціологія всецло основаны на теоріи эволюціи (Ляйель, Леббокъ, Тайлоръ, Спенсеръ, Дрейфусъ, Греефъ, Линпертъ и др.), въ томъ же дух нын разрабатываются науки экономическія (Марксъ, Энгельсъ, Каутскій, Ингрэмъ, Летурно), юридическія (Іерингъ, М. Ковалевскій, Мэнъ, Постъ), этическія (Спенсеръ, Летурно, Гюйо, Фуллье), политическія (Спенсеръ, Летурно, Жанэ) и проч., и проч. И область религіозныхъ знаній не могла избжать общаго удла паукъ второй половины XIX вка, только-что переведенный на русскій языкъ трудъ шотландскаго профессора Мензиса: ‘Исторія религіи’ служитъ неопровержимымъ доказательствомъ высказанной нами мысли.

Еще въ очень недавнее время религіозными вопросами занимались почти исключительно лица духовнаго званія или богословы, причемъ религія трактовалась не иначе, какъ съ цлями апологетическими: богословы доказывали или пытались доказать, будто вс религіи, за исключеніемъ іудейства и христіанства, были сплошнымъ заблужденіемъ, одной ложью, поклоненіемъ демонамъ. И только когда въ Западной Европ, вмст съ другими свободами, была завоевана свобода научнаго изслдованія, когда религіозными вопросами стали интересоваться люди свтскіе, обладавшіе громадною эрудиціею, когда, наконецъ, ближе ознакомились съ религіями не-христіанскими,— увидли, что дло обстоитъ нсколько иначе, достаточно здсь припомнить капитальнйшіе труды такихъ ученыхъ, какъ Максъ Мюллеръ, Бюрнуфь, Ревилль, Пфлейдереръ, Вайцъ, Тилль, Раухенгофъ, Хрисавсъ и др., чтобы вполн убдиться въ этомъ. Однако, вс эти замчательныя ученыя произведенія имютъ ту особенность, что разсматриваютъ ту или иную религію въ отдльности, не сообразуясь съ тмъ, въ какой связи она стоитъ съ другими религіями, предшествовавшими ей и послдующими. Отсюда для насъ станетъ понятна вся важность и значеніе труда профессора Мензиса: ‘Исторія религіи’, гд проводится мысль, что вс религіи міра, при всей своей хаотичности, при всемъ разнообразіи и видимомъ несходств, находятся въ тсной органической связи, какъ части одного цлаго. Почтенный ученый утверждаетъ, что религія, какъ и другія стороны человческой жизни, развивалась съ самаго начала и развивается да сихъ поръ, и что развитіе религіи совершалось по обычнымъ законамъ человческаго прогресса. ‘Разв мы не можемъ утверждать,— говоритъ Мензисъ,— пока не будетъ доказано противное, что въ развитіи религіозныхъ идей и обрядовъ съ самыхъ раннихъ временъ до нашихъ дней не было перерыва, и что высшая религія настоящаго времени составляетъ часть первобытной религіи людей? Эта часть, правда, во многихъ отношеніяхъ ушла далеко отъ древнйшей религіи, но въ ней продолжаетъ жить то, что было наиболе существеннаго въ первобытныхъ врованіяхъ, и то. что было наиболе жизненнаго въ древнйшихъ религіозныхъ основахъ, до сихъ поръ возбуждаетъ поклоненіе… Если на учрежденія и врованія не смотрть, какъ на нчто незыблемое, а какъ на нчто развившееся изъ того, что было раньше, и развивающееся въ то, что будетъ впослдствіи, то учрежденія и врованія эти перестанутъ вызывать презрніе, зависть или ненависть. Глядя на вс религіи, какъ на стадіи развитія религіи вообще, мы не будемъ имть причины унижать или незаслуженно превозносить ни одну изъ нихъ. Мы не станемъ длить религіи на одну истинную, христіанство, и на ложныя, подъ которыми будемъ разумть вс прочія… Но, чувствуя, что мы не въ силахъ правильно понять вашу собственную религію, не сравнивая ее съ другими, мы будемъ оцнивать эти послднія религіи по той роли, какую он играли въ великомъ движеніи, и съ этой уже точки зрнія будемъ смотрть и на нашу собственную религію, ибо, не имя исторіи, религіи не могли бы совершенствоваться. Имя въ виду этотъ принципъ развитія, мы найдемъ хорошее въ самомъ грубомъ и увидимъ, что скоре доброе и истинное, чмъ злое и ложное, составляютъ конечный смыслъ даже самыхъ примитивныхъ религіозныхъ системъ’ (стр. 4—5).

ЮРИДИЧЕСКІЯ НАУКИ.

А. Менгеръ. ‘Соціальныя задачи юриспруденція’.— Г. Ф. Шершеневичъ. ‘Опредленіе понятія о прав’.

Антонъ Менгеръ. Соціальныя задачи юриспруденціи. Переводъ съ нмецкаго приватъ-доцента харьковскаго университета Н. А. Гредескула. 1896. in 8-vo. Стр. 20.— А. Менгеръ. Общественныя задачи правовднія. Рчь, читанная при вступленіи въ должность ректора внскаго университета 24-го октября 1895 года. Международная библіотека. No 43. Изданіе I. Юровскаго. Спб. 1896. in-16. Стр. 28. Ц. 15 коп. Блестящая рчь Менгера сразу вышла у васъ въ двухъ изданіяхъ и, кром того, рекомендована какъ необходимое пособіе Программами домашняго чтенія на второй годъ систематическаго курса‘, изд. московской ‘Коммиссіей по организація домашняго чтенія’ (М. 1896 г., стр. 125), появились публикаціи и о третьемъ перевод той же рчи, который долженъ выйти въ свтъ въ серіи ‘Вопросовъ науки, литературы, искусства и жизни’, изд. московскаго книжнаго магазина Гросманъ и Кнебель. Такое вниманіе къ рчи А. Менгера оправдывается вполн интересомъ ея содержанія и воспитательнымъ значеніемъ для русской читающей публики. Небольшая по объему, недорогая по цн, она должна найти у насъ широкое распространеніе и способствовать воспринятію здравыхъ научныхъ истинъ, направленныхъ къ пониманію основныхъ интересовъ и задачъ трудящихся массъ. Рчь Менгера — превосходный отголосокъ того переворота въ юриспруденціи, который съ особенной силой проявился посл колоссальнаго краха юристовъ, воспитавшихся на традиціяхъ римскаго права и работавшихъ надъ созданіемъ германскаго гражданскаго уложенія. Оно заслужило массу справедливыхъ упрековъ въ ме-соціальносги и является результатомъ удивительнаго застоя въ области юридическихъ наукъ, вызваннаго особенностями исторической школы юристовъ и слпой врой въ незыблемость основъ римскаго гражданскаго права. На развалинахъ исторической школы, среди мертвыхъ и наивныхъ, съ современной точки зрнія, пересказовъ твореній римскихъ юристовъ воздвигается новое зданіе соціальнаго правовднія, съ которымъ и знакомитъ брошюра Менгера въ очень живомъ, выпукломъ и всмъ доступномъ изложеніи. Авторъ поднимаетъ въ немъ такіе капитальные жизненные вопросы, что его ученая рчь невольно превращается въ летучую брошюру, равно для всхъ интересную. Являясь одной изъ крупнйшихъ рубрикъ современной соціальной науки, соціальная юриспруденція ставитъ своей задачей тщательное наблюденіе за приливами и отливами общественныхъ силъ, развивающихся внутри каждаго народа, и заключеніе отсюда о правовомъ стро будущаго. Главная трудность, которую приходится одолвать представителю соціальной юриспруденціи, состоитъ въ томъ, чтобы точно установить происшедшія измненія въ соотношеніи силъ между различными общественными классами. Для соціальной юриспруденція является главною задачей познать, въ чемъ заключается противорчіе между исторически сложившимся правовымъ строемъ и новымъ соотношеніемъ общественныхъ силъ, и подготовить вытекающія отсюда измненія въ правовомъ стро. ‘Съ особеннымъ вниманіемъ,— говорить Менгеръ (стр. 12),— соціальная юриспруденція должна слдить за тмъ, чтобы сохранялось въ общественномъ организм совпаденіе между силой и правомъ, дабы возможно было своевременно предотвращать соціальныя катастрофы, которыя такъ часто наступаютъ, когда это совпаденіе нарушается, замняясь конфликтомъ между народившейся силой и состарвшимся правомъ. Только путемъ такой дятельности юриспруденція, почти фатально прикрпленная къ букв и авторитету въ своей догматической и исторической части, можетъ возвыситься до состоянія свободно созидающей науки, имющей дло съ высшими задачами человчества’. Менгеръ съ такой обдуманностью и вмст неподражаемой искренностью излагаетъ избранную имъ тему, смотритъ на нее съ такихъ широкихъ и разностороннихъ точекъ зрнія, что способенъ увлечь даже очень равнодушнаго къ соціальнымъ вопросамъ читателя. Возставая противъ узкой спеціализаціи въ наук, констатируя мастерски отступленіе философіи, какъ объединяющей связи, на второй планъ, Менгеръ ставитъ соціальный вопросъ на высоту объединяющаго всхъ начала. Съ этимъ взглядомъ едва ли можетъ кто не согласиться, и быть можетъ насъ не упрекнутъ за смлость привести на этотъ счетъ одну цитату изъ брошюры Менгера, обращающую на себя вниманіе читателя благородствомъ изложенія и глубиною мысли. ‘Существуетъ теперь предметъ,— читаемъ въ русскомъ перевод г. Гредескула (стр. 15, по изд. Юровскаго, стр. 22),— къ которому вс культурные народы относятся съ такимъ глубокимъ, даже болзненнымъ интересомъ, что это заставляетъ вспомнить то великое нравственное движеніе, изъ котораго, дв тысячи лтъ тому назадъ, выросло христіанство: этотъ предметъ есть соціальный вопросъ. Въ немъ дана основа для круга мыслей, способнаго объединить вс умы, а напряженность интереса къ нему вознаградитъ за то, что соціальная наука, средоточіемъ которой является соціальная юриспруденція, не охватываетъ, какъ прежде философія, всхъ теоретическихъ и практическихъ вопросовъ, но изслдуетъ только важнйшія практическія задачи человческаго существованія’. Эта выдержка характеризуетъ не только взглядъ Менгера на соціальную проблему современнаго культурнаго государства, но и его отношеніе къ послдней: въ ней слышится голосъ убжденнаго новатора, человка, глубоко постигшаго основу современныхъ интересовъ и жизненное значеніе науки. Современный новаторъ идетъ впередъ не въ надежд на успхъ при помощи грубой силы, а во всеоружіи научнаго знанія, въ твердой увренности, что роль науки въ жизни становится во главу угла и непреодолима для произвола, насилія и зазорнаго гнета анти-соціальныхъ, quasi-религіозныхъ и другихъ предразсудковъ. Горячо рекомендуя читающей публик брошюру Менгера, мы пожелали бы большей осмотрительности со стороны переводчиковъ въ выбор выраженій и большей популярности изложенія: переводъ рчи Менгера нуженъ читающей публик, а не присяжнымъ ученымъ, которые знакомы съ ней по подлиннику. Судя по предисловію къ переводу, г. Гредескулъ предпринялъ его исключительно ради своего сочувствія къ новому и плодотворному направленію въ юриспруденціи. Нельзя не пожелать, чтобы это сочувствіе привело нашего переводчика къ дальнйшимъ работамъ для популяризаціи этого направленія среди русской публики.

Опредленіе понятія о прав. Профессора казанскаго университета Г. Ф. Шершеневича. Казань. 1896 г. Г. Шершеневичъ написалъ весьма интересную, не только для юристовъ, но и для каждаго образованнаго человка, брошюру, трактующую объ одномъ изъ интереснйшихъ вопросовъ философіи права, породившемъ на Запад громадную литературу. Для насъ, русскихъ, новая книжка проф. Г. Ф. Шершеневича иметъ особенное значеніе потому, что на русскомъ язык, кром извстнаго сочиненія С. А. Муромцева ‘Опредленіе и основное раздленіе права’ и ‘Лекцій по общей теоріи права’ проф. H. М. Коркунова, нтъ ни одного сочиненія, знакомящаго читателя съ современными научными выводами по этому предмету. Мы передадимъ, поэтому, вкратц содержаніе интересной работы проф. Шершеневича и выводы, къ которымъ онъ пришелъ.

Одна изъ главныхъ задачъ, лежащихъ на юрист, состоитъ въ обособленіи юридическихъ отношеній отъ прочихъ общественныхъ и въ выдленіи юридической стороны вопроса изъ его бытовой обстановки. Если юристъ, смшавъ право и мораль, будетъ произвольно признавать юридическую защиту за отношеніями нравственными, онъ можетъ нанести существенный вредъ обществу. Только уясненіе понятія о сущности права способно создать твердую почву подъ его ногами и предотвратить возможность прискорбныхъ ошибокъ.

Первое немаловажное затрудненіе на пути къ опредленію права ставитъ языкъ. Правовдніе иметъ дло съ готовыми уже понятіями и выраженіями, установившимися въ жизни помимо науки. Обычное словоупотребленіе создало слдующія, сплошь и рядомъ встрчающіяся выраженія: ‘право на визитъ’, ‘право на уваженіе’, ‘право на благодарность’, ‘дти не имютъ права садиться въ присутствіи старшихъ’, ‘мужъ не иметъ права длать жен несносною жизнь съ цлью добиться развода’ и т. п. Такое несоотвтствіе между научнымъ понятіемъ о прав и общепринятымъ словоупотребленіемъ легко объясняется дифференціаціей понятій, наблюдаемой въ эволюціи не только правовыхъ терминовъ, но и въ понятіяхъ другихъ наукъ: родовое понятіе о прав, какъ правилахъ общежитія, расчленилось на видовыя понятія о прав, нравственности, приличіи. Но наука не можетъ примириться съ указаннымъ несоотвтствіемъ понятій и должна изъ всхъ случаевъ, въ которыхъ примняется слово ‘право’, выдлить только часть ихъ, связанныхъ присущимъ всмъ и существенно важнымъ признакомъ, закрпить названіе ‘право’ только за этою группою, остальную же часть оставить безъ вниманія, исключивъ изъ научнаго понятія о прав. Главная задача юриста, такимъ образомъ, заключается въ томъ, чтобы найти тотъ существенный признакъ, который всегда и необходимо присущъ праву. Невозможность найти отличительный признакъ права въ его содержаніи, обусловливаемая тмъ, что историческія и этнографическія данныя рисуютъ намъ такіе разнообразные правовые порядки, которые не поддаются вовсе обобщенію или допускаютъ его только въ незначительномъ объем, заставляетъ юриста обратиться отъ содержанія къ формальной сторон права, такъ какъ сущность того, что называется ‘правомъ’, очевидно, заключается не въ томъ, чт а предписывается тмъ или инымъ законодательствомъ, а. въ томъ, какимъ образомъ устанавливаются и поддерживаются нкоторыя правила общежитія.

Право является всегда въ вид нормы. Подъ именемъ нормы или правила мы понимаемъ указаніе, какъ должно поступать, чтобы достигнуть той или иной цли, норма представляетъ собою сообразованіе дятельности съ намченною цлью. Нормы могутъ имть своимъ предметомъ опредленіе: отношеній человка къ Богу, отношеній человка къ самому себ, отношеній человка къ вншнему міру и отношеній человка къ человку. Право, или юридическія нормы, не иметъ и по природ не можетъ имть своимъ предметомъ опредленіе отношеній человка къ Богу, къ самому себ и къ вншнему міру. Доказательству этого положенія авторъ посвящаетъ весь 3 своей книги. Юридическія нормы могутъ имть своимъ предметомъ только опредленіе отношеній человка къ человку. Но эта задача выполняется не однми юридическими, но и иными нормами, ближе всего нормами нравственности. Однородныя по цли, а нердко и по содержанію, нормы нравственности и нормы права могутъ быть различены только но сопровождающей ихъ санкціи. Санкціей этическихъ нормъ является оцнка поведенія со стороны общественнаго мннія. Санкціей юридическихъ нормъ служитъ принужденіе со стороны государственной власти. Самое принужденіе, сопровождающее юридическую норму, иметъ психическій характеръ и заключается въ возбужденіи мотива, который долженъ склонить къ поведенію, согласному съ нормами, и преодолть мотивы, отклоняющіе отъ нормальнаго поведенія. Силою, воздйствующею въ этомъ направленіи на волю, является угроза со стороны государственной власти невыгодными послдствіями въ случа уклоненія отъ нормы. Для приведенія этой угрозы въ исполненіе государственный бытъ создаетъ особые органы. На основаніи всей предшествовавшей аргументаціи, авторъ приходитъ къ такому опредленію понятія о прав: право есть норма, опредляющая отношеніе человка къ человку, угрозою на случай нарушенія извстнымъ страданіемъ, которое будетъ причинено установленными для этой цли органами государственной власти.

Таково содержаніе новаго труда проф. Шершеневича. желающимъ ближе ознакомиться съ этой интересной монографіей мы совтуемъ обратиться къ прочтенію самой книжки. Работа проф. Шершеневича богата указаніями на литературу вопроса.

ФИЛОСОФІЯ И ПСИХОЛОПЯ.

Я. Колубовскій. ‘Философскій Ежегодникъ’.— А. Фулье. ‘Темпераментъ и характеръ’.— В. Вундтъ. ‘Опытъ психологіи’.— ‘Элементарное описаніе душевныхъ явленій’.— Поланъ. ‘Физіологія ума’.— Г. Челпановъ. ‘Указатель литературы по вопросу о матеріализм’.

Я. Колубовскій. Философскій Ежегодникъ. Обзоръ книгъ, статей и замтокъ, преимущественно на русскомъ язык, имющихъ отношеніе къ философскимъ знаніямъ. Годъ второй (1894). Изданіе Л. Ф. Пантелева. М. 1899. 314 стр. Цна не обозначена. Уже по поводу перваго выпуска ‘Философскаго Ежегодника’ одинъ изъ рецензентовъ выразилъ составителю его рдкое, необычайное порицаніе… за излишнюю тщательность, педантическую полноту и точность работы. Подумайте только… у насъ, въ Россіи, за одинъ годъ набралось ‘имющаго отношеніе къ философскимъ званіямъ’ на 314 страницъ толковаго каталога большого формата и очень мелкой печати. Нтъ ничего страннаго, если во Франціи выходитъ ежегодно цлымъ тономъ ‘Anne philosophique’ или даже боле спеціальный ‘Anne psychologique,’ — тамъ есть цлый рядъ самостоятельныхъ статей и изслдованій, тамъ коротко резюмируются почти вс литературы міра. Но неужели у насъ по философскимъ наукамъ пишутъ такъ много?— будетъ недоумвать читатель… Гд она, эта литература? Отчего о ней такъ мало слышно?— Успокойтесь, читатель, этой литературы вы потому и не знаете, что ея у насъ нтъ. И ‘Ежегодникъ’ посвященъ, главнымъ образомъ, не этой, теоретической литератур на философскія темы, а чему-то другому. Большинство тхъ 1.136 номеровъ, которые вошли въ этотъ выпускъ ‘Ежегодника’, посвящены частью той текущей, мелкой литератур, которая, преимущественно въ повременныхъ изданіяхъ, худо ли, хорошо лы отражаетъ движенія современной научной и философской мысли, частью той полемик о насущныхъ, животрепещущихъ общественныхъ вопросахъ, которые имютъ большую или меньшую связь съ общими идейными теченіями эпохи. Такъ, и въ настоящемъ выпуск читатель найдетъ подробный перечень, отчасти и изложеніе съ указаніемъ времени, мста, повода появленія, множества книгъ, статей, замтокъ и проч., группирующихся около нсколькихъ вопросовъ, оживленно дебатировавшихся въ печати въ теченіе 1894 года. Въ числ этихъ вопросовъ мы находимъ вопросъ объ экономическомъ матеріализм (книга П. Струве ‘Критическія замтки къ вопросу объ экономическомъ развитіи Россіи’ и полемика по поводу ея, статьи по тому же вопросу проф. Карева, H. К. Михайловскаго и др.), споры о славянофильств, объ его исторіи и современномъ значеніи (статьи Вл. С. Соловьева, H. Н. Страхова, кн. С. Н. Трубецкого, Л. Тихомирова, В. Розанова, Ю. Николаева и др.), споры Вл. С. Соловьева съ В. Розановымъ и Л. Тихомировымъ о свобод и вротерпимости, борьбу за и противъ мнній и ученій гр. Л. Н. Толстого, столкновенія по поводу писаній г. Волынскаго, дале, напр., указавъ и изложенъ цлый рядъ статей объ украинскомъ философ Г. С. Сковород, появившихся по случаю столтія со дня его смерти, и т. д. Эта мста въ указател одни изъ самыхъ интересныхъ. Какъ на нихъ, такъ и вообще на эту книгу потрачена страшная масса труда, и въ этомъ отношеніи надо отдать справедливость г. Колубовскому: порядокъ и точность указаній идеальны, вс справки облегчены до послдней степени, корректура, страшно трудная въ. такомъ пестрющемъ цифрами изданіи, продержана превосходно. Вс эти качества такъ рдки именно въ русскихъ изданіяхъ, что видть образцово изданную книгу прямо доставляетъ удовольствіе. Сколько-нибудь серьезная философская литература у насъ,конечно, очень мала, и г. Колубовскій совершенно справедливо говорилъ въ первомъ выпуск своего ‘Ежегодника’, что ‘если бы ‘Ежегодникъ’ останавливался лишь на статьяхъ, за которыми можно признать не одинъ только интересъ минуты, то ему пришлось бы выбросить за бортъ, по крайней мр, три четверти своего содержанія’. Не слишкомъ ли роскошествуетъ г. Колубовскій, расточая свой трудъ на извлеченіе мелкаго матеріала, напр., изъ многихъ газетъ, объ этомъ можно спорить, мы, во всякомъ случа, понимаемъ его мотивы: вносить все, что иметъ какое-либо отношеніе къ философскимъ знаніямъ, гораздо легче, чмъ выбирать на основаніи того или другого опредленнаго критерія, отдляя достойное быть отмченнымъ отъ недостойнаго, можно’ прямо сказать, что послдняя задача совершенно не по силамъ, одному липу. Не лишено справедливости и замчанія г. Колубовскаго, что даже и ‘замтки разнаго характера подчасъ являются знаменіемъ времени и послужатъ для будущаго историка русской мысли благодарнымъ матеріаломъ’. Въ такой большой и притомъ единоличной работ найдутся, вроятно, при ближайшемъ разсмотрніи и проблы: та или другая книга или статья можетъ быть не вполн равномрно или точно изложена, оцнка, гд она есть, можетъ быть не всегда вполн справедлива и т. п., но если и есть такіе недостатки, они не отнимаютъ у книги ея значенія. Особенно можетъ она пригодиться тому (обширному въ Россіи) классу читателей, который вынужденъ довольствоваться почти одной періодической литературой: они найдутъ здсь подробныя указанія почти на все существенное, появившееся въ этой области за 1894 годъ и имющее связь съ общими вопросами теоріи и практики.

Альфредъ Фулье. Темпераментъ и характеръ. М. 1896. Наука объ образованіи характера иметъ огромную практическую важность: если бы мы знали законы его измненій, то могли бы этимъ воспользоваться для цлей воспитанія и моральнаго развитія. Ученіе о темпераментахъ и характерахъ, какъ извстно, очень давняго происхожденія. Уже врачи и философы древности ршали вопросъ о темпераментахъ, приводя ихъ въ связь съ тми или другими соками организма (съ желчью, кровью и т. п.). Ихъ раздленія въ существенныхъ чертахъ были удержаны и въ новой психологіи, извстное раздленіе темпераментовъ на сангвиническій, меланхолическій, холерическій и флегматическій, съ полнымъ описаніемъ ихъ свойствъ, принадлежитъ Канту.

Въ послднее время желаніе придать практическое значеніе психологическимъ наблюденіямъ произвело то, что многіе психологи, главнымъ образомъ, во Франціи (Бернаръ Перэ, Ноланъ, Кейра, Сибо) предложили свои классификаціи характеровъ, которыя, нужно, впрочемъ, замтить, существеннымъ образомъ отличаются другъ отъ друга, что, конечно, указываетъ на то, что психологія въ этомъ пункт стоитъ пока на очень шаткой почв. Къ числу такихъ попытокъ нужно отнести попытку Фулье, которая отличается, между прочимъ, тмъ, что стремится привести въ связь психологическую классификацію характеровъ съ физіологическими процессами, совершающимися въ нашемъ организм. Какъ извстно, въ нервной клтк происходятъ различные процессы, боле или мене доступные нашему изслдованію. Такъ, мы знаемъ, что вещество нервной клтки при извстныхъ условіяхъ распадается и подъ вліяніемъ питанія вновь возстановляется, въ немъ происходятъ, какъ говорятъ физіологи, процессы дезинтеграціи и реинтеграціи. Дале мы знаемъ, что возбудимость нервной клтки можетъ быть сильной или слабой, быстрой или медленной и что эта возбудимость находится въ зависимости отъ питанія клтки. Фулье полагаетъ, что физіологія уже достаточно подвинулась впередъ, такъ что мы въ состояніи привести въ связь свойства темперамента и характера съ возбудимостью нервной клтки, и попытку эту онъ проводить довольно полно. Но, по справедливому замчанію московскаго психіатра Токйрскаго (О темпераментахъ, М. 1896), эту попытку нужно считать преждевременной. По его мннію, вопросъ объ отношеніи дятельности клтокъ къ нкоторымъ свойствамъ ощущеній остается для насъ открытымъ.

Фулье отличаетъ темпераментъ отъ характера, приблизительно слдующимъ образомъ. Темпераментъ — это извстный запасъ склонностей, которымъ выражается общая, свойственная организму манера проявлять свою жизнь, своеобразность функцій, тонъ и направленіе жизненной энергіи. Темпераментъ представляетъ нчто врожденное, но онъ можетъ быть до извстной степени видоизмненъ подъ вліяніемъ природы или общества, а также воздйствіемъ ума и воли. Это Фулье называетъ характеромъ. Классификація темпераментовъ и характеровъ у Фулье сводится къ слдующему:

I. Темпераментъ чувствительный, который распадается на 1) чувствительный съ быстрой реакціей, у котораго вс органическія реакціи быстры и который почти соотвтствуетъ тому, что мы называемъ сангвиническимъ темпераментомъ, 2) чувствительный съ сильной реакціей, который реагируетъ съ большей продолжительностью и интенсивностью, чмъ сангвиническій, но истощается также быстро, такъ какъ у него расходъ энергія быстре, чмъ приходъ.

II. Темпераментъ активный, который распадается на активный съ реакціей быстрой и интенсивной, у котораго функціи интеграціи и дезинтеграціи совершаются очень интенсивно. Этому соотвтствуетъ темпераментъ холерическій. 2) Дятельный съ реакціей медленной и мало интенсивной: функціи органическія правильны, но организмъ лнивъ, потому что совершаете малый обмнъ. Это именно то, что называютъ обыкновенно темпераментомъ лимфатическимъ.

Изъ взаимодйствія ума, чувствъ и воли получаются различные характеры, именно:

I. Чувствительные, которые, въ свою очередь, подраздляются на: 1) чувствительные, имющіе мало ума и мало воли, 2) чувствительные, имющіе волевую энергію, но мало ума, 3) чувствительные, имющіе мало воли, но много ума.

II. Интеллектуальные: у нихъ развитіе ума идетъ обыкновенно рука объ руку съ развитіемъ воли и чувствительности.

III. Волевые, которые подраздляются на: 1) волевые, имющіе мало чувствительности и ума, 2) волевые, имющіе много чувствительности и мало ума: 3) волевые, имющіе много ума и мало чувствительности.

Въ книг Фулье затрогивается очень интересный вопросъ о роли воспитанія въ измненіи характера. Въ прошломъ столтіи значеніе воспитанія, какъ извстно, было настолько преувеличено, что ставили вопросъ, не происходитъ ли все различіе между людьми единственно отъ разницы получаемаго ими воспитанія и окружающей ихъ среды. Въ наше время посл изслдованія о наслдственности бросились въ противоположную крайность. Многіе теперь убждены, что воспитаніе совершенно безсильно, когда дло идетъ о томъ, чтобы произвести глубокія измненія въ характер. Фулье ршаетъ этотъ вопросъ въ томъ смысл, что характеръ можетъ видоизмняться подъ вліяніемъ ума и воспитанія. Онъ приводитъ многочисленные примры, доказывающіе это положеніе (Сократъ, Кантъ, Блаженный Августинъ). Въ этомъ смысл идеи, по выраженію Фулье, длаются силами.

Книга Фулье переведена вообще удовлетворительно, во нкоторыя погршности мы считаемъ нужнымъ, однако, указать: на стр. 39 esprits — ‘умы’, вмсто ‘души’. Стр. 42 — мысль Джемса передается неврно. О немъ говорится, что онъ ‘отрицаетъ всякую чувствительность въ реакціи висцеральныхъ органовъ’, тогда какъ, на самомъ дл, Джемсъ сводитъ всю чувствительность къ реакціи внутреннихъ органовъ. Стр. 45 — вмсто ‘большой симпатическій нервъ’ сказано ‘великій симпатическій нервъ’, то же на стр. 75. На стр. 63—‘вдохновеніе есть не что иное, какъ эмоція въ пользу идеи’ вмсто: ‘эмоція, подчиняющаяся иде’. Стр. 57 — ‘spontan’ переводится посредствомъ слова ‘произвольный’, вмсто ‘самопроизвольный’, что именно значитъ непроизвольный.

В. Вундтъ. Очернъ психологіи. Переводъ съ нмецкаго Г. К. Паперна. Спб. 1897. Изд. Павленкова. Вундтъ занимаетъ въ на стоящее время первенствующее положеніе среди западно-европейскихъ мыслителей. Первоначально онъ былъ профессоромъ физіологіи, затмъ, благодаря своимъ многочисленнымъ трудамъ по психологіи, онъ былъ приглашенъ на каедру философіи при лейпцигскомъ университет. Благодаря тщательному знакомству съ экспериментальными методами въ области естествознанія, онъ имлъ возможность и психологію поставить на строго экспериментальную почву. Онъ первый устроилъ при лейпцигскомъ университет такъ называемую психологическую лабораторію для экспериментальныхъ психологическихъ изслдованій. По его примру, такія же лабораторіи были устроены при всхъ западно-европейскихъ университетахъ. Вундтъ первый полне, чмъ кто-нибудь до него, разсмотрлъ явленія психологическія въ ихъ связи съ явленіями физіологическими. Ему принадлежитъ введеніе термина ‘Физіологическая психологія’. Русской публик онъ извстенъ своими сочиненіями: ‘Основанія физіологической психологіи’, вышедшими въ 1880 году (въ настоящее время существуетъ уже 4-е нмецкое изданіе), и лекціями ‘О душ человка и животныхъ’, вышедшими вторымъ изданіемъ въ 1894 году, а также ‘Этикой’.

Взгляды Вундта на методы психологіи имютъ для насъ особенную авторитетность. ‘Экспериментальную психологію обыкновенно называютъ физіологической психологіей, и въ сочиненіяхъ, посвященныхъ послдней, обыкновенно излагаются также дополнительныя свднія изъ физіологіи органовъ чувствъ и нервной системы. Данныя эти, на самомъ дл, относятся исключительно къ области физіологіи и включеніе ихъ объясняется тмъ, что желательно имть такое изложеніе этихъ данныхъ, при которомъ принимается во вниманіе ихъ важность для психологическихъ цлей. Поэтому, физіологическая психологія носитъ характеръ промежуточной науки, но, какъ указываетъ уже ея наименованіе, это психологія и, притомъ, психологія экспериментальная. Если, поэтому, иногда различаютъ собственно психологію и физіологическую психологію, утверждая, что задача первой состоитъ въ психологическомъ истолкованіи внутренняго опыта, второй въ вывод его изъ физіологическихъ процессовъ, то подобное разграниченіе совершенно ошибочно. Существуетъ только одинъ способъ выясненія причинной связи психологическихъ явленій, и состоитъ онъ въ вывод боле сложныхъ психическихъ процессовъ изъ боле простыхъ, причемъ въ подобное истолкованіе могутъ входить, но только въ качеств вспомогательнаго средства, ‘физіологическія промежуточныя звенья’.

Другими словами, по мннію Вундта, основателя, физіологической психологіи, психологія вовсе не есть часть физіологіи, какъ это многіе склонны думать у насъ, въ Россіи.

Существуютъ въ психологіи два направленія: такъ называемое интеллектуалистическое и волюнтаристическое. Первое пытается свести вс психическіе процессы, а, слдовательно, и субъективное чувствованіе, побужденіе, волевыя движенія на представленія, или интеллектуальные процессы, другое направленіе первенствующее значеніе придаетъ волевымъ актамъ. Вундтъ является представителемъ волюнтаристической психологіи. Его психологію называютъ также апперцептивной въ противоположность психологіи ассоціативной, въ виду того, что онъ не считаетъ возможнымъ объяснить вс явленія при помощи законовъ ассоціаціи, а считаетъ необходимымъ допустить особый процессъ, который онъ называетъ апперцепціей.

Разбираемое сочиненіе Вундтъ написалъ съ тою цлью, чтобы ‘дать своимъ слушателямъ краткое руководство въ дополненіе къ лекціямъ психологіи’, и этимъ опредляется значеніе книги для русскаго читателя. Лица, знакомыя съ психологіей Вундта, въ данномъ сочиненіи могутъ найти для себя краткое изложеніе его воззрній, въ немъ психологическія теоріи его излагаются сжато, такъ какъ он подробно развиваются на лекціяхъ. Поэтому, русскій читатель, начинающій только изучать психологію, будетъ сильно разочарованъ, если примется за изученіе этой книги, она яаонеана не популярно и для цлей самообразованія совершенно непригодна. Для лицъ, интересующихся воззрніями Вундта и знакомыхъ съ элементарной физіологіей, мы рекомендуемъ его же сочиненіе ‘Лекціи о душ человка и животныхъ’, 2-е изданіе, Спб., 1894. (Первое изданіе, существующее на русскомъ язык, совершенно устарло).

Эльзенгансъ. Элементарное описаніе душевныхъ явленій. (‘Краткая психологія для самообразованія’). Харьковъ. 1896. Поланъ. Физіологія ума. М., 1896. Потребность русскаго читателя къ самообразованію книгоиздатели стараются удовлетворить выпускомъ иногда слишкомъ маленькихъ дешевыхъ книгъ. Книжка Эльзевгаиса представляетъ краткій конспектъ психологіи по Гефдингу, Вундту и Лотце, притомъ настолько краткій, что едва ли въ состояніи дать читателю представленіе о психологіи, сухое изложеніе также не можетъ заинтересовать читателя.

Нсколько больше книжка Полана (Paulhan), который почему-то названъ переводчикомъ Полланомъ. Поланъ — извстный французскій психологъ эмпирическаго направленія. Разбираемая книжка входитъ въ составъ такъ называемой ‘Bibliothиque utile’. Она содержитъ довольно разнообразный матеріалъ. Здсь можно найти и физіологію нервной системы и органовъ чувствъ, и разборъ отношеній психологіи къ философіи или метафизик, которую Поланъ, какъ позитивистъ, отрицаетъ. Довольно живо изложенъ и снабженъ красивыми примрами отдлъ о чувствахъ, о вол и познаніи. Читатель, начинающій изученіе психологіи, съ пользой для себя можетъ ознакомиться съ книгой Полана. Жаль только, что книга такъ мала и что переводчикъ допустилъ погршности въ перевод, мшающія пониманію текста. Напр. заглавіе переведено неврно. ‘Physiologie de l’esprit’ значитъ ‘физіологія духа‘, а не ‘физіологія ума’, потому что книжка представляетъ собой психологію, т. е. описаніе душевныхъ явленій (познанія, чувства и воли), а вдь умъ содержитъ только явленія познанія. Та же самая ошибка повторяется на стр. 20, 84, 85, 105, словомъ, во всей книг. На стр. 47 notion de l’espace, по обыкновенію всхъ неопытныхъ переводчиковъ, переводится посредствомъ ‘понятіе пространства’ вмсто ‘представленіе пространства’, а это дв вещи совершенно различныя.

Г. Челпановъ. Указатель литературы по вопросу о матеріализм. Кіевъ. 1898. Въ предисловіи авторъ замчаетъ, что въ русской интеллигенціи широкимъ распространеніемъ пользуется взглядъ, будто матеріализмъ ость то слово, которое выражаетъ собою сущность современнаго научно-философскаго міропониманія. По мннію автора, это происходитъ оттого, что философскія свднія въ русской интеллигенціи очень незначительны. Цль указателя, составленнаго, главнымъ образомъ, для учащейся молодежи и для лицъ, стремящихся къ самообразованію, заключается въ томъ, чтобы убдить читателя, что современное научно-философское міровоззрніе отнюдь не можетъ выражаться словомъ ‘матеріализмъ’. Онъ желаетъ подробнымъ указаніемъ литературно матеріализм дать возможность посредствомъ самостоятельнаго изученія философской литературы лично убдиться въ справедливости этого положенія. Авторъ надется, что самостоятельное изученіе вопроса по сочиненіямъ выдающихся писателей будетъ побужденіемъ для молодежи отказаться отъ ходячаго матеріализма и искать для себя міропониманія на другихъ путяхъ.

Въ указател имются руководящія статьи по отдльнымъ вопросамъ о матеріализм. Въ немъ содержатся, между прочимъ, слдующіе параграфы: ‘Опредленіе матеріализма’, ‘Матеріализмъ есть метафизика’, ‘Психическія явленія могутъ быть познаваемы только путемъ самонаблюденія’, ‘Существуетъ коренное различіе между физическимъ и психическимъ’, ‘Невыводимость сознанія изъ матеріи’, ‘Матеріализмъ и психологія’ и т. под.

АНТРОПОЛОГІЯ.

Л. Крживицкій. ‘Антропологія’.— Е. Вестермаркъ. ‘Исторія брака’.

Антропологія Л. Крживицкаго. Переводъ съ польскаго С. Д. Романовскаго- Романько. Изд. Ф. Павленкова. Спб. 1897. Ц. 1 р. 50 к. Имя автора этой книги хорошо извстно читателямъ ‘Міра Божьяго’ по талантливымъ очеркамъ его ‘За Атлантическимъ Океаномъ’, печатавшимся въ прошломъ году на страницахъ этого журнала. Г. Крживицкій не только блестящій публицистъ и тонкій наблюдатель современной жизни: онъ и самостоятельный ученый, плодотворно работающій въ области антропологіи. При этомъ онъ выгодно отличается отъ нкоторыхъ ученыхъ литераторовъ, какъ бы совмщающихъ въ себ два различныхъ лица: спеціалиста, съ одной стороны, съ другой — ученаго, чуждаго жизни, г. Крживицкій остается живымъ и отзывчивымъ къ жизни и въ своемъ чисто научномъ произведеніи.

Книга г. Крживицкаго — не учебникъ антропологіи. Въ ней лтъ ни историческихъ обзоровъ, рисующихъ смну воззрній на тотъ или другой вопросъ, въ ней не приводятся одни лишь неоспоримые выводы науки. Читателя, который потребуетъ отъ нея отвтовъ на запросы академическаго характера, указанія, какими путями шла наука и на чемъ она остановилась въ данную минуту, разсматриваемая книга можетъ и не удовлетворить. Съ такими запросами къ ней и не слдуетъ обращаться, потому что цли и значеніе ея лежатъ не въ академической, а въ чисто жизненной области, въ которой сама жизнь ставитъ вопросы и въ которую наука приглашается въ качеств эксперта и цнится лишь въ той мр, въ какой она можетъ дать требуемыя разъясненія и отвты.

Въ изложеніи ‘Антропологіи’ авторъ держится общепринятаго дленія на соматическую или анатомическую, этнологическую и соціологическую части, но рамки эти онъ заполняетъ по своему. Въ первой части, касающейся опредленія расовыхъ признаковъ, онъ не долго останавливается на анатомическихъ опредленіяхъ ихъ особенностей, отмчая, однако, значеніе краніометрическихъ и другихъ работъ, имющихъ цлью выясненіе расовыхъ типовъ въ настоящемъ и въ прошломъ, насколько послднее доступно нашему изученію. Цль этихъ работъ, пока все еще убгающая отъ изслдователя, состоитъ въ установленіи основныхъ типовъ, разнообразныя комбинаціи которыхъ встрчаются въ различныхъ группахъ ныншняго человчества. Происхожденіе и развитіе расовыхъ типовъ объясняется различно двумя господствующими школами антропологовъ, моногенистами и полигенистами, первые изъ нихъ выводятъ вс разновидности человка изъ одной первоначальной группы, представители которой, разсявшись по земному шару, подверглись разнообразнымъ превращеніямъ подъ вліяніемъ физико-географическихъ условій окружающей среды, когда установилась множественность типовъ, число ихъ еще боле возрасло отъ скрещиванія или смшенія ихъ между собою, которое могло быть плодовито даже при крайнемъ несходств родителей. Полигенисты полагаютъ, напротивъ, что человкъ появился самостоятельно въ нсколькихъ центрахъ, и эти отдльные типы обособились до степени вида и, смшиваясь между собою, вовсе не даютъ потомства, или даютъ потомство съ плодовитостью весьма ограниченной. Г. Крживицкій склоняется боле на сторону моногенизма, во не можетъ быть причисленъ къ ортодоксальнымъ моногенистамъ, такъ какъ лишь въ незначительной степени, лишь въ случаяхъ уединенныхъ группъ, признаетъ дйствіе климатическихъ условій на преобразованіе расъ. Главнымъ факторомъ этого послдняго, наиболе дйствительною причиною его онъ признаетъ скрещиваніе.

Авторъ выдвигаетъ всюду психологическую и соціологическую сторону своего предмета, при чемъ самый вопросъ происхожденія расовыхъ типовъ долженъ отступить за второй планъ. Перенося вопросъ о значеніи расъ во всемірной исторіи, т. е. въ исторіи всего человчества, на историко-культурную или ‘культурно-общественную почву’, мы не столько будемъ видть ихъ различія, сколько ихъ сходственныя черты. Какъ замчаетъ авторъ, ‘будемъ ли мы имть въ виду опытъ стариковъ, поддерживаніе огня, возникновеніе земледлія, появленіе новыхъ средствъ борьбы или производства, мы всегда увидимъ, что все это становится исходной точкой соотвтственныхъ измненій въ общественныхъ отношеніяхъ. Съ другой стороны, такъ какъ вышеупомянутыя явленія не имютъ ничего общаго съ расовыми свойствами, то они и выдвигаютъ на всемъ земномъ шар одинаковыя послдствія: опытъ стариковъ везд иметъ цну, везд огонь вызываетъ прикрпленіе женщины къ домашнему очагу, раздленіе труда между полами и господство женщины въ ‘дом’, пока центръ экономической тяжести лежитъ въ домашнемъ хозяйств, везд пастушескій образъ жизни, будучи достояніемъ мужчины, вызываетъ его гегемонію… Слдовательно, однообразіе общественнаго прогресса находится въ связи съ однообразіемъ матеріально-технической эволюціи и матеріальныхъ условій общественнаго быта. Это положеніе объясняетъ, почему формы и сущность общественныхъ установленій, равно какъ и порядокъ смны однихъ установленій другими, везд одинаковы и нисколько не находятся въ зависимости отъ расовыхъ особенностей’ (35—36).

Тмъ не мене, развитіе отдльныхъ человческихъ группъ зависитъ не исключительно отъ окружающихъ условій, вынуждающихъ къ той или иной дятельности, а также и отъ фактовъ антропологическихъ, т. е. расовыхъ свойствъ. Какъ бы мы ни опредляли расу и какія бы причины, по нашему мннію, ни содйствовали ея образованію, въ данный моментъ она представляетъ извстную сумму физическихъ и психическихъ свойствъ, обусловливающихъ ея энергію въ борьб съ другими расами и культурный уровень, достигнутый ею. Съ такой точки зрнія, выясненіе антропологическихъ фактовъ въ исторіи цивилизаціи иметъ крайне важное значеніе, составляя, такъ сказать, субстратъ исторіи. Какъ замчаетъ г. Крживицкій, ‘антропологическія свойства, вліяя на быстроту общественной эволюціи, на большое богатство духовно-эстетическихъ проявленій и на разнообразіе судьбы исторической жизни, объясняютъ намъ, почему извстныя группы съиграли ту или иную историческую роль, и почему представители извстной расы исполняютъ т или другія функціи въ данномъ обществ, но они нисколько еще не опредляютъ сущности и порядка смны общественныхъ установленій’ (37—38). Эти выводы антропологіи должны лечь въ основу изслдованій историковъ и соціологовъ, доискивающихся причинъ историческихъ и общественныхъ явленій. И т, и другіе ни на минуту не должны упускать изъ виду ни географической почвы, ни расовыхъ свойствъ объекта своихъ изслдованій, они такъ и длаютъ, они разсматриваютъ судьбы народовъ въ связи съ мстомъ ихъ обитанія и безпрестанно говорятъ о ‘расовомъ’ и о ‘народномъ дух’. Но твердую почву заключенія ихъ пріобртаютъ только въ антропологіи. Эта послдняя выясняетъ для нихъ, что, говоря о ‘дух расы’, они пользуются выраженіемъ весьма неопредленнымъ и по своей природ, и по своей неразработанности. ‘Духовныя свойства или ‘духъ расы’,— говоритъ г. Крживицкій,— не составляютъ постоянной величины, но измняются, во-первыхъ, въ зависимости отъ климатическихъ условій, такъ что нкоторыя племена образуютъ вмст съ окружающей ихъ средой какъ бы одинъ антропологически-географическій организмъ (полинезійцы, эскимосы и т. д.), во-вторыхъ, отъ общественныхъ условій, въ которыхъ данная группа живетъ… Духъ расы, будучи измнчивой величиной, тоже иметъ свойственную ему исторію развитія, которой наука, впрочемъ, мало занималась’ (38—39).

Пока, какъ замчаетъ г. Крживицкій, ‘хотя теоретически роль расы ясна и очевидна, но обозначить ее въ каждомъ историческомъ процесс — дло чрезвычайно трудное и почти невозможное. Такого анализа можно ожидать лишь въ будущемъ, когда въ обществ исчезнетъ классовый и экономическій антагонизмъ, и различныя расы будутъ поставлены въ одинаковыя общественныя условія. Тогда простая статистика человческихъ дйствій въ сопоставленіи съ характеристикой расоваго типа выяснить историческую роль расы, въ настоящее время столь неясную’ (323). Замтимъ, что авторъ гораздо сдержанне другихъ антропологовъ, какъ, напр., Тубино, Лапужа и друг., которые считаютъ возможнымъ истолковывать исторію страны на основаніи духовно-эмоціональныхъ особенностей различныхъ расовыхъ элементовъ ея. Эти антропологи, глядя на дло съ своей спеціальной точки зрнія, склонны преувеличивать значеніе расовыхъ свойствъ или антропологическихъ факторовъ, объясняя ими различія, замчаемыя между разноплеменными населеніями какой-либо страны, напр., между фламандцами и валлонами въ Бельгіи, нашъ авторъ, разсматривая предметъ боле широкимъ взглядомъ, видитъ въ томъ обстоятельств, что фламандцы занимаютъ земледльческіе, а валлоны промышленно фабричные округа, проявленіе не расовыхъ качествъ, а причинъ культурно-экономическихъ. Эта широта взгляда, позволяющая замчать, на ряду съ антропологическими явленіями, и явленія культурныя, и экономическія, составляетъ отличіе г. Крживицкаго, придающее его сочиненію не спеціальный, а чисто жизненный характеръ.

Съ такой же точки зрнія имъ сдланы и характеристики отдльныхъ расъ, занимающія вторую часть его книги. Эти живыя и талантливыя характеристики не только интересны, но и чрезвычайно полезны для читателя. Недостаточныя этнографическія знанія составляютъ большой, если не наибольшій проблъ въ нашей систем образованія, который на каждомъ шагу долженъ ощущаться всми, столь многочисленными въ настоящее время читателями сочиненій по соціологіи и исторіи культуры. Когда они ознакомятся съ характеристиками г. Кривицкаго, многое прояснится для нихъ, и негры, полинезійцы, семиты и т, п. термины, съ которыми онъ встрчается въ упомянутыхъ сочиненіяхъ, перестанутъ быть для нихъ мало опредленными понятіями. Тмъ лучше для читателей, если они не удовлетворятся краткимъ очеркомъ автора и пожелаютъ дополнить свои свднія: тогда они обратятся къ спеціальнымъ сочиненіямъ по этнографіи и пріобртутъ необходимый фундаментъ для изученія исторіи культуры и соціологіи.

Еще интересне третья часть разбираемой нами книги, въ которой авторъ касается вопросовъ о современной культур и вліяніи ея на физическое и умственное развитіе человчества. Здсь читатель найдетъ научную основу или, по крайней мр, научную точку отправленія для ршенія вопросовъ, съ которыми онъ сталкивается ежедневно, которые неотступно преслдуютъ его. Это — вопросы объ антагонизм между старымъ и молодымъ поколніемъ, о борьб женщинъ за свободу личности, о значеніи индивидуальныхъ свойствъ подъ вліяніемъ городской, военной и вообще культурной жизни, о физическомъ и психическомъ извращеніи, вызываемомъ условіями этой послдней, о средствахъ устранить дальнйшія извращенія и, наконецъ, о будущности человчества.

Г. Вестермаркъ. Исторія брака. Пер. И. Семенова. Изд. Д. П. Ефимова. М. 1896 г. Вестермаркъ въ своихъ воззрніяхъ на первичныя формы общежитія примыкаетъ къ зоологамъ. Опираясь на мннія Дарвина и Уоллеса (снабдившаго даже его книгу предисловіемъ), онъ старается доказать, что первобытный человкъ жилъ изолированными парами, что бракъ, т. е. постоянный союзъ мужчины съ одной или нсколькими женщинами, или союзъ женщины съ однимъ или нсколькими мужчинами, былъ исконной формой общественности, и что семья, а не родъ или племя, была основной общественной единицей. Для доказательства этого положенія, авторъ приводитъ краткій очеркъ существованія брака, въ смысл сожительства самца и самки и общей заботы ихъ о дтяхъ, у различныхъ животныхъ, въ особенности у птицъ и высшихъ обезьянъ, и затмъ отъ этихъ послднихъ находитъ возможнымъ прямо перейти къ человку нашего времени. ‘Если отъ высшихъ обезьянъ перейти къ дикимъ и варварскимъ племенамъ, мы встртимъ то же самое явленіе’, говоритъ онъ (30—31), повидимому, забывая высказанную имъ на стр. 12-й непреложную истину, что ‘вс дикія племена, существующія въ настоящее время, стоятъ гораздо выше примитивнаго человка’. Приводимые имъ примры могутъ казаться убдительными только читателю, незнакомому съ этнографіей, такъ какъ вс они касаются и низшихъ, и высшихъ дикарей, и магометанъ, т. е. народовъ полу цивилизованныхъ, и даже римлянъ. Уже самый оборотъ рчи, постояво повторяющійся у автора — ‘мужчина такого-то племени долженъ поддерживать жену и дтей, мужчина обязанъ защищать свою семью’ и т. п.— показываетъ, что мы во всхъ этихъ случаяхъ имемъ дло не съ доброй волей этихъ мужчинъ, а съ общественной силой, которая понуждаетъ ихъ заботиться о семь, чего не должно было бы быть, если бы семейный союзъ поддерживался у человка такъ же инстинктивно, какъ у животныхъ. Никто не обязываетъ его заботиться о собственномъ прокормленіи, такъ какъ онъ не упуститъ этой заботы, но отъ него настойчиво требуютъ, чтобы онъ не мнялъ часто своихъ привязанностей и не бросалъ на произволъ судьбы или на. попеченіе другихъ женщину, отъ которой иметъ дтей. Какъ скоро мужчин ставятъ такія требованія, отъ которыхъ онъ не можетъ уклониться, онъ естественно, съ своей стороны, долженъ былъ настаивать на томъ, чтобы жена помогала и подчинялась ему и не позволяла себ никакихъ сношеній съ другими мужчинами, имющихъ видимость близости съ нимъ. Эти требованія, исходившія сперва отъ общества, а затмъ отъ государства и церкви, становились съ теченіемъ времени все строже и строже: въ дикомъ состояніи бракъ заключался и расторгался крайне легко, а съ повышеніемъ культурности онъ становился все боле и боле крпкимъ и даже неразрывнымъ. Въ виду этихъ общеизвстныхъ фактовъ, нтъ надобности доказывать, что утвержденіе Вестермарка, будто ‘бракъ держится своими корнями въ семь, а не семья въ брак’ является совершенно голословнымъ. Указаніе его, что у многихъ народовъ рожденіе ребенка обязываетъ ко вступленію въ бракъ и что, такимъ образомъ, семья какъ будто предшествуетъ браку, не можетъ считаться убдительнымъ, такъ какъ подобные обычаи подтверждаютъ только обязательность, а не добровольность заключенія браковъ въ указанныхъ случаяхъ. Если добровольность въ этихъ случаяхъ на можетъ быть доказана, то намъ кажутся безполезными и аргументы автора, что именно привязанность, а не простое физическое влеченіе соединяло первобытныя пары, аргументы, основанные на предположеніи, будто половой инстинктъ пробуждается съ особенной силой въ извстное время года не только у дикаго, на и у культурнаго человка. Приводимыя имъ статистическія данныя о преобладаніи количества рожденій въ извстные мсяцы не лишены интереса, но его положенія нисколько поддержать не могутъ, такъ какъ здсь расположены въ одной серіи и высшія обезьяны, и дикари, и люди высшей культуры. Нравственная связь, составляющая единственно прочный цементъ брачной жизни, является только при подвинувшейся культур. Наблюдатели порядковъ дикаго состоянія почти единогласно говорятъ, что любовь въ нашемъ смысл является у дикарей рдкимъ исключеніемъ, что бракъ для нихъ есть союзъ чисто физическій и экономическій. Эти указанія подтверждаются обычаями, въ силу которыхъ будущіе мужъ и жена при заключеніи брака иногда вовсе не знаютъ другъ друга, и въ большинств случаевъ согласія невсты даже я не требуется. Вопросъ ршается родителями или даже начальниками племени, о добровольномъ взаимномъ соглашеніи здсь и рчи быть не можетъ. Слдовательно, и самое вступленіе въ бракъ у дикихъ и полудикихъ людей зависитъ не отъ самихъ брачущихся, а отъ общества. Едва ли нужно прибавлять, что многоженство, свойственное дикому и полудикому состоянію культуры, является только нагляднымъ доказательствомъ, что привязанность мужа къ жен въ этомъ состояніи не можетъ быть названа ни сильной, ни продолжительной. Самое многоженство есть замна прежнихъ кратковременныхъ связей, мужчин позволяется брать другую женщину, но на него налагается обязанность заботиться первой жен и ея дтяхъ.

Если мы не можемъ признать убдительными доводы автора въ пользу существованія прочнаго брака во всхъ стадіяхъ человческой культуры, то и критика, какой онъ подвергаетъ гипотезу о комунальномъ брак, не кажется намъ ршающей этотъ вопросъ. Критика названной гипотезы представляется сравнительна легкимъ научнымъ упражненіемъ, потому что предположеніе а нкогда существовавшемъ свободномъ смшеніи половъ признается далеко не всми соціологами, а т изъ нихъ, кто его допускаетъ, понимаютъ его каждый по своему. Здсь мы находимся въ области, въ которой логическія соображенія преобладаютъ надъ фактическими данными, и потому каждое мнніе иметъ право быть выслушаннымъ. Эта часть книги Вестермарка можетъ заслужить одобреніе противниковъ теоріи комунальнаго брака, хотя они едва ли почерпнутъ изъ нея много новыхъ аргументовъ въ свою пользу.

Не соглашаясь ни съ исходной точкой, ни съ выводами автора, мы, тмъ не мене, должны назвать его книгу изслдованіемъ добросовстнымъ, предпринятымъ съ чисто научнымъ стремленіемъ раскрытія истины и рекомендуемъ ее всмъ, уже достаточно знакомымъ съ литературой вопроса о происхожденіи и развитіи брака. Книга Вестермарка удостоилась рекомендаціи Уоллеса, который, не будучи вполн компетентнымъ судьей въ соціологическихъ вопросахъ, могъ ‘представить’ ‘неизвстнаго автора’ англійскимъ читателямъ только при полномъ убжденіи въ серьезности его научной работы.

ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ.

Д. Кукъ. ‘Новая химія’.— ‘Метеорологическій Встникъ’.

Джосія Кукъ. Новая химія. Перев. съ 10 англійскаго изданія А. В. Алехинъ, подъ редакціей проф. М. И. Коновалова. (Библіотека для самообразованія). Москва. 1897 г. Цна 1 р. 75 к. 20 лтъ тому назадъ эта книжка появилась въ перевод на русскій языкъ подъ редакціей проф. А. М. Бутлерова. Она быстро разошлась и сдлалась даже библіографической рдкостью. Въ то время она совершенно правильно носила названіе ‘Новой химіи’: вс химическіе вопросы обсуждались въ сочиненіи Кука съ современнйшей, такъ сказать, точки зрнія. Прекрасное изложеніе, обиліе яркихъ примровъ, великолпная обработка матеріала — вотъ были качества, обезпечившія книг ея успхъ. Имя А. М. Бутлерова, стоявшее на заголовк, ручалось за то, что сочиненіе дйствительно излагаетъ химію въ томъ вид, въ какомъ она тогда находилась.

Но съ того времени, какъ сказано, прошло 20 лтъ и химія сдлала огромные успхи. Джосія Кукъ, очевидно, за этими успхами слдилъ мало, что и отразилось на достоинствахъ его книги. Книга, бывшая 20 лтъ тому назадъ почти вполн современною, теперь является весьма отставшею и очень неправильно называется ‘Новою химіей’. Это долженъ былъ особенно чувствовать г. М. И. Коноваловъ, человкъ еще совсмъ молодой и лишь недавно начавшій свою научную дятельность. Можно было поэтому ожидать, что г. Коноваловъ сдлаетъ, съ своей стороны, все для того, чтобы названіе ‘Новая химія’ оправдывалось съ содержаніемъ книги Кука. Къ сожалнію, почтенный редакторъ ровно ничего для этого не сдлалъ, въ чемъ онъ откровенно сознается, говоря въ предисловіи, что ‘нашелъ возможнымъ и нужнымъ внести въ трудъ Кука лишь очень немногія и незначительныя примчанія’, не смотря на то, что зналъ, въ чемъ книга Кука отстала.

Благодаря этому, разсматриваемая книга, какъ сочиненіе, предназначаемое для самообразованія, должна быть признана неудовлетворительною.

Въ самомъ дл, въ настоящее время въ теоретическихъ воззрніяхъ науки произошли столь существенныя измненія, появилось столько новыхъ ученій, совершенно измнившихъ физіономію химіи, что всякое сочиненіе, а въ особенности носящее названіе ‘Новой химіи’, должно отводить этимъ ученіямъ выдающееся мсто, все ученіе о растворахъ теперь не иметъ ни малйшаго сходства съ тмъ, что бы 20 лтъ тому назадъ. Ученіе о химическомъ сродств — самая важная часть химіи — перестроено въ самомъ своемъ основаніи, создалась химическая статика и динамика.

Обо всемъ этомъ нтъ въ книг Кука ни одного слова. Кукъ остановился на химіи 1870 годовъ и весь свой талантъ затратилъ на изложеніе теоріи строенія (да и то даже не новой) и почти этимъ только и ограничился. На обязанности редактора лежало устраненіе этого огромнаго недостатка. Конечно, сдлать это было бы весьма не легко, но если редакторъ призналъ себя не въ силахъ выполнить такую задачу, то книгу совсмъ не стоило выпускать въ свтъ, ибо въ томъ вид, въ какомъ она теперь появилась, можно призвать полезнымъ въ ней лишь главы дв или три.

Но даже если допустить, что книга Кука полезна и въ своемъ настоящемъ вид и что редакторъ поступилъ правильно, не введя въ нее никакихъ дополненій, то, во всякомъ случа, его нельзя оправдать въ томъ, что онъ не исправилъ нкоторыхъ крупныхъ теоретическихъ ошибокъ Кука. Укажемъ ихъ по порядку.

На стр. 113 сказано: ‘растворивши соль въ вод, вы только раздлите массу ея на молекулы’. Здсь редакторъ долженъ былъ бы указать, по крайней мр, что современная химія считаетъ такой взглядъ неправильнымъ, что какъ разъ соли при раствореніи испытываютъ рзкія измненія. Вообще, въ этой глав авторъ обнаруживаетъ такую ‘устарлость’, что не врится даже, будто книга написана въ 1870 годахъ.

‘Съ цлью показать вамъ разложеніе воды электрическимъ токомъ, я отбросилъ на экранъ увеличенное изображеніе стекляннаго сосуда, содержащаго небольшое количество воды, подкисленной, впрочемъ (срной кислотою), чтобы сдлать ее проводникомъ электричества’. Странно, что г. Коноваловъ не сдлалъ къ этому опыту примчанія. Извстно, что при данныхъ условіяхъ вода нисколько не разлагается, а ‘разлагается’ срная кислота.

На стр. 132 сказано: ‘Какъ я вамъ уже говорилъ, теплота есть только видъ энергіи, и, подобно другимъ проявленіямъ силы, можетъ быть измряема килограммометрами’. Такого грубаго смшенія понятій и терминовъ редактору не слдовало пропустить молчаніемъ. Измрять теплоту килограммометрами нельзя, ибо килограммометрами измряется только работа и ими можетъ быть измряема лишь та теплота, которая перестала быть теплотою и обратилась въ работу.

И такого рода промахи обнаруживаются въ книг Кука довольно часто. Мы уже не говоримъ о томъ, что вообще книга Кука обнаруживаетъ въ автор довольно смутныя представленія по механик, но даже и въ области термохиміи Кукъ обнаруживаетъ весьма неправильное пониманіе тхъ выводовъ, которые вытекаютъ изъ термохимическихъ изслдованій.

Такъ, не смотря на то, что такъ называемый ‘3-й законъ термохиміи’, названный Бертело ‘Principe du travail maximum’, опровергнутъ въ качеств общаго начала, онъ излагается у Кука, какъ нчто, не подлежащее никакимъ ограниченіямъ, точно такъ же, не смотря на строго установившееся въ наук понятіе о диссоціаціи, Кукъ даетъ этому термину совершенно ложное опредленіе, говоря: ‘раздленіе атомовъ дйствіемъ теплоты извстно въ химіи подъ техническимъ названіемъ диссоціаціи (стр. 455).

Въ заключеніе еще одно замчаніе общаго характера. Куку длали выговоръ за то, что онъ является рабомъ атомизма. Онъ, жалуясь на этотъ укоръ, отрицаетъ за собою такое качество. А между тмъ на каждомъ шагу даетъ явныя доказательства справедливости этого укора. Онъ совершенно забываетъ, что атомизмъ есть лишь методъ, и что говорить объ атомахъ, какъ о реальностяхъ, боле чмъ неосторожно.

‘Метеорологическій Встникъ’. Въ небогатой русской литератур по метеорологіи отраднымъ явленіемъ надо признать ‘Метеорологическій Встникъ’ — научное періодическое изданіе Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, чуждое всякой спекуляціи. Этотъ единственный по своему содержанію въ Россіи ежемсячный журналъ, вступающій въ седьмой годъ существованія, всегда строго оправдывалъ свое названіе и принесъ много пользы русскимъ любителямъ (въ широкомъ смысл слова) метеорологіи, связавъ ихъ между собою. Помимо сообщенія всхъ ‘послднихъ словъ’ метеорологіи какъ въ Россіи, такъ и заграницей, связь эта особенно ярко выразилась въ многочисленныхъ отвтахъ на вопросы подписчиковъ научнаго свойства, въ возникновеніи сти корреспондентовъ, ежемсячно сообщающихъ редакціи свднія о погод. Шесть лтъ тому назадъ, до возникновенія ‘Метеорологическаго Встника’, съ успхами метеорологіи можно было знакомиться только черезъ посредство иностранныхъ спеціальныхъ изданій, изъ коихъ первое мсто занимаетъ ‘Meteorologische Zeitschrift’. Между тмъ, съ учрежденіемъ при университетахъ каедръ по физической географіи (метеорологіи), съ устройствомъ метеорологическихъ стей въ Россіи, эта наука привлекала постепенно все большее и большее вниманіе образованнаго общества, находя своихъ горячихъ поклонниковъ во всхъ классахъ народонаселенія. Интересъ къ метеорологіи возросъ въ послднее время въ значительной степени и продолжаетъ рости, особенно въ сред сельскихъ хозяевъ, дла которыхъ такъ много зависятъ отъ погоды. При такомъ положеніи, какъ нельзя боле кстати является изданіе серьезнаго популярно-научнаго журнала, посвященнаго этой юной отрасли физико-математическихъ наукъ. Мысль объ его изданіи возникла и осуществилась на VIII създ естествоиспытателей въ 1890 году въ С.-Петербург. Тутъ же были внесены участниками създа денежныя пожертвованія на веденіе дла, во глав котораго стали извстные представители русской метеорологіи, какъ-то: А. А. Тилло, проф. геологіи И. В. Мушкетовъ, П. И. Броуновъ, А. И. Воейковъ, Ф. Ф. Врангель, Н. А. Гезехусъ, K. Н. Жукъ и др.

Руководительство такой блестящей въ научномъ смысл администраціи ‘Встника’ сказалось самымъ выгоднымъ образомъ на содержаніи этого изданія, цлый рядъ прекрасныхъ, серьезныхъ и вмст съ тхъ общедоступныхъ статей по различнымъ вопросамъ метеорологіи, большею частью поясненныхъ чертежами, ежемсячные обстоятельные обзоры погоды въ Россіи съ картами, масса мелкихъ замтокъ, рецензій, рефератовъ и т. п. наполнили вышедшія до 1897 года книжки (72). Кром того, вс новйшія изслдованія русскихъ ученыхъ нашли себ мсто, полностью или, большею частью, въ извлеченіяхъ, на страницахъ этого почтеннаго научнаго органа, поставившаго цлью ознакомленіе своихъ читателей съ успхами метеорологіи.

ИЗЪ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Gustave Lanson. De la la littrature franaise. Paris. Librairie Hachette. 1896. ‘Исторія французской литературы’ Лансона появляется четвертымъ изданіемъ и, несомннно, успхъ сочиненія на этомъ не остановится. Книга — изумительный примръ, до какой степени западноевропейскій ученый можетъ совершенствоваться въ своей спеціальности, и по размрамъ эрудиціи, и по строгости и полнот критической мысли. Въ настоящее время Лансовъ профессоръ литературы въ лице Lonis-le Grand, иметъ докторскую степень, нсколько лтъ тому назадъ онъ жилъ въ Россіи, усплъ познакомиться съ русскимъ языкомъ и новйшей русской литературой, вникъ даже отчасти въ нашу жизнь и исторію и вернулся во Францію съ большимъ запасомъ вполн сознательнаго сочувствія къ вашему отечеству.

Очевидно, это французъ не совсмъ заурядный, и естественно судьба его ученыхъ трудовъ особенно любопытна. Для сравненія достаточно взять только что вышедшую Исторію и раннее произведеніе Лансона о въ высшей степени важномъ историко-литературномъ вопрос — о чувствительной комедіи (Nivelle de la Chausse et la comdie larmoyante). Въ соотвтствующемъ мст новйшаго сочиненія Лансонъ все еще рекомендуетъ читателю свою прежнюю работу, но читатель неминуемо будетъ поставленъ въ безвыходное положеніе противорчіями, часто прямой непримиримостью взглядовъ въ той и другой книг.

Лансонъ въ восьмидесятыхъ годахъ былъ чистымъ литераторомъ,— мы хотимъ сказать, не желалъ видть въ исторіи литературы ничего, кром эстетическихъ вопросовъ, разныхъ литературныхъ жанровъ, біографіи и психологіи писателя. А между тмъ, ему пришлось писать объ эпох преимущественно политической и о жанр, еще у современниковъ получившемъ наименованіе философскаго, т. е. идейнаго общественно-просвтительнаго. Легко представить, сколько пробловъ и недоразумній допустилъ авторъ съ своей точки зрнія,— пробловъ, тмъ боле нежелательныхъ, что его книга до сихъ поръ остается единственнымъ спеціальнымъ сочиненіемъ о происхожденіи мщанской драмы во Франціи.

До какой степени Лансонъ усовершенствовался въ своихъ взглядахъ, показываетъ характеристика литературныхъ теорій Дидро, прежде и теперь. Разница такъ велика, что автору, рекомендуя свою прежнюю работу, слдовало бы оговориться на счетъ перемнъ въ своей критик.

Раньше, говоря о связи драмы Лашоссе съ театромъ XIX вка, Лансонъ не считалъ нужнымъ опредлить мсто чувствительнаго драматурга въ философскомъ движеніи просвтительной эпохи? оцнить реформаторскій общественный смыслъ новаго мотива драмы — чувства — и привести въ связь морализирующее направленіе театра Детуша и Лашоссе съ проповдническими задачами энциклопедистовъ. Выходило, мщанская драма остается совершенно обособленнымъ явленіемъ философской эпохи. Чувствительные драматурги будто не играли никакой роли въ философской пропаганд, въ свою очередь философы ничего не сдлали для новой художественной литературы.

Въ результат Лансонъ до крайней степени унижалъ Дидро какъ литературнаго критика, видлъ въ его эстетическихъ разсужденіяхъ одну реторику, по идеямъ будто бы предвосхищенную драматургами, не энциклопедистами.

Совершенно другія рчи читаемъ въ Исторіи французской литературы.

Здсь Лансонъ съ искренней почтительностью, какъ это и подобаетъ, излагаетъ извстныя предисловія и бесды Дидро о драматической поэзіи, находитъ его идеи ‘оригинальными и иногда замчательно справедливыми’, и жалетъ, что съ такой блестящей теоріей Дидро не удалось самому написать выдающихся поэтическихъ пьесъ.

Лансонъ вполн основательно видитъ въ лиц Дидро родоначальника современнаго реализма и даже отчасти натуральной школы, восхищается, именно за эти начатки, Племянникомъ и даетъ въ общемъ превосходную характеристику личности и таланта едва ли не симпатичнйшаго изъ всего созвздія энциклопедистовъ.

Уже это преобразованіе старыхъ взглядовъ автора свидтельствуетъ о его добросовстности и вдумчивости. И дйствительно, книга Лансона, единственная въ новйшей литературной исторіи Франціи, заслуживающая полнаго вниманія русскихъ читателей. По полнот, основательности свдній, по обдуманности и безпристрастію сужденій, по строгости и сжатости формы съ нею нельзя и сравнивать реторическіе трактаты Брандеса, часто — по цлымъ страницамъ — переполненные школьными (разсужденіями или безцльно многословнымъ изложеніемъ литературныхъ произведеній.

Брандесъ, при всей своей ‘либеральной’ слав, никакъ не можетъ отршиться отъ многочисленныхъ суеврій старыхъ французскихъ ‘профессоровъ реторики’ (такая каедра, какъ извстно, существуетъ во французскихъ лицеяхъ) и безъ малйшаго смущенія повторяетъ пренаивные восторги ископаемыхъ литераторовъ предъ такими, напримръ, ‘геніальными поэтами’, какъ Шатобріанъ, Беранже, Ламартинъ.

Къ сожалнію, эти восторги, въ сильнйшей степени благодаря книгамъ Брандеса, укрпились и въ нашей журнальной литератур: Беранже, напримръ, не особенно давно былъ увнчанъ внкомъ гражданскаго мужества и самаго подлиннаго политическаго либерализма.

Лансонъ даетъ сильнйшія дозы противъ этого по истин вредоноснаго культа. Характеристика Шатобріана прямо блестяща по остроумію и, вмст съ тмъ, психологической и исторической правд. Нчто подобное мы знаемъ только въ прекрасныхъ Критическихъ этюдахъ Шерера и, можетъ быть, эти этюды въ извстной степени повліяли на Лансона.

Для русскихъ читателей особенно настоятельно точное представленіе о разныхъ герояхъ стараго эффектнаго демонизма и разочарованія. Давно пора разсчитаться съ этимъ, отнюдь не сплошь идеальнымъ явленіемъ, преимущественно въ нашей общественной жизни, отдлить правду отъ театральныхъ гримасъ, героевъ отъ досужихъ фигляровъ.

Однимъ изъ послднихъ и былъ французскій Ренэ. Любопытно было бы самому Брандесу, съ умилительнымъ простодушіемъ воспвающему доблести Шатобріана, ознакомиться съ нсколькими страницами французскаго историка. Особенно поучительна психологія ‘политическаго’ таланта Ренэ, столь почтеннаго въ глазахъ датскаго критика

Лансонъ не останавливается предъ самыми, повидимому, непріятными на французскій вкусъ, подробностями на счетъ ‘позы’, эффектнаго ‘безкорыстія’ и прекомичнйшей конкурренція Шатобріана съ Наполеономъ. Очень тонко объяснена мечтательная mania grandiosa салоннаго демона и въ то же время удручающее безволіе и непониманіе всхъ смертныхъ, кром собственнаго я. А исторію о томъ, какъ Шатобріанъ, за отсутствіемъ подлиннаго героизма въ своей личности и жизни, всми силами размалевывалъ совершенно пустяковинные эпизоды, въ интересахъ своей исключительности, и эта исторія — едва ли не правдивйшая глава въ біографіяхъ большинства разочарованныхъ горе-богатырей всхъ національностей.

Столь же безпощадна и правдива оцнка ‘идей’ Шатобріана, вообще его умственныхъ способностей. Натура, жившая воображеніемъ и эмоціями, не могла выработать особенно стройнаго, просто сколько-нибудь опредленнаго міросозерцанія. Всми этими отнюдь не идеальными качествами характера и таланта Шатобріана и объясняется его обширная популярность.

Это было, такъ сказать, вульгаризованное разочарованіе, доступное самымъ посредственнымъ мечтателямъ и фанфаронамъ’. Именно нравственная безсодержательность и умственная банальность шатобріановскихъ произведеній сдлали его идоломъ свтскаго общества временъ реставраціи. Въ пессимизм Ренэ было столь же мало дйствительной философіи жизни, сколько въ личной біографіи автора серьезной борьбы и нравственныхъ усилій. Повторялся фактъ, давно извстный въ исторіи французскаго общества.

Въ восемнадцатомъ вк салонныя красавицы и болтуньи щебетали на философскія темы, нисколько не разсчитывая на фактическія послдствія своего словеснаго либерализма. Та же судьба постигла и разочарованіе въ начал слдующаго столтія въ той сред, гд раньше не было искренней вры въ идею, а теперь ни малйшихъ основаній для отрицательнаго отношенія къ жизни попрежнему праздной и вполн комфортабельной.

Къ числу заслугъ Лансона слдуетъ отнести и вполн трезвый взглядъ на дамское философствованіе въ эпоху энциклопедистовъ’ Этотъ взглядъ, пожалуй, еще оригинальне для современнаго французскаго ученаго и. для многихъ русскихъ историковъ-компиляторовъ, пренаивнйшимъ образомъ повторяющихъ вздорную идею о необыкновенной важности салонной пропаганды просвщенія.

Характеристика Бернвже у Лансона прямо Образцова, и сущность ея примыкаетъ къ портрету Шатобріана.

Пресловутый chansonnier стяжалъ такую популярность среда низшихъ слоевъ французской націи, какой Ренэ наслаждался среди высшаго свта — и здсь дйствовали т же средства: исключительная ‘посредственность’ идей, способность какому угодно мотиву, начиная съ религіи и кончая политикой, дать ‘вульгарную’ окраску. Лансонъ отдаетъ себ точный отчетъ въ такъ называемомъ ‘демократизм’ и, по мннію нкоторыхъ простаковъ, даже ‘радикализм’ придворнаго пвца одного изъ типичнйшихъ Бонапартовъ — Луціана.

Извстно, какую смуту во французской политик создалъ культъ Наполеона, направленный противъ реставраціи. А такъ какъ реставрація представляла реакціонное направленіе, то бонапартизмъ, въ силу чисто временнаго контраста и партійныхъ комбинацій, превратился въ либерализмъ. И Беранже пустилъ въ ходъ свою музу ради новаго идола, свидтельствовавшаго о жалкомъ уровн политической мысли и безнадежномъ нравственномъ уровн самыхъ запальчивыхъ ‘либеральныхъ’ бойцовъ въ парламент и печати’

Французскій историкъ безпощадно выставляетъ на видъ нехитрый бутафорскій арсеналъ, какимъ оперировалъ Беранже, вс эти специфическія реликвіи развнчаннаго цезаря: срый сюртукъ, маленькая шляпа, ‘маленькій капралъ’ и прочія ‘дтскія’ игрушки. Лансонъ въ немногихъ словахъ даетъ уничтожающую характеристику всему міросозерцанію Беранже и — страшно сказать — прямо-таки вводитъ его въ сонмъ самыхъ заурядныхъ буржуа… Это положительный успхъ даже съ политической точки зрнія: бонапартисту, удостоившемуся почестей отъ правительства Наполеона III и въ сущности всю жизнь работавшему для возстановленія Бонапартовъ на трон Франціи, слдуетъ, наконецъ, занять подобающее мсто.

Въ связи съ бонапартизмомъ дана правдивая характеристика и историческимъ трудамъ Тьера, одного изъ бардовъ Наполеона. Жаль только, что авторъ относительно самого героя держится нкоторыхъ иллюзій, и по очень странному поводу. Лансонъ говорить о Наполеон, какъ оратор, и находитъ возможнымъ серьезно относиться къ талантамъ императора въ этой области. Правда, онъ не скрываетъ плагіатовъ, банальностей, ‘клише’, переполняющихъ знаменитые бюллетени Бонапарта. Но, во-первыхъ, вопросъ о плагіат слдовало бы развить: Наполеонъ обкрадывалъ писателей не только для бюллетеней, но и для своихъ личныхъ писемъ, напримръ въ переписк съ Жозефиной. А потомъ по части трескучей реторики и эффектныхъ шаблоновъ автору слдовало обратиться, помимо переписки, къ ораторскимъ упражненіямъ Наполеона, напримръ, въ государственномъ совт. Въ этихъ рчахъ,— а именно он только и могутъ быть причтены къ ораторству,— Лансонъ нашелъ бы не мало поучительныхъ образчиковъ. Достоинство ихъ во всхъ смыслахъ въ достаточной степени оцнено самимъ цезаремъ, по временамъ проявлявшимъ чисто казарменную откровенность и непосредственность корсиканскаго дикаря. ‘На моемъ мст’, обратился онъ разъ въ гнв къ своимъ рабамъ, ‘я вижу, очень легко быть умнымъ’…

Но гораздо важне другія недоразумнія, допущенныя авторомъ въ общемъ превосходной книги.

На первомъ мст слдуетъ поставить главу о Монтескь. Лансонъ, конечно, и здсь обнаружилъ обычную сдержанность и смлость критики. Ему ясны многіе недостатки знаменитаго Духа законовъ, до сихъ поръ фигурирующаго среди первоклассныхъ продуктовъ человческой мудрости. Даже Прудонъ, считающійся во французской политической литератур чуть ли не самымъ страшнымъ разрушителемъ, Монтескь считаетъ великимъ умомъ. Лансонъ указываетъ нкоторыя спеціальныя средства, какими этотъ великій умъ достигъ необычайной славы у своихъ современниковъ и даже современницъ. Авторъ отдаетъ должное пикантному элементу и образцовому, чисто салонному esprit французскаго Аристотеля. Лансону ясны и основные софизмы бывшаго адвоката, но совершенно неясенъ крупнйшій и по послдствіямъ пагубнйшій недостатокъ книги Монтескь: извращеніе теоріи и практики англійской конституціи.

Ученіе о тройственномъ дленіи властей, легшее въ основу всхъ позднйшихъ французскихъ конституцій, основано у Монтескь на чистйшемъ недоразумніи. Философъ просто не понялъ англійскаго политическаго механизма, увидлъ дв независимыхъ власти — исполнительную и законодательную тамъ, гд существовала на самомъ дл одна власть народнаго представительства, такъ или иначе располагавшаго судьбой ‘кабинета’, т. е. правительства.

И недоразумніе Монтескь вполн понятно для тхъ, кто сколько-нибудь знакомъ просто съ его біографіей. Будущій авторъ знаменитой книги путешествовалъ въ молодости, жилъ, между прочимъ, и въ Лондон, но повсюду изъ своего вояжа извлекалъ громадную дозу удовольствій и почти никакихъ поучительныхъ наблюденій. Лансонъ даже не упоминаетъ, напримръ, о Notes sur VAngleterre Монтескь. А между тмъ, знакомство съ ними необходимо для оцнки политическаго и философскаго генія Монтескь вообще и Духа законовъ въ особенности.

Notes — сплошной пасквиль на англійскую націю, ея продажность, полнйшую безпринципность, безбожіе: у англичанъ всюду и всегда ршающая власть — деньги, о чести и добродтели они даже не имютъ представленія. Гражданская свобода Англіи — элементъ слабости, и Монтескь предсказываетъ скорую, неминуемую гибель страны и народа…

Естественно,— посл такихъ результатовъ личнаго знакомства съ англійской жизнью, можно было впасть въ какія угодно недоразумнія и противорчія, я безсмертная одиннадцатая книга Духа законовъ не мене безсмертный образецъ слпоты и наивности. Пусть наши выраженія не кажутся чрезвычайно сильными. Не угодно ли оцнить слдующую тираду Монтескь: ‘если бы исполнительная власть была вврена извстному количеству лицъ, взятыхъ изъ законодательнаго корпуса, свобода исчезла бы, потому что дв власти соединились бы въ одну’.

А именно это и происходило и до сихъ поръ происходитъ въ Англіи: правительство ничто иное, какъ парламентская коммиссія, существующая до тхъ поръ, пока это угодно нижней палат, и свобода, повидимому, не исчезаетъ. Напротивъ.

Это только одно изъ многочисленныхъ bйvues автора, ихъ не видитъ Лансонъ и, слдовательно, даетъ въ общемъ бевуеловно неудовлетворительную критику Духа законовъ.

Еще странне, прямо невозможно для всякаго читавшаго книгу Монтескье слдующее утвержденіе Лансона, будто философъ ‘съ глубокой искренностью высказывается противъ религіозныхъ преслдованій и становится адвокатомъ терпимости’ (р. 714).

Это совершенная неправда.

Прочтите главу девятнадцатую книги тринадцатой. Здсь приводится нсколько фактовъ жестокости, вызванныхъ суевріемъ, и въ заключеніе говорится буквально слдующее:

‘Je n’ai point dit ici qu’il ne fallait point punir l’hresie, je dis qu’il faut tre trs circonspect la punir’, т. e.: ‘Я вовсе не говорю здсь, чтобы совсмъ не слдовало наказывать ересь, я говорю, что слдуетъ быть очень осмотрительнымъ въ наказаніяхъ’.

Гд же здсь искренняя защита терпимости?

Вообще разговоръ объ искренности Монтескь совершенно праздный и неподходящій. Лансону стоило бы только внимательне прочитать т мста книги, гд трактуются важнйшіе вопросы церковной и свтской политики, чтобы въ автор Духа законовъ признать все, что угодно, только не искренне убжденнаго человка.

Достаточно сказать, что даже Екатерина принуждена была, компилируя свой ‘молитвенникъ’, вносить поправки въ часто поразительное двоедушіе Монтескь. Примровъ очень много. Возьмемъ два-три.

Какъ вы поймете, положимъ, разсужденіе о смертной казни — признаетъ ее авторъ или нтъ? Либеральныя соображенія онъ заканчиваетъ вдругъ упрекомъ по адресу нкоторыхъ греческихъ императоровъ, отказавшихся практиковать смертную казнь: ‘Они забыли, что не напрасно они носятъ мечъ’ (livre VI, chap. XXI). Дальше, какъ поступить съ тлесными наказаніями? ‘Хорошій законодатель,— пишетъ Монтескь,— выбираетъ средину, т. е. налагаетъ и денежныя, и тлесныя наказанія’. То же самое стремленіе возможно удобне уссться между двумя стульями и въ вопрос о безбрачіи католическаго духовенства.

Есть, кром того, и прямыя отступленія отъ основныхъ идей общественной философіи XVIII-го вка, въ род защиты продажи судебныхъ должностей, едва ли не тлетворнйшаго порока старой французской монархіи.

Вообще, слава Монтескь должна быть подвергнута тщательному пересмотру, и Лансонъ обязанъ былъ внимательне отнестись къ факту столь же быстраго исчезновенія популярности автора Духа законовъ во второй половин XVIII-го вка, какъ и появленія ея. Въ связи съ этимъ Лансону настоятельно было оцнить позднйшее пробужденіе авторитета Монтескь и вліяніе его на французскія хартіи.

Впрочемъ, послдній вопросъ не затронутъ, очевидно, вполн сознательно. Лансонъ, начиная главу [о ‘полемистахъ и ораторахъ’, отказывается вдаваться въ исторію политическихъ и соціальныхъ явленій. Это большое неудобство именно для литературы ХІX-го вка, и какъ разъ во Франціи. Лансонъ, конечно глубже и разносторонне, чмъ эстетическій Брандесъ, понимаетъ романтическую школу, но и у него недостаточно оцнены чисто политическія вліянія на теорію, практику и самое возникновеніе романтизма. Трудно удержаться отъ политики, когда чуть не каждый писатель тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ ‘длаетъ политику ‘въ самомъ прямомъ смысл, а Гюго даже пользуется политическими соображеніями и терминами современнаго парламентаризма въ своемъ литературномъ ‘манифест’ на зар романтизма.

Съ большимъ интересомъ русскими читателями прочтутся краткія, но очень мткія характеристики современныхъ знаменитостей критики въ род Леметра, Сарсэ, Брюнетьера. Оба первые оцнены въ общемъ справедливо, но послднему, на нашъ взглядъ, придано преувеличенное значеніе. Насколько можно судить по книгамъ Брюнетьера, это чрезвычайно основательный знатокъ литературы, но какъ цнитель ея, онъ не выше средняго уровня французскаго академика, искони весьма близкаго къ традиціонной фигур педанта. Кром того, у Брюнетьера нтъ почти критической индивидуальности: это типъ безукоризненно здравомыслящаго, умреннаго и въ сильнйшей степени банальнаго, хотя и очень образованнаго ‘классика’ во французскомъ смысл. Терминъ этотъ, какъ извстно, достаточно опредляетъ и общественный символъ французскаго литератора.

Не особенно также удачна у Лансона характеристика Тэна. И здсь можно привтствовать безпристрастное отношеніе автора къ одному изъ курьезнйшихъ явленій нашего конца вка, самой фальшивой слав, какую только видла многошумная французская словесность. Лансону ясна уродливость и безсмыслица тэновской критической ‘системы’, но автору неизвстны философскія и литературныя хищенія, на которыхъ построена эта система. Онъ ни словомъ не упоминаетъ благодтелей крайне притязательнаго полиграфа, не имвшаго ршительно своей оригинальной идеи и только окрашивавшаго чужое достояніе въ кричащіе лубочные цвта фантастическихъ ‘формулъ’ и ‘обобщеній’.

Лансонъ, напримръ, очень почтительно отзывается объ Огюст Конт,— почему же онъ не обратилъ вниманія, сколькими открытіями Тэнъ обязанъ этому философу и, между тмъ, не считаетъ нужнымъ даже и упоминать о немъ?

Но со стороны французскаго автора не малая заслуга въ простомъ осмысленномъ разбор тэновской работы. Можетъ быть,— его здравыя рчи произведутъ извстное впечатлніе на нашить компиляторовъ и воспроизводителей тэновскихъ фантасмагорій. Опять только слдуетъ замтить полное отсутствіе критики историческихъ трудовъ Тэна и оцнки его фигуры въ нравственно-общественномъ смысл.

Въ заключеніе, укажемъ еще на одинъ проблъ книги Лансона. Онъ по поводу всякаго писателя приводитъ библіографическія указанія: это очень цнно. Но, къ сожалнію, небрежность ли, или недостаточная начитанность автора допускаютъ его длать многочисленные и часто непозволительные пропуски. Напримръ, о Деместр указана довольно посредственная брошюра изъ извстной великихъ французскихъ писателей и не названа работа Paulham’а, о первостепенномъ историк Огюстен Тьерри не названо ни одной статьи.

Правда, ихъ очень мало, и до сихъ поръ едва ли не самой обширной остается на французскомъ язык академическая рчь Guigniaut. О Минье также нтъ указаній, хотя существуетъ сочиненіе Эдуарда Пети, кром статьи С. Симона. Особенно прискорбенъ проблъ относительно почти забытаго, но когда-то въ высшей степени извстнаго журналиста Paul Louis Courier. А между тмъ, о немъ, помимо обширной статьи Арманъ Карреля, который — въ свое время журналистъ блестящій и вліятельный — совсмъ пропущенъ Лансономъ,— существуетъ статья Сентъ-Бева (Causeries des lundi, tome VI), довольно подробная характеристика у Nettement’а въ Histoire de la litterature francaise sous la Restauration, tome I).

Эти указанія были бы именно тамъ необходимы, гд рчь самого автора очень скупа и кратка. Какъ разъ это случаи съ историками и журналистами.

Несмотря на указанные недостатки, мы съ особенной готовностью рекомендуемъ сочиненія Лансона русской публик. Слдуетъ также пожелать перевода ея и на русскій языкъ, при условіи, если будутъ сдланы въ нкоторыхъ мстахъ соотвтствующія примчанія и нкоторыя дополненія.

Ив. Ив.

‘Міръ Божій’, No 2, 1897

БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЙ ОТДЛЪ ЖУРНАЛА ‘МІРЪ БОЖІЙ’.

ИЗЪ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Читайте также: