Жизнь.
Жизнь.
(Письмо къ пріятелю, въ день его рожденія.)
‘Сверная Пчела’, No 51, 1827
Жизнь, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1827
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Пятьдесятъ лтъ!— Какъ много для тла, какъ мало для души!— Остановись на рубеж, отдляющемъ зрлость отъ дряхлости, человкъ съ умомъ и чувствомъ, подобію пушинку, оставляющему навсегда свою родину, съ послдней высоты бросаетъ вокругъ себя печальные взгляды. Теперь только открываются предъ нимъ прелестные виды, которыхъ онъ въ торопяхъ не примчалъ, теперь бы онъ желалъ насладиться прохладою рощей, благоуханіемъ цвтовъ, вкусомъ плодовъ, которые онъ миновалъ на пути. Но уже поздно г ему нельзя воротишься, ему должно поспшать къ цли своего странствія, на призывный голосъ природы. Онъ разсматриваетъ дорожный запасъ въ своей котомк: запасъ скуденъ. Силы его ослабли, подпора ненадежна, а итти впередъ непремнно надобно!
Съ человкомъ въ жизни совершаются три нравственныя преобразованія, подобно какъ съ бабочкой: это крылатое наскомое есть истинная эмблема жизни. Человкъ въ дтств — безчувственная кукла, въ юношеств, онъ подобенъ гусениц, существу движущемуся, но не дйствующему, а только исполненному надеждъ на будущій полетъ. Наконецъ, въ зрлыхъ лтахъ, человкъ паритъ умомъ надъ землею, стремятся къ высокимъ истинамъ, ищетъ прочныхъ наслажденій, и подобно бабочк, попадающей въ огонь, часто налетаетъ на горести, заблужденія, обманы. Приходитъ осень: крылья ослабваютъ, чувства притупляются, воображеніе тупетъ, и человкъ долженъ, подобно бабочк, искать тихаго уголка, чтобы слечь до будущей весны, до новаго оживленія — въ вчности.
Земля такъ прекрасна, человкъ такъ премудро устроенъ Создателемъ для счастья! На пути жизни разсяно такъ много наслажденій для всхъ возрастовъ, для всхъ состояній, и пятьдесятъ лтъ довольно времени для удовлетворенія всхъ надеждъ, для пресыщенія всхъ желаній. Повторяю: много для тла, мало для души! Мало потому, что мы весьма поздно начинаемъ чувствовать свое высшее предопредленіе, поздно думаемъ о томъ, что надлежало бы запасать съ перваго дтскаго возраста. По несчастью, сама природа поздно назначила время самопознанія.
Дтство не можетъ назваться жизнью въ полномъ смысл слова: это прозябеніе. Разсудокъ и страсти спятъ, воля не дйствуетъ. Наслажденія и горести дтства сушь то же, что легкій втерокъ на стоячей вод. Мы судимъ о счасть безмятежнаго возраста относительно къ своему положенію, и потому завидуемъ дтству. Это все равно, что завидовать несуществованію. Отрочество — есть вступленіе въ жизнь. Наслажденія и горести этого возраста непримтно сливаются съ дтскими. Сіи два возраста могутъ быть почитаемы одною эпохою существованія, съ нкоторыми только постепенностями. Отрокъ живетъ, такъ сказать, въ чуж: воля его и разумъ передвигаются на помочахъ. Нравственное состояніе отрока можно уподобишь мягкому веществу, которое тогда только будетъ имть настоящую свою цну, когда Художникъ сообщитъ ему вида’ и краску. Часто Художникъ, вмсто того, чтобы сдлать что нибудь прочное и полезное, хочетъ блеснуть одною огромностью наружности, и выливаешь пустой шаръ, покрытый лакомъ. Чернь удивляется искуству Художника — но работа пропадаетъ безъ пользы. Воспитаніе длаетъ человка: одно истинное просвщеніе длаетъ его полезнымъ себ и другимъ. Перехода, изъ отрочества въ юношество — есть важная эпоха жизни — но не жизнь.
Наконецъ наступаетъ юношескій возрастъ. Человкъ какъ будто пробуждается отъ сна, а съ нимъ вмст пробуждаются страсти, вспыхиваетъ воля, и разсудокъ начинаетъ двигаться, какъ бы въ просонкахъ. Человкъ вступаетъ на поприще жизни. Жадный наслажденій, онъ хочетъ испытать все, что прежде зналъ только по имени. Сердце его не можешь вмщать въ себ всхъ желаній, всхъ ощущеній, толпящихся наперерывъ одно за другимъ. Богатый чувствованіями, онъ расточаетъ ихъ безъ разбора, какъ мотъ, бросающій деньгами. Втреную красавицу онъ надляетъ любовью, коварнаго льстеца дружбою, лицемра довренностью, ханжу уваженіемъ, развратника помощью. Звукъ славы обворожаетъ слухъ его, блескъ почестей ослпляетъ зрніе. Остановись, юноша! Ты избралъ ложный путь: извстность не есть слава, блескъ не доблесть. Но юноша не внемлетъ совтамъ: онъ гордою улыбкою отвтствуетъ на совты опытности. Онъ думаетъ, что онъ счастливъ: пылкое воображеніе забавляетъ его призраками любви, дружбы, и указываетъ легкій путь къ слав, къ почестямъ. Опытность говоритъ, что самое прилежное ученіе, самое рачительное воспитаніе можетъ доставить только ключъ къ вратамъ мудрости, за которыми находится обширное пространство, гд надобно еще много труда и времени, чтобы приблизиться къ высокой цли нравственнаго совершенства: юноша, имя одни средства къ приближенію, и стоя у преддверія ристалища, полагаетъ, что уже достигъ цли, — онъ почитаетъ себя мудрымъ, опытнымъ. Наконецъ кипнье страстей утихаетъ, воображеніе охладваетъ, разсудокъ пробуждается, зрлый возрастъ раздираетъ завсу очарованій, и человкъ со вздохомъ останавливается на конц юношескаго поприща: онъ начинаетъ сожалть о потер прошедшаго, и въ будущемъ ищетъ вознагражденій.
Юноша похвалялся множествомъ друзей: зрлый мужъ ищетъ одного друга, ищетъ, и часто не находитъ. Для согртія охладвающаго сердца ему нужна любовь, но любовь постоянная, прочная. Онъ ищетъ существа, которое могло бы приковать его на вки, которое бы обмнялось съ нимъ его чувствованіями. Слдовать ли внушенію сердца, положишься ли на увренія разсудка? Подвергнуть ли участь цлой жизни слпому жребію?— Сколько заботъ, безпокойствъ, испытаній, обмановъ!— Наконецъ онъ нашелъ друга и супругу, онъ счастливъ, но только въ тсномъ кругу. Въ сердц его еще есть порожнее мсто, которое надлежитъ непремнно наполнить для полнаго благополучія. Онъ человкъ, гражданинъ: онъ хочетъ быть полезнымъ человчеству, отечеству, хочетъ трудиться для общаго блага, сложить въ общее казнохранилище запасъ своихъ дарованій и опытности. Онъ стремится къ сей высокой, благородной цли, и на пути своемъ встрчаетъ непреодолимую преграду изъ обстоятельствъ, предразсудковъ, невжества, безчувственности, эгоизма, зависти, злобы, коварства. Тщетно онъ вопіетъ: ‘люди! пустите меня впередъ: я хочу трудишься для вашего блага, жить для вашего счастья!’ — Ему отвчаютъ сардоническимъ смхомъ и презрніемъ, говорятъ: ‘мы лучше и умне тебя, мы не вримъ чистот твоихъ намреній!’ Одни не понимаютъ его, другіе не хотятъ понять. Между тмъ толпы пробиваются лбомъ чрезъ преграду, другіе проползаютъ чрезъ нее, расхищаютъ почести, вмсто того, чтобы получишь ихъ въ обмнъ за свои труды для общаго блага. Въ шум, крик, сует, голосъ достойнаго исчезаетъ въ воздух: онъ удаляется съ стсненнымъ сердцемъ, съ горькою долею опытности: приходитъ въ свое уединеніе, и застаетъ, что надежды улетли. Запасъ, собранный имъ для человчества, обращается на пользу его ближнихъ.
Наконецъ наступаетъ старость, итогъ цлой жизни. Жатва поспла, и человкъ собираетъ то, что посялъ. Зарево потомства освщаетъ старость, и современники предугадываютъ судъ будущихъ поколній. Уваженіе осняетъ старость благодтелей человчества, покровителей Наукъ, просвтителей народовъ. Презрніе людей тяготитъ старость враговъ общаго блага, эгоистовъ, человкоотступниковъ {Не слишкомъ ли смло это выраженіе? Соч.}. Тогда то, исчисляя время, проведенное на земли, пятьдесятъ, шестьдесятъ, восемьдесятъ лтъ, человкъ невольно воскликнетъ: Какъ много для тла, какъ мало для души! . Б.