Беппо, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

БЕППО.

Венеціянская повсть.
(Вольный переводъ изъ сочиненій Байрона).

Читатель знаетъ, безъ сомннья,

Что въ католическихъ земляхъ,

Передъ постомъ, увеселенья

Съ ума всхъ сводятъ, такъ, что страхъ!

Но вторникъ масляной чуть минулъ,

И постъ великій наступилъ,

Папистъ безумье позабылъ

И маску шутовскую скинулъ,

Замолкли пляски и пиры,

Конецъ забавамъ съ той поры.

II.

Но мы на масляной недл.

Ночь темная, влюбленныхъ ночь,

Покрыла небо, закипли

Сердца восторгомъ, цпи — прочь!

Ихъ день жеманный налагаетъ.

Шумъ, хохотъ, шопотъ страстныхъ паръ,

Рулады, псни, звонъ гитаръ,

Веселость рзвая летаетъ,

У всхъ на мысли цль одна —

Изчерпать радости до. дна.

III.

Великолпные костюмы

Мелькаютъ, пестротой своей

Взоръ развлекаютъ, гонятъ думы,

Забавятъ вычурой затй,

Евреи, Турки, Персіяне,

Народы всхъ земель, вковъ,

Между паяцовъ и шутовъ,

Кипятъ какъ волны въ океан,

И пискъ, и визгъ, и хохотня,

И шорохъ ногъ, и толкотня!…

IV.

Италіянцы Carnavalе

Свой шумный праздникъ нарекли,

И очень кстати: Carne, vale!

Прощай, мясное!… Чуть прошли

Дни шумные забавъ, и клики

Затихли тостовъ съ звономъ чаръ —

Веселья шумнаго разгаръ

Вдругъ погашаетъ постъ великій.

Кривляньямъ, глупостямъ конецъ!

Народъ сурьёзенъ, какъ мудрецъ.

Но почему бы предаваться

Такимъ забавамъ предъ постомъ?

Задача трудная, признаться,

Неразршимая умомъ!

Не потому ли, какъ и съ нами

Бываетъ вообще, когда,

На долго или навсегда,

Должны разстаться мы съ друзьями,

Послдній часъ разлуки той

Мы запиваемъ — круговой.

VI.

Но мы оставимъ отступленье,

И лучше къ длу перейдемъ,

Разскажемъ, что за приключенье

Разъ было въ карнавалъ! О томъ,

Что не бывало карнавала

Нигд шумнй, ни веселй,

Ни вычурнй на-счетъ затй,

Какъ карнавалы, что давала

Венецья нкогда,— весь свтъ

О томъ ужъ знаетъ, спору нтъ!

VII.

Такъ и минуя описанья,—

Чтобъ не измучить, не равно,

Моихъ читателёй вниманья!—

Какъ въ-старину, давнымъ давно,

Венецья задавала балы

И веселилася ни нихъ,

Подъ маской,— для своихъ интригъ,

Въ свои былые карнавалы,—

Въ т времена ёя проказъ,

Перенесемъ мы свой разсказъ.

VIII.

Лишь надо помнить, что столицы

Красивй не было тогда,

И прелестямъ морей царицы

Вс поклонялись города.

Да и теперь, скажите сами,

Гд отыскать красивй и къ

Венеціанокъ огневыхъ,

Съ такими сильными страстями,

Съ одушевленной красотой?

Лишь разв — въ Греціи одной!

IX.

Что за черты и выраженье

Божественно прекрасныхъ лицъ!

Въ очахъ — все нги упоенье,

Подъ чернымъ пологомъ рсницъ….

Но полюбуйтеся, какъ милы,

Когда вотъ выйдутъ на балконъ

Взоръ пылкой страстью распаленъ!

И на чугунныя перилы

Облокотясь, он стоятъ,

Внимая звукамъ серенадъ.

Кисть Тиціана ихъ прекрасно

Изобразила на холст.

Но это — скицы! и напрасно

По нимъ судить о красот

Венеціановъ, какъ созданій

Самой природы! Вамъ портретъ

Лишь очеркъ передастъ, но нтъ

Въ немъ полноты, всхъ сочетаній

Любви и жизни, какъ бы онъ

Удачно ни былъ начерченъ.

XI.

Еще вотъ только у Джорджона

Искусно схвачены черты,

Со всею истиною тона,

Венеціанской красоты.

Въ дворц Манфрини та картина,

И отойти отъ ней нтъ силъ!

Художникъ въ ней изобразилъ

Три головы: свою и сына,

Да женскую,— жены своей,—

Но что за женщина, ей-ей!…

XII.

Вотъ! вотъ Венеціанка! Это —

Сама любовь! Но лишь не та,

Что создалъ вымыселъ поэта,

Звукъ слова, праздная мечта.

Нтъ! это лучше идеала,

Живое, просто, существо!

И кисть художника въ него

Влила всю душу, что дышала

Въ изящномъ образц своемъ:

Любовь и жизнь,— все видишь-въ немъ!

XIII.

Что за волшебное созданье!

Не врите своимъ глазамъ,

Что это холстъ! Очарованье

Надъ вами полное: мечтамъ

Вы тотчасъ предаетесь. Гд-то

Случалось, кажется, знавать,

По-крайней-мр хоть видать

Лице чарующее это….

И точно видли! да! да!

Но съ нимъ простились навсегда!

XIV.

Въ дни нашей юности бываетъ:

Взоръ устремляемъ мы на всхъ,

Но мимо насъ вдругъ пролетаетъ

Одно созданіе изъ тхъ

Волшебныхъ призраковъ воздушныхъ,

Что мы хотли бъ уловить.

Но вотъ — исчезло…. и забыть

Не въ силахъ, мы, въ мечтахъ послушныхъ,

Его докончивасмъ видъ:

Разлука съ нимъ насъ истомитъ!

XV.

Но возвратимся, отъ Джорджона,

Къ Венеціянкамъ, что стоятъ

За балюстрадою- балкона,

Внимая звукамъ серенадъ.

Хоть часто издали, безъ спора,

Выигрываетъ красота,

И помогаетъ темнота

Обману чувствъ, обману взора,

Но вс почти что до одной,

Он премилыя собой!…

XVI.

Притомъ, и то сказать: къ несчастью,

Сердцамъ чувствительнымъ он

Опасны, разжигая страстью,

Такъ, что сгоришь, какъ на огн!

Сначала, начинаютъ глазки,

Тамъ вздохи слдуютъ, потомъ,

Записка послана тайкомъ,

Доходитъ дло до развязки,

И часто пылкая любовь

Вдругъ будитъ ревность, льется кровъ!

XVII.

Въ лиц прелестной Десдемовы

Шекспиръ, чудесно описалъ

Италіянокъ, только жены,

Теперь, не т, какъ онъ ихъ зналъ.

Да и мужья не т ужъ стали:

По подозрнью одному

Не душатъ женъ, а потому,

Что, если бы и пожелали,

Тотчасъ явились бы у женъ

Защитники со всхъ сторонъ.

XVIII.

Теперь ужъ ревность Итальянца

Когда бъ и стали ревновать,

Не та, что въ жилахъ Африканца

Кипла бурно: не сыскать

Отелловъ больше, вс друзьями,

По-философски вс живутъ,

Жена ль измнитъ — мужъ, какъ тутъ

Отмститъ другими ей путями…..

Какъ разъ окончитъ Въ ней разсчетъ:

Къ жен сосда подольнетъ!

XIX.

Да и гондолы, какъ нарочно

Устроены для ихъ интригъ:

Что жъ за гондолы? Очень точно

Могу я описать вамъ ихъ:

Гондола — яликъ длинный, крытой,

Корма украшена рзьбой,

Ну, точно въ лодк гробъ какой!

Войдешь — и все отъ глазъ тамъ скрыто.

Тутъ, стоя, два гребца гребутъ

Ихъ гондольерами зовутъ.

XX.

Гондолы эти такъ и рютъ

По всмъ каналамъ день и ночь,

Наружный видъ он имютъ

Вс черный, въ траур точь въ точь!

Хоть часто сцены пресмшныя

Бываютъ въ нихъ,— какъ и у насъ,

Въ каретахъ траурныхъ подъ часъ.

Но отступленія такія

Пора ужъ кончить, и начать,

Что общался разсказать.

XXI.

Былъ карнавалъ блестящій, шумной,

Во всемъ значеніи своемъ,

Кипя веселостью безумной.

Между красавицъ, что на немъ

Толпы всей взоры обращали,

Была одна. Ея милй

Тамъ не было! Какъ имя ей?

Не помню я, положимъ, звали

Ее Лаурой. Да въ стихахъ,

И нужды мало въ именахъ!

XXII.

Какихъ же лтъ была? Прелестно

Французское: un certain,

Опредляетъ тотъ извстной

Красавицъ возрастъ, и нельзя жъ

Ни пожилой, ни молодою,

Назвать ту женщину, когда

Ей стукнетъ за тридцать! Года

Тутъ счетъ теряютъ, хоть чредою

Все неизмнною идутъ,

И соблюдаютъ свой маршрутъ.

XXIII.

Лаура жъ свжесть сохранила,

Заботясь о крас своей,

И разрушительная сила

Злодя-времени надъ ней

Лишилась всякаго вліянья I

Со вкусомъ тщательнымъ всегда

Была одта. Красота

И такъ полна очарованья,

Нарядъ же вдвое придаетъ

Ей прелестей: къ ней все идетъ!

XXIV.

Къ тому жъ была Лаура дамой,

Да и замужнею притомъ.

Пунктъ важный! Это орифламой,

И отъ злословія щитомъ,

Всегда для женщины служило,

И въ наши служитъ времена.

Пусть и забылась бы она,

Мужъ все собой прикроетъ мило…

Но къ католическимъ землямъ

Я это отношу, не къ намъ!

XXV.

Лаура, впрочемъ, пресогласно

Жила съ Супругомъ, и языкъ

Злословья, для красы опасный,

Не могъ коснуться, хоть привыкъ

Супругъ Лауры все скитаться,

По надобности, по дламъ,

По разнымъ странствуя морямъ,

И рдко дома оставаться,

Чтобы жен не наскучать,

И нжныхъ чувствъ не охлаждать.

