Взгляд на книги и журнальные статьи касающиеся истории русского народного быта, Григорьев Аполлон Александрович, Год: 1861

Время на прочтение: 20 минут(ы)

ВЗГЛЯДЪ НА КНИГИ И ЖУРНАЛЬНЫЯ СТАТЬИ

КАСАЮЩIЯСЯ ИСТОРIИ РУССКАГО НАРОДНАГО БЫТА

Время. 1861. N 4.

_____

1) Историческiе очерки русской народной словесности и искусства, сочиненiе . Буслаева. Спб. 1861. Томъ I. Русская народная поэзiя. Томъ II. Древне-русская народная литература и искусство. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
2) Калки перехожiе, сборникъ стиховъ и изслдованiе П. Безсонова. Москва. 1861. Часть I. Выпускъ I.
3) Сборникъ русскихъ духовныхъ стиховъ, составленный Н. Варенцовымъ. Спб. 1860. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
4) И. А. Худякова. Великорусскiя сказки. Москва. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
5) А. Н. Аанасьева. Народныя русскiя сказки. Выпускъ I. 1858. Выпускъ II. 1859. Выпуски III и IV. 1860. Москва. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
6) Псни собранныя П. В. Киревскимъ, изданы обществомъ любителей россiйской словесности. Псни Былевыя. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. Москва.
7) Дв статьи г-жи Кохановской въ ‘Русской Бесд’ 1860 и 1861 г. 1) О русскихъ народныхъ псняхъ. 2) Русскiя боярскiя псни.
8) Сборникъ псенъ П. И. Якушкина — въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ 1860.
9) Исторiя Русской Словесности С. П. Шевырева.
10) Статья о свадебныхъ псняхъ въ N 2 ‘Свточа’ 1861.

________

Да не ужаснется нашъ читатель, взглянувши на длинный списокъ сочиненiй, выставленныхъ нами въ заглавiи нашего библiографическаго обзора… Статья наша не затруднитъ его вниманiя учено-спецiальными изслдованiями, на которыя мы — говоримъ откровенно, и не присвоиваемъ себ никакихъ правъ. Въ дл народнаго быта, со стороны его учено-исторической разработки, мы только люди искренно любящiе народный бытъ, глубоко сочувствующiе его разработк литературной и ученой, а потому слдящiе усердно за этой разработкой, а слдовательно, боле или мене знакомые съ результатами ея, боле или мене способные оцнить ихъ значенiе… Тоже самое просимъ разумть и о другихъ обзорахъ нашихъ, которые будутъ относиться къ историческимъ ли чисто книгамъ и журнальнымъ статьямъ, къ изслдованiямъ ли бытовымъ, къ изданiямъ ли наконецъ памятниковъ.
Журналъ нашъ мы назвали литературнымъ и политическимъ, а не учено-литературнымъ. Стало быть и спецiально-ученыхъ статей мы не общали.
Но книги, статьи, изслдованiя и самые памятники историческiе и бытовые, вышли уже въ наше время изъ почтеннаго, но тснаго круга спецiальной учености и если не вошли еще вполн, то постепенно все боле и боле входятъ въ общiй кругъ образованiя и духовныхъ интересовъ. Не одна наука владетъ ими какъ было лтъ за десять назадъ и не одни адепты науки ими интересуются. Великая обобщительница духовныхъ интересовъ, литература, приняла ихъ наравн съ наукою въ свое обладанiе… Доказательство этому есть, и притомъ очевидное, матерiальное: вс книги подобнаго рода печатаются и расходятся въ довольно большомъ, а нкоторыя, наиболе замчательныя въ значительно-большомъ количеств экземпляровъ, стало быть и читаются или по крайней мр, хоть съ интересомъ просматриваются читающей массою.
Отдавать о нихъ какой либо, лишь бы конечно не невжественный отчетъ, становится вслдствiе этого одною изъ обязанностей литературнаго журнала.
Мы не общали и не общаемъ вообще библiографическаго отдла въ нашемъ журнал, въ прежнемъ его смысл, т. е. въ смысл перечня выходящихъ книгъ, — отъ книгъ важнаго содержанiя до книгъ объ истребленiи клоповъ и таракановъ, перечня или совершенно сухого и безполезнаго, весьма удобно замняемаго книгопродавческими объявленiями, или въ наше время уже недостойнаго серьёзнаго литературнаго журнала, т. е. перечня поверхностнаго въ отношенiи къ сочиненiямъ важнымъ и боле или мене скоморошескаго въ отношенiи къ плохимъ литературнымъ произведенiямъ и товару толкучихъ рынковъ. Положимъ, что Блинскiй писалъ иногда удивительныя страницы по поводу какой-нибудь ‘Прекрасной Астраханки’, но то было иное время. Тогда еще и съ ‘прекрасными Астраханками’ надобно было бороться во имя здраваго смысла и изящнаго чувства. Наше время уже, слава Богу, въ такой борьб не нуждается, въ наше время не стоитъ бороться даже и съ повстями ‘Вка’ и съ повстями разныхъ дамъ, печатающихъ свои труды въ серьёзномъ ‘Русскомъ Встник’, въ наше время нтъ нужды предупреждать читателей на счетъ пошлости фельетоновъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва, на счетъ безобразiй г. Гымалэ и т. д. Ничего этого не нужно, ни объ чемъ объ этомъ говорить уже не стоитъ — и слава Богу, что ничего этого не нужно, слава Богу, что ни объ чемъ объ этомъ говорить не стоитъ.
За то стало нужно, положительно нужно говорить о томъ, что и всегда стоило разговора, но къ разговору о чемъ, какъ настоятельной потребности, могло приготовить читающую массу послднее десятилтiе…
Тмъ господамъ, которые съ постояннымъ злорадствомъ доказываютъ намъ, что развитiе наше пуфъ, что мы ‘не созрли’, мы, не впадая нисколько въ другую крайность, т. е. не вдаваясь въ восторженную псню:
Мы созрли, мы созрли!..
укажемъ только съ скромностью на несомннный фактъ распространяющейся любви къ знакомству съ нашимъ историческимъ и народнымъ бытомъ, на матерiальный успхъ честныхъ учено-литературныхъ предпрiятiй и на совершенный упадокъ всхъ спекуляцiй въ подобныхъ длахъ. Замтьте, что мы скромно говоримъ о распространенiи любви къ знакомству съ дломъ и дльнымъ — а не о любви къ изученiю. До любви къ изученiю, не мы одни достигаемъ не скоро, на первый разъ достаточно и любви къ знакомству, видимо распространяющейся до того, что это знакомство съ дломъ и дльнымъ, преимущественно же съ нашимъ бытомъ народнымъ и съ нашею исторiею, начинаетъ уже становиться нкоторымъ образомъ обязательнымъ пунктомъ образованiя. Какъ именно, въ какой мр и степени начинаетъ, это другой вопросъ: несомннно только то, что начинаетъ?
Первый вопросъ, который невольно возникаетъ въ ум, тотчась же по засвидтельствованiи факта и его несомнннаго бытiя, это, — чему мы обязаны такимъ въ высокой степени дльнымъ настройствомъ мысли и вкуса, наук и литератур, той или другой преимущественно, той ли и другой вмст.
Разршить вопросъ казенно-примиряющимъ образомъ, сказать что той и другой вмст, было бы дло самое безопасное и главное, самое приличное. Но вдь не всякое примиренiе — истинно, а слдственно и не всякое хорошо, потомучто хороша на свт только истина.
Если предложить вопросъ этотъ нкоторымъ изъ органовъ нашего развитiя, т. е. журналовъ, учено-литературныхъ (о просто ученыхъ мы ужь и не говоримъ), литературно-ученыхъ, просто литературныхъ, каждый изъ нихъ отвтитъ сообразно съ своими вкусами и наклонностями, или, говоря языкомъ сороковыхъ годовъ, ‘субъективно’. ‘Русскiй Встникъ’ напримръ, журналъ достойный величайшаго уваженiя за серьёзность своего взгляда вообще и политическаго въ особенности, но пренебрегавшiй литературою цлыхъ шесть лтъ, пренебрегавшiй ею такъ явно, что на ряду съ повстями Тургенева и Крестовскаго помщалъ съ какимъ-то необъяснимымъ усердiемъ повсти г-жи Нарской и другихъ госпожъ… ‘Русскiй Встникъ’, не смотря на то, что милостиво общалъ принять съ ныншняго года и бдную литературу подъ свое покровительство — извстно какъ отвтитъ на нашъ вопросъ, если удостоитъ обратить на него вниманiе. Вкусъ его, не смотря на строгiй отзывъ, касающiйся литературы, нисколько не измнился какъ видно изъ литературныхъ перловъ, помщенныхъ въ его вышедшихъ въ настоящемъ году книжкахъ, перловъ, стоющихъ въ своемъ род и прошлогодней повсти: ‘Пустушково’ и литературныхъ перловъ прежнихъ лтъ. Стало быть и отвтитъ онъ, смотря свысока на литературу, — отвтитъ, что ученое направленiе вообще и (подразумвается) его направленiе въ особенности содйствовали главнымъ образомъ нашему развитiю.
‘Отечественныя Записки’ — чтобы идти послдовательно по стопамъ проговорившагося статьей о Пушкин г. Дудышкина и дополнившаго его мысль г. Гымалэ, должны радикально отвергнуть всякое серьёзное влiянiе, на развитiе наше литературы, не народной и стало быть несуществовавшей самобытно до напечатанiя сказокъ г. Аанасьевымъ и ‘Сборника псенъ’ (въ ‘Отеч. Зап.’) г. Якушкинымъ… ‘Современникъ’, если тоже захочетъ быть послдователенъ, то хоть и ршитъ можетъ быть въ милостивый часъ дло въ пользу литературы — но во первыхъ надъ самымъ фактомъ нашего развитiя насмется какъ надъ вздоромъ, а во вторыхъ тутъ же, благо рука расходилась, похеритъ значенiе всей нашей литературы usque ad гг. Щедрина и Некрасова. Что касается до другихъ органовъ нашего развитiя, то ‘Вкъ’ напримръ припишетъ пожалуй поворотъ нашъ къ знакомству съ серьёзнымъ, — фельетонамъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва. Въ сущности же, вопросъ останется покрытымъ ‘мракомъ неизвстности’ какъ выражался покойный учебникъ Кайданова обо всхъ вовсе неизвстныхъ или мало ему извстныхъ предметахъ.
Не беремся и мы совершенно поршить этотъ вопросъ — а желаемъ только указанiемъ на факты вывести его изъ кайдановскаго мрака неизвстности, желаемъ, потому что придаемъ ему большое значенiе. Глубоко уважая науку, мы все-таки видимъ въ ней дло боле спецiальное, боле такъ сказать аристократическое сравнительно съ великой обобщительницей идей — литературою и думаемъ, что иницiатива развитiя принадлежитъ ей — не то что преимущественно, а исключительно. Мы даже, да проститъ намъ ‘Русскiй Встникъ’, такъ твердо вруемъ въ нее какъ въ народный и вчный органъ духовнаго развитiя, что не признаемъ такихъ эпохъ, когда ея интересы могутъ быть совершенно покидаемы для другихъ высшихъ интересовъ — и видимъ въ пренебреженiи къ ней, даже временномъ, ни боле ни мене какъ произволъ теорiй, хотя и ученыхъ, но всегда узкихъ сравнительно съ безграничною жизнью, которой органомъ литература, — какъ бы она съ точки зрнiя теорiй ни была маловажна, не переставала и не перестаетъ никогда быть, по своему народному, общедоступному и симпатичному существу. Таково наше мннiе или лучше сказать наше исповданiе. Но дло не въ немъ конечно, дло въ фактахъ, т. е. въ томъ: будутъ ли на нашей сторон факты?
Въ настоящемъ библiографическомъ обзор нашемъ мы сгруппировали въ заглавiи нсколько изслдованiй и памятниковъ, относящихся къ одному предмету, къ нашей народной словесности и къ нашему быту…
Припомните положенiе этого дла, не говоря уже за пятнадцать, даже за десять лтъ назадъ. Мы не напоминаемъ чисто отрицательныхъ статей Блинскаго, и чисто же отрицательнаго направленiя сороковыхъ годовъ, статей о нашей народной словесности по поводу сборника Кирши Данилова и сказанiй г. Сахарова, рзкихъ выходокъ покойнаго великаго критика и вождя нашего противъ народной поэзiи вообще, противъ славянской народной поэзiи въ особенности, его горькихъ обличенiй нашей русской народной поэзiи въ грубости и татарств, не напоминаемъ потому, что раскрывши любой изъ послднихъ пяти томовъ Блинскаго, читатели непремнно встртятся съ однимъ изъ подобныхъ взглядовъ, въ свое время и съ извстной точки правыхъ, выраженныхъ всегда съ честною прямотою и удивительной энергiей… Нтъ! возьмите дло въ начал пятидесятыхъ годовъ, когда Блинскаго уже не стало — а взгляды его, лишонные энергiи, продолжали повторяться. Припомните — чт писалось критиками ‘Отечественныхъ Записокъ’ и даже ‘Современника’, о русскомъ народномъ быт, по поводу драмъ Островскаго, въ особенности напримръ по поводу ‘Не такъ живи какъ хочется’, припомните какъ глумились надъ честнымъ и даровито-выполненнымъ дломъ Н. В. Берга, находя крайне смшнымъ, что онъ собирается ‘пропть намъ псни всего мiра’, его вдь чуть что не вызывали поэтому поводу пропть ихъ съ пляскою — также точно неблагопристойно, какъ въ наше время ‘Вкъ’ приглашалъ г-жу Толмачеву прочесть съ ‘вызывающими’ жестами одно стихотворенiе Пушкина, — забывая въ своемъ наивномъ глумленiи, что до г. Берга еще великiй Гердеръ ‘сплъ’ уже Германiи ‘псни всего мiра.’ Припомните какъ г. Егуновъ уничтожалъ всю древнюю русскую торговлю, какъ г. Аанасьевъ, нын весьма дльно и полезно занятый собиранiемъ сказокъ и легендъ нашего народа, сочинялъ по Гримму боговъ кочерги и ухвата. Припомните вс послдствiя теорiи родового быта, послдствiя, отъ которыхъ видимо отступился одинъ изъ отцовъ ея, добросовстный и даровитый К. Д. Кавелинъ и которыхъ упорно держится досел г. Соловьевъ… Припомните, однимъ словомъ, въ обшихъ чертахъ положенiе вопроса о нашей народности и объ изученiи нашего народнаго быта, о нашей народной поэзiи, о нашихъ врованiяхъ, поврьяхъ, обрядахъ и преданiяхъ, и оцните успхи нашего времени, великiй шагъ нашего народнаго сознанiя.
Кто не привыкъ, — говоритъ блистательнйшiй представитель научнаго знакомства нашей эпохи съ нашимъ народнымъ бытомъ, . И. Буслаевъ (Ист. оч. Р. нар. Слов. Т. I. стр. 55), — отдавать себ отчета въ сокровенныхъ побужденiяхъ наружныхъ явленiй, тотъ легко объяснитъ себ рзкую откровенность и грубую простоту эпической поэзiи, отсутствiемъ нравственнаго чувства, принявъ за это послднее, условные свтскiе прiемы, и даже подкрпитъ свое мннiе какою нибудь пснею новйшаго издлiя, дйствительно пошлою и грязною. Но если взять въ соображенiе, что старинная эпопея возникаетъ и раскрывается въ продолженiе вковъ, что каждое поколнiе бережетъ и лелетъ ее, какъ лучшее свое достоянiе, и что такъ называемое дурное направленiе возникаетъ въ литератур большею частью уже отъ лица, отъ произвола частнаго, а не отъ всеобщаго нравственнаго расположенiя, то едвали возможно допустить въ эпической самородной поэзiи не только ршительное оскорбленiе нравственнаго чувства, но даже и малйшее намренное уклоненiе отъ добра и правды. И въ изустной, словестности, безъ сомннiя, могли тогда слагаться псни, оскорбляющiя нравственность, но он не расходились дале той волости, гд плъ ихъ самъ сочинитель и никогда не доживали до послдующаго поколнiя, умирая вмст съ своимъ виновникомъ. ‘Все минется’ говоритъ народъ — ‘одна правда остается’ — а псня — правда. Какъ бездарность, такъ и всякое личное зло и всякiй произволъ, эпическая поэзiя, въ своемъ вковомъ теченiи, отъ себя отбрасывала, подобно тмъ озерамъ, которыя будто-бы не терпятъ на дн своемъ никакой нечистоты и постоянно извргаютъ ее на берегъ…
Псня, сказка, поэтическое преданье старины, — говоритъ въ другомъ мст тотъ же даровитый и глубокомысленный изслдователь (Т. I. стр. 308), — дорог народу не потому только, что забавляютъ въ досужее время, даютъ пищу праздному воображенiю, ласкаютъ слухъ складными звуками, однимъ словомъ — не потому, чтобъ народъ находилъ въ произведенiяхъ своей безыскусственной поэзiи, удовлетворенье только однимъ эстетическимъ стремленьямъ и позывамъ. Въ этихъ произведенiяхъ онъ чувствуетъ какъ бы дополненiе всему нравственному существу своему, потомучто они срослись въ его сердц со всми лучшими, задушевными его помыслами, мечтами и врованьями, потому въ нихъ находитъ онъ уже готовое выраженiе тхъ сокровенныхъ духовныхъ началъ, которыя ему становятся доступны и ясны только в этой вншней, уже установившейся, окрпшей форм. Это его старина и преданiе, изъ которыхъ сложились первыя основы его нравственной физiономiи. Это духовная собственность всхъ и каждаго. Кто поетъ псни или разсказываетъ сказку, тому она и принадлежитъ какъ его литературная собственность, потомучто онъ и самъ подумалъ бы и сказалъ бы точно также, еслибъ старина не подслужилась ему готовымъ выраженiемъ. Поэтическое творчество цлыхъ массъ или поколнiй и творчество отдльныхъ личностей, сливаются въ этомъ всеохватывающемъ широкомъ поток народной поэзiи. Пвецъ или разскащикъ что нибудь иногда прибавитъ и отъ себя, но такъ, что ни онъ самъ того не замтитъ, ни другiе, точно такъ какъ отъ избытка сердца слагается новое слово, мткое и бойкое, совершенно свжее, но уже изъ готовыхъ въ язык этимологическихъ данныхъ.
Вдумываясь глубже въ общiй смыслъ народной поэзiи, мы должны признать за нею высокое назначенiе. Она сопутствуетъ народамъ на тяжоломъ историческомъ поприщ, и вчно юная и свжая — постоянно питаетъ въ нихъ высокiя стремленiя въ область идей, она убждаетъ всякаго, что техническое настроенiе есть одна изъ необходимйшихъ, непреходящихъ потребностей духовной жизни, какое бы направленiе въ теченiе вковъ она ни получила, хотя бы даже исключительно практическое.
Едва ли нужно припоминать и пояснять на сколько этотъ глубокiй и сочувствующiй взглядъ на народную поэзiю вообще, взглядъ, прилагаемый г. Буслаевымъ съ любовью и къ нашей народной поэзiи, далекъ отъ взглядовъ на это дло критики сороковыхъ годовъ. Разница неизмримая… Въ настоящую минуту скоре возможна другая крайность, именно взглядъ, ставящiй непосредственную, такъ сказать растительную поэзiю выше художественной, искусственной, и притомъ возможенъ не у фанатическихъ адептовъ народности вообще и нашей народности въ особенности, а у глубокомысленныхъ и вполн добросовстныхъ изслдователей, многосторонне смотрящихъ на предметъ, какъ г. Буслаевъ, который смотритъ на народную поэзiю, какъ на нчто органическое. Для него, народная поэзiя какъ старина и преданье, какъ врованiе и обычай, выше всякаго вымысла, вн всякаго подозрнiя въ неправд и обман. Онъ даже выражаетъ часто какую-то не любовь къ поэзiи искусственной, сопоставляя съ ней растительную, народную поэзiю.
Народная поэзiя, — говоритъ онъ между прочимъ (Т. I стран. 407.), будучи главнымъ, существеннымъ и преимущественнымъ выраженiемъ эпическаго творчества, предлагаетъ безспорно самые лучшiе образцы эпическаго стиля, какихъ не найдемъ ни у Виргилiя, ни у Арiоста или Тасса. Но кром того, сверхъ этихъ видовыхъ свойствъ эпическаго стиля, она непогршительна относительно поэтическихъ достоинствъ вообще…
И за тмъ, подкрпивъ свой взглядъ мннiемъ знаменитаго Я. Гримма, ученый нашъ замчаетъ, относительно поэзiи искусственной, что она можетъ быть лучше или хуже, смотря по личнымъ дарованiямъ поэта, по его направленiю и т. д.
Поэзiя народная, — продолжаетъ онъ, — разумется чисто народная, а не испорченная фабричными или лакейскими передлками — во всхъ отношенiяхъ хороша, потомучто она естественна, потомучто, будучи выраженiемъ творческаго духа всего народа, свободно выливалась она изъ устъ цлыхъ поколнiй. Къ ней не прикоснулось никакое личное соображенiе. Красота ея есть такое же независимое отъ личной искусственности, отъ случайной прикрасы явленiе, какъ и красота самой природы. И какъ произведенiя природы потому только прекрасны, что это качество согласно съ ихъ внутреннимъ организмомъ, совсмъ существомъ ихъ: такъ и изящество народной поэзiи есть необходимое выраженiе самаго содержанiя, самаго миа или преданiя и кроющейся въ нихъ мысли или основного нравственнаго чувства: потомучто безыскусственная поэзiя всхъ народовъ и всхъ временъ высоко нравственна, точно также какъ в природ физической здоровье, необходимое условiе красоты.
Тмъ же самымъ взглядомъ на народную поэзiю проникнутъ какъ видно, въ настоящую минуту и А. Н. Аанасьевъ, — нкогда сочинявшiй боговъ кочерги и ухвата, нын добросовстно и полезно занятый собиранiемъ матерiаловъ народнаго быта. Вотъ что говоритъ онъ напримръ въ предисловiи къ своему собранiю сказокъ (Вып. I. Предисл. стр. XVII.), явно на основанiи тхъ же самыхъ началъ, которыя руководили г. Буслаева въ его изданiяхъ:
Составляя вмст съ ‘былинами’ отрывки стариннаго эпоса, сказки уже потому самому запечатлны прочнымъ художественнымъ достоинствомъ. Въ доисторическую эпоху своего развитiя, народъ необходимо является поэтомъ. Обоготворяя природу, онъ видитъ въ ней живое существо, отзывающееся на всякую радость и горе. Погружонный въ созерцанiе ея торжественныхъ явленiй и исключительныхъ силъ, народъ вс свои убжденiя, врованiя и наблюденiе воплощаетъ въ живые поэтическiе образы и высказываетъ въ одной неумолкаемой, отличающейся ровнымъ и спокойнымъ взглядомъ на весь мiръ.
Народныя русскiя сказки проникнуты всми особенностями эпической поэзiи: тотъ же свтлый и спокойный тонъ, таже неподражаемая искуственность описать всякiй предметъ и всякое явленiе по впечатлнiю, производимому ими на душу человка, таже обрядность, высказывающаяся въ повторенiи обычныхъ эпитетовъ, выраженiй и цлыхъ описанiй и сценъ и т. д.
Повторяемъ опять: какъ далекъ этотъ взглядъ отъ взгляда сороковыхъ годовъ — взгляда, который въ сущности былъ только прямымъ результатомъ отрицанiя всего природнаго, непосредственнаго въ пользу и во имя отвлеченнаго духа съ его прогрессомъ, отрицанiя, послдовательно выразившагося у Блинскаго фразой, что ‘гвоздь выкованный рукою человка лучше и дороже лучшаго цвтка природы’. Перечтите, если желаете проврить взглядъ сороковыхъ годовъ во всхъ его приложенiяхъ и послдствiяхъ — то что онъ говоритъ напримръ о народной поэзiи славянскихъ племенъ (Т. IV. стран. 106.), то, что онъ говоритъ въ своей капитальной стать о русской народной поэзiи (Т. V. стран. 1.), что говоритъ онъ объ индйской эпической поэзiи (Т. IX. стран. 76.), чтобы видть до какихъ нелпостей доходилъ отрицательный взглядъ. Еще въ 1840 году, соблюдая еще нкоторую умренность, Блинскiй выражаетъ мннiе, что иностранныя литературы должны остаться и всегда останутся предметомъ предпочтительнаго вниманiя, потомучто общемiровое всегда будетъ выше частнаго, а художественная поэзiя выше естественной или такъ называемой народной… Въ капитальной же стать своей, онъ проводитъ свой взглядъ съ такою послдовательностью, которая исчерпываетъ его до крайнихъ крайностей.
Что же — приходимъ опять, къ поставленному нами вопросу — что подорвало отрицательный взглядъ, что дало такую повсемстную силу, такой исключительный перевсъ другому взгляду, взгляду, который не можетъ быть названъ иначе какъ органическимъ — взгляду, съ такой глубиною проводимому г. Буслаевымъ въ его изслдованiяхъ? Наука или литература?

________

Органическiй взглядъ иметъ у насъ также точно какъ и взглядъ отрицательный, также точно какъ и взглядъ положительный свою исторiю, свои зародыши, свои первыя формацiи. Собственно говоря, онъ возникъ единовременно съ отрицательнымъ взглядомъ, возникъ изъ одного источника, но на время затаился и развивался совершенно въ тишин, совершенно изолированно. Вотъ это-то обстоятельство и бросаетъ, кажется намъ, свтъ на поставленный нами вопросъ.
Органическiй взглядъ высказался еще въ 1839 году, въ первомъ году возобновленныхъ ‘Отечественныхъ Записокъ’ и притомъ высказался не какъ робкое усилiе, не какъ несложившiйся зародышъ, а блистательно и полно, хотя еще молодо, въ стать о русской народной поэзiи. Имя ея автора не тайна въ кругу литературномъ, но все-таки мы не имемъ права назвать его до тхъ поръ, пока самъ онъ не объявитъ себя авторомъ этого, хотя и юношескаго, но превосходнаго труда. Статья эта до сихъ поръ не потеряла своей цны — до сихъ поръ одна только съ полнотою обнимаетъ вопросъ о нашей поэзiи и заключаетъ въ себ, словно въ зерн — вс послдствiя органическаго взгляда на народную поэзiю въ особенности. Тотъ же самый взглядъ сказывался и въ диссертацiи г. Каткова, и въ диссертацiи г. Буслаева и, съ примсью нкоторой односторонности и многихъ увлеченiй, въ филологическихъ трудахъ покойнаго К. С. Аксакова, глумиться надъ которыми могутъ позволить себ только фельетонные поэты по своему невжеству. Съ этимъ же взглядомъ родственны и глубокомысленныя, генiальныя, хоть иногда парадоксальныя, историческiя и филологическiя идеи покойнаго Хомякова… Однимъ словомъ, взглядъ этотъ вовсе не есть что-либо новое, и въ настоящую минуту мы свидтельствуемъ и заявляемъ только побду его а не бытiе.
Отъ чего же побда эта совершилась только теперь, отъ чего въ тиши и незамтно созрвалъ и развивался органическiй взглядъ, не смотря на научную даровитость нкоторыхъ его представителей (Хомяковъ, Катковъ, Буслаевъ), на добросовстныя работы другихъ?
Пока живъ былъ принципъ отрицательнаго взгляда, органическому взгляду, хотя и существовавшему и постепенно созрвавшему, не было и не могло быть никакого хода.
Принципъ отрицательнаго взгляда, принципъ отрицанiя всего мстнаго и народнаго въ пользу общечеловческаго, всего природнаго, непосредственнаго — въ пользу выкованнаго духомъ, цвтка въ пользу гвоздя — принципъ исторической, нравственной, эстетической и наконецъ общественной (пожертвованiе Турцiи славянствомъ и жертва имъ же австрiйскому жандарму) централизацiи, былъ принципъ односторонне-понятаго гегелизма.
Силу въ жизни имютъ только цлостныя, всеохватывающiя вянiя жизни — философiя и искусство. Пока гегелизмъ лвой стороны былъ единственнымъ вянiемъ жизни, съ его словомъ прогресса, съ его пожирающимъ какъ древнiй Кроносъ чадъ своихъ ‘Gott im Werden’, и пока противъ него стоялъ только гегелизмъ правой стороны, наслдовавшiй отъ великаго учителя только букву, никакое другое слово кром слова прогресса не было и не могло быть живымъ словомъ.
Слово же прогресса — послдовательно, есть слово вчнаго, никогда по сущности своей не успокоивающагося отрицанiя, а ограниченно, — слово теорiи а не жизни. Абстрактное чудовище человчества (не человчности, не души человческой а человчества какъ рода), требовало жертвъ никакъ не мене древняго Ваала. Мудрено ли, что наивнйшаго, искреннйшаго и жизненнйшаго представителя этого взгляда — Блинскаго, порою, когда онъ предается всмъ послдствiямъ отрицательнаго, централизацiоннаго взгляда, оставляетъ даже самое блистательное свойство его природы, эстетическое чувство! Обращаемъ въ этомъ отношенiи вниманiе читателей нашихъ на разборъ его индйской поэмы: ‘Наль и Дамаянти’…
Что касается до самой поэмы, — говоритъ онъ (Т. IX. стран. 76) она — индйская въ полномъ значенiи слова. Въ ней дйствуютъ боги, люди и животныя. Боги какъ дв капли воды похожи на людей, а люди, ни дать ни взятьтже животныя. Такъ напримръ, гуси играютъ въ поэм такую роль, что безъ нихъ не было бы и поэмы. И эти гуси говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ люди, а эти люди въ свою очередь говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ гуси. Гуси здсь не глупе людей, а люди не умне гусей и т. д.
Такое непониманiе народовъ и поэзiи народовъ было только послдствiемъ принципа.
Выдохся и вымеръ самый принципъ, потрясенный въ своей сущности возродившимся въ новыхъ формахъ шеллингизмомъ. Явился, какъ вянiе, какъ сила и органическiй взглядъ, которому суждено можетъ быть раскрыть безпредльную, но нсколько смутную глубину этой бездны свта, которая сказавшись сначала системою трансцендентальнаго идеализма — вызвала какъ свое полное дiалектическое развитiе гегелизмъ (но не гегелистовъ), а какъ философiя природы указала только пока еще путь человческому мышленiю, ибо и философiю мифологiи и ‘Philosophie der Offenbarung’ нельзя еще считать пока ничмъ инымъ, какъ ‘зiянiемъ бездны’, молнiею, озаряющею намъ путь…
Стало быть, къ чему мы и вели главнымъ образомъ дло — побда органическаго взгляда совершена вопервыхъ философскою революцiею, паденiемъ одной системы и первымъ проблескомъ иной.
Вовторыхъ, но и во-вторыхъ — совершена она столь же органическимъ, растительнымъ явленiемъ — литературою. Любовь и сочувствiе къ быту народному, къ поэзiи народа, къ преданiямъ и врованiямъ народа, не могла быть возбуждена почастными, хотя и въ высокой степени замчательными соображенiями и изслдованiями, а представленiями боле или мене цлостными, художественнымъ пониманiемъ народа и народности.
Торжеству органическаго взгляда, интересу, принимаемому теперь всми образованными людьми въ изученiи народа, его быта, поэзiи, преданiй, содйствовалъ литературный переворотъ пятидесятыхъ годовъ, переворотъ, во глав котораго стоитъ имя Островскаго, какъ единственнаго до сихъ поръ поэта народныхъ созерцанiй и народныхъ образовъ. Вотъ почему между прочимъ, мы и ставимъ Островскаго со всми его недостатками, которые мы видимъ можетъ быть больше другихъ, на совершенно особенное мсто въ современной литератур, почему въ его новомъ слов цнимъ равно и ясно — отрицательныя (но никакъ не обличительныя) и широкiя, но еще не вполн выяснившiяся положительныя стороны. Вотъ почему кром Островскаго, въ другихъ дятеляхъ нашей эпохи, какъ напримръ въ даровитомъ Л. Ме, мы слдимъ съ такою любовью эти положительныя стороны. Это уже не надежда, даже не задатки раскрытiя нашей народной сущности, нтъ, — это уже прямыя художественныя данныя, цликомъ долженствующiя войдти въ наше развитiе, факты завоеванiя нами нашей особности, самостоятельности, народности, единственные наши, посл Пушкина и вмст съ Пушкинымъ, вполн народные литературные факты.

_________

Обращаясь къ сочиненiямъ, подавшимъ намъ поводъ къ изложенiю нашихъ взглядовъ на значенiе, въ развитiи нашемъ, изученiя родного нашего быта, мы, по форм должны раздлить ихъ на 1) изслдованiя (сочиненiя г. Буслаева, г. Шевырева) и 2) на памятники и по духу тоже на дв категорiи: 1) на изданiя и изслдованiя отмченныя положительнымъ славянофильскимъ взглядомъ, и притомъ а) славянофильскимъ въ его смутномъ, неочищенномъ вид, какъ ‘Исторiя словесности’ г. Шевырева, и б) славянофильскимъ въ его окончательно-опредлившемся чистомъ вид (Псни Киревскаго, Калки г. Безсонова, Русскiя псни г-жи Кохановской съ примчанiями редакцiи ‘Русской Бесды’. 2) На изслдованiя и изданiя, представляющiя собою результаты торжества органическаго взгляда на народъ, народный бытъ, народную поэзiю, изслдованiя и изданiя, боле или мене замчательныя, но свободно ли сознательно, какъ книга г. Буслаева, подчиненно ли сознательно какъ трудъ г. Аанасьева, наконецъ безсознательно ли выражающiя собою этотъ органическiй взглядъ.
Въ замчанiяхъ нашихъ, какъ библiографическихъ, мы будемъ по необходимости кратки.
Начнемъ съ первой категорiи явленiй:
Славянофильскiй взглядъ на народъ, его бытъ, исторiю, преданiя, поэзiю — взглядъ, хотя и несравненно справедливйшiй нежели взглядъ отрицательный, въ сущности сходенъ съ симъ послднимъ тмъ, что онъ точно также теоретическiй. Славянофильство теперь уже точно такое же историческое явленiе, какъ и западничество, не брало народъ, какимъ онъ является въ жизни, а искало въ немъ всегда своего идеальнаго народа, обрзывало по условной мрк побги этой громадной растительной жизни. Славянофильство въ своемъ теоретическомъ ослпленiи подавало руку шишковизму, который велъ прямо къ ‘Маяку’ и ‘Домашней Бесд’, славянофильство не любитъ въ сущности Пушкина, такъ же точно, какъ г. -бовъ съ одной стороны и г. Аскоченскiй съ другой, и можетъ быть до сихъ поръ еще чуждается современной народной литературы, во глав которой стоитъ Островскiй. По крайней мр, оно ни разу не выражало къ ней, къ этой новой литератур своего сочувствiя. Къ народу и къ народному быту относилось это, впрочемъ весьма почтенное и много добраго сдлавшее направленiе, учительно и даже иногда исправительно. Своего, идеальнаго народа оно отыскивало только въ до-Петровскомъ быту и въ степяхъ, которыхъ не коснулась еще до сихъ поръ реформа. Купеческаго сословiя, т. е. той среды, въ которой народное развилось вполн самостоятельно въ хорошемъ и дурномъ, въ типическомъ и уродливомъ, въ жизненной, хотя изолированной, (отчего и уродства), полнот и въ жизненномъ же безобразiи, оно не признавало какъ существеннаго явленiя, оно знало только старое боярство и степное крестьянство, стремясь отождествить въ началахъ два эти явленiя въ сущности разнородныя, одно — отжившее, другое совсмъ не жившее…
Замчательно странно, назидательно и исправительно сказалось это направленiе въ отношенiи къ народному быту, въ ‘Русской Бесд’ 1856 года, въ стать г. Т. Филипова о драм Островскаго ‘Не такъ живи какъ хочется’… Вот ужъ подлинно, жизни въ этой стать говорилось, не такъ живи какъ хочется, а живи какъ мы велимъ. На одной псн, которой въ народной поэзiи найдется десять противорчащихъ, говорящихъ и про гульбу:
Вешнюю ночку, весь денёчикъ
Осеннюю ночку до свточку
и про лихую свекровь и про свекра, который
меня млоду домой кличетъ…
Ужь ты кличь не кличь, я домой не буду,
Буду ль нтъ ли я, завтра поутру
на одной псн, да и притомъ поршающей дло только фактами, между прочимъ даже и надеждами не совсмъ нравственными, въ род того что
Свекровь кропотлива
Сама въ землю пйдетъ…
строилась цлая теорiя тупой покорности, какъ идеальнаго начала семьи и быта народнаго…
Эта статья явно въ свое время поднявшая скандалъ, была, статья неофита. Но славянофильство и въ 1860 году осталось врнымъ своей любви къ тому ложу прокруста, на которое клало оно и до котораго дотягивало или по которому обрзывало народъ и народность.
Въ ‘Бесд’ 1860 года, въ двухъ книжкахъ 1-й и 2-й напечатаны дв статьи одного изъ первостепенныхъ талантовъ нашей эпохи, ярко даровитой и глубоко-симпатизирующей народу и народности г-жи Кохановской, статьи о русскихъ псняхъ (‘Нсколько русскихъ псенъ’ въ Том I-мъ, и ‘Боярскiя псни’ въ Том II-мъ). Статья г-жи Кохановской сама по себ принадлежитъ какъ и самый ея талантъ, къ новому органически-жизненному направленiю. Псни сообщала она, не мудрствуя лукаво, объясняя только ихъ поэтически, высказывая въ своихъ объясненiяхъ и удивительную тонкость чутья и самую широкую любовь къ народу. Первую изъ этихъ статей редакцiя ‘Русской Бесды’ снабдила примчанiемъ и въ одномъ изъ примчанiй, наивнйшимъ образомъ высказались садовники, обрзывающiе произвольные побги растенiя. Дло въ томъ, изволите видть, что въ собранiи г-жи Кохановской встртилась псня, ршительно неподходящая подъ теорiю безстрастiя, трагическая до мрака и ужаса, псня о мести красной двицы, которая собираясь мстить своему милому, говоритъ:
Я изъ рукъ, изъ ногъ коровать смощу,
Изъ буйной головы яндову скую,
Изъ глазъ его я чару солью,
Изъ мяса его пироговъ напеку,
А изъ сала его я свчей налью,
Созову я бесду подружекъ своихъ,
Я подружекъ своихъ и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую:
Ой и что таково:
На милмъ я сижу,
На милва гляжу,
Я милмъ подношу,
Млымъ подчиваю,
А и милъ передо мной,
Что свчею горитъ?..
Псня дйствительно изъ ряду вонъ, псня, наводящая на мысль, что и у насъ, какъ въ гршной западной жизни бывали временами элементы страстности, доходящiе до чудовищности и зврства, что и у насъ пожалуй въ трагическiя минуты возможна какая нибудь Theroigne de Mirecourt… Псня удивительно поясняетъ узакониваетъ какъ жизненные элементы не людодство конечно, но страстность многихъ нашихъ великихъ поэтовъ, какъ Пушкинъ и Лермонтовъ, кровавыя желанiя Алеко, лихорадочную жажду крови въ ‘Братьяхъ разбойникахъ’, зврскiе инстинкты Мцыри, холодное наслажденiе образомъ смерти въ боярин Орш, и поясняетъ же необузданность страстныхъ порывовъ ‘Страшнаго гаданья’ и ‘Муллы Нура’ Бестужева, вакханалiи страстности въ Полежаев, но за то разбиваетъ вс теорiи о безстрастномъ смиренiи. Замтьте еще, что чувство мести, выраженное здсь въ чудовищнйшей форм, въ формахъ иныхъ, такъ сказать потише выражается и въ другихъ псняхъ: о красной двиц напримръ, собирающейся высушить милаго не зельями, не кореньями, а своими горючьми слезьми, замтьте, что само славянофильство приводитъ псню тоже не очень нжную, и посл этого, поймите что нибудь, если вы только добровольно не закроете себ глазъ теорiею, поймите что нибудь въ слдующемъ замчанiи къ псн, сдланномъ редакцiею ‘Бесды’. А замчанiе подписано буквами: А. Х. да и по глубокомысленному, ловкому, хотя ничего не объясняющему космогоническому софизму, не трудно отгадать въ немъ широкiй и блестящiй умъ знамнитаго главы партiи:
Странная псня, — такъ гласитъ примчанiе, — и уродливая во всхъ отношенiяхъ. (1) Отрицать ея подлинности нельзя (2) хотя бы даже она была только мстною, но такая же точно псня записана и въ другихъ мстностяхъ, (3) слдовательно она довольно общая въ Великорусской земл. Предполагать позднйшее изобртенiе нтъ причинъ, ни по тону, ни по содержанiю, окончанiе загадки даже какъ будто указываетъ на древность. (4) Что же это такое? (5) Гнусное выраженiе злой страсти, доведенной до изступленiя? (6) Тонъ вовсе не носитъ на себ отпечатокъ страсти и его холодность длаетъ псню еще отвратительне. (7) Сравнимъ съ нею разбойничью псню, кончающуюся стихами:
На нож сердце встрепенулося
Красна двица усмхнулася…
и разница станетъ очень явною. Какъ псня, эта псня не иметъ никакого смысла, ни объясненiя: она невозможна психически и невозможна даже въ художественномъ отношенiи. Какъ же объяснить ея существованiе? Просто тмъ, что она вовсе не псня въ смысл бытовомъ.
Дале кажется служенiе теорiи идти не можетъ. Псня, признаваемая самими коментаторами несомннно подлинною, довольно общею въ Великорусской земл, въ тоже самое время объявляется невозможною психически, невозможною въ художественномъ отношенiи, наконецъ вовсе не пснею (съ прибавкою таинственнаго слова: въ смысл бытовомъ).
Мы не выписываемъ остроумнаго, обличающаго глубокую ученость, но въ особенности необыкновенную софистическую ловкость, космогоническаго толкованiя псни. Мы хотли только наглядно указать на существенный порокъ направленiя, которое тмъ не мене мы уважаемъ едва ли не боле всхъ другихъ, долго существовавшихъ теоретическихъ направленiй, и котораго самые промахи поучительны, потомучто и самые промахи происходили изъ источника любви и уваженiя къ народу.
Сказанное нами преимущественно относится къ совершенно-чистому и опредленно высказавшемуся славянофильству, къ славянофильству, высказавшемуся въ дятельности Хомякова, двухъ Киревскихъ (И. В. и П. В.), Аксаковыхъ — К. С. и И. С. Аксаковыхъ (ибо Аксаковъ-отецъ, авторъ ‘Семейной хроники’ — просто русскiй художникъ, а не теоретикъ) и нкоторыхъ другихъ писателей, боле или мене тождественныхъ съ ними по взгляду (А. И. Кошелева, какъ политико-эконома, П. А. Безсонова, Н. П. Г-ва). Погодинъ, явленiе совершенно особое и самостоятельное, самъ глава направленiя во многомъ расходящегося съ славянофильствомъ — хоть глава, не всегда сознательный, не всегда смло и прямо примыкавшiй къ тому направленiю, которое смло и прямо признавало его главою quand mЙme, вопреки пожалуй даже ему самому, т. е. тмъ страннымъ предразсудкамъ, которые оригинальнйшимъ образомъ соединялись въ его взгляд историческомъ и общественномъ съ самымъ широкимъ и жизненнымъ захватомъ, вопреки тому мннiю, которое составлялось о немъ часто въ кружкахъ, по однимъ его предразсудкамъ…
Это же самое направленiе, къ которому принадлежали, по скольку могутъ принадлежать вообще къ какому-либо направленiю художники, Островскiй, Писемскiй, Мей, заявляло временами сочувствiе и къ дятельности С. П. Шевырева.
Говоря по поводу разныхъ изданiй, касающихся быта народнаго, народной словесности вообще и поэзiи народной въ особенности, мы не можемъ миновать вопроса о дятельности г. Шевырева. Прежде всего мы скажемъ честно, что по отношенiю къ его, во всякомъ случа добросовстному, хотя и одностороннему по мысли труду — труду, написанному съ огромной начитанностью и съ безспорною даровитостью, служащими къ сожалнiю рабски и почти постоянно самому узкому воззрнiю, мы не длимъ ни озлобленiя доктринеровъ, ни легкаго тона нашихъ пародистовъ. Для насъ и для нашего журнала все это уже древняя исторiя, къ которой мы относимся очень спокойно. Мннiе наше объ этомъ труд совершенно сходится съ безпристрастнымъ и благороднымъ взглядомъ, высказываемымъ г. Буслаевымъ — авторитетомъ (если ужь нужны непремнно авторитеты), въ дл изученiя русской древней словесности и русскаго быта, самымъ серьёзнымъ въ настоящую минуту. Совершенно разбивая по мстамъ критическую методу г. Шевырева, авторъ ‘Историческихъ очерковъ народной словесности и искусства’, уметъ удержаться всегда въ границахъ должнаго уваженiя къ добросовстности, трудолюбiю и начитанности историка русской словесности, и конечно только такого рода критическому отношенiю, къ почтенному и полезному, хоть и одностороннему по мысли труду, могутъ сочувствовать серьёзные люди.
Что касается до самыхъ ‘Историческихъ очерковъ русской народности и искусства’ г. Буслаева, то мы, не намреваясь теперь длать серьёзную критическую оцнку этому капитальному сочиненiю, позволяемъ однако себ нсколько замчанiй.
Нкогда а именно въ 1840 году, въ критической рецензiи на книжку ‘Повсти и преданiя народовъ славянскаго племени’, изданныя И. Боричевскимъ, покойный Блинскiй замчалъ между прочимъ слдующее (соч. Бл. т. IV, стран. 106).
Кажется излишнее пристрастiе къ народнымъ произведенiямъ славянской фантазiи, заставило г. Боричевскаго отыскивать сходство въ народныхъ славянскихъ поврьяхъ и преданiяхъ съ скандинавскими, но приведенные имъ примры только доказываютъ ихъ несходство. Если хотите, тутъ есть чтото похожее на сходство, но все близкое къ своему источнику, боле или мене сходно, и потому славянскiя преданiя и поврья сходны не только съ скандинавскими, но и съ индйскими, египетскими и т. д.
Время перемнилось. Какъ смутныя предчувствiя покойнаго Венелина разрослись въ научно-ясныя положенiя о старобытности славянъ великаго Шафарика, такъ и намеки г. Боричевскаго, уже не намеки, а завоеванные факты въ трудахъ . И. Буслаева, факты неопровержимые, хотя часто и поражающiе еще своей новостью. Одна изъ великихъ заслугъ ученой дятельности автора ‘Очерковъ’, — введенiе славянской поэзiи, славянскихъ преданiй, славянскаго быта, въ родственные имъ циклы. Другая, столь же огромная заслуга ея заключается въ удивительно ясномъ и даровитомъ разложенiи всего непосредственнаго и растительнаго на органическiе законы. Глубокое изученiе съ одной стороны и необыкновенное чутье съ другой, сообщаютъ высокое значенiе книг г. Буслаева, которую можно упрекнуть только въ томъ, что она не популярна, что она требуетъ самаго серьёзнаго чтенiя, но въ сущности и этотъ упрекъ будетъ справедливъ только вполовину, только какъ желанiе, чтобы даровитый изслдователь написалъ для публики книгу боле доступную, книгу систематическую. Этого мы въ прав желать, судя по той удивительной ясности и простот, съ которою авторъ излагаетъ по мстамъ различныя стороны своего общаго взгляда на народную словесность и искусство. Свтлыя идеи его, облегченныя нсколько отъ тяжолой арматуры спецiализма, принесли бы масс въ дл пониманiя народнаго вообще и нашего народнаго въ особенности, неизмримую пользу.
И въ особенности теперь настоятельно нужна общедоступная пропаганда органическаго взгляда… Мы нарочно въ самомъ заглавiи нашей статьи выписали значительную массу сочиненiй и изданiй памятниковъ. Руководная нить для знакомства съ ними, необходима, а общая потребность этого знакомства — фактъ очевидный. Все это раскупается, стало-быть, повторимъ въ заключенiе, если и не всми покупающими изучается, то по крайней мр просматривается съ сочувствiемъ.
(1) Не споримъ, что уродливая, да чтожъ длать-то? съ тмъ и возьмите!
(2) Ахъ, какъ это жалко!
(3) Это ужасно!!!
(4) Засвидтельствованiе въ высшей степени добросовстное.
(5) Во всякомъ случа — нчто.
(6) Безъ сомннiя.
(7) Можетъ быть, но за то длаетъ ее пснью сверной, великорусской, и можетъ быть указываетъ на органичность, нацiональность холодной страстности Лермонтова, на психическую возможность лютостей Грознаго, на адскiя наслажденiя муками Куролесова, на страшныя явленiя временъ Стеньки и Пугачовщины и т. д. и т. д.
Григорьев Аполлон Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека