Отрывок из путевых записок французского путешественника, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1826 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

Служитель мой купилъ квасцевъ, млу и гвоздей на толкучемъ рынк, я случайно бросилъ взглядъ на бумагу, въ которой все это было завернуто, и увидлъ, что это листки путевыхъ записокъ, на Французскомъ язык. Сообщаю моимъ читателямъ въ перевод: на этой рукописи, вмсто заглавія, была написана половина стиха Боало: Bien n’est beau que le vrai…

’29 Сентября 18 года. Вещи мои остались въ Кронштатской Таможн, я поручилъ это дло писцу изъ Консульской канцеляріи, а самъ съ камердинеромъ моимъ Лафлеромъ, отправился въ Петербургъ на пароход, прекрасномъ и удобномъ судн, принадлежащемъ Г. Берду, родомъ Англичанину. Шкиперъ и служители парохода Русскіе, трактирщикъ Нмецъ, музыканты Жиды, а пассажиры, платящіе по 5 рублей съ персоны за проздъ, всхъ возможныхъ Европейскихъ націй. Сколько я могъ замтишь, то Русскіе по большей части ли и пили, Англичане только пили, Нмцы курили табакъ, Италіанцы пли, Французы говорили безъ умолку, Испанцы весьма прилежно — молчали и смотрли на конецъ своего носа, Шведы со вздохомъ поглядывали въ воды Финскаго залива. Лафлеръ замтилъ большую разность въ обычаяхъ между Русскими и Французами. Женщины сидли скромно и въ безмолвіи, потупивъ глаза, и только украдкой бросали взоры на офицеровъ, мужчины вовсе не старались заводить разговоръ съ дамами, и услаждать скуку морскаго пути комплиментами и угожденіями, какъ мы замтили на Французскомъ пакетбот, при перезд изъ Дувра въ Кале. Посл я узналъ, что прекрасный полъ не такъ молчаливъ дома, какъ на пароход, и что потупленные взоры иногда бываютъ также краснорчивы, какъ и быстрые взгляды, и часто выражаютъ смыслъ Шекспировыхъ стиховъ илъ Гамлета: То be or not to be, т. е. быть или не быть — разумется женою. Въ 12 часовъ утра мы пристали къ берегу. Къ большому моему неудовольствію, я не нашелъ здсь ни фіякровъ, ни кабріолетовъ. Наемные экипажи, называемые дрожками, удивили меня своимъ устройствомъ. Это доска со спинкой, покрытая подушкою и повшенная на рессорахъ: кучеръ сидитъ верхомъ на этой подвижной скамь, и занимаетъ большую часть оной. Хотя изъ всхъ пожитковъ со мною былъ только небольшой узелокъ съ парою платья и перемною блья, но мы никакъ не могли помститься вдвоемъ, и принуждены были для двухъ человкъ взять два экипажа. Свъ бокомъ, я чуть было не упалъ, и потому послдовалъ примру другихъ, и слъ верхомъ на этой скамь, не помню, гд-то я читалъ, что племена, населяющія Россію, происходятъ отъ древнихъ кочевыхъ народовъ, Скиовъ и Сарматовъ: вроятно, этотъ экипажъ выдуманъ кочевымъ народомъ, привыкшимъ проводить жизнь на кон. Дохавъ до трактира, я былъ весь забрызганъ грязью, и вставая со скамьи, замаралъ платье дегтемъ. Въ слдствіе этого, первое мое замчаніе начинается словами: невыгодные публичные экипажи. Трактиръ, гд я остановился, называется, по имени покойнаго хозяина дома, Демушовымъ. За дв комнаты, весьма и весьма скромно меблированныя, безъ камина, съ комнаткой для Лафлера, съ двумя постелями, я заплатилъ въ сушки десять рублей, что составляетъ не много боле десяти франковъ: въ Париж такая квартира, съ каминомъ, стоитъ въ сутки только два франка.

‘Тотчасъ явился ко мн зубной врачъ, изъ Нмецкихъ Евреевъ, съ предложеніемъ вычиститъ мн зубы и снабдить предохранительными средствами отъ здшняго климата. За сткляночку полосканья, которая продается въ Париж по 10 су, я долженъ былъ заплатить 5 рублей или 100 су. Когда и сказалъ это зубному врачу, то онъ отвчалъ мн, что иностранцы здятъ въ Парижъ для удовольствія, а сюда, на край Европы, прізжаютъ только наживаться, и потому дорого продаютъ свои изобртенія и свое искуство. Посл зубнаго врача явился Италіанецъ съ духами и помадою, Польскій жидъ съ шлафроками и ваксой, Нмецъ съ зонтиками и тростьми, какой-то космополитъ Греко-Италіяно-Славяно-Чехъ, съ подпискою на учено-полиглото-философико-филологическое сочиненіе, и еще нсколько спекулаторовъ чужеземцевъ, отъ которыхъ я насилу отдлался. Я потребовалъ лонъ-лакея, умющаго говоришь по-Французски. Мн представили Поляка, служившаго нкогда въ Польскихъ легіонахъ во Франціи. Я веллъ ему нанять карету на другой день для визитовъ, и онъ тотчасъ сталъ величать меня Графомъ. Это мн не понравилось, я объявилъ ему, что я просто Французскій дворянинъ, и хочу, чтобъ меня называли тмъ, что я въ самомъ дл. Лонъ-лакей извинился, и сказалъ, что онъ выучился къ этому отъ своихъ богатыхъ или лучше сказать, тороватыхъ земляковъ, такихъ же простыхъ дворянъ, какъ и я, которые, прізжая въ Петербургъ, за тмъ только нанимаютъ карету въ четыре лошади, чтобы лонъ-лакеи у подъздовъ кричали: карету Графа такого-то. Повтореніе сихъ словъ жандармомъ, стоящимъ для порядка у дверей публичныхъ собраній и спектаклей, служитъ вмсто инвеституры на Графское достоинство. Сверхъ того они напечатавъ сотни дв билетовъ съ Графскимъ титуломъ, разбрасываютъ ихъ по переднимъ, и такимъ образомъ пріобртаютъ званіе, которое другіе заслуживаютъ кровію, врою и правдою. Возвратясь въ свою провинцію, они продолжаютъ называться Графами, къ соблазну своихъ сосдей, къ смху товарищей и общему негодованію всхъ здравомыслящихъ людей. Этотъ расказъ Казимира (такъ назывался мой лонъ-лакей) мн понравился, я далъ ему пять рублей, и онъ въ восторг снова забылся и назвалъ меня Графомъ. Познакомившись посл съ Поляками здравомыслящими. Я узналъ, что они называютъ сихъ любителей незаслуженныхъ титуловъ Псеудо-Графами, т. е. подложными Графами.

Я веллъ привесть парикмахера, портнаго, сапожника, прачку и блошвейку, чтобъ заказать разныя вещи, и распорядишься на будущее время. Казимиръ привелъ ко мн парикмахера Француза, портнаго Фламанца, сапожника Нмца, прачку Чухонху и блошвейку Англичанку. Проживъ цлыя сушки въ столиц Россіи, я, кром извощика, не имлъ дла ни съ однимъ Русскимъ: это мн было очень досадно, потому что я люблю Русскихъ, и нарочно пріхалъ сюда, чтобы съ ними познакомиться.

30 Сент. Я выхалъ изъ дому въ десять часовъ утра, развозить визитные билеты и рекомендательныя письма къ знатнымъ особамъ. Вышедши на крыльцо, чтобы ссть въ карету, я остановился отъ удивленія и досады. Лошади были тощи, збруя самая негодная, карета забрызгана грязью, кучеръ въ старомъ испачканномъ кафтан, и форейторъ мальчикъ лтъ десяти не боле, румяный и здоровый, въ чужой шляп съ рослаго мужчины, которая закрывала ему половину лица, въ чужомъ длинномъ кафтан, какъ въ мшк. ‘Не лучше ли было бы, Казимиръ, если бъ ты привелъ мн пару хорошихъ, дюжихъ лошадей, съ порядочнымъ кучеромъ и щегольскою каретою?’ сказалъ я. ‘Въ этомъ экипаж стыдно показаться на улиц, и я боюсь, что этотъ мальчикъ упадетъ съ лошади или надетъ на кого нибудь.’ — ‘Будьте спокойны,’ отвчалъ Казимиръ: ‘здсь не смотрятъ на красоту наемнаго экипажа, была бы четверка — это главное. Что касается до лошадей, то вы сами увритесь въ ихъ доброт, а этотъ мальчикъ сидитъ крпче и управляетъ лошадью лучше, прошу не прогнваться, многихъ Французскихъ кирасировъ. Я самъ служилъ въ конниц и умю судить о верховой зд. При этомъ осмливаюсь вамъ замтить, что здсь ни о чемъ не должно судить по наружности. Всесвтная пословица: наружность обманчива, — именно здсь иметъ свое настоящее значеніе.’ — ‘Быть такъ!’ сказалъ я, слъ въ карету и веллъ везши себя по адресамъ.

Я испугался, когда мы стрлою понеслись на тощихъ лошадяхъ: стекла дребезжали, доски подъ ногами тряслись, дверцы трепетали и карета угрожала разрушеніемъ, но я крпился, чтобъ не показаться трусомъ. форейторъ привелъ меня въ изумленіе своею смлостью и расторопностью. Онъ кричалъ, какъ изступленный, предостерегалъ пшеходовъ своими воплями, повелвалъ извощикамъ принимать въ право или въ лво, извивался между рядами каретъ, съ геометрическою точностью останавливался ровнехонько передъ подъздами, и съ величайшимъ искуствомъ описывалъ дугу на поворотахъ. Нсколько разъ лошадь спотыкалась подъ нимъ, и даже припадала, ко онъ сидлъ твердо, какъ прикованный къ сдлу, дергалъ поводами, махалъ плетью и безпрестрастно скакалъ впередъ. Пускай кто хочешь смется надо мною, но я первую выгодную идею о Русскихъ получилъ отъ моего форейтора. Этотъ народъ, думалъ я, сидя въ карет: рожденъ къ перенесенію величайшихъ трудовъ и опасностей, присутствіе духа, расторопность и безстрашіе этого мальчика, суть поруки въ необыкновенныхъ способностяхъ и мужеств цлаго народа. Я не сводилъ глазъ съ форейтора и тшился его ловкостью.

Въ нсколькихъ домахъ меня не приняли, но одинъ знатный баринъ велть просить пожаловать, и я радъ былъ дать отдохнуть лошадямъ, отъ которыхъ паръ вился клубамъ, какъ будто он были опарены кипяткомъ. Мн пріятно было также дать отдохнуть моему форейтору, я взглянулъ на него: онъ одною рукою утиралъ потъ съ лица, а другою вынулъ изъ-за пазуха хлбъ (сайку) и началъ преспокойно завтракать на сдл.

(Продолженіе впредь.)

‘Сверная Пчела’, No 128, 1826

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

(Продолженіе.)

‘Въ сняхъ (vestibule), я увидлъ нсколько человкъ въ Русскомъ плать, съ бородами, нсколько человкъ въ поношенныхъ фракахъ и сертукахъ, и нсколько старухъ въ старыхъ шелковыхъ салопахъ, нкогда чернаго, теперь бураго цвта. Всходя на лстницу, я спросилъ у Казимира, что значитъ этотъ разнокалиберный форпостъ въ сняхъ барина. ‘Люди съ бородами,’ отвчалъ Казимиръ: ‘суть поставщики състныхъ и другихъ припасовъ, фрачники, иностранные мастеровые, а салопницы попрошайки!’ — ‘То есть нищія?’ сказалъ я.— ‘Нтъ, ихъ нельзя назвать этимъ именемъ,’ отвчалъ онъ. ‘Благодаря попечительному Правительству, здсь есть вдовьи домы, больницы и различныя страннопріимныя заведенія для содержанія бдныхъ старухъ, увчныхъ и немощныхъ. Кром того, нсколько благотворительныхъ Обществъ стараются о нихъ, и множество благодтельныхъ людей всхъ сословій пекутся, ищутъ только случая, чтобы доставать вспоможенія бднымъ въ ихъ жилищахъ, когда болзнь или какой непредвиднный случай лишаетъ ихъ возможности трудами содержать себя. Но эти попрошайки и нкоторые тунеядцы, останавливающіе прохожихъ на улиц, называясь бдными чиновниками, составляютъ особый родъ промышленниковъ, оно наживаются, побирая проценты съ тщеславія господъ, которые любятъ явно подавать милостыню.’ — ‘Браво, Казимиръ! ты философствуешь!’ — ‘Говорю, сударь, что знаю и вижу.’

Лстница не соотвтствовала наружности дома и званію человка, къ которому я шелъ съ визитомъ. Я спросилъ у Казимира, не по черной ли лстниц онъ провелъ меня. ‘Нтъ,’ отвчалъ онъ: ‘здсь хозяева домовъ, отдающіе въ наемъ квартиры, большею частью не заботятся о красот лстницъ. Только знатные господа, имющіе свои собственные домы, и иностранцы имютъ прекрасныя свтлыя, теплыя зимою и чистыя лстницы. Но теперь эти вводится повсюду, и большая часть новыхъ домовъ построена съ прекрасными лстницами.’ Передняя также мн не очень понравилась, и я съ трудомъ притискался между толпою лакеевъ, изъ коихъ многіе были въ весьма ненарядномъ неглиже. Но вошедши въ залу, я однимъ шагомъ переступилъ въ землю просвщенную. Мебели краснаго дерева отличной работы, бронзы, картины вознаградили зрніе мое за непріятную переправу чрезъ сни, лстницу и переднюю. Камердинеръ провелъ меня чрезъ нсколько богато убранныхъ комнатъ, и ввелъ въ кабинетъ хозяина. Онъ сидлъ въ утреннемъ сертук за большимъ столомъ, на которомъ стояли глобусы, лежали карты, книги и множество бумагъ. Кругомъ стнъ стояли богатые шкафы краснаго дерева съ книгами. Я вздохнулъ свободне.

Хозяинъ принялъ меня чрезвычайно ласково, и, какъ говорится, съ отверстыми объятіями, онъ весьма былъ доволеи-ь письмомъ, привезеннымъ мною отъ старой его знакомки, изъ Парижа. Я засталъ здсь нсколько молодыхъ людей и нсколько человкъ среднихъ лтъ, которые, до моего еще прихода, разговаривали между собою по-французски. Вс говорили прекрасно нашемъ языкомъ, только а замтилъ, что нкоторые молодые люди старались излишне подражать Парижскому произношенію, подобно нзшимъ молодымъ провинціальнымъ франтамъ. Но мой утонченный слухъ никакъ не могъ обмануться, и не взирая на усилія молодыхъ Россіянъ, произносить букву г горломъ, а мягкія ударенія носомъ, и съ перваго слова узнавалъ, что они не Французы. Кром того я замтилъ нкоторые особенные провинціализмъ! и неправильныя выраженія, которыя, какъ видно, переводимы были слово въ слово съ Русскаго. Напримръ: хозяинъ спросилъ меня: Avez von’ un bon quartier? Я не понялъ его: ‘piartier, у насъ называется кварталъ въ город или главная квартира въ армія. Но какъ а не служилъ ни въ армія, ни въ Полиціи, ню не зналъ, что отвчать. Наконецъ мн растолковали, что это значитъ logement, appartement, то есть, наемная квартира. Другой господинъ, котораго спросили о здоровь, отвчалъ: ‘Je me suis refroidi, j’ai le rhume.’ Refroidi, у насъ говорятъ только о застуженомъ жаркомъ или суп, и я съ удивленіемъ смотрлъ на этого господина, который въ самомъ дл похожъ былъ на жаркое. По другой половин рчи я подумалъ, что онъ торгуетъ крпкими напитками, и объявляетъ что у него есть хорошій ромъ. Вышло на поврку, что онъ простудился и одержимъ насморкомъ {Надлежало бы сказать: J’ai pris du froid, je suis enrhum.}. Я ужаснулся, когда мн сказали, что черезъ мсяцъ или черезъ подбора, Нева остановится въ своемъ теченіи, la Neva s’arrtera! Съ начала а подумалъ, что для предупрежденія наводненія, рку хотятъ отвесть въ другую сторону каналами, но вышло, что Нева покроется льдомъ {У насъ говорить: la Neva s’ett arrte, вмсто la Neva est prise. Не лучше ли было бы говорить по-Русски между собою, по крайней мръ о Русскихъ предметахъ? Изд.— Право лучше. Примч. наборщика.}. Наконецъ обратился разговоръ на Парижъ, и я удивился, съ какою точностью молодые люди, даже небывавшіе въ немъ, расказывали обо всхъ закоулкахъ нашей столицы, о всхъ публичныхъ и частныхъ заведеніяхъ, достойныхъ вниманія или любопытства путешественниковъ. Они наизустъ знали имена всмъ отличныхъ ресторатеровъ, содержателей кофейныхъ домовъ и загородныхъ трактировъ, и вмст съ тмъ знали не только имена, но даже характеристику людей большаго общества. Думая, что они еще лучше знаютъ свою отечественную столицу, я обратился къ одному изъ ораторовъ, и попросилъ его сказать мн, съ какихъ Музеевъ, библіотекъ и картинныхъ галлерей я долженъ начать осматривать достапамятности Петербурга, какія зданія заслуживаютъ особенное вниманіе, по историческимъ ли воспоминаніемъ, или по необыкновенной архитектур, какія ученыя и учебныя заведеніи пользуются большею славою, и наконецъ, съ кого долженъ я начать посщенія, желая познакомиться съ отличными Русскими Авторами и Художниками. Молодой человкъ смотрлъ мн въ глаза и, казалось, не понималъ меня. Я повторилъ мой вопросъ, и онъ, заикаясь, сказалъ, что здсь стоитъ видть Эрмитажъ, и что на Невскомъ проспект на углу, большими буквами написано: Императорская Публичная Библіотека. ‘Милостивый Государь!’ возразилъ я: ‘слава о сокровищахъ Эрмитажа и Библіотеки достигла до ушей моихъ, когда я былъ еще юношею, ихъ должно осмотрть, а не стоитъ видть: но я хотлъ было познакомиться съ Петербургомъ съ большею подробностью, и былъ бы весьма благодаренъ, если бъ кто изъ Гг. Русскихъ, славящихся своимъ гостепріимствомъ, благоволилъ быть, если не путеводителемъ моимъ, то, по крайней мр, совтникомъ.’ Молодые люди поглядывали другъ на друга съ улыбкою, пожилые пожимали плечами, потупя глаза въ землю, и никто не отвчалъ мн. ‘Неужели въ Петербург нтъ никакихъ заведеній, достойныхъ особеннаго вниманія путешественника, крону Эрмитажа и Публичной Библіотеки?’ сказалъ я съ нкоторою примтною досадою. ‘О! есть много и весьма много» отвчалъ хозяинъ: ‘но будемъ откровенны: мы, Русскіе, ограничиваемъ наше гостепріимство радушнымъ пріемомъ въ дом, ради, когда у васъ обдаютъ, ужинаютъ, танцуютъ, но мы не любимъ странствовать съ путешественниками по различныхъ заведеніямъ, отчасти отъ того, что намъ некогда, а отчасти потому, что мы о публичныхъ заведеніяхъ знаемъ только по Адресъ-календарю, а о частныхъ по слуху. Въ этомъ мы весьма разнимся, съ вами, Гг. Французы. Изъ народной гордости, вы ради если можете показать иностранцамъ все достопамятное, великое, изящное въ вашей столиц, и признаюсь, это очень похвально.’ — ‘Мн кажется,’ сказалъ я: ‘что первая обязанность каждаго человка состоитъ въ томъ, чтобы знать свое отечество и все въ немъ достопамятное, предпочитать свой языкъ всмъ прочимъ, и гордиться отечественными памятниками Искуства и произведеніями ума.’ — ‘Прекрасно! безподобно!’ воскликнулъ хозяинъ: ‘я вашего мннія, но… изволите видть … намъ нкогда заниматься этимъ у себя, и мы вознаграждаемъ это въ путешествіяхъ. Однакожъ и у насъ были вельможи, которые составляли Музеи, Библіотеки и жертвовали всмъ для блага отечества, и у насъ есть также любители, и пламенные любители, всего отечественнаго: правда, ихъ не очень много, но это все равно, прізжайте ко мн сегодня въ 4 часа обдать, il y aura des gastes {(*) Въ Швейцарскомъ Французскомъ нарчіи, гость называется gatte, такъ какъ по-Нмецки, вмсто hte, convive, или употребительне: du monde. Вообще господа гувернеры сообщаютъ своимъ питомцамъ вс свои провинціализмы.} chez moi, и я познакомлю васъ съ нкоторыми изъ нихъ. Они вамъ вс раскажутъ и все покажутъ.’ Я распрощался съ хозяиномъ и нетерпливо желалъ познакомиться съ этими господами гостями, avec des gutes, полагая, что это означаетъ какое нибудь ученое сословіе.’

(Продолженіе впредь.)

‘Сверная Пчела’, No 129, 1826

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

(Продолженіе.)

‘Вышедъ отъ моего новаго знакомаго, я отпустилъ карету, веллъ прізжать къ моей квартир въ 3 ¹/₂ часа, и самъ пошелъ съ Казимиромъ пшкомъ, приказавъ проводить себя во Французскую книжную лавку.

‘Прошу дать мн полное, подробное и самое новйшее описаніе С. Петербурга на Французскомъ язык,’ сказалъ я книгопродавцу. ‘У насъ нтъ полнаго и новаго описанія столицы,’ отвчалъ книгопродавецъ. ‘Нтъ даже и на Русскомъ!’ примолвилъ улыбаясь одинъ незнакомецъ, пересматривавшій книги.— ‘Это невозможно!’ — ‘Точно такъ,’ сказалъ незнакомецъ: ‘но я вижу, что вы чужеземецъ, и потому должно объяснишь вамъ это нсколько подробне. Въ 1779 году, вышло у насъ на Русскомъ язык весьма полезное сочиненіе, составленное Г. Богдановымъ, онъ описывалъ Петербургъ отъ основанія его до 1761 года. Посл него, Георги въ 1790, Шторхъ въ 1794, и Реймерсъ въ 1805, издали прекрасныя для своего времени описанія Петербурга на Нмецкомъ язык, которыя однако жъ переведены на Русскій. Тотъ же почтенный ученый, Шторхъ, помстилъ описаніе столицы въ своемъ отличномъ сочиненіи на Нмецкомъ язык: Россія въ царствованіе Императора Александра, вышедшемъ въ свтъ въ 1805 и 1804 годахъ. Медицинская топографія Петербурга издана на Нмецкомъ же язык Г. Атенгоферомъ. Г. Шредеръ издалъ на Русскомъ и на Нмецкомъ языкахъ Новйшій путеводитель по Петербургу въ 1820 году. На Французскомъ язык Г. Фабръ издалъ Бездлки въ 18×2 году, сочиненіе гумористическое о нравахъ и характерахъ жителей столицы, и Г. Свиньинъ, къ 1816 и 1818 годахъ, издалъ Достопамятности Петербурга по-Русски и по-Французски: жаль, что до сихъ поръ вышло только три тетради сего сочиненія, которое отъ того и неудовлетворительно. И такъ изъ всхъ описаній столицы, (изъ которыхъ лучшее есть Реймерсово на Нмецкомъ язык) одно устарли, другія не кончены, а слдствіе то, что мы не имемъ новаго и полнаго описанія одного изъ прекраснйшихъ городовъ въ мір, который заключаетъ въ себ столько достопамятныхъ заведеній, что одними названіями можно наполнить цлый томъ. Я самъ Литераторъ, и весьма сожалю, что служба препятствуетъ мн заняться этимъ трудомъ, полезнымъ и даже славнымъ для отечества.’ — ‘Вы Литераторъ?’ — воскликнулъ я въ восхищеніи: ‘позвольте познакомиться съ вами, я иностранецъ, Французъ, страстный любитель Наукъ и Словесности, и желалъ бы узнать здшнихъ Ученыхъ и Литераторовъ.’ — ‘Очень радъ, если могу быть вамъ полезнымъ,’ сказалъ незнакомецъ: ‘вы, вроятно, прибыли къ намъ искать мста наставника, гувернера, учителя или, какъ говорятъ Французы, Профессора?’ — ‘Извините, я пріхалъ безъ всякихъ проектовъ.’ — ‘И такъ вы конечно принадлежите къ Посольству?’ — ‘Не угадали: я пріхалъ просто, какъ путешественникъ, какъ Аиняне прізжали въ могущественный Римъ, подивиться великому народу, который въ самое короткое время сдлалъ столь великіе успхи въ просвщеніи, и какъ исполинъ появился въ Европ, на защиту троновъ и народовъ.’ — Литераторъ слушалъ и смотрлъ мн въ глаза, и наконецъ сказалъ:, я живу безъ вызда двадцать пять лтъ въ столиц, и встрчаюсь въ первый разъ съ Французомъ путешественникомъ, который прибылъ къ намъ съ столь благородною цлію. Поврьте, что любопытство ваше вознаградится сторицею, и вы увидите здсь предметы, которые длали бы честь Парижу и Лондону.’ — ‘Вы крайне меня обрадовали, отвчалъ я, потому, что часъ назадъ, я былъ противнаго мннія.’ Тутъ я разсказалъ доброму Литератору встрчу мою съ его земляками, и разговоръ о достопамятностяхъ столицы, во время посщенія новаго моего знакомаго. Литераторъ горько улыбнулся и сказалъ: ‘Милостивый государь! въ первый день вашего прізда, вы доданы знать, что наше порядочное общество, и вообще люди достаточные, раздляются на два класса, имющіе два подраздленія. Одинъ классъ составляютъ люди, воспитанные иностранцами, которые только по именамъ и происхожденію причисляются къ Русскимъ. Они всю жизнь мечтаютъ о Париж и Лондон, говорятъ по-Русски только съ слугами низшаго разбора, читаютъ no-Русски одни Адресъ календари и подписи на ассигнаціяхъ, а пишутъ только свои имена подъ векселями и щетами. Этотъ, можно сказать, иностранный классъ еще раздляется на два разряда: грамотный и безграмотный. Въ первомъ разряд читаютъ Французскіе, а иногда даже Англійскіе Романы,, кой какіе легкія стихотворенія, брошюры, но вообще покупаютъ много иностранныхъ книгъ, размщаютъ ихъ въ богатыхъ шкафахъ и въ богатыхъ переплетахъ на вчный упокой, на полкахъ, а непереплетенныя книги ученаго содержанія, разрзанныя по должности камердинеромъ, и новыя Газеты раскладываютъ на своихъ письменныхъ столикахъ, чтобъ приходящіе къ нимъ видли, что они занимаются важными предметами. Эти господа пишутъ также по-Французски письма, а иногда даже стихи, которыхъ послдній Парижской школьникъ не согласился бы признать своими. Нкоторые изъ нихъ судятъ о Политик, то есть, повторяютъ фразы изъ Французскихъ брошюрокъ и Газетъ, толкуютъ вкось и ворамъ о Палатахъ, Ораторахъ, и почти всегда несутъ такой вздоръ — что Боже упаси!— Другой разрядъ, безграмотныхъ, занимаются любезничаньемъ, усовершенствованіемъ Французской кухни или гастрономіею, передразниваютъ Парижскихъ булеварныхъ щеголей, посщаютъ весьма прилежно Французскій Театръ, вмняютъ себ въ честь быть знакомыми съ Французскими Актерами, Актрисами и магазинщицами, поютъ модные Парижскіе романсы, и почитаютъ себя счастливйшими въ мір людьми, если какой нибудь Гаскопецъ или Овернецъ, самъ дурно говорящій по Французски, приметъ ихъ за Парижанъ. Оба эти разряда, плоды чужеземнаго воспитанія, или лучше сказать, иностранныя перечныя зерна въ Русскихъ парникахъ, живутъ въ отечеств, какъ въ какомъ нибудь Парижскомъ предмсть, и о Россіи знаютъ только по слухамъ, какъ будто о Кита, жалко и смшно подумать, что нкоторые изъ нихъ почитали себя новыми Конфуціями и Солонами, рожденными для преобразованія нашей матушка Россіи, которой они не знали, слдовательно и любить не могли. Другой классъ (то есть первый въ общемъ мнніи) суть здравомыслящіе Россіяне и добрые, благородные иностранцы присоединенныхъ областей, или добровольно поселившіеся у насъ, и обруслые отъ отцевъ и ддовъ. Эти то люди любятъ пламенно Россію и все отечественное. По здсь также два разряда. Въ первомъ, одни занимаются отечественною Словесностью, другіе вообще Пауками, третьи служатъ Государю съ пользою и честью, четвертые живутъ въ своихъ помстьяхъ, занимаются благомъ своихъ крестьянъ, усовершенствованіемъ земледлія фабрикъ и мануфактуръ. Второй разрядъ этого класса составляютъ также, или безграмотные, но добрые люди или грамотные, но, какъ говорится, крапивное смя, изъ которыхъ возникаютъ взяточники, крючкотворцы и ябедники. Здсь, сверхъ сего, какъ и везд, есть отдленіе ложныхъ патріотовъ, которые иногда до такой степени ослплены, что свое дурное предпочитаютъ хорошему и полезному иностранному, и думаютъ, что тотъ оскорбляетъ народную честь и славу, кто вздумаетъ, изъ любви къ нимъ же, по человчеству, указать на ихъ недостатки и открыть средства къ исправленію. Вотъ вамъ, милостивый государь, въ краткихъ словахъ, изображеніе того общества, въ которомъ вы будете жить, прозжая по Россіи. Вы сегодня попали въ первый разрядъ перваго класса, т. е. въ грамотный иностранный, наблюдайте, замчайте, и вы увидите, что я сказалъ правду. Помните однако жъ, что нтъ правила безъ исключеніе. Наконецъ, въ утшеніе ваше, я долженъ сказать, что самый многочисленный разрядъ, есть первый изъ втораго класса, т. е. лучшій, что ложныхъ патріотовъ просвщеніе также легко переставитъ въ первый разрядъ, и такъ иностранныхъ перечныхъ зеренъ и своего крапивнаго смени останется весьма немного въ отношеніи къ цлому.’ — Я поблагодарилъ моего новаго знакомца за его наставленія, взялъ его адресъ, далъ ему свой, и пошелъ до обда погулять по городу.’ . Б.

(Будетъ продолженіе чрезъ недлю.)

‘Сверная Пчела’, No 130, 1826

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ Французскаго путешественника.

Читайте также: