В. И. Ковалевскій и семейное начало въ дворянскомъ банк.
В. И. Ковалевскій и семейное начало въ дворянскомъ банк.
О. Б. А.
‘Русское Богатство’, No 1, 1905
В. И. Ковалевский и семейное начало в дворянском банке, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1905
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Имя В. И. Ковалевскаго, бывшаго товарища министра финансовъ, въ послднее время довольно часто мелькаетъ въ ежедненной пресс, въ связи съ ранзыми мотивами боле или мене ‘судебно-юридическаго’ свойства. Въ самое послднее время, уже въ конц декабря, одна изъ саратовскихъ газетъ огласила прошеніе г-на Ковалевскаго, перепечатанное затмъ чуть не всми русскими газетами. Въ этомъ прошеніи рчь идетъ объ ‘уничтоженіи дара’. Вскор посл появленія этихъ интересныхъ газетныхъ извстій, В. И. Ковалевскій обратился въ ‘Биржевыя Вдомости’ съ письмомъ, въ которомъ говоритъ, между прочимъ,— что его ‘семейныя отношенія, казалось бы, не могутъ быть предметомъ общественнаго интереса’ и что ‘опубликованіе прошенія, до разсмотрнія его на суд, представляется совершенно необычнымъ’.
Намъ кажется, что въ этомъ упрек по адресу печати г-нъ Ковалевскій далеко не вполн правъ. Разумется, до семейныхъ отношеній, чьихъ бы то ни было, печати, вообще говоря, дла мало, но… судебныя дла, хотя бы и на семейной подкладк, по общему правилу становятся достояніемъ гласности. Что касается до ‘преждевременности’ опубликованія, то и это давно уже стало обычаемъ, и не совсмъ понятно, что В. И. Ковалевскій видитъ въ этомъ предосудительнаго. Всякая исковая просьба, подаваемая въ современный судъ, тмъ самымъ направляется къ оглашенію, такъ какъ не всегда же двери нашего суда закрываются передъ гласностью. Такимъ образомъ, оглашеніе исковаго прошенія до суда не представляетъ, въ сущности, ничего необычнаго, ничего такого, что подающій прошеніе могъ бы считать для себя непредвиднной непріятностью или нарушеніемъ своего права.
Разумется, сущность дла, заинтересовавшаго всю русскую печать, совсмъ не въ семейныхъ отношеніяхъ, и мы поймемъ изъ него лишь т черты, въ которыхъ эти отношенія неразрывно переплелись съ общественной дятельностью бывшаго крупнаго администратора. А именно:
Въ август 1898 года В. И. Ковалевскій пріобрлъ крупное имніе, при чемъ, изъ какихъ то видовъ, довольно распространенныхъ въ бюрократической сред, въ которые мы, однако, входить не намрены,— имніе было пріобртено на имя брата жены г-на Ковалевскаго, И. Н. Лихутина. Послдній, со стороны своей ‘общественной дятельности’, представляетъ фигуру тоже довольно яркую, а отчасти даже нсколько пеструю. Когда то, еще въ 70-хъ годахъ онъ судился по нечаевскому процессу, но съ тхъ поръ искупилъ сторицею ‘заблужденіе молодости’ полезной дятельностью по ‘финансовой части’. Дятельность эта, хотя и не оффиціальная, была извстна многимъ и значительно способствовала процвтанію отечественной промышленности въ разныхъ ея отрасляхъ. Теперь онъ явился номинальнымъ владльцемъ огромнаго имнія (‘Полоцкое’), которое, какъ объясняетъ г. Ковалевскій, было куплено имъ (Ковалевскимъ) за 685 тыс. рублей, ‘скопленныхъ отчасти на долгой государственной служб, отчасти же благодаря его кредиту’… ‘При покупк имнія на немъ, кром долга нижегородско-самарскому банку, образовался еще долгъ срочный, до 1 февраля 1899 года’. Долгъ этотъ былъ погашенъ, благодаря ссуд въ 160 тыс. рублей, которыми г. Ковалевскаго любезно снабдилъ извстный нефтепромышленникъ Нобель. Этотъ долгъ, при всей любезной готовности подвдомственнаго министерству финансовъ Нобеля, разуметоя, не могъ не стснять г-на товарища министра финансовъ. И вотъ, ‘чтобы отдать долгъ и поставить имніе въ лучшія финансовыя условія (желаніе тоже вполн понятное), я началъ,— говоритъ В. И. Ковалевскій,— хлопотать о скорйшей выдач ссуды подъ имніе изъ дворянскаго банка’. Тутъ, конечно, есть маленьная неточностъ: собственно ‘началъ хлопотать’, по крайней мр формально, г-нъ Лихутинъ, такъ какъ для банка, какъ и вообще ‘для свта’, юридическимъ владльцемъ имнія былъ только г-нъ Лихутинъ. Къ сожалнію, г-ну Лихутину, не смотря на его финансовыя способности, ссуда была разршена только въ сумм 377,100 рублей. Этого было достаточно для уплаты щекотливаго долга Нобелю, но мало ‘для улучшенія финансовыхъ условій имнія’. Тогда,— лаконически поясняетъ г-нъ Ковалевскій,— ‘въ моихъ интересахъ и благодаря моимъ заслугамъ на государственной служб’ ссуда повышена до 633 тысячъ. Кром того, въ виду тхъ же заслугъ В. И. Ковалевскаго или, какъ говоритъ онъ самъ въ исковомъ прошеніи, ‘опять по указаннымъ выше причинамъ — совершеніе и утвержденіе купчей крпости (И. Н. Лихутинымъ, замтьте!) совершено было безъ взысканія въ казну крпостной пошлины’… Этотъ фактъ — самый, разумется, любопытный въ дл, и тутъ-то становится особенно ясно насколько г. Ковалевскій неправъ, полагая, что его ‘семейныя отношенія’ ни въ какой мр не интересны и не прикосновенны для общественной любознательности. Но вдь они такъ тсно переплелись съ мотивами банковыми, что… очевидно, подлежали точной банковской расцнк, и г-нъ Лихутинъ, юридическій владлецъ, получаетъ двойную ссуду, благодаря заолугамъ… В. И. Ковалевскаго! Если судъ суметъ вскрыть ту оффиціальную форму, въ которой ‘заслуги В. И. Ковалевскаго’ явились въ правленіе банка въ качеств ходатаевъ для увеличенія ссуды И. Н. Лихутину, то, несомннно, мы получимъ любопытную страничку изъ области не только патріархальныхъ семейнихъ отношеній, но также… патріархально-банковскаго уваженія къ семейнымъ узамъ высокопоставленныхъ лицъ.
Таково это небольшое дло, всплывшее на свтъ Божій во всей своей наивной непосредственности. Тмъ, что г. Ковалевскій съ такой подкупающей откровенностью рисуетъ передъ нами его характерныя особенности, мы опять обязаны чисто семейнымъ обстоятельствамъ. Финансовыя способности г-на Лихутина проявились на этотъ разъ въ нежелательномъ для В. И. Ковалевскаго направленіи. Тогда онъ ‘перевелъ имніе на жену’, а теперь пытается уничтожить судомъ этотъ ‘даръ’, вслдствіе неблагодарности его получившей…
Въ своемъ письм въ ‘Биржевыя Вдомости’ г. Ковалевскій старается ослабить впечатлніе имъ же нарисованной картины. По его словамъ,— увеличеніе ссуды и сбавка крпостныхъ пошлинъ не представляютъ ничего особеннаго и необычнаго. ‘Газетами,— пишетъ онъ,— была подчеркнута выдача мн ссуды подъ залогъ имнія въ значительно увеличенномъ размр по всеподданнйшему докладу. Всеподданнйшій докладъ относился лишь къ повышенію ссуды на 15% (75% вмсто 60 проц. съ оцнки)’. Тутъ, однако, является нкоторое недоумніе. Если И. Н. Лихутину ссуда разршена была только въ 377.100 p., а затмъ она была ‘въ интересахъ и за заслуги В. И. Ковалевскаго’ повышена до 633.600 p., то, по простому ариметическому разсчету, повышеніе это составляетъ не 15, а цлыхъ 69 процентовъ. Мы, разумется, не думаемъ, что В. И. Ковалевскій, опытный финансовый администраторъ, можетъ такъ грубо ошибаться въ разсчет. Врне, что тутъ мы имемъ дло съ результатами того парадоксальнаго положенія, въ которомъ г-нъ Ковалевскій очутился передъ задачей суда — съ одной стороны, и передъ лицомъ гласности — съ другой. Для суда нужно доказать фактическую принадлжность имнія самому просителю. И тутъ выступаютъ, какъ доказательство, его личныя заслуги, повысившія ссуду до размровъ, совершенно не доступныхъ для обыкновеннаго смертнаго И. Н. Лихутина. А передъ лицомъ гласности — вліяніе тхъ-же заслугъ сокращается до размровъ, пожалуй, уже возможныхъ и для обыкновеннаго смертнаго.
Какъ бы то ни было, исковое прошеніе г-на Ковалевскаго вскрываетъ передъ нами любопытную черту нашей ‘финансовой внутренней политики’. Мы узнаемъ, что одной изъ задачъ дворянскаго банка является также ‘вознагражденіе заслугъ’ высокостоящихъ въ финансовой администраціи лицъ, и что въ своей дятельности это учрежденіе снисходитъ до котировки родственныхъ отношеній фактическихъ закладчиковъ имній…
Было бы несправедливо ‘бросать за всю эту аферу упрекъ до адресу одного г-на Ковалевскаго’,— говоритъ одна изъ столичныхъ газетъ (‘Наша Жизнь’). Это совершенно врно. Уже та безоглядная откровенность, съ какой г-нъ Ковалевскій разсказалъ самъ финансовыя подробности этой операціи,— показываетъ, что въ той сред, которая для г-на Ковалевскаго является привычной, подобныя дла не считаются чмъ-то экстраординарнымъ. Все это, очевидно, ‘въ порядк вещей’, и становится нсколько щекотливымъ лишь съ той минуты, какъ подвергается широкой огласк.