Пиетизм на русской почве, Арсеньев Константин Константинович, Год: 1880

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Библіотека ‘Общественной Пользы’

К. К. Арсеньевъ.

Свобода совсти и вротерпимость

Сборникъ статей

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія Товарищества ‘Общественная Польза’. Б. Подъяческая 39, с. д.

ПІЕТИЗМЪ НА РУССКОЙ ПОЧВ. *)

*) Напечатано въ No 9 ‘Встника Европы’ за 1880 г.

Исторія, какъ и вообще жизнь, не знаетъ повтореній въ буквальномъ смысл этого слова, не знаетъ полнаго воспроизведенія однажды совершившихся событій, однажды миновавшихъ обстоятельствъ. Аналогіи, за то, она представляетъ на каждомъ шагу — и въ этомъ заключается практическая ея важность. Поставленные лицомъ къ лицу съ движеніемъ, начавшимся на нашихъ глазахъ, мы часто расположены видть въ немъ нчто небывалое, оригинальное, но стоитъ только припомнить прошедшее, боле или мене отдаленное — и движеніе теряетъ характеръ новизны, примыкаетъ къ длинной и старой цпи однородныхъ фактовъ. Съ помощью указаній исторіи, мы можемъ не только опредлить точне источникъ движенія, но и предугадать его усложненія, освтить возможные его результаты. Попробуемъ примнить эту точку зрнія къ явленію, о которомъ много было говорено и въ печати, и въ обществ, къ которому одни отнеслись съ сочувствіемъ, другіе — съ негодованіемъ, третьи — съ насмшкой, но которое не встртило еще, кажется, объективной оцнки. Мы имемъ въ виду религіозную проповдь такъ-называемыхъ пашковцевъ, возникшую въ Петербург нсколько лтъ тому назадъ и распространяющуюся теперь въ другихъ мстахъ Россіи.
Чтобы познакомиться съ сущностью этой проповди, намъ не нужно, къ счастью, прибгать къ городскимъ слухамъ или газетнымъ разсказамъ: мы можемъ сослаться на profession de foi самого г. Пашкова, напечатанную, въ ма 1880 г., въ ‘Церковномъ Встник’. ‘Когда-то’, говоритъ г. Пашковъ, ‘я былъ безъ Христа, чуждъ завтовъ обтованія, не имлъ надежды и былъ безбожникомъ въ мір. Законъ Божій былъ для меня мертвою буквою, я руководился почти исключительно правилами человческими, живя для себя, пытаясь въ самыя лучшія минуты жизни совмстить несовмстимое, т.-е. служить двумъ господамъ. Я былъ другомъ міру, не понимая, что дружба съ міромъ есть вражда противъ Бога, я жилъ по вол князя міра сего, а вмст съ тмъ боялся окончательно разсориться съ Богомъ… Настало время, когда явилась мн благодать Божія, спасительная для всхъ человковъ, когда Господу благоутодно было дать мн понять, что Христосъ, умирая за грхи міра, отвтилъ за грхи и мои… Озаренный свтомъ слова Господня, я увидлъ себя отчужденнымъ и врагомъ по расположенію къ злымъ дламъ, понялъ, что я гршникъ погибшій, что я ничего не въ состояніи сдлать для своего спасенія… Я доврился Спасителю моему, въ которомъ и имю теперь жизнь вчную. Господь принялъ меня, какъ принимаетъ всякого приходящаго къ Нему, я теперь принадлежу не себ, а Ему, живу не для себя, но для умершаго за меня и воскресшаго Христа’. Этихъ немногихъ выписокъ вполн достаточно, чтобы узнать въ проповди г. Пашкова вс характеристическія черты піетизма — ученія или настроенія, не свойственнаго спеціально какому-нибудь вроисповданію, какой-нибудь стран или эпох, но опредлившагося особенно рельефно въ Германіи, въ конц XVII-го вка, и тогда же получившаго свое настоящее названіе.
Посл великой религіозной борьбы XVI-го вка въ сред нмецкой протестантской церкви весьма скоро наступилъ полнйшій застой, мсто католическаго правоврія заняло лютеранское, столь же гордое, столь же увренное въ своей непогршимости, столь же нетерпимое ко всему несогласному съ однажды установленной доктриной. Богословскіе факультеты, ученые догматики — а вслдъ за ними и громадное большинство пасторовъ — занимались преимущественно точнымъ отмежеваніемъ лютеранизма отъ другихъ оттнковъ протестантизма, комментированіемъ всякой буквы аугсбургскаго исповданія, расширеніемъ правъ и власти іерархіи, превознесеніемъ церковнаго надъ свтскимъ. Въ проповди, въ духовной литератур ничто не обращалось къ чувству, ничто не было разсчитано на успокоеніе сердца, на утшеніе въ гор и страданіи. А между тмъ, время было тяжелое и потребность въ утшеніи была велика Надъ Германіей тяготли со всею силой бдственныя послдствія тридцатилтней войны, страна была разорена, истощена, просвщеніе отодвинулось на цлое столтіе назадъ, науки не было почти вовсе, національная литература еще не возродилась изъ пепла. При такихъ условіяхъ началась дятельность основателя піетизма, Шпейера. Швабъ по происхожденію, т.-е. уроженецъ того нмецкаго племени, въ которомъ всего сильне наклонность къ глубокому религіозному чувству, онъ проповдывалъ неутомимо — сначала на запад, потомъ на восток Германіи — боле живую, боле сердечную вру, чуждую мертвящаго формализма, далекую отъ букводства господствовавшей тогда ортодоксіи. Истинно религіознымъ, въ глазахъ Шпенера, былъ только тотъ, кто вритъ и вмст съ тмъ переживаетъ свою вру, наполняетъ ею все свое существо, вс дйствія свои. Ученики Шпенера прибавили къ этому, что такая вра пріобртается лишь съ бою, путемъ внутренней борьбы, путемъ освобожденія изъ-подъ власти грха и отдачи себя во власть правды. Не отвергая ни догматовъ, ни обрядовъ лютеранской церкви, Шпенеръ и его послдователи считали существенно важнымъ только внутреннее благочестивое надоеніе врующаго (pietas), вслдствіе чего они и были названы піетистами. Помимо обыкновеннаго богослуженія, они устраивали собранія (collegia biblica, collegia pietatis), въ которыхъ читалась библія, произносились поученія, обсуждались впечатлнія присутствующихъ, право голоса въ этихъ собраніяхъ принадлежало и мірянамъ. На вс удовольствія, даже самыя невинныя, піетизмъ налагалъ свое veto, онъ осуждалъ не только танцы, публичныя собранія, посщенія театра, фехтованье, изящные туалеты, но и живопись, поэзію, музыку, пніе (кром духовныхъ гимновъ), прогулки, веселые разговоры, онъ запрещалъ прислушиваться къ пнію птицъ, запрещалъ срывать цвты и носить ихъ въ волосахъ или на плать. Что не имло прямого отношеніи къ религіи, то было въ его глазахъ безразлично или даже вредно, на самые обыкновенные предметы, на самые заурядные поступки онъ старался наложить во что бы то ни стало религіозный оттнокъ, каждый шагъ, каждое слово піетиста должны были носить на себ печать его врованій. Отвчая потребности времени, восполняя проблъ, чувствительный для многихъ, піетизмъ быстро распространился по всей Германіи, несмотря на ожесточенную оппозицію, встрченную имъ со стороны приверженцевъ правоврія. Еще при жизни Шпенера былъ основанъ университетъ въ Галле, сдлавшійся средоточіемъ и оплотомъ новой доктрины. Не прошло и пятидесяти лтъ со времени появленія піетизма, какъ онъ уже одержалъ ршительную побду надъ прежнимъ оффиціальнымъ богословіемъ. И что же? Какъ только онъ пересталъ быть гонимымъ, онъ въ свою очередь сдлался гонителемъ. Предметомъ его нападеній была наука, только-что начинавшая подниматься посл долгаго упадка. Непосредственные ученики Шпенера (Франке и Ланге) были виновниками событія, почти безпримрнаго въ исторіи нмецкихъ университетовъ — изгнанія изъ Галле Вольфа, ученика Лейбница, перваго изъ тогдашнихъ нмецкихъ философовъ. Поводомъ къ изгнанію было обвиненіе въ ереси, въ вольнодумств средствами, употребленными для достиженія цли — клевета, ловкій расчетъ на слабости короля Фридриха-Вильгельма І-го {Его уврили, что Вольфъ — въ качеств детерминиста, по мннію котораго все случающееся неизбжно должно было случиться,— отрицаетъ право короля наказывать бглыхъ гренадеровъ.} и заискиванье въ его любимцахъ, особенно въ томъ изъ нихъ, который игралъ при немъ роль придворнаго шута. Царствованіе Фридриха II-го не было благопріятно для піетизма, онъ опять появляется на сцену только при преемник великаго короля, когда начинается реакція противъ такъ называемаго просвщенія. Въ ХІХ-мъ вк, надъ и въ XVII-мъ, піетизмъ борется съ такъ называемымъ правоврнымъ лютеранствомъ лишь до тхъ поръ, пока они не соединяются противъ общаго врага — противъ науки, противъ свободы мысли и изслдованія. Швабскій піетистъ Вильгельмъ Гоффманъ во многихъ отношеніяхъ составляетъ контрастъ съ сверо-германскимъ церковникомъ Генгстенбергомъ, они являются соперниками при берлинскомъ двор, первый изъ нихъ поддерживаетъ унію (т.-е. сліяніе церквей лютеранской и реформатской), второй противодйствуетъ ей — но это не мшаетъ ихъ союзу ни въ тридцатыхъ годахъ, въ эпоху реакціи, вызнанной извстной книгою Д. Ф. Штрауса, ни въ шестидесятыхъ, въ эпоху усиленнаго политическаго и церковнаго гнета.
У насъ, въ Россіи, піетизмъ также не составляетъ новизны, онъ имлъ даже свою годину торжества и господства, между 1815 и 1824 гг. Отдаленнымъ его источникомъ послужили западныя вліянія, въ ближайшей связи съ нимъ стоялъ мистицизмъ временъ Новикова. Въ самомъ своемъ начал этотъ мистицизмъ, какъ и ученіе Шпенера, несомннно былъ явленіемъ прогрессивнаго свойства. ‘Въ грубой масс нашего общества, не думавшей ни о какихъ отвлеченностяхъ,— говоритъ А. Н. Лыпинъ, — мистики являлись все-таки людьми съ какимъ бы то ни было убжденіемъ, которое имло хотя свой элементарный смыслъ. Таковы были, напримръ, ихъ толки о внутренней религіи и ихъ вчные споры съ тмъ духовенствомъ, которое по недостатку порядочнаго образованія слишкомъ держалось за одну вншнюю религіозность… Они выдлялись изъ массы по крайней мр какимъ-нибудь взглядомъ, который они обыкновенно готовы были упорно защищать — а это уже имло свое значеніе въ безличномъ и недумающемъ русскомъ обществ’. Даже позже, когда піетизмъ проникъ въ высшія сферы, когда онъ нашелъ себ выраженіе и широкое поле дятельности въ ‘Россійскомъ библейскомъ обществ’, онъ не сразу утратилъ свои хорошія стороны, выдвигая на первый планъ общее сравнительно съ частнымъ, онъ расширялъ религіозные взгляды, располагалъ къ вротерпимости, внушалъ боле мягкое отношеніе къ расколу. Нкоторые изъ его адептовъ усердно занимались благотворительностью, такъ напримръ, княгиня Мещерская была однимъ изъ дятельныхъ членовъ попечительнаго общества о тюрьмахъ, по нскольку разъ въ недлю читала и объясняла заключеннымъ св. писаніе, посщала больницы, издавала книги и брошюры назидательнаго содержанія. Весьма скоро, однако, библейское общество длается центромъ и очагомъ реакціи, восторжествовавшей около 1820 г. Заручившись могущественными покровителями, піетизмъ но знаетъ больше никакой мры. Онъ провозглашаетъ всхъ противниковъ своихъ — а къ числу ихъ принадлежали такіе люди, какъ Уваровъ, Карамзинъ — ‘горделивыми, мнимо просвщенными’ союзниками ‘духа поднебесныя злобы, врага рода человческаго’, онъ грозитъ близостью времени, когда ‘Господь духомъ устъ своихъ убіетъ сего нечестиваго духа’. Магницкій — вмст съ кн. Голицынымъ главный руководитель новой, одно время всемогущей партіи, высказываетъ ея задушевныя мысли уже въ 1818-мъ году, при открытіи отдленія библейскаго общества въ Симбирск. ‘Выдуманъ новый идолъ’ — восклицаетъ онъ:— ‘разумъ человческій! Богословіе сего идола — философія, жрецы его славнйшіе писатели разныхъ вковъ и странъ… Князь міра сего и идолопоклонствомъ, и развращеніемъ нравовъ, и философіею на распространеніе своего владычества дйствуетъ. Князь тьмы не дремлетъ и нын’. Преслдованія профессоровъ Спб. университета, происходившія въ начал двадцатыхъ годовъ, были не чмъ другимъ, какъ логическимъ результатомъ доктрины, отождествлявшей философію съ идолопоклонствомъ, человческій разумъ — съ дьяволомъ. Піетизму не суждено было, однако, пожать плоды своей побды, они достались обскурантизму другой окраски, усмотрвшему опасность въ самомъ піетизм. Наука — общій врагъ — была повергнута на-земь, ничто не мшало, слдовательно, междоусобному раздору въ лагер ея гонителей — и старый мене искусный, но боле устойчивый изъ нихъ, силою инерціи и традиціи одержалъ верхъ надъ новымъ. кн. Голицына и Магницкаго одолли Шишковъ и Фотій.
Характеристическія черты, повторяющіяся — при однородныхъ условіяхъ — въ разныхъ странахъ и въ разное время, не могутъ быть случайны, указанный нами ходъ развитія нмецкаго и русскаго піетизма коренится во внутреннихъ свойствахъ піетистическаго міросозерцанія. Претендуя сначала на всемогущество въ жизни отдльнаго человка, піетизмъ неминуемо доходитъ до претензіи на всемогущество въ жизни цлаго общества. Подчиняя себ каждый поступокъ, каждое слово, каждое проявленіе личности, онъ привыкаетъ къ регламентаціи мысли и чувства — и видитъ въ ней необходимую охрану противъ пагубныхъ заблужденій. Даже формализмъ удовлетворяется легче, чмъ піетизмъ, ему нужна только одна сторона человческой дятельности — въ тайники ея онъ не проникаетъ, многія ея области оставляетъ безъ надзора. Піетизму нужно не больше и не меньше, какъ господство надъ всмъ человкомъ. Не видя спасенія вн себя и считая себя исключительнымъ обладателемъ средствъ къ его достиженію, онъ быстро переходитъ отъ смиренія къ гордости, отъ гордости — къ жажд вліянія и власти. Кто не за него, тотъ противъ него, кто противъ него, тотъ противъ высшей мудрости, нашедшей свое послднее слово въ піетизм. Если руководствоваться ‘человческими правилами’ — значитъ жить ‘по вол князя міра сего’, если вс люди, до обращенія въ піетизмъ — ‘погибшіе гршники’, то понятно, какое неизмримое разстояніе отдляетъ піетистовъ отъ нераскаянной, необновленной массы. Если ‘дружба съ міромъ есть вражда противъ Бога’, то понятно, какими глазами піетистъ долженъ смотрть на науку, прилпляющуюся именно къ этому міру, познающую его, научающую пользоваться его дарами и приспособлять ихъ къ потребностямъ человка. Преслдуемый или стсняемый, піетизмъ не обнаруживаетъ всхъ своихъ притязаній, но въ скрытомъ вид они находятся въ немъ постоянно, потому что обусловливаются его основною идеей. Терпимость его можетъ простираться на догматы, совмстимые съ этою идеей, но не на убжденія, ей чуждыя, не даромъ же нмецкій піетизмъ скоро нашелъ modus vivendi съ лютеранскимъ церковничествомъ, но не нашелъ его до сихъ поръ по отношенію къ свободному изслдованію. Къ политической жизни, къ экономическимъ вопросамъ, къ прогрессу въ учрежденіяхъ и законахъ піетизмъ по меньшей мр равнодушенъ, потому что вс эти мелкіе, ничтожные интересы способны только отвлекать вниманіе отъ единственной серьезной задачи: внутренняго обновленія и отршенія отъ міра. Работать для общества, служить ему въ качеств писателя, ученаго, политическаго дятеля, значитъ, въ глазахъ піетизма, служить двумъ господамъ, соединять несоединимое. Отрицательно относясь къ дйствительности, піетизмъ всегда и везд соприкасался съ квіетизмомъ и мистицизмомъ, вызывалъ мечты о сліяніи съ единымъ, абсолютнымъ. Между тмъ, мистицизмъ всегда выдвигаетъ на первый планъ собственную личность мистика. Повидимому, мистицизмъ клонится къ уничтоженію личности, къ поглощенію ея великимъ цлымъ, но именно это поглощеніе сосредоточиваетъ на себ вс усилія мистика. Стремясь къ личному блаженству, онъ готовъ забыть все ближайшее, все вызывающее его на трудъ, все нуждающееся въ его вліяніи и помощи. Къ піетизму это примнимо въ меньшей степени, чмъ къ чистому мистицизму, созерцательное бездйствіе боле свойственно послднему, чмъ первому — но не въ разрыв съ міромъ, не въ отказ отъ дружбы съ нимъ можно найти, во всякомъ случа, могучій стимулъ къ многосторонней дятельности на его пользу. Ошибочно было бы думать, что піетизмъ отвергаетъ добрыя дла, т. е. признаетъ ихъ ненужными для спасенія, но что не они составляютъ краеугольный его камень — это едва ли подлежитъ какому-либо сомннію.
Итакъ, враждебное отношеніе къ наук, политическій индифферентизмъ (кром тхъ случаевъ, когда политика можетъ служить орудіемъ въ рукахъ піетистической пропаганды), пассивное отношеніе къ несовершенствамъ общественнаго устройства и къ страданіямъ, отъ нихъ зависящимъ — вотъ необходимыя принадлежности піетизма, даже тогда, когда онъ свободенъ отъ примси побочныхъ элементовъ. Между этими элементами, быстро появляющимися въ сред торжествующаго или хотя бы только широко распространеннаго піетизма, первое мсто занимаетъ лицемріе. Само собою разумется, что далеко не вс піетисты — Тартюфы, но Тартюфъ — непремнно піетистъ. Піетизмъ слишкомъ глубоко насилуетъ человческую природу, чтобы она, въ большинств случаевъ, добровольно и безропотно могла возложить на себя и носить его узы. Основатели, первые проповдники піетизма могутъ быть и почти всегда бываютъ искренни — но въ сред послдователей ихъ весьма скоро оказываются люди, прикрывающіе піетистическою вншностью вовсе не піетистическій образъ жизни. Чмъ больше вншнихъ выгодъ представляетъ наружное исповданіе піетизма, тмъ больше, конечно, становится число такихъ его приверженцевъ. Когда россійское библейское общество стало силой въ государств, публичныя заявленія сочувствія къ нему сдлались врнымъ средствомъ обратить на себя вниманіе власти — и они посыпались со всхъ концовъ Россіи, въ особенности съ тхъ поръ какъ общество начало печатать ихъ въ своихъ изданіяхъ, съ именами авторовъ. Нашлись и такіе ревнители, которые, не ограничиваясь изліяніемъ личныхъ чувствъ, побуждали къ изліяніямъи пожертвованіямъ — другихъ, подвластныхъ имъ людей Нижніе чины одной артиллерійской бригады прислали въ провинціальный комитетъ общества письмо, ‘исполненное самыхъ благоговйныхъ чувствованій’, выражая въ немъ готовность вносить каждый въ кассу общества по 50 коп. въ треть года (изъ солдатскаго жалованья!). Понятно, къ какому разряду піетистовъ принадлежалъ командиръ этой бригады. Усердіе дошло до того, что стали учреждаться формальныя дтскія библейскія общества. Первое изъ нихъ было открыто въ Одесс и состояло изъ воспитанниковъ ришельевскаго лицея. Какую роль играли при этомъ дти, какую — лица, управлявшія ихъ. обществомъ,— это угадать нетрудно. Другой подводный камень, угрожающій піетизму — это мистическій экстазъ, со всми возможными его усложненіями. Онъ господствовалъ, напримръ, въ кружк Татариновой, современномъ библейскому обществу и стоявшемъ весьма близко къ главнымъ его дятелямъ. Однимъ изъ усердныхъ постителей этого кружка былъ министръ духовныхъ длъ и президентъ библейскаго общества, кн. Голицынъ, руководящимъ участникомъ его, вмст съ самой Татариновой — В. . Поповъ, директоръ департамента народнаго просвщенія. Аналогическія явленія представляетъ и исторія нмецкаго піетизма.
Религіозное движеніе, совершающееся на нашихъ глазахъ въ нкоторыхъ сферахъ столичнаго общества, напоминаетъ прежнія явленія того же рода даже въ мелочахъ, въ подробностяхъ. Вотъ, напримръ, составленное очевидцами описаніе собраній, происходившихъ у госпожи Крюднеръ, извстной представительницы піетизма первой четверти нашего вка. ‘Ея утреннія и вечернія моленія были очень просты и составлены изъ обычаевъ греческой, католической и протестантской церкви. Ея спутники въ нсколько голосовъ пли нсколько строфъ въ тон радостнаго благочестія, затмъ каждый становился на колни передъ стуломъ и опускалъ голову, скрывая лицо въ платокъ. Литургъ (Келльнеръ) читалъ затмъ главу изъ евангелія и совершалъ молитву въ тон трепета и сокрушенія, который дйствовалъ на нервы чрезвычайно пугающимъ образомъ и у многихъ извлекалъ слезы. Это была исполненная боязни молитва къ Спасителю о помилованіи и милосердіи, о прощеніи грховъ и спасеніи бднаго, глубоко упавшаго человчества отъ проклятія и осужденія. По окончаніи молитвы вс вставали, госпожа Крюднеръ являлась передъ собраніемъ и держала формальную проповдь’. Съ небольшими перемнами, это описаніе было бы вполн примнимо къ собраніямъ, о которыхъ мы теперь читаемъ въ газетахъ. Назидательныя изданія княгини Мещерской, упомянутой уже нами піетистки временъ библейскаго общества, были большею частью заимствованы изъ англійскаго, такими же заимствованіями богата и современная русская піетистическая литература. Если наши новйшіе піетисты надются, съ помощью арсенала старыхъ средствъ, достигнуть прочнаго и широкаго вліянія на сердца, то надежд ихъ едва ли суждено осуществиться, а другими средствами — кром вншнихъ, во всякомъ случа дйствующихъ не на сердце — піетизмъ не располагаетъ. Успхъ его, если бы онъ, вопреки ожиданію, оказался возможенъ, въ настоящее время былъ бы явленіемъ особенно прискорбнымъ. Русская государственная и общественная жизнь готовится, повидимому, вступить въ новый фазисъ своего развитія, труда во всхъ областяхъ ея предстоитъ много, въ наличныхъ силахъ чувствуется скоре недостатокъ, нежели избытокъ. Пренебреженіе къ наук дало уже достаточно горькихъ плодовъ, пора замнить его сознаніемъ ея могущества, пора широко открыть передъ нею вс пути, предоставивъ ей самой исцлять т раны, которыя можетъ нанести неумлое обращеніе съ ея выводами. Политическій индифферентизмъ отжилъ свое время, если бы наши политическія условія ближе подходили къ древнегреческимъ, пора было бы каждому образованному человку дать отчетъ себ и другимъ, какой стороны онъ намренъ держаться въ предстоящей мирной преобразовательной работ. Недостаточность отдльныхъ, личныхъ усилій для борьбы съ общественными болзнями выступаетъ на видъ все ярче и ярче, частная благотворительность, сохраняя обширный, ей одной доступный кругъ дйствій, требуетъ, въ дополненіе къ себ, правильно организованной общественной помощи. Не до того теперь, чтобы отворачиваться отъ міра, чтобы углубляться въ самого себя и задумываться надъ своимъ личнымъ блаженствомъ. Замкнутая сфера піетизма можетъ служить пріютомъ въ эпохи апатіи, унынія, отчаянія, но къ числу такихъ эпохъ наше время не принадлежитъ, что бы ни говорили о немъ пессимисты. Оно иметъ, конечно, свои тяжелыя стороны, вызывающія потребность въ успокоеніи, въ утшеніи, потребность эта, въ свою очередь, часто находитъ удовлетвореніе въ религіозномъ чувств — но религіозное чувство, въ простой, чистой своей форм, иметъ весьма мало общаго съ піетизмомъ. Оно относится къ послднему, какъ другія чувства относятся къ сантиментальности, какъ здоровье относится къ болзни. Припомнимъ, по этому поводу, прелестный юмористическій очеркъ піетиста, сдланный извстнымъ эстетикомъ Фишеромъ. ‘Піетистъ — это человкъ, у котораго религія обратилась въ профессію, въ ремесло. Ему мало помнить о божественномъ — ему нужно при каждомъ удобномъ или неудобномъ случа называть его по имени. Я говорю піетисту: дождь идетъ, нужно взять зонтикъ, онъ отвчаетъ мн — хорошо, но настоящую охрану ты можешь найти только въ Провидніи {-нмецки ‘Schirm’ означаетъ и зонтикъ, и охрану или защиту.}. Я говорю піетисту: этотъ свтъ слишкомъ силенъ или слишкомъ слабъ, онъ отвчаетъ: хорошо, но истинный свтъ — это религія. Піетистъ предпринимаетъ только то, по поводу чего можно обращать, осуждать, умиляться. Что бы онъ ни длалъ, сущность его дйствій теряетъ всякую, цну вслдствіе ихъ формы. Онъ помогаетъ ближнимъ, но заставляетъ ихъ при этомъ такъ долго молиться, что у нихъ не остается силы радоваться полученной помощи, онъ заботится о посылк миссіонеровъ, но думаетъ при этомъ не столько объ обращеніи язычниковъ, сколько о демонстраціи противъ домашнихъ еретиковъ’. Понятно, что здсь представленъ окончательно выработанный, доведенный до виртуозности типъ піетиста, но нкоторыя черты, подмченныя Фишеромъ, составляютъ самую суть піетизма. Он объясняютъ, почему усиленіе піетизма ведетъ обыкновенно къ реакціи противъ религіознаго чувства, смшиваемаго съ одной спеціальной, извращенной его формой.
Мы должны сдлать одну оговорку. Давно уже замчено, что на разныхъ почвахъ піетизмъ приноситъ разные плоды: на крестьянахъ, рабочихъ онъ отражается иначе, чмъ на высшихъ, боле образованныхъ классахъ общества. Въ вюртембергскихъ селахъ, въ ремесленномъ сословіи Берлина піетизмъ не порождалъ ни той надменности, ни того самодовольства, ни той наклонности къ преслдованіямъ, которыя являются обычными спутниками его въ другихъ кружкахъ, то же самое слдуетъ сказать и о тхъ русскихъ народныхъ сектахъ, которыя имютъ черты соприкосновенія съ піетизмомъ. Между людьми простодушными, смиренными умомъ и сердцемъ, піетистическое настроеніе можетъ оставаться естественнымъ, кроткимъ, спокойнымъ, въ сферахъ мене патріархальныхъ оно ведетъ къ фарисейской нетерпимости, стремится къ тому, чтобы какъ можно чаще, во что бы то ни стало, возбуждать чувства, по самому своему свойству не поддающіяся регламентаціи. Главной гарантіей противъ крайностей піетизма служитъ тяжелый, постоянный трудъ, суровая, боле чмъ простая обстановка. Кто ежедневно борется съ лишеніями всякаго рода, тому не придетъ въ голову играть въ аскетизмъ, кто никогда не зналъ развлеченій, тому не придетъ въ голову замнять изгнанныя свтскія удовольствія театральностью молитвъ, выслживаніемъ вольнодумцевъ или благонамренными пересудами. Салоннымъ піетистамъ никогда, не достигнуть истинно братскихъ отношеній, возможныхъ, хотя бы въ вид исключенія, между піетистами мастерской или деревни. Говоря о піетизм, мы имли въ виду именно искусственный продуктъ, существенно отличный отъ разнообразныхъ проявленій народнаго религіознаго чувства.
Одну только заслугу — невольную, впрочемъ, и безсознательную — слдуетъ признать за русскимъ великосвтскимъ піетизмомъ новйшей формаціи: онъ доказалъ и доказываетъ наглядно необходимость радикальной перемны въ образ дйствій относительно раскола, или, лучше сказать, необходимость настоящей, полной вротерпимости. Распространеніе піетизма въ высшихъ слояхъ общества обусловливается, по крайней мр отчасти, тми же причинами, отъ которыхъ происходятъ ереси и расколы въ сред народа. Движеніе вверху можетъ выбирать между нсколькими дорогами — движеніе внизу наталкивается почти неизбжно на одинъ, давно проложенный путь и является, поэтому, еще боле неотвратимымъ, еще мене чувствительнымъ къ насилію, къ вншнимъ преградамъ. Процессъ образованія новыхъ народныхъ врованій, совершаясь во мрак, далеко отъ главныхъ центровъ умственной жизни, ускользалъ, большею частью, отъ непосредственнаго наблюденія, теперь онъ какъ-бы приблизился къ намъ — и мы видимъ съ особенною ясностью, что остановить его искусственными средствами нельзя, да и нтъ никакой надобности. Противовсъ ему можно найти только въ убжденіи, а не въ сил. Широкаго, полнаго простора для пашковской проповди должны желать не одни только ея приверженцы, онъ можетъ положить начало новой, давно ожидаемой эр въ исторіи нашего развитія. Прецедентъ, однажды созданный, сохранитъ — нужно надяться — свое значеніе и при другихъ обстоятельствахъ, въ примненіи къ другимъ общественнымъ сферамъ, невозможность двухъ мръ и двухъ всовъ обнаружится сама собою. Даже возставая противъ умственной свободы, піетизмъ можетъ сослужить ей большую службу, если только ему самому будетъ предоставлена свобода, на которую онъ, какъ и всякое другое мирное движеніе въ духовной сфер, иметъ полное право. Преслдованія за вру, стсненія, вызываемыя ею, отойдутъ тогда въ прошедшее, и самое понятіе о такъ-называемыхъ религіозныхъ преступленіяхъ исчезнетъ, наконецъ, изъ нашего уголовнаго законодательства {Поздне, въ конц 80-хъ годовъ, преслдованію подверглись и наиболе видные изъ ‘пашковцевъ’ (самъ Пашковъ, гр. . Корфъ), но оно выразилось по отношенію къ нимъ въ сравнительно мягкой форм высылки за границу.}.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека