Киръ, Персидскій Государь, на одномъ Сраженіи взялъ въ плнъ Панею, жену Абрадата, Царя Сузіанскаго. Наслышась о чрезвычайной красот Царицы, Киръ не хотлъ ее видть. Араспъ, его любимецъ, изъявлялъ удивленіе, что сей Государь не доврялъ своей добродтели. ‘А я увренъ,’ примолвилъ онъ, что ни одна женщина не можетъ довести до заблужденія мой разсудокъ.’ Араспъ!— сказалъ ему Киръ — разв ты не знаешь, что слабость почти всегда бываетъ слдствіемъ, самонадянности? Какъ бы то ни было, я согласенъ думать, что ты имешь неограниченную власть надъ самимъ собою: почему и ввряю теб Панею. Справедливость требуетъ, чтобы человкъ испытанной добродтели былъ избранъ защитникомъ невинности и красоты.—
Царь дйствительно поручилъ жену Абрадата охраненію Араспа, который вскор плнясь ея красотою, забылъ и общаніе, и честь свою. Царица, замтивъ страсть его, почувствовала сильное негодованіе, но зная, что дружба соединяла Араспа съ Киромъ, почла обязанностію своею уважить сіи священныя узы, опасеніе же, чтобы не поссоришь, двухъ друзей, побудило ее хранить молчаніе. Прошло нсколько времени. Араспъ, ослпленный страстію, сталъ уже выходить за предлы умренности. Панея, опасаясь, чтобы онъ не ршился на какую-либо дерзость, принуждена была увдомить Кира о своемъ положеніи. Киръ немедленно удалилъ отъ нея Араспа, и изъявилъ ей всю искренность участія и почтенія къ ея роду, добродтели и нещастіямъ, Араспъ въ отчаяніи почиталъ уже себя погибшимъ и придумывалъ средства къ побгу, какъ вдругъ увдомили его, что Киръ желаетъ его видть. Виновный явился къ Государю въ крайнемъ смущеніи, доказывавшемъ, сколько онъ терзался угрызеніями совсти. Киръ, видя друга своего въ такомъ униженіи и страх, сжалился надъ нимъ. Первое движеніе истинной добродтели состоитъ не въ томъ, чтобы гордиться торжествомъ своимъ предъ посрамленнымъ порокомъ, но чтобы почувствовать все, чмъ только превосходство ея можетъ устыдить виновнаго, и со всею нжностію снисхожденія способствовать къ облегченію бремени, его тяготящаго.
Черезъ нсколько минутъ Киръ, съ кротостію взглянувъ на Араспа, сказалъ ему: ‘Не бойся укоризнъ моихъ, Араспъ! я знаю твое сердце и увренъ, что оно съ большею строгостію укоряетъ тебя, нежели какъ поступилъ бы другъ твой: сердце твое, можетъ-быть, увеличило твой проступокъ, а дружба длаетъ его извинительномъ. Одна только разлука можетъ уврачевать недугъ твой и предохранить тебя отъ опасностей, коими любовь угрожаетъ. Поспши же, другъ мой, съ воинствомъ, теб ввреннымъ, выступить противъ враговъ моихъ, поспши на пол брани увнчаться лаврами славы: она одна доставитъ теб утшеніе, тебя достойное.’
Сія рчь воспламенила въ уныломъ сердц Араспа чистую искру добродтели. Преисполненный благодарности и. побуждаемый желаніемъ во всемъ блеск доказать, столь благородное чувствованіе, онъ проливаетъ слезы и лобызаетъ руку снисходительнаго своего друга, самыя краснорчивыя слова почитая недостаточными къ изъявленію глубокихъ чувствованій, наполнявшихъ его душу, онъ разстается съ Киромъ и въ тотъ же день узжаетъ сражаться противъ непріятелей своего Государя. Усердіе Араспа не осталось безъ возмездія: онъ усплъ оказать Киру величайшія услуги и свое заблужденіе загладилъ подвигами, блистательными и полезными.
Панея, съ своей стороны чувствительно тронутая великодушіемъ Кира, вознамрилась убдить Абрадата, своего супруга, чтобы онъ присталъ къ сторон Персидскаго Государя. Благородный поступокъ сего послдняго описала она съ такою подробностію, что Абрадатъ, вн себя отъ восторга и признательности, немедленно отправился въ Персію. Прибывъ къ границамъ сего Царства, увдомилъ о себ Кира, который приказалъ проводишь его въ палатку Панеи. Супруги, увидвшись посл разлуки съ восторгомъ, какой только можетъ быть произведенъ неожиданнымъ щастіемъ, переговорили обо всемъ, что только могутъ внушишь радость и нжность, Панея бесдовала съ Абрадатомъ о великодушіи Кира, а особенно о чувствительности его къ ея нещастіямъ.
Абрадатъ явился къ Киру, ‘Государь!’ сказалъ онъ ему: ‘благодянія твои велики! Возблагодарить за нихъ не могу ничмъ инымъ, какъ только искреннею готовностію быть отнын исполнителемъ твоей воли, твоимъ другомъ и союзникомъ. Сіи почетныя и драгоцнныя титла потщуся заслужить пролитіемъ моей крови до послдней капли если нужда того потребуетъ.’
Спустя нсколько времени, Киръ, вознамрившись идти войною противъ Ассиріянъ, поручилъ Абрадату значительную часть своего войска. Наступилъ день, назначенный для сраженія. Въ ту самую минуту, когда Абрадатъ хотлъ надвать латы, Панея принесла ему золотой шлемъ и запястья изъ того же металла, пурпуровую тунику и пукъ перьевъ, драгоцнными камнями убранныхъ. Абрадатъ дивился, взирая на такіе доспхи: безъ его вдома были они сдланы по приказанію Панеи. ‘Любезная Панея!’ сказалъ онъ ей: ‘и ты лишаешь себя всего, что служило къ умноженію красоты твоей, единственно для того, чтобы украсить мое оружіе?’ — Нтъ!— отвчала Панея — увренность въ твоихъ достоинствахъ! въ любви твоей: вотъ драгоцннйшее мое украшеніе! оно остается со мною. О если бы другіе видли въ теб т же доблести, которыми ты украшенъ въ очахъ моихъ!, это составило бы для меня нарядъ блистательнйшій и богатйшій.— Произнося сіи слова, она. облекала его въ доспхи, ланиты ея орошались слезами, сколько ни старалась она скрыть ихъ. Абрадатъ, правильными и пріятными чертами лица своего привлекавшій на себя взоры другихъ, казался еще прекраснйшимъ. Видъ Абрадата содлался благородне и величественне, когда Онъ явился въ новыхъ доспхахъ.
‘Не забывай, другъ мой, чмъ обязаны мы великодушному Киру!’ примолвила Панея. Абрадатъ, возложивъ руку на главу своей супруги и возведши къ небесамъ взоры, воскликнулъ, ‘Да будетъ угодно судьбамъ, чтобы я въ сей день явился достойнымъ супругомъ Панеи, достойнымъ другомъ великодушнаго Кира!’ Сказавъ это, онъ слъ на колесницу. Лишь только оруженосецъ затворилъ ее, Панея, не имя уже возможности лобызать своего супруга, съ рыданіемъ цловала колесницу. Кони двинулись съ мста. Панея нсколько времени слдовала за своимъ супругомъ, который, увидвъ, что она провожаетъ его, произнесъ горестное прости и какъ избытокъ чувствованій не позволилъ ему говорить боле, то подалъ знакъ рукою, чтобъ Панея возвратилась,
Панея останавливается, блдность разливается по лицу ея, ноги трясутся и едва могутъ ее сдерживать, вс силы оставляютъ ее. Женщины, ей служившія, взяли ее на руки и отнесли въ шатеръ. Тогда взоры всхъ устремились, на Абрадата, на котораго мало Смотрли, когда подл, него стояла Панея хотя сей военачальникъ заслуживалъ общее вниманіе.
Киръ выигралъ сраженіе, Абрадатъ увнчался славою и — заплатилъ за нее жизнію. Нещаст’ная супруга велла привезти его тло, возложила оное на колесницу, въ которой обыкновенно здила, и привезла на берегъ Пактола. Киръ, узнавши о толь бдственномъ происшествіи, былъ пораженъ горестію, приказалъ изготовить богатйшія украшенія, чтобы облечь въ Оныя тло незабвеннаго своего друга, и поспшилъ увидть Панею.— Она сидла на земл и держала на колнахъ голову своего супруга, а между тмъ евнухи копали могилу на ближнемъ возвышеній. При вид такой картины Киръ не могъ отъ слезъ удержаться. Панея казалась окаменвшею, ея взоры устремились на печальный предметъ любви ея, ничто не могло отвлечь ее отъ бездыханнаго и охладвшаго супруга, слды глубочайшей скорби впечатллись на лиц ея, но глаза не проливали слезъ, уста не произносили ни малйшей жалобы, мрачное отчаяніе овладло ею, никакое утшеніе человческое не сильно было облегчить бремени, ее подавлявшаго.— Она еще дышала, но ея сердце, смертоносною стрлой горести пронзенное, отреклось уже отъ жизни, одними ужасами ей грозившей.
Киръ преклонилъ колна и, орошая слезами лице Абрадатово, сказалъ: ‘И ты насъ оставила, душа добльственная и врная!’ Потомъ взялъ онъ за руку умершаго — и она осталась въ рук его: Египтянинъ отрубилъ ее скирою. При вид сего члена, отдлившагося отъ тла, Панея затрепетала, отъ ея воплей и самъ Киръ содрогнулся. Голова ея преклонилась на тло Абрадатово, не слышно было ничего, кром ея рыданій и стоновъ.
‘Государь!’ наконецъ произнесла она трепещущимъ голосомъ: ‘вотъ до чего довела его любовь ко мн и приверженность къ теб!… И я, безумная, упросила его пріхать въ сію страну, для него гибельную! и я воспламенила его ревностію поражать враговъ твоихъ! и какъ жестоко я за то наказана! Увы! не стало уже того, кто ни отъ кого не навлекъ на себя укоризны, а я, которой совты изрыли ему могилу — я, нещастная, еще живу и чувствую!…’
Киръ Молчалъ и обливался слезами. ‘Панея!’ сказалъ онъ черезъ нсколько минутъ: ‘твой супругъ рано, но за то со славою кончилъ свое поприще: онъ умеръ героемъ. Прими же предлагаемое мною для украшенія его тла, сверхъ того ему будетъ воздвигнутъ памятникъ, достойный храбраго военачальника. А ты, добродтельная Панея, ты не останешься безъ опоры и покровительства: въ Кир всегда найдешь нжнйшаго и врнйшаго друга, рши же сама свою участь: скажи, въ какое мсто желаешь быть препровожденною?’ Государь!— отвчала она — сегодня вечеромъ узнаешь мое намреніе.—
Киръ удалился. Панея велла выдти евнухамъ, сказавъ что на свобод хочетъ питаться своею скорбію, — оставила при себ только свою кормилицу, которой приказала погребеніи въ одной могил Абрадата и себя, какъ скоро смерть прекратитъ ея страданія.— Кормилица употребила вс возможныя убжденія къ отклоненію ее отъ гибельнаго намренія прекратить жизнь свою, но видя, что просьбы не только не дйствовали, но приводили въ раздраженіе вдову безутшную, начала плакать.— Тогда Панея обнажила кинжалъ, которымъ запаслась заблаговременно. Преклонила голову къ груди своего супруга, поразила себя въ сердце и умерла, произнося имя Абрадата, для нея любезное.
Киръ, извстясь о семъ трагическомъ происшествіи, вн себя отъ горести, поспшилъ къ Пане, въ надежд, если возможно, подать ей помощь. Три евнуха, узнавъ, до чего довело Царицу отчаяніе, тмъ же кинжаломъ прекратили жизнь свою.— Киръ, оплакавъ умершихъ, оказалъ имъ послднюю почесть, соотвтственную своему сану и ихъ достоинствамъ, и воздвигъ великолпный памятникъ надъ гробницею, въ которую были положены супруги, примрные по взаимной нжности.
Изъ Annales de la vertu — Варвара Побдоносцева (*).