Железнодорожные рассказы машиниста, Бострем Юлий Карлович, Год: 1876 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 11 минут(ы)

РАЗСКАЗЫ
СТРАНСТВУЮЩАГО САТИРА

Ю. Н. БОСТРЕМА.

МОСКВА.
Типографія Ф. Іогансонъ, у Красныхъ вор., д. б. Іогансонъ.
1876.

ЖЕЛЗНОДОРОЖНЫЕ РАЗСКАЗЫ МАШИНИСТА.

КРУШЕНІЕ ПОЗДА.

Два часа ночи. Въ паровозномъ депо станціи Шлавенскъ (какъ произносилъ названіе этой станціи одинъ нмецъ машинистъ) стояли на всхъ трехъ путяхъ паровозы заводовъ Струве, Зигеля, а преимущественно Шнейдера. На каждомъ изъ этихъ паровозовъ блестла крупная бронзовая надпись въ честь великихъ дятелей этой дороги, какъ-то: Шмуль Лейба, Янкель, Ицко, а также и имена ихъ родственниковъ. Большая часть изъ этихъ паровозовъ находилась (и будетъ еще долго находиться) въ большомъ ремонт, другіе были холодные, а у нкоторыхъ изъ нихъ дымились трубы, вслдствіе чего, по всему паровозному сараю разстилался густой дымъ, въ которомъ, какъ въ туман, обрисовывались силуэты мастеровыхъ, ночныхъ кочегаровъ, обтирщиковъ съ лампачками въ рукахъ, тускло дрожащіе огоньки которыхъ мелькали въ темномъ и мрачномъ паровозномъ сара, какъ блуждающіе огоньки. По всему депо раздавалось шипніе паровозовъ, какъ будто они по секрету перешептывались между собою о ихъ плохомъ, или вовсе никакомъ — ремонт, о неисправленныхъ путяхъ, о ежедневныхъ столкновеніяхъ, о томъ, сколько каждый изъ нихъ передавилъ людей, словомъ, они шептали на такія темы, которыя не терпитъ всякое никогда непогршимое ни на словахъ, ни на бумаг, ни въ отчетахъ, ни въ газетныхъ опроверженіяхъ управленіе, но шопотъ этотъ не доходитъ до него: стукъ молотковъ, говоръ, перекликанія, свистъ приходящихъ и отходящихъ паровозовъ — все это заглушаетъ шопотъ паровозовъ, который наврное желзнодорожное управленіе назвало бы сплетней, шипніемъ гадовъ и недоброжелательствомъ. На среднемъ пути стоялъ паровозъ, терпливо выжидая машиниста или его помощника, паръ сильно рвалъ колпакъ: манометръ показывалъ почти 12-ть атмосферъ, слдовательно,около трехъ атмосферъ свыше установленныхъ по инструкціи, но, по обыкновенію, ни одинъ изъ находящихся въ депо не подошолъ къ нему, чтобы заглянуть въ топку и спустить паръ, ‘а мн, что за дло! не мой паровозъ: пусть его хоть на тысячу клочковъ разорветъ!’ думалъ каждый, хладнокровно, по привычк, подвергая опасности жизнь свою и тхъ людей, которые въ то время имли несчастіе быть въ депо.

— Сторожъ! раздался голосъ помощника начальника депо, сходи за машинистомъ Николаевымъ: ему хать съ 22-мъ нумеромъ.

— Сейчасъ! отвчалъ лниво сторожъ появляясь и исчезая какъ привидніе въ синеватомъ дыму. А чтобъ васъ всхъ! добавилъ онъ сердито, направляясь къ хуторку, гд жилъ машинистъ Николаевъ.

Обыкновенно, когда по всему хутору подымается страшный лай собакъ, то каждому уже извстно, что на хутор появился сторожъ изъ депо, личность ненавистная какъ машинистамъ, такъ и собакамъ: первые ненавидятъ его потому, что онъ тревожитъ ихъ по ночамъ, подымая ихъ изъ теплой постели, а послднія по неизвстнымъ причинамъ, а можетъ быть, вслдствіе того, что они съ виду черные, лицо въ копоти, а также постоянно ходятъ съ дубинкой, предназначенной для нихъ, ну, а подобный ощутительный намекъ обижаетъ, въ особенности въ нашъ вкъ — не только однхъ собакъ.

Сторожъ подошолъ къ изб, гд жилъ Николаевъ — и началъ сильно стучать въ окошко, повторяя нсколько разъ съ ряду: ‘Господинъ Николаевъ, вамъ хать съ поздомъ, пожалуйте….’

Но отвта не послдовало: Николаевъ спалъ, какъ и вс вообще машинисты, посл поздокъ — мертвецкимъ сномъ. Тогда сторожъ вошолъ въ избу, и, отыскавъ въ темнот кровать Николаева, принялся будить его по своему.

— Отвяжись, дьяволъ!… Оставь! опять пришолъ за душой моей? закричалъ сердито машинистъ, глядя сонными глазами на сторожа, который дйствительно походилъ на чорта, до того было его лицо испачкано въ копоти.

— Пожалуйте-съ! Помощникъ вашъ уже давно выхалъ съ паровозомъ изъ депо на первый путь, а теперь набираетъ въ тендеръ воду у водокачки

— Убирайся!… иди — вскричалъ Николаевъ, соскочивъ съ постели и схватясь за вилку, лежавшую случайно на стол, у кровати, принимая грозную позу, уходи — убью!… Только что возвратился съ поздомъ, усталъ, измучился какъ каторжникъ, не усплъ прилечь, а тутъ ужь снова ‘позжай!’… Не поду я на неисправленномъ паровоз…. Записалъ въ ремонтную книгу: ‘большой ремонтъ’, ну и баста! Не могу хать, не поду! мой паровозъ не исправенъ.

— Можете, или не можете хать — про то ужь начальство знаетъ, отвчалъ флегматически сторожъ, а вы ужь того-съ… пожалуйте, да поскоре собирайтесь въ путь.

— Хорошо, ступай!

— Ну, ужь нтъ, извините: безъ васъ я не пойду, а то вы снова укладетесь спать.

— Ну ладно, ладно, старый чортъ!

И Николаевъ на скоро одлся. Захвативъ съ собою сакъ-вояжъ, въ которомъ хранилась провизія, приготовленная хозяйкой его уже заране на два дня, а также рапортную и требовательную на смазку и топливо книжки — отправился въ депо, въ сопровожденіи докучливаго и неотвязчиваго сторожа.

Когда Николаевъ пришелъ въ депо, то оказалось, что паровозъ его стоялъ не у водокачки, какъ это утверждалъ сторожъ, съ намреніемъ побудить машиниста собраться скоре въ путь, а въ депо у среднихъ воротъ, гд онъ встртилъ монтера депо,

— Г-нъ монтеръ, обратился Николаевъ къ высокому мужчин, такъ какъ вы не исправили мой паровозъ, то потрудитесь объявить начальнику депо, что я не поду на неремонтированномъ паровоз.

— Скажите сами, отвчалъ равнодушно монтеръ, но вы все же таки должны хать, потому, какъ видите, вс почти паровозы въ большомъ ремонт, притомъ не хватаетъ мастеровыхъ.

— Но я же не могу рисковать паровозомъ, поздомъ, наконецъ людьми!

— Э, пустяки, батюшка! позжайте: не въ первый же разъ хать вамъ на неисправленномъ паровоз, вы опытный машинистъ.

— Положимъ, по необходимости, я и поду, вы знаете очень хорошо, что опасность не устрашитъ меня, и что отчаянне машиниста, какъ я — вы не отыщите на нашей дорог. Было время, когда я смотрлъ еще на пассажировъ, какъ на людей, а теперь мн все равно: везу ли я людей или дрова, но, согласитесь, я не желалъ бы изъ-за не нужной удали ршиться хать на такомъ паровоз. Вдь до чего довели эту дорогу! скоро у насъ не будетъ ни однаго паровоза, а пассажировъ станемъ перевозить по парно на дрезинахъ, ну, а о состояніи нашихъ путей и говорить нечего!

— А все неумстная экономія до этого довела.

— Какъ, экономія?

— Разв вамъ неизвстно юмористическое условіе, заключенное нашимъ начальникомъ тракціи, подвижнаго состава и тяги съ управленіемъ нашей желзной дороги?

— Гд мн знать! Я машинистъ, постоянно занятъ, слдовательно, не слжу за управленіемъ и длами нашей дороги, да и трудно слдить: концы ихъ — одинъ въ Черномъ, а другой въ Балтійскомъ моряхъ.

— А потому не вините насъ, чернорабочихъ, если вашъ паровозъ въ неисправности. Въ оправданіе наше, я въ нсколькихъ словахъ передамъ вамъ эпопею нашей костоломовской желзной дороги, да и то отрывокъ только, относящійся къ этому условію. Вы не встртите въ моей эпопе классическихъ красотъ, но за то — правду. И такъ, слушайте:нашъ начальникъ тракціи Гайковскій, плохая копія Юпитера, суздальской работы,— испрашивая себ нын занимаемую имъ должность, обязался управленію костоломовской желзной дороги длать ежегодно по полумилліону экономіи. Повторилась басня: ‘ворона и лисица’. Управленіе гаркнуло во все свое костоломовское горло: удаливъ отъ должности дльнаго начальника тракціи, оно заключило въ свои объятія плохой оттискъ Юпитера. Признаться, картонный этотъ Юпитеръ выполнилъ свое общаніе, какъ нельзя лучше: вотъ ужь нсколько лтъ сряду положительно ничего не ремонтируется, паровозы испускаютъ послдній свой духъ, нужный матеріалъ для ремонтировки не отпускаютъ, штатъ служащихъ сократили, дльныхъ мастеровыхъ уволили, а взамнъ ихъ, обзавелись дтьми, но, согласитесь, что дти — не боле какъ дти: любятъ пошалить, поспать, увильнуть отъ работы, ну за то дешево, экономія. Наши желзнодорожныя управленія сдлались удивительно чадолюбивы, въ особенности, наше костоломовское — просто мать родная! дтей любитъ до страсти и замщаетъ ими самыя важныя мста. Здсь двойная выгода: во-первыхъ, дешевый трудъ, а во-вторыхъ, легче ими управлять, въ особенности по метод незабвеннаго педагога Песталоци: за уши, на колни, розги. Притомъ, дтей можно штрафовать, почти мсячнымъ окладомъ жалованья, а что главне всего — запугать, чтобы молчали, ну, а гд молчатъ, тамъ, говоритъ Шевченко — благоденствуютъ.

— Да вотъ, недавно еще, я чуть было не наскочилъ на курьерскій поздъ No 1, по милости ребенка-телеграфиста изъ нашего дтскаго пріюта, именуемаго желзнодорожнымъ телеграфомъ. Вдь умудрился же онъ дать мн съ просонья путь, чуть-чуть не въ вчность! И вотъ, этакимъ дтямъ довряютъ жизнь человческую изъ экономіи. Правда, что Гайковскій сдаетъ свою должность Браусману?

— Правда, такъ какъ онъ довелъ экономіей своей дорогу до того, что мы остались безъ паровозовъ, безъ матеріала, безъ мастеровыхъ.

— За то по полумилліону въ годъ длалъ экономію управленію, да и себя не забывалъ.

— А что, спросилъ Николаевъ, если и Браусманъ вздумаетъ то же самое сдлать, что и Гайковскій: длать экономію тамъ, гд ужъ нтъ возможности длать ее, что тогда?

— Что тогда?… тогда настанетъ большой маскарадъ: начнутъ маскировать вс дла и пойдетъ позолотка грязи, распространится дымъ иміама и раздастся печатный гласъ: ‘состояніе дорогъ и дла Костоломовской желзной дороги находятся въ самомъ блестящемъ положеніи!’… Впрочемъ, мы заговорились. Ну что дете?

— Эхъ, была — не была, рискну! А не то опять оштрафуютъ 2б-ю рублями въ пользу…. хоть убей, не знаю въ чью пользу?

— А экономію забываете?

— Ну, ужъ эта мн экономія!… Вотъ, пожаллъ денегъ на починку сапогъ, а они окончательно изорвались: была сперва чуть замтная дырочка, а теперь, посмотрите, какая дыра!

— Значитъ, вы тоже самое сдлали, что и Костоломовское управленіе, отвчалъ монтеръ, а потому извольте теперь отправляться на не исправленномъ паровоз.

— И такъ, до свиданья!

— Счастливаго пути! проговорилъ монтеръ, съ ироніей поглядывая на паровозъ.

Николаевъ взлзъ на паровозъ. Разбудивъ спящаго на тендер помощника своего, онъ далъ свистокъ, передвинулъ рычагъ и взялся за регуляторъ: паровозъ тихо выхалъ изъ депо къ позду No 22 му.

Выхавъ со станціи съ поздомъ, и миновавъ красную и зеленую диски, онъ прибавилъ ходъ, а самъ присвъ на тендерный ящикъ, противъ рычага, началъ всматриваться то на мелькавшіе мимо его предметы, то на своего помощника, который постоянно отворялъ дверцы топки, бросая въ нее одну лопату уголья за другой. Ночь была тихая, звздная, изъ за тучъ показалась тонкимъ серпомъ луна.

— Послушайте, Штальманъ, обратился Николаевъ къ своему помощнику, врите ли вы въ предчуствіе? Мн такъ и кажется, что съ нами должно произойти сегодня несчастіе.

— Нтъ, не врю: но вотъ во что я врю: за этотъ мсяцъ намъ сильно прійдется поплатиться за пережогъ угля. Что за ненасытное управленіе! да еще съ какимъ хорошимъ апетитомъ: за пережогъ угля и дровъ — штрафъ, за случайныя опозданія — штрафъ, за задержку позда, происходящаго не по нашей, а по ихъ вин, вслдствіе неисправленія паровозовъ и пути — штрафъ, за каждую стоянку на пути, вслдствіе тхъ же самыхъ причинъ, да и плохаго дешеваго топлива — штрафъ по 25-ти рублей, словомъ, не исчислимы какъ звзды на неб вс эти штрафы, которые приносятъ громадную пользу управленію, но, между тмъ, ровно ни къ чему не ведутъ. Вдь получилъ-же недавно нашъ начальникъ дистанціи 8000 рублей на ремонтъ пути изъ штрафныхъ денегъ. Подобныя дйствія, пожалуй, изъ вжливости можно назвать систематическимъ грабежомъ.

— Вы не такъ выражаетесь, управленіе называетъ это экономіей, намъ же внушается, что подобные штрафы необходимы, какъ исправительныя мры…

— А можетъ быть и это также исправительная мра, продолжалъ горячиться Штальманъ, что на насъ наложили контрибуцію по 120 рублей въ годъ съ каждаго за квартиру, которой мы пользовались прежде по всей справедливости безплатно, живя на станціи, среди глухихъ степей или лсовъ?

— Да что и говорить! Великое дло экономія, которую вы, Штальманъ, не соблюдаете: вы тратите слишкомъ много угля, съ насъ-же тогда сдерутъ.

— Но когда паровозъ не держитъ пару? вдь мы опоздаемъ.

— И вы также правы, отвчалъ смясь Николаевъ, опоздаемъ, тогда вся наша экономія пойдетъ на штрафъ за опозданіе, прідемъ-же во время — штрафъ за пережогъ угля. Нтъ, Штальманъ, намъ отрзаны вс дороги длать экономію, право это предоставило мудрое управленіе исключительно только себ. Мудрецы, великіе ей-ей мудрецы въ управленіи нашей костоломовской желзной дороги! {Аргументы, приведенные нами въ разговор машинистовъ противъ дятелей желзныхъ дорогъ, мы не лишнимъ считаемъ передать читателямъ, такъ какъ они характеризуютъ общее настроеніе машинистовъ, да и прочихъ служащихъ на желзныхъ дорогахъ. Вслдствіе этой борьбы и протеста, у нихъ кажется и выработалась въ характер какая-то нервность и раздражительность.}

Мимо позда промелькнула зеленая диска, Николаевъ схватился за свистокъ: раздался протяжный свистъ.

— Ну, слава Богу — и станція! Какъ бы насъ не задержали, а скоре дали бы путь, сказалъ Николаевъ.

— По мн, хоть и сейчасъ же дальше, а вамъ такъ нтъ. Вообще я замтилъ, что мы летимъ на эту станцію какъ бшеные, ну а вызжать оттуда — такъ ужь гутморгенъ! насъ непремнно что нибудь да задержитъ тамъ.

— Но не сегодня.

— Вроятно, продолжалъ Штальманъ, по той причин, что начинается только разсвтъ? Успокойтесь: Анна Ивановна встаетъ почти всегда въ это время, свистокъ же нашего паровоза Струве она превосходно отличаетъ отъ свистковъ Зигля или Шнейдеровскихъ паровозовъ. Да ужь ради однихъ ея глазъ стоитъ простоять лишній часъ на станціи, продолжалъ, подтрунивая, Штальманъ, огонь ея глазъ горитъ ярче нашей топки, непозволительно ярко. Замтитъ, не дай Богъ, управленіе: тогда Анн Ивановн не избгнуть штрафа за пережогъ!

Показалась красная диска, а возл ней неотлучный стрлочникъ, старый отставной солдатъ севастопольскихъ временъ. Завидя паровозъ, онъ протрубилъ въ рожокъ, взглянувъ на паровозъ, стрлочникъ узналъ машиниста Николаева и, снимая шапку, весело и туповато ухмыльнулся.

— А, здравствуй старый артистъ — горнистъ! Ужь больно то простудился твой корнетъ-а-пистонъ: хрипитъ! крикнулъ съ паровоза Николаевъ.

Стрлочникъ ухмыльнулся еще глупе…

— Тпррр, тормазъ, стой — станція! Послушайте, Штальманъ, пока вы будете набирать воду, я на минуту сбгаю къ машинисту на водокачку, къ Ивану Ивановичу.

— Врне, къ Анн Ивановн, добавилъ Штальманъ, спуская паръ.

Николаевъ скорыми шагами направился къ водокачк, гд жилъ Иванъ Ивановичъ Бартманъ съ своей дочерью Анной, исправляя должность машиниста на водокачк. Должность эта дается обыкновенно старымъ машинистамъ — инвалидамъ, которымъ уже не по сил здить на паровоз.

Николаевъ встртилъ Бартмана у дверей водокачки. Иванъ Ивановичъ, съ коротенькой трубочкой въ зубахъ, сидлъ на деревянномъ ящик и кормилъ куръ, Профессія Ивана Ивановича успла наложить на него свою печать: при первомъ же взгляд на Бартмана всякій тотчасъ можетъ узнать, что онъ машинистъ, и притомъ машинистъ, закаленный въ трудахъ и опасностяхъ, добрякъ, весельчакъ, какъ вообще вс машинисты, но вмст съ тмъ въ его фигур было что-то внушительное, говорящее ‘не подходи, а ходи лучше вокругъ, да около.’ Подобные люди представляютъ изъ себя молотъ, но ни въ какомъ случа наковальню.

— Ахъ, Herr Николайфъ, мой почтеніе! вскричалъ радостно Бартманъ, завидя молодаго машиниста, опять пріхалъ, чтобъ задавить своимъ паровозомъ моихъ куръ!

— Отчего пускаешь ихъ на рельсы? Впрочемъ, посл того, какъ я задавилъ твоего птуха, теперь, завидя твою собственность, я даю свистки.

— Такъ ты живъ?

— Какъ видишь.

— А машинистъ Дудлихъ сказалъ мн, что твой паровозъ соскочилъ съ рельсовъ и лежитъ вверхъ ногами возл станціи Шарцизскъ.

— Да ужь Дудлихъ наговоритъ! Я дйствительно соскочилъ съ рельсовъ, но только съ тремя вагонами, оставаясь на шпалахъ.

— Значитъ паровозъ твой хотлъ только немножко свернуть всторону, чтобы попастись на зеленой травк. Ну а теперь пойдемъ нить кофе: моя Аннушка кажется уже приготовила. Дудлихъ ее очень напугалъ: онъ сказалъ, что отъ твоего кадавра нашли только правую ногу съ полуштофомъ въ карман.

Взявъ подруку Николаева, онъ вошелъ съ нимъ въ комнату, гд они встртили Анну Ивановну, съ кофейникомъ въ рукахъ.

— Вотъ, Аннушка, и Николайфъ, живой, какъ есть, а не кадавръ.

Анна Ивановна, завидя Николаева, не могла произнести ни одного слова отъ смущенія и неожиданности встрчи, хотя она уже заране была увдомлена знакомымъ ей свисткомъ о прибытіи его на станцію. Вся вспыхнувъ, она протянула руку Николаеву, у котораго при вид ея забилось сильне сердце. Пожимая ея руку, онъ невольно любовался ея стройностію и красивымъ личикомъ, вокругъ котораго живописно вились густые черные волосы

— Ну, Анна, давай кофе, нтъ, постой, сперва я принесу для Николайфъ рижскій бальзамъ, который привезъ машинистъ Ризингъ для себя изъ Риги, бдняжка — умеръ и не усплъ допить свой бальзамъ.

Съ этими словами Иванъ Ивановичъ приподнялся крехтя съ креселъ и отправился въ другую комнату за бальзамомъ.

Какъ только старикъ удалился, Анна Ивановна быстро подошла къ Николаеву.

— Послушай, Коля, ради Бога, будь остороженъ… Я наскоро должна предупредить тебя, слушай: ты знаешъ, что нашъ помощникъ начальника станціи, телеграфистъ Агевъ…

— Который надодаетъ теб своимъ ухаживаніемъ и оттеловской ревностію?

— Да… И такъ, на дняхъ онъ встртился у буга, въ вокзал, съ дорожнымъ мастеромъ Ивановымъ, гд они вмст и кутнули. По поводу распространившагося ложнаго слуха, что ты убитъ, разговоръ коснулся и тебя: ‘если онъ живъ, проговорилъ Агевъ въ пьяномъ вид, то не на долго: ему скоро дадутъ путевую въ вчность, вотъ увидите!’

— Пустяки! отвчалъ Николаевъ.

— Ради Бога, будь остороженъ: этотъ человкъ, изъ ревности, гововъ ршиться на все… Я въ страшной тревог!

— А вотъ и бяльзамъ! выпьемъ, Николайфъ, этакъ знаешь по машинистски на тощахъ, передъ кофеемъ — будетъ карашо.

Въ то самое время, какъ Николаевъ пилъ у Бартмана кофе, Агевъ мрачно ходилъ взадъ и впередъ по платформ, бросая по временамъ очень не дружелюбные взгляды на водокачку: онъ зналъ, что Николаевъ находится у Бартмана. Наконецъ, у него, повидимому, блеснула какая-то мысль, вслдствіе которой лицо его мгновенно просіяло и глаза сверкнули какимъ-то страннымъ блескомъ. Подозрительно оглядыва съ, онъ быстро направился въ телеграфное отдленіе.

— Ну такъ и есть, такъ я и предполагалъ, проговорилъ Агевъ, входя въ аппаратную желзнодорожнаго телеграфа и глядя на дежурнаго телеграфиста, мальчика лтъ 18 ты, спавшаго крпкимъ сномъ. Передъ нимъ, на аппаратномъ стол, лежала повстка отправленія позда No 22, повидомому, только что написанная имъ.— Ну, спи же, голубчикъ, а я между тмъ погуляю на твой счетъ, добавилъ Агевъ, подходя къ одному изъ аппаратовъ. Онъ взялся за ключъ аппарата — и началъ вызывать сосднюю станцію, тотчасъ же послдовалъ отвтъ.

— Уничтожьте депешу N’**: поздъ No 22, по причин неисправности паровоза, задержанъ на часъ на станціи, передалъ Агевъ.

— Вы дежурный? спросила станція.

— Дежурный.

— Свободенъ путь для экстреннаго позда?

— Свободенъ, отвчалъ Агевъ, во время передачи слова: ‘свободенъ’ — рука его невольно задрожала.

Агевъ совершилъ преступленіе: черезъ минуту, дв — машинистъ Никоіаевъ получитъ отъ спящаго теперь дежурнаго телеграфиста приготовленную уже путевую на встрчу вышедшему экстренному позду. Само собою разумется, что всю вину крушенія поздовъ припишутъ мальчику телеграфисту, такъ какъ никто не въ состояніи доказать, что все это — дло чужихъ рукъ, совершенное во время привычной спячки дежурнаго.

— И такъ, баюшки-баю, мой миленькій мальчикъ, проговорилъ Агевъ, взглянувъ еще разъ на спящаго телеграфиста, и выходя тихо, на цыпочкахъ, изъ аппаратной. Прійдя на платформу, онъ приказалъ, въ какомъ-то лихорадочномъ волненіи — дать первый звонокъ къ отправленію позда No 22, а вслдъ за тмъ, движеніемъ руки, подалъ сигналъ ко второму и третьему звонку.

Все это было совершено имъ какъ во сн, какъ во сн увидлъ онъ выходящаго изъ водокачки Николаева, поспшно направлявшагося къ паровозу, потомъ услышалъ раздавшійся протяжный свистъ паровоза — и поздъ No 22 исчезъ изъ глазъ за небольшимъ лсомъ. Минутъ десять спустя, Николаевъ съ ужасомъ увидлъ летвшій на встрчу ему экстренный поздъ. Онъ бросился къ рычагу, перекинулъ его, съ обоихъ паровозовъ раздались тревожные свистки, но было уже поздно: раздался глухой стукъ, за нимъ сильный трескъ: оба паровоза, какъ разъяренные львы, приподнявшись другъ противъ друга на дыбы — грозно стояли среди разбитыхъ въ щепки вагоновъ.

Когда Агевъ, посл первой телеграммы, въ которой требовалась отправка на мсто крушенія резервнаго паровоза, получилъ вторую, уже боле подробную,— онъ чуть не заскрежеталъ зубами.

— И такъ, все напрасно: Николаевъ живъ! Этихъ машинистовъ циклоповъ ничего не проберетъ: это желзные люди.

РАЗСКАЗЫСТРАНСТВУЮЩАГО САТИРА

Ю. Н. БОСТРЕМА.

ЖЕЛЗНОДОРОЖНЫЕ РАЗСКАЗЫ МАШИНИСТА.

КРУШЕНІЕ ПОЗДА.

Читайте также:

РАЗСКАЗЫ
СТРАНСТВУЮЩАГО САТИРА