XXXII.

Боялась дома оставаться

Одна, чтобъ не равно, порой

Ночною, къ ней не могъ ворваться

Покойникъ, или воръ какой!

А наконецъ, чтобы и хуже

Не приключилось ей чего,

Такъ, ради страха одного,

Подумала — о вице-муж,

Чтобъ въ немъ защитника скорй

Имть, для слабости своей!….

XXXIII.

Но если Беппо да случайно

Воротится когда-нибудь

Ну, что жъ? пускай!— Такъ голосъ тайной

Шепталъ ей тихо.— Впрочемъ, будь,

Что бъ ни было, а надо друга

И покровителя избрать!

И вотъ, Лаура, ставъ искать,

Нашла себ полу-су пру га,

Или защитника, пока

Вернется мужъ издалека.

XXXIV.

Онъ былъ изъ тхъ, которыхъ любятъ

Красавицы, хотя про нихъ,

Порой, и сами жъ дурно трубятъ:

Изъ волокитъ былъ записныхъ,

Но знатнаго происхожденья,

Съ титуломъ графскимъ, молодой,

Красивъ собою, могъ большой,

Любитель музыки и пнья,

Зналъ языки, и обо всёмъ

Судилъ онъ рзко и съ умомъ.

XXXV.

Въ театр ли, когда, бывало,

Вдругъ ‘Secatura!’ вскрикнетъ онъ,—

Ужъ пьеса та навкъ пропала,

Актеръ со сцены изгнанъ вонъ!

Зато все покрывалось славой,

Что удостоится порой,

Предъ любопытною толпой,

Его ршительнаго bravo!

И академія предъ нимъ

Склонилася челомъ своимъ!

XXXVI.

А также въ опер, чуть взоромъ

Графъ поведетъ — оркестръ дрожитъ,

Чтобъ не сфальшивить полутономъ,

И примадонна чуть стоитъ

Сопрано жъ, бассо и контральто,

Отъ графскихъ взоровъ и ушей,

Желали бъ, въ робости своей,

Скорй укрыться подъ Ріальто,

Чмъ слышать: bah! его одно:

Такъ ужасало всхъ оно!

XXXVII.

Къ тому же былъ онъ покровитель

Импровизаторовъ, и самъ

Писалъ стихи, плъ, какъ любитель,

Романсы нжные для дамъ,

Художникъ былъ, повствователь,

И очень ловко, какъ Французъ,

Онъ танцовалъ, всхъ, словомъ, музъ

Любимецъ былъ и обожатель,

Чу, настоящій былъ герой,

Презанимательный собой!

XXXVIII.

Подъ часъ красавицы бываютъ

Такъ прихотливы, что на нихъ

Не угодишь: зато жъ мняютъ

И часто рыцарей своихъ!

Но графъ такимъ владлъ искусствомъ

Всмъ прихотямъ ихъ угождать,

И врности не измнять,—

Быть-можетъ и съ притворнымъ чувствомъ,—

Что онъ для нихъ кумиромъ былъ,

И ни одной не огорчилъ.

XXXIX.

Да и считалъ онъ преступленьемъ

Красавиц не угодить,

И дломъ, словомъ, подозрньемъ,

Противъ себя вооружить.

Онъ сердце словно восковое

Имлъ, что на-долго, когда

Остынетъ, даже навсегда,

Хранитъ клеймо заповдное:

Такъ, охлажденіе даритъ

Всему здсь постоянный видъ!

XL.

По-этому и мудрено ли,

Что женщины вс отъ него

Съ ума сходили противъ воли,

Какъ, можетъ-быть, ни отъ кого?

Межъ-тмъ, чтобъ Беппо возвратился,

И думать перестали: онъ

Ужъ не писалъ. Такъ и законъ

На этотъ случай пригодился,

Что, какъ нтъ слуха про него,

Покойникомъ считать его!

XLI.

Притомъ’ за Аллами, ведется

Обычай давній’ что жена’ —

Пускай читатель не смется!—

Двумужницею быть вольна.

И нын вс он имютъ

Мужей по пар у себя,

Но, право, удивляюсь я,.

Какъ вывести тамъ не умютъ

Такой обычай! Ужъ и къ намъ,

Онъ не пробрался бъ по морямъ!

XLII.

Изъ этихъ двухъ мужей, законный

Одинъ лишь первый, а второй

Услужникъ только благосклонный,

Или лакей жены чужой.

Зовется жъ: Cavalier Servente,

Что въ старину былъ чичисбей,

Но имя это для ушей,

Отъ По до Таго и по Брент,

Такъ стало грубымъ, что оно

Въ позоръ ужъ тамъ обращено.

XLIII.

О, дамы, дамы! какъ вы нами

Играете! А между-тмъ,

Мужчины, съ пылкими страстями,

Вс такъ и льнутъ къ вамъ, больше чмъ

Простите, милыя двицы!

Вамъ не въ обиду, дамы васъ

Куда любезне для насъ,

И въ обществахъ он царицы,

Затмъ, что съ ними (что таить!)

О всемъ возможно говорить!….

XLIV.

Созданья милыя, конечно,

Двицы въ существ своемъ:

Но ихъ приличья свта, вчно,

Стсняютъ ужасъ какъ во всемъ.

Двица такъ, порой, сробетъ,

Чуть поведетъ кто слово съ ней.

Что глазки въ землю поскорй,

И до ушей вся покраснетъ,

И часто вымолвить, въ отвтъ,

Не сметъ даже — да иль нтъ!

XLV.

Но обратимся къ дамамъ снова,

И къ чичисбею, что теперь

Зовется, для смягченья слова,

Услужливый ихъ кавалеръ.

Съ своею дамой неразлучный,

Отходитъ только слугъ позвать

Иль экипажъ велть подать,

А то, всегда у ней подручный,

Онъ ей перчатки, шаль несетъ,

И палатинъ самъ подаетъ.

XLVI.

Какъ ни гршатъ Италіянцы,

Признаться, край ихъ я люблю,

Гд виноградъ и померанцы

Взоръ манятъ, какъ въ земномъ раю

Душа тамъ дышетъ, небо ясно,

Картины чудныя кругомъ.

И гд языкъ такой притомъ.

Звучитъ гармоніей прекрасной,

Языкъ Италіи, страны

Любви и нги и весны!

XLVII.

Люблю я этотъ милый, гибкой

Языкъ самихъ боговъ! дитя

Латыни мощной, что съ улыбкой

На свтъ взглянуло, и шутя

Играетъ звуками своими,

Въ стихахъ у Данта онъ гремитъ,

Въ устахъ красавицы звучитъ

Лишь поцлуями одними,

Богатый звонкихъ римъ родникъ.

Вотъ твой, поэзія, языкъ!

XLVIII.

Но отступилъ опять, признаться,

Я отъ разсказа своего!

Но какъ, порой, и не сбиваться

Въ Италіи, стран всего

Прекраснаго, гд все такъ мило!

Гд все чаруетъ сердце, взоръ!

Да и поэту ли просторъ

Стснять желзной воли силой,

И цпи тяжкія носить?

Но ужъ пора васъ не томить!

XLII.

И такъ Лаура замнила

Супруга — градомъ молодымъ,

Любовь чету благословила,

И вотъ лтъ шесть ужъ съ небольшимъ,

Такимъ порядкомъ, графъ съ прекрасной

Своей Лаурою живутъ,

Другъ друга любятъ и ведутъ

Разсчетъ сердечный пресогласно,

Хоть иногда не безъ, того,

Чтобъ не бывало кой-чего!

Любовь была бъ и слишкомъ вяла

Безъ вспышекъ ревности порой,

И даже скоро бъ погасала,

Какъ искра, дремля, подъ золой!

И такъ, за исключеньемъ только

Подобныхъ вспышекъ иногда,

Ршительно сказать, чета

Была счастливйшая, сколько

Быть можно счастливымъ въ любви

Преступной… какъ ни назови!

LI.

Лауру графъ любилъ престрастно,

Она — красавица была,

Скрывать имъ было бы напрасно

Свои оковы,, ихъ свела

Судьба сама, она ихъ тоже

И развести могла легко!

Стояли жъ оба высоко,

Та по крас, тотъ званьемъ! Что же

Имъ и могло бы помшать

Любить другъ друга продолжать?

LII.

Одни педанты возставали

Немного противъ связи ихъ,

И въ адъ зараньше посылали,

Въ желаньяхъ ревностныхъ своихъ.

‘Но кажется, что ихъ желанья

Не слишкомъ доходили въ адъ!

Напротивъ адъ еще и радъ,

Что бъ люди, слабыя созданья,

Побольше силились гршить,

Да и другихъ въ соблазнъ вводить!

LIII.

Но старыхъ гршниковъ примры

Опаснй тутъ чмъ молодыхъ:

У нихъ нтъ ни любви, ни вры,

А потому-то нтъ у нихъ

И никакого исправленья.

Но наши — оба въ цвт лтъ,

И вры оставался слдъ

Въ сердцахъ у нихъ, что заблужденья

Свои еще, когда-нибудь,

Успютъ съ душъ своихъ стряхнуть

LIV.

Но карнавалъ былъ, мы сказали,

Блестящій, шумный…. вс о немъ

Уже заран помышляли,

Приготовлялся, тайкомъ,

Какъ лучше костюмироваться,

Чтобъ всхъ вниманье обратить,

Лаура тоже, чтобъ не быть

На послди, приготовляться

Къ нему усердно принялась,

И туалетомъ занялась.

LV.

Хоть и не очень нужно было

Собою заниматься ей,

И безъ того плняя милой

Красой и свжестью своей.

Но свту какъ обычной дани

Не заплатить? И вотъ она

Красивй всхъ разряжена!

Ни на одной не видно ткани

И драгоцннйшихъ вещей,

Пышнй и лучше, какъ на ней!

LVI.

Уже съ Лаурой графъ въ Ridotto….

Что жъ за Ридотто? Какъ сказать?

Родъ клуба это, гд съ охотой

Идетъ всякъ скуку разогнать.

Я бъ назвалъ это маскарадомъ,

Затмъ, что въ маскахъ, въ карнавалъ,

Туда съзжаются на балъ,

И мщанинъ съ вельможей, рядомъ,

Танцуютъ, ужинаютъ тамъ,

Смсь общества, мущинъ и дамъ I

LVII.

Люблю я этотъ родъ собраній,

И тамъ, толкаясь межъ толпой,

Свободной, безъ различья званій,

Слдить за маскою иной,

Угадывать мистификацьи,

Когда начнутъ интриговать,

И не подумаешь скучать,

Любуясь, какъ костюмы націй,

Съ паяцомъ объ руку, съ шутомъ,

Расхаживаютъ тамъ кругомъ.

LVIII.

Среди такой толпы веселой,

Лаур весело: тутъ нтъ

Той принужденности тяжелой,

Какою дамъ стсняетъ свтъ.

Съ улыбкой на устахъ игривой,

Къ тому, къ другому подойти,

Шепнуть, взять руку, увести,

Все вольно ей, и взоръ ревнивой

Не можетъ ничего сказать,

И клевета должна молчать.

LIX.

Лаур сдлалось вдругъ жарко….

Графъ ей подноситъ лимонадъ.

‘Смотри, какъ вотъ у этой ярко

Румяны на щекахъ горятъ!

А та какъ стянута ужасно,

Насилу дышетъ, а у той —

Что за тюрбанъ такой смшной!

На этой палантинъ прекрасной,

Да полинялъ немножко цвтъ

У той же — что за туалетъ!’

LX.

Такъ всхъ своихъ подругъ Лаура

Перебирала: той, нарядъ,

Другой, не нравилась фигура,

Или прическа, словомъ, градъ

Довольно колкихъ замчаній

Лаура сыпала на дамъ,

Да и сама отъ эпиграммъ

Не ускользнула: притязаній

Тьму находили въ ней самой —

Быть первенствующей одной!

LXI.

И точно занята собою!

Лаура, съ радостнымъ лицомъ,

Окружена мужчинъ толпою,

Выслушивала, какъ кругомъ

Ей комплименты расточались,

То прямо, то издалека.

И женщины, изподтишка,

Съ досадой явной удивлялись,

Какъ, въ эти лта, столько ей

Имть поклонниковъ, ей-ей!….

LXII.

Но, говорили межъ собою:

Мужчины эти — чудаки!

И такъ развратный что толпою

Къ такимъ безстыдницамъ въ силки

Летятъ охотно! нтъ имъ дла,

Что въ эти лта ужъ не та,

Что въ молодости красота,

Морочить только бъ ихъ умла.

И этимъ тварямъ оттого,

Прельщать,’ не стоитъ ничего!

LXIII.

И въ правду, я не постигаю,

Какъ женщины-кокетки…. Но

Остановлюсь! не то, ужъ знаю,

Накликать могъ бы, неравно,

Всеобщее негодованье!

Вотъ, если бъ я аббатомъ былъ,

Ужъ какъ бы тутъ заговорилъ!

Но полно! и повствованье,

Покамстъ будемъ мы опять,

Безъ отступленій, продолжать.

LXIV.

И такъ, когда всхъ озирая

И пересмивая всхъ,

Приличье даже забывая,

Лаура возбуждала смхъ,

И на себя тмъ обращала

Вниманье общее: и въ ней

Досада дамъ знакомыхъ ей,

Тожъ недостатки замчала,

И зависть, дкимъ языкомъ,

Ей вымщала — съ барышкомъ.

LXV.

А между-тмъ, въ толп блестящей

Первйшихъ щеголей предъ ней,—

Съ благоговніемъ стоящей

Какъ предъ Мадонною своей,

Одинъ — съ особеннымъ вниманьемъ,

Взоръ на Лауру устремлялъ,

И на минуту не спускалъ

Съ нея очей, своимъ молчаньемъ,

Онъ ловко роль свою игралъ:

То Турокъ передъ ней стоялъ.

LXVI.

Лаура, съ тайнымъ восхищеньемъ,

Имъ любовалась, онъ же былъ ‘

И смуглъ лицемъ, и обращеньемъ,

Страхъ, какъ на Турка походилъ.

А Турковъ любитъ полъ прелестный,

Затмъ, что и они сыны

Востока, пламенной страны.

Прелестный полъ, какъ всмъ извстно,

Престрастно любятъ, хоть ихъ женъ

Удлъ и больно не красенъ!

LXVII.

Да!… Турки съ женами своими,

Обходятся,— pardon, mes dames!—

Какъ съ лошадьми, или другими

Животными! По ихъ правамъ,

Имть ихъ могутъ столько, сколько

Душ угодно: тутъ идетъ

Достатокъ каждаго въ разсчетъ.

Законныхъ же — четыре только

Разршено кораномъ ихъ,

А то — сверхштатныя у нихъ.

LXVIII.

Они на рынкахъ ихъ скупаютъ,

И, подъ надзоромъ сторожей,

Въ свои гаремы запираютъ,

Гд ужъ никто тогда не смй

На нихъ взглянуть!… Родные даже

Не могутъ съ ними говорить!

Не правда ль, что не можетъ быть

Ужъ ничего гнуснй и гаже

Такихъ обычаевъ, что срамъ

Стснять такъ волю бдныхъ дамъ.

LXIX.

Не весело турецкимъ женамъ

Такую жизнь всегда вести,

Гд, равнодушный къ вздохамъ, стонамъ,

Ихъ черный евнухъ, въ заперта,

Какъ аргусъ сторожитъ, не дремля,

И безпрестанно, день и ночь,

Долгъ исполняя свой точь въ точь.

Чуть шорохъ — голову подъемля,

(Одинъ, имя входъ ко всмъ,)

Обходить рундомъ весь гаремъ.

LXX.

И отъ такого заключенья,

Вс, вс, бдняжки, до одной,

Какъ въ душныхъ парникахъ растенья,

Он теряютъ вскор свой

Румянецъ, свжесть, и блднютъ!

Да какъ бесды ни одинъ

Не любитъ важный Муслеминъ,

То я ихъ и не имютъ

Другихъ занятій, какъ — сть, пить,

Да наряжаться и любить.

LXXI.

Запрещено имъ даже чтенье,

И потому нельзя судить

Имъ ни о чемъ, а въ сочиненье

Пускаться, грамотными быть…

Избави ихъ Аллахъ! и, стало,

Нтъ, между ними, ни одной

Писательницы, чтобъ, порой,

Въ чернилахъ пальчики марала,

И умничала, какъ, не разъ,

Встрчать случается у насъ.

LXXII.

И многихъ преимуществъ чужды,

Какими, нашъ прелестный полъ,

Не рдко пользуясь безъ нужды

Съ приличій колеи сошелъ,

Затворницы гаремовъ, только

Своею заняты красой.

И въ міръ наукъ, для нихъ чужой,

Ужъ не заносятся нисколько,

И потому, нтъ между нихъ,

Педантовъ скучныхъ и пустыхъ.

LXXIII.

И сами Турки не умне,

Непросвщеннй женъ своихъ:

По нихъ — нтъ ничего скучне,

Ученыхъ и безумныхъ книгъ!

Да, кром одного Корана,

У нихъ и въ заведеньи нтъ

Книгъ, ни журналовъ, ни газетъ,

Для нихъ пріятнй изъ кальяна

Благоуханный дымъ пускать,

И страстныхъ женъ своихъ ласкать.

LXXIV.

О, край невжества счастливый,

Любви и лности страна!

Отбросивъ лишь надзоръ ревнивый,

Ты намъ златыя времена

Напоминаешь, какъ живали

Когда-то, въ-старь, когда умы

Не знали нравственной чумы,

И вздоровъ, вракъ не сочиняли,

Какъ нын многіе у насъ…

Но станемъ продолжать разсказъ.

LXXXV.

Не взоромъ, впрочемъ, мусульманскимъ

Лауру Турокъ пожиралъ!

Онъ, съ выраженьемъ христіанскимъ,

Ей, будто, высказать желалъ:

Я длаю вамъ много чести,

Любуясь вами! дайте жъ мн!

Налюбоваться ужъ вполн

Красой, которою безъ лести

Сказать вамъ, милая моя,

Очаровали вы меня!

LXXVI.

И если только могутъ взоры

Имть надъ женщиною власть,

То этотъ Турка взоръ, который

Такъ живо выражалъ всю страсть,

Лауру долженъ былъ, конечно,

Какъ разъ собою покорить!

Но, слишкомъ трудно было сбить

Ее съ пути и такъ сердечно

Любила графа своего,

Что — не боялась никого!

LXXVII.

Но разсвтать ужъ начинало

Всмъ дамамъ, этою порой,

Скорй, совтовалъ бы, съ бала

Спшить домой! Спшить домой!

Не то, какъ солнце ихъ застанетъ

Еще за танцами, когда

Огни погасятся,— бда!

Пускай тогда на нихъ кто взглянетъ,

При блеск солнечныхъ лучей,

Вс — самыхъ призраковъ блднй!

LXXVIII.

Изъ любопытства я, нердко,

Любилъ, бывало, до конца,

На бал оставаться, мтко

Подстерегая цвтъ лица

Красавицъ, въ полномъ смысл слова,

И что же? вс, увы! он

Прежалкими казались мн,

Отъ освщенія дневнаго!….

Хотя бы выдержать одна

Могла ночь съ танцами, безъ сна!

LXXIX.

Лаура жъ это очень знала,

Что безразсудно было бъ ей

Остаться до послдка бала,

Средь тысячъ нсколькихъ людей,

И семь часовъ пробывъ тамъ сряду,

Подумала: пора домой!

Графъ подалъ шаль, и межъ толпой

Ужъ пробрались но, на досаду,

Своей гондолы отыскать

Не могутъ, гд должна бъ ихъ ждать.

LXXX.

Вс эти плуты гондольеры,

Страхъ, какъ на нашихъ кучеровъ

Походить въ этомъ, и манеры

Одной вс держатся: съ плотовъ

И съ пристаней они сгоняютъ

Другъ друга сплошь, и не хотятъ

Ни шагу уступить, кричать,

Бранятся, ссорятся, бываютъ

И драки страшныя порой,

Не хуже, какъ въ кулачный бой.

LXXXI.

И какъ полиція за ними

Ни смотритъ строго, иногда,

Не удержатъ ихъ никакими

Ей средствами, такъ что бда!

А даже часто достается

Самой полиціи, отъ нихъ,

Въ такихъ продлкахъ удалыхъ

Зато, который попадется,

Поплатится спиной своей,

Чтобъ былъ въ другой разъ поумнй!

LXXXII.

Но вотъ уже, съ трудомъ не малымъ,

Гондолу кой-какъ отыскавъ,

Плыветъ по дремлющимъ каналамъ,

Съ своей подругой страстный графъ,

А между-тмъ, какъ будитъ волны

Согласныхъ веселъ легкій шумъ,

Они свой занимаютъ умъ,—

Пріятныхъ впечатлній полный,—

Сравненьемъ баловъ, тхъ, другихъ,

Какъ веселилися на нихъ.

LXXXIII.

Танцоровъ, дамъ, и ихъ наряды,

Все перебрали, и, притомъ,

Кто на кого бросалъ тамъ взгляды.

Но вотъ и день.— И предъ крыльцомъ

Ужъ дома легкая гондола,

Остановились…. Но глядятъ,

Съ Лаурой графъ,— и въ жаръ и въ хладъ

Ее бросаетъ! Слабость пола!

И здсь — въ нее свой взоръ вонзилъ

Тотъ Турокъ, что на бал былъ.

LXXXIV.

Графъ бровь нахмурилъ, и съ досадой

Поспшно подошелъ къ нему:

Чего вамъ, сударь мой, здсь надо?

Спросить я долженъ, потому,

Что всюду слдомъ вы за нами!

Но извините…. Можетъ-быть,

Ошибкой здсь…. Такъ пособить

Весьма легко: вашъ путь предъ вами!

Вы понимаете меня?

Не то, понять заставлю я!

LXXXV.

Не безпокойтеся напрасно!

Спокойно Турокъ отвчалъ:

Я знаю, гд я. Вотъ прекрасно!

Я у себя. Онъ продолжалъ:

Угрозъ же не боюсь ни мало,

И, какъ узнаете сейчасъ,

Вотъ эта дама, подл васъ,

Моя жена! Лица не стало

Тутъ на Лаур. О, испугъ!

То Беппо! то ея супругъ!

LXXXVI.

Въ подобномъ случа иная,

Услышавъ голосъ муженька,

Упала бъ въ обморокъ, не зная,

Что длать) Робость не ловка!

Но смтливой Италіянк

Не трудно, горю пособить,

Ей ничего не нужно пить,

Ни нюхать спиртъ въ граненой стклянк.

LXXXVII.

Такъ и Лаура поступила:

Ни слова не произнесла,

Да только всхъ святыхъ долила,

Чтобъ буря какъ-нибудь прошла!

Но графъ, догадливъ чрезвычайно,

Чуть незнакомецъ объяснилъ,

Кто онъ — скоре пригласилъ

Его въ покои, чтобъ случайно.

Не сдлаться имъ всмъ порой,—

Забавной сказкой городской!

LXXXVIII.

И вотъ вошли. Графъ, очень зная

Обыкновенье Мусульманъ,

Подать веллъ, стулъ придвигая,

Скоре кофе и кальянъ.

Лаура, между-тмъ, подсла

Поближе къ Турку, завела

Съ нимъ разговоръ, какой могла,

И быть любезною хотла,

Стараясь гостя занимать,

Чтобъ не давать ему скучать.

LXXXIX.

Скажи же, Беппо, какъ, откуда

Сюда ты прибылъ?’… Но, теперь,

Не иначе ль зовешься? Худо

Не быть такъ долго…. и, поврь,

Соскучась по теб, чуть было

Съ ума совсмъ я не сошла!

Со дня на день тебя ждала.

Какую жъ бороду, мой милой,

Ты отростилъ! О, признаюсь,

Я на тебя не надивлюсь!

ХС.

Неужли сталъ ты, въ самомъ дл,

Ужъ Турокъ?… Стало, и сераль

Завелъ ты? Много ль женъ досел?

Но что за шаль! вотъ прелесть шаль!

Мн подаришь ее, конечно?

Да правду ль говорятъ про васъ,

Что вы,— я слышала не разъ,—

Народъ такой безчеловчной!

Женъ держите вы въ заперти,

И строги, Боже васъ прости!

ХСІ.

Но гд жъ ты былъ все это время?

Что длалъ? разскажи скорй!

Да какъ ты пожелтлъ! А темя

Ужъ, врно, выбрито!… ей-ей,

Ты настоящій Мусульманинъ!

Но бороду ты долженъ сбрить,

Здсь не зачмъ ее носить,

Не холодно у насъ, и страненъ

Ты съ этой длинной бородой

Да скинь и свой нарядъ смшной!

ХСІІ.

А то, пожалуй, кто ни встртитъ

Тебя на улиц со мной,

Смяться будетъ Да ужъ свтитъ

И просдь у тебя, другъ мой!…

Какъ постарлъ ты съ дня разлуки!

Ахъ! если бъ зналъ ты, какъ и я

Перемнилась безъ тебя?

Такъ было грустно, что со скуки,

Хоть умереть! Но наконецъ

Привелъ тебя сюда Творецъ!

XCIII.

Такъ все Лаура говорила.

Но что ей Беппо отвчалъ,—

Когда вопросами душила,—

Не знаю. Чуть ли не молчалъ,

Свободу полную давая

Какъ лава льющимся рчамъ,

Да только дымъ, по временамъ

Клубами на нее пуская,

Быть-можетъ, на судьбу ропталъ,

Что долго дома не бывалъ.

XCIV.

Но вскор разсказалъ ей Беппо,

Про приключенія свои,

Какъ былъ онъ, бурею свирпой,

Заброшенъ на берегъ земли,

Гд нкогда стояла Троя,

Но гд ни камешка теперь

Нтъ отъ нея, и даже зврь

Не знаетъ скрыться гд отъ зноя,

Да какъ въ неволю онъ попалъ,

И бастонаду получалъ.

XCV.

Но, наконецъ когда пристала

Въ заливъ сосдній, на грабежъ,

Пиратовъ шайка,— онъ ни мало

Не думая, присталъ къ нимъ тожъ,

И сдлался тамъ ренегатомъ,

Жизнь удалую полюбилъ,

Когда жъ богатствъ онъ накопилъ,

Про край свой вспомнилъ, и пиратомъ

Все только рыскать по морямъ,

Скучать ужъ сталъ по временамъ.

XCVI.

Тутъ сталъ онъ рже заниматься

Такимъ постыднымъ ремесломъ,

По малу началъ удаляться

Отъ буйной братьи, и, потомъ,

Когда, какъ Крузое, порою,

Одинъ по острову бродилъ,

Нашелъ корабль, что въ Корфу плылъ.

Его онъ нанялъ, и съ собою

Богатство все свое забравъ,

Пустился въ море, цлъ и здравъ.

XCVII.

Корабль былъ легкій и уютный,

Летлъ стрлою по волнамъ,

Подъ парусъ втеръ дулъ попутный,

И вскор, жаждущимъ глазамъ,

Брега Корфу во тьм предстали….

Тутъ Беппо, вдая о томъ,

Что если бы въ Корфу объ. немъ,

Что ренегатомъ былъ, узнали,

Была бъ бда! назвался онъ

Купцомъ турецкимъ.— Былъ смышленъ.

ХСVIII.

И этой хитростью одною

Избавлсь тамъ отъ всякихъ бдъ,

Ведомый счастливой звздою,

Вотъ прибылъ, посл многихъ лтъ,

Въ свою Венецію родную,

Отыскивать свои права,

На домъ свой, вру, но сперва

На милую жену младую,

Съ которою такъ долго онъ

Былъ, до несчастью, разлученъ.

ХСІХ.

Хотя жъ, сначала, и смутился,

Но, вскор, онъ утшенъ былъ,

Съ своей Лаурой помирился

И тотчасъ шаль ей подарилъ.

И счастью радуясь отъ сердца,

Что вновь на родин своей,

Нашелъ жену, нашелъ друзей,

Онъ въ тотъ же день всю иноврца

Одежду скинулъ, и, одтъ

Прилично,— задалъ всмъ обдъ.

С.

По всей Венеціи богатый

Счастливецъ Беппо прогремлъ,

Его забытыя палаты

Вдругъ оживились: онъ умлъ

Друзей угащивать столами.

Пошли обды, вечера,

Гд веселились до утра,

За танцами, да за пирами,

Надъ добрымъ Беппомъ, говорятъ,

Смялись…. Но онъ былъ богатъ!

CI.

Да, впрочемъ я не врю слпо

Всему, что люди говорятъ.

И такъ, вс толки прочь! А Белло

Былъ рдкой человкъ: онъ радъ

Былъ всякому, кто только руку

Ему пожметъ, да и, притомъ,

Какую, на вку своемъ,

Извдалъ всякихъ золъ науку!

Зато, подъ старость, наконецъ,

Прямой онъ сдлался мудрецъ!

СIІ.

Во всемъ судьб своей послушный,

Насмшекъ онъ не примчалъ,

И толки свта равнодушно,

Добрякъ, сквозь уши пропускалъ.

Любилъ Лауру очень нжно,,

Ее разсказами смшилъ,

А хоть, порой, и мраченъ былъ,

Все жилъ довольно безмятежно,

Что жъ удивительнй всего:

Графъ первымъ другомъ былъ его!

CIII.

Разсказъ мой конченъ! За терпнье

Благодарю васъ, господа!

Хотя читатель, безъ сомннія,

За отступленье иногда,

Нахмуря брови и звая,

Конца ужъ ожидалъ давно.

Но врьте: право, мудрено

Порой бываетъ, развивая

Разсказъ свой, мысля удержать

И за черту не проскакать.

В. Любичъ-Романовичъ.

‘Сынъ Отечества’, No 4, 1842

Читайте также: