Въ послднее время внимане общества было поглощено крупными судебными процессами, которые дали богатый матералъ для характеристики нравственной распущенности, которая господствуетъ въ сред служилыхъ людей. Всякая нравственная гадость, какую только можно представить себ, со всхъ сторонъ опутала чиновный мръ, до мозга костей развращенный тмъ принципомъ произвола, который ищетъ опоры въ служиломъ мр и взамнъ того самъ поддерживаетъ его. Развратные въ сфер частной жизни, чиновники сплошь да рядомъ видятъ въ служб одно лишь средство для удовлетвореня самыхъ низменныхъ и гнусныхъ инстинктовъ. Для распутства имъ нужны деньги — и деньги добываются взяточничествомъ и казнокрадствомъ. Какъ голодная стая волковъ, они бросаются на своихъ же собратовъ и пожираютъ другъ друга. Тутъ одинаково гадкими и позорными являются лица, повидимому не имющя ничего общаго между собой, начиная отъ высокопоставленныхъ лицъ до самыхъ ничтожныхъ писарей, отъ высокообразованныхъ людей, обладающихъ учеными дипломами, до безграмотныхъ подъячихъ, на всхъ ихъ приказная среда наложила одну и ту же печать Каина, внушающую нравственное отвращене къ нимъ въ каждомъ порядочномъ человк. Въ токомъ именно смысл обрисовывается предъ нами чиновничество преимущественно въ двухъ крупныхъ процессахъ — объ интендантахъ Рущукскаго отряда и о генералъ-штабъ-доктор флота Буш.
Одинъ изъ обвинявшихся по длу объ интендантахъ Рущукскаго отряда называлъ себя ‘старою интендантскою крысой’. Онъ употреблялъ это назване не въ томъ смысл, что, подобно крыс, пожиралъ народное достояне, но хвастливо передавалъ этими словами свою воровскую опытность и умнье хоронить концы и выходить сухимъ изъ воды. И дйствительно, привлеченные къ суду интенданты Рущукскаго отряда употребили вс усиля для того, чтобы компрометирующе ихъ факты, по возможности, производили мене сильное впечатлне на общество. Благодаря этому, хотя процессъ ихъ и кончился обвиненемъ въ самыхъ возмутительныхъ преступленяхъ, но оказался очень бденъ такими бытовыми чертами, которыя бы ярко и рельефно характеризовали всю глубину нравственнаго паденя преступниковъ. Поэтому мы не станемъ излагать утомительныя, мелочныя подробности о получаемыхъ интендантами взяткахъ, превышеняхъ власти, подлогахъ и т. п. Вмсто же того, для характеристики интендантовъ, мы припомнимъ замчательное по богатству бытовыхъ подробностей, годъ тому назадъ разбиравшееся въ петербургскомъ военномъ суд, дло смотрителя бухарешто-котроченскаго продовольственнаго склада, Хвощинскаго.
Въ 1878 году интендантское управлене заключило со Штраусомъ контрактъ, по которому тотъ обязался, въ трехмсячный срокъ, поставить въ Систово полтора миллона рацоновъ конскихъ консервовъ. Для приготовленя консервовъ была устроена въ Питешти фабрика, на которую былъ назначенъ интендантскй чиновникъ, Цвецинскй, для наблюденя за приготовленемъ консервовъ. Сначала мстомъ сдачи консервовъ было назначено Систово, но вскор интендантъ Россицкй, въ противность контракту, распорядился, чтобъ они сдавались въ Бухарешт, а отсюда доставлялись въ Систово на казенный счетъ. Между тмъ интендантство страдало крайнимъ недостаткомъ перевозочныхъ средствъ, такъ что подводъ нельзя было найти ни за какя деньги. Такимъ образомъ доставленные въ Бухарештъ конске консервы невозможно было перевезти отсюда въ Систово, вслдстве чего они въ громадномъ количеств, стоимостью на 4.000.000 рублей, остались въ Бухарешт и посл были проданы за 33.000 кредитныхъ рублей. Кром конскихъ консервовъ въ бухарештскомъ продовольственномъ склад находилось множество и другихъ продуктовъ, такъ что въ немъ постоянно было казеннаго имущества не мене какъ на 5.000.000 рублей.
Въ Бухарешт шла шумная и веселая жизнь. Военные безумно сорили деньгами въ то время, какъ страшная дороговизна ршительно на все приводила въ полное отчаяне людей со скромными средствами и привычками. Дороговизна была такая ужасная, что даже генералы, подучавше хорошее содержане, занимали скромныя квартиры въ одну комнату. Въ это время общее внимане всхъ бухарештскихъ жителей было обращено на поручика Хвощинскаго, который изумлялъ роскошною жизнью и безумными тратами. Онъ нанималъ за 500 руб. въ мсяцъ роскошную квартиру въ 5—6 комнатъ на одной изъ лучшихъ улицъ Бухарешта, имлъ великолпныхъ лошадей и экипажъ, платилъ одной прислуг до 28 полуимпераловъ. Онъ жилъ въ то время съ одесскою актрисой Колосовою, которая была всмъ извстна подъ именемъ ‘бриллантовой дамы’. И точно, это назване какъ разъ шло къ ней: она дивила всхъ роскошью своихъ нарядовъ и въ безумной расточительности дошла до того, что, не зная, куда еще надвать брилланты, стала носить ихъ на башмакахъ. Своимъ знакомымъ Хвощинскй задавалъ лукулловске пиры, разъ онъ далъ завтракъ, который обошелся въ 45.000 руб. Ежедневный обыкновенныя его расходъ на столъ простирался до двухъ съ половиной полуимпераловъ, онъ не отказывалъ себ ни въ чемъ и разъ Навсегда отдалъ приказане повару, чтобы къ столу ежедневно подавалась дичь, какъ бы дорого она ни стоила. Хвощинскаго можно было постоянно видть въ театрахъ H во всхъ увеселительныхъ мстахъ, гд для него нарочно оставлялись самыя лучшя мста, въ театр за ложу онъ платилъ по 35 рублей, а когда бывалъ въ креслахъ, то всегда сидлъ впереди всхъ, такъ что многе этимъ возмущались. Кто же такой былъ этотъ Хвощинскй?… Къ конц 50-хъ годовъ онъ служилъ въ военной служб, а затмъ съ 1850 года по 1877 годъ находился въ отставк. Въ январ 1877 года онъ опять поступилъ на службу помощникомъ начальника одного изъ казенныхъ транспортовъ, на обязанности котораго лежало перевозить продукты изъ одного склада въ другой. Прослуживъ 5—6 мсяцевъ, онъ уволился въ отпускъ, по возвращени изъ котораго поступилъ въ канцелярю, но оказался здсь совершенно негоднымъ по безграмотности. Однако эта безграмотность не помшала ему получить мсто смотрителя бухарешто-котроченскаго продовольственнаго склада. По должности смотрителя онъ получалъ 150 р. въ мсяцъ, своего состояня не имлъ, а между тмъ расходовалъ… Читатель уже видлъ, какую безумно-расточительную жизнь онъ велъ. Откуда же онъ бралъ деньги? Слдствемъ обнаруженъ большой недостатокъ и недоброкачественность продовольственныхъ продуктовъ въ бухарештскомъ склад. Это обстоятельство, конечно, служитъ само по себ отвтомъ на поставленный нами вопросъ, но, къ сожалню, лишено той яркости красокъ, которая необходима для того, чтобы бытовое явлене сдлалось вполн понятнымъ обществу. Поэтому, отвчая на вопросъ: откуда Хвощинскй бралъ деньги для роскошной жизни?— мы умолчимъ о злоупотребленяхъ его по управленю продовольственнымъ складомъ, а вмсто того разскажемъ кое-что о писар его Борен.
Чиновникъ Цвецинскй, приставленный для наблюденя за приготовленемъ конскихъ консервовъ на фабрик Штрауса, откуда они поставлялись въ бухарештскй продовольственный складъ,— почему-то счелъ нужнымъ вызнать изъ Луцка своего знакомаго Борена, котораго рекомендовалъ на службу къ бывшему смотрителю бухарештскаго склада Воробьеву. У Воробьева Боренъ служилъ вольнонаемнымъ писаремъ, получая за это 45 руб. въ мсяцъ при готовомъ стол и квартир. Смнивши Воробьева, Хвощинскй оставилъ при себ Борена, общая ему платить въ мсяцъ до 300 р., ‘смотря по доходамъ’, какъ онъ выразился, Боренъ отъ себя нанялъ помощника, которому заплатилъ за два мсяца 500 р. Въ течене своей писарской службы у Хвощинскаго, Боренъ, кром жалованья, имлъ больше доходы отъ подрядчиковъ — Захарина, Шемилева, Варшавскаго, Муханова, Штрауса, отъ товарищества ‘Грегеръ, Горвицъ и Коганъ’, отъ Фелькенгагена и другихъ мелкихъ поставщиковъ. Вс они платили ему среднимъ числомъ до 100 р. за каждую квитанцю. Изъ записной книжки Борена видно, что онъ получалъ отъ подрядчиковъ по 100 р., 1.000 р. и даже 3.000 р. Кром того, онъ получалъ отъ Фаерштейна, агента Варшавскаго по перевозк въ склады продуктовъ, 200 руб. жалованья въ мсяцъ. Такимъ образомъ, въ продолжене одиннадцатимсячной службы, онъ заработалъ 40.000 руб. Если вольнонаемный писарь при смотрител продовольственнаго склада могъ нажить такя деньги отъ подрядчиковъ, то само собою разумется, что въ нсколько разъ больше того получалъ самъ смотритель Хвощинскй, ибо нтъ сомння, что онъ бралъ взятки боле крупными кушами, чмъ писарь его Боренъ.
А если такъ, то какими же кушами бралъ взятки рущукскй отрядный интендантъ, дйствительный статскй совтникъ Макшеевъ? По 4-му, пункту судебнаго приговора онъ обвиненъ въ томъ, ‘что въ январ 1887 года, состоя въ должности систовскаго мстнаго интенданта и за отсутствемъ по дламъ службы изъ Систова интенданта арми тайнаго совтника Россицкаго, завдуя, на основаня приказа, оставшимся въ Систов полевымъ интендантствомъ, онъ, зная настоятельную необходимость немедленнаго пополненя продовольственными припасами прибалканскихъ складовъ товариществомъ по продовольствю арми по данному ему, 4-го ноября 1877 года, наряду, онъ, Макшеевъ, вслдстве полученя отъ товарищества взятки въ размр на суд не выясненномъ, разршилъ ему сдать эти припасы въ Зимниц за счетъ упомянутыхъ складовъ, подъ предлогомъ доставленя этихъ припасовъ по назначеню средствами интендантства, хотя сознавалъ, что, въ виду разстройства транспортовъ, продовольственные запасы изъ Зимницы не могли быть перевезены по назначеню, послдствемъ чего было то, что принятые въ Зимниц припасы не были въ свое время сполна отправлены въ прибалканске склады и частью подверглись порч, причинивъ казн значительный ущербъ’. На суд не выяснилось, какъ велика была взятка, полученная Макшеевымъ съ товарищества, однако, по нкоторымъ показанямъ, въ Систов ходили слухи, что онъ подучилъ съ товарищества 300.000 руб. И этотъ громадный кушъ былъ не единственною взяткой, полученною Макшеевымъ.
Но первому пункту судебнаго приговора онъ признанъ виновнымъ въ томъ, ‘что, въ бытность рущукскимъ отряднымъ интендантомъ, съ 23-го юня но 28 декабря 1877 г., онъ при производств въ то время, по его распоряженю, чрезъ состоявшихъ при немъ чиновниковъ Шестакова и Карасевича, наличныхъ покупокъ, получалъ, чрезъ посредство ихъ, отъ продавцовъ продуктовъ въ даръ деньги, въ размр на суд не выясненномъ, для допущеня, въ противность обязанностямъ службы, послабленй при исполнени продавцами ихъ операцй, между прочими — предоставленемъ имъ подводъ казенныхъ транспортовъ предпочтительно предъ товариществомъ по продовольствю арми’. Къ сожалню, размръ взятки опять не былъ выясненъ на суд, а слухамъ плохо врятъ наивные люди, въ род морскаго врача Коржавина, который никакъ не могъ примиритъ съ мыслю, что такое высокопоставленное лицо, какъ флота генералъ-штабъ-докторъ Бушъ, беретъ взятки подобно послднему подъячему.
Врачъ Коржавинъ — человкъ въ высшей степени наивный. Тепло, хорошо живется ему, и онъ убжденъ, что все идетъ прекрасно въ этомъ прекрасномъ мр. Даже когда ему приходится стукнуться лбомъ о житейскую гадость, и тутъ, раскроивши черепъ, онъ въ конц концовъ мирится съ этой непрятностью и, какъ ни въ чемъ ни было, повторяетъ свою старую псню: ‘все идетъ къ лучшему въ этомъ наилучшемъ изъ мровъ’. И точно, для него все къ лучшему. Замтили, напримръ, что Коржавинъ бойко владетъ перомъ,— какъ это мило и прятно Коржавину! Попросили Коржавина написать статейку въ похвалу начальника его, генералъ-штабъ-доктора флота, тайнаго совтника Буша,— Боже мой, какая честь для Коржавина писать о такомъ высокопоставленномъ лиц!— и Коржавинъ написалъ хвалебную статейку и напечаталъ ее въ Кронштадтскомъ Встник. Статья имла успхъ,— автора произвели въ старше врачи.
— За эту хвалебную статью вы и получили мсто старшаго врача?— спросилъ на суд прокуроръ у Коржавина.
— Это не хвалебная,— нтъ!— горячо возразилъ Коржавинъ, удивленнымъ взглядомъ посматривая на публику и не понимая, почему она вдругъ разразилась такимъ громкимъ, такимъ заразительно-веселымъ хохотомъ. И вдругъ, какъ будто припомнивши что-то, онъ прибавилъ:— Дйствительно, одинъ докторъ замтилъ мн, что тутъ была похвала,— ну, я потомъ и не сталъ писать боле, потому что дальнйшая статья могла быть куренемъ имама начальству.
Ну, что за милый, что за дтски-наивный человкъ этотъ врачъ Коржавинъ!… Разбилъ себ лобъ о гадость и третъ кулакомъ вскочившую шишку, а самъ улыбается и мягко говоритъ: ‘о, это пустяки, это заживетъ’. Докол же онъ не разобьетъ лба, до тхъ поръ не уврится въ существовани гадости и будетъ серьезно уврять всхъ, что если и существуютъ въ мр гадости, то во всякомъ случа не на нашей планет, но на ея спутник — лун. Земля — это такое высокопоставленное небесное тло, о которомъ и помыслить невозможно, чтобы на немъ могла свить себ гнздо какая-нибудь, съ позволеня сказать, гадость. Когда Коржавина спросили на суд, слышалъ ли онъ, что беретъ взятки флота генералъ-штабъ докторъ Бушъ,— тотъ отвчалъ, что слыхать объ этомъ слыхалъ, но не придавалъ вроятя этимъ слухамъ. ‘Я считалъ невозможнымъ,— говорилъ онъ, заглушаемый новымъ взрывомъ хохота въ публик,— чтобы такой высокопоставленный человкъ, какъ Бушъ, могъ брать такя маленькя взятки. Я допускаю, что высокопоставленныя лица могутъ брать взятки, но — большими кушами, а не такими маленькими суммами’.
Уврился ли теперь врачъ Коржавинъ въ томъ, что высокопоставленныя лица берутъ взятки не однми хвалебными статьями въ газетахъ, но и мелкими денежными суммами? Можетъ-быть онъ и теперь наивно вритъ, что высокопоставленныя лица, даже длая гадости, остаются на недостигаемой для смертныхъ, въ род Коржавина, небесной высот и сохраняютъ божеское величе, даже опускаясь на самое дно той грязной лужи, въ которой приходится жить намъ. Но въ глазахъ общества съ такихъ
высокопоставленныхъ лицъ уже снятъ окружавшй ихъ прежде орелъ величя. Ихъ, въ лиц флота генералъ-штабъ-доктора Буша, вызвали на судъ и здсь предъ глазами всего русскаго общества вывернули ихъ на изнанку и показали, что иной разъ подъ шитымъ золотомъ мундиромъ скрывается точно такое же паскудство, какъ и подъ сюртукомъ бывшаго военнаго писаря Паренова. Теперь мы знаемъ этихъ высокопоставленныхъ лицъ,— знаемъ, что и между ними есть таке же мелке, грязные, гнусные взяточники, какъ любой приказный писарь. Мы узнали, что они не только берутъ взятки, но берутъ ихъ по мелочамъ, опускаются до такого ничтожества, что наивные люди, въ род врача Коржавина, не въ силахъ даже поврить возможности такого глубокаго нравственнаго паденя для лицъ, столь высоко стоящихъ въ мундирномъ мр. Бушъ — это мелкй, грязный взяточникъ, это полное нравственное ничтожество, но въ то же самое время онъ представляетъ собою крупную, ярко освщенную фигуру, которая рзко выдляется изъ темной, безличной массы мелкихъ людишекъ, задавленныхъ произволомъ и безропотно, въ течене многихъ лтъ, переносившихъ гнетъ и всевозможныя униженя со стороны высокопоставленнаго взяточника. Эта темная безличная масса состояла изъ людей, составляющихъ, повидимому, цвтъ нашего народа, изъ докторовъ медицины, пользующихся многолтнею извстностью, изъ молодыхъ врачей, только-что оставившихъ школьныя скамейки,— словомъ, исключительно изъ однхъ интеллигентныхъ силъ. А та личность, которая, въ течене многихъ лтъ, такъ невыносимо давила ихъ, предъ которою они такъ преклонялись и унижались,— эта личность была нравственно ниже всхъ ихъ, въ ней не было ровно ничего такого, что бы выдляло ее изъ толпы и заставляло толпу подчиняться ей,— ничего, кром гадости и ничтожества. Но за то въ рукахъ Буша была власть и, взирая на эту грозную власть, доктора медицины и полные еще благородныхъ юношескихъ порывовъ молодые врачи разыгрывали изъ себя жалкую роль воробьевъ, принимавшихъ огородное чучело за какую-то грозную силу. Теперь миражъ разсялся и на нашихъ глазахъ высокопоставленное лицо испытало непрятное превращене,— какъ будто герой классической трагедй вдругъ попалъ въ комическую оперетку. Въ этомъ, именно, и заключается общественное значене судебнаго процесса флота генералъ-штабъ-доктора Буша.
Одинъ изъ допрошенныхъ на суд свидтелей, врачъ Галузинскй, сдлалъ очень любопытную характеристику Буша. По его словамъ, Бушъ и въ начал службы, и посл не отличался ни теоретическими, ни практическими врачебными познанями и вообще былъ человкъ недалекй, это защитникъ Буша возразилъ: ‘какимъ же образомъ Бушъ, будучи весьма недалекимъ человкомъ и плохимъ медикомъ, былъ назначенъ на высокй постъ генералъ-штабъ-доктора флота?’ — ‘Это былъ просто капризъ покойнаго адмирала Краббе,— отвчалъ Галузинскй.— Бушъ всегда былъ одинъ изъ послднихъ и вс были крайне удивлены его назначенемъ. Вмст съ большимъ чиномъ Бушъ возмнилъ, что онъ сталъ и многоученымъ. Въ засданяхъ врачей онъ поролъ такую дичь, что присутствующе только переглядывались и пожимали плечами’. По показаню врача Мерцалова, какъ оно изложено въ отчет, при портахъ есть общества врачей, въ которыхъ генералъ-штабъ-докторъ предсдательствуетъ и всякую работу апробуетъ, а затмъ уже назначаетъ или нтъ къ печатаню. Между другими былъ врачъ Левандовскй, обладавшя весьма основательными и обширными познанями, имвшй большой критическй умъ и основательную научную подготовку. Въ своемъ изслдовани одного экстракта относительно его питательности онъ предсказалъ печальную будущность этого экстракта, употреблене и распространене котораго Бушъ сильно пропагандировалъ. Статья эта была представлена Бушу и пропала, такъ что впослдстви одному товарищу Левандовскаге пришлось собирать ее по клочкамъ. Свидтель указалъ еще на нсколько статей, подвергшихся такой же участи. Авторовъ ихъ Бушъ сильно преслдовалъ. Нечего и говорить, что гонораръ за свои статьи авторы не получали. О себ самомъ врачъ Галузинскй между прочимъ разсказалъ на суд, что онъ писалъ много статей въ Медицинскомъ Встник, но такъ какъ Бушъ его ненавидлъ, то всячески старался, чтобы статьи его не печатались, и даже такя, которыя потомъ были напечатаны въ иностранныхъ медицинскихъ журналахъ. Въ то же самое время Бушъ поручилъ своему любимцу, выслужившемуся изъ писарей, Паренову, написать медицинскую статью, которая была напечатана и оплачена хорошимъ гонораромъ. ‘Получивъ власть главнаго начальника, Бушъ,— по словамъ Галузинскаго,— считалъ необходимымъ сначала запугать подчиненныхъ, нагнать на нихъ страхъ, обезличить, чтобы затмъ съ развязанными руками длать то, что онъ хочетъ. И онъ блистательно достигъ своей цли. Онъ изгонялъ со службы людей достойныхъ и окружалъ себя такими, каке ему были нужны. Такъ, напримръ, докторъ Виноградовъ, отличный человкъ и врачъ, который теперь состоитъ директоромъ отдленя Максимилановской лчебницы, первый подвергся гоненю Буша. За нимъ послдовалъ докторъ Фишъ, гофмедикъ, статскй совтникъ Бушъ ненавидлъ его за то, что онъ скоро сталъ, на свои ноги и зарабатывалъ хорошя деньги, ‘а ненавидть Бушъ былъ большой мастеръ’. Получивъ большую власть, онъ очутился просто въ чаду, въ опьянени этою властью. Съ его назначенемъ флота генералъ-штабъ-докторомъ, вс лучшя силы попрятались и взамнъ ихъ возникли элементы, которые прежде были пресмыкающимися, вмсто людей, дйствительно стоющихъ, способныхъ, заслуженныхъ, иногда даровитыхъ, явился рядъ его помощниковъ, и дло морской медицины остановилось совершенно. ‘Въ течене 27-ми лтъ,— сказалъ свидтель,— я не помню, чтобы морская медицинская часть такъ низко упала, какъ въ управлене г. Буша. Никогда не было такого сильнаго движеня въ назначеняхъ, переводахъ и отставкахъ, какъ при немъ’. Свидтель привелъ нсколько примровъ этого движеня и, между прочимъ, указалъ на слдующй случай: врачъ гвардейскаго экипажа, Смольскй, былъ человкъ въ высшей степени честный, усердный, знающй и трудолюбивый, вс товарищи его искренно любили и уважали, но онъ имлъ несчасте подвергнуться неудовольствю Буша по слдующему случаю: лежалъ въ госпитал больной матросъ, котораго пользовалъ Смольскй, прхалъ Бушъ, посмотрлъ на больного и нашелъ, что Смольскй опредлилъ болзнь неправильно, адмиралъ Аркасъ, заинтересованный больнымъ, пригласилъ профессора Боткина, который относительно дагноза и лченя вполн согласился съ. мннемъ Смольскаго. По Мнню свидтеля, Смольскй долженъ бы былъ объ этой консультаци молчать, но онъ имлъ неосторожность сказать объ этомъ, что дошло до Буша, и съ этого времени онъ возненавидлъ и всячески гналъ Смольскаго. По поводу появившейся въ завдуемомъ Смольскимъ отдлени цынги Бушъ назначилъ коммиссю, въ которой свидтель участвовалъ, и коммисся, произведя дознане, оправдала Смольскаго. Тогда Бушъ еще боле сталъ его притснять. Смольскй началъ задумываться, здоровье его пошатнулось, онъ сошелъ съ ума и потомъ скончался. Онъ бредилъ цынгою: ночью вскакивалъ съ постели, бжалъ въ лазаретъ, осматривалъ спящихъ больныхъ и все говорилъ о цынг. Вскор за нимъ послдовала въ могилу и его жена. Посл нихъ остались двое маленькихъ дтей круглыми сиротами. Со слезами въ голос свидтель сказалъ, что онъ могъ бы представить еще нсколько подобныхъ возмутительныхъ случаевъ изъ дятельности Буша, но, чтобы не утомлять судей, онъ не будетъ объ этомъ говорить, и прибавилъ: ‘Тайный совтникъ Бушъ лично мн существеннаго вреда по служб не сдлалъ, но въ течене нсколькихъ лтъ держалъ меня въ черномъ тл, такъ что я не зналъ, что будетъ со мною завтра. Я чувствовалъ, что я нахожусь въ какомъ-то неестественномъ состояни, дло валилось изъ рукъ, и я, казалось, былъ самъ близокъ къ сумашествю. Это былъ человкъ… странный: то онъ либеральничалъ до тошноты, то былъ грубъ до дерзости’. Вообще Бушъ отличался крайнею невжливостью и грубостю въ обращени съ подчиненными ему врачами. По показаню врача Бока, онъ однажды явился къ Бушу, который заставилъ его ожидать въ премной три съ половиною часа и потомъ, когда принялъ, то, посмотрвъ на часы, сказалъ: ‘теперь поздно васъ принимать, приходите завтра’.
На слдующй день Бокъ опять явился и, прождавъ около часа, былъ наконецъ принятъ Бушемъ, который тотчасъ раскричался на него: ‘Вы не знаете, какъ нужно являться,— зачмъ вы явились во второй разъ въ полной форм?… Нужно быть въ вицъ-мундир’. Вслдстве подобныхъ отношенй, Бокъ вышелъ въ отставку. Характеризуя Буша какъ человка, докторъ Мерцаловъ разсказывалъ на суд, что Бушъ неоднократно говорилъ ему: что мн ваши образованные! Онъ начнетъ мн разсказывать свои высшя соображеня, такъ только слушай, да кланяйся,— а я больше люблю писарей. Этому что скажешь, да прибавишь непечатное слово, онъ скушаетъ и отлично сдлаетъ дло’. Бушъ, по словамъ Галузинскаго, не скоро доврялъ себя людямъ и прежде подвергалъ ихъ всевозможнымъ испытанямъ. Подобнаго рода искусы продолжались годами, въ течене которыхъ онъ подвергалъ испытуемаго всевозможнымъ униженямъ, ругалъ, какъ попало, и вообще обращался чрезвычайно грубо. Врачъ Трезоруковъ показывалъ на суд, что Бушъ въ своихъ отношеняхъ съ врачами былъ очень дерзокъ: ‘Оскорбить и очернить человка въ глазахъ начальства и публики для него ничего не стоило: для него не было ничего святого’. Трезоруковъ участвовалъ въ издани анатомо-патологическаго атласа, а когда ему пришлось получить деньги за работу, по поданному имъ счету, то Бушъ сказалъ, что этотъ счетъ нужно еще проврить, ‘потому что, можетъ-быть, въ немъ лишнее написано’. Для Трезорукова это было крайне оскорбительно и онъ тутъ же заявилъ объ этомъ Бушу. Съ этого времени пошли притсненя, ‘такъ что,— сказалъ свидтель,— я не впалъ, какъ служить и что длать’.
Обращаясь грубо и невжливо съ врачами, Бушъ завелъ странную для высокопоставленнаго лица дружбу съ двумя выслужившимися изъ писарей чиновниками — съ длопроизводителемъ медицинской части петербургскаго порта Андреевымъ и помощникомъ длопроизводителя Пареновымъ. Онъ ни отъ кого не скрывалъ своего особеннаго расположеня къ этимъ лицамъ. Врачамъ приходилось но нскольку часовъ дежурить въ премной Буша, ожидая его выхода, они подвергались публичнымъ выговорамъ въ самой оскорбительной форм и въ то же самое время видли, какъ грозный начальникъ ихъ дружески бесдуетъ съ Пареновымъ и Андреевымъ, которые, то тотъ, то другой, постоянно встрчались на завтракахъ у Буша, какъ добрые знакомые его. Что же это за люди и какая связь могла существовать между мелкими чиновниками и генералъ-штабъ-докторомъ? Пареновъ служилъ писаремъ съ 1856 г. по 1871 годъ, когда за выслугу лтъ и но экзамену онъ получилъ, наконецъ, первый чинъ коллежскаго регистратора. Пользуясь расположенемъ Буша, онъ доносилъ ему все, что видлъ и замчалъ въ подвдомственномъ Бушу медицинскомъ управлени. Сверхъ того онъ велъ вс дла объ опредлени на службу врачей. Длопроизводитель, ближайшй начальникъ Паренова, даже въ глаза не видалъ этихъ длъ и не смлъ требовать ихъ отъ своего помощника. Пареновъ находился въ непосредственныхъ сношеняхъ съ генералъ-штабъ-докторомъ по всмъ дламъ, касающимся опредленя на службу и перемщеня врачей, и держалъ эти дда въ строгомъ секрет. Въ 1880 году Пареновъ былъ назначенъ на должность помощника длопроизводителя. До того, времени эту должность постоянно занимали врачи, какъ это положено по штатамъ должностей морскаго вдомства. Инспекторскй департаментъ не соглашался исполнить представлене Буша о назначени Паренова помощникомъ длопроизводителя, несмотря на это, дло устроилось къ полному удовольствю Паренова: о немъ былъ сдланъ особый докладъ Государю Императору и испрошено Высочайшее повелне на утверждене его въ должности. Кром жалованья 750 р. въ годъ, Пареновъ получалъ еще до 1.600 руб. наградныхъ и выдачъ изъ авансовыхъ суммъ. Въ медицинскомъ управлени говорили, что Паренову выдаются большя денежныя награды на угощене писарей министерства и писарей инспекторскаго департамента, чрезъ которыхъ Бушъ узнавалъ все, что длается. Обрисовывая нравственную физономю Паренова, Галузинскй говоритъ, что это ‘человкъ новой формаци, который уметъ читать въ глазахъ своего господина, и Бушъ говорилъ о немъ: ‘что я только думаю, то Пареновъ, уже знаетъ’. По словамъ другаго свидтеля, Мерцалова, Бушъ мягко и любезно обращался съ Пареновымъ и больше другихъ предоставлялъ ему матеральныхъ выгодъ, ‘потому что боялся, какъ бы онъ свои способности не приложилъ напримръ къ доносу, или къ чему-нибудь въ этомъ род’. Другой близкй къ Бушу человкъ былъ длопроизводитель медицинской части петербургскаго порта, выслужившйся изъ фельдшеровъ, Андреевъ. Бушъ въ письм изъ-за границы къ танцовщиц Селезневой въ слдующихъ выраженяхъ разсказываетъ о своихъ отношеняхъ къ Андрееву: ‘Иванъ Даниловичъ ведетъ мои дла вотъ уже скоро 17 лтъ, и ведетъ ихъ честно, добросовстно и съ большимъ умньемъ. Чрезъ него я имю то, что у меня есть, и могу длать вс боле или мене значительные расходы, и не посовтовавшись съ нимъ я не произвожу боле крупныхъ выдачъ. Могу васъ уврить, онъ дла мои принимаетъ ближе въ сердцу, чмъ свои собственныя. При свидани нашемъ съ нимъ, въ Вн, самою важною темою для переговоровъ былъ денежный вопросъ. Начали считать. ‘Что вы длаете, Богданъ Ивановичъ. Подумайте только: 8.000 франковъ въ мсяцъ, вдь это составитъ безъ малаго 100.000 франковъ въ|годъ, а на наши рубли по курсу сколько будетъ? (я подсказалъ, что около 40.000 рублей) — 40.000 руб. въ годъ, да вдь это сумашестве! Такъ въ годъ-другой вы разгоритесь окончательно, что уже никогда не поправитесь. Вы забыли, сколько у васъ на рукахъ, кого вы должны кормить, на сколько домовъ вы живете?’ — Что я могъ ему возразить?— продолжаетъ Бушъ.— Все, что онъ говоритъ, то правда, и если онъ мн говоритъ иногда горькя истины, то я нисколько не обижаюсь его наставленями, хотя онъ и моложе меня. Семь лтъ дла мои, въ мое отсутстве, ведетъ онъ отлично, вс платежи покрываетъ своевременно, распоряжается очень экономно. Имя при себ въ вдомств такого близкаго человка, возможно лг было не подлиться съ нимъ тмъ, что я вынесъ изъ совмстнаго съ вами путешествя. На Ивана Даниловича я не могу иначе смотрть, какъ на самаго безкорыстнаго о искренне-преданнаго мн друга’. По словамъ Галузянскаго, Андреевъ пользовался полною дружбой Буша, ‘какъ никто’. Впрочемъ, эта дружба начальника не дешево обходилась Андрееву. Врачъ Мерцаловъ разсказываетъ, что Бушъ былъ для Андреева полубогъ, онъ имлъ на него громадное, неотразимое вляне. Когда Мерцаловъ говорилъ Андрееву, что онъ дурно длаетъ, то краска стыда показывалась на его лиц и онъ говорилъ: ‘что же мн длать, я маленькй человкъ, меня сотрутъ, а вдь мн только крохи перепадаютъ’. Бушъ обращался съ Андреевымъ крайне сурово, между тмъ какъ обращене его съ Пареновымъ было совсмъ иное и Пареновъ больше получалъ матеральныхъ выгодъ. Зная о близкихъ отношеняхъ къ Бушу, врачи боялись Андреева и Паренова, старались заслужить ихъ расположене и задабривали подарками. Напримръ, врачъ Кимондъ разсказывалъ, какъ однажды подарилъ Андрееву три полумперала, онъ далъ слдующее объяснене этому подарку: ‘Я держусь правила, которое мн передалъ еще отецъ: если хочешь съ сосдомъ жить въ дружб, то старайся, чтобы собака его на тебя не лаяла. Я зналъ, что Андреевъ былъ сильный человкъ у Буша’. По показаню врача Вокуловскаго, ‘между докторами существовалъ обычай — въ больше праздники являться съ поздравленями къ Бушу, но прежде, нежели хать къ нему, они отправлялись кто съ кулечкомъ дичи, кто съ сахаромъ, чаемъ и т. п. сначала къ Паренову и Андрееву, такъ какъ вс боялись этихъ двухъ чиновниковъ. О дружб ихъ съ Бушемъ вс знали и говорили открыто. Объ этомъ знали не только здсь, но даже и въ Николаев. Такъ, свидтелю нкоторыя лица передавали, что когда Бушъ послалъ Андреева въ Николаевъ съ носилками, то тамъ приняли его съ распростертыми объятями и даже самъ начальникъ медицинской части давалъ ему обдъ. Сверхъ того, онъ читалъ лекци врачамъ, объ употреблени носилокъ. За пять такихъ лекцй Бушъ заплатилъ Андрееву, изъ денегъ управленя, по 25 рублей за лекцю, всего — 125 рублей. Надъ этимъ вс смялись, и для врачей было даже оскорбительно, что Бушъ послалъ фельдшера читать лекци врачамъ’.
Читатель видитъ, что, начиная съ генералъ-штабъ-доктора Буша и кончая приближенными къ нему Андреевымъ и Пареновымъ, вс эти воротилы въ медицинскомъ управлени морскаго вдомства представляютъ собою такую отвратительную дрянь, такое гадкое ничтожество, что въ каждомъ порядочномъ человк возбуждаютъ одно лишь чувство брюзгливости. И однако, въ течене нсколькихъ лтъ, никто не осмливался честно и открыто возвысить голосъ противъ нихъ, а напротивъ всякй заискивалъ въ нихъ и старался снискать ихъ расположене. Морске врачи терн диво переносили оскорбленя и всевозможныя непрятности отъ Буша, въ пользу его писались газетныя статьи, ученыя общества наперерывъ одно передъ другимъ избирали его своимъ членомъ. А въ это время онъ, въ союз съ Андреевымъ и Пареновымъ, только о томъ и думалъ, только тмъ и былъ занятъ, чтобы всми неправдами собирать деньги и сорить ими для удовлетвореня своего развращеннаго, скотскаго аппетита. Взяточничество въ самой нахальной и гадкой форм свило себ гнздо въ медицинскомъ управлени флота. Бушъ бралъ взятки со всхъ и за все, бралъ ихъ самъ лично и чрезъ посредство Паренова и Андреева, бралъ въ форм займовъ, открытой продажи мстъ и т. д. Медицинское управлене флота обратилось въ какую-то торговую контору, гд продавались мста. ‘Въ кругу врачей,— разсказывалъ на суд врачъ Смирновъ,— не было секретомъ, что мста продаются, и даже было нчто въ род таксы: напримръ, за переводъ въ Петербургъ взималось 500 руб., а за мст главнаго доктора 3.000 рублей’. Врачи, которые не платили, подвергались гоненю, ихъ старались выжить со службы, сдлать имъ непрятности, обходили при производств въ чины и при наградахъ, и т. д. Вс знали, что безъ взятокъ ничего не длается въ медицинскомъ управлени морскаго вдомства, и говорили объ этомъ открыто въ публичныхъ мстахъ, не стсняясь при этомъ присутствемъ постороннихъ, какъ о самомъ обыкновенномъ и всмъ извстномъ дл. Вотъ, напримръ, флагманскй докторъ балтйскаго флота Смирновъ детъ на пароход изъ Кронштадта въ Петербургъ въ обществ двухъ незнакомыхъ ему молодыхъ морскихъ врачей. Не стсняясь присутствемъ его, молодые врачи громко разговариваютъ между собою и одинъ говоритъ другому: ‘Чортъ ихъ знаетъ, они торгуются, какъ въ мелочной лавк: я предлагалъ Андрееву 250 руб., а съ^меня просили 300, и переводъ не состоялся’. Таке разговоры можно было слышать везд въ кружкахъ морскихъ врачей. То и дло слышались одн и т же рчи: ‘Обратитесь къ Андрееву: онъ, какъ личный секретарь Буша, всмъ заправляющй, сдлаетъ вамъ все’. При этомъ всегда прибавлялось, что Андреевъ беретъ взятки не для себя, но имъ прикрывается флота генералъ-штабъ-докторъ Бушъ. Врачи въ разговор между собою выражались такъ: ‘все равно, кому ни дать, а дойдетъ до Буша!’ Если у врача не было денегъ дать взятку, то съ него или брали вексель, или находили для него ростовщика, который давалъ деньги въ долгъ за хороше проценты. Увренность врачей въ томъ, что безъ взятки ничего сдлать нельзя, по показаню доктора медицины Галузинскаго, доходила до того, что ‘не спрашивали: нужно ли заплатить, а спрашивали только: сколько, и не надуютъ ли’. Само собою разумется, что при такой продажности главнаго морскаго медицинскаго управленя взяточничество процвтало во всхъ мелкихъ учрежденяхъ, подвдомственныхъ генералъ-штабъ-доктору флота. Разъ въ разговор съ докторомъ Мендомъ самъ Бушъ откровенно сказалъ ему, что точно ‘беретъ взятки, потому что вс берутъ ихъ’. Онъ не только зналъ о взяточничеств своихъ подчиненныхъ, но и поощрялъ ихъ къ тому. Такъ, напримръ, назначивъ на должность начальника медицинской части кронштадтскаго порта врача Гринцевича, Бушъ черезъ довренное лицо потребовалъ, чтобъ онъ ежегодно уплачивалъ опредленную сумму, причемъ указалъ источникъ доходовъ госпиталя, изъ котораго можетъ быть покрытъ этотъ расходъ. У Буша былъ найденъ подробный списокъ всхъ доходовъ Гринцевича и сверхъ того слдующая собственноручная записка: ‘Гринцевичъ беретъ чрезъ Терентьева письмоводителя — отъ врачей и Макарова письмоводителя — отъ подрядчиковъ и съ дровъ, чрезъ Стопенгагена — съ аптеки, чрезъ Акинфева — съ фельдшерской школы’. Взяточничество въ медицинскомъ управлени кронштадтскаго порта дошло до того, что письмоводитель Терентьевъ установилъ на все таксу: за мелкя услуги взималось 5 руб. и угощене, за разршене врачу жениться 10 руб. и угощене, за разршене отпуска 15 руб. и угощене. Все это Бушъ зналъ и не только смотрлъ сквозь пальцы, но и прямо поощрялъ. Напримръ, былъ такой случай. Ординаторъ ижорскаго госпиталя Кимондъ заявилъ оффицально Бушу, что Вишняковъ крадетъ отъ больныхъ мясо, булки, солому и т. д. На это Бушъ отвтилъ только: ‘значитъ онъ умный человкъ!’
Алчность къ деньгамъ была до такой степени сильна, что въ морскомъ вдомств совсмъ нельзя было получить мсто врача, не заплативши денегъ или не имя сильной протекци. Впрочемъ Бушъ былъ чувствителенъ въ протекцямъ только въ такомъ случа, если надялся получить какую — нибудь матеральную выгоду для себя,— иначе онъ оставался глухъ ко всмъ ходатайствамъ. Такъ, напримръ, контръ-адмиралъ Крузенштернъ просилъ опредлить врачомъ своего племянника и получилъ отъ Буша общане исполнить просьбу. Съ рекомендацей дядюшки племянникъ явился къ Бушу, который сказалъ, что онъ все сдлаетъ для него, но нтъ ваканси,— что пусть онъ запишется кандидатомъ, но при этомъ не забываетъ, что кандидаты по цлымъ годамъ ожидаютъ ваканси. Въ этомъ случа протекця не помогла получить мсто морскаго врача. Да и вообще между врачами было распространено убждене, что протекци помогаютъ хуже, чмъ деньги. Впрочемъ, можно было имть несомннный успхъ, если врачу удавалось заручиться сильною протекцей танцовщицы Селезневой. Разъ врачъ Еремевъ удостоился чести кушать чай у генералъ-штабъ-доктора въ присутстви Селезневой. Въ это время Бушу принесли конвертъ изъ Кронштадта отъ главнаго доктора тамошняго госпиталя Шванка. ‘Что за дуракъ этотъ Шванкъ, не уметъ врача назначить!’ — сказалъ Бушъ, прочитавъ бумагу, и предложилъ Селезневой назначить какого ей угодно врача. Она указала на Тихова, который и былъ назначенъ въ плаване. Докторъ Галузинскй, характеризуя Буша, говоритъ, что кром взятокъ онъ былъ еще очень чувствителенъ къ протекцямъ. Такъ, напримръ, докторъ Бенезе при покойномъ Краббе былъ всесильнымъ человкомъ и.потому былъ большимъ другомъ Буша, который заискивалъ въ немъ. Но какъ только Браббе закрылъ глаза, Бушъ тотчасъ же началъ гнать Бенезе, такъ что тотъ потерялъ здоровье: не было столь грязныхъ словъ, которыми бы Бушъ не награждалъ Бенезе’. Чтобы показать, какого рода протекци имли силу въ глазахъ Буша, мы приведемъ изъ обвинительнаго акта слдующй характерный случай: ‘Старшй судовой врачъ 4-го экипажа, докторъ медицины Савченко, показалъ, что онъ много просилъ Буша о перевод въ Петербургъ, и хотя это ему и было общано, но, за неимнемъ ваканси,онъ не былъ переведенъ до 1880 года, когда за него хлопотала община Св. Георгя. Азъ показаня прикомандированнаго къ управленю флота генералъ-штабъ-доктора врача Красильникова, подтвержденнаго показанемъ почетнаго лейбъ — хирурга Круглевскаго, видно, что за Савченко ходатайствовалъ у Буша генералъ-адъютантъ Рылевъ, а не община Св. Георгя, причемъ дло происходило слдующимъ образомъ: врачу Ковалевскому, въ которомъ принималъ большое участе Рылевъ, понадобилось похать, въ сопровождени кого-нибудь, на Кавказъ, Савченко взялся сопровождать Ковалевскаго, но съ тмъ, чтобы Савченко былъ переведенъ въ Петербургъ, Рылевъ телеграммою, отъ 18-го мая 1880 года, просилъ объ этомъ Буша, который послалъ врача Красильникова узнать отъ Круглевскаго, дйствительно ли онъ желаетъ перевода Савченко, и по получени утвердительнаго отвта Савченко былъ переведенъ, 28 мая Бушъ получилъ телеграмму отъ Рылева съ выраженемъ благодарности за исполнене его просьбы. Вскор потомъ Бушъ поручилъ Красильникову вновь създить къ Круглевскому, не можетъ ли онъ попросить Великаго Князя генералъ-адмирала о выдач Бушу денежнаго пособя на поздку за границу для осмотра санитарныхъ учрежденй, въ которой свиты Его Величества контръ — адмираломъ Пещуровымъ ему было отказано. Красильниковъ исполнилъ данное ему поручене, но, по просьб Круглевскаго, онъ Рылеву разсказалъ объ этомъ только въ вид курьза и, насколько ему извстно, Рылевъ по этой просьб ничего не сдлалъ. Изъ бумагъ, находящихся въ дл, видно, что Бушъ 9-го юня 1880 года былъ уволенъ въ отпускъ, на четыре мсяца, за границу, съ сохраненемъ содержаня, причемъ не видно, чтобъ инспекторскому департаменту морскаго министерства было извстно о какой-нибудь другой переписк о командировани Буша за границу, съ цлью осмотра санитарныхъ учрежденй’.
Протекця и взятка, эти дв гадости, составляютъ порогъ, которымъ отдляется шкода отъ. жизни и чрезъ который приходится перешагнуть каждому молодому врачу, окончивъ годы ученья. Не имя протекци, или не заплативши денегъ, нельзя получить мсто, и по невол молодому врачу приходится вступать въ сдлку съ своею совстью, марать грязью свои руки и якшаться съ негодяями, падкими на протекци и взятки. ‘Получене мста,— разсказываетъ врачъ Карстъ,— дается врачамъ очень трудно. Если не имешь дядюшки или тетушки, которые умютъ ворожить, то такому врачу остается обивать пороги у медицинскаго начальства. Но, обыкновенно, это кончается ничмъ. Проходятъ мсяцы, вамъ общаютъ, подаютъ надежду, а въ конц концовъ врачъ все-таки остается безъ мста. Что же остается длать молодому человку, только-что окончившему курсъ и горящему страстнымъ желанемъ приложить свои знаня на практик и по силамъ приносить пользу своему отечеству?— Приходится остановиться на послднемъ средств — на деньгахъ’. Еще на школьной скамь, въ стнахъ медицинской академи, студенты разсуждаютъ о взятк, какъ о неизбжномъ услови полученя мста. По словамъ помощника инспектора медико-хирургической академи, доктора медицины Попова, студенты отлично знаютъ, что мста продаются. Разъ студентъ прямо заявилъ Попову, что для полученя мста врача во флот нужно заплатить не мене трехъ сотъ рублей. ‘Что вы говорите пустяки!— возразилъ Поповъ, удивленный столь обширными для студента свднями относительно темныхъ сторонъ нашей жизни.— Какъ заплатить, когда у васъ нтъ денегъ?’ — ‘Можно дать вексель’,— отвчалъ студентъ, и былъ совершенно правъ. Молодые врачи, допрошенные на суд въ качеств свидтелей по дду Буша, дали слдующя характерныя показаня, которыя мы буквально выписываемъ изъ газетнаго отчета. ‘Свидтель титулярный совтникъ Черевковъ показалъ, что слышалъ между студентами, будто за мсто нужно заплатить. Объ этомъ говорили опредленно и указывали, что нужно обратиться къ Андрееву, причемъ была и цифра — отъ 200 до 300 рублей. Поэтому свидтель обратился прямо къ Андрееву съ просьбой о мст во флот. Андреевъ сказалъ, чтобы свидтель зашелъ къ нему черезъ нсколько дней. Когда свидтель обратился вторично, Андреевъ сказалъ, что можно имть мсто. Свидтель занялъ 200 рублей, заплатилъ ихъ Андрееву и получилъ мсто.
На вопросъ члена суда, чмъ руководствовался свидтель, желая поступить въ морское вдомство, онъ отвчалъ, что для него было все равно, гд служить, такъ какъ онъ былъ обязанъ прослужить извстный срокъ. ‘Я хотлъ,— сказалъ свидтель,— поступить въ военное вдомство, но тамъ, какъ я слышалъ, нужно было заплатитъ гораздо боле.
Свидтель, титулярный совтникъ Кривуша — показалъ, что между студентами медико-хирургической академи, оканчивающими курсъ, обыкновенно идетъ рчь о мстахъ службы. Открываются мста въ военномъ и морскомъ вдомств только посл извстныхъ переговоровъ и сношенй. Разница между этими двумя вдомствами была та, что въ одномъ объяснялись на словахъ, а въ другомъ посредствомъ переписки. Свидтель желалъ поступить въ кронштадтскй госпиталь, который, въ научномъ отношени, какъ онъ слышалъ, обставленъ хорошо, и узналъ, что нужно заплатить большую или меньшую сумму, смотря по числу кандидатовъ, и что для этого нужно обратиться къ Андрееву. Онъ обратился къ нему и узналъ, что, въ данное время, курсъ замтно стоитъ 300 руб. Такую сумму свидтелю трудно было достать. Но когда онъ обратился и въ гражданское вдомство, желая поступить въ Обуховскую больницу, и когда тамъ тоже нельзя было получить мсто, онъ сталъ съ Андреевымъ торговаться и предложилъ 200 руб., но Андреевъ сказалъ, что уступить нельзя, такъ какъ о цифр 300 руб. уже доложено. Свидтель внесъ эту сумму и получилъ мсто. Когда онъ прхалъ въ Кронштадтъ, оказалось, что тамъ вся эта процедура полученя мста была хорошо извстна, такъ что не спрашивали, какъ получилъ мсто, а спрашивали только, сколько взяли. ‘Мало того,— сказалъ свидтель,— мичмана мн говорили: вамъ хорошо, потому что съ васъ берутъ, да длаютъ, а съ насъ берутъ и ничего не длаютъ. Да, наконецъ, и про министерство двора такая же мораль ходила. Мн извстенъ случай, что за одного студента хлопотало высокопоставленное лицо, и когда студентъ обратился къ начальнику академи, Козлову, то онъ сказалъ ему: ‘какъ вамъ не стыдно прибгать къ протекцямъ?’ На это студентъ отвчалъ, что считаетъ лучше обратиться къ протекци, чмъ къ деньгамъ’.
Прокуроръ.— Это — относительно военнаго вдомства?
Кривуша.— Да, а относительно морскаго я уже сказалъ, что курсъ въ то время стоялъ 300 р. Я пытался и въ другихъ вдомствахъ,— думалъ, что дешевле,— но получилъ отказъ.
На вопросъ защиты, почему свидтель не пробовалъ сначала обратиться съ просьбою прямымъ, а не окольнымъ путемъ, свидтель объяснилъ, что докторъ Фаворскй говорилъ ему, что онъ имлъ даже хорошую рекомендацю и не получилъ мста. Слышалъ я отъ другихъ, что прямой путь приведетъ только къ отказу’.
Отчего же молодые люди, получивше высшее образоване, такъ скоро и легко мирятся съ самыми темными сторонами нашей жизни, съ нравственною распущенностью и общею продажностью въ правящемъ чиновничьемъ класс? Отчего они, безъ всякой замтной борьбы, съ легкимъ сердцемъ, вступаютъ въ позорныя сдлки со взяточниками и мирно уживаются съ ними? Припомните тхъ же самыхъ молодыхъ людей въ годы ученья, когда они еще были студентами. Боже моя, сколько прекрасныхъ надеждъ подавали они въ то время, какою страстью горли у нихъ глаза, когда они говорили о житейскихъ мерзостяхъ, сколько благороднаго негодованя слышалось въ ихъ пламенныхъ рчахъ! Казалось, вотъ они — могуче борцы за все честное, великое, святое, вотъ они — герои, которые скоре сложатъ голову, пожертвуютъ послднею каплей крови, но не пойдутъ ни на какую уступку требованямъ развращенной общественной среды. Да, и въ самомъ дл, что общаго между этими благородными людьми и тмъ мундирнымъ мромъ, гд вращаются Буши, Макшеевы, Хвощинске, Пареновы, Андреевы и т. д.? Въ томъ-то и дло, что есть кровная связь между нашею молодежью и общественной средой.