Внуки Ванюшина, Никольский Николай Миронович, Год: 1902

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Обойденов (>Н. М. Никольский)

Внуки Ванюшина

Фарс-пародия в 3-х действиях

Русская театральная пародия XIX — начала XX века
М., ‘Искусство’, 1976

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Алексей Александрович Ванюшин, отец семейства,
Екатерина Ивановна, жена его,
Константин, Алексей, Людмила, Аня, Катя — их дети.
Елена, нахлебница Ванюшина (без слов),
Петр Иванович Гнусавин, муж Людмилы.
Лили Ренессанс, русская шансонетная певица.
Амалия Францевна, содержательница капеллы.
Анатоль, приятель Алексея.
Иван Пятерня, старый босяк.
Петька Плевок, молодой босяк.
Акулина, кухарка.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Столовая в доме Ванюшина. На заднем плане: налево лестница в верхние комнаты, направо стеклянный фонарь, в котором находится прихожая, под лестницей дверь во внутренние комнаты. На первом плане направо окно, далее диван, над ним зеркало. Посреди комнаты обеденный стол. Константин в босяцком наряде и Акулина сидят на диване, перед ними на табуретке бутылка водки и закуска. За сценой слышен пронзительный детский плач. На сцене абсолютная темнота. Часы бьют 6.

Конст. (вздыхает). Ох!
Акул. Что задумался?
Конст. Все о тебе, Акулинушка, краля ты моя.
Акул. Пусти, пусти, будет баловаться-то… Слышь, твое-то чадушко из кожи вон лезет, надрывается…
Конст. Ух ты моя!… (Звучный поцелуй.)
Акул. Ну, ты, окаянный… Еленку-то с дитем бросил, а теперь за меня примаешься…

Опять поцелуй. Снова крик ребенка и укачиванья ‘бай-бай’.

Погубитель ты мой!..

Иззa кулис вздох старика Ванюшина.

Конст. Ну, этот еще чего! Не спится старому хрычу…
Акул. Чтой-то это вы… Нешто можно так про родителев!
Конст. А чем я виноват, что они мои родители.

Слышен резкий звон большого висячего звонка, затем второй звонок сильнее, и, наконец, третий — неистовый.

Акул. (во время звонка). Пусти, пусти!.. (Вырывается и идет отворять дверь.)

Константин разлегся на диване. В это время выходит со свечкой Ванюшин.

Ванюш. Ах, батюшки, проспал!.. Неужели так поздно?.. (Приставляя свечу к циферблату стенных часов.) Нет, всего семь часов.

Входит Алексей.

Что это, Алеша, ты нынче так рано… А? Я думал, ты прямо к утреннему чаю пожалуешь…
Алек. Ишь чего захотели, — у меня на первом геометрия, а я ни в зуб…
Ванюш. Ну, там геометрия, — погулял бы малость еще… Когда и гулять-то, как не в твои годы…
Алек. (смягчившись). Ну, ассэ, ассэ, мон пер… {Оставьте, оставьте, отец (франц.).} Позаботься лучше насчет закусочки.
Ванюш. (радостно). Ну вот и славно! (Бежит к шкафу.) А то геометрия какая-то…

Акулина с Ванюшиным приготовляют закуску. Светает.

Алек. (заметив Константина). Это что еще — селедка, водка… Фи-донк! {Тьфу (франц.).} (Акулине.) Убрать!
Конст. Женщина, подожди! (Выпивает остатки в бутылке, отдает ее Акулине, сплевывает и смотрит на Алексея с презрением.) Ишь ты, точно сейчас с модной картинки спрыгнул. Какой чистенький — плюнуть некуда! Тьфу!

Акулина уносит бутылку и селедку.

(Пошатываясь, уходит наверх и на лестнице сталкивается с Аней и Катей, которые с папками ‘мюзик’ спускаются вниз.) Ух ты, амбрэ какое!.. (Зажимая нос, уходит.)
Аня (произносит слова в нос, на французский лад). Грубиан! Ничего не понимает — семь рублей флакон…

Катя и Аня подходят к зеркалу, поправляют прическу, пудрятся и помогают друг другу подводить глаза.

Алек. Мадемуазель, зачем это вы так рано красоту наводите?
Аня. У нас перед школой маленькие рандеву.
Катя (быстро). У меня с Незлобиновым.
Аня (не оборачиваясь, у зеркала). А у меня с Культяпиным. Кстати, а пропо, папа… Примите, пожалуйста, меры пробив нашего доморощенного босяка. Ведь это черт знает что такое. Представьте себе — имажине ву — идем мы вчера с Виктором Викторовичем по бульвару, а Константин, ваш возлюбленный сынок, в своем ужасном виде подходит к нам и начинает приставать к Виктору Викторовичу, чтобы он дал ему двугривенный на мерзавчика*…
Алек. (хохочет). Веселенький пейзаж!..
Аня. Ну, шер папа {Дорогой папа (франц.).}, что вы скажете на это?
Ванюш. Помилуй, доченька, — сама посуди, не могу же я ему запрещать, ведь я ему отец…
Аня. Мэ вуй {Разумеется (франц.).}. В качестве отца вы, конечно, не можете нам что бы то ни было запрещать… Но просто как хороший знакомый — вы могли бы ему посоветовать, чтобы он не компрометировал своих сестер.
Ванюш. Разве что посоветовать! А то ведь я знаю, к чему эти строгости приводят. Вот мой покойный папенька фордыбачил, а потом и спятил, — деньги начал под ковер прятать*, а потом (значительно) руки на себя наложил…
Аня. Ну, мон бон {Мой милый (франц.).}, самоубийством заниматься ты можешь сколько хочешь, ну а денег под ковер прятать незачем. Для них всегда найдется хорошее помещение… (Хлопает по бумажнику, который он вынул.) Кстати, не можешь ли мне одолжить на самое короткое время рублей пятьдесят?
Ванюш. Я распорядился уж — у матери для тебя отложено.
Аня. Ты у меня молодец.
Ванюш, (шутя). Рады стараться!

Входит Екатерина Ивановна, маленькая старушка, с большим самоваром и Акулина с полоскательной чашкой. Все усаживаются за стол.

Ек. Ив. Здравствуйте, здравствуйте, миленькие детки,— с добрым утром! (Ставит самовар на стол и подходит поочереди к детям, целует им руки, они ее в лоб.)
Алек. Маман, сколько я раз вам говорил, чтоб вы сами самовар не таскали, ведь это, наконец, неприлично… Мовэ тон! {Дурной тон (франц.).}…
Аня. Мэ вуй… Для этого существуют лэ доместик {Слуги (франц.).}.
Ек. Ив. Это вы насчет Акулинушки, так ведь она, бедная, замаялась… Всю ночь ведь они с Константином здесь, почитай, просидели, Алешеньку нашего поджидаючи…

Акулина, сладко потягиваясь, уходит наверх.

Алек. (любовно). Ах ты, моя мамуличка… (Пускает ей в лицо дым.)
Ек. Ив. (закашливаясь.) Какой ты крепкий табак, Алешенька, куришь, просто страсть. (Снова кашляет.)
Акул. (наверху лестница у двери). Косхюха, а Костюха, можно, что ли?
Конст. Ползи, лупоглазая!..

Акулина скрывается sa дверью.

Ванюш. Что же это наша Леночка-то чай пить не идет?
Ек. Ив. У ребеночка животик болит. Я вот ему горячие бутылки поставлю… (Наливает бутылку кипятком.)

Слышен плач ребенка.

Ванюш. (радостно). Ишь ты, легок на помин-то, ангелок…
Алек. (отведав чай). Фу, черт, какая гадость!
Ек. Ив. (вскакивает). Что ты, что ты? Неужто не сладко? Я восемь кусочков положила…
Аня. Маман так добра, а ты, Алексис, отплевываешься.
Алек. (выбрасывая куски из стакана на пол). От такой доброты стошнить может… (Поднимается по лестнице.)
Аня (вставая). Ну, Катрин, аллон {Пойдем (франц.).}…
Катя. Ту-десюит {Сейчас (франц.).}…

Обе одеваются у зеркала. Мать помогает им. Алекс. стучит в дверь наверху.

Конст. (поет). ‘Лобзай меня, твои лобзанья…’*
Алек. (стуча). Отоприте, чорт возьми…

Дверь отпирают, он входит.

Опять пьянство…
Аня. Папа, нет ли у вас пяти рублей.
Ванюш. На что вам?
Катя. Нам на тетрадку…
Ванюш. Старуха!
Ек. Ив. У меня меньше десяти нет….
Аня. Ну, делать нечего, придется взять десять. (Уходит.)
Ванюш. Ну, ты Алеше деньги-то не забудь. А я пойду ребеночка лечить… К животику бутылки прикладывать. (Берет бутылку и уходит.)

Ек. Ив. около шкафа, из шкатулки вынимает деньги.

Алек. (с ранцем на спине спускается вниз по лестнице и, увидав на столе ридикюль Ек. Ив., тихонько вытаскивает из ридикюля портмоне и прячет в карман). Маман, поскорей там.
Ек. Ив. Ох, испугал… Вот тут ровно пятьдесят рублей, можешь хотя и не считать…
Алек. (вынимает бумажник, открывает его и, увидав фотографическую карточку, выбрасывает ее). Тьфу, черт возьми, Дуньку нечаянно с собой захватил. (Прячет деньги в бумажник.) К обеду не ждите — поеду в ресторан. (Посылает воздушный поцелуй и уходит.)
Ек. Ив. (вспомнив, ему вслед). Ночевать-то дома будешь?
Алек. (за кулисами). Постараюсь.
Ванюш. (выходит с плачущим ребенком и укачивает его). Бутылки не помогают… Просто не знаю, что с ним делать.

Плач усиливается. Ванюшин, осененный внезапной идеей, прикладывает ребенка к самовару. Ребенок умолк, и Ванюшин его выносит.

Конст. (появляется пьяный на верхней площадке лестницы). Родительница!
Ек. Ив. Что тебе, Костинька?
Конст. Источник радостей иссяк… Ссудите сыну четвертак…
Ек. Ив. Тебе водочки… Сейчас сбегаю…
Конст. Ловите! (Хочет бросить бутылку.)
Ек. Ив. Что ты, погоди… Я сейчас… (Поднимается по лестнице.)
Конст. Репертатур!.. {Повторить (латин.).}
Ек. Ив. Такую же?
Конст. Меньше нельзя, а ежели больше — весьма обяжете!
Ек. Ив. Сейчас, сейчас… У меня вот как раз в кошельке четвертак есть… (Роется в ридикюле.) Да где нее он, господи! Куда девался?
Конст. Что?
Ек. Ив. Да кошелька не найду… Ах, да что это я, не догадаюсь, Алешинька, должно быть, потихоньку вынул… Вот смешной какой, право… А я ему вместо пятидесяти рублей сотенку подсунула, а он четвертак у меня вытащил… Смешной какой!.. Ну, я на книжку велю ваписать. (Убегает через фонарь направо.)

Входит Ванюшин с ребенком на руках и сует ему в рот соску.

Конст. (с лестницы). Что это ты ему молоком глотку заливаешь… Ты бы его водкой попотчевал. Моя кровь, — все равно босяком будет…
Ванюш. Я бы с радостью, Костинька, да боюсь, как бы не повредило… Да и Леночка жалуется, что у него после вчерашней выпивки животик всю ночь болел.
Конст. Ленка — слякоть, ее нечего слушать…

Пьяное пение Акулины наверху.

Вот Акулина — это женщина.

Входит Гнусавин с синяками на лице и с подвязанной щекой.

Ванюш, (радостно). Кто это, никак зятек дорогой. Вот радость… Какими ветрами занесло?
Гнус. (падая на колени, плачет). Не погубите…
Ванюш. Что ты, что ты… Бог с тобой. (Не зная, куда положить ребенка, кладет его на стол.)
Гнус. Нет моей моченьки больше… Что хотите делайте, а не могу я жить с вашей дочерью. Всего избила, места живого не оставила…
Ванюш. Да ты прежде расскажи толком…
Конст. Ну, ты выкладывай, а потом приходи ко мне наверх — угощаться будем… по случаю приезда… (Уходит.)
Гнус. Угостили меня уж достаточно! Век помнить буду!
Ванюш. Да ты расскажи по порядку, в чем дело.
Гнус. Ох, вспомнить даже страшно… Как сели мы это после венца в вагон… Как остались мы с ней вдвоем, — я к ней со всей моей лаской, как муж, значит, законный… А она мне: грубиян, извозчик, и бац по морде… С той поры у нас так и пошло — чуть я к ней с лаской, она меня по физии… Ты, говорит, с женщинами деликатного обращения не знаешь… и все извозчиком называет… И чем я ей не угождаю, понять не могу…
Ванюш. Тут что-нибудь да есть: надо будет у Анички спросить. Ты не расстраивайся… Все наладим…
Гнус. И в чем тут дело, ума не приложу!.. Эх, жизнь моя! (Ударяет по столу.)

Ребенок вдруг заливается благим матом. Ванюшин быстро выносит его вон.

Гнус. Чей это у вас?
Ванюш. (махнув рукой). Леночкин да Костинькин…

Ек. Ив. входит.

А вот и мать…
Ек. Ив. Ахти, мои светы, кто пожаловал-то! Здравствуйте, Петр Иванович… А Людмилочка-то что же не приехала?
Гнус. Как сели мы в вагон… я к ней со всей моей лаской… Как законный, значит, супруг…
Ванюш. Ну-ну, после расскажешь. Ступай, закуси с дороги-то…
Ек. Ив. А вот и водочку для Костиньки прихвати… А вам сейчас закусочку приготовлю… (Возится около шкафа.)

Ванюшин радостный похаживает по комнате и подходит к окну.

Ек. Ив. (не оборачиваясь). А сегодня Алешинька опять у меня кошелек вытащил, а в нем-то всего один четвертак был… Как вспомню про это, так меня смех и разбирает… (Добродушно хихикает.)
Ванюш. (около окна, таинственно, шепотом). Екатерина Ивановна, Екатерина Ивановна! Поди-ка сюда!.. Скорее!..

Ек. Ив. подбегает.

Ек. Ив. Что?
Ванюш. Глянь-ка, наша Аничка-то на резинах катит. А рысаки-то какие! Тысячные!

Сверху раздается пьяное пение Конст., Гнусав, и Акулины: ‘Ах, Дунай, мой Дунай’, или что-нибудь в атом роде. Ванюшин и Екатерина Иван. с умилением прислушиваются, поворачиваются и глядят друг другу любовно в глаза.

Ек. Ив. (со слезами). Анделы…
Ванюш. Господи, детки-то у нас какие славные!..
Ек. Ив. (со слезами). Анделы…

Оба плачут от радости и целуются. Пение продолжается. Занавес тихо опускается.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Обстановка первого действия. За столом сидят Ванюшин, набивая папиросы, и Ек. Ив., починяя лапоть. Гнусавин лежит растянувшись на диване и с удовольствием плюет в потолок. При открытии занавеса часы бьют двенадцать. Выходит Алексей, он только что встал, зевает.

Ванюш. (спеша навстречу). Здравствуй, Алешинька! Встал уже?
Ек. Ив. (спеша навстречу). С добрым утром, сынок!
Алек. (смотрит на часы). Черт возьми, проспал. Всегда так, когда дома ночую…
Ванюш. Зато хорошо выспался, видишь, какой свеженький… А что на урок опоздал, это дело пустое!
Алек. Пойти, что ли? Надо с товарищами повидаться…
Ек. Ив. (наливая кофе). Ну что ж, сходи на часок, для моциону.
Алек. (откусывая булку). Ну, пиши!..

Ванюш. быстро берет бумагу и перо.

(Пьет кофе и диктует.) ‘Милостливый государь, Александр Филиппович. Сын мой, Алексей Ванюшин, по случаю бывшего у меня вчера семейного праздника… и сильнейшей зубной боли не мог явиться сегодня, такого-то числа, на первые три урока, а потому покорнейше прошу не ставить ему этого в вину и не подвергать его наказанию. С совершенным почтением. — А. Ванюшин’.

Ванюш. вкладывает письмо в конверт.

(Диктует.) ‘Его высокородию, Александру Филипповичу Македонскому…’
Ванюш. Ну вот… (Отдает письмо Алексею.)
Алек. Ну, я иду… (Берет сумку с книгами и лениво идет к двери. Возвращается, берет портсигар, закуривает папиросу и с удивлением обращается к отцу.) Откуда вы у меня такие хорошие?
Ванюш. (с выражением). Снизу, Алешинька, снизу! * Хоть вы наверху живете, а мы внизу, а все-таки мы всегда с вами. Друзья мы вам, товарищи, а не родители строгие.
Алек. Мерси, мерси, папа. (Трясет ему руку.)
Гнус. Вот благодать-то! Синяки прошли, и в спине ломота проходит… Хорошо без жены… Никто тебя не честит, ни словом, ни действием не оскорбляет… Не житье, можно сказать, а масленица…
Ванюш. (собрав табак и гильзы и подставив стул около шкафа, кладет все это на шкаф). А ты бы написал Людмилочке-то письмо, попросил бы извинения, она, может, и простит… она у меня хорошая… Все они у меня чудесные…

Звонок.

Ек. Ив. Что это, не Алешинька ли забыл что?..
Ванюш. Петр Иванович, отопри, голубчик…
Гнус. (идет и отпирает). Наше место свято! Рассыпься, рассыпься!.. (Выбегает из фонаря и бросается на лестницу.)
Людм. (бежит за ним, она в дорожном шикарном костюме и с саквояжем в руках). Вот я тебе насыплю, так ты у меня рассыплешься…
Ек. Ив. (всплеснув руками). Людмилушка, милая!
Ванюш. (пораженный). Доченька, родимая!..
Людм. (вбегая по лестнице наверх). Я тебе покажу, как от жены бегать!.. (Скрывается за дверью наверху.)
Ек. Ив. Что это с Людмилушкой-то стало?
Ванюш. Какая она у нас энергичная!

За сценой слышен шум и падение мебели.

Гнус. (за сценой). Караул, караул! (Выбегает на лестницу, спускается вниз и скрывается за дверью под лестницей.)

Людм. бежит за ним и вдогонку пускает в него саквояж, из последнего вылетает корсет, одеколон и прочее.

Ванюш. Людмилушка, Людмилушка, опомнись!.. (Загораживает ей путь.)
Людм. Ну, черт с ним. И так страху нагнала…
Ек. Ив. Да разденься ты. Расскажи толком, что у вас такое вышло, из-за чего ладу-то нет.
Людм. (раздеваясь). А, да что говорить. Вы все равно не поймете… Он —плебей, не умеет обращаться с женщиной, обладающей нежной организацией… Ну, а я люблю тонкое обращение.

Входит Акулина и накрывает на стол.

Ванюш. А если он тебе не угодил, так ты бы его и бросила… Стоит ли из-за таких пустяков расстраиваться.
Людм. Ах, да вы меня не понимаете, папаша. Я вовсе не намерена его бросать… Для домашнего обихода он мне необходим. Но как муж… Как бы это выразиться… он недостаточно воспитан.
Ванюш. А ты его воспитай…
Ек. Ив. Ну, Людмилушка, поди-ка оправься с дороги, сейчас кушать будем…

Людмила уходит налево. Ек. Ив. и Акулина под лестницу.

Ванюш. (взглянув на часы). Давно наверху не был — пойти сходить…

Со двора доносятся звуки гармоники. Пауза. Входит Ек. И в. с большой корзиной хлеба, за ней следом идет Акулина. Ек. Ив. хлопочет у стола. Акулина за ней наблюдает.

Акул. Опять Костиньке серебряную ложку положили.
Ек. Ив. Ах, я и забыла, что ему деревянную…
Акул. И тарелки не надо. Ведь они вчера сказывали, что теперь завсегда из общей хлебать будут…
Ек. Ив. А как же Алешинька-то на это посмотрит…
Акул. Алешинька… Что вам Алешинька! В кои-то веки он дома обедает, все по ресторациям шляется…
Ек. Ив. Ну что ж, на то и молодость… Вот и Костинька намедни в ночлежном ночевал…
Акул. А вы бы его пожурили малость!..
Ек. Ив. Что ты, что ты, господь с тобой! Ведь я ему, кажись, матерью довожусь…

Сверху сходит Ванюшин.

Акул. А вот и папенька ползут… И чего они туда каждую минуту лазят… Никого, кажись, дома нет…
Ванюш. Ты женщина невежественная, и понимать этого не можешь. Вот мой покойный папенька все внизу сидел, и никогда наверх по заглядывал, и знаешь ли ты, неразумная, что из этого вышло? А?
Акул. Известно, ума решился…
Ванюш. Да, ума решился, деньги под ковер стал прятать, да потом и руки на себя наложил… (Прикладывает платок к глазам.)
Акул. Уж известно…
Ванюш. Каждый отец к деткам должен чаще наведываться… А у меня уж такое правило: дома ли они, нет ли, а каждый час к ним на-верх заглядывать. В этом-то и весь сокровенный смысл воспитания: так папенька и в завещании написал.

Входят через парадную дверь со смехом Аня и Катя и раздеваются в фонаре.

Аня (продолжая разговор). Нет, ты представь себе, он меня спрашивает, читала ли я ‘Деми-вьерж’ * Марселя Прево. А я ему говорю, зачем мне читать, когда я сама деми-вьерж…

Обе смеются.

Катя. А меня он звал ужинать…
Ванюш. Ну, до ужина далеко, а пока садись-ка обедать.
Ек. Ив. А у нас новость, Людмилочка приехала.
Аня и Катя. Людмила? Вот сюрприз! Где, где она? (Бегут в дверь налево.)
Ек. Ив. Акулинушка, покличь Костиньку, он, кажется, в дворницкой на гармонике играет…
Ванюш. (усаживаясь за стол). Ну вот, слава богу, и вся семья в сборе… Слетелись птенчики в родное гнездышко. Любят они нас с тобой, старуха… А?
Ек. Ив. И за что нам счастье такое бог послал!..

Входят Аня и Катя.

Аня (Кате). Не понимаю, зачем она за этим сокровищем приехала…
Катя. Как будто без него мало мужчин.

Усаживаются за стол. Входит Леночка с ребенком и тоже садится. Катя и Аня шумят, стучат, хихикают.

Аня. Что у нас на второе?
Катя. А что у нас на третье?
Аня. Папочка, налей мне коньяку…

Ванюшин наливает.

Нет-нет, не эту рюмку, а большую…

Слышатся приближающиеся звуки гармоники.

Катя. И мне, и мне.

Акулина вносит суп, за ней идут Константин, играя на гармонике, и Гнусавин, оба подпевают, Гнусавин без повязки. Ванюшин разливает суп.

Конст. Родителю наше почтенье…
Гнус. Маменьке полное уважение.
Конст. С пальцем девять, с огурцом пятнадцать. Шире грязь, навоз едет…
Аня. Кэль выражанс.
Катя. Совсем не аппетитно…
Аня. От ваших ‘мо’* пахнет конюшней…
Конст. А от тебя пахнет чужими рысаками…
Аня. Лучше чужие рысаки, чем чужие двугривенные.
Конст. Ну, ты помалкивай, кукла размалеванная, а то вою красоту сотру.
Аня. Нахал! Грубиан!
Ванюш. Ну, детки, детки, полноте, перестаньте… Поцелуйтесь, милые…
Аня. Ну, вы сами с ним целуйтесь, а меня уж избавьте от этого удовольствия.
Ванюш. Ну что же, поцелую. (Целует Константина.) И тебя поцелую. (Целует Аню.)
Ек. Ив. Аничка, скушай еще тарелочку, суп-то какой, из черкасского мяса — наваристый!..
Аня. Я не хочу.
Катя Больше супу не хотим! (вместе.)
Аня. Не хотим! Больше супу не хотим! (вместе.)

Ударяя в такт по столу, продолжают хором: ‘Не хотим, больше супу не хотим’. Постепенно присоединяются все сидящие за столом. Ванюшин дирижирует разливной ложкой. Ребенок плачет. Шум невообразимый, все стучат в пол ногами. Входят: Людмила слева, из-под лестницы Акулинасо вторым блюдом.

Гнус. (увидав Людмилу). Ой, батюшки! (Быстро прячется под стол.)

Аня и Катя едва удерживаются от смеха.

Ванюш. А вот и Людмилочка! Садись, милая!

Людмила садится.

(Смотрит на часы.) Ну, деточки, мне наверх пора. (Бежит поспешно наверх, заглядывает в дверь и возвращается.)
Аня. Отцу наверх пора!
Аня и Катя (вместе). Ура, ура, ура!.. (Наливает рюмку водки и тихонько подает ее под стол Гнусавину.)
Гнус. (выпив и крякнув). Закусить бы мне, мил-человек!..

Константин сует в рот Гнусавину огурец. Гнусавин скрывается.

Людм. А где же мой очаровательный супруг?
Аня. По обыкновению, под твоим башмаком.
Людм. Слишком много чести… Об такое животное я и башмаков марать не стану…
Гнус. Ну-ну, Людмилка, не забывайся!.. Вить меня можешь, а ругать я себя не позволю!..
Людм. Это что еще за голое из провинции?.. Кажется, мой повелитель?.. Вылезайте, вылезайте, рыцарь без страха и упрека.
Гнус. Тоже нашла дурака, — так я и вылез!..
Конст. Вылезай, вылезай, Петр Иванович! Ничего тебе не будет… А ты, Людмилка, только сунься, — я тебе прическу твою модную на сторону сворочу.
Гнус. (вылез из-под стола). Так, так, Костя, хорошенько ее… Поддержи приятеля… (Грозно, Людмиле, прячась за Константина.) Ты что в самом деле? Муж я тебе или нет?
Людм. (замахиваясь на Гнус.). Я тебя…
Конст. Смирно! Осади на панель!..
Ванюш. Ну, вот так, миром — без драки-то — лучше…
Алек. (с сумкой в руках входит через фонарь, делает несколько шагов по лестнице и останавливается). Папаша!

Ванюшин слушает.

Меня… меня… (Не может говорить от смеха.)
Ванюш. (задыхаясь от радости). Говори, говори!
Алек. Исключили!..
Ванюш. (бросается и обнимает Алексея). Милый! Дорогой мой!..
Аня. Алексея исключили!
Катя. Исключили!
Все (выбивая такт в ладоши). Исключили, исключили, Алексея исключили!
Ванюш. Шампанского!
Ек. Ив. Да неужто исключили?
Алек. (торжествуя). С волчьим листом!
Ек. Ив. Вот и чудесно… А то что себя мучить-то! Из чего головку свою утруждать!
Конст. Поздравляю, теперь из него тоже человек выйдет. Нашего полку прибыло. Я его босяком сделаю… (Пьет.)
Ванюш. Зачем босяком?.. Может, велосипедистом будет или, скажем, фотографом-любителем…
Аня. Нет-нет, лучше к нам на драматические курсы!

Акулина внесла шампанское.

Алек. (растроганный, подняв бокал). Господа, благодарю вас за то теплое участие, которое вы проявили ко мне по случаю постигшей меня радости… Я вижу, что вы проникнуты теми же самыми идеями и чувствами, которые живут в моем сердце. Для того чтобы отблагодарить вас за ваши милые пожелания, я считаю долгом воспользоваться всеми вашими советами, — сначала побываю на драматических курсах, откуда, надеюсь, буду скоро выгнан, потом сделаюсь велосипедистом и, сломавши себе шею, попаду в босяки. Итак, господа, выпьем за светлое будущее благородных внуков Александра Егоровича Ванюшина! Ура!
Все. Ура!

Обнимают Алексея, аплодируют, кричат и, наконец, начинают качать. Захваченная общим течением, Елена, выражая свою радость, начинает подбрасывать своего младенца, который неистово ревет. Невообразимый шум.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же декорация. День. Часы бьют пять, потом шесть, наконец семь. После каждого боя часов слышен рев ребенка. За это время темнеет. Ванюшин ходит по лестнице, он то поднимается наверх и заглядывает в дверь, ведущую в комнаты детей, то спускается вниз и затем снова поднимается. Ванюшин за этой работой устал, запыхался. В заключение он садится на ступеньку и засыпает. Входит Екатерина Ивановна с лампой и ставит ее на стол.

Ек. Ив. (увидав Ванюшина). Алексей Александрович, что с тобой, родной?..

Ванюш., встрепенувшись, опять хочет подняться.

(Удерживая его.) Будет тебе, измаялся небось… Ты бы шел отдохнуть…
Ванюш. Нельзя, старуха, детки…
Ек. Ив. Да ну уж… (Берет его sa руку.) Пойдем, передохни малость.
Ванюш. И вправду устал… А ты тут, старуха, без меня походи, походи…
Ек. Ив. Ну уж ладно…

Уводит налево, но в дверях сталкивается с бегущими сперва Гнусавиным, который держится за щеку, и потом Людмилой, преследующей его. Они перебегают к фонарю и там сталкиваются с возвратившимися с прогулки Аней и Катей, которые им загораживают дорогу.

Аня. Мез-ами {Друзья мои (франц.).}, перестаньте вы воевать, что за безобразие!
Людм. Я женщина нервная, с тонкой организацией, а он меня раздражает… Я ему велела в дорогу собираться, а он заупрямился — не поеду и не поеду.
Гнус. Знаю я эту дорогу. Еще и от прошлой не все зажило…
Людм. Ну-ну, перестань казанской сиротой прикидываться.
Гнус. (становясь на колени, жалобно). Людмилушка! Скажи мне на милость, зачем я тебе понадобился? Отпусти душу на покаяние… Ведь все равно не жена ты мне, и я тебе не муж…
Людм. Конечно, какой ты муж, ты мюжик, пейзан. Живешь по домострою. А я женщина нового стиля и твоих отживших взглядов на брак не признаю.
Гнус. Ну и плюнь ты на меня, дурака… Ну меня к черту!..
Людм. Да не ты мне нужен, а твоя фирма, то есть ширма.
Аня. Ну, я поняла, чего ты добиваешься. Я вполне с тобой согласна… Но я нахожу, что ваши интересы можно легко примирить. Встаньте, мосье Гнусавин. Людмила требует от вас, чтобы вы сидели на своей половине и не лезли на ее половину… Она не хочет, чтоб вы ее компрометировали перед ее друзьями дома.
Гнус. Позвольте, барышня, войдите в мое положение, — как же мне не лезть на ее половину, коли она самая моя воловина?..
Аня. Половина! Фи!.. Что за дроби! Это предрассудок…
Гнус. А как же насчет членовредительства?
Аня. По случаю состоявшегося соглашения членовредительство отменяется.
Гнус. Честное слово?..
Людм. (с пафосом). Обещаю и клянусь!

Аня соединяет их руки.

Ванюш. (входя). Вот так-то лучше, в мире-то жить.

Аня и Катя уходят. Гнус, целует руку уходящей Людмилы.

Людм. Ах, пожалуйста, только без нежностей!.. (Уходит.)
Гнус. Простите, забыл-с. (Ванюшину.) Алексей Александрович, а ведь дело-то выходит не коммерческое… Жену-то у меня отняли, а заместо нее одна видимость осталась. И выходит, значит, для меня одно бесчестье… А у нас в торговом мире, сами изволите знать, бесчестье-то высоко ценится, и за него платить надо… Только я меньше пятнадцати тысяч нипочем не возьму.
Ванюш. Свои люди — сочтемся… уступишь, и я тебе векселек напишу… (Уходит налево.)
Гнус. (уходя за Ванюшиным). Только пятнадцать тысяч — мое последнее слово.

Екат. Ив. хочет идти за ними.

Конст. (входит с кульком). Маменька, что же это ничего не готово? У меня нынче семейное торжество, а вы и в ус себе не дуете.
Ек. Ив. Какое торжество-то, в толк я не возьму.
Конст. Торжественное обручение с рабой божией Акулиной…
Ек. Ив. Да неужто ты взаправду жениться на ней задумал?
Конст. Не только, мать моя, задумал, но даже коленопреклонно молил ее о согласии, и оное, к великой радости моей, получил… (Вываливает из кулька на стол колбасу, воблу, крутые яйца, сельди, ситный хлеб и проч., а из карманов вынимает несколько бутылок водки.)
Ек. Ив. Что ж, я тебе, Костинька, перечить не буду. Может, с ней-то свое счастье ты и найдешь… Она хорошая…
Конст. Только вот что, мать. Надо все эти фигли-мигли того… упразднить, чтоб перед друзьями-приятелями зазорно не было. (Сбрасывает скатерть, разрывает кулек и покрывает рогожкой стол.) Эти седалища-то (указывает на стулья) — вон, а на их место — табуреты. Да грязное полотенце прихвати, чтоб к зеркалу повесить.

Ек. Ив. помогает ему устраивать обстановку.

Конст. (перевертывает картины к стене, потом осматривает комнату). Потом вот этот ковер отсюда долой…

Ек. Ив. уносит ковер.

Пол-то какой вылощенный, смотреть тошно. (Рассыпает по полу подсолнухи, смотрит на пол и думает, что бы еще сделать, и потом плюет в разных местах комнаты. Затем некоторое время опять озирается.) Нет, черт возьми, все чего-то не хватает!.. Что бы еще? (Екатерине Ивановне.) Да вот! — лохань давай сюда… (В дверях принимает от Екатерины Ивановны лохань и ставит ее перед входом в фонарь.) Ну, теперь, кажется, все в порядке, и повсюду благолепие… Пойду за честной компанией… (Уходит.)

Екат. Ивановна тоже уходит. Пауза. Часы бьют восемь. Входит Алексей, Лили, Амалия Францовна и Анатоль. Алексей и Анатоль в пшютовских нарядах. Анатоль совершенно лысый.

Лили. Фи-донк! Куда мы попали?
Амалия. Какой-то конюшня для свиней!..
Алек. (вспыхнув). Что это такое?.. Откуда это безобразие? Акулина! Акулина! (Алексей усвоил пшютовский тон в разговоре.)
Анатоль (поднимая за хвост двумя пальцами воблу). Что это за насекомое? Алексей?.. Этим ты нас угощать собираешься?
Амалия (потянув носом воздух). Какой неприятный ароматы… Фуй, швейнарай… {Свинство (нем.).}
Алек. Акулина!..
Акулина (нарядная, скрестив руки на груди, выходит не спеша, с развалкой). Чего орешь?

Лили рассматривает Акулину в лорнет.

Алек. Что вы тут наделали?.. С ума сошли! Убрать отсюда это свинство!.. (Ближе к Акулине, злобным шепотом.) Черт знает, ко мне невеста приехала, а вы тут какой-то хлев устроили!
Акулина. Невеста!.. Эка невидаль… Что мне твоя невеста… Коли на то пошло, так я сама невеста!
Алек. Что ты городишь, несчастная…
Акул. И совсем я не несчастная, а напротив, даже вашего братца осчастливить хочу. И так как я вам теперь, значит, сестрица приходиться буду, так вы должны ко мне со всем уважением… (Поворачивается и фертом выходит ив комнаты.)
Алек. Пардон, мадам… Вы видите, это какая-то сумасшедшая… Прошу вас ко мне наверх… Анатоль, предложи руку Амалии Францовне.

Амалия и Анатоль под руку уходят наверх.

Анатоль (уходя). Веселенький пейзаж!..
Алек. (Лили, задерживая ее.) Виноват, два слова… Чтоб у нас поело не было никаких недоразумений, я бы хотел теперь же выяснить некоторые вопросы…
Лили. Пожалуйста, Алексис, я вас слушаю.
Алек. Я, право, не знаю, как мне выразиться… Как-то немного щекотливо… Ну, словом, до вас я уже… любил… Вы компренэ?.. {Понимаете (франц.).} Вы не можете от меня требовать полной чистоты и целомудрия…
Лили. Натюрельман!.. {Естественно (франц.).} Кто же об этом говорит между интеллигентными людьми.
Алек. Ну вот и прекрасно… Вы облегчаете мне задачу. Так вот я считаю своим долгом сказать вам, что я надеюсь встретить то же самое и с вашей стороны.
Лили. О, вы можете быть совершенно спокойны, милый друг. Посмотрите на эти перстни… Это — все мои друзья — мез-ами.
Алек. Ну да, но это еще ничего не доказывает. Я хотел бы более, как бы вам сказать, — убедительных доказательств…
Лили (подводит его к окну). Регардэ {Посмотрите (франц.).}, вы видите, вон на бульваре мальчик и девочка играют в мячик?
Алек. Ну да, вижу. Прелестные детки…
Лили. Это — мои.
Алек. О, божественная… Вы превзошли мои ожидания. Позвольте вас расцеловать…
Лили (ударяя себя пальцами по щекам). Ну, живей…

Алексей целует.

Анатоль (с верхней площадки у дверей). Господа, что же вы?
Лили. Сейчас!.. (Бежит наверх.)
Алек. Идем! (Бежит наверх.)

Слышатся звуки гармоники. В комнату ив дверей под лестницей вваливаются Акулина, Иван Пятерня, Петька Плевок и Константин.

Акул. (входя). Милости просим, гости дорогие, закусите, чем бог послал…
Пятер. Примите убогих, зверей двуногих.
Плев. Наш поклон от дырявых персон. (Подходя к столу.) Хорошо жилище, где питье да пища. (Хватается за рыбу.)
Пятер. (вырывая рыбу из зубов). Ты стой, не налегай. Соблюдай порядок…
Акул. Чем богаты, тем и рады… (Наливает в кружку водки и подносит Пятерне.)
Пятер, Ну, Константин, поздравляю… Уразумел ты сущность жизни человеческой…
Плев. Сбросил свой наряд дурацкий, зажил с нами по-босяцки…
Пятер. Свободен, значит, ото всяких пут и уз. И можешь наплевать на все… Чтобы мимо тебя идущие господа при виде твоей роковой внешности трепет некий в печенках ощущали…
Плев. Экий у тебя язык острый.
Пятер. Ну, ты, огрызок, что ты понимаешь… Умеешь ли ты думать и мысли свои выражать.
Плев. (хихикнув). Где мне щи лаптем хлебать. Дяденька, передайте чарочку.
Пятер. (ударяя его по руке). Погоди, правнук Иуды, соблюдай очередь… Плесни-ка еще, Константин. За здоровье возлюбленной. Это ты хорошо придумал, что свою судомойку в подруги жизни избрал… (Выпил и сел, но ему неудобно.) Нет, братцы, тут как-то нескладно… Убери-ка эту музыку! (Указывает на стол.)

Акулина с Константином снимают рогожку с закусками и кладут на пол, а стол

выносят.

На полу как-то сподручней, да и к матери сырой земле поближе…
Плев. Известное дело, на полу вольготнее — пьется охотнее…

Садятся на полу вокруг рогожки, закусывают и пьют. Входит Гнусавин.

Гнус. Мир честной компании, позвольте и нам присуседиться.
Пятер. А ты что за человек есть на сей земле?
Гнус. Петр Гнусавин, купец второй гильдии…
Пятер. Дурак. Что ты тут околачиваешься. Ни на что ты нам не пригоден. Иди своей дорогой…
Гнус. Дозвольте, дяденька, с вами погулять…
Пятер. А ты сперва заслужи…

Из верхних комнат доносятся смех и пение, которые постепенно возрастают.

Пятер. Испытать тебя надо спервоначалу: ответствуй — водку хлещешь?
Гнус. Весьма…
Пятер. Ну а в остроге сидел?
Гнус. Нет, дяденька, пока не сидел…
Пятер. Плохо, надо бы!.. Ну, а, скажем, можешь ли ты среди белого дня живого человека ограбить…
Гнус. Не пробовал…
Пятер. И того хуже. Ну, а в помойной яме ‘на дне’* ночевать любишь?
Гнус. Что вы, дяденька, кто же это любит…
Пятер. Ну, ступай к черту в зубы, иродово семя. Поучись, а потом и приходи, когда настоящим человеком сделаешься.
Конст. Ну, уж вы дозвольте ему. Он старательный…
Пятер. Ну черт с ним, пусть…

Гнусавин присаживается.

Перво-наперво деньги все подай… Потому босяку деньги ни к чему. Он — яко благ, яко наг, яко нет ничего…
Гнус. Денег нет (вынимает), вот вам бумажка такая заместо денег…
Пятер. Покажь, покажь. (Берет.) Вот мы ее сейчас на полезное дело и потребим… (Свертывает цигарку и закуривает.)
Гнус. Батюшки светы, что вы делаете. Ведь эта бумажка пятнадцать тысяч стоит…
Конст. Не скули, Петька, ничего она не стоит. Папенькины векселя только и годятся что на цигарки…
Гнус. Что вы со мной сделали, разорили вы меня… (Плачет.)
Пятер. Ну-ну, не плачь, завей горе веревочкой… Ты выпей лучше да песенку послушай… Сенька, утешь ты его, неразумного…

Молодой босяк поет и играет на гармонике, все остальные припевают. На лестницу сверху выходят с бокалами опьяневшие Амалия, Лили, Анатоль и Алексей и слушают пение. Когда оно кончилось, они аплодируют.

Анатоль. Браво, браво!..
Лили. Шарман!.. {Очаровательно (франц.).}
Амал. Райценд! {Восхитительно (нем.).}
Анатоль. Тут целая босяцкая колония! Да это, право, презабавно,— нес-па? {Не правда ли (франц.).} Мадам, снизойдемте до них… (Идет вперед, за ним сходят дамы.)
Пятер. (увидав Анатоля). Это что за глиста такая…
Анатоль. Милостливые государи, господа босяки… Наши дамы, восхищенные вашим пением, несмотря на разницу нашего общественного положения, багосклонно изъявили желание примкнуть к вашей компании.
Плев. Дяденька, хочешь, я ему сейчас все зубы вышибу?
Гнус. Да какие у него зубы — чай, все вставные… И мараться-то не стоит… Дунуть — сами выпадут…
Плев. (хихикнув). А волоски-то у него, должно,— еще не выросли.
Анат. Друзья мои, к чему грубить. Мы к вам от всего сердца, а вы сейчас в зубы. Хотите, наши дамы вам споют… Не правда ли, медам, ведь вы согласны спеть что-нибудь для этих милых босячков.
Амалия. Што фи, што фи, штоп мой первый солистка! фурор пел для такой компании.
Пятер. (вытерев рукой место на полу). Мадам — садись. Гостьей будешь…
Амал. Фуй, сумасшедший…
Пятер. Братцы, усадите ее, чего коряжится…

Константин и Плевок силой усаживают Амалию рядом с Акулиной.

Акул. Ну вот и хорошо, мадама, мы теперь с тобой по-суседски и выпьем.
Алек. Ну, Лили, спойте им. Осчастливьте этих отверженных своим искусством.

Лили поет шансонетку, Амалия и Акулина во время пения выпивают.

Анат. (после пения). Мадам, у меня блестящая идея… Соединимся с нищей братней и протанцуем какую-нибудь вакхическую сверхкадриль.

Общее одобрение. Соединяются в пары и танцуют.

Ванюш. (входит в халате и с всклокоченными волосами). Что у вас тут такое?
Алев. Не мешай, пожалуйста, — ты видишь, что мы заняты делом…
Ванюш. С чего это вы в пляс пустились?..
Конст. Мою свадьбу празднуем: я женюсь на Акулине.
Ванюш. И ты женишься, и ты?.. Ах детки, детки… (Кладет на волосу сначала одну руку, потом другую и в изнеможении опускается на диван.)

Танец прерывается.

Алек. Папаша, ты, кажется, как покойный дедушка, руки на себя накладываешь…
Ванюш. (встает с помутившимся взглядом). Нет-нет, я знаю, что я сделаю… Я знаю, что я сделаю!… (Бежит наверх. Танец продолжается. Черев несколько секунд Ванюшин появляется снова, в фуражке и с сумкой за плечами. Танец опять прерывается. Ванюшин сбегает вниз и обращается к Алексею). Ты хочешь жениться?..
Алек. Ну да, папаша…
Ванюш. Так я пойду учиться! (Убегает.)

‘Страшная’ пауза. Еще момент, и трагикомедия их душ гомерическим хохотом вырывается наружу и переходит в безумную пляску.

Занавес

ВАРИАНТ*

Алек. И мою свадьбу… Я женюсь на Лили…
Ванюш. И ты женишься и ты?.. Ах, детки, детки! (Вдруг в нем происходит перемена, он озирается помутившимися глазами.) Тсс… Ни слова… Я знаю, что мне теперь осталось делать. (Озирается.)
Пятер. Он совсем спятил…
Алек. Папа, это, наконец, скучно…
Ванюш. Тсс… Я освобожу вас от себя… (Ложится на пол и сперва одну руну, потом другую накладывает сверху на себя.)
Алек. Глядите, он наложил на себя руки!.. (Хохочет.)

Все помирают со смету.

Ванюш. поднимается и, сидя на полу, с недоумением смотрит на окружающих.

Занавес

ОБОЙДЕНОВ

(1902)

Комментарий

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ:

‘А’ — журнал ‘Артист’
AT — Александрийский театр
‘Б’ — журнал ‘Будильник’
‘Бр’ — журнал ‘Бирюч’
‘БВ’ — газета ‘Биржевые ведомости’
‘БдЧ’ — журнал ‘Библиотека для чтения’
‘БТИ’ — ‘Библиотека Театра и Искусства’
‘ЕИТ’ — ‘Ежегодник Императорских театров’
‘ЗС’ — ‘Забытый смех’, сборник I и II, 1914—1916
‘И’ — журнал ‘Искра’
‘ИВ’ — ‘Исторический вестник’
‘КЗ’ — А. А. Измайлов, ‘Кривое зеркало’
‘ЛГ’ — ‘Литературная газета’
‘ЛЕ’ — ‘Литературный Ералаш’ — отдел журнала ‘Современник’
MT — Малый театр
‘МТж’ — журнал ‘Московский телеграф’
‘HB’ — газета ‘Новое время’
‘ОЗ’ — журнал ‘Отечественные записки’
‘ПИ’ — ‘Поэты ‘Искры’, под редакцией И. Ямпольского, Л., 1955
‘РП’ — журнал ‘Репертуар и Пантеон’
‘РСП’ — ‘Русская стихотворная пародия’, под ред. А. Морозова, М.-Л., 1960
‘С’ — журнал ‘Современник’
‘Ср’ — ‘Сатира 60-х годов’, М.—Л., 1932
‘Сат’ — журнал ‘Сатирикон’
‘Т’ — журнал ‘Театр’
‘ТиИ’ — журнал ‘Театр и Искусство’
‘ТН’ — ‘Театральное наследие’, М., 1956
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства
‘Э’ — ‘Эпиграмма и сатира’, т. I, М.—Л., 1931

ОБОЙДЕНОВ (H. M. НИКОЛЬСКИЙ)

ВНУКИ ВАНЮШИНА

Фарс-пародия в 3-х действиях

Впервые — ‘Внуки Ванюшина. Фарс-пародия в 3-х действиях, сочинение Обойденова’, Изд. типографии и литографии Кипеловского, М., 1902, 40 стр. Пародия была поставлена в 1902 г. в Интернациональном театре в Москве (‘HB’, 1902, No 9609, 3 декабря). Обойденов — псевдоним Николая Мироновича Никольского (ум. 1917) драматурга, автора пьес ‘Любовный маскарад’ (1902), ‘Супруги’ (1903). Пародируется знаменитая пьеса С. А. Найденова (С. А. Алексеева) ‘Дети Ванюшина’. Впервые драма Найденова поставлена в Москве на сцене театра Корша 14 декабря 1901 г. (отдельным изданием вышла весной 1902 г.). ‘Этот день, — пишет современник, — был торжеством для молодого талантливого драматурга и светлым праздником для коршевской труппы, которая под мастерским режиссерством Синельникова блеснула удивительно ровным безукоризненным ансамблем’ (Д. Я., ‘Краткий очерк двадцатипятилетней деятельности театра Ф. А. Корша’, М., 1907, стр. 76). В пародии имена действующих лиц в основном соответствуют персонажам пьесы Найденова (с тем только, что они сделаны детьми не Александра Егорыча, а Алексея Александровича Ванюшина).
Мерзавчик — четвертинка водки. Деньги начал под ковер прятать…— В пьесе Найденова старик Ванюшин в IV акте прячет под ковер деньги, боясь, что их отнимет старший сын. Лобзай меня, твои лобзанья — строка из романса М. И. Глинки ‘В кроли горит огонь желанья’ на слова А. С. Пушкина. Снизу, Алешинька, снизу! — пародируется кульминационная сцена ‘Детей Ванюшина’ и реплика Алексея: ‘Сверху. Вот в том-то и дело, папаша, что мы жили наверху, а вы внизу. Внизу вы работали, трудились, чтобы нам жилось спокойно наверху… и мы жили как кто хотел…’ (акт III). ‘Деми-Вьерж’ — речь идет о романе Марселя Ирево ‘Полудевица’ (1894). Mo — острота. На дне — намек на пьесу Горького. Вариант — к пьесе Найденова был приложен ‘Вариант четвертого акта’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека