Английские Барды и Шотландские обозреватели, Байрон Джордж Гордон, Год: 1809

Переводы
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Скачать в PDF

Дж. Г. Байронъ

Англійскіе Барды и Шотландскіе обозрватели.

Первый стихотворный переводъ С. Ильина. Пред. Петра Вейнберга
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.
Появленіе въ печати перваго сборника стихотвореній Байрона ‘Часы досуга’ вызвало въ англійскихъ журналахъ боле или мене обстоятельныя рецензіи, изъ которыхъ одн отнеслись къ молодому автору сдержанно или благосклонно, другія враждебно или насмшливо. Въ первыхъ къ поэту обращались съ просьбой измнить якобы принятое имъ ршеніе не писать ничего больше, и выражалось желаніе, чтобы онъ ‘доставилъ публик удовольствіе какимъ нибудь новымъ сочиненіемъ какъ можно скоре’. Въ ‘Critic Review’ Байрона (по его собственнымъ словамъ) ‘вознесли до небесъ’ и предсказывали ему блестящую будущность. Въ очень авторитетномъ и распространенномъ журнал ‘Monthly Review’ указывалось на ‘легкость, силу, энергію, жаръ’ многихъ стихотвореній, въ автор усматривались и умственное могущество и полетъ мыслей, заставляющіе искренне желать, чтобъ онъ былъ разумно направленъ по своему житейскому пути. Въ нсколькихъ другихъ журналахъ были помщены отзывы въ такомъ же род.
Изъ рецензій враждебныхъ особенно выдались своею рзкостью помщенная въ ‘Satiric’, гд, по словамъ Байрона, его ‘страшно разнесли’, и главнымъ образомъ статья въ ‘Edinburgh Review’, послужившая, какъ увидимъ ниже, стимуломъ къ его первому сатирическому произведенію. ‘Стихотворенія этого молодого лорда — писалъ рецензентъ — принадлежатъ къ тому классу произведеній, который совершенно справедливо проклинается людьми и богами. Дйствительно, мы не помнимъ, чтобы когда нибудь попадался намъ на глаза сборникъ стиховъ, такъ мало, какъ этотъ, удаляющійся отъ того, что мы называемъ вообще посредственностью. Произведенія эти смертельно плоски, не повышаются и не понижаются и остаются всегда на одномъ уровн, какъ остается на немъ стоячая вода’. дко смется рецензентъ надъ авторскимъ подчеркиваніемъ своего несовершеннолтія и своего аристократическаго происхожденія, и даетъ совтъ ‘совсмъ оставить стихотворство и съ большею пользою примнять на дл свои дарованія, которыя не малы…’, критикъ не признаетъ въ юномъ автор никакого поэтическаго жара и воображенія, никакой оригинальности и самостоятельности, упрекаетъ въ прямомъ подражаніи Грею, Роджерсу и другимъ поэтамъ… ‘Но какого бы мннія — иронически заканчивается статья — ни были мы на счетъ стихотвореній этого несовершеннолтняго аристократа, надо принять ихъ такими, какія они есть, и довольствоваться ими, ибо это будутъ его послднія произведенія. Нтъ вроятности, чтобы онъ — и по своему общественному положенію, и по ожидающимъ его впереди занятіямъ — удостоилъ сдлаться писателемъ. Возьмемъ же то, что онъ намъ предлагаетъ, и будемъ благодарны. По какому праву намъ, бднякамъ, быть придирчивыми и недовольными? Намъ слдуетъ радоваться уже тому, что мы получили столько отъ человка такаго сана, который не живетъ на чердак (это ссылка на слова Байрона въ предисловіи къ ‘Часамъ досуга’), а обладаетъ ньюстедскимь аббатствомъ. Повторяемъ — будемъ благодарны. Какъ честный Санчо, будемъ благословлять Бога за то, что намъ даютъ, и не станемъ смотрть въ зубы даровому коню’.
Всякому, знакомому съ сборникомъ стихотвореній, о которомъ здсь идетъ рчь, кидается въ глаза полная несправедливость отзыва, при появленіи рецензіи, эту несправедливость замтили и осудили такіе выдающіеся люди, какъ В. Скоттъ, который намревался даже писать юному поэту, чтобы выразить ему свое сочувствіе и утшеніе. Вмст съ тмъ она обличаетъ и явное пристрастіе рецензента, хотя онъ и увряетъ, что въ журнал дано мсто такому подробному разбору только для того, чтобы исполнить упоминаемое авторомъ въ предисловіи къ ‘Hours of Idleness’ мнніе Джонсона на счетъ литературныхъ произведеній аристократовъ. Но очевидно, что причина тутъ иная. Это — не равнодушно снисходительное отношеніе могущественнаго журнала къ первымъ произведеніямъ даровитаго юноши, тутъ чуть не въ каждой строк слышится сердитое раздраженіе, такъ относятся къ произведеніямъ, которымъ во всякомъ случа придаютъ выдающееся значеніе съ той или другой стороны. Вотъ почему изъ всхъ предположеній о томъ, кто былъ авторъ этой статьи — самое вроятное, что онъ лицо, прикосновенное къ Кембриджскому университету, и что такимъ образомъ рзкій отзывъ — отплата за сатирическое изображеніе этого университета въ ‘Hours of Idleness’.
Уже до появленія рецензіи ‘Edinburgh Review’ и въ ожиданіи ея Байронъ, въ виду авторитетнаго значенія, которымъ пользовался въ англійскомъ обществ и литературномъ мір этотъ журналъ, находился въ тревожномъ состояніи. ‘Я сдлался — писалъ онъ Бичеру въ 1808 г.— такимъ важнымъ лицомъ, что противъ меня готовится жестокое нападеніе въ ближайшемъ номер ‘Edinburgh Review’.. Вамъ извстно, что система этихъ Эдинбургскихъ господъ состоитъ въ нападеніи на всхъ. Они не хвалятъ никого, и ни публика, ни авторъ не могутъ ожидать ихъ похвалъ. Но быть цитированнымъ ими все-таки уже составляетъ нчто, ибо они, по ихъ собственнымъ заявленіямъ, разбираютъ только т сочиненія, которыя достойны общаго вниманія’.
Напечатанная статья произвела на автора ‘Hours of Idleness’ сильное, потрясающее впечатлніе. ‘Не получили ли вы вызова на дуэль?’ — спросилъ его при встрч одинъ пріятель немедленно посл появленія рецензіи, ‘и дйствительно — говоритъ Т. Муръ — столь подвижное лицо Байрона должно было въ подобномъ кризис выражать ужасающую энергію. Гордости его была нанесена сильная рана, честолюбіе его было унижено, — но это чувство униженія просуществовало всего нсколько минутъ. Живая реакція его ума противъ несправедливаго нападенія пробудила въ немъ полное сознаніе своего дарованія и горделивая увренность въ успх своего мщенія заставила его забыть стыдъ и тяжелое чувство, причиненное оскорбленіемъ’.
Это мщеніе — ‘Англійскіе Барды и Шотландскіе Обозрватели’ — сатира, появившаяся въ март 1809 г. безъ имени автора, т. е. черезъ четырнадцать мсяцевъ посл напечатанія рецензіи, а въ октябр того же года вышедшая вторымъ изданіемъ, и уже не анонимно. Сатира была впрочемъ вызвана не исключительно статьею ‘Edinburgh Review’: началъ Байронъ писать ее уже прежде, а нкоторая часть была даже написана въ промежутк между первымъ и вторымъ изданіемъ, и тутъ имъ руководило не личное чувство, а образовавшееся въ немъ и еще не провренное солиднымъ критическимъ анализомъ непріязненное отношеніе къ современной поэзіи въ большинств ея представителей. Уже въ 1807 г., слдовательно за два года до сочиненія ‘Англійскихъ Бардовъ’, составивъ списокъ прочитанныхъ имъ до того времени книгъ, онъ сдлалъ къ нему такое примчаніе: ‘Я избгалъ здсь упоминанія о нашихъ живыхъ еще поэтахъ, между ними нтъ ни одного, который переживетъ свои произведенія. Вкусъ угасаетъ между нами. Еще столтіе — и наше могущество, наша литература и наше имя сотрутся съ лица земли и будутъ составлять только незамтную точку на страницахъ исторіи человчества’, Рецензія эдинбургскаго журнала послужила только стимуломъ къ окончанію сатиры и несомннно была причиною ея усиленной и въ большей части совершенно неосновательной рзкости. Но дйствуя въ этомъ случа подъ впечатлніемъ личнаго раздраженія, Байронъ не хотлъ, однако, выйти на бой голословно, не имя подъ собой фактической почвы, не вооружась, такъ сказать, съ ногъ до головы. Только почву эту выбралъ онъ не совсмъ удачно: главнымъ образцомъ для изощренія себя въ сатирическомъ род онъ взялъ любимца своего Попа съ его, правда, остроумной, но вычурной и искусственной ‘Дунціадой’, усердно изучая вмст съ тмъ и другихъ сатириковъ.
Темой для нападенія на современную поэзію послужили для Байрона, по его словамъ, ‘дураки’. На нихъ учиняетъ онъ свою ‘травлю’, дичью въ которой служатъ ему спеціально ‘писаки’. Но Ювеналовская жилка была слишкомъ сильна въ будущемъ автор ‘Донъ Жуана’, чтобы онъ ограничился однимъ литературнымъ міромъ. Попутно клеймитъ его сатира и то, чего литературная, на его взглядъ, испорченность составляла только часть, то, что впослдствіи дало такую пищу его ‘Донъ Жуану’ и многимъ другимъ произведеніямъ — испорченность англійскаго общества, ‘чудовищные пороки’ того времени, времени, когда ‘торжествующій порокъ кичится своимъ могуществомъ, видя преклоненными передъ собою тхъ, которые умютъ только преклоняться, когда безуміе, часто предшествующее преступленію, украшаетъ свою дурацкую шапку колокольчиками всевозможныхъ цвтовъ, когда глупцы и мерзавцы, заключивъ между собою союзъ, становятся во глав всего и чинятъ судъ и расправу на золотыхъ всахъ. ‘Въ современномъ обществ нашъ сатирикъ усматриваетъ множество явленій, дающихъ ему обильный матеріалъ, множество ‘дураковъ, спины которыхъ требуютъ бича’,— и затмъ вступаетъ въ ту область, которая собственно и составляетъ предметъ его изображенія.
Сперва онъ останавливается на современной критик, конечно, имя въ виду главнымъ образомъ рецензію въ ‘Edlnboruh Review’, и тутъ, при отношеніи довольно пристрастномъ къ своимъ рецензентамъ, длаетъ нсколько мткихъ и справедливыхъ замчаній относительно англійской критики вообще, отлично характеризуя ту критику, которая есть не что иное, какъ пасквиль. Вслдъ за этимъ производится генеральный смотръ всхъ современныхъ поэтовъ (исключительно стихотворцевъ), и присутствующій на немъ читатель, мало-мальски знакомый съ исторіею англійской литературы, съ недоумніемъ выслушиваетъ сожалніе автора о славномъ прошедшемъ этой поэзіи — но прошедшемъ не Шекспировскомъ, не Бернсовскомъ, а Драйдена, Попа, въ сравненіи съ которыми современные автору поэты — ‘жалкіе барды’, ‘тупоумные конкуренты разныхъ школъ, оспаривающіе другъ у друга пальму первенства’. Кто же эти писаки, стихоплеты съ точки зрнія молодого, только что вступившаго на литературное поприще Байрона?
Вальтеръ Скоттъ, Соути (въ ту пору еще не опозорившій себя доносами на Байрона и ‘сатанинскую школу’), Вордсвортъ, Кольриджъ, Томасъ Муръ! И ужъ если таково отношеніе сатирика къ писателямъ, игравшимъ въ современной англійской литератур первую роль, то понятно, какъ достается отъ него дятелямъ второстепеннымъ и третьестепеннымъ! И затмъ наносятся удары драматургамъ, на которыхъ, по его убжденію, лежитъ вина ‘позорнаго упадка англійской прославленной сцены’ и критикамъ — особенно критикамъ! — между которыми вызываютъ самое сильное озлобленіе автора дятели шотландской школы (уже потому, впрочемъ, что она, олицетворившаяся въ ‘Edinburgh Review’, стояла во глав англійской критики), эти ‘сверные волки, не перестающіе грабить въ ночной темнот, подлыя твари съ адскимъ инстинктомъ, кидающіяся на все встрчное: молодое и старое, живое и мертвое, безпощадныя гарпіи, которыя должны жрать во что бы то ни стало!’
Если въ рецензіи ‘Edinburgh Review’ нельзя не усмотрть ничего, кром несправедливости и пристрастія, то никто не станетъ, конечно, оспаривать присутствіе этихъ же недостатковъ и въ сатир Байрона. Объясняемое — если не оправдываемое — личнымъ раздраженіемъ по отношенію къ критикамъ, оно представляется непонятнымъ относительно поэтовъ, несомннно талантливыхъ и занимающихъ въ исторіи литературы почетное мсто. Никакого личнаго раздраженія тутъ быть не могло. Причину, слдовательно, нужно видть или въ слабомъ критическомъ чувств Байрона, или въ несогласіи его міровоззрнія съ міровоззрніемъ этихъ поэтовъ (на что въ сатир есть указаніе), или, наконецъ, въ свойственной такимъ натурамъ, какъ Байронъ, въ ихъ молодые годы, граничащей съ заносчивостью самонадянности, вытекающей, можетъ быть, изъ тайнаго и естественнаго сознанія, что скоро блескъ всхъ этихъ именъ потускнетъ передъ его именемъ. Какъ бы то ни было, такъ или иначе, но сатира ‘Англійскіе Барды и Шотландскіе Обозрватели’, какъ оцнка дятельности упоминаемыхъ въ ней писателей, не выдерживаетъ критики, — и Байронъ самъ скоро пришелъ къ такому-же заключенію. Сатиру свою онъ напечаталъ передъ первымъ путешествіемъ за границу, въ его отсутствіе она выдержала еще два изданія. а когда онъ вернулся, то немедленно же ршился навсегда изъять изъ печати это произведеніе, искренне раскаиваясь въ его сочиненіи. Раскаяніе его было тмъ сильне, что нкоторые изъ оскорбленныхъ имъ поэтовъ не только простили ему за неслыханную дерзость, но даже, при возвращеніи его изъ-за границы, съ восторгомъ привтствовали, какъ геніальнаго творца только что написанныхъ двухъ первыхъ псенъ ‘Чайльдъ Гарольда’. Онъ скупилъ остававшіеся въ продаж экземпляры, сжегъ ихъ, и когда девять лтъ спустя нашелъ у Меррея единственный уцлвшій экземпляръ, то написалъ на немъ: ‘Эта книга — собственность другого, и это единственная причина, мшающая мн сжечь этотъ жалкій памятникъ слпого гнва и несправедливаго озлобленія’. Тутъ же на поляхъ противъ разныхъ мстъ сдлалъ онъ замтки въ род ‘несправедливо’, ‘слишкомъ свирпо% ‘скверно, потому что иметъ личный характеръ’, и т. п. ‘Я искренне желалъ бы, — написано имъ въ конц этого экземпляра, — чтобы большая часть этой сатиры никогда не была написана — не только вслдствіе несправедливостей многихъ отзывовъ и личнаго раздраженія, но и потому, что я не могу одобрить ни тона, ни духа ея’. И еще поздне, въ разговор съ Медвиномъ, Байронъ заявилъ, что употреблялъ вс усилія, чтобы это произведеніе никогда больше не издавалось ни въ Англіи, ни въ Ирландіи.
Но при этихъ, сознаваемыхъ каждымъ свдущимъ и безпристрастнымъ читателемъ, равно какъ и самимъ авторомъ, недостаткахъ, сатира Байрона обладаетъ, безспорно, независимо отъ нихъ и громадными достоинствами, обличающими уже теперь будущаго великаго поэта: мткостью многихъ характеристикъ, несмотря на преувеличенную рзкость, блестящимъ остроуміемъ, порывистой силой негодованія тамъ, гд онъ клеймитъ общественные пороки, благородствомъ тона въ тхъ случаяхъ, когда въ немъ говоритъ искреннее и глубокое чувство, гармоническимъ соединеніемъ лирическаго и сатирическаго элементовъ. Наконецъ, немаловажное, думаемъ, значеніе иметъ и самостоятельная смлость, съ которой 21-лтній поэтъ выступилъ противъ давно и прочно установившихся литературныхъ авторитетовъ своего отечества.

Петръ Вейнбергъ.

Англійскіе барды и шотландскіе обозрватели.

САТИРА.

‘I had rather be а kitten and сгу men!
Than one of those same meier ball d-mongers’.— Shakespeare.

‘Such shameless bards we haye, and yet it is true,
Thore are as m. d, abandon’d critics too’. Pope.

ПРЕДИСЛОВІЕ*).
*) Къ 2-му, 3-ьему и 4-му изданіямъ.

Вс мои друзья, ученые и неученые, убждали меня не издавать этой сатиры подъ моимъ именемъ. Если бы меня можно было ‘отвратить отъ влеченій моей музы язвительными насмшками и бумажными пулями критики’, я бы послушался ихъ совта. Но меня нельзя устрашить руганью и запугать критиками, вооруженными или безоружными. Я могу смло сказать, что не нападалъ ни на кого, кто раньше не нападалъ на меня. Произведенія писателя — общественное достояніе: кто покупаетъ книгу, иметъ право судить о ней и печатно высказывать свое мнніе, если ему угодно, поэтому авторы, отмченные мною, могутъ отвтить мн тмъ же. Я полагаю, что они съ большимъ успхомъ съумютъ осудить мои писанія, чмъ исправить свои собственныя. Но моя цль не въ томъ, чтобы доказать, что и я могу хорошо писать, а въ томъ, чтобы, если возможно, научить другихъ писать лучше.
Такъ какъ моя поэма имла гораздо больше успха, чмъ я ожидалъ, то я постарался въ этомъ изданіи сдлать нсколько прибавленій и измненій для того, чтобы моя поэма боле заслуживала вниманія читателей.
Въ первомъ анонимномъ изданіи этой сатиры четырнадцать стиховъ о Поп Боулься были присочинены и включены въ нее по просьб одного моего остроумнаго друга, который теперь собирается издать въ свтъ томъ стиховъ. Въ настоящемъ изданіи они выкинуты и замнены нсколькими моими собственными стихами. Я руководствовался при этомъ только тмъ, что не хотлъ печатать подъ моимъ именемъ что-либо, не вполн мн принадлежащее, я полагаю, что всякій другой поступилъ бы точно такъ же.
Относительно истинныхъ достоинствъ многихъ поэтовъ, произведенія которыхъ названы или на которыхъ есть намеки въ нижеслдующихъ страницахъ, авторъ предполагаетъ, что мнніе о нихъ приблизительно одинаковое въ общей масс публики, конечно, они при этомъ, какъ и другіе сектанты, имютъ каждый свою особую общину поклонниковъ, преувеличивающихъ ихъ таланты, не видящихъ ихъ недостатковъ и принимающихъ ихъ метрическія правила за непреложный законъ. Но именно несомннная талантливость нкоторыхъ писателей, критикуемыхъ въ моей поэм, заставляетъ еще боле жалть о томъ, что они торгуютъ своимъ дарованіемъ. Бездарность жалка, въ худшемъ случа надъ ней смешься и потомъ забываешь о ней, но злоупотребленіе талантомъ для низкихъ цлей заслуживаетъ самаго ршительнаго порицанія. Авторъ этой сатиры боле чмъ кто либо желалъ бы, чтобы какой-нибудь извстный талантливый писатель взялъ роль обличителя на себя. Но м-ръ Джифордъ посвятилъ себя Массинджеру, и за отсутствіемъ настоящаго врача нужно предоставить право деревенскому фельдшеру въ случа крайней надобности прописывать свои доморощенныя средства для пресченія такой пагубной эпидеміи — конечно, если въ его способ лченія нтъ шарлатанства. Мы предлагаемъ здсь нашъ адскій камень, такъ какъ, повидимому, ничто кром прижиганія не можетъ излчить многочисленныхъ паціентовъ, страдающихъ очень распространеннымъ и пагубнымъ ‘бшенствомъ стихотворства’. Что касается эдинбургскихъ критиковъ, то эту гидру смогъ бы одолть только Геркулесъ, поэтому, если бы автору удалось размозжить хотя бы одну изъ головъ зми, и хотя бы при этомъ сильно пострадала его рука, онъ былъ бы вполн удовлетворенъ.

0x01 graphic

Англійскіе барды и шотландскіе обозрватели.

Что-жъ, долженъ я лишь слушать и молчать?
А Фитцъ-Джеральдъ тмъ временемъ терзать
Нашъ будетъ слухъ, въ тавернахъ распвая?
Изъ трусости молчать я не желаю!
Пусть критики клевещутъ и бранятъ,
Глупцамъ я посвящу сатиры ядъ.
Перо мое, природы даръ безцнный!
Ты — разума слуга неоцненный.
Ты вырвано у матери своей,
Чтобъ быть орудьемъ немощныхъ людей,
Служить, когда мозгъ мучится родами
И даритъ міръ то прозой, то стихами.
Любовь обманетъ, щелкнетъ критикъ злой,
Обиженный утшится съ тобой.
Теб своимъ рожденіемъ поэты
Обязаны, но волнъ холодной Леты
Не избгаешь ты… А смотришь: вслдъ
Забытъ и самъ пвецъ. Таковъ ужъ свтъ!
Тебя-жъ, перо, вновь призванное мною,
Какъ Сидъ Гаметъ я въ лаврахъ успокою!
Что брань глупцовъ? Товарищемъ моимъ
Всегда ты будешь. Смло воспаримъ
И воспоемъ — не смутное виднье,
Не пылкихъ грезъ Востока порожденье,—
Нтъ, путь нашъ будетъ гладкій и прямой,
Хоть встртятся намъ терніи порой.
О, пусть мои стихи свободно льются!
Когда Пороку жертвы воздаются
И надъ людьми онъ жалкими царитъ,
Когда дурацкой шапкою гремитъ
Безуміе, братъ старшій преступленья,
Когда глупецъ, съ мерзавцемъ въ единень,
Царя повсюду, правду продаетъ —
Любой смльчакъ насмшекъ не снесетъ,
Неуязвимый, страха онъ не знаетъ,
Но предъ стыдомъ публичнымъ отступаетъ,
Свои гршки скрывать онъ принужденъ:
Смхъ для него страшне, чмъ законъ.
Вотъ дйствіе сатиры. Я далекъ
Отъ дерзкой мысли быть бичомъ порока:
Сильнйшая тутъ надобна рука,—
Не столь моя задача широка.
Найдется мелкихъ глупостей довольно,
Гд будетъ мн охотиться привольно,
Пусть кто-нибудь со мной раздлитъ смхъ.
И большихъ мн не надобно утхъ.
На римоплетовъ я иду войною!
Отнын шутки плохи вамъ со мною,
Вы, эпоса жрецы, элегій, одъ
Кропатели! Впередъ, Пегасъ, впередъ!
Принесъ я тоже музамъ даръ невольный,
Кропалъ стихи въ періодъ жизни школьной,
И, хоть они не вызвали молвы,
Печатался, какъ многіе, увы,
Теперь средь взрослыхъ къ этому стремятся…
Себя въ печати каждому, признаться,
Пріятно видть: книга, хоть она
Пуста, все-жъ книга. Ахъ, осуждена
Она забвенью съ авторомъ бываетъ!
Ихъ громкое заглавье не спасаетъ,
Именъ блестящихъ не щадитъ провалъ
То Лэмъ съ своими фарсами позналъ..,
Но онъ все пишетъ, позабытый свтомъ,
Невольно бодрость чувствуя при этомъ,
Хочу и я кой-что обозрвать.
Себя съ Джеффреемъ я боюсь равнять,
Но, какъ и онъ, судьею быть желаю
И самъ себя въ сей санъ опредляю.

0x01 graphic

Все требуетъ и знанья, и труда,
Но критика, поврьте, никогда.
Изъ Миллера возьмите шутокъ прсныхъ,
Цитируя, бгите правилъ честныхъ,
Погршности умйте отыскать
И даже ихъ порой изобртать,
Обворожите щедраго Джеффрея
Тактичностью и скромностью своею,
Онъ дастъ десятокъ фунтовъ вамъ за листъ.
Пусть вашъ языкъ отъ лжи не будетъ чистъ,
За ловкача вы всюду прослывете
И, клевеща, вы славу наживете
Опаснаго и остраго ума.
Но помните: отзывчивость — чума.
Лишь погрубй умйте издваться,—
Васъ ненавидть будутъ, но бояться.
И врить этимъ судьямъ! Боже мой!
Ищите лтомъ льду и розъ зимой,
Иль хлбнаго зерна въ мякин пыльной,
Доврьтесь втру, надписи могильной,
Иль женщин, поврьте вы всему,
Но лишь не этихъ критиковъ уму!
Сердечности Джеффрея опасайтесь
И головою Лэма не плняйтесь…
Когда открыто дерзкіе юнцы
Одли вкуса тонкаго внцы,
А вс кругомъ, склонившися во прах,
Ждутъ ихъ сужденья въ малодушномъ страх
И, какъ законъ, его ревниво чтутъ,—
Молчаніе не кстати было-бъ тутъ.
Стсняться-ль мн съ такими господами?
Но вс они смшались передъ нами,
Вс — какъ одинъ, и трудно разобрать,
Кого средь нихъ хвалить, кого ругать.
Зачмъ пошелъ безсмертными стопами
Я Джиффорда и Попа? Передъ вами
Лежитъ отвтъ. Читайте, коль не лнь,
И все вамъ станетъ ясно, словно.день.
‘Постойте’,— слышу я, — ‘вашъ стихъ не вренъ,
Здсь римы нтъ, а тамъ размръ потерянъ*.
— А почему-жъ, скажу я на упрекъ,
Такъ ошибаться Попъ и Драйденъ могъ?
‘Зато такихъ ошибокъ нтъ у Пая’.
— Я вмст съ Попомъ врать предпочитаю!
А было время, жалкой лиры звукъ
Не находилъ себ покорныхъ слугъ.
Свободный умъ въ союз съ вдохновеньемъ
Дарилъ сердца высокимъ наслажденьемъ.
Рождалися въ источник одномъ
Все новыя красоты съ каждымъ днемъ.
Тогда на этомъ остров счастливомъ
Внимали Попа нжнымъ переливамъ…
Честь Англіи и барду создала
Культурнаго народа похвала.
На ладъ иной свою настроивъ лиру,
Тогда гремлъ великій Драйденъ міру,
И сладкозвучный умилялъ Отвэй,
Плнялъ Конгривъ веселостью своей.
Народъ нашъ чуждъ тогда былъ вкусовъ дикихъ…
Зачмъ теперь тревожить тнь великихъ,
Когда смнилъ ихъ жалкихъ бардовъ рядъ?
Ахъ, взглядъ нашъ отдохнуть на прошломъ радъ.
Но гд-жъ они, т дивныя созданья,
Что Приковали общее вниманье?
Не мало ихъ, признаться должно намъ.
Нтъ отдыха наборщикамъ, станкамъ,
Тамъ эпосъ Соути лавки наводняетъ,
Тутъ, что ни день, книженка выползаетъ
Съ поэмой Литтля. Въ мір, говорятъ,
Нтъ новаго… Новинокъ длинный рядъ
Проносится межъ тмъ передъ глазами,
И чудеса идутъ за чудесами:
Прививка оспы, гальванизмъ и газъ
Толпу волнуютъ, чтобъ потомъ за разъ
Вдругъ съ трескомъ лопнуть, какъ пузырь надутый.
Плодятся школы новыя и въ лютой
Борьб за славу гибнетъ бардовъ рой,
Но удается олуху порой
Торжествовать среди провинціаловъ,
Гд знаетъ каждый клубъ своихъ Вааловъ,
Гд уступаютъ геніи свой тронъ
Ихъ идолу, телецъ-ли мдный онъ,
Негодный Стотъ, иль Соути, бардъ надменный.

0x01 graphic

Вотъ римоплетовъ вамъ кортежъ презрнный.
Какъ каждый хочетъ выскочить вgередъ
И шпоры старому Пегасу въ бокъ даетъ!
Вотъ блый стихъ, вотъ римы, здсь сонеты,
Тамъ оды другъ на дружк, тамъ куплеты
Глупйшей страшной сказки, безъ конца
Снотворные стихи… Что-жъ, для глупца
Пріятенъ трескъ всей этой пестрой чуши:
Онъ, не понявъ, совсмъ развситъ уши…
Средь бури злой ‘Послдній Менестрель*
Разбитой арфы жалостную трель
Подноситъ намъ, а духи той порою
Пугаютъ барынь глупой болтовнею,
Джильпиновской породы карликъ-бсъ
Господчиковъ заманиваетъ въ лсъ
И прыгаетъ, Богъ знаетъ, какъ высоко,
Дтей стращая, Богъ всть чмъ, жестоко,
Межъ тмъ милэди, запретивъ читать
Тому, кто буквъ не можетъ разбирать,
Посольства на могилы отправляютъ
Къ волшебникамъ и плутовъ защищаютъ.
Вотъ вызжаетъ на кон своемъ
Мармьонъ спесивый въ шлем золотомъ,
Подлоговъ авторъ, витязь онъ удалый,
Не вовсе плутъ, не вовсе честный малый.
Идетъ къ нему веревка и война,
Съ величіемъ въ немъ подлость сплетена.
Напрасно Скоттъ, тщеславьемъ зараженный,
Старьемъ ты мучишь слухъ нашъ утомленный.
Что изъ того, что Миллеръ и Муррей
Въ полкроны цнятъ взмахъ руки твоей?
Коль торгашемъ сынъ звучной музы станетъ,
Его внокъ лавровый быстро вянетъ,
Поэта званье пусть забудетъ тотъ,
Кого не слава,— золото влечетъ.
Пусть, ублажая хладнаго Мамона,
Онъ не услышитъ pолотого звона:
Для развращенной музы торгаша
Награда эта будетъ хороша.
Такого мы поэта презираемъ,
Мармьону-жъ доброй ночи пожелаемъ..

0x01 graphic

Вотъ кто хвалу стремится заслужить!
Вотъ захотлъ кто музу покорить!
Сэръ Вальтеръ Скоттъ священную корону
Отнялъ у Попа, Драйдена, Мильтона…
О, музы юной славные года!
Гомеръ, Виргилій пли намъ тогда.
Давало намъ столтій протяженье
Всего одно великое творенье,
И, какъ святыню, чтили племена
Божественныхъ поэтовъ имена.
Въ вкахъ безслдно царства исчезали,
И предковъ рчь потомки забывали,—
Никто тхъ псенъ славы не достигъ,
И избжалъ забвенья ихъ языкъ.
А наши барды пишутъ, не умя
Всю жизнь отдать единой эпопе.
Такъ, жалкій Соути, длатель балладъ:
Онъ вознестись орломъ надъ міромъ радъ,
Уже Камоэнсъ, Тассъ, Мильтонъ судьбою
Обречены. Беретъ онъ славу съ бою
И, какъ войска, свои поэмы шлетъ.
Вотъ Жанну Д’Аркъ онъ выпустилъ впередъ,
Бичъ англичанъ и Франціи спасенье.
Бедфордомъ низкимъ двы сей сожженье
Извстно всмъ, а между тмъ она
Поэтомъ въ славы храмъ помщена.
Поэтъ ея оковы разбиваетъ,
Какъ феникса изъ пепла возрождаетъ…
Вотъ Талаба, свирпое дитя
Аравіи пустынной, не шутя,
Домданіэля въ прахъ онъ повергаетъ,
Всхъ колдуновъ на свт истребляетъ. ,
Соперникъ Тумба! Побждай враговъ!
Цари на радость будущихъ вковъ!
Ужъ въ ужас бгутъ тебя поэты,
Послднимъ въ род будешь на земл ты.
Пусть геніи возьмутъ тебя съ собой,—
Ты съ честью вынесъ съ здравымъ смысломъ бой.
Мадока образъ высится гигантскій,
Уэльскій принцъ и кацикъ мексиканскій,
Плететъ онъ вздоръ о жизни странъ чужихъ,
Мандвиль правдивй въ сказочкахъ своихъ.
Когда-же, Соути, будетъ передышка?
Ты въ творчеств доходишь до излишка.
Довольно трехъ поэмъ. Еще одна,
И мы погибли, чаша ужъ полна.
Ты мастерски перомъ своимъ владешь,
Такъ докажи, что и щадить умешь.
Но если ты, наперекоръ мольбамъ,
Свой тяжкій плугъ потащишь по полямъ
Поэзіи и будешь, не жаля,
Ты чорту отдавать матронъ Берклея —
То ужъ пугай поэзіей своей
Еще на свтъ невышедшихъ дтей.
Благословенъ пусть будетъ твой читатель,
И помогай обоимъ вамъ Создатель!
Вотъ, противъ правилъ римы бунтовщикъ,
Идетъ Вордсвортъ, твой скучный ученикъ.
Нжнйшія, какъ вечеръ тихій мая,
Наивныя поэмы сочиняя,
Онъ учитъ друга книжекъ не читать,
Не знать заботъ, упорно избгать
Волненій жизни бурной, въ опасень,
Что духъ его потерпитъ раздвоенье.
Онъ, разсужденьемъ и стихомъ за разъ,
Настойчиво уврить хочетъ насъ,
Что проза и стихи равны для слуха,
Что грубой прозы часто жаждетъ ухо,
Что тотъ постигъ высокій идеалъ,
Кто сказочку стихами передалъ.
Такъ, разсказалъ о Бетти Фой онъ нын
И объ ея тупоголовомъ сын,
Лунатик, онъ, сущій идіотъ,
Своей дороги вчно не найдетъ,
Какъ самъ поэтъ, онъ ночь со днемъ мшаетъ.
Пвецъ съ такимъ намъ паосомъ вщаетъ
Объ идіота жалкаго судьб,
Что, кажется, онъ пишетъ о себ.
Здсь о Кольридж дамъ я отзывъ скромный.
Своей надутой музы данникъ томный,
Невинныхъ темъ любитель онъ большой,
Но смыслъ не прочь окутать темнотой.
Съ Парнасомъ у того лады плохіе,
Кто вмсто нжной музы взялъ Пиксію.
Зато пойдетъ по праву похвала
Къ его стихамъ прелестнымъ въ честь осла.
Воспть осла Кольриджу такъ пріятно,
Сочувствіе герою здсь понятно…

0x01 graphic

А ты, о Льюисъ, о поэтъ гробовъ!
Парнасъ кладбищемъ сдлать ты готовъ.
Вдь въ кипарисъ ужъ лавръ твой превратился,
Ты въ царств Аполлона подрядился
Въ могильщики… Стоишь-ли ты, поэтъ,
А вкругъ тебя, покинувъ вышній свтъ,
Толпа тней ждетъ родственныхъ лобзаній,
Или путемъ стыдливыхъ описаній
Влечешь къ себ сердца невинныхъ дамъ,—
Всегда, о членъ парламента, воздамъ
Теб я честь! Рождаетъ умъ твой смлый
Рой призраковъ ужасныхъ, въ саванъ блый
Закутанныхъ… Идутъ на властный зовъ
И вдьмы старыя, и духи облаковъ,
Огня, воды, и сренькіе гномы,
Фантазіи разстроенной фантомы,—
Все, что дало теб такой почетъ,
За что съ тобой прославленъ Вальтеръ Скоттъ.
Коль въ мір есть друзья такого чтенья
Святой Лука взорветъ и ихъ терпнье,
Не сталъ-бы жить съ тобой самъ Сатана,
Такъ безднъ твоихъ ужасна глубина!
Кто, окруженъ внимательной толпою
Прекрасныхъ двъ, поетъ имъ? Чистотою
Невинности ихъ взоры не блестятъ
Румянцемъ страсти лица ихъ горятъ
То Литтль, Катуллъ нашъ. Въ звукахъ лиры томной
Передаетъ онъ намъ разсказъ нескромный.
Его не хочетъ муза осудить,
Но какъ пвца распутства ей хвалить?
Она къ инымъ привыкла приношеньямъ,
Нечистыхъ жертвъ бжитъ она съ презрньемъ,
Но снисхожденьемъ къ юности полна,
‘Ступай, исправься’, говоритъ она.
Странгфордъ! Поэтъ съ златистыми кудрями,
Чужую пснь снабдившій бубенцами,
Плняешь двъ ты ясностью очей
И музою плаксивою своей,
Зачмъ ты смысла подлинникъ лишаешь
И стихъ чужой своимъ ты подмняешь?
Улучшатся-ль Камоэнса стихи
Отъ этой пустозвонной чепухи,
Отъ этой. пестрой, вычурной одежды?
Ужель на то питаешь ты надежды?
Исправь свой вкусъ, Странгфордъ, исправь себя,
Люби, пылай, но чистымъ будь^ любя,
Отвыкни лгать безстыдно предъ толпою
И распрощайся съ лирой воровскою,
И Лузіады славнаго пвца
Избавь скорй отъ Мурова внца.
Смотрите! Вотъ поэзія Гейлея!
Стишки его, что дал, то пусте.
Комедійку-ль онъ въ римахъ пробренчитъ.
Иль похвалу Чистилищу строчитъ,—
Равно безцвтенъ слогъ его сонливый
На склон лтъ и въ юности бурливой.
‘Побдой терпливости’ своей
Мое терпнье побдилъ Гейлей.
Зато ‘Побду музыки’ едва-ли
Въ его стихахъ хоть разъ вы отыскали.
Моравскихъ братьевъ набожный синклитъ
Скорй поэта пусть благодаритъ:
То Граммъ, пвецъ субботнихъ развлеченій,
Даетъ плоды высокихъ вдохновеній
Въ уродской проз. Рима — пустяки,
Сойдетъ и такъ Евангелье Луки!
Залзть порой онъ въ ‘Пятикнижье’ любитъ,
Крадетъ ‘Псалмы’, ‘Пророковъ’ бдныхъ губитъ.

0x01 graphic

Въ ‘Симпатіи’ сквозь дымку легкихъ грезъ,
Байрон Джордж Гордон
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Беппо, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818
  2. Мазепа, Байрон Джордж Гордон, Год: 1819
  3. Ода Венеции, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818
  4. Корсар, Байрон Джордж Гордон, Год: 1825
  5. Дон-Жуан, Байрон Джордж Гордон, Год: 1823
  6. Дон-Жуан, Байрон Джордж Гордон, Год: 1823
  7. Остров, или Христиан и его товарищи, Байрон Джордж Гордон, Год: 1823
  8. Гяур, Байрон Джордж Гордон, Год: 1813
Электронная библиотека