Желтый дом
Желтый дом
Лондонская картинка Генриха Сенкевича
——————————————————————————
Желтый дом, Сенкевич Генрик, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Не помню, на какой улице Лондона обратил на себя мое внимание окрашенный в желтую краску дом, окруженный садом, с жалюзами в окнах. Помню только, что эта была какая-то уединенная улица, на тротуарах было пусто, в саду чирикали воробьи, из дома доносилось, стройное пение женщин, все кругом сада и дома было удивительно тихо и спокойно.
— Что это за дом? — спросил я прохожего. — Это приют для падших женщин, жаждущих вернуться на путь добродетели. — Это учреждение такого рода, — подумал я, — что даже тому, кто усомнился в человечности, приходится снова в нее уверовать. В падших женщинах иногда пробуждается совесть, а иногда тоска о честной жизни, о труде, об обязанностях, о тех минутах, когда они, как чистые и непорочные дети, мечтали об ином будущем, о будущем, далеком от позора. Тоска эта так овладевает женщиной, что она жаждет порвать с этим позором.
Ясная месячная ночь. Девушка стоит у окна, заглядывается в звездное небо: везде тишина, спокойствие, добрый Бог, кажется, улыбается ей, в темной лазури она видит будто какую-то руку, манящую ее к себе, слышит голос: ‘Вернись, бедное дитя, ко мне, под крылья покоя и жизни, полной тишины!’ И на глазах девушки выступают слезы, колени сгибаются, наконец, она становится на них и начинает молиться. Она решила исправиться.
Но что она может сделать? куда пойти? где найти защиту? Нигде, за исключением Англии.
‘Слава в вышних Богу, а на земле покой людям доброй воли!’ — говорит псалмопевец. О! Слава доброй воле, девушка спасена, ибо, вот тихое убежище, зеленый сад и ‘Желтый дом’.
В темную, холодную и дождливую ночь она исхудалою рукою лихорадочно звонит у ворот ‘Желтого дома’. В ответ она не слышит ни грозного ворчания собаки, ни гневного оклика ночного сторожа.
Дверь тихо отворяется она входит в темный коридор, чья-то мягкая, теплая рука берет иззябшую руку несчастной и ведет ее за собою. Никто не спрашивает ее: кто она? откуда пришла? чем она прежде занималась? Через минуту она в маленькой, опрятной комнатке. На столе дымится теплое кушанье, горит лампа и лежит библия. Над чисто застланною постелью образ Спасителя, Он смотрит на нее так ласково, так одобрительно.
Девушка набрасывается на пищу. Ей прежде всего хочется поесть, затем она начинает беспокойно ходить по комнате. Она не может собраться с мыслями, не знает, что сталось с нею, она боится, не сошла ли она с ума.
Между тем дверь тихо отворяется: входит какой-то старичок, с добродушным лицом, возбуждающим глубокое доверие. Он входит, словно к знакомой, и говорит:
— Добрый вечер, дитя мое! Я доктор: здорова ли ты?
Ответом служит неуверенный и беспокойный взгляд.
— Ужасная погода… да? Легко простудиться. Покажи пульс, дитя. Ну, хорошо, великолепно. Если позволишь, я завтра утром навешу тебя. А теперь ляг спать. Спокойной ночи.
И говоря это, старичок гладит девушку по голове и собирается уйти, но на пороге оборачивается и спрашивает: а как тебя зовут, дитя?
— Женя.
— Иди же спать, Женя, но помолись. Спокойной ночи! С этими словами он запирает дверь. Женя остается одна. Еще минута остолбенения, потом она начинает рыдать, подбегает к кровати и опускается на колени перед образом Христа. Через минуту она вскакивает… Она не может стоять на коленях перед этим образом в своем пестром платье, с подкрашенными щеками и бровями и со всеми признаками позора! А вот возле постели на стуле лежит скромное платье, целый наряд. И Женя срывает с себя тот наряд, который теперь жжет ее, а потом долго, долго молится.
На следующий день — это уже не та Женя. В скромном платье, с гладко причесанными волосами, она не узнает самое себя. Ее зовут к завтраку, она находит подруг: никто ни о чем ее не спрашивает, но принимают ее как сестру. Кроме подруг она застает здесь и других женщин: вероятно, знатные дамы, а, может быть, и нет, ибо они вовсе не горды, они обращаются с нею как с сестрою, дружески разговаривают с нею, существом низким и падшим. Ни малейшего намека на ее прошлое, ни малейшего замечания.
Минутами самой Жене кажется, что она лучше, к ней возвращается уверенность, спокойствие. Ей начинает казаться, что она такая же, как некогда, в дни детства…
Ибо она в действительности, такая же, как в дни детства…
Текст издания: журнал ‘Пробуждение’, 1910, No 1.