‘Отечественныя Записки’, No 1, 1847
Воспоминание. Из записок издателя ‘Русского Чтения’ Сергея Глинки, Глинка Сергей Николаевич, Год: 1847
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Воспоминаніе. Изъ записокъ издателя ‘Русскаго Чтенія’ Сергя Глинки. Санктпетербургъ. Въ тип. Штаба Отдльнаго Корпуса Внутренней Стражи. 1846. Въ 8-ю д. л. 20 стр.
С. И. Глинка взялъ эпиграфомъ къ изданной имъ нын брошюрк чьи-то слдующія слова: ‘Человкъ у развалинъ жизни своей въ очахъ современниковъ гаснетъ, какъ потухающій свтильникъ’. Г. Глинк осталось только вспоминать и разсказывать намъ свои воспоминанія’… Даемъ полную вру его разсказамъ, ибо вся литературная жизнь автора не представляетъ ни малйшаго повода къ сомннію въ ихъ правдивости. Это, вдь, не импровизація, а повсть о томъ, что дйствительно видлъ и слышалъ достопочтенный авторъ.
Въ изданныхъ нын ‘Воспоминаніяхъ’, С. Н. Глинка говорить о Ломоносов, графахъ Орловыхъ и Херасков. Не претендуя выдавать воззрнія свои на жизнь и поэзію — за непогршимыя и внушать, что такъ слдуетъ понимать всмъ и каждому, онъ разсказываетъ о знакомств своемъ съ Херасковымъ, о томъ, какъ въ 1806 году онъ отвезъ къ Хераскову свою трагедію ‘Сумбеку’, посвященную творцу ‘Россіады’, какъ престарлый пвецъ Владиміра, Іоанна и графа Орлова былъ тронутъ такимъ знакомъ внимательности и уваженія… Они вмст занялись чтеніемъ одъ Ломоносова, и Херасковъ показалъ г. Глинк письмо ‘холмогорскаго поэта’, писанное незадолго до его смерти. Изъ письма оказывается, что во время болзни Ломоносова императрица Екатерина II прислала ему чрезъ графа Григорія Григорьевича Орлова золотыя часы, чрезъ нсколько дней постила его сама съ княгинею Дашковой, а на другой день поручила графу Орлову привезти его во дворецъ къ обду, говорила ему много лестнаго и поручила графу проводить его домой.
Внимательность великой государыни къ бдному, страждущему подданному и академику, конечно, пробудитъ сочувствіе и останется въ памяти современниковъ, можетъ-быть, и непризнающихъ въ Ломоносов поэта.
Энергическія распоряженія графа Гр. Гр. Орлова во время моровой язвы въ Москв тоже пробудили воспоминанія С. Н. Глинки, объ этомъ предмет сообщилъ онъ кое-что и Хераскову.
Потомъ С. Н. Глинка коснулся чесменскаго боя, восптаго Херасковымъ, отнесшись съ похвалою о мужеств графовъ Алекся и едора Орловыхъ, и при этомъ вспомнилъ о граф Козловскомъ, погибшемъ во время сраженія и пользовавшемся дружбою Хераскова.
Дале, авторъ приводить письмо графа Козловскаго къ Хераскову, письмо, отъ котораго такъ и ветъ XVIII вкомъ. Строки эти писаны русскимъ человкомъ, современникомъ Вольтера, изъ Франціи, изъ самаго Фернея, и писаны со всею свжестью и наивностью души, благоговющей передъ геніальнымъ писателемъ, который только-что пожалъ ему руку:
‘Прочитай отптъ Вольтера нашему Сумарокову на письмо его и доставь ему какъ можно скоре. Ты знаешь его пылкую нетерпливость. За минуту промедленія онъ грянетъ на меня сатирою’.
Какъ ярко выступаетъ, въ письм Козловскаго екатерининскій вкъ съ его чисто-западнымъ остроуміемъ, злыми, ничего-нещадящими сатирами, пробуждающимся скептицизмомъ, геройствомъ и юношеской отвагой! Получивъ письмо отъ графа А. Г Орлова, который приглашаетъ его въ морскую экспедицію въ Архипелаг, графъ Козловскій пишетъ въ томъ же письм:
‘Въ радостномъ движеніи моего сердца, я сказалъ Вольтеру, что изъ его замка отправляюсь не въ Россію, но къ берегамъ Эллады, куда вскор поплывемъ машъ флотъ, для возвращенія этой стран того, чмъ она надлила просвщенный европейскій міръ. Въ душевномъ порыв, Вольтеръ вскочилъ съ огромныхъ креселъ своихъ и вскричалъ: ‘Въ лиц вашемъ привтствую Славу вашего отечества’…
Не мене интересно видть, какъ историческій Скептицизмъ зарождался въ современникахъ Екатерины:
‘Въ героическія времена Греціи, вмст съ знаменитыми Аргонавтами спшила на трудный подвигъ два брата Касторъ и Поллуксъ… Но все это едва ли не вымыслъ миологическій.
Всего же интересне показалось намъ сужденіе самого Хераскова о томъ, зачмъ онъ такъ долго продолжалъ писать и издалъ ‘Кадма и Гармонію’ и ‘Подидора’, когда уже и ‘Россіада’ и ‘Владиміръ’, по его собственному признанію, часъ-отъ-часу боле упадали:
‘Увряли, что въ этомъ я подражаю Февелону. Но многіе ли теперь помнятъ Фенелона? Я привыкъ писать.’
Не драгоцнный ли это фактъ для исторіи литературы?
‘Нкогда у меня въ Очаков {Подмосковная деревня Хераскова.} были създы, балы и театры, во шумъ наскучилъ мн. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . я предался мечтамъ воображенія и издалъ ‘Бахаріяву’ и ‘Пилигрима’.