ЯНЪ ГУСЪ
и
ЧЕШСКАЯ НАЦІОНАЛЬНОСТЬ.
ЯНЪ ГУСЪ
и
ЧЕШСКАЯ НАЦІОНАЛЬНОСТЬ.
Конст. Арсеньевъ.
‘Встникъ Европы’, No 9, 1868
Ян Гус и чешская национальность, Арсеньев Константин Константинович, Год: 1868
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Hfler, Magister Iohannes Hus und der Abzag der deutschen Professoren und Studenten aus Prag, 1409. Prag 1864.
Palacky, Die Geschichte des Hussitenthnms and Professor Constantin Hfler. Prag. 1868.
Народное движеніе въ Богеміи, не прекращавшееся съ тхъ поръ, какъ началась въ Австріи внутренняя преобразовательная работа, принимаетъ все боле и боле серьезный характеръ. Не довольствуясь немногими уступками, сдланными министерствомъ Белькреди, чехи хотятъ образованія чешскаго королевства, которое обнимало бы собою Богемію и Моравію и австрійскую Силезію, и было бы поставлено на одинъ уровень съ королевствомъ венгерскимъ, т. е. соединено съ имперіей на тхъ же основаніяхъ, на какихъ соединена съ ней Венгрія законодательствомъ 1867 г. Право свое на самостоятельность чехи защищаютъ, между прочимъ, аргументами, почерпнутыми изъ исторіи, такими же аргументами возражаетъ имъ и противная сторона. По мннію чеховъ, страна съ такимъ прошедшимъ, какимъ гордится Богемія, не можетъ низойти на степень обыкновенной провинціи, народъ, постоянно шедшій своимъ особымъ путемъ, создавшій самобытную цивилизацію и съумвшій сохранить себя при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, не можетъ быть обреченъ на безусловное сліяніе съ другимъ народомъ. Порядокъ вещей, уничтоженный исключительно съ помощью грубой силы, долженъ быть возстановленъ, какъ только руководящимъ началомъ въ государственной жизни, ^мсто силы, является право. Противники чеховъ отвчаютъ на это, что зависимость Чехіи отъ Германіи, не только политическая, но и умственная, началась почти одновременно съ существованіемъ чешскаго государства, что Чехія обязана Германіи всми лучшими сторонами своего общественнаго устройства, что разрывъ между Чехіей и Германіей, совершившійся въ XV вк, былъ уклоненіемъ съ настоящей дороги — уклоненіемъ, тяжело отозвавшимся на виновникахъ его, т. е. на чехахъ, что требовать равноправности съ Венгріей Богемія не иметъ никакого основанія, такъ какъ Венгрія, за исключеніемъ короткаго перерыва, не переставала пользоваться своими старинными правами, а Богемія потеряла ихъ безвозвратно два съ половиною вка тому назадъ. Понятно, что споръ, перенесенный такимъ образомъ на историческую почву, долженъ былъ сосредоточиться преимущественно на критическихъ эпохахъ, на главныхъ дятеляхъ богемской исторіи. Въ ряду этихъ эпохъ стоитъ на первомъ план эпоха гусситизма, въ ряду этихъ дятелей — Янъ Гусъ. Имя Гуса никогда еще не пользовалось въ Богеміи такою громадною популярностью, какъ въ послднее время. Оно становится девизомъ борьбы за самостоятельность Чехіи, сигналомъ народныхъ демонстрацій противъ владычества нмцевъ. Къ могил Гуса отправляются цлыя сотни чешскихъ пилигримовъ, въ день его смерти память его чествуется всмъ чешскимъ народомъ. Не мене страстны, съ другой стороны, нападенія нмецкой партіи противъ Гуса. Появляется цлый рядъ сочиненій, исключительно направленныхъ къ тому, чтобы помрачить его славу, унизить его заслуги, выставить его узкимъ, близорукимъ фанатикомъ, принесшимъ не пользу, а только вредъ своему народу. Къ числу самыхъ упорныхъ противниковъ Гуса принадлежитъ профессоръ пражскаго университета Константинъ Гёфлеръ, издатель историческихъ памятниковъ, относящихся въ эпох гусситизма (Scriptores rerum hussiticarum). Комментаріи его къ этимъ памятникамъ, а также отдльное сочиненіе его о Гус, названное въ заглавіи нашей статьи, представляютъ собою длинный рядъ обвиненій противъ Гуса и гусситизма. На нкоторыя изъ этихъ обвиненій отвчалъ недавно глава чешской исторической школы, Палацкій. Мы хотимъ коснуться только одного пункта полемики между Гёфлеромъ и Палацкимъ, а именно вопроса о томъ, можно ли считать Гуса систематическимъ врагомъ нмецкой народности, представителемъ слпого, до нетерпимости крайняго чешскаго патріотизма? Для разршенія этого вопроса необходимо прежде всего бросить бглый взглядъ на исторію Богеміи до Гуса.
Не подлежитъ никакому сомннію, что Богемія и сосднія съ нею славянскія земли (Моравія, Силезія, Лузація) подверглись очень рано вліянію Германіи. Уже Карлъ Великій обложилъ ихъ данью, отъ которой, впрочемъ, он нсколько разъ освобождались при слабыхъ преемникахъ его. Христіанство проникло въ Богемію почти одновременно и съ запада, и съ востока, главными распространителями его, однако, были славянскіе апостолы Кириллъ и Меодій. Проповдь единоплеменниковъ не встртила тхъ препятствій, съ которыми должна была бороться проповдь чужеземцевъ. Меодій крестилъ богемскаго князя Боривоя. Но уже въ конц IX вка Богемія присоединилась къ регенсбургской епархіи, и латинская литургія стала оспаривать господство у славянской. Вратиславъ и св. Вячеславъ, царствовавшій въ начал X вка, старались возстановить самостоятельность чешской церкви, но безъ успха, въ то же самое время счастливый походъ императора Генриха I въ Богемію заставилъ Вячеслава возобновить прерванный платежъ дани въ пользу имперіи. Въ конц X вка Богемія отдлилась отъ регенсбургской епархіи и образовала, вмст съ сосдними славянскими землями, особую церковную область, центромъ которой сдлалась Прага, но это не повлекло за собою возвращенія къ славянскимъ обрядамъ, почти везд уступившимъ мсто латинской литургіи. Новая епархія была подчинена архіепископу Майнцскому, первому духовному сановнику германской имперіи. Въ большей части богемскихъ монастырей, основанныхъ въ X и XI вк, дйствовалъ уставъ одного изъ западныхъ монашескихъ орденовъ — ордена бенедиктинцевъ. Въ конц XI в. монастырь св. Прокопія на Сазав, главный оплотъ славянскаго богослуженія, былъ переданъ герцогомъ Братиславомъ II-мъ въ руки бенедиктинцевъ. Политическая связь между Богеміей и германской имперіей также становилась все тсне и тсне — герцогъ Братиславъ П-й поддерживалъ императора Генриха IV въ борьб его съ папой и мятежными князьями, король Владиславъ І-й сражался въ Италіи подъ знаменами Фридриха Барбароссы. Императоры Генрихъ V, Генрихъ VI играютъ роль верховнаго судьи въ семейныхъ распряхъ богемскаго княжескаго дома. Начиная съ XI вка, богемскіе князья вступаютъ въ бракъ почти исключительно съ нмецкими принцессами, нмецкій элементъ при княжескомъ двор становится все сильне и сильне. Находя въ нмецкихъ монастыряхъ опору противъ увеличивающейся власти дворянства, князья заботятся объ умноженіи числа этихъ монастырей, надляютъ ихъ землями, даютъ имъ привилегіи разнаго рода. Позже, въ XIII вк, начинается основаніе городовъ нмецкими выходцами, поощряемое, вызываемое князьями не только для развитія промышленности и торговли, но и въ видахъ противодйствія вліянію аристократіи. Нмецкое населеніе приноситъ съ собою нмецкіе обычаи, нмецкія юридическія установленія и взгляды. Королевское достоинство было даровано богемскимъ герцогамъ императорскою властью и утверждено за ними папой Иннокентіемъ Ш, короли богемскіе получили, въ свою очередь, право участвовать въ избраніи императора. Во время междуцарствія, король богемскій Оттокаръ II, овладвшій, кром Богеміи, Австріей и Штиріей, былъ однимъ изъ самыхъ могущественныхъ имперскихъ князей, онъ могъ бы, если бы захотлъ, возложить на себя императорскую корону. Эта эпоха высшаго могущества богемскихъ королей была вмст съ тмъ эпохой наибольшей германизаціи Богеміи. При Оттокар ІІ-мъ нмецкій элементъ сдлался преобладающимъ даже въ столиц государства — Праг. Въ начал XIV вка прескся родъ Премыслидовъ, туземныхъ, хотя и сильно обнмеченныхъ государей Богеміи, и богемскій престолъ достался князьямъ нмецкаго происхожденія. Іоаннъ, первый богемскій король изъ люксембургскаго дома, былъ чуждъ всему чешскому и равнодушенъ къ дламъ своего государства. Сынъ его Карлъ любилъ Богемію, водворилъ въ ней благосостояніе, до тхъ поръ небывалое — но какъ императоръ германскій, онъ не могъ быть для Богеміи государемъ національнымъ въ полномъ смысл этого слова {Матеріалы для этого краткаго обзора чешской исторіи до XIV в. мы почерпнули, между прочимъ, изъ ‘Исторіи чешскаго королевства’ В. Томка, переведенной недавно на русскій языкъ (Сиб. 1868, изданіе книгопродавца Звонарева). За неимніемъ на русскомъ язык другихъ сочиненій, спеціально посвященныхъ богемской исторіи, нельзя не порадоваться появленію въ свтъ этого перевода, хотя книга Томка написана довольна? сухо и едва ли возбудитъ въ русскихъ читателяхъ большой интересъ къ исторіи Богеміи, да и самый переводъ не можетъ быть названъ удовлетворительнымъ.}.
Ни смшеніе нмецкаго населенія съ чешскимъ, ни распространеніе нмецкихъ обрядовъ, обычаевъ, законовъ не могло однако подавить жизненную силу чешской народности. Она сохранила свой языкъ, выработала свое право, свою литературу и приняла участіе въ общемъ движеніи Запада, не исчезая въ немъ безслдно. Въ 1348 г. Карлъ IV учредилъ въ Праг университетъ, по образцу Парижа и Болоньи. Въ Германіи въ это время не было еще ни одного университета, пражскій университетъ, по мысли основателя его, долженъ былъ сдлаться источникомъ и средоточіемъ образованія для всхъ земель къ востоку отъ Рейна и къ сверу отъ Альповъ. И дйствительно, студенты стекались въ Прагу изъ всхъ нмецкихъ владній, изъ всхъ славянскихъ странъ, тяготвшихъ боле къ западу, чмъ къ востоку. Они раздлялись на четыре націи, богемскую, польскую, саксонскую и баварскую. Каждая нація имла одинъ голосъ при избраніи ректора и при ршеніи другихъ длъ, общихъ для всего университета {Право голоса принадлежало не студентамъ, а магистрамъ, которые также распредлялись по націямъ.}. Канцлеромъ университета былъ архіепископъ пражскій, верховнымъ покровителемъ его и главою — папа, буллами котораго было окончательно утверждено устройство университета. Весьма вроятно, что господствующимъ элементомъ въ университет первоначально былъ элементъ нмецкій, не только потому, что на сторон нмцевъ былъ перевсъ численный, но и потому, что образованіе въ это время было боле распространено въ Германіи нежели въ Чехіи. Чмъ дольше существовалъ университетъ, тмъ меньше становилось, въ этомъ отношеніи, различіе между чехами и нмцами, съ развитіемъ образованія у чеховъ усиливалось и чувство народной гордости, усиливалось стремленіе къ независимости отъ чужеземныхъ вліяній. Изъ числа четырехъ націй, на которыя длился университетъ, нмецкихъ по имени было дв, но на самомъ дл три, потому что польская нація состояла преимущественно изъ нмцевъ (уроженцевъ Силезіи, Пруссіи, Помераніи). Располагая большинствомъ голосовъ, нмцы присвоивали себ почетныя мста въ университет, наполняли учрежденныя при немъ коллегіи, занимали одну за другою высшія церковныя должности въ Богеміи. Понятно, что такой порядокъ вещей не могъ не возбудить неудовольствіе чеховъ. Уже въ 1384 г., въ начал царствованія Вячеслава, возникаетъ споръ о числ мстъ, которыя должны принадлежать чехамъ въ коллегіяхъ университета — споръ, окончившійся нкоторыми уступками остальныхъ трехъ націй въ пользу богемской. Въ начал XV вка національное соперничество усложняется религіозною враждою, оппозиція противъ нмцевъ и противъ господствующей церкви находитъ представителя въ лиц Яна Гуса, — и движеніе, до тхъ поръ носившее на себ характеръ домашней распри, становится однимъ изъ важнйшихъ событій всемірной исторіи.
До конца XIV-го вка, антикатолическія ученія, возникая большею частью во Франціи, въ Италіи, среди племенъ романскихъ, имли въ Германіи отдльныхъ приверженцевъ, но не образовали въ ней могущественныхъ сектъ, подобныхъ альбигойской. То же самое слдуетъ сказать и о Богеміи. Въ лтописяхъ ея встрчаются извстія о еретикахъ, казненныхъ въ 1257, въ 1335 г., но о свойств ереси и о степени распространенія ея не сохранилось положительныхъ свдній. Можно только предполагать, что она находилась въ тсной связи съ ученіемъ вальденцевъ, проникшимъ въ то же самое время въ Баварію и въ Австрію. Въ XIV-мъ вк въ Богеміи, какъ и везд, слышатся громкія жалобы на испорченность духовенства, въ особенности монашескихъ орденовъ. Он раздаются съ одинаковою силой въ устахъ нмца — Конрада Вальдгаузера, и чеха — Яна Милича, любимыхъ народныхъ проповдниковъ въ Праг при Карл IV. Сначала эти нападенія не заключаютъ въ себ ничего противнаго догматамъ и уставамъ католической церкви, но переходъ отъ послдствій въ причин, отъ распущенности духовенства въ условіямъ, при которыхъ она сдлалась возможной, былъ неизбженъ и совершился весьма скоро. Уже на Милича было взведено обвиненіе въ ереси, мотивированное тмъ, что онъ не придаетъ надлежащаго значенія карательнымъ мрамъ, которыми располагаетъ церковь, и отвергаетъ право духовенства на личную собственность. Ученикъ Милича, Матвй изъ Янова, сомнвался въ необходимости поклоненія мощамъ и иконамъ и совтовалъ мірянамъ какъ можно чаще, даже ежедневно пріобщаться св. тайнъ, т. е. распространялъ на нихъ право, по тогдашнимъ понятіямъ, принадлежавшее только духовенству. По нкоторымъ, впрочемъ не вполн достоврнымъ свдніямъ, Матвй изъ Янова требовалъ для мірянъ даже причащенія подъ обоими видами, т. е. былъ непосредственнымъ предшественникомъ гусситизма. Правда, когда высшія духовныя власти въ Праг осудили ученіе Матвя, онъ тотчасъ же подчинился ихъ приговору, но это не уменьшило вліянія его на студентовъ и баккалавровъ университета, къ числу которыхъ уже принадлежалъ въ то время Янъ Гусъ. Съ гораздо большею силой подйствовали на богемскихъ богослововъ сочиненія Виклефа, проникшія въ Богемію можетъ быть еще при его жизни (онъ умеръ въ 1384 г.). Прежде всего пріобрли извстность философскіе его трактаты, въ которыхъ онъ, возражая противъ господствующаго ученія номиналистовъ, оспаривалъ свободу воли и развивалъ теорію предопредленія, позже — его богословскія сочиненія, въ которыхъ онъ возставалъ противъ богатствъ, накопленныхъ духовенствомъ, и вообще противъ права его на личную собственность, противъ вмшательства его въ свтскія дла, противъ папской власти, противъ ученія о пресуществленіи, противъ таинствъ покаянія и священства, противъ монашествующихъ орденовъ и т. п. Въ 1403 г. ученіе Виклефа было распространено въ Богеміи уже такъ сильно, что церковная власть сочла нужнымъ принять противъ него дятельныя мры. Собранію магистровъ, созванному ректоромъ по приглашенію епархіальнаго начальства, были предложены на обсужденіе сорокъ пять положеній, извлеченныхъ изъ сочиненій Виклефа. Открыто защищать эти положенія не ршился почти никто изъ присутствующихъ, но нсколько богемскихъ магистровъ — въ томъ числ и Гусъ, пользовавшійся уже, не смотря на молодость свою, больтою извстностью въ университет, и занимавшій незадолго передъ тмъ должность ректора, — старались доказать, что такихъ положеній у Виклефа вовсе нтъ, что они формулированы обвинителями его неточно или даже преднамренно-фальшиво. Большинство голосовъ высказалось противъ всхъ сорока пяти положеній, и преподаваніе ихъ, какъ публичное, такъ и тайное, было запрещено всмъ магистрамъ и баккалаврамъ пражскаго университета. Это запрещеніе не достигло своей цли, ученіе, Виклефа продолжало распространяться въ Богеміи, на что уже въ 1405 г. были приносимы жалобы пражскому архіепископу и пап. Архіепископъ Збинекъ призвалъ къ своему суду нсколькихъ священниковъ-магистровъ, одинъ изъ нихъ былъ подвергнутъ тюремному заключенію. Самого Гуса обвиняли въ томъ, что онъ своими обличительными проповдями возбуждаетъ ненависть народа противъ духовенства. Но обвиненія эти не мшали Гусу идти все дальше и дальше, сильный поддержкою королевы и многихъ дворянъ, онъ возставалъ на каедр вилеемской часовни, не только противъ явныхъ злоупотребленій духовенства, но и противъ обычаевъ, въ которыхъ церковь не видла до тхъ поръ ничего дурного. Такъ, напримръ, онъ провозгласилъ ересью полученіе священниками какого бы то ни было вознагражденія отъ частныхъ лицъ за совершеніе таинствъ. Въ 1408 г. собраніе магистровъ богемской націи еще разъ запретило распространять положенія Виклефа, но съ знаменательною оговоркой: ‘in sensibus eorum haereticis, aut erroneis, aut scandalosis’ (въ смысл еретическомъ, ошибочномъ или соблазнительномъ). Другими словами, запрещеніе было уже не безусловное, какъ въ 1403 г., и неопредленность формулы, въ которой оно было выражено, значительно ослабляло его силу. Приверженцамъ Виклефа была дана возможность развивать его идеи, только слегка смягчая т изъ нихъ, которыя противорчьи слишкомъ прямо ученію господствующей церкви. И дйствительно, постановленіе богемской націи послужило сигналомъ звъ открытому разрыву между церковною властью и защитниками новаго ученія. Архіепископъ потребовалъ, чтобы вс имющіеся въ Богеміи экземпляры сочиненій Виклефа были представлены на его разсмотрніе, противъ этого съ нсколькихъ сторонъ были принесены апелляціи пап. Осенью 1408 г., Гусъ, по распоряженію архіепископа, былъ лишенъ права говорить проповди народу. По мннію. Гёфлера, это распоряженіе находилось въ связи съ мрами, принятыми противъ послдователей Виклефа, по мннію Палацкаго {Palacky, Geschichte von Bhmen, т. III, отдленіе 1-е, стр. 227.}, оно было вызвано возникшимъ въ это время споромъ о повиновеніи или неповиновеніи пап Григорію XII. Такъ-называемый великій расколъ западной церкви, начавшійся въ 1378 г. избраніемъ анти-папы Климента VII, вступилъ, въ 1408 г., въ новый періодъ своего развитія. Какъ римскій папа Григорій XII, такъ и авиньонскій Бенедиктъ XIII обязались, при самомъ избраніи, сложить съ себя свое достоинство, какъ только это сдлается необходимымъ для возстановленія церковнаго единства, но ни тотъ, ни другой не были расположены исполнить это обязательство. Тогда большинство кардиналовъ, какъ римскихъ, такъ и авиньонскихъ, ршились приступить къ низложенію обоихъ папъ и избранію новаго, для чего и былъ созванъ соборъ въ Пиз на 25-е марта 1409 г. Богемія, съ самаго начала раскола, держала сторону римскаго папы, но Григорій XII возбудилъ противъ себя гнвъ Вячеслава, признавъ королемъ римскимъ соперника его, пфальцграфа Рупрехта. Этимъ объясняется поспшность, съ которою Вячеславъ высказался въ пользу ршенія кардиналовъ и общалъ подчиниться постановленію собора, а до тхъ поръ сохранять нейтралитетъ обоими папами. Противъ этого возсталъ архіепископъ пражскій, находя, что нтъ достаточной причины отказывать въ повиновеніи законному пап, Григорію XII. Спорный вопросъ былъ предложенъ на обсужденіе университета, за мнніе короля подала голосъ одна богемская нація, остальныя три согласились съ архіепископомъ. Тогда Вячеславъ издалъ указъ (18 января 1409 г.), которымъ предоставилъ богемской націи, во всхъ длахъ университета три голоса, а тремъ остальнымъ націямъ, вмст взятымъ — только одинъ. Другими словами, чехамъ было дано въ университет то мсто, которое принадлежало нмцамъ. Само собою разумется, что нмцы не могли отнестись къ этому равнодушно, они направили вс усилія свои къ тому, чтобы достигнуть отмны указа 18-го января, а между тмъ обязались другъ передъ другомъ выселиться изъ Праги, если не будетъ возстановленъ прежній порядокъ вещей. Переговоры, начатые по этому предмету, не привели ни къ какому результату, — и въ ма 1409 г. огромное большинство нмецкихъ магистровъ, баккалавровъ и студентовъ навсегда оставили Прагу. Движеніе это не коснулось впрочемъ юридическаго факультета, который образовалъ самостоятельное цлое и не принималъ участія въ общихъ длахъ университета. Число профессоровъ и студентовъ, оставившихъ Прагу въ 1409 г., опредляется весьма различно, по`словамъ однихъ историковъ, оно доходитъ до 20,000, по словамъ другихъ, не превышаетъ 5,000. Многіе изъ числа выходцевъ направились въ Лейпцигъ и положили начало тамошнему университету, другіе примкнули къ университетамъ уже прежде существовавшимъ, напр. Эрфуртскому, который съ этихъ поръ сталъ быстро возвышаться. Матеріальная потеря для учителей Праги была весьма значительна, такъ какъ между нмецкими студентами было много людей достаточныхъ, нкоторые изъ нихъ, посщая университетъ, занимались вмст съ тмъ промышленностью или торговлей.
Остановимся на этомъ событіи, потому что оно служитъ главнымъ и почти единственнымъ матеріаломъ для характеристики Гуса, какъ бойца чешской народности противъ нмецкой. Историки нмецкой партіи, въ особенности Гефлеръ, не находятъ достаточно рзкихъ словъ, чтобы выставить на видъ всю несправедливость указа 18 января 1409 г., вс бдственныя послдствія его для Богеміи, для Германіи, вообще для Западной Европы, за тмъ они стараются доказать, что отвтственность за эту катастрофу упадаетъ преимущественно на Гуса, врага нмцевъ, и всего нмецкаго. Чешскіе историки соглашаются съ тмъ, что указъ 18 января 1409 г. уменьшилъ значеніе пражскаго университета, но они признаютъ его вполн основательнымъ и справедливымъ. Не совсмъ одинаково они относятся только къ вопросу о томъ, какая доля участія въ событіяхъ 1409 г. принадлежитъ собственно Гусу. Одни, напримръ Томекъ, приписываютъ ему первенствующую роль въ измненіи отношеній между четырьмя націями университета. ‘Гусъ — говоритъ Томекъ {Сочиненіе г. Новикова ‘Гусъ и Лютеръ’, напечатанное въ ‘Русской Бесд’ и ‘Чтеніяхъ Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ’ за 1857—1859 г., трудъ вполн добросовстный и во многихъ отношеніяхъ весьма замчательный, хотя и односторонній,— осталось, къ сожалнію, почти незамченнымъ нашею критикою.} — нашелъ удобный случай выполнить давнишнія желанія чешской націи и искоренить господство иностранцевъ въ университет. Съ помощью дворянъ, которые держали сторону народа, онъ довелъ дло до изданія указа 16 января 1409 г.’. Точно также смотритъ на дло и русскій историкъ Гуса, г. Новиковъ, говоря о ршимости Гуса ‘очистить университетъ отъ незванныхъ гостей’ и называя его ‘главнымъ виновникомъ изгнанія нмцевъ’. Палацкій держится другого мннія, онъ находитъ, что указъ 18 января 1409 г. былъ изданъ не столько подъ вліяніемъ Гуса, сколько по собственному побужденію Вячеслава, раздраженнаго сопротивленіемъ трехъ націй въ дл признанія или непризнанія папы Григорія XII. Г. Новиковъ утверждаетъ, что между Гусомъ и нмцами существовала отъявленная вражда, что Гусъ чувствовалъ инстинктивное отвращеніе въ нмцамъ, преслдовалъ ихъ, какъ враговъ чешскаго народа, и помирился съ ними только въ конц своей жизни, что главной его задачей была борьба противъ ‘враждебнаго западнаго элемента’ и ‘гибельной германоманіи’. Отправляясь отъ различныхъ исходныхъ пунктовъ и стремясь къ совершенно различнымъ цлямъ, г. Новиковъ и Гёфлеръ сходятся, такимъ образомъ, въ выводахъ своихъ относительно одной стороны дятельности Гуса. Палацкій, полагаетъ, напротивъ того, что Гусъ былъ совершенно чуждъ ненависти въ нмцамъ. Который же изъ этихъ взглядовъ ближе къ исторической истин?
Когда именно возникла въ сред чешской націи мысль объ измненіи порядка вещей, до тхъ поръ существовавшаго въ университет, кто первый возбудилъ ее и первый принялъ мры въ ея осуществленію,— объ этомъ не сохранилось точныхъ свдній. Съ достоврностью извстно только то, что чешская нація обращалась къ королю съ ходатайствомъ по этому предмету еще до изданія указа 18 января 1409 года, и что, въ числ ходатаевъ, находился Янъ Гусъ. Самъ Гусъ объявилъ на Констанцскомъ собор, что онъ, по совту магистра Андрея изъ Бродъ (тогда принадлежавшаго къ числу близкихъ друзей Гуса, но впослдствіи перешедшаго на сторону его враговъ и явившагося однимъ изъ обвинителей его на собор), охотно способствовалъ изданію указа 18 января. Изъ другихъ источниковъ мы знаемъ, что Гусъ дйствовалъ на короля черезъ посредство одного изъ его любимцевъ, Николая изъ Лобковицъ. Посл обнародованія указа Гусъ открыто заявлялъ права этого вельможи на благодарность чешской націи, ‘которой онъ, по нашей просьб, доставилъ побду при двор’. Но этимъ и ограничивается участіе Гуса въ изданіи указа 18 января. Когда депутаты чешской націи въ первый разъ явились къ Вячеславу въ Кутну-гору съ жалобой на преобладаніе нмцевъ, онъ принялъ ихъ весьма немилостиво, съ гнвомъ упрекалъ Гуса за волненія, имъ возбуждаемыя, и грозилъ ему смертью на костр, если онъ не перестанетъ навлекать на Богемію обвиненіе въ ереси. Гусъ возвратился въ Прагу и тяжко заболлъ, указъ 18 января состоялся именно во время его болзни. Отсюда слдуетъ заключить, что не вліяніе Гуса было существенною причиной перемны, происшедшей въ положеніи университета. Онъ желалъ этой перемны, употреблялъ различныя усилія для того, чтобы ея достигнуть, радовался ей, когда она совершилась, — но не былъ ни единственнымъ, ни даже главнымъ виновникомъ ея. Приписывать ее только стараніямъ Николая изъ Лобковицъ было бы также большой ошибкой, она была естественнымъ результатомъ той роли, которую приняли на себя три націи въ спор между королемъ и папой Григоріемъ XII. Для короля вопросъ о низложеніи Григорія былъ вопросомъ слишкомъ важнымъ, потому что на этомъ были основаны вс его надежды возвратить утраченную имъ римскую корону. Сопротивленіе, которое онъ встртилъ со стороны трехъ націй, поддержка, которую онъ нашелъ въ націи чешской, неизбжно должны были привести его къ попытк сломить господство нмцевъ въ пражскомъ университет. Но правы ли были чехи, становясь на сторону короля противъ папы, законность котораго они до тхъ поръ сами признавали? Руководствовались ли они при этомъ добросовстнымъ желаніемъ возстановить церковное единство, или жертвовали интересами церкви въ пользу своихъ эгоистическихъ цлей?
Само собою разумется, что Гёфлеръ разршаетъ этотъ вопросъ въ смысл неблагопріятномъ для чеховъ. Возставая противъ Григорія XII,— говоритъ онъ, — чехи прежде всего налагали руку на самихъ себя, на свой университетъ, привилегіи котораго были большею частью основаны на буллахъ, данныхъ непосредственными предшественниками Григорія. Отвергая законность Григорія, а слдовательно и всхъ другихъ римскихъ папъ, съ самаго начала великаго раскола, они отвергали законность всего сдланнаго этими папами въ пользу Богеміи, они осуждали самихъ себя, своихъ предковъ, своего великаго короля Карла, который не поколебался принять сторону Рима противъ Авиньона. Если бы Вячеславъ и пражскій университетъ остались врны Григорію XII, то католическая церковь была бы, можетъ быть, избавлена отъ зрлища трехъ папъ, одновременно предъявляющихъ свои права на римскій престолъ, она была бы избавлена отъ позора, причиненнаго ей избраніемъ такого папы, какъ Бальтазаръ Косса (Іоаннъ XXIII). Однимъ словомъ, на чеховъ — т. е. преимущественно на Гуса — упадаетъ, по мннію Гёфлера, самая тяжкая доля отвтственности за вс бдствія, которымъ подверглась церковь, а вмст съ нею и народа Западной Европы, въ промежутокъ времени между 1409 и 1415 г. Это мнніе кажется намъ ршительно недостойнымъ серьезнаго историка. Прежде всего, нельзя не замтить, что спорный вопросъ касался вовсе не законности избранія Григорія XII или Бенедикта XIII, а только устраненія раскола посредствомъ низложенія обоихъ папъ и избранія новаго. Кардиналы, взявшіе на себя иниціативу созванія Пизанскаго собора, сами принимали участіе въ избраніи Григорія XII и Бенедикта XIII, и уже по этому одному не могли оспорить законность того или другого избранія. Пизанскій соборъ, низлагая обоихъ папъ, мотивировалъ свои ршенія не законностью избранія ихъ, а необходимостью положить конецъ расколу, котораго они не хотли превратить добровольнымъ отреченіемъ отъ своего достоинства. Соглашаясь на такое низложеніе Григорія XII, чехи не впадали, слдовательно, въ противорчіе съ своимъ прежнимъ образомъ дйствій, не колебали законной силы постановленій, изданныхъ предшественниками Григорія. Предположеніе Гёфлера, что Вячеславъ и пражскій университетъ могли помшать низложенію Григорія XII, лишено всякаго основанія. Вячеславъ, оставленный большинствомъ курфирстовъ и имперскихъ князей, два раза подвергавшійся изгнанію изъ своего собственнаго государства, не имлъ ни могущества, ни авторитета, необходимыхъ для управленія соборомъ. Пражскій университетъ едва ли бы одержалъ верхъ надъ парижскимъ, привыкшимъ имть ршительный голосъ во всхъ богословскихъ спорахъ,— а парижскій университетъ, руководимый самымъ извстнымъ изъ всхъ тогдашнихъ богослововъ (Жерсономъ), стоялъ за низложеніе обоихъ папъ и держалъ сторону Пизанскаго собора {Въ другомъ мст своей книги Гефлеръ упрекаетъ пражскій университетъ за то, что онъ (въ спорахъ объ ученіи Виклефа) не послдовалъ примру парижскаго университета (безусловно осудившаго это ученіе). Это можетъ служить образцомъ противорчій, въ которыя безпрестанно впадаетъ Гефлеръ: когда онъ одобряетъ образъ дйствій парижскаго университета, тогда онъ негодуетъ на Прагу за то, что она не идетъ по стопамъ Парижа, и на оборотъ, когда онъ недоволенъ Парижемъ, то ставитъ въ вину Праг, что она не пошла на перекоръ парижскому университету.}. И дйствительно, низложеніе обоихъ папъ представлялось единственнымъ практическимъ средствомъ къ прекращенію раскола. На отреченіе папъ нельзя было разсчитывать, въ случа смерти одного изъ нихъ кардиналы, его окружавшіе, немедленно — какъ этому уже было нсколько примровъ — избрали бы на его мсто другое лицо. Пизанскій соборъ имлъ право надяться, что его приговору подчинится вся западная церковь, онъ не могъ предвидть, что рядомъ съ папой, имъ поставленнымъ, останутся и оба прежніе, такъ, что вмсто двухъ папъ явятся три. Въ пользу дороги, избранной Пизанскимъ соборомъ, говоритъ уже то обстоятельство, что ею же пошелъ Бонстанцскій соборъ, хотя онъ и имлъ въ виду результатъ ршенія 1409 г., хотя онъ и рисковалъ прибавить къ тремъ папамъ еще четвертаго. Можно сказать утвердительно, что если Констандскому собору удалось превратить расколъ, то этому много содйствовало негодованіе, возбужденное одновременнымъ появленіемъ трехъ папъ, и что, слдовательно, самая неудача мръ, принятыхъ Пизанскимъ соборомъ, облегчила возстановленіе церковнаго единства. Что избраніе Бальтазара Боссы было позоромъ для католической церкви — это не подлежитъ никакому сомннію, но чмъ же тутъ виноваты Пизанскій соборъ, Вячеславъ, пражскій университетъ? Могли ли они знать заране, что на мсто недостойныхъ Григорія XII и Бенедикта XIII будетъ поставленъ еще мене достойный Іоаннъ XXIII? Въ избраніи папы Пизанскій соборъ, а тмъ боле свтскіе покровители его, участія не принимали, оно было, какъ всегда, дломъ кардиналовъ. Притомъ, въ 1409 г. папой былъ избранъ Александръ V, нравственность котораго была безупречна, Іоаннъ XXIII былъ избранъ уже посл смерти Александра, въ 1410 году. Итакъ, чешская нація, соглашаясь, вмст съ королемъ Вячеславомъ, на низложеніе Григорія XII, дйствовала въ интересахъ церкви, какъ ихъ понимало въ то время огромное большинство католиковъ. Руководилась ли она при этомъ и эгоистическими цлями, разсчитывала ли она заране на награду со стороны короля — опредлить довольно трудно, но столь же трудно поручиться и за безкорыстіе поддержки, оказанной Григорію XII тремя другими націями и архіепископомъ пражскимъ (черезъ нсколько мсяцевъ подчинившимся, впрочемъ, ршенію короля и Пизанскаго собора). Если чехи могли считать для себя выгоднымъ нарушеніе церковнаго statu quo, то нмцы, по той же причин, могли считать для себя выгоднымъ сохраненіе его.
Обращаясь къ самому содержанію указа 18 января 1409 г., Гёфлеръ утверждаетъ, что чешская нація выманила его у короля обманомъ, что она уврила Вячеслава, будто бы первоначально, при Барл IV-мъ, нмцы располагали только однимъ голосомъ въ длахъ университетскихъ, и уже потомъ присвоили себ большинство голосовъ. И здсь, конечно, главнымъ виновникомъ обмана является Гусъ. Обвиненіе формулировано Гёфлеромъ съ большою рзкостью, но вовсе не подкрплено фактическими данными. Онъ не доказалъ, чтобы первоначальное распредленіе голосовъ было именно таково, какъ въ 1408 г., онъ не доказалъ, чтобы преобладаніе нмцевъ было основано на ясномъ, положительномъ закон, а не на обыча, лишенномъ обязательной силы. Впрочемъ, этотъ вопросъ второстепенный, гораздо важне опредлить, справедлива ли была мра, принятая Вячеславомъ, была ли она согласна съ интересами Богеміи и пражскаго университета. Забудемъ на время о результатахъ этой мры (мы увидимъ ниже, что они были случайнымъ, а не необходимымъ послдствіемъ ея), постараемся представить дло въ томъ вид, въ какомъ оно находилось въ самый моментъ изданія указа 18 января 1409 года.
Въ 1348 г., при основаніи пражскаго университета, въ Германіи, какъ и въ славянскихъ земляхъ, не было еще ни одного университета, нмцы и славяне, желавшіе получить высшее богословское или юридическое образованіе, должны были отправляться въ Парижъ, Оксфордъ или Болонью. Карлъ IV, учреждая университетъ, хотлъ устранить этотъ недостатокъ, какъ для Богеміи, такъ и для Германіи. Онъ былъ въ одно и тоже время королемъ богемскимъ и императоромъ германскимъ, Прага была при немъ какъ бы столицей Германіи. Понятно, что заботливость его не ограничивалась одною Чехіей, а распространялась, наравн съ нею, на вс области имперіи. При Вячеслав, въ начал XV вка, положеніе длъ было совершенно другое. Вячеславъ съ самаго начала былъ императоромъ только по имени, съ 1400 г. германскіе князья, за немногими исключеніями, не признавали за нимъ боле даже вншнихъ правъ, сопряженныхъ съ этимъ достоинствомъ. Прага перестала быть средоточіемъ обще-нмецкихъ длъ, обще-нмецкой политики, она перестала быть, вмст съ- тмъ, и средоточіемъ обще-нмецкаго образованія. Во второй половин XIV вка, одинъ за другимъ возникли университеты въ Вн, въ Гейдельберг, въ Кёльн, въ Эрфурт. Съ учрежденіемъ ихъ, пражскій университетъ утратилъ первоначальное значеніе свое. Пока онъ не имлъ соперниковъ въ Германіи, до тхъ поръ онъ могъ сохранять космополитическій характеръ, до тхъ поръ чехи могли переносить преобладаніе чужеземцевъ, потому, что объ университетахъ національныхъ въ то время не было и рчи. Но когда нмецкіе города начали слдовать примру Праги, когда появились университеты съ исключительно нмецкимъ оттнкомъ, тогда стремленіе чеховъ имть свой, чешскій университетъ сдлалось неизбжнымъ и вполн законнымъ. Оно усиливалось по мр того, какъ ослабвала политическая связь между Богеміей и Германіей, какъ увеличивался запасъ знаній, пріобртенный чехами. Весьма вроятно, что указъ 18 января 1409 г. только ускорилъ перемну, которая должна была совершиться сама собою. Въ XV-мъ вк число нмецкихъ университетовъ постоянно возрастало, сообразно съ этимъ естественно должно было уменьшаться число нмецкихъ профессоровъ и студентовъ въ Праг, город по преимуществу славянскомъ. Можно ли удивляться тому, что чехи хотли быть хозяевами у себя дома, что они считали себя въ прав занимать первое мсто въ университет, основанномъ и содержимомъ на ихъ средства? Вотъ собственныя слова Гуса по этому предмету:— ‘Въ богемскомъ государств, богемцы, и по Божіему закону, и по естественному праву, должны быть первыми, точно также какъ французы — во Франціи, нмцы — въ Германіи. Положимъ, что богемецъ былъ бы поставленъ во глав нмецкой общины, какая была бы отъ этого польза для общины, еслибы онъ не зналъ нмецкаго языка {Не слдуетъ забывать, что однимъ изъ послдствій преобладанія нмцевъ въ пражскомъ университет было предоставленіе имъ значительнаго числа должностей въ Богеміи, особенно духовныхъ.}? Не все ли это равно, что сдлать нмую собаку сторожемъ стада? Тоже самое слдуетъ сказать и о нмцахъ въ Богеміи’. Итакъ, каковъ бы ни былъ порядокъ, первоначально установленный Карломъ IV-мъ, каковы бы ни были преимущества, дарованныя имъ нмцамъ, Вячеславъ имлъ полное право и полное основаніе измнить этотъ порядокъ, уменьшить, эти преимущества. Господство нмецкаго элемента угрожало опасностью чешскому языку, чешской литератур, — и на оборотъ, усиленіе чешскаго элемента было лучшимъ средствомъ къ развитію и усовершенствованію ихъ. Гусъ и другіе представители чешской націи, принимавшіе участіе въ движеніи 1408 г., руководились при этомъ чувствомъ самосохраненія и правильно понятыми интересами своего народа.
Антагонизмъ между чешскою націей и тремя остальными, имлъ еще другую, не мене глубокую причину. Начиная съ первыхъ годовъ XV-го столтія, пражскій университетъ былъ театромъ религіозной борьбы, принимавшей все боле и боле серьезный характеръ. Въ этой борьб большинство чешской націи стояло на сторон движенія, нмцы, почти безъ исключенія — на сторон сопротивленія, или на сторон существующаго порядка вещей. Въ какой степени къ религіозному спору присоединялся и философскій, въ какой степени справедливо предположеніе Гёфлера, что послдователи Виклефа были вс реалистами (въ средневковомъ смысл этого слова), противники его — номиналистами, и что разногласіе въ теоретическихъ воззрніяхъ усиливало вражду между націями — это вопросъ, разсмотрніе котораго повело бы насъ слишкомъ далеко. Для насъ достаточно того несомнннаго факта, что чешская нація, стараясь ограничить вліяніе нмцевъ, надялась, между прочимъ, устранить одно изъ главныхъ препятствій къ распространенію ученія, которое она считала единственнымъ правильнымъ отвтомъ на важнйшіе вопросы христіанской вры. Понятно, что это обстоятельство вносило въ борьбу элементъ совершенно новый и возвышало ее далеко надъ простымъ столкновеніемъ національныхъ самолюбій и антипатій. Нмецкіе магистры были, въ глазахъ Гуса и его партіи, не только пришлецами, занимающими непринадлежащее имъ мсто, но и врагами истины, защитниками воего того, что было фальшиваго, безнравственнаго, вреднаго въ ученій и обычаяхъ тогдашней католической церкви. Самая готовность нмцевъ оставаться, во что бы то ни стало, покорными Григорію XII-му, казалась друзьямъ Гуса постыднымъ отказомъ отъ прирожденнаго каждому христіанину права поврять законность приказаній, которыя онъ получаетъ отъ церковной власти. Противодйствіе подобнымъ взглядамъ приверженцы Гуса считали не только правомъ, но и обязанностью своею.
Указъ 18-го января 1409 года не закрывалъ нмцамъ доступа въ пражскій университетъ, не вытснялъ ихъ оттуда, даже не ограничивалъ правъ, принадлежавшихъ каждому нмецкому студенту наравн съ чешскимъ,— а уменьшалъ только долю участія нмцевъ въ управленіи университетомъ, передавая чехамъ большинство голосовъ, которое до тхъ поръ принадлежало нмцамъ. Ничто не мшало нмцамъ подчиниться этому порядку, ничто не мшало имъ искать на будущее время боле прочныхъ средствъ вліянія въ нравственномъ или умственномъ превосходств надъ чехами. И при дйствіи указа 18-го января, они сохранили бы въ Праг положеніе боле привилегированное, чмъ то, которое принадлежало чехамъ, напримръ, въ Гейдельберг или въ Кёльн. Но они не хотли понять, что Прага — не Гейдельбергъ и не Кёльнъ, не хотли отказаться отъ преобладанія надъ чехами или, по крайней мр, отъ совершеннаго равенства съ ними (т. е. равенства голосовъ въ общихъ длахъ университета). Преувеличивая свое значеніе и свою силу, разсчитывая на слабость Вячеслава, они были вполн уврены, что побда останется за ними, и потому обязались, другъ передъ другомъ, удалиться изъ Праги, если не достигнутъ отмны указа 18-го января. Они видли въ этомъ обязательств средство запугать, если не чешскую партію въ университет, то по крайней мр короля, придворныхъ и жителей Праги, извлекавшихъ столько выгодъ изъ пребыванія въ ней нмецкихъ студентовъ. Разсчетъ оказался ошибочнымъ, указъ 18-го января остался въ полной сил — и нмцы, связанные неосторожнымъ обязательствомъ, предпочли выселиться изъ Праги, чмъ уступить своимъ противникамъ. Таковъ былъ результатъ указа 18-го января, но предвидли-ли, могли-ли предвидть его чехи? Входилъ-ли онъ въ составъ ихъ плана, когда они задумали измнить организацію университета? Хотлъ-ли Гусъ, какъ выражается Гёфлеръ, выгнать нмцевъ изъ университета и изъ Праги? Не только Палацкій, но и вс сколько-нибудь безпристрастные нмецкіе писатели {Напримръ Бёрингеръ (Bhringer), въ сочиненіи своемъ: ‘Die Vorreformatoren des vierzehnten and fnfzehnten Jahrhunderts (Zrich, 1856—58). Zweite Hlfte. S. 153 и 154.} разршаютъ этотъ вопросъ отрицательно, самъ Гёфлеръ даетъ на него противорчивые отвты. Въ одномъ мст онъ говоритъ, что вс чехи единственно хотли изгнанія нмцевъ, что изгнаніе нмцевъ входило въ составъ системы, которой слдовалъ Гусъ {Magister Iohannes Hus, S. 285 и 295.}, въ другомъ мст онъ утверждаетъ, что удаленіе нмцевъ принадлежало къ числу событій непрдвиденныхъ, что партія движенія его не ожидала {Тамъ же, стр. 287.}. Очевидно, что на этотъ разъ желаніе Гёфлера найти новый пунктъ обвиненія противъ Гуса оказался мене сильнымъ, чмъ факты, его оправдывающіе. ‘Никто не изгонялъ нмецкихъ студентовъ изъ Праги’,— таковы собственныя слова Гуса по этому предмету,— ‘ихъ изгнала оттуда лишь клятва, ими самими принесенная’ (т. е. взаимное обязательство, упомянутое выше). Истина этихъ словъ не подлежитъ никакому сомннію. Между указомъ 18-го января и удаленіемъ нмцевъ изъ Праги нтъ никакой разумной, логической связи, первое изъ этихъ событій относится къ послднему только какъ предлогъ или поводъ, а отнюдь не какъ причина. По мннію Гёфлера, нмецкіе профессоры и студенты не могли оставаться въ Праг, безъ явнаго нарушенія своей чести. Если онъ разуметъ подъ этимъ нарушеніе обязательства, ими даннаго, то онъ до извстной степени правъ, но разв кто-нибудь принуждалъ нмцевъ къ подобному обязательству? Разв чехи могли знать заране, что нмцы, въ увлеченіи страсти, поступятъ такъ необдуманно, такъ безразсудно? Если же Гёфлеръ видитъ нарушеніе чести въ простомъ подчиненіи указу 18-го января, то это мнніе кажется намъ, по меньшей мр, весьма страннымъ. Чехи, въ продолженіе нсколькихъ десятковъ лтъ, довольствовались однимъ голосомъ противъ трехъ, принадлежащихъ нмцамъ — и никто, конечно, не назоветъ ихъ за это лишенными чувства чести, почему же такой же точно образъ дйствій былъ бы безчестнымъ со стороны нмцевъ? Нтъ, указомъ 18-го января затрогивалась не честь нмцевъ, а только тщеславіе и властолюбіе ихъ. Упрекъ въ безмрной гордости, обращенный Гёфлеромъ противъ чеховъ, можетъ быть отнесенъ съ гораздо большимъ правомъ къ нмецкимъ профессорамъ и магистрамъ пражскаго университета {Это признаютъ и нмецкіе писатели, вообще мало расположенные къ славянамъ, напримръ Густавъ Фрейтагъ (Bilder aus der deutschen Vergangenheit. T. II, I, стр. 328).}.
Удаленіе нмцевъ изъ Праги, конечно, не осталось безъ вліянія на дальнйшую судьбу университета, и вліяніе это, конечно, не можетъ быть названо благопріятнымъ. Но если пражскій университетъ отсталъ отъ нмецкихъ, если онъ не игралъ почти никакой роли въ распространеніи гуманизма, то главную причину этого факта слдуетъ искать не въ событіяхъ 1409 г., а въ междоусобныхъ и вншнихъ войнахъ, такъ долго разорявшихъ Богемію и истощавшихъ ея силы, въ гуситскомъ движеніи, отклонившемъ на время вниманіе чеховъ отъ чисто-научныхъ занятій. Историки, подобные Гёфлеру, готовы, правда, утверждать, что удаленіе нмцевъ изъ Праги заключало въ себ зародышъ всхъ дальнйшихъ катастрофъ, постигшихъ Богемію, начиная съ ужасовъ гуситской войны и оканчивая сраженіемъ при Блой-гор въ 1620 году, но такія гипотезы не заслуживаютъ серьезнаго опроверженія. Не слдуетъ забывать также, что главные проповдники гуманизма въ Германіи (Рейхлинъ, Эразмъ, Муціанъ, Ульрихъ фонъ-Гуттенъ) не были университетскими профессорами, что большинство нмецкихъ университетовъ упорно держало сторону темныхъ людей (viri obscuri), и что слдовательно потеря, понесенная Богеміей въ 1409 году, не такъ велика, какъ это можетъ показаться съ перваго взгляда. Мы готовы даже признать, что удаленіе нмцевъ способствовало развитію и распространенію гуситизма. Одно свободное слово о церковномъ устройств, сказанное въ начал XV-го вка, безъ сомннія, было несравненно важне, чмъ тысяча самыхъ ученыхъ схоластическихъ лекцій.
Побда чеховъ надъ нмцами имла, по словамъ Гёфлера, еще одно пагубное послдствіе, она усилила вліяніе правительства на дла университета и ограничила, такимъ образомъ, его внутреннюю свободу. Уже въ начал 1409 года, когда нмцы не хотли приступить къ избранію ректора и декана по новымъ правиламъ, установленнымъ 18-го января, ректоръ и деканъ были назначены королевскимъ указомъ, да и впослдствіи времени Гусъ и приверженцы его постоянно ссылались на авторитетъ короны, прятались за нее въ борьб своей съ архіепископомъ, обвиняли своихъ враговъ въ измн государству. Мнніе Гёфлера было бы совершенно справедливо, еслибы дло шло о XVIII-мъ и ХІХ-мъ вк, но въ примненіи въ XV-му вку оно кажется намъ лишеннымъ всякаго основанія. Въ XV-мъ вк правительства еще не боялись свободы преподаванія, потому что не придавали ей большого значенія, потому что не видли въ ней ничего опаснаго для своей власти. Единственнымъ серьезнымъ врагомъ ея была въ то время католическая церковь, считавшая университеты какъ бы достояніемъ своимъ, ревниво устранявшая изъ нихъ все то, что казалось ей несовмстнымъ съ ея ученіемъ и съ ея интересами. Періодъ времени съ 1403 до 1409 года представляетъ намъ цлый рядъ посягательствъ на свободу преподаванія въ пражскомъ университет, отъ кого они исходили? Отъ архіепископа пражскаго, отъ капитула, отъ его приверженцевъ въ сред трехъ націй. Во всхъ подобныхъ случаяхъ правительство было только орудіемъ въ рукахъ духовенства. Отсюда слдуетъ заключить, что событія 1409 года, уменьшивъ вліяніе духовенства на дла университета, были чистымъ выигрышемъ для послдняго, хотя они и увеличили зависимость его отъ правительства. И въ наше время, конечно, свобода преподаванія на запад Европы не иметъ противника боле опаснаго и упорнаго, чмъ духовенство, но оно почти везд лишено возможности дйствовать самостоятельно на университеты, между тмъ какъ правительства имютъ къ тому и охоту, и силу. Въ XV-мъ вк могущество духовенства было такъ велико, что одержать надъ нимъ побду можно было только съ помощью свтской власти, неудивительно, поэтому, что Гусъ искалъ ея поддержки. Припомнимъ, что точно также дйствовали и вс реформаторы XVI-го вка.
Мы старались доказать, что движеніе 1408—9 г. было вполн законно и разумно, что чехи имли полное право требовать для себя перваго мста въ своемъ университет, что, стремясь къ ограниченію вліянія нмцевъ, они хотли обезпечить, а не стснить свободу изслдованія и преподаванія, облегчить, а не затруднить внутреннее обновленіе церкви, что они вовсе не желали совершеннаго удаленія нмцевъ изъ Праги. Нужно ли опровергать, посл этого, обвиненіе Гуса въ слпой ненависти къ нмцамъ,— обвиненіе, основываемое Гёфлеромъ преимущественно на участіи Гуса въ событіяхъ 1409 г.? Не ясно ли, что дятельность его была вызвана и руководима другими, боле глубокими и чистыми причинами? Но можетъ быть исторія Гуса представляетъ какіе-либо другіе факты, подтверждающіе ненависть его къ нмцамъ? Гёфлеръ утверждаетъ, что ненависть эта возникла еще въ 1400 г., когда баварцы и саксонцы, вторгнувшись въ Богемію, произвели въ ней страшныя опустошенія, но прежде, чмъ объяснять происхожденіе извстнаго чувства, нужно доказать самое существованіе его. Гефлеръ ссылается, дале, на то обстоятельство, что пражское духовенство, уже въ 1408 г., обвиняло Гуса въ возбужденіи народа противъ нмцевъ. Самый фактъ обвиненія представляется безспорнымъ, но доказательствъ справедливости его мы напрасно стали бы искать у Гёфлера. Все дло, безъ сомннія, заключается въ томъ, что Гусъ возставалъ противъ преобладанія нмцевъ въ пражскомъ университет и въ сред высшаго богемскаго духовенства, отсюда до возбужденія ненависти къ цлому народу еще очень далеко. Данныя, приводимыя г. Новиковымъ — заботливость Гуса о чистот и о распространеніи чешскаго языка, гордость, съ которою онъ называлъ себя уроженцемъ христіаннйшаго богемскаго государства,— свидтельствуютъ только о патріотизм Гуса, но отнюдь не о національной нетерпимости его. По увренію Палацкаго, ни въ латинскихъ, ни въ чешскихъ сочиненіяхъ Гуса нтъ и слда ненависти къ нмцамъ. ‘Я предпочитаю добраго нмца дурному чеху’, говоритъ Гусъ въ оправданіи своемъ противъ обвиненій духовенства, составленномъ въ 1409 г., ‘я возстаю одинаково противъ нмцевъ и чеховъ, когда они стоятъ за неправое дло’. Г. Новиковъ полагаетъ, что въ конц своей жизни Гусъ примирился съ нмцами, вслдствіе ласковаго пріема, который онъ у нихъ встртилъ во время путешествія своего изъ Праги въ Констанцъ. Мы не знаемъ, какъ совмстить это предположеніе съ ненавистью къ нмцамъ, съ инстинктивнымъ отвращеніемъ къ нимъ, которыя приписываетъ Гусу г. Новиковъ. Ненависть и отвращеніе не исчезаютъ такъ скоро и подъ вліяніемъ причинъ, до такой степени незначительныхъ. Дружелюбное чувство, съ которымъ Гусъ относился къ нмцамъ, на пути въ Констанцъ и въ самомъ Констанц, доказываетъ только одно — что Гусъ никогда не ненавидлъ нмцевъ и боролся съ ними лишь настолько, насколько этого требовали политическія и, въ особенности, религіозныя убжденія его. Посл 1409 г. религіозная борьба одна наполняетъ всю жизнь Гуса, — и противниками его, какъ до Констанцскаго собора, такъ и на собор, являются не только нмцы, но и чехи, враждебные реформ.
Историки нмецкой партіи, убжденные въ томъ, что Богемія не можетъ быть ни чмъ инымъ, какъ только сателлитомъ Германіи, что чехи неспособны въ самостоятельной политической и умственной жизни, что всею цивилизаціею своею они обязаны нмцамъ,— считаютъ дятельность Гуса и его послдователей насильственнымъ перерывомъ въ исторіи Богеміи, несчастнымъ уклоненіемъ съ пути, которымъ она шла до тхъ поръ и должна была идти постоянно. Никто не станетъ отвергать, что чехи многое заимствовали у нмцевъ, что судьба Богеміи, до конца XIV-го вка, была связана съ судьбою Германіи, но отсюда еще не слдуетъ, чтобы чехи были обречены на вчное подражаніе нмцамъ, на вчную зависимость отъ нихъ. Цивилизація проникла въ Богемію позже, чмъ въ Германію, но въ начал XV-го вка она была распространена въ обихъ странахъ почти одинаково: Ничто не мшало чехамъ идти рука объ руку съ другими европейскими народами, не отступая, въ то же самое время, отъ національныхъ особенностей своихъ. Далеко не вс учрежденія, перенесенныя въ Богемію изъ Германіи, были необходимы для народнаго блага, далеко не вс черты, которыми Богемія еще отличалась отъ Германіи, были для него вредны. Феодализмъ и католицизмъ были нмецкими подарками, безъ которыхъ Богемія могла бы обойтись очень хорошо. Ограниченное, сравнительно съ Германіей, вліяніе духовенства на общія государственныя дла было, напротивъ того, такимъ преимуществомъ, которымъ Богемія не могла не дорожить и не гордиться. Въ ХІІІ-мъ вк основаніе городовъ нмецкими поселенцами ускорило развитіе промышленности и торговли въ Богеміи, но это еще не значитъ, что Богемія нуждалась въ наплыв нмецкихъ выходцевъ и что городское сословіе не могло пополняться изъ среды самихъ чеховъ. Еслибы Гусъ и его приверженцы хотли совершенно уничтожить всякую связь между Богеміей и Германіей, вырвать съ корнями изъ богемской почвы все взятое отъ нмцевъ, лишить Богемію всхъ выгодъ общенія съ другими образованными народами, тогда предпріятіе ихъ могло бы быть названо преступнымъ безумствомъ, но мы уже знаемъ, что они не думали ни о чемъ подобномъ. Они желали только устранить т преграды, которыя останавливали свободное, естественное, мирное развитіе чешскаго народа. За дятельность позднйшихъ гуситовъ Гусъ отвчать не можетъ, точно также, какъ руководители учредительнаго собранія 1789 г.— за терроръ 1793 и 1794 г. Фанатизмъ гуситовъ не былъ неизбжнымъ послдствіемъ ученія Гуса, онъ былъ вызванъ насильственными мрами, которыми католическая Европа хотла подавить это ученіе. Констанцскій соборъ, парижскіе’схоластики, папа Мартинъ У и его преемники, императоръ Сигизмундъ — вотъ настоящіе виновники грозы, разразившейся надъ Богеміей и надъ Германіей, посл 1415 г. Источникъ всхъ бдствій, испытанныхъ Богеміей въ четыре послдніе вка ея исторіи, заключается не въ гуситизм, а въ католицизм.
Какое же заключеніе слдуетъ вывести изъ всего сказаннаго нами? Какой урокъ могутъ почерпнуть чехи изъ исторіи Гуса для борьбы, которую они ведутъ въ настоящее время? Должно ли имя Гуса возбуждать въ нихъ чувство непримиримой вражды къ нмцамъ и ко всему нмецкому? Должны ли они, призывая это имя, стремиться къ искорененію всего того, что дано Чехіи извн, а не выработано ею самою? Должны ли они, руководясь примромъ своего героя, ставить выше всего свою національную особность — выше политическаго развитія, выше религіозной и умственной свободы? Такъ полагаютъ наиболе увлекающіеся изъ числа чешскихъ патріотовъ, къ этому мннію склоняется, какъ мы видли, и г. Новиковъ, писавшій въ ‘Русской Бесд’, т. е. говорившій какъ бы отъ имени всхъ нашихъ славянофиловъ, но не таковъ глубокій смыслъ дятельности Гуса и его мученической смерти. Въ патріотизм Гуса не было ничего исключительнаго, ничего фанатическаго. Главною задачей его жизни было освобожденіе умовъ изъ-подъ ига, наложеннаго на нихъ цлыми вками нравственнаго рабства — и въ этомъ отношеніи его жизнь принадлежитъ столько же чехамъ, сколько и всмъ другимъ образованнымъ народамъ. Вопреки г. Новикову, мы согласны съ ‘безжизненными теоріями кабинетныхъ ученыхъ, начинающихъ съ Гуса обновленіе всего западнаго человчества’, или, по крайней мр, приписывающихъ ему важную роль въ этомъ великомъ дл. Онъ отстаивалъ самостоятельность чеховъ противъ нмцевъ — но отстаивалъ ее преимущественно потому, что это было необходимо для успха его преобразовательныхъ плановъ. Его вражда была направлена противъ тхъ, кто стоялъ за злоупотребленія, за несправедливыя притязанія католической церкви — все-равно, были ли это чехи или нмцы. Въ сочиненіяхъ своихъ онъ часто нападалъ въ одно и то же время на Teutones и на Boёmos inimicos. Онъ хотлъ, чтобы первое мсто въ Чехіи занимали чехи, но онъ никогда не оспаривалъ у нмцевъ права на мсто рядомъ съ чехами. Со временъ Гуса, вопросъ о взаимномъ отношеніи чеховъ и нмцевъ усложнился еще больше увеличеніемъ числа нмцевъ въ Богеміи и земляхъ, съ нею сосднихъ. Богемія не можетъ быть названа теперь страною исключительно чешской, точно такъ же, какъ Венгрія не можетъ быть названа страною исключительно мадьярской. Если венгерскіе славяне имютъ полное право жаловаться на сосредоточеніе правительственной власти въ рукахъ мадьяровъ, то точно такое же.право имли бы и богемскіе нмцы, еслибы управленіе Богеміей перешло въ руки однихъ чеховъ. Оставляя за нмцами одинъ голосъ изъ четырехъ въ длахъ пражскаго университета, Гусъ какъ бы указалъ своему народу тотъ путь, которымъ онъ долженъ идти и въ настоящее время. На этомъ пути нтъ мста для компромиссовъ съ принципами, хотя бы они и были направлены къ торжеству чешской народности надъ нмецкой. На этомъ пути нтъ мста для союзовъ, хотя бы и временныхъ, съ католическимъ духовенствомъ, съ аристократіей, враждебной движенію. Противиться отмн конкордата, освобожденію государства изъ-подъ власти церкви, уничтоженію слдовъ реакціи пятидесятыхъ годовъ — противиться этому благому длу только потому, что оно предпринято въ Вн, значило бы измнить идеямъ, которыя завщалъ чехамъ великій реформаторъ XV-го вка. Стремленіе къ національной самобытности законно только тогда, когда оно есть вмст съ тмъ стремленіе впередъ во всхъ областяхъ политической, общественной и умственной жизни, — и въ соединеніи этихъ стремленій, въ преобладаніи послдняго надъ первымъ заключается истинное величіе Гуса.