‘Русская Мысль’, кн.XI, 1887
Воспоминания графа Владимира Александровича Сологуба (с портретом). Изд. А. С. Суворина. Спб., 1887 г, Соллогуб Владимир Александрович, Год: 1887
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Воспоминанія графа Владиміра Александровича Сологуба (съ портретомъ). Изд. А. С. Суворина. Спб., 1887 г. Цна 1 р. 50 к. Объ этихъ въ высшей степени интересныхъ воспоминаніяхъ мы говорили въ февральской книжк Русской Мысли за ныншній годъ (Библіогр. отдстр. 131—134), въ обзор журналовъ, такъ какъ Воспоминанія печатались въ Историческомъ Встник 1886 года (январь — декабрь). Графъ В. А. Сологубъ представляетъ картину ‘добраго стараго времени’ совсмъ въ иномъ вид, чмъ Щедринъ (см. ниже: Встникъ Европы, октябрь). Оно и понятно: графъ Сологубъ, богатый баловень судьбы и всхъ своихъ многочисленныхъ родныхъ и знакомыхъ, съ дтства видлъ ‘старое время’ только съ его ‘доброй’ стороны, злой — онъ не видлъ и не замчалъ, а если она, эта злая сторона, назойливо лзла на глаза, то Сологубъ отъ нея отвертывался, отдлывался шуткой,— ‘барскою шуткой’ того же ‘добраго стараго времени’, любившаго анекдотическимъ острословіемъ отдлываться отъ всего, могущаго омрачить благополучно уравновшенное расположеніе духа. Вспоминаетъ, напримръ, графъ Сологубъ роговую музыку оберъ-егермейстера Дмитрія Львовича Нарышкина, мужа знаменитой красавицы Марьи Антоновны, — ‘оркестръ звучности очаровательной, но мыслимый только при крпостномъ прав’,— говоритъ авторъ.— ‘Такая живая шарманка съ ея эоловыми дуновеніями внушала восторгъ. Но какова же была участь музыканта, умвшаго по разсчету свистть въ неизмнную дудку неизмнную нотку? Разсказываютъ, что два члена этого диковиннаго оркестра попались въ полицію. На вопросъ, кто они такіе, одинъ отвчалъ: ‘я нарышкинскій Ц’, другой отвчалъ: ‘я нарышкинскій фисъ…’ — нарышкинскій ‘фисъ’ вызываетъ улыбку, и дло кончено. ‘Какова участь’ этихъ сорока людей, утратившихъ за дудкой свои личности и имена, объ этомъ въ ‘доброе старое время’ вспоминали не столько ради человческой личности, сколько ради анекдота о ‘нарышкинскомъ фис’. Разсказывая нкоторые случаи изъ жизни въ дом своей бабки Архаровой, Сологубъ говоритъ: ‘когда я объ этомъ припоминаю, меня разбираетъ смхъ, и, въ то же время, на глаза навертываются слезы. Сколько наивнаго добродушія, сколько трогательной сердечности прошедшаго быта погибло теперь навсегда’. И не разъ авторъ приходитъ въ совершенно понятное и законное умиленіе передъ трогательными чертами, характеризующими ‘доброе старое время’, умалчивая о томъ, что могло бы напомнить ‘прошедшаго житья подлйшія черты’. Гр. В. А. Сологубъ не потому о нихъ умалчиваетъ, чтобы хотлъ что-нибудь скрыть, исказить или прикрасить старину,— нтъ, онъ обо всмъ говоритъ правдиво и искренно, но воспитанный и выросшій въ извстномъ круг понятій, всю жизнь вращавшійся въ аристократически-чиновномъ и придворномъ обществ, онъ самою этою жизнью былъ пріученъ выдвигать на видъ красивое, хорошее и пріятное, только вскользь зятрогивать непріятное, и то лишь тогда, когда нельзя поступить иначе, въ безобразномъ изыскивать комическую сторону и легкою шуткой сглаживать рзкость впечатлній. По характеру и по всему складу мыслей, онъ всецло принадлежитъ ‘доброму старому времени’, когда съ ‘наивнымъ добродушіемъ’ и съ ‘трогательною сердечностью’ длались такія дла, разсказамъ про которыя теперь ‘врится съ трудомъ’. Нкоторое понятіе о его взглядахъ на прошлое и настоящее могутъ дать слдующія выдержки изъ его Воспоминаній: ‘Жизнь обще-русская не имла ничего общаго съ жизнью свтскою, петербургскою, гд рдко кто бывалъ сыномъ своего номинальнаго отца, а нкоторыя дамы даже не говорили вовсе по-русски. Я многихъ такихъ видлъ. Он чрезвычайно жеманились и подпрыгивали на стульяхъ, шевеля передъ лицомъ указательнымъ пальцемъ. Такова была мода, вмст съ ношеніемъ короткихъ талій и огромныхъ тюрбановъ. Но въ то же время возникли идеологи, мыслители, искатели соціальной правды и даже философскаго камня, что, впрочемъ, одно и то же’… Гр. Сологубъ не зналъ, конечно, что ‘искатели философскаго камня’ нашли больше того, что искали,— нашли цлую науку — химію, которая даже въ матеріальномъ отношеніи длаетъ нчто боле цнное, чмъ золото,— драгоцнные камни. ‘Посл моего тестя,— продолжаетъ гр. Сологубъ,— графа Михаила Юрьевича Віельгорскаго, осталось нсколько тысячъ книгъ герметическаго содержанія… Нкоторую часть я имлъ случай отыскать въ анбар курскаго имнія… Это собраніе, но возможности, приведенное въ порядокъ, пополняется сочиненіями теологическими и указываетъ на переходъ герметизма къ иллюминизму, къ мистицизму, къ піэтизму, а впослдствіи довели къ скептицизму, къ либерализму, къ гегелизму, къ коммунизму и къ нигилизму, уже мечтающему о терроризм. Любопытно было бы прослдить, какъ каждый новый токъ мышленія возбуждалъ восторгъ и казался послднимъ словомъ отвлеченной мудрости’… Вспоминая о конц царствованія Императора Александра I, гр. Сологубъ говоритъ: ‘вліяніе Аракчеева замнило надежды на общее благоденствіе, на дары священнаго союза. Дворъ былъ суровъ’…— и тотчасъ же, не останавливаясь на ‘суровой’ сторон ‘стараго времени’, переходитъ къ его ‘игривой’ сторон, къ анекдотамъ о проказахъ Дм. Мих. Кологривова, кн. ед. Серг. Голицына, къ анекдотамъ о знаменитомъ силач Лукин… Вслдствіе этого вся картина, или, врне сказать, вс картины былой жизни, съ начала ныншняго вка до конца семидесятыхъ годовъ, имютъ характеръ большой односторонности, что не мшаетъ имъ, однако же, быть и правдивыми, и очень любопытными, благодаря, главнымъ образомъ, богатству анекдотической части Воспоминаній. Картины получились не полныя, но чрезвычайно живыя, написанныя бойкою рукой талантливаго художника-диллетанта, которому не было ни времени, ни нужды сдлаться художникомъ-мастеромъ.