Возвращеніе Генриха на родину (*)’
(*) Другая повсть изъ соч. гжи Монтоль.
(Изъ Merc. de France.)
‘Встникъ Европы’. Часть LXII, No 6, 1812
Возвращение Генриха на родину, Монтолье Изабель Де, Год: 1812
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Посл семилтняго отсутствія молодой столяръ Генрихъ съ нетерпніемъ въ душ возвращался на свою родину, въ одинъ Нмецкій городъ. Уже близокъ былъ часъ полудня, но ему оставалось еще идти восемь миль. Онъ отобдалъ въ небольшой деревн, и отдыхалъ при дорог, чтобы подкрпивъ силы идти дале и ввечеру обрадовать семейство своимъ прибытіемъ. Онъ представлялъ себ то удовольствіе, которымъ насладится при свиданіи съ родителями своими и друзьями. Душа его наполнена была сладостными воспоминаніями, самое время года располагало ее къ меланхоліи. Была осень, влажный и холодный втеръ дулъ съ запада, и паръ дыханія становился видимымъ. При облачномъ неб и мрачности дня картина разршенія, представлявшаяся его взорамъ, казалась еще печальне: на обнаженныхъ нивахъ видны были только остатки соломы отъ сжатаго хлба, зеленые луга завяли и пожелтли, роща становилась прозрачною, смуглые и красноватые листья падали съ деревъ плодовитыхъ, самая ива, подъ которою сидлъ Генрихъ, теряла желтыя листья свои, отрываемые втромъ и уносимые на другую сторону рчки.
Вс предметы питали задумчивость Генриха, и возбуждали въ душ его воспоминанія о протекшемъ времени. Обыкновенно воспоминаютъ съ печалію о минувшихъ лтахъ жизни, однакожъ не всегда потому, что онъ проведены безполезно, или что мысль о нихъ производитъ раскаяніе, по крайней мр нашему Генриху вовсе не о чемъ было раскаеваться. Онъ въ точности слдовалъ всмъ правиламъ добродтели, преподаннымъ ему еще въ младенчеств простодушными и добрыми его родителями, сердце его не заразилась никакими пороками, ни одинъ мастеръ, у которыхъ онъ работалъ, не отпускалъ его безъ сожалнія, Генрихъ везд отличался врностію, прилежаніемъ, догадливостію, благонравіемъ, усердіемъ и услужливостію, везд любили его какъ своего роднаго. Не всегда также и страхъ будущихъ печалей заставляетъ насъ жалть о прошедшемъ, минувшее время для насъ драгоцнно, мы жили въ продолженіе онаго, оно было свидтелемъ всхъ нашихъ мыслей и ощущеній, мы привыкли почитать его частію самихъ себя и не можемъ разлучиться съ тмъ безъ прискорбія, сердце наше стсняется, когда обращаемъ мысленные взоры свои на прошедшее, точно какъ при воспоминаніи о любезномъ человк, съ которымъ разлучились мы навки. Иногда хотимъ возвратить прошедшія минуты, и жалемъ даже о тхъ, кои были для насъ не весьма благоприятны, иногда кажется намъ, будто стоимъ на краю пропасти, въ которую упала вещь для насъ драгоцннйшая — хотимъ броситься за нею, но сила невидимая удерживаетъ насъ, устремляемъ взоры свои ко дну пропасти, ничего не видимъ во мрак и противъ воли своей удаляемся, часто оглядываясь въ бездн, поглотившей вещь нами любимую. Почти таково было состояніе души молодаго нашего путника, размышлявшаго о протекшихъ дняхъ своей жизни. Ему живо представлялась та минута, въ которую онъ оставилъ домъ родительской, ему казалось, будто видитъ передъ собою нжную мать, снаряжающую его въ путь дальній, и вс ея заботливыя приготовленія, и слезы изъ очей ея текущія при укладываніи чемодана, и важной видъ отца, которой однакожъ не могъ скрывать внутренней печали, и даже ласки рзвой собачки, непредвидвшей разлуки съ своимъ хозяиномъ, Генрихъ помнилъ даже трескъ огня, когда приготовлялъ ужинъ въ день его отшествія изъ родительскаго дома, помнилъ, какія за ужиномъ подавали кушанья, которыхъ почти совсмъ не ли, боле же всего помнилъ наставленія добродтельнаго отца и совты нжной матери, которая страшилась предстоящихъ сыну своему опасностей.
При такомъ расположеніи духа онъ воспоминалъ и о тхъ странахъ которыя видлъ, о городахъ въ которыхъ жилъ, о людяхъ съ которыми познакомился, о веселыхъ прогулкахъ, о забавахъ съ товарищами, о работ, приводилъ себ на память, сколько сдлалъ въ жизнь свою кроватей для новобрачныхъ, колыбелей для новорожденныхъ и гробовъ для людей всякаго возраста.
Занимавшись мыслями сими около получаса, Генрихъ вынулъ изъ кармана письмо, передъ тмъ за шесть недль полученное отъ матери, которая приказывала въ немъ Генриху возвратиться на свою родину. Уже нсколько разъ было оно читано, въ теперешнемъ расположеніи захотлъ онъ прочитать его еще однажды. Вотъ письмо отъ слова до слова:
‘Любезный сынъ! начинаю благодареніемъ Богу, даровавшему теб силу и здоровье, ты можешь теперь отправиться въ путь и обрадовать родительской домъ своимъ возвращеніемъ, нетерпливо нами ожидаемымъ. Отецъ твой желаетъ, чтобы ты по крайней мр черезъ два мсяца былъ съ нами, ты для васъ теперь необходимо надобенъ: я такъ состарлась, что едва ли меня узнаешь, начинаю ходить сгорбившись, такъ что вс платья мои стали уже для меня длинны, ихъ перешиваетъ Елисавета, старая мастерица, которую ты врно еще помнишь и которая теб кланяется. Я отложила наряднйшія платья для будущей своей невстки, ибо мы для того и призываемъ тебя, чтобы ты женился, и чмъ скоре тмъ лучше. Отецъ твой становится часъ отъ часу старе и слабе, руки его не могутъ уже управляться со скобелемъ и съ пилою, онъ часто страдаетъ отъ лому въ костяхъ, и во время болзненныхъ припадковъ худо слышитъ. Теб извстно, что завистливые люди всегда ищутъ случая отнять работу у своей братьи ремесленниковъ, пожалуй возвратись поскоре. Отецъ отдаетъ теб свою рабочую, ты женишься и упокоишь нашу старость. Въ работ недостатка не будетъ, надйся на Бога. Подл насъ поселился одинъ старой господинъ, знавшій отца твоего еще въ молодости, вчера былъ онъ въ нашей рабочей и долго съ нимъ разговаривалъ, онъ такой доброй, такой привтливой, что и подумать бы мудрено о его достатк, однакожъ онъ очень богатъ и насъ жалуетъ. Будущею весною выдастъ онъ внучку свою за мужъ, онъ хочетъ заказать намъ, то есть теб, длать кровать къ свадьб и прочіе домашніе приборы для новаго хозяйства. Старой отецъ твой не могъ слышать всхъ словъ барина, и потому при исчисленіи подлокъ, я должна была повторить ему разъ двадцать, что ты все нужное для него сдлаешь прекрасно. Баринъ каждой разъ улыбался, и сказалъ напослдокъ: я хочу также убрать домъ свой, которой имю въ городъ, вашъ сынъ, а не кто другой, будетъ работать для моего дома, и даже сдлаетъ гробъ для меня самого. Я заплакала при сихъ словахъ честнаго, барина, хотя и думала, что ни я, ни отецъ твой не переживемъ его. Смотри, какое доброе начало! Что же касается до жены твоей, то знай, что мы уже выбрали, для тебя честную и пригожую двушку, у нее есть небольшое имущество, a къ томужъ еще она великая охотница хозяйничать. Ты на ней женишься, ежели только она теб будетъ по сердцу, но я уврена, что ты ее полюбишь. A она, скажу правду, она и со свчкой не найдетъ себ мужа, которой бы во всемъ походилъ на умнаго и пригожаго нашего Генриха. У нее нтъ матери, за то она меня будетъ любить какъ родную мать свою, отецъ ея, у котораго она и живетъ, старикъ пречестной, мы уже съ нимъ говорили о семъ дл, и онъ согласенъ. Ты не знаешь будущаго своего тестя, только за четыре года передъ симъ онъ поселился въ ближней деревн отъ насъ въ двухъ миляхъ.. Когда придешь домой, то вс вмст постимъ его въ первое воскресенье. Мы съ нимъ очень дружны, къ тому жъ еще онъ намъ и не чужой: сестра его бабки была за шуриномъ покойнаго моего дда. Я уврена, что ты полюбишь свою родственницу, будущую жонушку. Видя ее, не подумаешь, чтобы она выросла въ деревн, щеки у нее какъ цвтъ розовый, глаза какъ ясныя звзды, словомъ сказать, она красавица, и я заране любуюсь, представляя себ, какъ будетъ она стоять подъ внцемъ въ свадебномъ нарядномъ плать. Женись только на ней, любезной сынъ мой, увряю тебя что ты будешь счастливъ. Я въ молодости была не красавица, однакожъ отецъ твой женился на мн съ охотою, и мы прожили вкъ свой благополучно. Все будетъ такъ, какъ Богу угодно, только и день и ночь думаю объ етой свадьб.
‘Отецъ, твой ожидаетъ тебя съ нетерпніемъ. Ахъ еслибъ скоре возвратился нашъ Генрихъ! повторяетъ онъ ежедневно. Чадо наше милое! посмши на родину. Ты будешь утхою и жезломъ нашей старости. Всевышній былъ до сихъ поръ для насъ милостивъ, надюсь на Него, и уврена, что буду любоваться твоими малютками. Да возвратитъ Онъ тебя въ наши объятія! о семъ возсылаемъ, къ Нему всегдашнія наши молитвы. Остаюсь любящая тебя мать твоя Марія Золданова.’
Генрихъ сложилъ письмо, спряталъ его въ карманъ, покачалъ головою, всталъ и пошелъ своею дорогою. Идучи, разсуждалъ онъ о намреніи родителей. Нтъ сомннія, что мысль о пригожей двушк не должна пугать молодаго человка, которой хочетъ жениться, но при всей увренности своей доброй матери, Генрихъ не могъ совершенно положиться не разборчивость ея вразсужденіи пригожства, онъ думалъ, что женщина, и самая даже нжная мать, не всегда можетъ угадать, какая именно двушка понравится мущин. Путешествуя по разнымъ городамъ, онъ видлъ многіе примры супружествъ, несчастныхъ единственно отъ того что молодыхъ людей женили не спросившись объ ихъ согласіи и не посовтовавшись съ ихъ склонностями. Онъ ршился поступить въ семъ дл со всевозможною осторожностію, и заране предусматривалъ, что сіе намреніе его можетъ быть въ противуположности съ желаніемъ родительскимъ.
Будучи занятъ сими мыслями, онъ почти не замтилъ, что наступилъ вечеръ и собирались тучи на горизонт. Опомнившись, онъ увидлъ себя въ окруженной лсомъ долин, на которой жилья совсмъ, было непримтно. Быстрое движеніе птицъ, ищущихъ убжища, шумъ листьевъ при деревахъ стоящихъ у дороги, падающія крупныя капли дождя, часъ отъ часу боле усиливающагося, заставили Генриха обратитъ вниманіе на другіе предметы. Судя по всмъ признакамъ, онъ догадывался, что сбился съ дороги, смотрлъ на вс стороны, и ничего не видлъ кром густой мглы и срыхъ облаковъ. Дождь полился, какъ изъ ведра, платье на Генрих промокло до послдней нитки, и вода струями текла съ его шляпы, негд было искать убжища: деревья стояли безъ листьевъ, a наступающая ночь заставляла Генриха опасаться совсмъ потерять дорогу. Онъ остановился, думалъ и не зналъ что длать, напослдокъ ршился пробираться лсомъ и шелъ еще цлой часъ, безпрестанный шумъ, отъ паденія дождя на листья, крики хищныхъ птицъ, холодъ, усталость, тяжесть намокшей одежды, страхъ проходить всю ночь по густому лсу — все сіе длало положеніе Генриха весьма затруднительнымъ. Очень приятно, окончивши трудное путешествіе, сидть передъ каминомъ и въ кругу своего семейства съ чашкою чаю, или за горячею похлебкою, пускай на двор шумитъ втеръ и стучитъ дождь въ окна, тмъ лучше для того, кто претерпвши вс трудности непогоды и вспоминая о нихъ, наслаждается вожделннымъ отдыхомъ: но каково бдному пшеходцу осенью, въ густомъ лсу, подъ ливнемъ. Къ счастію, небо начинало проясняться, шумъ дождя, становился тише, и Генрихъ увидлъ конецъ лса. Надобно быть въ его положеніи, чтобы представить себ радостное чувство, когда услышалъ онъ сперва лай одной собаки, потомъ отзывы другихъ собакъ, и наконецъ голосъ птуха, при сихъ несомнительныхъ признакахъ обиталища людей, онъ удвоилъ шаги и скоро примтилъ свтящійся огонь въ разсянныхъ хижинахъ, подошедши къ ближней, онъ увидлъ сквозь маленькое окно горящую на стол лампаду, и за отворенною дверью въ другой комнатъ двушку, которая стояла передъ очагомъ и готовила кушанье. Комната, огонекъ, похлебка, двушка — какая находка для путника измокшаго и утомленнаго! Генрихъ постучался, двушка, взявши лампаду, отперла сни, она была одта просто, но опрятно, пригожее лицо ея и ласковой голосъ ободрили нашего пшеходца. Онъ забылъ все свое горе, объявилъ себя заблудившимся путешественникомъ, спрашивалъ далеко ли до города и нтъ ли корчмы въ деревн. ‘До города еще три мили,’ сказала двушка: ‘корчма отсюда не близко, тамъ за ркою, a дождикъ не перестаетъ, войди къ намъ, доброй человкъ, отдохни и обогрйся.’
Чмъ боле Генрихъ смотрлъ на гостепріимную незнакомку, чмъ боле вслушивался въ приятной голосъ ея, тмъ боле чувствовалъ движеніе въ своемъ сердц. Двушка съ своей стороны не могла незамтить пригожства въ молодомъ путешественникъ, хотя платье его, было въ безпорядк и вода текла съ длинныхъ черныхъ волосовъ его. ‘Милости просимъ!’ сказалъ отворяя дверь комнаты отецъ двушки, которой слышалъ разговоръ Генриха съ своею дочерью: ‘милости просимъ! Я знаю, каково путешествуя терпть не погоду, я самъ довольно шатался по свту въ молодости своей, и только еще недавно отдыхать началъ.’ Генрихъ вошелъ, поклонился, слъ и разсказалъ, какъ застигла его дождливая ночь и какъ сбился онъ съ дороги. Рчь зашла объ удовольствіяхъ и невыгодахъ путешествій. Старикъ слушалъ съ любопытствомъ, и спрашивалъ Генриха, откуда идетъ, и какіе видлъ города во время своего путешествія. Когда Генрихъ упомянулъ о Бременъ, въ которомъ долго жилъ и работалъ, то старикъ обрадовавшись, подалъ ему руку свою въ знакъ дружбы и воскликнулъ: ‘Бременъ городъ прекрасной, безподобный!’ И пошли вопросы за вопросами. Къ счастію Генрихъ долго жилъ въ Бремен у одного столяра, стариннаго приятеля гостепріимному хозяину. Кто напоминаетъ намъ дни молодости нашей, кто говоритъ намъ о минувшемъ, любезномъ для насъ времени, о старинныхъ друзьяхъ, о товарищахъ юношескихъ удовольствій — тотъ самъ бываетъ для насъ любезенъ и въ ту жъ минуту становится почти другомъ намъ самимъ. ‘Подложи сухихъ дровъ на огонь, Леонора!’ сказалъ старикъ своей дочери: ‘да накрой на столъ, и дай намъ похлебки, свжаго масла, сыру, гость отужинаетъ вмст съ нами, онъ былъ въ Бремен и знаетъ моего друга, онъ отужинаетъ съ нами’. Посл того совтовалъ онъ Генриху высушить передъ огнемъ свое платье, a Леонор веллъ принести что-нибудь надть на путешественника, но Генрихъ догадался, что платье стариково не будетъ ему къ лицу, вынулъ изъ чемодана свою пару, и нарядился какъ прилично опрятному молодому человку. На вс вопросы старика онъ давалъ удовлетворительные и любопытные отвты касательно своего путешествія, и сверхъ того вмшиваетъ въ нихъ разсужденія, которыя показывала основательной умъ и доброе сердце. Леонора, заботясь объ ужин, входила и выходила, но слушала внимательно все, и приятно посматривала на путешественника. Генрихъ, встрчаясь съ ея взорами, забывалъ свою повсть, a особливо когда Леонора съ тарлкою въ рук или со стаканомъ останавливалась y порога и внутренно удивлялась краснорчію молодаго гостя. Ужинъ кончился, но разговоръ продолжался. Генрихъ никогда еще въ жизни своей не чувствовалъ подобнаго удовольствія, не смотря на то, каждой взглядъ Леоноры, каждое слово ея поражало печалію сердце его, онъ вздыхалъ, не зная самъ отъ чего, неизъяснимое чувство удовольствія, смшаннаго съ печалію, придавало еще боле выразительности словамъ его, но печаль превозмогала въ немъ чувство удовольствія.
Есть ли такой человкъ въ свт, которой посл приятной бесды съ умнымъ и добрымъ старикомъ, познакомившись и бывши вмст съ прекрасною и любезною двушкою, не ощутилъ бы въ себ мучительнаго прискорбія при мысли, что должно разстаться съ ними и можетъ быть навсегда разстаться? Сердце въ такомъ случа невольно стсняется. Въ такомъ же расположеніи духа былъ и Генрихъ:
‘Ни одинъ монархъ въ свт не насыщался такими вкусными яствами,’ сказалъ Генрихъ съ видомъ удовольствія и благодарности, ‘какими вы потчивали меня въ ныншній вечеръ.’ Старикъ дружески потрепалъ по плечу Генриха, Леонора улыбнулась. Въ самомъ дл простой ужинъ сей былъ очень вкусенъ, Генрихъ лъ кушанье, приготовленное Леонорою и сидя подл Леоноры. Никогда невидавши и даже не зная именъ другъ друга, старикъ и молодой путешественникъ провели за столомъ время какъ давнишніе приятели. Можно ли не любить гостя, которой изъ благодарности за простой ужинъ разсказываетъ о такихъ любопытныхъ вещахъ и происшествіяхъ? такъ думала Леонора. Генрихъ не былъ говорливъ отъ природы, но въ ныншній вечеръ разсказывалъ съ удивительною неутомимостію. Любовь не всегда одинакова: иногда она длаетъ нмымъ человка, a иногда заставляетъ его быть слишкомъ болтливымъ. Генрихъ, совсмъ безъ намренія, старался нравиться Леонор. Онъ видлъ ея внимательности, замчалъ ея улыбки и говорилъ очень охотно, ибо ничто столько непоселяетъ бодрости въ человкъ, какъ желаніе нравиться и надежда, успть въ семъ желаніи. Леонора сидла уже за самопрялкою, но колесо часто останавливалось и пальцы ея разучились на ту пору вытягивать нитку, взоры ея поминутно останавливались на Генрих. Она старалась узнать причину сей новой привязанности, и замтила, что прелестной разскащикъ былъ уменъ и добродтеленъ. Какое уваженіе къ женскому полу! какое отвращеніе отъ порока и лживыхъ поступковъ! Генрихъ разсказывалъ старику, какъ одинъ молодой ремесленникъ обманулъ въ Бремен бдную двушку, какъ она бросилась въ колодязь, и какія муки терплъ соблазнитель въ душъ своей! Краснорчіе повствователя извлекло слезы изъ очей Леоноры. И я точно также ршилась бы умереть, думала Леонора, и сердце ея сильне привязывалось къ Генриху.
На деревянныхъ стнныхъ часахъ ударило девять. Генрихъ вышелъ навдаться о погод: небо прояснилось, но въ душ его собирались мрачныя тучи, онъ чувствовалъ, что вечеръ сей будетъ ему стоить жизни. Боже мой! думалъ онъ: какъ могли родители мои ршиться безъ моего согласія! Нтъ, я не могу любить назначенной ими невсты, пойду теперь же и объявлю имъ, что происходитъ въ моемъ сердц, a завтра возвращусь сюда, и… Генрихъ самъ не понималъ, что хотлъ длать.
Между тмъ старикъ, оставшись въ комнат, печально разсуждалъ о сей нечаянной встрч, онъ видлъ сверкающія слезы въ глазахъ своей дочери, замтилъ выразительные взгляды ея, a особливо послдній, когда Генрихъ выходилъ изъ комнаты. ‘Леонора!’ сказалъ онъ: ‘дорогой нашъ гость кажется мн весьма честнымъ и достойнымъ человкомъ, но вспомни, что ты назначена другому….’ Генрихъ входитъ и слышитъ, печальной вздохъ Леоноры, которая уже несмла свести глазъ съ пряслицы. ‘Погода хороша, и ночь не совсмъ темна,’ сказалъ Генрихъ: ‘пора мн идти въ городъ, хотя севодни же увидться съ родителями, но я опять приду къ вамъ, если позволите.’ — Какъ съ родителями? разв ты здшній? Я думалъ, что ты путешественникъ издалека, кто отецъ твой? ‘Старой столяръ Волдановъ.’ — Волдановъ? какъ! возможно ли? Не Ангелъ ли Божій направилъ тебя въ домъ мой! ты мой родственникъ, и будешь скоро, скоро… Обнимемся, сердечной другъ мой! — A Леонора? Леонора, оставивши свою самопрялку, робко и медленно подошла къ Генриху и едва могла сказать дрожащимъ голосомъ, милой братецъ! — Не уже ли отецъ твой никогда не писалъ къ теб о нашемъ дл? спросилъ старикъ: онъ мой старинной доброй приятель, онъ любитъ мою Леонорушку, какъ родную дочь свою, мы съ нимъ часто… о васъ говаривали. Леонора! мягкую постелю для милаго гостя! Онъ y насъ ночуетъ, a завтра вс вмст демъ въ городъ. Какъ же удивится старой мой приятель! Онъ ожидаетъ тебя не прежд какъ черезъ дв недли.
Леонора съ быстротою стрлы побжала въ чуланъ, приготовила постелю, и въ тужъ минуту опять очутилась подл гостя, котораго называла то любезнымъ братцомъ, то милымъ Генрихомъ. Ей было очень весело! Генрихъ долго не могъ говорить отъ радости, ибо и ему также было очень весело, и онъ…. Но пора окончить повсть.
Въ сіе самое время какъ я пишу, счастливое семейство пиршествуетъ въ сельской хижин на другой день брака. Предоставляю молодымъ людямъ, сочетавшимся по взаимному согласію, и родителямъ, которые сопрягли дтей своихъ также по своему намренію, отгадываютъ, кто боле счастливъ, старики или новобрачные. Р. С.