Вотъ уже и годъ, какъ Скобелева не стало… Годъ, а скорбь объ его безвременной кончин такъ же жива, такою же болью щемитъ душу, какъ и въ роковой день событія… Но у всхъ ли? У людей народа — несомннно, въ обществ же — только у тхъ, которымъ европейское образованіе не помшало сохранить въ себ полноту духовной свободы, т. е. не сдлало отступниками отъ своей народности, не вытравило живаго, непосредственнаго русскаго чувства, однимъ словомъ, ле отдало ихъ въ полонъ тому жалкому космополитизму, той самодовольной, либеральнаго и консервативнаго пошиба мудрости (ей же вся цна грошъ), которыми украшаются преимущественно наши высшія общественныя въ Петербург сферы, за немногими исключеніями… Впрочемъ замчательно, что и въ самой Москв. 25 іюня, въ день роковой годовщины, изо всего Московскаго городскаго населенія, одни только ремесленники торжественно отслужили заупокойную службу отъ имени всего своего сословія, предварительно оповстивъ о томъ въ газетахъ. По случаю ли лтняго времени и общаго разъзда изъ Москвы, но недосмотру ли, только нашъ оффиціальный міръ и такъ-называемое высшее городское общество ничмъ не помянули печальнаго дня… Да, и годъ прошелъ, и много годовъ пройдетъ, но врное сердце народное не перестанетъ хранить образъ Скобелева въ своей памяти. Да и чмъ бы онъ могъ быть вытсненъ изъ нея въ настоящее время? Мсто оставленное имъ пребываетъ пустымъ, и замнить его не кмъ,— до тхъ поръ, по крайней мр, пока новыя событія не вынесутъ наружу, какъ выносятъ бурныя волны жемчужныя раковины со дна морскаго, новыхъ великихъ самородныхъ дарованій, въ счастливомъ сочетаніи съ мощнымъ духомъ и страстнымъ народолюбивымъ сердцемъ. Въ настоящую же пору много ли людей, боле или мене властныхъ, на которыхъ бы могъ съ нкоторою любовью и упованіемъ остановиться народный взглядъ — на всемъ этомъ людскомъ пространств между Царемъ и народомъ? Не представляется ли оно безлично однообразнымъ, словно пустыня съ очень уже рдкими оазисами, несмотря на весьма почтенную густоту населенія? На яркомъ фон шитыхъ золотыхъ мундировъ, которыхъ блескомъ слпилъ Петербургъ цлыхъ три недли глаза Москвичей и провинціаловъ, какъ прискорбно-мало выдавалось характерныхъ, одушевленныхъ умомъ и талантомъ лицъ, да и т, какія были, не тонули ли они въ этомъ общемъ сіяніи позлащенной пошлости и казенщины? Конечно. Русская земля не клиномъ сошлась, имются въ ней и въ настоящую пору и замчательныя дарованія, и теплыя сердца, и даже, чего конечно всего рже, гражданская честность, но или вншнія обстоятельства ихъ затираютъ, или, что главное, недостаетъ въ нихъ самихъ той силы духа, которая подчиняетъ себ всякія обстоятельства и сама собою выпираетъ человка впередъ… Та ли, другая причина, только никогда еще не было такого, люднаго безлюдья въ сверхнародныхъ общественныхъ слояхъ, какъ въ наши дни.
Прошелъ годъ со смерти Скобелева. Недруги и завистники, которыхъ тайной и явной злоб не подъ силу было бороться со Скобелевымъ живымъ и отнять у него любовь народа, явились еще мене способными сладить со Скобелевымъ мертвымъ и затемнить лучезарное могущество его славы. Могли бы уже, кажется, появиться ‘безпристрастныя’ обличенія, предвкушенія ‘строгаго суда исторіи’ или ‘потомковъ’,— но видно или явиться-то еще нечему, или исчезновеніе соперника съ общей арены состязаній ослабило донельзя творчество клеветы,— только замчательно, что образъ Скобелева не малится, а растетъ и растетъ, и не только у насъ въ Россіи, но и у иноплеменниковъ, даже у тхъ, которые очень враждебно относились къ нему при жизни, хотя впрочемъ по чувству искренняго, вполн законнаго патріотизма. Не ихъ, конечно, можно заподозрить въ пристрастіи и увлеченіи, а они вс, общимъ дружнымъ хоромъ, несутъ ему справедливую дань нелицемрной хвалы… Изданная недавно въ Лондон, написанная по англійски нашею соотечественницею О. К. (Ольгою Алексевною Новиковою) книга о Скобелев,— этотъ умло и талантливо составленный сводъ біографическихъ о немъ данныхъ, характеризующій Скобелева не только какъ человка и военнаго вождя, но и какъ русскаго политика, преданнаго иде славянскаго возрожденія, {‘Scobeleff and the Slavonic cause’, O. K. author of ‘Russia and England’, London. 1883.} — разошлась черезъ мсяцъ по своемъ появленіи, печатается теперь уже вторымъ изданіемъ и переводится на прочіе европейскіе языки: такъ силенъ интересъ возбуждаемый въ Западной Европ этимъ нашимъ русскимъ полководцемъ! Въ Россіи, кром книги г. Немировича-Данченко, боле или мене анекдотическаго содержанія, и вышедшей на дняхъ книжки г. Ченцова ‘Скобелевъ какъ полководецъ’, появились, посл смерти Скобелева, его приказы по войскамъ, а въ повременныхъ изданіяхъ многія о немъ воспоминанія, его замтки и письма,— и все это только сильне подтверждаетъ намъ какую огромную утрату понесла Россія, какъ еще недостаточно цнили мы его при жизни, какъ мало умли его беречь… Чуткое сердце народа опередило наше общественное сознаніе, и теперь только начинаетъ вполн оправдываться и объясняться та сила народной къ нему симпатіи, которую невозможно и истолковать одними подвигами отваги и храбрости… Видно съ самаго начала, мгновенно, почувствовалъ солдатъ въ своемъ военачальник нчто большее чмъ храбраго и талантливаго генерала,— почувствовалъ живаго, лично убжденнаго человка, мощнаго духомъ, и притомъ своего, русскаго, себ роднаго, у котораго и сердце бьется заодно съ солдатомъ или, что то же — съ народомъ.
Эта связь Скобелева съ солдатомъ и съ народомъ сказалась и въ его посмертной вол, извстной всмъ его близкимъ друзьямъ. Довольно врны свднія, сообщенныя о ней ‘Новымъ Временемъ’. Значительную часть своего состоянія завщалъ онъ на призрніе увчныхъ воиновъ, для чего предназначалъ всю свою усадьбу въ любимомъ его сел Спасскомъ, гд онъ самъ предполагалъ лечь, гд и лежитъ въ могил, на призрніе бдныхъ, на обезпеченіе устроенныхъ имъ (и съ какою заботливою любовью!) народныхъ школъ, на вспоможеніе нкоторымъ русскимъ учрежденіямъ въ Болгаріи, и проч. и проч. Говоря ‘завщалъ’, мы вовсе и не утверждаемъ, чтобъ имъ было оставлено завщаніе въ вид формальнаго, неоспоримаго въ юридическомъ смысл документа, мы въ этомъ отношеніи вовсе не раздляемъ точки зрнія ‘Новаго Времени’ и полагаемъ, что тотъ документъ, который оно называетъ завщаніемъ, хотя бы и скрпленъ былъ по листамъ самимъ Скобелевымъ, не иметъ предъ закономъ ровно никакой силы. Да какая же въ томъ и надобность? Разв въ такомъ дл можно, не сгорвши отъ стыда съ ногъ до головы, до тла, даже и помыслить о формальномъ суд? Мы должны отстранить (и имемъ къ тому основаніе) даже и тнь нареканія на наслдниковъ или точне — наслдницъ Скобелева,— наброшенную на нихъ, къ несчастію, не одною упомянутою статьей, но и печальнымъ, неоспоримымъ фактомъ, что ни одно изъ посмертныхъ распоряженій покойнаго до сихъ поръ не исполнено. Не можетъ быть ни малйшаго сомннія въ томъ, что- наслдницамъ вдвойн свята воля роднаго брата — онъ же слава и гордость всей Россіи,— и что медленность въ исполненіи завщанія произошла не по ихъ вин. Каждая изъ нихъ иметъ свои семейныя обязанности и заботы, какъ женщинамъ, имъ мало извстны вс формальности, налагаемыя закономъ для принятія наслдства, вся процедура учиненія раздла, приведенія въ извстность доходовъ и капиталовъ и т. д., он по необходимости должны были передать вс эти предварительныя мудреныя и сложныя хлопоты лицамъ постороннимъ, которыя и проволочили дло цлый годъ, лишивъ ихъ возможности исполнить ране священный долгъ, завщанный имъ знаменитымъ братомъ. Но что онъ будетъ исполненъ въ точности, по всмъ пунктамъ,— объ этомъ не позволительно даже и спрашивать, это вн вопроса. Въ этомъ порукою служитъ и то немаловажное обстоятельство, что, дятельное участіе въ дл по наслдству Скобелева, въ качеств повреннаго одной или двухъ сторонъ, принялъ на себя самъ предсдатель Петербургскаго Славянскаго Общества. А быть предсдателемъ этого Общества значитъ исповдывать извстныя политическія и нравственныя убжденія… Общество не можетъ не дорожить славою одного изъ главнйшихъ русскихъ подвижниковъ Славянскаго освобожденія. Знамя Славянскаго Общества въ Россіи есть знамя русской народности по преимуществу,— а съ такимъ знаменемъ въ рукахъ можетъ ли генералъ Дурново не приложить всхъ своихъ дловыхъ усилій къ тому, чтобы завщаніе Скобелева, которое само по себ служитъ наилучшимъ ему памятникомъ и все направлено къ польз и благу народному, было приведено въ дйствіе во всей строгости, безъ малйшаго уклоненія?!.. Съ этимъ связывается такимъ образомъ, въ лиц предсдателя, честь и достоинство самого Петербургскаго Славянскаго Общества. Мы имемъ право разсуждать такимъ образомъ: редакторъ ‘Руси’ самъ состоитъ членомъ Общества.
Впрочемъ, будетъ или не будетъ (послдняго предположенія мы и допустить не властны) исполнена послдняя воля Скобелева, уже достаточно оглашенная по всей Россіи,— слава его отъ того не убавится, и образъ его еще рзче и рельефне выдлится на фон того общества, къ которому онъ принадлежалъ по рожденію,— и отъ котораго воспринялъ только то, чмъ порочилась и омрачалась его жизнь. Скобелевъ еще боле чмъ когда-либо станетъ народу, свой собственный — и еще боле чуждъ той общественной петербургской высшей сред, равно и той сред военно и гражданско бюрократической, которыя, вмст съ разными заматервшими въ презрніи къ Русскому народу литературными глашатаями казеннаго, въ своемъ род, либерализма, не переставали травить Скобелева при жизни своими жалкими насмшками и плоскою бранью…