В мире мерзости запустения, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1919

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Вацлав Вацлавович Воровский

В мире мерзости запустения :
русская белогвардейская лига убийц в Стокгольме

Москва
Государственное издательство
1919

0x01 graphic

Военная организация для восстановления империи.

Разоблачение кадетского заговора в Москве и Петрограде окончательно раскрыло глаза тем Маниловым, которые все еще верили в ‘Демократизм’ врагов советской власти и думали, что. с падением большевиков’,водворится власть коалиции либеральной и социалистических партий, опирающихся на учредительное собрание и всякие свободы. Теперь мы знаем, на основании подлинных документов, что все враги советской власти — от правых меньшевиков и эсеров до черносотенцев — дружно сходятся на требовании восстановления монархии, а как переходной меры — введения военной диктатуры. Россия, таким образом, должна быть отдана во власть контрреволюционной военщины, которая-де приведет ее в христианский вид.
Тем, кто ропщет на советскую власть, особенно уставшим от прекращающейся гражданской войны и продовольственной разрухи рабочим и крестьянам, не мешает. ближе познакомиться с этой контрреволюционной военщине идущей спасать их из-под ига большевиков. Для такого знакомства хороший материал дает недавно начавшееся в Стокгольме судебное дело против так называемой ‘лиги убийц’, отправившей па тот свет трех русских граждан: Кальве, Левицкого и Ардашева. Мы пользуемся данными предварительного следствия, опубликованными в шведских газетах от 12 и 13 сентября, и материалами нашего бывшего стокгольмского посольства. По примеру этой лиги, состоящей не из каких-то профессиональных убийц и грабителей, а из самых дюжинных, средних русских офицеров бывшей царской армии, можно судить, до какой низости дошла эта свора, изголодавшаяся по почетным и доходным местам, рвущаяся закабалить рабочего и крестьянина, чтобы они, как в доброе старое время, кормили и содержали расфранченных тунеядцев.
Во второй половине 1918 года, когда видно стало, что советская власть не падает, а укрепляется, началось повальное бегство из России в Финляндию и Швецию белогвардейского офицерства. Бежали, отчасти, чтобы пробраться на Мурман, отчасти, чтобы вступить в начавшие образовываться в Финляндии и Эстляндии русские добровольческие дружины, а больше всего, чтобы прожигать жизнь в ресторанах и увеселительных заведениях Гельсингфорса и Стокгольма. Финляндское правительство поощряло это паломничество, носилось с ними, как с несчастными жертвами ‘большевистского террора’, снабжало их деньгами, — правда, за счет англичан и французов. Шведское правительство, не получавшее подачек от стран Согласия, было менее расточительно, но и оно встречало несчастные ‘жертвы’ с распростертыми объятиями и позволяло им свободно заниматься политическими интригами, черносотенной пропагандой и вербовкой добровольцев в белогвардейскую армию. Под крылышком шведских властей и выросла ‘лига убийц’, попавшая теперь на скамью подсудимых.
Среди документов, арестованных шведской полицией, имеется ‘краткий отчет по стокгольмскому отделению военной организации для восстановления империи’. Из этого отчета видно, что указанная ‘военная организация’ возникла в Петрограде 20 мая 1918 г. по почину полковника Хаджи-Лаше и ставит своей целью борьбу с большевизмом повсюду, но главным образом в России, и для достижения этой цели не останавливается ни перед какими препятствиями и ни перед какими средствами борьбы, широко применяя белый террор. При своем возникновении организация состояла из: ген.-майора Сметанникова, полковника Бобровича, атамана Никитина, ген. Ширяева, капитана Андрова, сотника Романа, инженера Эттингера и полковника Магомет-бек Хаджи-Лаше. К августу месяцу группа разрослась до 5000 членов, однако деятельность ее была сильно затруднена в Петрограде, почему и решили перенести ее за границу. На самом деле только Хаджи-Лаше и Эттингер уехали в Швецию, ‘подкупив комиссара’, как уверяет Эттингер, а что стало с остальными 4998-ю членами — неизвестно. Вероятно, они существовали и продолжали существовать на бумаге.
Приехав в Стокгольм, оба патриота принялись за дело: Хаджи- Лаше начал организовывать для целей лиги шведов, но — увы! — не добился никаких результатов. Эттингер же, воспользовавшись поддельным мандатом от анархистской организации, старался проникнуть в советское посольство, В этом деле ему повезло так же мало, как его приятелю со шведами. Правда, тот ‘анархист Эттингер’, который несколько раз забегал в наше посольство в Стокгольме и предъявил бумажку с печатью какой-то анархистской группы, ограничивался справкой, не привез ли курьер ему письма из России. Может быть, он морочил своего соумышленника, а может быть и в самом деле этим путем рассчитывал завести знакомство, но произвел слишком мало располагающее впечатление, и его дальше передней не пускали.
После этих предварительных шагов ‘военная организация’ якобы приступила к ‘делу’: ‘приговорила к смерти и казнила’ четырех опаснейших большевиков: Якова Фейгина, Иосифа Домбровского, Самуила Либермана и Алексея Фокина (Сруля Браутмана). По крайней мере, в секретной шкатулке ‘лиги убийц’ найден этот список и подлинные смертные приговоры. Однако никаких других признаков убийства этих лиц не имеется, никто из обвиняемых ничего об этом не знает, и полиция сильно сомневается в верности этого факта. Вернее всего, это — хлестаковщина, выдуманная для ген. Юденича и прочих высоких покровителей, как доказательство энергичной и полезной деятельности лиги. По существу следует заметить, что среди четырех перечисленных ‘жертв’ нет не только большевиков, но вообще лиц, причастных к политике: Я. Фейгин — смиренный коммерсант, действительно существовавший в то время в Стокгольме, но никакого отношения ни к большевикам, ни к советскому посольству не имевший. Что касается остальных трех, то, — если они вообще существовали на свете, — даже имена их нашему посольству неизвестны.
Разделавшись с этой опасной четверкой большевиков, Хаджи и его сообщник принялись за издательство газеты ‘Эхо России’. Жалкая, полуграмотная газетка не завоевала себе симпатий даже черносотенной русской эмиграции и после нескольких номеров приостановилась из-за отсутствия средств. Однако она дала возможность Хаджи- Лашс собрать ту самую группу офицеров, которая сидит теперь на скамье подсудимых. В редакцию газетки потянуло безработное офицерство, как бабочки на свечу. Первыми явились лейтенант Порфененко и поручик Игорь Зайцевский, ища работы. За ними последовал Олег Зайцевский, брат Игоря, и жены обоих Ольга и Валентина, затем поручик Биттенбиндер, авантюрист-американец Реджинальд Лерс, лейтенант Щенснович, ген.-майор Гиссер с сыновьями Освальдом и Георгием и дочерью Дагмарой и Анна Потулова. Все эти лица первоначально приходили в поисках за работой или частным образом знакомились с членами организации, затем посвящались в цели лиги, как патриотической организации, а под конец записывались ее членами и попадали в цепкие лапы Хаджи-Лаше. При вступлении они подписывали присягу в роде следующей, ‘Я прочел и одобрил предложенный мне для подписи текст присяги. Я подписал се, вполне понимая ответственность за нарушение ее всей моей жизнью, всеми моими помышлениями, с радостью вступаю я в организованную по-военному группу и клянусь до последнего издыхания служить отечеству, не думая о вознаграждении или личных преимуществах. Ради восстановления его я отдаю себя в полное распоряжение комитета. Если я вольно или невольно изменю святому делу, я тем самым сам себя осуждаю на смерть’. (Текст присяги Хаджи-Лаше.)
Прежде, чем перейти к описанию подвигов патриотической лиги присмотримся к ее деятелям.

Деятели лиги.

Самой крупной фигурой, душой и руководителем всей лиги является Магомет-бек Хаджи-Лаше, казацкий полковник. Гельсингфорсский корреспондент газеты ‘Таймс’ пишет про него:’Хаджи-Лаше появился на сцене в Петрограде в 1917 году, называл себя полковником русской службы, чему можно верить или не верить, и, как мне сообщали, являлся в течение нескольких месяцев агентом одного из подотделов британского отдела пропаганды‘, (Таймс, No 42, 191, от 29 августа с. г.) т.е. попросту был английским сыщиком. С этого начинает свою работу наш патриот’.
Дикарь, азиат, но человек сильной воли, не останавливающийся ни перед чем, он оказывал громадное влияние на дряблых, безвольных офицеров, которым и хочется, и колется. Он внушал им, что действует по приказу какого-то высшего центра, козырял именем какого-то генерала Сметанникова, подпись которого иногда появлялась на сомнительных документах, но самое существование которого довольно фантастично, и широко давал отпущение своему стаду во всех будущих преступлениях.’По русским военным законам, — говорил он, — семь офицеров имеют право вынести смертный приговор и привести его в исполнение’. Или: ‘По шведским законам убийство иностранца иностранцем не подлежит местным судам’. Такими бреднями поощрял он патриотический пыл своих соратников, и они были так невежественны и глупы, что принимали всерьез галиматью дикаря.
Хаджи-Лаше всегда нуждался в деньгах… для организации, конечно. Он брал у членов лиги с кого сколько удавалось, все деньги и ценности, отнятые у жертв лига, отдавались ему. Что с ними делалось, никто из членов не знал, следствием же установлено, что он перевел своей жене в Париж 37.500 франков, да в секретной шкатулке, спрятанной возлюбленной Хаджи, г-жой Ронконен, у ее сестры, найдено несколько ценных предметов: часов, цепочек, запонок и пр. Хаджн-Лаще еще на следствии имел мужество уверять, что деньги его не интересуют, что все ценные предметы, взятые у убитых, он бросил в море и т. п. Однако один из его сообщников, поручик Олег Зайцевский, прозрел, сидя в тюрьме, и в своей письменной покаянной признает, что ‘Хаджи-Лаше, красивыми патриотическими речами звавший нас на помощь отечеству, на самом деле был вор’.
Правой рукой Хаджи-Лаше был, по-видимому, офицер Биттенбиндер, какой-то проходимец, выгнанный в свое время ‘за художества’ из кадетского корпуса, личность, о которой сами единомышленники высказываются очень двусмысленно. Рядом с ним стоит американец Лерс, форменный алкоголик, субъект, которого подсудимая Потулова поймала на краже серебра из квартиры Хаджи-Лаше. К этой же группе особо близких людей следует отнести и упомянутую уже г-жу Ронконен, шведку по происхождению, жену бывшего русского консула в Ганаранде. Эта неожиданная русская патриотка открыто заявила перед судом, что она вполне отдавала себе отчет в преступности всего того, что предпринимала организация против большевиков, но она была вместе с тем убеждена, что лига оказала ‘человечеству’ услугу, противодействуя большевикам. Бедное человечество, если оно нуждается в таких услугах!
Хорошей парой для этой барыни является ее соотечественник, курьер шведского Красного Креста, Оссиан Улльгольм. Этот молодец, тоже ратуя за освобождение русского отечества от ига большевизма, записался в члены лиги убийц и исполнял мелкие поручения. Когда он из темного рассказа понял, что Кальке убит, он ‘почувствовал некоторое удовлетворение, что хоть кто-нибудь из этих животных (т.е. большевиков) получил заслуженную кару’. В пояснение следует прибавить, что г. Улльгольм один из тех ‘курьеров шведского Красного Креста’, которые, катаясь между Россией и Швецией, занимались преступной и позорной спекуляцией и как раз больше всего за время советской власти. Таким образом, его можно упрекнуть, по крайней мере, в неблагодарности.
Список знатных иностранцев был бы не полон, если бы мы не упомянули датского коммерсанта Вальдемара Ларсена. Этот Ларсен дважды ездил курьером Хаджи-Лаше в Гельсинфорс к ген. Юденичу. В первую поездку он увез Юденичу набросок воззвания к русским о помощи армии Юденича, каковое воззвание Хаджи хотел напечатать в своей газете. На это Юденич возразил, что это пахнет попрошайничеством. Тогда Ларсен развил перед ним план захвата денег и ценностей, привезенных в Швецию советскими уполномоченными. На это Юденич якобы ответил, что ‘экспроприация остается всегда экспроприацией, и я ради этого не пошлю комиссию’, но тут же заявил, что если полковнику удастся сделать это, то лучше передать ценности англичанам. Эта моральная щепетильность Юденича очень практична: если русские офицера ограбят советское посольство в Стокгольме, то за это они могут попасть в тюрьму, а если за этим патриотическим подвигом будет стоять английское посольство, то накось, выкуси!
К сожалению, истинно-русский датчанин не участвует на суде: его просто выслали из Швеции. А жаль, он, пожалуй, мог бы, под перекрестным допросом, рассказать подробнее о связи Хаджи с Юденичем. Может быть, потому его и поторопились выслать?
Далее заслуживает внимания ген.-майор Гиссер с семейством. Этот генерал был весною 1918 г., как это ни странно, послан нашим военным комиссариатом в качестве военного агента в Швецию. По прибытии туда он прямо отправился в старое царское посольство. А советское посольство даже не подозревало, что по Стокгольму разгуливает его же собственный военный атташе! Не подозревало оно этого до начала октября прошлого года, когда ген. Гиссер по ошибке забрел в советское посольство, думая, что попал в бывш. царское консульство. Здесь, считая себя среди друзей, он распоясался и рассказал, как его в Петрограде большевики заподозрили в сношениях с ген. Алексеевым и хотели арестовать, а человеколюбивый начальник Главного штаба устроил ему тогда назначение агентом в Стокгольм, чтобы ‘спасти его’ от коварных большевиков. Так ему удалось спастись, а немного погодя выписать в Швецию и свое потомство. Теперь все они благополучно сидят на скамье подсудимых.
Вся семья — ограниченные, мелочные, озлобленные люди, которые свои личные неудачи и расстройство своего тихого жития отождествляют с гибелью отечества и не останавливаются ни перед чем, чтобы, по крайней мере, ‘напакостить’ ненавистным большевикам. Папаша Гиссер, по-видимому, мало на что пригодный, ограничивается тем, что ставит свою генеральскую подпись под всякими ‘смертными приговорами’, по большей части уже после убийства человека. Сынки состоят па побегушках у Хаджи, притом не прочь в случае надобности исполнять ‘обязанности палачей (случай с Левицким). Дочка — с ‘Мурильевским личиком’, по выражению шведской газеты — проявила большой талант в заманивании жертвы в притон. Достойные представители старого русского кадрового офицерства!
Более бесцветными являются братья Зайцевские с женами. Это та типичная белогвардейская офицерская мелюзга, у которой ничего нет за душой, кроме безграничной ненависти к большевикам, лишившим их спокойной военной карьеры, которая определяла, украшала и обеспечивала их жизнь вплоть до гробовой доски. Бессильные приспособиться к новой жизни и работать для нового, ‘мужицкого’, отечества, они предпочитают скитаться по чужим странам, ища куда приткнуться, метаться между Мурманом и Гельсингфорсом, презираемые англичанами, ненавидимые местным населением, на шее которого они сидят, пока не уткнутся в какой-нибудь захудалый белогвардейский отряд, либо сопьются с круга, либо, как в нашем примере, впутаются в уголовщину. В таком же вкусе и капитан Щенснович, хотя он и старше и должен, казалось бы, проявить больше ума и воли.
Последняя пара, это — инженер Эттингер и Анна Потулова. Эттингер — юркий человечек, певец, преподаватель петроградской консерватории, соратник Хаджи-Лаше еще по Петрограду, играет все время двойственную роль. Секретарь редакции ‘Эхо’, он, несомненно, близок к Хаджи и посвящен во все дела, но как-то ни в одном из преступлений он прямо не замешан, часто вообще отсутствует, уезжает в Мальме. На следствии старается себя обелить и изобразить бессильной и беспомощной жертвой в руках сильной воли другого. Его пространное ‘чистосердечное’ показание ведется очень ловко и прямо подводит к делаемому им выводу: знал, де, что готовятся преступления, и не принял мер к предупреждению.
Если кто, действительно, производит впечатление беспомощного орудия в руках сильной волн Хаджи, так это Потулова. Выйдя из рабочей шведской семьи, она попала на заработки в Финляндию, где вышла замуж за русского офицера Потулова. Во время революции ее муж находился в Торнео, где, вследствие столкновений с солдатским комитетом, покончил самоубийством. Потулова приехала в Стокгольм в конце лета 1918 г. и, через шведских социалистов, к партии которых принадлежал ее брат, попала в наше посольство в Стокгольме. Так как она хотела поступить на курсы стенографии, чтобы иметь потом заработок, то наше посольство помогло ей деньгами, и она, благополучно окончила курсы.
Обо всем этом она, по-видимому, не рассказала ни на следствии, ни своим друзьям из лиги. В следственном материале говорится только, что она прибыла в Стокгольм в поябре и поступила в редакцию ‘Эхо России’ машинисткой. Здесь она, очевидно, сразу попала под влияние Эттингера, с которым вступила в связь, и под влияние Хаджи-Лаше. В дальнейшем она играет роль слепого орудия, которое направляют, куда хотят и как хотят. Правда, ею пользуются только для мелочей: телефонные разговоры по-шведски, залог краденых вещей (при чем она в этом случае благоразумно называет не свою фамилию, а девицы Гиссер) и т. п. Есть указание на то, что Хаджи-Лаше подсылал ее в советское посольство, чтобы она поступила туда на должность и шпионила за большевиками. Она, вернувшись с этой экскурсии, заявила, что там места пет. Между тем она на самом деле там и не просила места. Очевидно, чувство порядочности не окончательно погибло в ней со вступлением в лигу грабителей.
Таковы эти люди. Посмотрим на их дела.

Большие планы лиги.

Мы уже видели выше, что Хаджи-Лаше поддерживал через датского купца Вальдемара Ларсена сношения с ген. Юденичем. Из показаний самого Хаджи, данных на предварительном следствии, видно, что он находился в сношениях и с ген. Треповым, от которого подучил в два приема 72.000 крон, и с принцем Ольденбургским, который дал ему 15.000 крон и 300.000 рублей (думских). Таким образом ясно, что Хаджи-Лаше пользовался доверием вожаков контрреволюции (денег наши черносотенцы так легко не раздают, они ведь больше привыкли получать их) и действовал с их ведома и благословения. Но он понимал прекрасно, что это только пол-дела, что надо заинтересовать ‘хозяина’, т.е. представителей стран Согласия.
‘Слуги правительства, но краснобаи’, — говорил когда-то Лассаль, и Хаджи-Лаше с братией пришлось подойти к союзникам с серьезным и заманчивым предложением. Осенью 1918 г. советское правительство отправило в распоряжение своего стокгольмского посольства значительную сумму денег. Узнать про это было легко, ибо из этого никто не делал тайны. Деньги везли на пассажирском пароходе, где ехало несколько десятков пассажиров, по прибытии в Стокгольм они были помещены в банке, так что и союзные посольства, и лига убийц знали про это, и аппетиты их разгорелись. Не зная точно, сколько и каких ценностей привезено, Хаджи дал волю своей фантазии и решил, что в Стокгольме большевики имеют многие десятки, а то и сотни миллионов, да кроме того золото, платину, царские драгоценности, включая царскую корону, горностаевую мантию, скипетр и пр., одним словом все, что могла вообразить себе бедная фантазия казацкого полковника. И его мечтою стало добраться до этого клада.
Хаджи и компания решили, что эти ценности хранятся в трех квартирах большевиков и начали слежку. По их словам, 18 надежных людей, приехавших из Финляндии, стерегли эти квартиры и готовы были, по данному приказу, произвести нападение и захватить ценности и ‘компрометирующие’ документы. Советское посольство своевременно узнало об этом замысле, при чем ему сообщили, что в дело замешана группа шведских офицеров, принимавших деятельное участие в организации эстонского бюро по вербовке белой гвардии для борьбы с советской Россией. Между прочим швед Улльгольм, принимавший участие в лиге, показал, что, по словам Хаджи-Лаше, в лиге участвует до тысячи шведов, в том числе двадцать офицеров. Хаджи, несомненно, много врал, но указание на участие шведских офицеров подтверждается и приведенными выше данными нашего посольства.
В ‘кратком отчете’, из которого мы уже приводили отдельные места, имеется следующая характерная запись, касающаяся обращения лиги к союзникам за средствами на ограбление советского посольства в Стокгольме: ‘Лейтенант Порфененко обратился к адъютанту американского военного атташе, лейтенанту Стэнес, которого он знал лично. Это повлекло ряд переговоров между Порфененко и Хаджи-Лаше, с одной стороны, и лейтенантом Стэнесом и банкиром Левинсоном (Левинсоном-Лессингом?) с другой. Стэнес пытался через Левинсона получить требуемую сумму, так как он не рассчитывал добиться официальной поддержки предприятия. Однако, когда дело должно было вырешиться, Левинсон отказался дать деньги и от намерения пришлось отказаться’. Далее в этом отчете упоминается, что ‘в апреле группа вошла в сношения с американским и французским военными атташе, а позднее и с французским морским атташе, и обеспечила себе поддержку‘. Очевидно, следствием этого соглашения было и то, что подлинные оправдательные документы к ‘краткому отчету’ хранились, по словам того же отчета, ‘в несгораемом шкапу военного атташе Северо-Американских Соединенных Штатов, полковника Кольвина’. Правда, г. Кольвин поспешил напечатать в газетах, что никаких документов по делу Хаджи-Лаше в его шкапу не хранится и не хранилось и что он никогда не имел дела ни с кем из членов лиги. Кто из двух единомышленников говорит правду, казак или американец, судить трудно. Может быть, документы и в самом деле хранятся не у г. Кольвина, все же факт сношений и соглашений между чинами американского посольства и бандой убийц и грабителей остается бесспорным.
Переговоры с американским посольством по части добычи средств для нападения на большевистский клад прервались было из-за неожиданного отъезда лейтенанта Стэнеса в Париж,. Но лига не оставила дела. Она обратилась к морскому атташе с интересным письмом, которое приводим полностью, несмотря на его размеры:

Стокгольм, Швеция, 27-го декабря 1918 г.Морскому атташе лейтенанту Э. В. Робинетт, американское посольство, Стокгольм.

‘М. Г. — В виду отъезда во Францию военного атташе, лейтенанта Нормана С. Стэнеса, мы хотим настоящим письмом морально и физически оградить себя и наших друзей от всякой ответственности в будущем по отношению к кому то ни было из членов русского посольства (подразумевается старое царское посольство В. В.) или русской колонии в Стокгольме, ибо мы прекрасно понимаем, что не можем рассчитывать на помощь или поддержку с их стороны.
’27-го декабря 1918 г. ко мне явился старший лейтенант русского флота Порфененко, предварительно договорившийся с полковником Магомет-бек Хаджи-Лаше, издателем русской газеты ‘Эхо России’, и сообщил мне в высшей степени интересный и серьезный политический план, который последний из них изложил следующим образом.
‘Настоящее положение в России требует немедленной военной поддержки со стороны союзников против большевиков, а так как газеты во Франции, Англии и Америке предприняли поход против вмешательства, то крайне необходимо документами осветить политический характер и беззаконный образ действии большевиков. Лишь тогда, когда общественное мнение союзных народов получит фактические доказательства политики большевиков, сможет Россия надеяться на действительную военную помощь против этих политических интриганов и авантюристов. В высшей степени важно, чтобы мы к предстоящей мирной конференции могли представить как можно больше документов, доказывающих злодеяния этих лже-социалистов.
‘За последние месяцы Стокгольм был тем центром, в который свозились почти все важные документы большевиков, а также большие ценности в кредитных билетах, золоте, платине, императорских драгоценностях и прочих ценных предметах, принадлежащих государству и частным лицам. Указанное имущество хранится большевиками в трех помещениях в Стокгольме, местонахождение которых мы можем установить. Полковник Магомет-бек Хаджи-Лаше, который перенес от большевиков неслыханные нравственные и физические страдания и является человеком железной воли и энергии и пламенным патриотом, предложил достать все документы. Он готов также принять на себя всю ответственность, хотя бы перед публичным судом. Он имеет свою собственную организацию из храбрых и вполне надежных люден, с которыми он намерен посетить указанные помещения и овладеть деньгами и документами.
‘Мы хотим совершенно ясно установить, что документы должны попасть в руки американского посольства или его представителей и быть предъявлены будущей мирной конференции и преданы огласке. Мы хотим, чтобы деньги были употреблены на образование русской белой гвардии для непосредственных действий против большевиков.
‘Нам удалось установить, что большевики получили следующие суммы: 22.000.000 рублей, 65.000.000 рублей и 40.000.000 рублей русскими кредитками, 2.000.000 американских долларов, 200.000 фунтов стерлингов и 4.000.000 французских франков.
‘Сюда не включены императорские драгоценности и прочие ценные предметы.
‘Когда этот план был доверен мне, я счел разумным и целесообразным сообщить все подробности лейтенанту Норману С. Стэнес, который, как истинный друг России, был в состоянии и с успехом осуществить его. Я был убежден, что лейтенант Стэнес сможет, путем надлежащего освещения, подчеркнуть значение этого плана американскому послу.
‘Я познакомил с лейтенантом Стэнесом полковника Магомет-бек Хаджи-Лаше и лейтенанта Порфененко, и, ознакомившись с подробностями и способом осуществления, мы думали, что сможем провести план, предложенный для исполнения замысла.
‘Лейтенант Стэнес сказал нам также, что он сомневается, захочет ли американское правительство поддержать подобную организацию необходимыми денежными средствами, но рассчитывал, что ему удастся побудить некоторые русские партии отдать свои средства для этой цели.
‘Для исполнения плана требовалось 25.000 крои для следующих надобностей: для найма квартир, прилегающих к вышеупомянутым помещениям (предварительные переговоры уже начаты), для найма дачи где-нибудь вне Стокгольма, куда свозились бы все деньги и документы, подлежащие конфискации, для найма нужных автомобилей, для покупки оружия, для подкупа разных лиц, имеющих доступ в помещения, на слежку за местонахождением и начинаниями большевиков.
‘Лейтенант Стэнес сказал, что он переговорит с г. Левинсоном и попросит у него половину требуемой суммы, так как г. Немировскнй, известный русский банкир, уже выразил готовность предоставить для этой цели вторую половину. Происходили неоднократные переговоры между лейтенантом Стэнесом, г. Левинсоном и г. Немировским, с одной стороны, и Магомет- бек Хаджи-Лаше, лейтенантом Порфененко и лейтенантом Стэнесом, с другой.
‘Неожиданный отъезд лейтенанта Стэнеса испортил дело. Г. Левинсон, человек, старающийся быть на виду, начал искать нравственной поддержки у русского посольства в Стокгольме, т.е. как раз у той группы, к которой мы имели меньше всего доверия. 21-го декабря, после того как полковник Магомет-бек Хаджи-Лаше предъявил ультиматум, г. Левинсон отказался продолжать переговоры, так как он не мог получить нравственной поддержки со стороны русского посольства.
‘Мы имеем основание предполагать, что этот отказ имеет двойственное значение и что были пущены в ход определенные влияния чтобы помешать исполнению этого плана, так как в случае его окончательного успеха обнаружились бы многие вещи, которые теперь скрыты [Группа Хаджи-Лаше находилась во враждебных отношениях к старому — быв. царскому, потом временного правительства посольству. Причина этого — в том, что посольство, частью вследствие своего официального положения (оно было фактически признано шведским правительством, как представительство сибирского правительства),частью вследствие осторожности посла Гулькевича и его ближайших сотрудников, не желавших впутываться в рискованные предприятия, старалось отмежевать себя от явно контр-революционных затей белогвардейского офицерства. Как ото ни странно, но это посольство, при самой искренней ненависти к большевикам, старалось соблюдать — по крайней мере, по внешности — ‘оттенок благородства’ по отношению к нашему посольству. Многие члены старого посольства поддерживали с нашей миссией — правда, через третьих лиц — своего рода ‘дружеские отношения’], Получив этот отказ, полковник Магомет-бек Хаджи-Лаше прямо заявил г. Левинсону, что не желает более иметь дела с ним и ему подобными.
‘Мы были бы очень благодарны, если бы вы подтвердили нам получение этого письма и вышеуказанных фактов, так как, насколько мы понимаем, дело попало не в надлежащие руки, и мы можем ожидать нападок на нас со стороны некоторых русских партий, которые могут захотеть истолковать этот план в свою пользу.
‘Мы не прекращаем наблюдения за всеми действиями и местами пребывания большевиков и готовы осуществить этот план, если получим нравственную поддержку, в которой нам, по нашему мнению? не должны отказать, так как большевики находятся в борьбе с союзниками и признаны вне закона не только американским правительством, но даже и шведским [чистейший вздор].
‘Большевистская пропаганда подкапывает социальный строй всего мира, и крупные суммы в их руках употребляются на подкуй всех пародов.
‘Потеря полумиллиарда ходовых ценностей и опубликование всех их документов явились бы большим ударом для большевиков, чем даже военная экспедиция, и помогли бы всем странам избежать будущих затруднений.
‘Мы можем прибавить, что полковник Магомет-бек Хаджн-Лаше снесся по вышеуказанному делу с шведскими властями и получил сообщение, что в этом отношении ему не следует опасаться каких-либо затруднений, но что Швеция, как нейтральная страна, не может принимать участия в осуществлении плана.
‘Известно, что большевики собираются покинуть Стокгольм и уже вступили в переговоры с финляндским правительством о разрешении проезда в Петроград через Финляндию, однако, есть основание думать, что такового разрешения они не получат. Говорили даже, что они должны поехать на специальном пароходе, который высадит их в Петрограде, а если петроградский порт замерз — в Ревеле.
‘Если бы это было так, было бы целесообразно конфисковать все, что они везут с собой, и мы думаем, что не будет никакого неудобства, если пароход будет заведен куда-нибудь в Балтийское море.
‘В надежде, что вы окажете вышеизложенному полное внимание, ибо каждый день дорог, и что мы получим возможно скорый ответ, пребываем с совершенным почтением: капитан русского авиационного корпуса Л. В. Ларский, лейтенант русского флота В. Порфененко, полковник Магомет-бек Хаджи-Лаше’.
В следственном материале нет указаний на то, ответил ли им и что именно американский любитель советского имущества. Вернее всего, осторожный американец, впутываясь в разбойное дело, избегал бумажек и предпочитал устное слово, которое, как известно, ‘яко дым’. Но трудно предположить, чтобы факты указанные в письме, были простой выдумкой. А факты эти говорят за себя, и к тому же весьма красноречиво.
Лицо, первым подписавшее письмо, капитан Ларский по делу не привлекается. Он был в начале следствия выслан из Швеции. Впоследствии он самовольно вернулся, и сейчас отсиживает двухмесячное тюремное наказание за это. В показаниях своих он открещивается от лиги, к которой, его словам, он не принадлежал, и уверяет, что вообще никакого отношения к ней не имеет.
Относительно интереса к лиге английского посольства в ‘кратком отчете’ есть тоже некоторое указание. Какого рода переговоры велись с ним, из дела не видно, но имеется такая запись: ‘Предложение, сделанное капитаном Джеллери со стороны английского посольства, чтобы Хаджи-Лаше указал, где большевики хранят свои драгоценности, не привело ни какому результату‘. Англичане — хитрые, они хотели выпытать у лиги место хранени
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека