В духе времени, Крылов Виктор Александрович, Год: 1877

Время на прочтение: 67 минут(ы)

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

ТОМЪ ТРЕТІЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.
1882.

ОТЪ АВТОРА.

II.

Мн очень ярко помнится постановка на сцену комедіи ‘Въ дух времени’. Это было въ Москв 1877 году. По обыкновенію я самъ читалъ пьесу артистамъ, и рдко мн приходилось встрчать такое участіе и вниманіе къ пьес, какъ въ этотъ разъ. Конечно, это могло быть дломъ случайности, можетъ быть хорошаго расположенія слушавшихъ, можетъ быть вліяло на это и то обстоятельство, что чтеніе происходило не въ уборной, а на сцен, гд не позволено курить, гд обширность залы какъ-то невольно уже располагаетъ къ большей внимательности, но только на этотъ разъ ничто не мшало самому строгому и серьезному занятію дломъ. Актеры не уходили по прочтеніи сценъ, занятыхъ ихъ ролями, не шушукались, не пересмивались, что такъ часто длаетъ на нашей сцен считку только какимъ-то отбываніемъ служебныхъ обязанностей. Можетъ это и было причиной, почему послдняя фраза чтенія была покрыта единодушнымъ рукоплесканіемъ всхъ слушавшихъ. При такихъ данныхъ радостно было начинать постановку пьесы, чувствовалось что-то такое родственное по духу, любовное къ длу. При начал репетиціи, однако, это нсколько измнилось, г-жа едотова, игравшая главную роль, долго не могла въ ней усвоиться и потому роль ее раздражала, сердила. Но добросовстность и дарованіе взяли верхъ надъ инстинктивнымъ чувствомъ непріязни, роль была сыграна блестящимъ образомъ и составляетъ одно изъ лучшихъ творчествъ артистки. Обычная бенефисная публика московскаго малаго театра отнеслась какъ-то сдержанно къ первымъ актамъ пьесы. Хотя рукоплесканья и вызовы награждали всхъ артистовъ за ихъ по истин прекрасное исполненіе, но на самую пьесу нко: торая часть публики смотрла съ какимъ-то не доразумніемъ. Бойкая и сценичная развязка послдняго акта измнила, однако, это первое колебаніе и обезпечила пьес прочный успхъ. Я очень хорошо помню разговоръ мой въ этотъ вечеръ перваго представленія съ однимъ пріятелемъ, передовавшимъ мн впечатлнія свои и своихъ знакомыхъ, большею частью изъ среды богатаго купечества.
— Послдній актъ скрасилъ всю пьесу, говорилъ онъ мн, въ начал многіе спрашивали себя: въ чемъ-же тутъ сюжетъ? что хочетъ сказать авторъ?.. Вдова продаетъ имнье, чиновникъ собирается его купить выгоднымъ образомъ, заложивши его потомъ въ кредитномъ учрежденіи. Что-жь тутъ такого?
— Но разв вы не видите, отвчалъ я, что это не простая открытая купля, что тутъ об стороны тщательно хоронятъ концы и борьба въ томъ, кто ловчй отведетъ другому глаза?
— Да вдь это всегда такъ, какъ-же иначе?
— Позвольте мн вамъ привести примръ, сказалъ я посл долгаго спора на эту тему. Предположите, что гд нибудь въ глуши живетъ какая нибудь старушка, у которой съ незапамятныхъ временъ хранится добрая охапка золотыхъ полуимперьяловъ — старушка знаетъ, что, когда ей эти золотыя достались, они стоили 5 р. 15 к. на бумажныя деньги. Но она не слдитъ за курсомъ, вы этимъ пользуетесь и предлагаете ей по шести рублей за золотой, когда теперь вы его нигд дешевле семи съ полтиной не купите. Предположите, что она, по своему невденію согласится и продастъ вамъ золотые по вашей цн. Неужели вы думаете, что такого рода покупка будетъ съ вашей стороны дло честное и добросовстное?
— Вся Москва такъ сдлаетъ.
— Тмъ хуже и тмъ больше стало быть это въ дух времени.
Я долженъ прибавить къ этому, что разговаривавшій со мной пріятель человкъ университетскаго образованія, никогда ни въ какія аферы не пускался, съ биржей совершенно незнакомъ, и въ денежномъ отношеніи самой безукоризненной буржуазной честности, уже потому, что никогда нужды не зналъ.
Когда пьеса моя, вскор посл представленія, появилась въ печати, въ журнал ‘Встникъ Европы’, одинъ изъ критиковъ, разбиравшихъ ее, сдлалъ мн упрекъ: зачмъ я въ дл аферы не взялъ явленія боле крупнаго, боле бьющаго въ глаза. ‘Наше время, говорилъ онъ, такъ багато фактами такого рода, неужели изъ этихъ фактовъ авторъ не могъ выбрать чего нибудь боле характернаго, въ дух времени?..’ Но тутъ-то и ошибка: крупный фактъ не всегда наиболе характерный фактъ, наоборотъ, большею частью мелкій фактъ, повсемстно встрчающійся, гораздо боле характеризуетъ время, чмъ какое нибудь исключительное явленіе, обращающее на себя сильное и всеобщее вниманіе. Особенно это рзко выдается въ дл хищеній и аферы. Крупное воровство или мошенничество есть дло творчества и характера того или другого человка, это нарывъ, которымъ проявилась болзнь всего организма, это цвтокъ, порожденный извстною почвой. Состояніе всего больного организма,— составъ почвы — гораздо характерне ихъ единичныхъ мстныхъ проявленій. Сколько встртите вы людей, которые, получивъ въ магазин денежную сдачу больше, чмъ заплатили, не поправятъ ошибку торговца, и спокойно унесутъ и товаръ и лишнія деньги, ублажая себя тмъ, что торговецъ и такъ много наживаетъ. Сколькіе, найдя потерянный чужой бумажникъ, считаютъ себя вправ присвоить его себ, какъ подарокъ счастья. Важно тутъ, конечно, не то кому достанется добро, иной разъ и не по праву пріобртенное приноситъ большую пользу, а еще чаще самое право, то-есть законность пріобртенія, кроетъ вопіющую несправедливость. Но важно, что такого рода философія на практик часто переходитъ въ софистику, важно отсутствіе принципа и эти вчныя сдлки съ совстью, которыя отъ мелкаго зерна постепенно превращаются въ густыя плевела, истощающія почву. Важно не то, что есть на свт мошенники, но то, что зародышъ мошенничества лежитъ гораздо повсемстне, чмъ намъ кажется, и выслдить какъ и гд онъ гнздится гораздо интересне, чмъ обличить какого-нибудь клейменнаго негодяя.
Мн случилось знать человка довольно высокопоставленнаго, который еще и положенія-то своего добился трудомъ, умомъ и извстною нравственною добропорядочностью. Случилось, что гд-то по земству близкій родственникъ его проворовался и подлежалъ суду. Надо было видть съ какимъ стараніемъ сановникъ выгораживалъ родного человчка, какъ старательно, не только отъ другихъ, но даже отъ себя, отстранялъ всякій дурной слухъ объ немъ. ‘Это, конечно, нехорошо, говорилъ мн знакомый, съ которымъ мы обсуждали такой фактъ, но эта слабость окупается тмъ, что сановникъ все-таки лучше многихъ, стоящихъ на одномъ съ нимъ уровн и приноситъ свою пользу. Велика бда, что, благодаря его вліянію какое нибудь мелкое земство немного поплатится за расхитителя!’ Можетъ быть такъ думалъ и самъ сановникъ, но эти мысли печальне самаго факта. Тотъ плохой зиждитель, у котораго одна рука созидаетъ, а другая разрушаетъ, сегодня на всахъ перевшиваетъ одно, завтра перевситъ другое, и если такая шаткость является въ людяхъ, отъ которыхъ вправ ожидать руководства, чего-же требовать отъ массы? Разбойникъ, отъ котораго бгутъ, мене опасенъ, чмъ разбойникъ, которому вс кланяются, и вотъ эта безпринципность, эта постоянная помсь заурядной честности и маленькихъ потачекъ подлости, на которыя люди смотрятъ сквозь пальцы, боле всего способствуютъ развитію тлетворнаго яда.
Обыкновенно это больная струна особенно внятно звучитъ при всякаго рода продажахъ и купляхъ, тутъ обманъ и легкое мошенничество до того считаются умстными, что ихъ часто и не скрываютъ и не стыдятся. Обманываютъ правительство, выставляя цифру продажи мене дйствительной, чтобъ меньше платить пошлины, обманываютъ покупщика, тщательно скрывая недостатки и выставляя на видъ часто небывалыя достоинства, обманываютъ продавца, пользуясь необходимостью продать, длая стачки, давая отступнаго другому покупателю. И все это длается людьми, за честность которыхъ вы кажется готовы поручиться и которые съ величайшимъ негодованіемъ будутъ говорить о какомъ-нибудь мошенничеств, выходящемъ изъ рамки ихъ нравственнаго кодекса. Наивные люди и не видятъ, что рамки эти ими-же сочинены, что все это только фикція и что между крупнымъ мошенничествомъ и мелкимъ непрерывная связь. Вотъ почему такого рода случай я взялъ въ основу моей комедіи и считаю его характернымъ въ дух времени. Восклицаніе моего пріятеля: ‘такъ-бы вся Москва сдлала’ — можетъ служить очень лестной рецензіей пьес.
Вообще критика жизни, хоть въ сущности это и грустно, была къ пьес благосклонне критики журнальной. Въ Петербург комедія ‘Въ дух времени’ дана была только черезъ годъ посл московской постановки и напечатанія въ журнал. Успхъ пьесы, съ перваго-же представленія еще большій чмъ въ Москв, посл нсколькихъ спектаклей особенно вопросъ вслдствіе случайнаго совпаденія съ ними процесса г-жи Гулакъ-Артемовской. Въ публик, не слдившей за хронологіей появленія пьесы, укоренилось мнніе, что она написана именно подъ вліяніемъ этого процесса, сопоставляли даже лицъ дйствующихъ въ процесс и въ пьес. Я слышалъ, что въ цензур, при обсужденіи вопроса о томъ, слдуетъ-ли допускать на сцену воспроизведеніе какихъ-нибудь фактовъ, получившихъ крупную извстность, прямо ссылались на мою пьесу, какъ на олицетвореніе помянутаго процесса. Оказалось, что за полтора года до процесса, я изъ него заимствовалъ сюжетъ комедіи.

Викторъ Крыловъ.

17-го Апрля
1882.

ВЪ ДУХ ВРЕМЕНИ.

КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА

Буранова, Елена Григорьевна, — молодая вдова.
Лукинъ, Николай Маркинъ,— университетскій профессоръ.
Князь Похлистовъ, — вліятельное лицо.
Метельниковъ, Константинъ Иванычъ,— чиновникъ, служащій при таможн.
Анна, — его племянница.
Бережкова, Александра Николавна.
Катя, Лиза, ея дочери.
Бликъ, Анатоль Павлычъ.
Переносовъ, Василій Кузьмичъ, — молодой купецъ.
Андреевъ, — управляющій имніемъ Бурановой.
Аграфена, — слуга у Метельникова.
Дйствіе происходитъ въ окрестностяхъ Москвы.

Три первыхъ дйствія въ имніи Бурановой, верстахъ въ сорока отъ столицы, — послднее у Метельникова, на одной изъ ближайшихъ къ Москв дачъ.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Садъ въ помстьи Бурановой. Слва открытый павильонъ, внутри столъ и стулья, справа садовая мебель. Въ глубин густой садъ.

Буранова и Бережкова сидятъ въ павильон у стола, за ними стоитъ Переносовъ, Катя и Лиза сидятъ направо у стола. Бережкова, Катя и Лиза заняты рукодльемъ.

Буранова — играя веромъ.

Завидую я вамъ: все-то вы умете длать. Всякій разъ у васъ какая-нибудь новая работа, и, смотрите, какъ красиво выходитъ. Я такъ только по канв вышиваю — и то плохо.

Бережкова.

Потачку себ даете.

Буранова.

Нтъ, съ дтства такая безталанная. Можетъ быть и оттого, что никогда не развивали во мн способности къ рукодлью.

Бережкова.

Очень дурно. Впрочемъ, правда, рдко вдь гд умно-то смотрятъ на женское воспитаніе. Умла-бы двица наряжаться, да по-французски болтать въ салон, да на фортепьянахъ какое-нибудь попури пробренчать — и довольно. А чтобы къ труду пріучить, какъ всякому человку отъ Бога предназначено, этого нтъ.

Переносовъ.

Зачмъ Елен Григорьевн трудиться, когда он повелвать рождены.

Буранова.

О! я очень чувствую недостатки моего воспитанія, очень отъ нихъ страдаю, но теперь ужь этого не перемнишь,— я слишкомъ стара, чтобъ учиться.

Переносовъ.

Ахъ! вдь скажутъ-же: стара!.. Кто же молодъ посл этого? Елена Григорьевна — кто молодъ?

Буранова — Бережковой.

И какъ вы это быстро, быстро длаете, — золотыя руки!

Бирежкова.

Мудренаго ничего нтъ. Три петли сюда: разъ, два, три, — одна назадъ, опять три петли… Берите шерсть, я васъ выучу.

Катя — подходя.

Елена Григорьевна, вы лучше вотъ какую работу возьмите: маленькимъ крючкомъ изъ фриволитэ, смотрите — какъ красиво.

Буранова.

Недурно.

Катя.

Это такая тесемочка съ петельками готовая продается, и вотъ такъ надо вязать.

Вяжетъ.

Буранова.

Нтъ, такая работа слишкомъ трудна для меня, этого мои деревянныя руки никогда не съумютъ.

Переносовъ.

Теперьче много новыхъ рукодльевъ изобртается. Третьяго дни я видлъ въ лавк у Прутникова — тюкъ заграничный распаковали, внов полученный,— какихъ затй не придумано. Безподобно тоже выходитъ, какъ если изъ кретону цвты вырзать и на атласъ нашивать шелкими.

Лиза.

Мы умемъ. Помнишь, Катя, въ прошломъ году.

Катя.

Да, мы это длали.

Входятъ Бликъ, Метельниковъ и Анна.

Буранова.

Вотъ они и вернулись.— Хорошо погуляли?

Метельниковъ.

Превосходно-съ, только маленько теперь жарковато.

Лиза — Анн.

Мы сколько наработали безъ васъ.

Анна — подходитъ къ ней.

Покажите.

Катя — тоже подходя къ нимъ.

Взгляните-ка у меня сколько.

Буранова.

Гд-же вы побывали?

Метельниковъ.

Какъ насъ Анатоль Павлычъ водилъ. Прошли мимо гумна, — зданіе хорошее-съ, прочное. Потомъ докругъ церкви, къ заповдной рощ.

Буранова.

Вы были въ рощ?

Бликъ — садится, снимаетъ шляпу и утираетъ лобъ платкомъ.

Нтъ, туда не дошли. Я ему заповдную рощу издали показалъ.

Переносовъ.

Она издали-то гораздо лучше.

Бликъ.

А вы тутъ что же?— открыли мастерскую женскаго рукодлья.

Буранова.

Когда наши кавалеры не умютъ ничмъ насъ развлечь…

Переносовъ.

Я, Елена Григорьевна, и не брался, я себя подчинилъ вамъ. Прикажите что — я съ удовольствіемъ.

Бережкова.

Вамъ выгодно подчиняться, чтобъ другіе за васъ придумывали, — вы свою изобртательность покажите.

Переносовъ.

Что-же придумать-то, Александра Николавна?— ну, скажите, напримръ, что?

Бережкова.

Мало-ли какъ молодежь веселится: игру-бы общественную затяли.

Бликъ.

Пти-жё!— фанты небось. Кувыркаться меня заставьте на старости лтъ.

Катя.

Конечно, васъ не заставишь, потому что вы вс вялые какіе-то, погодите, вотъ нашъ князь сегодня прідетъ, — онъ вдвое васъ старше, а съ нимъ гораздо веселе, чмъ съ вами.

Бликъ.

Удивительное веселье: ‘горю, горю на камышк, кто меня любитъ, тотъ меня смнитъ’:— поцлуются и опять: ‘горю, горю на камышк’…

Бережкова.

Есть и другія игры — умне, полезныя, какъ гимнастика, и для нравственнаго развитія.

Буранова.

Выдумать ничего не умете, такъ ужь и не насмхайтесь.

Бликъ.

Да я вамъ сейчасъ выдумаю, что вы меня браните? Не угодно-ли сейчасъ игру сочиню.

Буранова.

Выдумайте.

Бликъ.

Въ карты.

Буранова.

Такъ и знала. Вамъ только червоннаго туза покажи, такъ вы за нимъ въ Сибирь убжите…

Бережкова.

Ново, по крайней мр.

Бликъ.

Чего же лучше картъ!— и старый, и малый, и умный, и глупый, вс на одну доску становятся, всмъ одинаково доступно.

Буранова.

У меня здсь картъ и въ завод нтъ,

Переносовъ.

Прикажите, Елена Григорьевна, я найду-съ. Какъ не быть, — хоть старенькія у кого-нибудь да есть. Вотъ у вашей ключницы, у Авдотьи Герасимовны, или у батюшки… Я найду-съ.

Буранова.

Хотите, господа, въ карты?

Метельниковъ.

Отчего-же-съ. Небольшую игорку, для препровожденія времени.

Бликъ.

Видите, везд откликъ.

Буранова.

Ну, сыщите, Василій Кузьмичъ.

Переносовъ.

Я сейчасъ, сію минуту.

Уходитъ.

Бликъ.

Какъ вы въ деревн картъ не держите? Что же тутъ больше-то длать?

Буранова.

Вамъ нечего, — вы деревенскихъ удовольствій не понимаете.

Бликъ.

Пропадай они совсмъ. Что это за удовольствіе: найти три сырожки и зажарить ихъ въ сметан… Фу,— прелести!.. Это, молъ, т самыя, что мы сами нашли… Ахъ, деревня! нжности какія! ахъ, — травка, — стадо, — коровки!!. Коровка тебя рогами въ бокъ, собачка тебя зубами за ноги. Умно вы длаете, Елена Григорьевна, что продаете вашу деревню: не нужно будетъ здить сюда.

Бережкова.

Продаете?— Вы хотите продать ваше имнье?

Буранова.

Вотъ, Анатолій Павлычъ, — очень нужно было говорить.

Бликъ.

Разв вы изъ этого длаете секретъ?

Катя.

Вы продаете? вы продаете?

Лиза

Ахъ, какъ жаль! здсь такъ хорошо!.. И вамъ не грустно будетъ разставаться?

Бережкова.

Зачмъ же вамъ продавать понадобилось?

Буранова.

Затмъ, что мн, кром убытка, отъ этого имнья ничего нтъ.

Катя.

А красота природы? а чистый воздухъ?

Бликъ.

Есть о чемъ жалть! Съ деньгами-то я вамъ природу такую куплю -не здшней чета.

Бережкова.

Какой нибудь доходъ да получаете же вы съ имнья?

Буранова.

Ей-богу, одинъ убытокъ. По моимъ-ли силамъ вести сложное хозяйство, — меня вс кругомъ обманываютъ. Я бездарная: овса отъ гречихи не отличу, по дому распорядиться — и то не умю. Замужемъ была, такъ даже сама себ туалета ни разу не заказала: всякую шляпу и перчатки мн мужъ выбиралъ.

Бережкова.

Есть чмъ хвастаться.

Буранова.

Я не хвастаюсь, — я горюю, но вдь правды не скроешь: чего Богъ не далъ, того нтъ.

Бликъ.

Да и что за охота, помилуйте, все подъ страхомъ находиться: тутъ рабочій обворуетъ, тамъ градъ побьетъ, пожаръ спалитъ… и все изъ-за того, чтобы, къ концу-концовъ, получить какіе-нибудь мизерные два процента на капиталъ,— стоило возиться!

Буранова.

Анатолій Павлычъ, это ужь вы черезъ-чуръ. Вы мн такими рчами всхъ покупщиковъ отпугнете.

Бликъ.

Я вдь говорю относительно васъ. Съ толкомъ-то взяться за имнье, такъ, конечно, выгодне дла нтъ. Но для этого надо знать мужичка: умть подойти къ нему, и выругать его, какъ онъ это любитъ, за-просто, — и водкой его напоить до безчувствія: куда же вамъ это?!. Для васъ, разумется, лучше всего пріискать хорошаго покупщика.

Бережкова.

Гд вы ихъ найдете, хорошихъ покупщиковъ, въ наше время?.. Разбери ихъ: теперь всякій покупщикъ,— у кого и гроша за душой никогда не бывало. Завели эти банки да заклады, да переводы, да разводы, да Богъ ихъ знаетъ что. На бумаг все сдлаютъ, и денегъ не увидишь, а имнье все сразу отойдетъ.

Метельниковъ.

Извините, это не такъ съ. На все законъ, съ плутовствомъ далеко не удешь.

Бережкова.

Вы мн сперва объясните, что плутовство, что нтъ. Теперь эти понятія совсмъ перепутались. Еслибъ кто искалъ купить имнье, — еще было бы легче, а такъ…. Вы думаете не воспользуются тмъ, что Елена Григорьевна сама предлагаетъ?— Натурально, что ей настоящей цны не дадутъ.

Буранова.

И пускай: хоть кто-нибудь будетъ пользоваться моей землей, коли мн въ ней проку нтъ. И сама я, хоть-бы и небольшія деньги за нее получила, деньгами лучше съумю распорядиться.

Бережкова.

Ужь не акціи ли станете покупать?

Буранова.

Да хоть акціи.

Бережкова.

Наплачетесь и съ ними. Банкъ лопнетъ или тамъ какой-нибудь негодяй контору банкирскую закроетъ, разорится, или завалы снжные на желзной дорог,— все и будете трястись да поглядывать въ газету на послднюю страничку, гд тамъ этотъ проклятый столбецъ напечатанъ: ‘Биржевыя Извстія’. Каково, молъ акціи стоятъ?— не ползли-ли книзу?

Блик.

Во всякомъ дл треволненья.

Метельниковъ.

Оно точно, что въ наше время — и бднымъ быть худо, и богатымъ не хорошо. Вс другъ на друга плотояднымъ манеромъ смотрятъ: какъ-бы кому на горло наступить и сейчасъ его владнье себ къ ногтю. И отъ богатства страдаютъ.

Бликъ.

Какъ ужь я не люблю эти разговоры: въ наше время!!.. всегда это было, есть и будетъ, кто страдаетъ — самъ виноватъ!

Метельниковъ.

Отъ боязни обмана страдаютъ.

Бликъ.

Чего бояться, если у тебя голова на плечахъ?.. Даны теб отъ Господа твоего Бога пять чувствъ и пользуйся ими: даны глаза — смотри въ оба, уши даны — слушай, руки даны — хватай: на то у тебя осязаніе… Не умешь пользоваться — пеняй на себя.

Буранова.

Ну, Анатолій Павлычъ!

Бликъ.

Не могу я слышать этихъ жалобъ. Вдь этимъ мы только наше невжество выказываемъ. Умныхъ бранятъ за то, что много на свт дураковъ. Помилосердуйте’ чмъ мы тутъ виноваты? Крикнулъ я кличъ на всю Россію: ‘пожалуйте, господа, мн деньги, я вамъ двадцать процентовъ буду давать!’ — и ползли вс ко мн: лестно даромъ то побольше нажиться. А прикарманилъ я ихъ деньги — и завопили: ‘мошенникъ! воръ!..’ Зачмъ-же мн довряли?— смотри въ оба.

Метельниковъ.

Не всегда убережешься.

Бликъ.

Не убережешься, такъ, стало-быть, ты — юродивый, святая душа, на то и созданъ, чтобъ тебя надувать. Во всей природ такъ: щука стъ пискаря, пискарь мошку, человкъ щуку скушаетъ, а человка другой человкъ загрызетъ,— и не на что тутъ жаловаться. Ни предпріимчивости, ни энергіи, а нажиться хотятъ, — все чужими руками, безъ риску. За это и платись: боишься вора — запирайся крпче, боишься разбойника — въ лсъ не ходи.

Бережкова.

Въ образованномъ государств правительство охраняетъ…

Бликъ.

Дураковъ?— никогда-съ. Божій человкъ на то созданъ.

Буранова.

Анатолій Павлычъ, довольно. Никому изъ насъ не интересно слушать ваши циничныя тирады.

Бережкова.

Разумется, коли ужь вамъ нужда большая проповдывать такія возмутительныя вещи, разсказывайте ихъ гд-нибудь въ другомъ мст, не при моихъ дочеряхъ. Тутъ молодыя двушки, созданья чистыя, съ честными стремленіями, а онъ развелъ матерію. Человкъ въ обществ живетъ, чтобъ помогать другъ другу, общую прибыль и выгоду пріобртать, — совсмъ не для того, чтобъ грызться, какъ собаки.

Буранова.

И что за разговоръ такой,— куда какъ неумстно. Мы наслаждаемся въ деревн: кругомъ поэзія, цвты и ясное небо, — надо-же вамъ и сюда перенести ваши грязные счеты… Съ вами жить тяжело, ей-богу. (Входитъ Лукинъ.) А, здравствуйте, вотъ кстати кто пришелъ, дорогой нашъ идеалистъ, спасите насъ отъ этого циника.

Общее привтствіе.

Анна.

Наконецъ-то! Я ужь думала, что не прідете.

Буранова.

Такъ вы знали, что онъ будетъ?

Анна.

Да. Николай Маркычъ прошлое воскресенье говорилъ намъ, что собирается сюда сегодня.

Метельниковъ.

И я васъ съ нетерпніемъ ждалъ, у меня къ вамъ будетъ тоже маленькое дльце.

Лукинъ.

Сколько гостей у васъ!— я и не подозрвалъ встртить здсь такое общество.

Буранова.

Слава Богу, что не подозрвали, — пожалуй, не пріхали бы… Да какая у насъ чудесная компанія подобралась,— намъ будетъ превесело.

Лукинъ.

Со мной веселй не будетъ. Вотъ сейчасъ князь прідетъ — другое дло.

Катя.

Князь Похлестовъ? вы его видли?

Лукинъ.

Онъ отъ меня отсталъ по дорог.

Лиза.

Милый князь!.. онъ не любитъ здить скоро.

Катя.

Гд онъ? далеко еще?

Лукинъ.

Нтъ, и версты не будетъ.

Катя.

Мама, мы пойдемъ къ нему навстрчу.

Лиза.

Ахъ да, мамашечка…

Буранова.

Садомъ пройти, такъ вы ему какъ-разъ перержете дорогу. 4

Катя.

Можно, мама?

Лиза.

Вотъ-то онъ будетъ радъ. Позволь, мамаша.

Бережкова.

Катя.

Такъ скорй, скорй, мамаша, а то онъ продетъ.

Буранова.

Туда, къ маленькой калиточк.

Катя.

Мы знаемъ.

Катя, Лиза и Бережкова уходятъ налво въ глубину. Метельниковъ, Лукинъ и Анна — въ глубин справа. Бликъ — слва на авансцен, онъ оборачивается, чтобы идти за ушедшими.

Буранова — останавливая его.

Вы куда? вамъ-то зачмъ?

Бликъ.

Мн-то скоре, чмъ кому-нибудь, надо встртить князя.

Буранова.

Я вамъ сказала: предоставьте его мн.

Бликъ.

Долженъ же я быть предупредителенъ, когда я въ немъ заискиваю.

Буранова.

Никакой надобности нтъ. Длайте лучше что общали, я вамъ за князя ручаюсь.

Бликъ.

Сдлаю, сдлаю, будьте покойны. Имнье ваше будетъ продано, я заставлю Метельникова купить.

Буранова.

И прекрасно: вы мн продаете имнье, я вамъ за то устраиваю протекцію князя,— вдь это ршено. Чего же вамъ самимъ все къ князю соваться? Вы знаете, онъ любитъ только дамское общество и ненавидитъ, чтобъ ему мужчины мшали.

Бликъ.

Я вдь и предоставилъ вамъ.

Буранова.

Такъ и не мшайте. Длайте свое. Метельниковъ вотъ уже два дня здсь гоститъ, а у насъ все еще не въ шуб рукава, все еще ршительнаго отвта не даетъ: покупаетъ онъ имнье или нтъ. Поговорите съ нимъ сейчасъ объ этомъ, надо же мн наврно знать. Константинъ Иванычъ! пожалуйте сюда на минутку.

Метельниковъ — подходя.

Что прикажите?

Буранова.

Вы о чемъ тамъ разговарили съ Николай Маркычемъ?

Метельниковъ.

Спрашивалъ, когда бы ему мою просьбицу поподробне изложить.

Буранова.

Вы ему не говорили, что собираетесь купить у меня имнье?

Метельниковъ.

Нтъ, не сказалъ.

Буранова.

Вы не говорите.

Метельниковъ.

Да ему что?! онъ филозофъ, матерьяльныхъ счетовъ никакихъ не понимаетъ.

Буранова.

Все-таки не говорите.

Метельниковъ.

Не скажу-съ.

Буранова.

И вообще ни съ кмъ здсь объ этомъ не разговаривайте. Не потому, что что нибудь такое, а такъ, не люблю я этихъ пересудовъ.

Метельниковъ.

Конечно, лишнее.

Буранова.

Такъ ужь это скучно, что все меня хотятъ учить, и чтобъ я слушалась безпрекословно. Замтили, какъ эта продажа не по сердцу Бережковой Она тоже добрая женщина и любитъ меня, но эти совтованія, право, тяжелы. Я же такая нершительная. Два раза ужь у меня покупали это имніе, и хорошую цну давали, да вотъ такъ же, какъ теперь: стали отговаривать…

Бликъ.

Да, ужь съ вами надо вести дло по горячимъ слдамъ: того и жди повернете оглобли.

Буранова.

Такъ пускай это останется между нами: вы, я и Анатолій Павлычъ,— больше никому.

Метельниковъ.

Хорошо-съ.

Буранова.

А ваша барышня совсмъ завладла Николай Маркычемъ.

Метельниковъ — улыбаясь.

Друзья закадычные.

Буранова — Лукину.

Николай Маркычъ, какъ вами, однако, барышня то завладла!— подлитесь и съ нами вашимъ обществомъ.

Лукинъ.

На что я вамъ?— у васъ безъ меня много дла. Легко-ли: всмъ гостямъ угодить!.. Какъ вы еще здсь остаетесь, вамъ-бы слдовало тоже встртить князя.

Буранова.

Я замчаю: вы недовольны, что у меня много гостей, и что я не могу вамъ однимъ посвятить все мое время.

Лукинъ.

Никогда на это не разсчитывалъ.

Буранова.

Напрасно: для васъ у меня всегда найдется лучшая минутка.

Лукинъ.

Для всхъ найдется. Вы хозяйка предупредительная.

Метельниковъ.

Правда-съ, никто на васъ жаловаться не посметъ.

Лукинъ.

На то у васъ добрая душа,— всхъ привтствуетъ.

Буранова.

Какъ-же это всхъ?

Лукинъ.

Всхъ ршительно. Вы вдь какъ солнце: всякаго пригрть готовы, никакого выбора не длаете ни въ вашихъ удовольствіяхъ, ни въ вашемъ знакомств. Глупость какую-нибудь услышите — любезно сметесь, умную рчь — въ восторг и отъ нея: ко всему благосклонны и щедро тратите ваше время, безъ всякаго разбора, вполн… (Ищетъ слова.) благодтельно.

Буранова.

Только поневол… А! Николай Маркычъ, вы злость мн хотите сказать.

Бликъ.

Чего хотть, — сказалъ ужь.

Буранова.

Не грхъ ли вамъ?.. я несчастная, безпомощная женщина, живу изо-дня въ день одиноко, безъ всякихъ удовольствій: безъ глупыхъ, безъ умныхъ — безъ всякихъ, — и благодарю Бога за все, что онъ мн, какъ милость, посылаетъ. Какой тутъ выборъ?— Кружокъ моихъ знакомыхъ такъ малъ, и, не будь ихъ, меня судьба раздавила-бы, какъ маленькаго червяка

Анна.

Какъ картинно.

Буранова.

Вы-бы желали, чтобы, въ угоду вамъ, я прогнала отъ себя всхъ, кто мн преданъ и кто меня любитъ?

Лукинъ.

Сохрани меня Богъ!— напротивъ. Я даже не понимаю, зачмъ вы спорите со Мной и какъ будто въ чемъ-то оправдываетесь, — теперь, когда вашъ милый князь сейчасъ можетъ подъхать, и будетъ очарованъ вашей встрчей. Ступайте встрчать князя,— онъ лучше оцнитъ вашу внимательность, чмъ я.

Буранова.

Вы пріхали дразнить меня и обижать?

Лукинъ.

Богъ меня знаетъ, зачмъ я пріхалъ. А чтобъ не обижать васъ, я сейчасъ уйду на село. У меняже тамъ и дло есть: дьякону надо отдать лекарство.

Буранова.

Конечно, лучше уйти, чмъ сердить и сердиться.

Уходитъ налво, въ глубину.

Анна — Лукину.

А мн позволите васъ проводить до села?

Лукинъ.

Коли хотите, Анненька, пожалуй.

Уходятъ оба направо.

Метельниковъ.

Вдь Елена-то Григорьевна разгнвалась.

Бликъ.

Во-на! догадался. Передъ нимъ такая перепалка идетъ, что пыль столбомъ подымается, а онъ: ‘разгнвалась’.

Метельниковъ.

Чего-же это она?

Бликъ.

Милые бранятся — только тшатся.

Метельниковъ.

Откуда вы взяли: милые?

Бликъ.

Ахъ, вы, слпой человкъ! во-очію передъ нимъ совершается — не видитъ. Изъ-за чего-же, по вашему, Николай Маркычъ такъ на нее окрысился?.. Онъ сюда изъ Москвы за сорокъ верстъ разлетлся, думалъ — вдовушку одну застанетъ, анъ полонъ домъ гостей, для любви-то какъ это неакуратно чужое мшательство.

Метельниковъ.

Вотъ не подозрвалъ! Николай Маркычъ этакій филозофъ и увивается за нашей вдовушкой, — вотъ не думалъ-то!

Бликъ.

Изумительный вы человкъ. Какъ-же вы мечтаете въ аферы да въ предпріятія пускаться, когда у васъ ни чуточки нтъ наблюдательности. Четыре года вы Николая Маркыча знаете, свой человкъ онъ у васъ въ дом, и не чуете, что, можетъ быть, не ныньче-завтра онъ женится.

Метельниковъ.

Не чуялъ, уврять не стану, нисколько не чуялъ… Вотъ что!— женится… не съ его, значитъ, одной стороны, — и она.

Бликъ.

Да что вы никогда въ жизни, что-ли, влюбленной женщины не видали?! кто-же съ спокойной душой въ такой азартъ приходитъ?

Метельниковъ

Взаимный любовный интересъ!— вотъ штука!.. сюрпризъ для меня… и по моему длу, — покупки у нея имнья, — скажу откровенно: сюрпризъ непріятный.

Бликъ.

Почему такъ?

Метельниковъ.

Какъ-же, Анатоль Павлычъ, признаться вамъ, я на Николай Маркыча разсчетъ имлъ. Словъ нтъ, имнье дешево, и вся эта операція слагается безъ всякаго капитала, но вдь для начала-то, для первой выплаты, нужны наличныя деньги, ихъ надо мн занять.

Бликъ.

Разумется.

Метельниковъ.

Я вдь для этого и думалъ обратиться къ Николай Маркычу. Онъ, какъ богатый человкъ и расг положенный ко мн и къ моей Анн, можетъ, не отказалъ-бы. Правда, у меня есть еще одно мсто, гд я надюсь получить, но тамъ съ меня тоже маленько стянутъ, не такъ выгодно брать.

Бликъ.

Отчего-жь вамъ не попросить у Николая Маркыча?

Метельниковъ.

Занять у него деньги, чтобы купить имнье у его невсты? это какъ-то выходитъ, что какъ будто я у него занялъ, чтобы ему же и заплатить.

Бликъ.

Такъ что-жь?— вы съ нимъ свое дло ведите, съ ней свое. Она-же сама просила, чтобъ вы Николаю Маркычу не говорили, что у нея хотите купить.

Метельниковъ.

Справедливо-съ, просила.

Бликъ.

Напротивъ, это даже будетъ очень смшно: изъ его кармана, да въ ея карманъ, — ихъ влюбленныя сердца будутъ горть, а имнье оттого растаетъ. Если, батенька, вы хотите аферу длать, такъ постороннія разсужденія вс вонъ. Кто кому братъ, или мужъ, или сынъ, это васъ не должно касаться, было-бы только все по форм и на законномъ основаніи. У меня одинъ помщикъ противъ самаго себя процессъ велъ. Затянули мы его на компанейскихъ началахъ арендовать казенныя земли, да у компаніи съ нимъ-же и вышелъ споръ о границахъ владнья. Такъ вдь такъ и жалобы писали: покорно, молъ, просимъ взыскать съ помщика Клушина столько-то убытковъ, — и подписывали: такіе-то, да такіе-то, и между прочими помщикъ Клушинъ. Съ одной стороны — онъ истецъ, съ другой — отвтчикъ: законъ въ это не входитъ.

Метельниковъ.

Если такъ-то разсудить, такъ оно…

Бликъ.

Это вздоръ и вамъ помшать не можетъ, — но вотъ что вамъ помшаетъ, такъ дйствительно: ваша медленность.

Метельниковъ.

Какъ?

Бликъ.

Вы видите, барыня въ какомъ настроеніи, ей теперь не до длъ… у нея теперь амуры въ голов: какъ-бы поскорй сбыть съ рукъ имнье, да на эти деньги отдлать себ квартирку, да расфрантиться, чтобъ соколика своего въ этакую обстановку заманить, а вы все ей ни то ни сё говорите. Вдь навернется съ налету другой покупщикъ, она сразу ршитъ, будете потомъ говорить: по усамъ текло да въ ротъ не попало.

Метельниковъ.

Надо-же все уяснительно разсмотрть. Отрзать не долго, — какъ-же не отмривая-то?

Бликъ.

Мало я вамъ отмривалъ да разъяснялъ? Поставьте вы рублевую свчку святому угоднику, что у меня много другихъ длъ затяно, — я-бы вамъ этого не уступилъ, самъ-бы купилъ имнье

Метельниковъ.

Вамъ и такъ будетъ барышъ за сватовство.

Бликъ.

Еще-бы безъ барыша!— какой-же и профитъ, владыко небесный!.. Я вамъ пустошь покажу, косякомъ къ буераку пришлась, она тутъ за негодную землю считается, кустарникъ на ней и Зайцы бгаютъ косоглазые. Копните ее: шеколадъ пралинэ, двственная почва, что хотите, то и сажайте, все выростетъ. Да этакихъ-то десятинъ сто слишкомъ гуляетъ.

Метельниковъ.

Объ чемъ-же управляющій-то думаетъ?

Бликъ.

Какой у нея управляющій?— баринъ въ пиджачк: жалованье получилъ и спокоенъ. Вы раскиньте умомъ, какое это мсто?— здсь хорошенько поналечь, такъ чего не нагородишь!.. Напримръ: дачи построить для москвичей, виллы этакія можно завести… да я-бы отсюда одного молока вывезъ, такъ всю-бы Москву имъ опоилъ.

Метельниковъ.

Болота тутъ очень много.

Бликъ.

Какое болото?— золотое дно!.. вдь это только наше невжество въ немъ клюкву обираетъ, взворотите его, — тамъ чистйшій торфъ перваго сорта. Вонъ кругомъ все фабрики заводятъ, топить ихъ надо. Начните-ка торфъ вырзывать, не велика мудрость, не Шопенгауера читать… пріучите-ка ихъ торфомъ топить!— да это исторія какая будетъ, — ухъ! дышать страшно.

Метельниковъ.

Я вотъ что: я ей сегодня объявлю, что во всякомъ случа имнье покупаю. Ну, не выгоритъ дло съ Николай Маркычемъ, я въ другомъ мст деньги достану.

Бликъ.

Все-таки мой совтъ: вы не увлекайтесь, вы ей больше сорока пяти тысячъ не давайте, какъ она ни проси. Вы упритесь — и ни за что. Она отдастъ, ей за что-бы ни продать — лишь-бы продать. Вы лучше, коли что лишнее, — мн прибавьте, а ей не давайте.

Метельниковъ.

Сочтемся, — съ вами сочтемся.

За сценой говоръ и хохотъ, справа Катя и Лиза вводятъ Похлестова подъ руки, онъ притворно упирается. За ними Бережкова.

Похлестовъ.

Барышни! барышни! неземныя созданья!.. куды вы меня ведете? я заблужусь, назадъ дороги не найду… куда вы меня завели?

Катя.

Куда надо, ваше сіятельство! извольте слушаться и не разсуждать!

Похлестовъ.

У! какъ повелительно, плутъ востроглазый… ишь какъ волосишки на лобъ натрепала,— молодежь смущать?

Бережкова.

Баше сіятельство! ваше сіятельство!

Похлестовъ.

Ну, ну, не смю, не смю… Мамаша строгая, при ней ничего такого нельзя говорить — ни гу-гу!.. молчокъ!

Бликъ — раскланиваясь.

Ваше сіятельство…

Похлестовъ.

А! Бликъ, bonjour… Гд-же наша хозяйка? гд наша главная роза?

Бликъ.

Он къ вамъ навстрчу пошли.

Входитъ Буранова слва.

Буранова — протягивая руку Похлестову.

Я васъ жду у калитки сада, а вы ужь прохали къ крыльцу. Безподобный князь, какъ вы насъ всхъ утшили.

Похлестовъ.

О, слышу я волшебный голосъ!…

Рукопожатіе.

Буранова.

Вы всхъ знаете?— ахъ, вотъ, представляю вамъ новаго знакомаго: Константинъ Иванычъ Метельниниковъ.

Похлестовъ — Метельникову.

Здравствуйте. (Бурановой.) Ну, хорошенькая вдовушка, я вамъ тамъ цлый коробъ привезъ всякой всячины: и конфектъ привезъ, и пирогъ какой-то сладкій, la что-то такое, не помню… но главное, я вамъ привезъ новость, самую сладкую новость… пойдемте къ сторонк я вамъ шепну. (Всмъ остальнымъ.) Вы вс отойдите, отойдите, — такъ. (Бурановой.) Вотъ что, мой ангелъ: вашу просьбу я исполнилъ, на счетъ этого подряда…

Буранова.

Правда?

Похлестовъ.

Все будетъ какъ вы желали, я упросилъ нашихъ директоровъ. Потомъ подробно разскажу, теперь хотлъ только впередъ порадовать: все будетъ, какъ вы желали.

Буранова.

Князь! я готова за это васъ поцловать.

Похлестовъ — подставляя щеку.

Ловлю на слов: волшебница, цлуйте.

Буранова.

Отъ всей души. (Къ остальнымъ.) Господа, будьте свидтелями: я приношу благодарность князю.

Цлуетъ его.

Похлестовъ.

Теперь я до самаго гроба не буду мыть эту щеку.

Бликъ — подходя.

Съ наградой честь имю поздравить, ваше сіятельство.

Похлестовъ.

Да, заслужите-ка такую награду, а я вотъ заслужилъ. (Бережковой.) Строгая мамаша опять надулась! чего надулась?

Отходитъ къ Бережковой.

Бликъ — тихо Бурановой.

Что князь вамъ говорилъ?— на счетъ подряда?

Буранова.

Да. Дло идетъ на ладъ, и вы, вроятно, свое получите.

Бликъ.

Только вроятно?— я вамъ опредленне скажу: Метельникова я приструнилъ, и онъ окончательно ршилъ купить у васъ имнье.

Буранова.

Ну, это еще не совсмъ опредленне.

Похлестовъ — всмъ.

Что же мы будемъ длать? Красавица роза, я хочу шалить!… птички мои, пичужечки, я хочу шалить!.. какъ поэтъ сказалъ? Давайте веселиться, давайте жизнію играть, пусть чернь слпая суетится, намъ не для чего ей подражать…

Бережкова.

Когда вы угомонитесь, князь?

Похлестовъ.

Нельзя, мамаша, нельзя?— это мои минуты отдохновенья. Въ город я работникъ, я труженикъ, я приклеенъ къ моему стулу, брюзга и скученъ, какъ приказная книга. Тамъ ко мн не подходи, кусатьбя стану. А здсь я превращаюсь въ дитя. Я безпеченъ, я новорожденный младенецъ. Мн необходимо отдыхать съ моими ангелочками… Это моціонъ души, это меня вдохновляетъ.

Входитъ Переносовъ.

Переносовъ.

Вотъ карты, досталъ!.. пожалуйте, — четыре колоды и дв даже не распечатаны. Ахъ! ваше сіятельство.

Раскланивается.

Похлестовъ — кивнувъ ему головой.

Карты! хорошо, давайте въ карты играть, я соберу передо мной весь мой букетъ.

Бликъ.

Ваше сіятельство, прикажете въ ералашъ?

Похлестовъ.

Съ вами? еще, пожалуй, въ сибирскій, съ винтомъ?— нтъ, спасибо, меня одинъ разъ такъ штрафами навинтили…

Бликъ.

Въ какой прикажете-съ.

Похлестовъ.

Нтъ, нтъ, я тутъ съ моими птичками въ дурачки… вы тамъ свою партію составляйте, вонъ мамашу возьмите, ее намъ не надо, она строгая…

Усаживается справа подл Кати и Лизы.

Буранова — слва.

Вотъ васъ четверо, какъ и нужно.

Бликъ — у стола въ павильон.

Засядемте, Александра Николавна.

Переносовъ.

Нтъ-съ, Елена Григорьевна, я безъ васъ играть не буду.

Буранова.

Василій Кузьмичъ! Что за непослушаніе? (Улыбаясь и мняя тонъ.) Прошу васъ, — за меня, на мое счастье. Я съ вами въ долю пойду.

Переносовъ.

Повелваете вы мной, — настоящая царица-монархиня.

Буранова.

Со мной въ долю, разв вамъ непріятно?… Выигрышъ мой, проигрышъ вашъ.

Переносовъ.

Какая-же это доля? это условіе несообразное.

Буранова — смясь.

Хорошъ!— то я царица, а денегъ коснулась, такъ и испугался.

Переносовъ.

Я не испугался… но… какъ всегда этакъ бываетъ, что, пополамъ.

Буранова.

Не бойтесь, я пошутила.

У стола слва услись Бликъ, Метельниковъ и Бережкова.

Бликъ — Переносову.

Нечего, нечего аршинничать то, идите, берите карты, я ужь вамъ сдалъ.

Переносовъ — садясь къ столу.

Грубый какой вы.

Похлестовъ.

Вдовушка! вы къ намъ.

Буранова.

Къ вамъ, къ вамъ, князь.

Подсаживается къ столу справа.

Бережкова.

Я назначаю бубны.

Бликъ.

Славны бубны за горами.

Метельниковъ.

Безъ козырей, позволите?

Бережкова.

Ходите.

Буранова — у другого стола.

Мн не сдавайте, я такъ посижу.

Похлестовъ.

Эге! тузъ подъ колодой. Я вотъ его шестерочкой подмню.

Лиза.

Не испугаете. Неугодно-ли троечку? Извольте крыть.

Катя.

У кого тузъ на рукахъ, тому быть въ дуракахъ.

Похлестовъ.

Посмотримъ, посмотримъ, поглядимъ.

Въ глубин появляется Анна.

Буранова — замтя ее.

Анна Ивановна, вы домой?— Мы здсь.

Анна.

Я въ болото попала, промочила ноги, мн надо перемнить ботинки.

Похлестовъ — Бурановой.

Что за новый цвтокъ?

Буранова — Анн.

Позвольте васъ познакомить: князь, это племянница Константина Иваныча.

Похлестовъ.

А! хорошенькая племянница. Въ нашъ букетъ племянницу, въ букетъ, къ намъ.

Буранова.

Куда-же вы Николая Маркыча двали?

Анна.

Онъ къ дьякону пошелъ.

Катя.

Къ дьякону? Зачмъ къ дьякону?

Похлестовъ.

Священной исторіи учиться?

Бликъ.

Акаистъ читать, ваше сіятельство, акаистъ вдвоемъ читаютъ.

Буранова.

Или врне молебенъ служитъ о спасеніи нашихъ душъ. Мы вс для него такіе ничтожные, безтолковые, легкомысленные… Врно, ушелъ молиться за насъ.

Анна.

Нтъ. Онъ зналъ, что вы займетесь дломъ, и не хотлъ мшать вашему полезному занятію.

Буранова — смясь.

Карточной игр?.. Гд ужь намъ дломъ заниматься! Мы старое поколнье, только ублажаемъ себя, ученостью не хвалимся, на жертвы не годимся.

Анна.

За то другихъ въ жертву приносить умете.

Буранова.

Того, кто самъ напрашивается.

Анна.

Кого судьба отдастъ вамъ въ руки.

Похлестовъ.

Ступайте, ступайте, племянница, — просушите ваши ножки и скорй къ намъ возвращайтесь, въ нашъ кружокъ, играть въ дурачки.

Буранова.

Да, приходите играть съ нами.

Анна.

Съ вами играть?— Нтъ, съ вами игра для меня слишкомъ опасна.

Похлестовъ.

Почему опасна?

Анна.

Я очень мало разсчитываю на свои силы, я непремнно останусь дурой.

Уходитъ въ домъ.

Похлестовъ.

Mesdames, mesdames, тутъ кто то плутуетъ! Тутъ наврно плутовство…

Общій оживленный карточный говоръ.

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ.

Та-же декорація.

Бережкова сидитъ, входитъ Катя.

Катя.

Что вамъ угодно, мамаша?

Бережкова.

Я нарочно здсь осталась и просила Елену Григорьевну, чтобъ она тебя прислала, — потому не хотлось мн при всхъ теб говорить: ты, ma ch&egrave,re, совсмъ забываешь и кто ты, и гд ты.

Катя.

Какъ, мамаша?

Бережкова.

Что у тебя за тонъ явился, что за манеры? ей-богу, точно ты не моя дочь. Давеча за обдомъ теб князь что-то говоритъ, а ты ему въ отвтъ: ‘держите карманъ!’ Что за выраженія?

Катя.

Мамаша, онъ не обижается.

Бережкова.

Ради себя не должна ты говорить такихъ тривіальностей. Откуда ты этого набралась? гд ты слышала, чтобъ благовоспитанная двушка такъ говорила?.. И потомъ: дергаешь князя за сюртукъ, хохочешь во весь ротъ, какъ горничная…

Катя.

Князь намъ разсказываетъ такіе смшные анекдоты, онъ такой веселый.

Бережкова.

Онъ можетъ себ позволить шутку, потому что сановникъ и пожилой человкъ, но вы не должны сейчасъ ужь вести себя за панибрата съ нимъ. Сколько вамъ объ этомъ ужь говорено, и все надо за вами присматривать. Наблюдайте вы сами за собой. Что-же, кататься подутъ?

Катя.

Да, Елена Григорьевна ужь велла шарабанъ запрягать.

Бережкова.

Кто же детъ?

Катя.

Вс.

Бережкова.

Разв усядутся?

Катя.

Усядутся, въ шарабан восемь мстъ.

Входитъ Метельниковъ.

Метельниковъ.

Сказали, что Николай Маркычъ вернулся и въ саду гд-то, весь садъ обошелъ, нигд нтъ.

Бережкова.

Какъ это не хорошо: пріхать въ гости въ деревню и уйти это всего общества.

Метельниковъ.

Общалъ мн удлить часокъ на разговоръ, — забылъ что-ли!..

Бережкова — Кат.

Иди, дитя, что-жь ты стоишь? Только помни, пожалуйста, мои наставленія. Всякій разъ, когда захочешь что-нибудь сказать или сдлать, подумай сперва: понравится это мамаш или нтъ, тогда и не сдлаешь ошибокъ. Иди, играй.

Катя уходитъ.

Метельниковъ.

Восхищаюсь я вами, Александра Николавна, какъ вы умете хорошо наставленіе прочитать и преподать всякое обхожденіе, — замчательно.

Бережкова.

Воспитываешь дочерей, такъ научишься. Впрочемъ и то: воспитанье всегда была моя страсть. Я и въ чужихъ дтяхъ не могу не разбирать ихъ характеры и недостатки… и сужденья свои высказываю прямо. Постороннія матери у меня часто совта спрашиваютъ и благодарятъ.

Метельниковъ.

Какъ не благодарить!

Бережкова..

И вамъ скажу.

Метельниковъ.

Сдлайте одолженіе.

Бережкова.

На счетъ вашей племянницы. Милая она двушка, но… такая молоденькая, а ужь критикъ большой… осуждаетъ всхъ.

Метельниковъ.

Есть эта привычечка, есть.

Бережкова.

Что вдь жаль: препріятная двушка и остроумная, видно, что развита, — но лоску никакого, шероховатость какая-то, угловатость.

Метельниковъ.

Росла какъ грибъ, безъ отца, безъ матери, — оттого, съ двухлтняго возраста на моихъ рукахъ… у меня же служба, мн этимъ некогда заниматься.

Бережкова.

Сиротка, — бдняжечка. Гд-же вы ее воспитывали?

Метельниковъ.

Въ гимназіи, гд-же больше.

Бережкова.

Надо-бы въ какой-нибудь хорошій пансіонъ отдать, гд-бы за каждымъ шагомъ слдили. Вдь въ воспитаньи, я вамъ скажу, первые годы важне всхъ остальныхъ. Мозгъ ребенка надо только направить, направилъ его, потомъ все легче пойдетъ.

Метельниковъ.

Мн-съ это не по средствамъ, на мдныя деньги ее училъ.

Бережкова.

Однако она много знаетъ. Сегодня утромъ моимъ дочерямъ о какихъ-то растеніяхъ разсказывала… Я какъ-будто не замчаю, а у меня одно ухо всегда на сторож, что говорятъ съ моими дочерьми… Изумила меня Анеточка,— профессоръ, такъ и ржетъ.

Метельниковъ.

Это ужь благодаря Николаю Маркычу, онъ съ ней три года занимается разными предметами научными… Безкорыстно-съ, — такъ, изъ сочувствія, что Анна двочка способная… Добрый человкъ Николай Маркычъ. Теперь ужь она сама уроки давать начинаетъ, свой хлбъ заработываетъ.

Бережкова.

Пчелка дорогая!

Метельниковъ.

А это дйствительно-съ, вы врно замтили: характеромъ она тяжела. Иной день и не поймешь ее и не сладишь.

Бережкова.

Недостатокъ хорошаго общества: одинъ человкъ остается, такъ и дичится. Коли хотите, въ этомъ отношеніи я вамъ, пожалуй, помощь окажу. Присылайте ее ко мн, она мн симпатична, я ее приласкаю и пошлифую. У меня она найдетъ самое лучшее общество со всей Москвы, — я о дочеряхъ хлопочу.

Метельниковъ.

Очень вамъ буду обязанъ, сдлайте милость.

Бережкова.

Погодите, я лучше сдлаю, я сейчасъ моимъ двочкамъ шепну, чтобъ он ее приручили. Молодежь между собой скоре сходится. (Входитъ Анна.) Вотъ она сама, моя милушечка. (Анн.) Куда вы ушли это всхъ? Что это вы все уединяетесь?

Анна.

Я пришла говорить съ дядей, какое-же это уединеніе.

Бережкова.

Поговорить съ вашимъ дядюшкой? интимно поговорить?.. Бесдуйте, душенька, я ухожу. Развивайте въ себ эту черту привязанности и благодарности къ дядюшк, вы ему всмъ обязаны. Благодарность самая высокая черта въ человк.

Цлуетъ ее.

Анна.

Что вамъ отъ меня угодно?

Бережкова.

Я сейчасъ узнала, что вы сиротка, бдняжечка, съ младенческихъ лтъ… Меня ничто такъ не трогаетъ, какъ сиротское положеніе. Съ дтства не знать родительской ласки,— это большое лишеніе!

Анна

Я вамъ не жалуюсь на мою судьбу.

Бережкова

Вы никогда и не будете жаловаться, никому, у васъ выработанный, твердый характеръ, но опытному глазу вы не помшаете замтить… Вы мн съ первой минуты были симпатичны, и я всегда съ наслажденіемъ выслушаю ваше всякое откровенное, задушевное слово и дамъ вамъ материнскій совтъ. (Цлуетъ ее.) Милая она, прелестная!.. Эта шероховатость сойдетъ… Ну, бесдуйте съ дядюшкой, бесдуйте,— я не слушаю.

Уходитъ.

Анна.

Что съ ней?— кто ее пришибъ?

Метельниковъ.

Какъ ты все это бранно и непріязненно — ахъ!.. Ну, объ чемъ ты со мной хотла говорить?

Анна.

Ни объ чемъ. Не сказать же ей, что я ушла, потому-что мн противна вся эта скверная компанія.

Метельниковъ.

Ты такъ грубо тутъ со всми обращаешься, право, за тебя совстно. Думай объ нихъ про себя, не всмъ на показъ. Удивительно нужно: и тому дерзость, и другому,— что такое? точно теб деньги за это даютъ.

Анна.

Значитъ, распечка.

Метельниковъ.

Легкомысленно это, какъ угодно. Коли тебя оно ужь такъ веселитъ, ты бы хоть подумала, что меня постоянно подъ непріятность подводишь. Ты сказала дерзость, повернулась и ушла, а потомъ я за тебя извиняйся, да отстаивай тебя, да оправдывай. Я теб дядя, не долженъ допускать, чтобъ тебя хулили, заступаться долженъ,— и бранись да ссорься.

Анна.

Да, это глупо. Хорошо, я буду себя сдерживать.

Метельниковъ.

Особливо я тебя прошу поделикатнй съ Еленой Григорьевной. Что ты за судья такой для нея?— шпильки какія-то все ей говоришь, когда знаешь что я съ ней дло затваю. Будетъ она видть, что ты ее все ежомъ встрчаешь, надостъ и ей.

Анна.

Ахъ, я не знаю,— мн вдругъ стало такъ скучно здсь, такое зло разбираетъ…

Метельниковъ.

Скучно?— сама-же ты просила, чтобъ я тебя взялъ сюда.

Анна.

Чего я ждала, того нтъ, все не такъ длается, какъ-бы мн хотлось. Дядя Костя, увези меня завтра назадъ въ Москву.

Метельниковъ.

Анна, это, ей богу, нестерпимо!.. ты во всхъ моихъ предпріятіяхъ непремнно хочешь быть помхой,— все точно десятилтняя капризничаешь. Выросла изъ подростковъ, имй разсудительность, я сюда не въ гости пріхалъ, я дло длать пріхалъ, имнье покупать. Мн нужно все хорошенько осмотрть и сговориться съ Еленой Григорьевной. Скоро ли въ жизни еще дождешься такой выгодной аферы.

Анна.

Смотри, чтобъ на этой афер тебя-же не надули.

Метельниковъ.

Ну да, конечно… я, по-твоему, глупе всхъ на свт, знаю твое мнніе, ты меня передо всми унизить готова.

Анна.

Нельзя-ли мн безъ тебя ухать?

Метельниковъ.

Что это? ахъ ты!.. Ну зачмъ ты похала? оставалась-бы въ Москв,— что ты привязалась ко мн?.. Какъ теб теперь ухать?— изъ деревни извощика не возьмешь, вдь сорокъ верстъ до Москвы… Вс на два дня остаются, одинъ князь возвращается, — не хочешь-ли съ нимъ вдвоемъ хать?.. Такъ ей-богу досадно!— послушаешь тебя…

Анна.

Останусь, не погибну.

Метельниковъ.

Займись чмъ-нибудь. Съ утра была же веселая… съ барышнями, съ Бережковыми, он такія воспитанныя.

Анна.

Не безпокойся обо мн. (Увидавъ входящаго Лукина.) А! вотъ теб Николай Маркычъ.

Метельниковъ.

Николай Маркычъ, злодй, общалъ мн удлить часокъ на объясненье. Я ждалъ, что хоть къ обду придетъ, и къ обду не пришли.

Лукинъ.

Виноватъ, совсмъ забылъ.

Анна.

Стоитъ-ли объ насъ помнить.

Метельниковъ.

Анна, будетъ съ тебя… (Лунину.) Ну, ужь благо кстати пришлось, никого здсь нтъ,— выслушайте вы мою просьбу.

Лукинъ.

Пожалуйста.

Метельниковъ.

Сядемте… Дло надо обстоятельно говорить. (Садятся.) Дайте мн прежде всего слово, что, какъ-бы вы мн тамъ ни отвтили, наши отношенія оттого не измнятся… ни ссоры, ни пререканія…

Лукинъ.

Отчего имъ мняться?

Метельниковъ.

Отвтьте мн прямо, по правд, безъ утайки. Я бы никогда не посмлъ этимъ васъ безпокоить, только какъ считая васъ за друга… доброта ваша къ намъ испытана многими годами, вотъ и къ Анн моей…

Лукинъ.

Что такое?— говорите.

Метельниковъ.

Войдите въ положеніе двицы сироты, — ради племянницы моей, я ршаюсь…

Анна.

Ужь ради племянницы-то ты пожалуйста не ршайся.

Метельниковъ.

Все ты общаешь мн не путать меня и все путаешь.

Анна.

Когда меня касается.

Отходитъ и гуляетъ въ глубин.

Лукинъ.

Говорите: что надо?

Метельниковь.

Николай Маркычъ, скажите мн откровенно, считаете-ли вы меня честнымъ человкомъ?

Лукинъ.

Ну?

Метельниковъ.

Вы знаете меня только четыре года, спросите всхъ, кто меня зналъ прежде. Хотите, я вамъ доставлю оффиціальныя свднія?

Лукинъ.

Константинъ Иванычъ.

Метельниковъ.

Не перебивайте. Тутъ вы въ своемъ прав не доврять. Я самъ прошу васъ: справьтесь, удостоврьтесь, что Константинъ Метельниковъ всегда былъ честнымъ человкомъ. Не угодно-ли, товарищи мои, въ одномъ чин со мной служить начали, — Веревкинъ Панфилъ куда пролзъ? теперь экономомъ въ госпитал въ Петербург, въ рубль серебромъ порцію курицы ставитъ, старой да жесткой, какъ голенище, которую можетъ быть человкъ вашъ въ не возьметъ, у больного страдальца воруетъ!— что-жь, это честно?

Лукинъ.

Къ чему же…

Метельниковъ.

Теперь Андреевъ, Тимоей Ксенофонтычъ?.. на желзной дорог служитъ при подвижномъ состав. Какое его дло? записалъ да сигаретку покурилъ, а шесть тысячъ жалованья въ годъ за это получаетъ. Почему?— потому что молчи да прикрывай, какъ директорй общество грабятъ. Можетъ, и дйствительно его рука чиста, да вдь шесть тысячъ, Николай Маркычъ, такъ задаромъ, за молчаніе, какъ-же это не подкупъ? что тутъ честнаго? помилуйте.

Лукинъ.

Что вы…

Метельниковъ.

Разв вы думаете, я не могъ себ достать такого мста?.. Я честно и справедливо восемнадцать лтъ моему государю и отечеству въ почтамт прослужилъ, проработалъ, какъ волъ хлбопашца… Всякій приходящій въ почтамтъ уважалъ меня, генералъ Ковригинъ не разъ мн говорилъ, что мн всегда готовъ протекцію составить, — я не желалъ. Стало тснить меня мое начальство, племяннику какому-то мое мсто понадобилось, я не ропталъ, не жаловался, самъ вышелъ. Не умю я просить и кланяться, Николай Маркычъ, и не хочу. Служу теперь въ таможенномъ вдомств, спросите послдняго сторожа, что я за человкъ?

Лукинъ.

Все это прекрасно, — положимъ, вы честнйшій, распречестнйшій…

Метельниковъ.

Что за насмшки…

Лукинъ.

Я не насмхаюсь, я хочу знать, въ чемъ дло? зачмъ такія предисловія?

Метельниковъ — понизивъ голосъ.

Дло вотъ въ чемъ, Николай Маркычъ: мн представляется случай, можетъ быть, единственный случай во всей моей жизни, честнымъ образомъ нажить капиталецъ, который обезпечитъ и племянницу и меня на всю мою старость. Помогите мн въ этомъ.

Лукинъ.

Какъ?

Метельниковъ.

Мн для этого нужно, такъ сказать не перехватъ, тридцать тысячъ, всего на дв недли. Доврьте мн подъ вексель эту сумму.

Лукинъ.

Любезнйшій Константинъ Иванычъ…

Метельниковъ.

Мн не у кого больше просить. Вдь вс эти вотъ, въ род этого купчишки Переносова, безъ за* лога не дадутъ, а гд мн взять? какой у меня кредитъ?..

Лукинъ.

Константинъ Иванычъ, я-бы ей-богу душевно радъ, но извините меня, право…

Метельниковъ.

У васъ въ настоящую минуту денегъ нтъ?— это всегда такъ говорятъ… ‘Ахъ какъ жалко, вотъ еслибъ на прошлой недл вы меня попросили, у меня было сколько угодно, а теперь этакое несчастье!’ — такъ всегда говорятъ. Но вы погодите мн отвчать, я отъ васъ ничего не скрою, я вамъ всю операцію изложу: вы убдитесь, что ваши деньги будутъ какъ въ желзномъ сундук.

Лукинъ.

Я вамъ врю, только…

Метельниковъ.

Выслушайте, выслушайте, выслушайте сперва. Я хочу купить имнье. Есть одна дама, все-равно кто, вы не знаете… По ея женскому легкомыслію ей надоло хозяйничать, и она просто хочетъ съ имньемъ развязаться. Половину денегъ я долженъ сейчасъ внести, половину потомъ. Теперь надо вамъ сказать, что эта госпожа совсмъ никакого понятія не иметъ въ этомъ дл и отдаетъ мн свое имнье ровно за полцны его стоимости. Такимъ манеромъ, какъ только купля совершится, я заложу имнье въ поземельный банкъ. Мн подъ залогъ дадутъ больше, чмъ я за него заплачу, стало быть, я вамъ сейчасъ и верну свой долгъ… Мн нужно только теперь отдать первыя деньги, чтобъ имнье взять въ свои руки.

Анна издали прислушивается.

Лукинъ

Позвольте, позвольте, такъ-ли я понялъ? Вы хотите сдлать такъ-сказать аферу: пріобрсть имнье, не истративши ни копйки.

Метельниковъ.

Да, да.

Лукинъ.

Потому что эта глупая дама не знаетъ цны своему имнью и продаетъ вамъ такъ дешево, что вы, заложивши его, можете ей все выплатить занятыми деньгами?

Метельниковъ.

Такъ, такъ, я думаю даже, что у меня изъ займа-то еще кое-что останется.

Лукинъ.

Стало-быть вы пользуетесь тмъ, что никто этой дам не объяснитъ, что она продаетъ имніе убыточно.

Метельниковъ.

Еслибъ ей объяснили-то, она-бы разумется за такую цну не продала. Въ этомъ-то вся и шутка. Буду потомъ хозяйничать, усилю доходъ, понемножку выплачу долгъ въ поземельный банкъ, и имнье будетъ мое, чисто и безраздльно. Случай врный и пользицу препріятную можно получить.

Лукинъ.

Пользицу получите, да… только какъ же вы говорите, что это честно?

Метельниковъ.

То-есть, что-же?

Лукинъ.

Вдь вы ее обмануть хотите.

Метельниковъ.

Кого?

Лукинъ.

Вашу барыню, вашу помщицу.

Метельниковъ.

Какъ-съ обмануть? я ей заплачу что она сама спрашиваетъ.

Лукинъ.

Она спрашиваетъ меньше, чмъ нужно, потому-что она не знаетъ.

Метельниковъ,

А мн какое дло? это мое счастье.

Лукинъ.

Какъ счастье? это похищенье.

Метельниковъ — встаетъ.

Нисколько-съ.

Лукинъ.

Помилуйте, ну, вотъ я разсянный человкъ, вотъ у меня бумажникъ, спросите меня: сколько въ немъ денегъ? я не съумю вамъ сказать… вотъ я его оставляю на стол, вы можете изъ него взять тридцать, пятьдесятъ рублей, я его положу опять въ карманъ и никогда не замчу, что вы взяли… вы воспользовались тмъ, что я не зналъ сколько у меня денегъ, это тоже значитъ ваше счастье?

Метельниковъ.

Совсмъ это сравненіе не годящее, — я въ жизнь свою чужого не бралъ.

Лукинъ.

Вдь вотъ хотите взять.

Метельниковъ.

Она сама отдаетъ.

Лукинъ.

Оттого, что не знаетъ, а то бы не отдала.

Метельниковъ.

Николай Маркычъ, вы меня съ толку не собьете. Словно это единственный въ мір случай. Господи Боже мой, что за грабежъ такой?.. Да скажите ради Создателя, отчего человкъ богатетъ? ходилъ въ отрепанномъ сюртучишк, три копйки въ карман, а теперь милліонъ. Трудомъ что-ли онъ наскребъ?— ничуть. Выгодно купилъ, выгодно продалъ, большой барышъ взялъ. Такъ вдь еслибъ тотъ, который ему продавалъ-то, зналъ, что онъ барышъ такой возьметъ,— заломилъ-бы цну и онъ… въ томъ и выгода, что не зналъ, въ томъ и споръ, и нажива… Что-же? какъ вы прикажете? пойти мн къ моей дам и сказать: вы, сударыня, дура, хотите мн за пятьдесятъ тысячъ имнье продать, вы просите съ меня сто тысячъ!?

Лукинъ.

Разумется.

Метельниковъ.

Ну, послушайте, вы конечно филозофъ, только ужь тутъ ваша филозофія безъ фундамента. Посл этого пришлось-бы рубашку съ себя снимать и первому встрчному отдавать. Оно, конечно, христіанская добродтель, да вдь и холодно. Весь міръ на этомъ держится, вс кругомъ то-же длаютъ.

Лукинъ.

Воруютъ!

Метельниковъ.

Въ тюрьм не сидятъ, уваженьемъ пользуются.

Лукинъ.

Не пойманъ — не воръ?.. ужь если такъ разсуждать, что-же вы выхваляете вашу честность и браните вашихъ товарищей? Вы нотаріальнымъ порядкомъ отберете имнье, потомъ барыня жалуйся, никто не вступится: вы ограбили ее на законномъ основаніи… Чмъ-же хуже вашъ Веревкинъ, который на законномъ основаніи грабитъ гошпитальный провіантъ,— или другой тамъ, который на законномъ основаніи получаетъ жалованье за то, что ничего не длаетъ?

Метельниковъ.

Ну, ужь это вы извините…

Лукинъ.

Да, наконецъ, чмъ хуже эти самые директора желзной дороги, которые грабятъ акціонеровъ на основаніи своего устава?.. да и всякаго рода мошенники, плутующіе и на бирж, и въ адвокатур, и гд угодно!— чмъ они хуже васъ?

Метельниковъ.

Благодарю покорно, — чего дождался!..

Анна приблизилась къ говорящимъ.

Лукинъ.

Ахъ, голубчикъ, только ужь не гнваться и не ворчать. Вы просили, чтобъ я говорилъ откровенно, стало быть…

Метельниковъ.

Я самъ втрескался и не возражаю. Вамъ не угодно было дать мн денегъ, вы отвели разговоръ…

Лукинъ.

Не отвелъ, а просто не дамъ. Врьте, не врьте, у. меня теперь нтъ денегъ, но если-бы и были, на такое дло не далъ-бы.

Метельниковъ.

Ваша собственность, ваша и воля. Вы мораль-то, разумется, можете читать, вамъ въ аферы пускаться не для чего, у васъ отъ родителей состоянье.

Анна.

Какія ты пошлости говоришь!

Метельниковъ.

Какія пошлости?.. еслибъ я былъ богатъ, я-бы такъ-же разсуждалъ.

Лукинъ.

Константинъ Иванычъ, мн все равно тамъ, что вы про меня думаете, но пустяковъ говорить не слдуетъ, я совсмъ не богатъ, у меня нтъ никакого состоянья.

Метельниковъ.

Какъ никакого? у васъ большой былъ капиталъ, вы вдь не скрывали, куда-жь онъ двался?

Лукинъ.

Куда-бы ни двался, но его нтъ, и теперь я, можетъ бытъ, бдне васъ, да и никому дла до этого нтъ. Вы со мной заговорили не затмъ, чтобъ проврять меня, а чтобъ попросить денегъ взаймы. Я вамъ отказалъ, и, какъ было сказано, — безъ злобы, пожалуйста.

Метельниковъ.

Нтъ, чего злиться. Жалю только, что проболтался: будете теперь язвить, прославлять меня по всмъ знакомымъ.

Лукинъ.

О, милый, я и не вспомню о томъ, что вы мн сказали. Даю вамъ слово: все между нами умретъ. Богъ дастъ, ваша афера не выгоритъ, и мы по прежнему останемся друзьями.

Метельниковъ.

Спасибо за любовь и за пожеланье.

Уходитъ.

Анна.

Что вы сказали?— какъ же это случилось?— вы разорены?

Лукинъ.

Неужели вамъ это интересно?

Анна.

Неужели вы изъ этого длаете тайну?

Лукинъ.

Нимало. Я все свое состоянье отдалъ брату.

Анна.

Отдали?— то-есть подарили?

Лукинъ.

Ну, подарилъ или передалъ по дарственной записи, какъ вамъ лучше нравится.

Анна.

Зачмъ? Братъ вашъ самъ богатъ.

Лукинъ.

Онъ все потерялъ на своей фабрик.

Анна.

Вы говорили, что онъ фабрику такъ хорошо ведетъ.

Лукинъ.

Оттого и разорился, что велъ хорошо: штрафами рабочихъ не обиралъ, платилъ всмъ аккуратно и дорого. На него взълись другіе фабриканты, стакнулись, подорвали его обороты и разорили. Братъ потратилъ на это вс свои деньги да еще долговъ надлалъ. Я его выручилъ,— вотъ и все.

Анна.

Да… тмъ съ большимъ правомъ вы могли упрекнуть дядю.

Лукинъ.

Я всегда-бы ему сказалъ то же самое, еслибъ даже у меня и были деньги.

Анна.

Надюсь, вы уврены, что я не знала, какую сдлку дядя затваетъ… Я вамъ скажу, у кого онъ хочетъ купить имнье?..

Лукинъ.

Не надо, не надо,— на что мн? Ужь не думаете-ли вы, что я пойду предупреждать эту даму?.. пускай ихъ надуваютъ другъ друга. Кто остановитъ этотъ глупый круговоротъ обмановъ и воровства на законномъ основаніи. Сегодня вы предостережете какую-нибудь дуру, завтра она надлаетъ новыхъ глупостей.

Анна — глянувъ налво, внезапно.

Ну такъ! такъ!.. вонъ сюда идутъ, это они собрались кататься… Ради Бога, Николай. Маркычъ, спасите меня, чтобъ они меня не искали, я не поду кататься. Скажите, что я убжала, въ поле, въ лсъ, на дно моря, — только-бы мн съ ними не хать.

Идетъ въ глубину.

Лукинъ.

Какъ переполошилась! трусиха… насильно не повезутъ.

Анна — въ глубин.

Повезутъ, повезутъ насильно. (Идетъ и опять останавливается.) Николай Маркычъ!.. когда удутъ, я опять сюда приду.

Быстро исчезаетъ въ глубин.
На авансцен, слва, входить Буранова.

Буранова.

Глазамъ не врю: смнилъ гнвъ на милость, вернулся мой обличитель. Я за вами Блика послала, чтобъ непремнно васъ отыскать и привести.

Лукинъ.

Я вернулся, потому-что мои лошади здсь, — я сейчасъ уду.

Буранова.

Дозвольте хоть проститься съ вами.

Лукинъ.

Прощайте.

Буранова.

Мои гости сейчасъ вс дутъ кататься,— я останусь одна.

Лукинъ.

Мн не о чемъ съ вами разговаривать.

Буранова.

Но мн есть о чемъ. Вы не можете мн отказать въ объясненьи, когда…

Входитъ Переносовъ.

Переносовъ.

Елена Григорьевна, если вы не подете — и я не поду.

Буранова.

Вы подете, вы сядете рядомъ съ кучеромъ и будете показывать дорогу. Я остаюсь, чтобъ осмотрть вс спальни, вы меня и не увидите. Что это? Василій Кузьмичъ — вы перестаете слушаться.

Переносовъ.

Коли вы мн приказываете все такое непріятное.

Буранова.

Вамъ непріятно мн доставлять удовольствіе?

Переносовъ.

Я очень охотно, только все-таки…

Буранова.

Ступайте-ка, ступайте, — похозяйничайте за меня, всхъ усадите поудобне…

Переносовъ.

Жестокая вы, царица… тиранша.

Уходитъ направо, въ то-же время входитъ слва Похлестовъ, Катя, Лиза, Бережкова и Метельниковъ.

Похлестовъ.

Хозяюшка, кто-же будетъ моимъ чичероне, если вы не подете?.. Я вдь у васъ въ первый разъ, мн надо все внушительно показать. Увидимъ рку, надо мн сказать: вотъ это рка, дерево, — вотъ молъ, смотри, это дерево, — или тамъ церковь, изба… какъ за-границей въ путешествіяхъ англичанамъ показываютъ. Втащутъ на гору да и тычутъ ему: вотъ это молъ снгъ… а онъ, — шляпа на затылк, пэнсъ-нэ на носу, рыжія бакенбарды, — щупаетъ снгъ-то, правда, молъ, снгъ: на рукахъ таетъ.

Буранова.

Я вамъ Александру Николавну прикомандирую.

Похлестовъ.

Мамашу?— нтъ, нтъ. Я старушекъ уважаю и высоко чту, но разговаривать съ ними я терпть не могу.

Бережкова.

Вы сами старикъ, что вы на старушекъ нападаете?

Похлестовъ.

Я исключеніе.. какъ сказалъ поэтъ: и подъ снгомъ иногда бжитъ кипучая вода, — вотъ я такой именно.

Катя.

Я буду вашимъ путеводителемъ, князь. Мы знаемъ здсь каждый уголокъ.

Похлестовъ.

Вдь вы плутовки, вы меня на смхъ подымете. Увидите корову, скажете: это матушка попадья идетъ,— а я, пожалуй, поврю, шапку сниму, кланяться буду.

Катя.

Безъ обмана, князь.

Лиза — Метельникову.

Гд-же ваша племянница?

Похлестовъ.

Да, племянницу сюда давайте!.. Чтобъ этотъ цвточекъ дикій попалъ въ одинъ пучокъ съ гвоздикой, и отъ нея душистй сталъ и самъ.

Метельниковъ.

Нтъ, ваше сіятельство, ее не такъ скоро передлаешь. Она у меня немножко взбалмочная.

Лукинъ.

Она въ поле убжала.

Метельниковъ.

Это съ ней бываетъ: найдетъ на нее, такъ это всхъ людей бжитъ.

Бережкова.

Нервозная двочка.

Буранова.

Господа, что-жь вы стали? шарабанъ поданъ, скоро стемнетъ… идите кататься… я васъ не провожаю, тамъ Переносовъ усадитъ. Мн еще нужно сдлать строгій выговоръ этому нелюдиму.

Похлестовъ.

Завидую этому нелюдиму. Птички райскія, ведите же меня, сажайте меня…

Вс уходятъ, кром Бурановой и Лукина.

Лукинъ.

Проводите ихъ, вы хозяйка, это невжливо.

Буранова.

Ничего, у меня ужь такъ заведено: никого не стснять и никмъ не стсняться… Ахъ, мой другъ, мы одни.

Лукинъ.

Можетъ-ли быть!? какое счастье!

Буранова.

Вотъ какъ вы обидчивы: до сихъ поръ вы мн не прощаете мою сегодняшнюю вспыльчивость. А между тмъ, подумайте только: вы меня очень очень горько оскорбили. Вы сказали, что я неразборчива въ своихъ удовольствіяхъ, — вдь это… вдумайтесь, — это ужасное мнніе.

Лукинъ.

Я впередъ ничего говорить не буду.

Буранова.

И этимъ вы меня оскорбляете гораздо больше, чмъ какой угодно грубостью. Вы знаете, до какой степени я дорожу вашимъ участьемъ, какъ я вамъ благодарна за каждое наставленье, и вдругъ отворачиваетесь отъ меня: обидлись, что я одинъ разъ позволила себ не выслушать васъ покорно и не побжала остановить васъ, когда вы ушли…

Лукинъ.

Я не обидлся.

Буранова.

Нтъ, вы обидлись и до сихъ поръ не смиловались. Ну, простите, простите, тысячу разъ простите! какъ васъ еще просить?

Лукинъ.

Елена Григорьевна, что это!

Буранова — усаживая его въ павильон.

Сядьте тутъ со мной, поговоримъ… Ей-богу, вы страшно добрый человкъ, а ко мн вы безжалостны. Не спорю, у меня очень порывистая натура и столько нехорошаго,— какъ мн самой не знать!— но, другъ мой, вы тоже не совсмъ справедливы. Вы говорите, что я неразборчива въ своихъ удовольствіяхъ: какія у меня удовольствія?— никакихъ нтъ… Не молчите-же такъ!

Лукинъ.

Не къ чему повторять, Елена Григорьевна, что сто разъ говорено… Я просто утомился вами. Вы умный человкъ, несомннно, вы можете быть интересной, если захотите,— живой, любознательной — и что-жь?— поглядишь на васъ, руками разведешь: вы собираете вокругъ себя все такую дрянь….

Буранова.

Я никого не собираю, — сами приходятъ.

Лукинъ.

А вы ихъ встрчаете улыбкой и привтомъ, вы до того пріютили у себя и этого идіота купеческаго сынка Переносова, и мошенника Блика, и князя, и всхъ ихъ, что ни о чемъ серьезно подумать вамъ некогда. Вы облюбили ихъ, вы ластитесь къ нимъ. Я не понимаю, какъ вамъ не надодаютъ они, какъ вамъ не скучна, не противна ихъ глупая болтовня.

Буранова.

Что длать? еслибъ иначе сложилась моя жизнь, этого-бы не было. Я не умю иначе жить, и гд мн было умлости набраться?— пощадите меня. Почти ребенкомъ меня отдали замужъ насильно за больного старика, пять лтъ я пресмыкалась передъ нимъ,— я дышала свободнй, когда кто-нибудь приходилъ его разсять, я привыкла такъ убивать мое время. Никмъ изъ нихъ я не дорожу.

Лукинъ.

Оно и видно.

Буранова.

Избавьте меня отъ нихъ, я буду рада.

Лукинъ — нсколько раздраженно.

Гм! странно… Я, по меньшей мр, въ десятый разъ слышу отъ васъ эту фразу… прежде я вамъ врилъ и даже знакомства вамъ новыя предлагалъ, а вышло…

Буранова.

Что я все лгу?

Лукинъ.

Все это загадка для меня!.. По совсти сказать, вы съ ними такъ себя ведете, что надо думать, они вамъ очень милы и пріятны: вы допускаете съ ними такую близость…

Буранова.

Какую? откуда вы взяли?

Лукинъ.

Какъ же!— Они вамъ нарочно проигрываютъ деньги въ карты, вы радуетесь.

Буранова.

Ей-богу я никогда не думала, что нарочно.

Лукинъ.

Переносовъ вамъ подарокъ поднесъ, вы приняли.

Буранова.

Браслетъ? онъ мн въ пари проигралъ.

Лукинъ.

Въ пари не проигрываютъ браслета, который вроятно стоитъ не меньше тысячи рублей. Такіе подарки позволяютъ себ длать только очень близкіе люди.

Буранова.

Ахъ, теперь я вижу, что въ самомъ дл была неосторожна, но, мой другъ, отчего нтъ васъ всегда тутъ, подл меня, чтобъ меня остеречь отъ моихъ ошибокъ.

Лукинъ.

Вы не дитя.

Буранова.

Нтъ, я дитя, — глупое, безпомощное дитя. Вы ошибаетесь, что я умна, я совсмъ не умна. Мн нужно, чтобъ подл меня былъ всегда человкъ, котораго-бы я цнила: и который-бы строго руководилъ меня, но тотъ, кто могъ-бы это сдлать, не хочетъ.

Лукинъ.

Вы сами должны себя руководить.

Буранова.

Ахъ, Николай Маркычъ, несчастье мое, что я съ вами познакомилась. Всегда я жила дура дурой, но не чувствовала этого, не понимала, теперь чувствую, а что проку?— хуже теперь… вы только обвиняете, только обвиняете. Скажите, какъ мн жить?— и завтра-же все будетъ по-вашему.

Лукинъ.

Я говорилъ не разъ.

Буранова.

Такъ прикажите… заставьте силой?

Лукинъ.

Насиліемъ ничего не возьмешь. Вы сами…

Буранова.

Ахъ! съ какимъ-бы наслажденьемъ я весь міръ промняла на одного человка!

Лукинъ.

Что вы? что вы?

Буранова.

Какой вы, ей-богу, играете мной, какъ кошка мышью, и знаете это, — знаете, что каждое ваше слово дйствуетъ на меня сильнй всего на свт… Отчего я вспыхнула давеча?— ваша насмшка меня какъ ножомъ въ сердце кольнула. Ну, вы, неврующій моимъ фразамъ, — я вамъ не фразу говорю теперь: властвуйте надо мной!.. нтъ? не хотите?.. Зачмъ-же вы отняли у меня мое невжество? зачмъ съ такою заботливостью и теплотой относились ко мн. когда нтъ въ васъ участья?

Лукинъ.

Вовсе-бы не было,— я-бы къ вамъ не ходилъ.

Буранова.

Вовсе-бы не было!— ядовитое выраженіе!.. стало быть, есть, но немножко… А если у меня его много, и вы довели меня до этого?— Не хорошо вы со мной поступили.

Въ глубин появляется Анна и, замтивъ говорящихъ, невольно останавливается, затаивъ дыханіе.

Лукинъ.

Елена Григорьевна!

Буранова.

Всегда-бы вы должны были остаться подл меня^ всегда! вы меня приковали къ себ.

Лукинъ.

Успокойтесь, прежде всего — успокойтесь.

Буранова.

Да! доведетъ человка чуть не до сумасшествія, а потомъ — успокойтесь. (Быстро оглядывается, схватываетъ его за голову и горячо цлуетъ. Анна слегка вскрикиваетъ и отходитъ нсколько шаговъ.) Что это? (Увидавъ Анну.) Вы были здсь?

Анна.

Я только-что пришла — и испугалась…

Буранова.

Чего?

Анна.

Мн показалось… змя на дорог.

Буранова,

Ха-ха! какія у насъ зми!— идите, идите къ намъ, мы одни, — вс ухали кататься.

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

Гостиная въ томъ-же деревенскомъ дом Бурановой.

Анна сидитъ, читаетъ книгу. Входитъ Переносовъ.

Переносовъ.

Я вамъ не помшаю?

Анна.

Чмъ вы мн можете мшать?

Переносовъ.

Позволите ссть?

Анна.

Стулья не мои, — я запретить не могу.

Онъ садится. Маленькая пауза.

Переносовъ.

Какъ вы прилежны… (Пауза.) Въ самомъ дл, чрезвычайно прилежны. И — что замчательно — вы этимъ совсмъ не хвастаетесь. Другія барышни, встрчаешь, часто тоже много читаютъ — и образованныя, да ужь сейчасъ всякую копйку ребромъ хотятъ ставить. Смотри, молъ, смотри, чему да чему я научилась… въ васъ этого ни капельки нтъ.

Анна.

Отчего вы, Василій Кузьмичъ, сюда пришли, — не гуляете съ другими?

Переносовъ.

Съ кмъ — съ другими?— вс въ разброд. Александра Николавна съ дочками письма пишутъ. Мужчины куда-то разбрелись.

Анна.

Князь ухалъ?

Переносовъ.

Ухалъ.

Анна.

А Елена Григорьевна что длаетъ?

Переносовъ.

Она своему управляющему какія-то нотаціи читаетъ.

Анна.

Нотаціи?

Переносовъ.

Что-то такое, взволнована какъ-то. Все ее обижаютъ, пользуются слабостью женской,

Анна.

Какъ-же вамъ не стыдно, что вы ушли? вы ей, можетъ быть, нужны.

Переносовъ.

Нтъ, не безпокойтесь, — ничего.

Анна.

Управляющій можетъ ее обмануть, вы-бы вступились, объяснили-бы Елен Григорьевн, чего она не понимаетъ.

Переносовъ.

Сказываютъ вамъ, — не безпокойтесь. Она сама меня къ вамъ послала.

Анна.

Послала ко мн?.. Она любезна, — черезъ-чуръ даже… зачмъ?

Переносовъ.

Такъ, что вы одн и…

Анна.

Чтобъ занимать меня?.. Вы, Василій Кузьмичъ, должно быть ее очень любите.

Переносовъ.

Елену Григорьевну? какъ вы это объясняете?

Анна.

Очень преданы ей, безкорыстно такъ, все ее царицей зовете… и, по правд, вы ей врноподданный. Швыряетъ она васъ изъ угла въ уголъ, какъ хочетъ, — и вы слушаетесь, безъ малйшаго протеста.

Переносовъ.

Я ея другъ.

Анна.

Рдкая у васъ дружба, другой-бы утомился… потому что — что-жь вамъ-то отъ нея? она-то на васъ никакого вниманія не обращаетъ. Для нея вы такъ: услужливый малый, котораго всегда можно послать сдлать какую-нибудь коммиссію.

Переносовъ.

Ну-съ, положимъ, не всегда.

Анна.

Всегда, всегда, полноте. Я залюбовалась на васъ: кажется, прикажи она вамъ на голову стать и ногами въ воздух болтать, вы и то сдлаете.

Переносовъ.

Я не шутъ какой-нибудь… никому не позволялъ…

Анна.

Она этого и не попроситъ. Я такъ говорю, чтобъ объяснить, до какой степени доходитъ ваша преданность… трогательная, ей-богу.

Переносовъ.

Какая-же такая особенная преданность. Я только любезенъ… Завтра я ушелъ,— объ Елен Григорьевн и думать забылъ.

Анна.

Ну, такъ я васъ не понимаю: изъ-за чего-же вы позволяете такъ собой помыкать?

Переносовъ.

Никогда я не позволяю.

Анна.

Какъ никогда?.. Я удивляюсь вашему терпнью: она васъ все отъ себя гоняетъ, а вы все къ ней, все къ ней, царица да царица.

Переносовъ.

Гд-же она гоняетъ?

Анна.

Разумется гоняетъ. Безпрестанно васъ куда-нибудь посылаетъ, чтобъ только вы подл нея не оставались. Да вотъ теперь, сейчасъ: вы ей можете быть полезны въ разговор съ управляющимъ, — для чего она васъ ко мн послала? она знаетъ, что я книгу читаю, стало-быть, меня и не нужно развлекать… только вдь чтобъ сбыть васъ куда-нибудь.

Переносовъ.

Я никакъ не могу предполагать…

Входитъ Метельниковъ.

Метельниковъ — Анн.

Ты тутъ. Я у ршетки сада все въ поле кричалъ, — думалъ ты гуляешь.

Анна.

Жара такая, а я въ поле пойду.

Метельниковъ.

Гуляетъ-же твой наставникъ, одинъ у васъ характеръ.

Анна.

Какой наставникъ?

Метельниковъ.

Николай Маркычъ.

Анна.

Вотъ тоже!— наставникъ!

Метельниковъ.

Ну, учитель, коли такъ пріятнй. Я думалъ, ты съ нимъ.

Анна.

Думалъ вздоръ.

Переносовъ.

Анна Ивановна, вы во мн ошибаетесь, я васъ постараюсь убдить, что ошибаетесь.

Уходитъ.

Метельниковъ.

Что это онъ говоритъ?

Анна.

Глупый человкъ, мелетъ себ, — оставь.

Метельниковъ.

Я пришелъ теб сказать, что ты хоть сейчасъ можешь хать.

Анна.

Куда?

Метельниковъ.

Домой, въ Москву. Что ты глядишь какъ растерянная, словно не понимаешь. Вчера вечеромъ сама просилась домой. Теперь Александра Николавна получила телеграмму изъ Москвы, съ эстафетой, изъ города: ей надо вернуться, сейчасъ дутъ. У ней коляска четверомстная: она, дв дочери и ты. Я просилъ ее, она очень рада, довезетъ.

Анна.

Нтъ, я не поду.

Метельниковъ.

Что это вдругъ?— вчера такъ упрашивала.

Анна.

А теперь не желаю.

Метельниковъ.

Причина уважительная!.. А удутъ, опять будетъ желаю. Я-то упрашиваю: возьмите мою племянницу, скучаетъ она здсь… Мука мученическая съ тобой.

Анна.

Я тебя, дядя Костя, ни объ чемъ больше просить не буду, — и если теб ужь такъ очень хочется, чтобъ я хала, я уду.

Метельниковъ,

Мн все равно, мн капризы непріятны… и то, что теб никакъ не угодишь, — все ты точно злишься.

Входятъ Бережкова, Катя и Лиза.

Бережкова.

Я съ величайшимъ удовольствіемъ, подемте, та bonne amie, мсто въ коляск есть.

Лиза.

Намъ будетъ превесело.

Катя.

Мы дорогой будемъ пть канонъ: fr&egrave,re Jacques, fr&egrave,re Jacques.

Мурлычетъ про себя.

Метельниковъ.

Извольте вотъ ее судить! она теперь отказывается. Извините, что потревожилъ.

Бережкова.

Какая тутъ тревога?.. отчего-же она не хочетъ?

Метельниковъ.

Спросите ее сами. Я, право, съ ней не слажу, не разберу ея желаній,— и отступаюсь отъ нея, совсмъ отступаюсь.

Уходитъ.

Бережкова.

Она, мой голубокъ, врно нездорова, нервы расходились… это такое томительное состояніе: безотчетно мечешься И всмъ недоволенъ. (Кладетъ ей руку на лобъ.) Жарокъ маленькій… но тутъ-то вамъ и хать: на это одно лекарство: разсяться надо. Подемте, я васъ къ себ завезу, васъ вдь въ Москв не ждутъ, обда не готовили, отобдаете у меня.

Лиза.

Ахъ, какъ-бы хорошо… Мы вамъ покажемъ вс наши коллекціи.

Катя.

У насъ коллекція минералогическая, коллекція раковинъ, старыхъ монетъ.

Лиза.

Минералогическая коллекція у насъ очень хорошая, намъ cousin изъ-за границы привезъ такой кусокъ лабрадора…

Катя.

Нашъ учитель говоритъ, что даже въ университет такого экземпляра нтъ.

Бережкова.

А гербаріумъ забыли?.. какой у нихъ гербаріумъ!— все сами собирали и сушили.

Катя.

Хотите, мы васъ выучимъ сушить цвты?

Анна.

Я не могу хать съ вами, у меня голова болитъ, я сейчасъ лягу въ постель.

Лиза.

Мы васъ вылечимъ, у насъ домашняя аптека съ собой, вс средства.

Анна.

Я не поду съ вами.

Бережкова.

Ступайте, дти, уложите вещи, она еще, можетъ быть, надумается.

Катя.

Я на васъ совсмъ разсержусь, если вы не подете.

Бережкова.

Пожалуйста Лиза акуратно складывай юбки въ сундуки, ты ихъ вчно комкаешь… да опять не забудьте зубныя щетки на умывальномъ стол. (Катя и Лиза уходятъ.) Меня вы, ma bonne апгіе, своей рзкостью не испугаете, грубите мн сколько хотите, мн опытъ воспитанья далъ врный взглядъ: я вижу, что все это вншняя кора, внутри у васъ мягкая натура.

Анна.

Ради Господа Бога, что вы ко мн пристаете?

Бережкова.

Я васъ жалю, мой бдный ангелъ, что вы такая нелюдимка, и что ваши прекрасныя качества пропадаютъ подъ этой грубой корой.

Анна.

А могу я васъ просить, чтобъ вы были такъ добры, не жалли меня?

Бережкова.

Нтъ, буду жалть, какъ вы не просите, чувства изъ сердца не вырвешь. Вы росли безъ матери, оттого такая необщительная, я хочу васъ отогрть хоть-бы противъ вашей воли. Я не могу не жалть.

Анна.

Такъ ужь если мн невозможно отъ этого избавиться, жалйте по крайней мр за спиной, а не въ глаза.

Идетъ къ двери, ей навстрчу входятъ Буранова и Переносовъ.

Буранова.

И вы хотите ухать?

Анна.

Нтъ съ, если вы меня не выгоните, я остаюсь.

Буранова.

Ахъ, милочка, какія слова. Мн это только пріятно.

Анна.

Очень вамъ благодарна.

Уходитъ.

Бережкова.

Вотъ что значитъ вырости безъ надзора и хорошаго вліянія: причудничаетъ, какъ больной ребенокъ.

Буранова.

Причудничаетъ — правда, но только не ребенокъ. О, эта двочка присматриваетъ и замчаетъ больше, чмъ-бы слдовало.

Бережкова.

Слишкомъ мало ея дядюшка о ней заботится, совсмъ ея волю распустилъ. Бдная, она въ этомъ не виновата, она сиротка. Я къ моимъ двочкамъ пойду, вы пришлете сказать, когда лошади будутъ готовы?

Буранова.

Непремнно.

Бережкова уходитъ.

Переносовъ.

Я радъ, что они узжаютъ.

Буранова.

Вы все еще за мной ходите?.. а ваша барышня, Анеточка? зачмъ вы ее бросили?

Переносовъ.

Она не желаетъ моего общества.

Буранова.

Неужели такъ прямо сказала? ахъ, злая. Вы не умли ее разговорить.

Переносовъ.

Не вижу въ этомъ никакой надобности, мн съ вами веселй.

Буранова.

Благодарю, мой врный рыцарь, оставайтесь всегда при мн. Что-то еще я хотла вамъ сказать… ахъ, да: въ награду за добрую службу, у меня для васъ есть еще порученье, еще маленькая просьба.

Переносовъ.

Какая-съ?

Буранова.

Вы знаете, тутъ въ трехъ верстахъ отъ меня живетъ сосдка, полковница, — създите сейчасъ къ ней.

Переносовъ.

Зачмъ-съ?

Буранова.

У нея много розановъ и очень хорошихъ, попросите, чтобъ она вамъ букетъ нарвала. Мн такъ-бы хотлось Бережковымъ букетъ на дорогу дать, а у меня цвтовъ мало, да, по секрету скажу, и жалко рвать. Это такъ не хорошо: подутъ изъ деревни безъ цвтовъ.

Переносовъ.

Еще какихъ коммиссій надаете?

Буранова.

Больше ничего, merci, — только поскорй.

Переносовъ.

Вы еще давайте, чтобъ на цльный день хватило. Вы вдь меня сбыть съ рукъ хотите, чтобъ я вамъ на глаза не попадался —,такъ вы меня пошлите бруснику собирать, да чтобы я иначе не возвращался, какъ съ полнымъ ведромъ ягоды, вотъ тогда долго меня не увидите.

Буранова.

Василій Кузьмичъ, вы-ли это говорите? я васъ не узнаю.

Переносовъ.

А вы думали, я такъ на-вкъ дуракомъ останусь, никогда за умъ не возьмусь?

Буранова.

Я думаю, что вамъ что-нибудь про меня насплетничали, и съ вашей стороны очень не хорошо всякому врить и обижать меня. Мн и безъ того немало отъ другихъ достается, если-же ужь и друзья мои будутъ меня обижать…

Переносовъ.

Я васъ не желаю обижать, но вижу, что я вамъ непріятенъ… что-же мн остается?— одно: ухать.

Буранова.

Неправда, что вы мн непріятны. Вы мой рыцарь, задушевный другъ, и я васъ очень люблю. Но оттого-то я и не церемонюсь съ вами и разговариваю совсмъ какъ сама съ собой… и теперь, какъ милйшему и близкому человку, прямо скажу: это вы хорошо надумали, узжайте,— вы меня сегодня немножко стсняете.

Переносовъ.

Пріятная мн откровенность, благосклонное напутствіе… только теперь мн видно пшкомъ идти придется: мои лошади раньше посл-завтраго здсь не будутъ.

Буранова.

Вы съ Бережковыми ступайте. Анненька не детъ, у нихъ есть мсто въ коляск.

Переносовъ.

Какъ вы торопитесь меня выпроводить.

Буранова.

Такъ вы толкуете мое участье? Я занята сегодня и мн больно% что не могу съ вами ни разговаривать, ни…

Переносовъ.

И такъ этимъ не очень-то пользовался.

Буранова

Вы сегодня немножко щепетильны… (ВходитъБликъ.) Ну вотъ, Анатолій Павлычъ, вамъ извстны мои сегодняшнія хлопоты и какіе разсчеты съ вами надо сдлать,— объясните ему, — сталъ обижаться, что я съ нимъ за-просто, безъ церемоніи, что мало ухаживаю за нимъ.

Бликъ.

Вы его куда-нибудь пошлите.

Переносовъ.

И то послали: за цвтами, за три версты.

Буранова.

Избави Боже, я теперь стакана воды отъ него не возьму, чтобъ онъ не сказалъ, что я его все эксплуатирую.

Переносовъ.

Я всегда готовъ…

Буранова.

Вотъ вамъ и друзья! это друзья называются… на кого я больше всего надялась, кому больше всего врила. Вы-бы радовались, что можете мн доставить удовольствіе.

Переносовъ.

Елена Григорьевна, не корите. Сами войдите въ мое положеніе,— удовольствіе, удовольствіе!— когда говорятъ: убирайтесь вонъ, вы мн этимъ доставите удовольствіе,— какая-жъ тутъ пріятность?

Бликъ.

Кто-жъ это вамъ такъ говорилъ?— что вы выдумываете.

Переносовъ.

Ну, не совсмъ этими словами, а почти такъ. Вчера вс тутъ веселятся, я-же за картами бгай… потомъ вечеромъ въ сарай иди, помогай кучеру запрягать,— садись на козлы, дорогу показывай… сегодня Анну Ивановну занималъ, за букетами позжай,— и такъ каждый день, каждый день, вдь это на смхъ.

Буранова.

Вы-бы сказали, что вы услугами тяготитесь.

Переносовъ.

Я не тягочусь, Елена Григорьевна. Въ моей преданности вы не можете сомнваться… Я къ вамъ ни разу съ пустыми руками не приходилъ, всегда или конфектъ принесешь, или что-нибудь такое… браслетъ вамъ подарилъ дорогой…

Буранова.

Что? вы позволяете себ…

Бликъ.

Ну, какъ-же васъ держать въ хорошемъ обществ и не посылать въ сарай, когда вы этакъ-то?.. Вы должны быть счастливы, что взяли вашъ подарокъ, не кинули его вамъ въ физіономію, вдь это доказательство большого къ вамъ расположенія, не то что упрекать еще?..

Буранова.

Вашъ браслетъ вамъ будетъ отданъ сегодня, и если вы осмлитесь когда-нибудь хоть простое яблоко принести мн…

Переносовъ.

Что-же я такое сказалъ?.. я не изъ скупости и не упрекаю.

Буранова.

Нтъ, въ самомъ дл, позжайте-ка сегодня, на время, въ Москву,— это вамъ будетъ полезно: одумаетесь на досуг, поразмыслите, что можно говорить, чего нельзя.

Переносовъ.

Хорошо-съ. Вы приказываете, я уду. Разумется, ужь посл этого, что меня выгоняютъ, я не могу вернуться.

Буранова.

Васъ не выгоняютъ.

Переносовъ.

Какъ-же не выгоняютъ!..

Уходитъ.

Буранова.

Вотъ вамъ мужицкій-то зипунъ! снимайте его, наряжайтесь въ тончайшее англійское сукно,— мужицкій зипунъ когда-нибудь да отзовется.

Бликъ.

Его кто-нибудь науськалъ, а то, вдь, онъ собственно добрый малый.

Буранова.

Ну, говорите, говорите, садитесь сюда… Узнали?

Бликъ.

Узналъ-съ… Какъ это васъ однако заинтриговало, въ ненормальность приводитъ.

Буранова.

Что-же? правда?

Бликъ.

Онъ сегодня какой-то особенный, вашъ Николай Маркычъ. Искалъ, искалъ я его, насилу нашелъ. Лежитъ въ самой глуши, подъ сосной, глаза въ небо и думаетъ,— и комаръ на носу, а онъ все думаетъ.

Буранова.

Ахъ! ей-Богу…

Бликъ.

Что-жь волноваться-то?! да-съ, оказывается правда. Анна Ивановна вамъ, врно, разсказала: состоянья у него теперь никакого нтъ.

Буранова.

Все отдалъ брату?

Бликъ.

Законнымъ образомъ, до послдней копечки, нотаріальнымъ порядкомъ.

Буранова.

Чмъ-же онъ будетъ жить?

Бликъ.

Николай Маркычъ человкъ не требовательный: бифштексъ съ картофелемъ,— онъ и сытъ.

Буранова.

На такія идіотскія выходки способны только ученые!.. Что-жь это за братъ? что-жь это за губка, высасывающая все существованіе близкаго человка?— какъ ему не совстно принимать эти деньги, разорять брата?

Бликъ.

Онъ тоже, вдь, не для себя, а во имя демократическихъ идей: фабрику ведетъ, фабричныхъ удовлетворяетъ, чтобъ было имъ и житье хорошее и доходъ… не коммерческимъ образомъ дло производитъ, — милосерднымъ. Долго-ли тутъ свое состояніе ухлопать!— вотъ Николай Маркычъ ему и благодтельствуетъ: ухлопай, говоритъ, и мое.

Буранова.

Благодтель, подумаешь!.. Хорошо такъ чваниться какому-нибудь купцу-милліонеру, у котораго все-таки милліоны останутся, — Николаю-то Маркычу что за ними тягаться?

Бликъ.

Теперь ужь нечего объ этомъ охать, не вернешь.

Буранова.

Словно вы не знаете, отчего я…

Бликъ.

Знаю: вы разсчитывали женить его на себ, ну, неудача, — другого найдете.

Буранова.

Какія отвратительныя слова вы подбираете: женить на себ!— я люблю его.

Бликъ.

Ну! у такихъ натуръ, какъ ваша и моя, любовь — особаго свойства: она, какъ иныя химическія тла, показывается только отъ примси золота.

Буранова.

А! вы мн становитесь противны вашимъ цинизмомъ… Нтъ, право, я люблю его: въ немъ столько чистоты какой-то, благородства, котораго нтъ ни въ комъ изъ васъ… даже этотъ самый поступокъ: отдать все свое состояніе, — это нелпо, но это великодушно.

Бликъ.

А я лучше скажу: это великодушно, но ужь совсмъ нелпо.

Буранова.

Въ первый разъ въ жизни мн начинало улыбаться счастье, и надо-же…

Бликъ.

У васъ въ женихахъ недостатка не будетъ.

Буранова.

Какъ-будто мн нуженъ только женихъ, первый встрчный дуракъ!

Бликъ.

Дуракъ!— что это значитъ: дуракъ?.. Умъ вещь спорная. Иной умъ, — какъ великолпная картина художника: поставилъ ее въ музей, пришелъ, посмотрлъ и или домой, — много-много, если за нее будешь собирать по четвертаку за входъ. Другой умъ — какъ портретъ на сторублевой ассигнаціи: на него и не взглянешь, и засаленъ-то онъ бываетъ, и разорванъ, — а гуляетъ по блу-свту изъ рукъ въ руки, и одна бумажка другую родитъ. Вотъ длл примра хоть-бы этотъ Переносовъ: совсмъ дубовая голова, грамотно письма не напишетъ,— посмотрите, какъ онъ у себя въ лавк распоряжается: геній! копйки никому даромъ не спуститъ.

Буранова.

Да, да, это ужасно, что тотъ, кто симпатиченъ, всегда такъ неумлъ въ длахъ, а кто умлъ, тотъ такъ несимпатиченъ.

Бликъ.

Мн симпатичны вс, отъ кого я благостыню получаю.

Буранова.

Ей-богу, можно даже пожалть, что нельзя имть двухъ мужей сразу: одного для длъ, другого для сердца.

Бликъ.

Бываютъ дамы,— устраиваютъ себ и этакій компромиссъ.

Буранова.

Ахъ, вы все паясничаете. Я серьезно убита этимъ.

Бликъ.

Больно-же убиваться. Я вамъ не совтчикъ, а на вашемъ мст прибралъ-бы къ рукамъ Переносова: велика важность, что не казистъ!— за то не ныньче-завтра милліонеръ, — и этотъ ужь никому своего не пожертвуетъ, разв вы у него отнимете…

Буранова.

Какъ-же это — прибрать къ рукамъ?

Бликъ.

Вы захотите, такъ онъ сейчасъ на васъ женится.

Буранова.

Анатолій Павлычъ, право, ужь вы думаете, что мн, кром денегъ, ничего не нужно. Выдти замужъ за Переносова — да что вы? разв это человкъ?— довольно и того, что я его терплю въ моей гостиной.

Бликъ.

Обтесался бы, — ничего.

Буранова.

Какъ вы меня мало уважаете. Бдный, бдный Николай Маркычъ!.. Какъ-же онъ все-таки будетъ жить? кажется, онъ мсто гд-то получаетъ, профессора въ какомъ-то университет?

Бликъ.

Да, но вдь университетскій профессоръ, — это всего-на всего шестидесяти-тысячный билетъ государственнаго займа, безъ выигрышей: по пяти процентовъ, — три тысячи въ годъ, больше этого никогда не добудетъ.

Буранова.

Профессоръ можетъ и еще что-нибудь работать.

Бликъ.

Каковъ предметъ. Ботъ, еслибъ онъ былъ химикъ, такъ могъ бы, пожалуй, консервъ какой-нибудь сочинить, чтобъ одной лепешкой цлую роту солдатъ накормить… или порошокъ для истребленія язвы нигилизма: взялъ бы привилегію или поставку въ казну, — вотъ и капиталъ. А вдь Николай Маркычъ зоологъ, никакой побочной операціи изъ своихъ знаній сдлать не можетъ.

Буранова.

Ну!— читать публичныя лекціи, писать сочиненія, книги.

Бликъ.

Да, это, конечно. Ого, какая вы дальновидная, везд статью доходную найдете… Только это гроши: публичныя лекціи у насъ читаютъ все съ благотворительной цлью, въ журналъ писать, — много не наработаете: вдь, не о тхъ скотахъ, что на двухъ ногахъ ходятъ, не фельетонная работа, за которую тысячи платятъ!.. Книги!— кто ихъ станетъ покупать? Теперь вс книгами Брема запаслись, такъ свой долгъ по зоологіи исполнили, другой книги не купятъ.

Буранова.

Учебникъ какой-нибудь! почемъ я знаю…

Бликъ.

Ахъ, да!— дйствительно, почемъ вы знаете!?— Вы знаете все, вы выслдите источникъ живой воды, гд другой и не помыслитъ о немъ. Но и тутъ: учебникъ долженъ быть одобренъ министерствомъ народнаго просвщенія, принятъ, какъ пособіе въ казенныхъ заведеніяхъ, — тогда онъ хорошая процентная бумага, а безъ гарантіи правительства, онъ то же акція съ сомнительнымъ дивидендомъ. Искать этого Николай Маркычъ не станетъ, — да и вообще не станетъ онъ этимъ дломъ заниматься: лучше будетъ голодать.

Буранова.

Онъ гордъ, онъ честенъ!.. Бдный! да неужели на три тысячи всю жизнь?..

Бликъ.

Коли ему это нравится!.. Господи, что вамъ-то? Я бы на вашемъ мст ликвидировалъ это дло въ своей голов и — конецъ.

Буранова.

Вы все не врите, что во мн тоже могутъ быть чувства и что я могу привязаться. Ахъ, какъ это меня разстроиваетъ! какъ растроиваетъ! (Входитъ Андреевъ.) Что вамъ?

Андреевъ.

Мужики изъ Гарниловки пришли,— соглашаются.

Буранова.

Господи, Андреевъ, что вы за управляющій? со всякимъ пустякомъ ко мн идете… Длайте тамъ, какъ хотите, — мн теперь совсмъ не до того.

Андреевъ.

Только они торгуются: семидесяти-пяти рублей не даютъ.

Буранова.

Сколько же даютъ?

Андреевъ.

Пятьдесятъ.

Бликъ.

За что это?

Андреевъ.

Озеро у насъ на границ,— половина берега наша, а половина — крестьянская, такъ мы не позволяемъ рыбу ловить: требуемъ, чтобъ намъ за это аренду платили.

Бликъ.

Они имютъ право отъ своего берега ловить.

Андреевъ.

А мы не позволяемъ.

Буранова.

Ахъ, какъ вы не во-время, Андреевъ, ей богу… (Блику.) И вотъ вамъ справедливость судьбы!! Наглый аферистъ, глупый невжда, если онъ ловкій пройдоха, — наживаетъ сотни тысячъ, а ученый, даровитый труженикъ долженъ нищенствовать.

Андреевъ.

Я полагаю, Елена Григорьевна, можно взять пятьдесятъ рублей.

Буранова.

Вы всегда готовы уступить.

Андреевъ.

Что же мы выиграемъ?— на-половину озеро крестьянское, рыболовство, значитъ, и наше, и ихъ. Даютъ крестьяне пятьдесятъ рублей, — такъ только, чтобы къ мировому судь не ходить, рабочіе дни не терять. Судъ намъ откажетъ.

Буранова.

Вы видите, какъ я разбита, разстроена, — и пристаете. Никогда вы мн не будете хорошимъ помощникомъ, я умирать буду, — такъ и то за совтомъ придете, распорядиться не съумете. Гд крестьяне?— я сама съ ними поговорю.

Уходить.

Андреевъ.

Анатолій Павлычъ, васъ господинъ Метельниковъ ожидаютъ въ саду. Они тамъ съ племянницей сидятъ подъ большой липой.

Входятъ Анна и Лукинъ.

Бликъ.

Не очень-то засидлись. Скучненько съ дядюшкой -то, — съ молодымъ человкомъ лучше.

Андреевъ уходитъ.

Анна

Дядя пошелъ къ заповдной рощ, — просилъ вамъ сказать.

Садится.

Бликъ.

Экой какой!— я же ему говорилъ, чтобъ онъ не ходилъ туда безъ меня.

Уходитъ.

Лукинъ.

Какъ суетится!— не мастеритъ ли что?.. Анненька! отчего такая разсянная?.. что тревожитъ, дружокъ?

Анна.

Какой я вамъ дружокъ!? Нтъ, я совсмъ вамъ не прежній дружокъ: я чувствую, какъ-будто я потеряла какую-то волшебную силу. Бывало, прежде мн такъ легко было и заставить васъ говорить, и заставить васъ смяться…— теперь не нахожу прежняго вдохновенія… Въ чемъ это состоитъ — не понимаю, но я разучилась, разучилась…

Лукинъ.

Несправедливо, Анненька.

Анна.

О, да!— я вамъ сознаюсь: сегодня утромъ я была ужасно зла на васъ, — такъ зла, какъ только я умю бывать. Мн хотлось раздразнить васъ, разсердить… Вы мн встртились такимъ спокойнымъ и задумчивымъ, печальнымъ, — мн стало жаль, я вздумала васъ развеселить: шутила, смялась, говорила о вашемъ брат… Это было послднее средство, это всегда удавалось. Когда, бывало, заговоришь о вашемъ брат, вы всегда оживлялись, а теперь — нтъ, у меня руки опустились… чего-то не хватаетъ во мн, что прежде было, — я разучилась.

Лукинъ.

Дружокъ мой, могу же и я быть иногда не въ дух.

Анна.

Прежде вы такъ бы и сказали… Вы были больше какъ-то душа на-распашку… можетъ оттого, что съ ребенкомъ нечего чиниться.

Лукинъ.

Вы и теперь ребенокъ.

Анна.

О, нтъ, я выросла. Вы и не подозрваете, до какой степени я развилась. Можетъ быть, оттого вы этого не замчаете, что я росла на вашихъ глазахъ. Но какъ-то, помимо себя, вы перестали быть со мной откровенны.

Лукинъ.

Я не пересталъ, спросите, что хотите, — я не солгу и отвчу.

Анна.

Отвчу на вопросъ, выскажусь — не по своему желанью.

Лукинъ.

Есть вещи, о которыхъ самому начинать разговоръ непріятно.

Анна.

Такъ я вамъ помогу. Вамъ эта… Женщина вчера признавалась въ любви?

Лукинъ.

Да, она любитъ меня.

Анна.

А вы?

Лукинъ.

И, кажется, такъ сильно привязалась…

Анна.

А вы? а вы? а вы?

Лукинъ,

Я чувствую себя передъ ней очень виноватымъ.

Анна.

Только виноватымъ?

Лукинъ.

Анненька, это ужь и не умно: то вы цните мою честность, а то вдругъ: ‘только виноватымъ?’ — только!.. Разв этого мало?— Елен Григорьевн я самъ навязался: ея одинокое положеніе и здравый умъ расположили меня къ ней, — я сталъ бывать. Отсюда споры и ссоры, взаимныя услуги и эта простота отношеній, которая такъ сближаетъ. Елена Григорьевна имла основаніе врить въ мое участье, находить его боле, чмъ было. Теперь она готова оставить всхъ для меня, я неожиданно оказался причиной такого увлеченія, что мн остается…

Анна.

Жениться на ней?

Лукинъ.

Я долженъ жениться.

Анна.

Почти долженъ, но… но дйствительно-ли это лучшій исходъ?.. Вдь вы ей не желаете горя, и себ тоже, — и никому… Если вы ее не любите и заставите себя жениться по долгу чести… съ собой не всегда совладаешь… кто поручится, что вы не будете тяготиться этимъ?.. и тогда, сдлавшись раздражительнымъ, болзненнымъ… Теперь вы это разорвете, — она, пожалуй, пострадаетъ, все-таки не на-долго, посл это будетъ на всю жизнь… Что хуже?

Лукинъ.

Зачмъ мн длаться раздражительнымъ?

Анна.

Если вы себя только заставите жениться.

Лукинъ.

Она мн не непріятна. Когда она отброситъ нкоторыя привычки своего глупаго прошлаго, мы моглибы сжиться и быть счастливыми.

Анна.

Такъ что-же вы носъ вшаете? Вамъ улыбается счастье, — прекрасно! зовите попа и пвчихъ, пиръ горой и музыка! празднуйте вашу радость.

Лукинъ.

Я не этой выходки ждалъ отъ васъ.

Анна.

Чего-же вы ждали?

Лукинъ.

Я совсмъ спутался. Я разумомъ разсудилъ… повидимому хорошо разсудилъ, а между тмъ у меня камень на сердц… Что такое? чего мн недостаетъ и почему это такъ тяжело? я понять не могу… и больне всего, что даже въ васъ, теперь, когда говорю объ вопрос всей моей жизни… и можетъ быть искалъ какого-нибудь разъясненія отъ вашего младенчески-чистаго чутья, я слышу только такой безобразный откликъ… это больне всего, Анненька.

Анна.

Я разучилась, я совсмъ разучилась говорить съ вами.

Входитъ Буранова.

Буранова.

Что это? ужь не урокъ-ли вы тутъ затяли давать?

Анна.

Урокъ — и очень поучительный.

Буранова.

Друзья мои, тутъ не мсто, отъ моего дома серьезныя занятія бгутъ.

Анна.

Они бгутъ, откуда ихъ гонятъ.

Буранова.

Не зачмъ говорить мн колкости, барышня, я мои пороки знаю и по мр возможности стараюсь отъ нихъ избавиться… за то въ моемъ характер нтъ сухости, у меня теплое, мягкое сердце. Я не могла-бы какъ вы, дорогая Анна Ивановна, хладнокровно разсказывать, что Николай Маркычъ принужденъ былъ лишиться всего своего состоянія, шутить надъ этимъ и смяться.

Лукинъ.

Такъ это вы, Анненька, разгласили?

Буранова.

Неужели, Николай Маркычъ, нельзя было какъ-нибудь иначе помочь вашему брату — и вы въ самомъ дл ршились?..

Лукинъ.

О, Господи! мн покою не дадутъ съ этимъ проклятымъ состояніемъ. Бликъ меня даже въ рощ сыскалъ: правда-ли, что вы все имущество подарили брату? теперь — вы. Меня до Москвы будутъ сквозь строй гнать этими вопросами.

Буранова.

Всякій, кому вы дороги, не можетъ не принимать близко къ сердцу…

Лукинъ.

Ну да, ну да, тысячу разъ да, — я откзался отъ своего состоянія, я все подарилъ брату на его фабричное дло… сколько разъ мн это еще повторять? и когда кончатся эти разспросы?

Буранова.

Простите… еслибъ я знала, что вы такъ раздражительны, я-бы не спросила. Но это поступокъ до такой степени поражающій, такой… необычный, такой…

Анна.

Дурацкій, говорите прямо.

Буранова.

О, не навязывайте мн мыслей, которыхъ во мн нтъ. Николай Маркычъ достоинъ всякой похвалы и удивленья… въ наше время, когда каждый изъ насъ вс силы напрягаетъ, чтобъ скопить себ капиталецъ, онъ спитъ и видитъ какъ-бы отдлаться отъ своихъ денегъ.

Лукинъ.

Ваша похвала звучитъ насмшкой.

Буранова.

Я не умю говорить… и притомъ я маленькая женщина, съ маленькими буржуазными понятіями о нравственности. Высокіе полеты, широкое великодушіе меня удивляютъ, но я сама для нихъ не рождена. Я не побоюсь даже при этой барышн, которая такъ постоянно издвается надо мной, откровенно сказать: мн было жаль услышать, что вы такъ добровольно себя разорили.

Анна.

Какъ вамъ не пожалть.

Буранова.

Я сама люблю эту поэзію безпечности, но и страдаю отъ нея. Подумайте, какая цль?.. вы вашей сотней тысячъ не накормите всхъ голодныхъ, не дадите работы всмъ нуждающимся въ заработк, не остановите вчную эксплуатацію бднаго богатымъ. Примръ передъ вами: вашъ братъ, — онъ былъ богаче васъ,— горячій поборникъ прекрасныхъ идей, онъ готовъ былъ положить жизнь, чтобъ дать бдняку честный, хорошо оплаченный трудъ, — и разорился… Теперь вы отдаете ему и свои деньги, онъ опять разорится, и бдняки вернуться къ первобытному состоянію.

Анна.

Вы не понимаете пользы такихъ разореній!?

Лукинъ.

Елена Григорьевна, мн непріятенъ этотъ разговоръ.

Буранова.

Дайте ужь мн кончить, чтобъ меня ложно не осуждали… А между тмъ, Николай Маркычъ, вы сами обрзываете крылья вашему таланту, вашему собственному научному труду, — вы длаете себя рабомъ куска хлба… Вы, который вполн заслужилъ тихую отрадную семейную жизнь, и своей добротой, и честными взглядами, и трудомъ, вы должны за думываться надъ такими вещами, какъ плата за квартиру и за дрова, васъ должна безпокоить старая шляпа жены и разорванные башмаки дтей… Я повторяю: я маленькая женщина, я не могу оторваться отъ этихъ мелочей, которыя подомъ дятъ нашу жизнь… Пока вы одни, вы ихъ не видите, къ своей обстановк мы никогда не бываемъ такъ строги, какъ къ обстановк дорогихъ намъ людей. Благоразумно-ли было отравить себ навсегда жизнь съ любящей женщиной, счастье семьи?

Анна.

Найдется-же и на его долю жена, которая не будетъ настоль продажна, чтобъ не допустить его до такихъ мыслей.

Буранова.

Вы рзкая двушка, и слишкомъ молоды, чтобъ судить объ этомъ. Отъ преданнаго мужа, поврьте, не скроешь, до какой степени можетъ быть тяжела заботливость жены. Для этого не нужно быть продажной.

Анна.

Тяжела заботливость о муж? о муж, котораго любишь?.. о! Елена Григорьевна, вы понимаете заботливость только, когда она обезпечена и не стоитъ труда.

Буранова.

Анна Ивановна, это ужь и лишнее.

Анна.

Я рзкая — да… я рзкая и не люблю притворства. Вы скажете: я клевещу на васъ, провримъ-же мои слова, сдлаемъ опытъ… Елена Григорьевна, что если-бы теперь, сейчасъ, Николай Маркычъ въ отвтъ на ваше вчерашнее признаніе въ любви…

Лукинъ.

Анна, я не давалъ вамъ права…

Анна.

Въ отвтъ на вашъ вчерашній поцлуй…— о, это не онъ мн сказалъ, я сама видла, вы очень хорошо знаете, что я сама видла…— такъ еслибъ онъ теперь предложилъ вамъ выдти за него замужъ, сдлаться его подругой на всю жизнь, что-бы вы сказали?

Буранова.

Онъ поручилъ вамъ спросить меня?

Анна.

Николай Маркычъ, ради нашей дружбы, ради моего высокаго уваженія къ вамъ, которому я такъ много обязана… вы только-что сами сказали, что вы должны на ней жениться… подтвердите мои слова.

Лукинъ — колеблясь.

Будь по вашему.

Анна.

Вамъ Николай Маркычъ длаетъ предложеніе, согласны-ли вы быть его женой?

Буранова.

Мн обидно, Николай Маркычъ, что вы позволяете этой двочк вмшиваться въ такое интимное дло, касающееся только меня и васъ.

Анна.

Да если вы сами этого желаете и желаете сильно, — не все вамъ равно — когда? гд? кто вамъ первый принесетъ радостную всть?— за такую всть заклятому врагу можно броситься на шею!

Буранова.

Но такъ какъ вы не нашли иного способа сдлать мн предложеніе, я вамъ вотъ что отвчу. Вчера я, можетъ быть, позволила себ больше, чмъ слдовало, и вижу дурныя послдствія, я не ждала постороннихъ нескромныхъ свидтелей… все равно, я не отказываюсь отъ моихъ словъ, я васъ люблю, мн врится, что подл васъ я буду счастлива… а вы? вы это длаете нисколько непринужденно? вполн расчитывая на себя?

Анна.

Она сомнвается въ васъ,— она васъ не любитъ.

Буранова.

Я должна это знать, потому что я готова идти за вами, принесть вамъ какую угодно жертву, но не буду рабою. Я хочу, чтобъ и вы отвчали мн тмъ-же, чтобъ и вы были способны на жертвы, если понадобится…

Анна.

Вотъ ея довріе!.. вотъ!..

Буранова.

Я не ищу мгновенныхъ экзальтацій, хоть бы он давали блаженство, я хочу тихаго прочнаго счастья. Способны-ли вы мн дать такое счастье? скажите по совсти. Или, лучше, оставимъ пока, подождемъ, обдумаемъ, какъ мы станемъ жить вмст… Обдумаемъ все до мелочей… да, я — мелочная, я вдь сознаюсь въ этомъ… не будемъ ршаться такъ.внезапно, чтобъ потомъ ни въ чемъ не раскаиваться… оба обдумаемъ.

Анна.

Обдумаемъ! обдумаемъ! разв вы не думали, когда начинали любить?.. Откуда-же является эта любовь, какъ не оттого, что человкъ становится близкимъ, что такъ умешь оцнить все въ немъ хорошее, что такъ умешь понятъ его, что каждая мысль его длается вашей мыслью, каждое слово, точно вы его сами сказали?.. Чего-же думать, когда такой человкъ протягиваетъ руку? оттолкнуть его, значитъ — оттолкнуть себя,— бояться жизни съ нимъ, значитъ — бояться жить!.. нтъ, вы его не любите, зачмъ-же вы лгали!?

Буранова.

Я не взбалмочная двочка, способная броситься подъ колесницу своего героя.

Анна.

Скажите лучше: вчера вы его считали богатымъ и потому готовы были задушить въ своихъ объятіяхъ, — сегодня вы знаете, что онъ бденъ, и боитесь.

Буранова.

Анна Ивановна, вы доходите до крайностей, простите — до дерзостей… вы потеряли всякое самообладаніе, изъ всего этого я вижу одно: что вы сами влюблены въ Николая Маркыча.

Анна — внезапно смущена.

Я?..

Лукинъ — съ невольно вырвавшейся радостью.

Да, Анненька, вы меня любите, вы, и никто больше!.. Я прозрвать начинаю. Правда, вы совсмъ выросли, и какъ я этому радъ.
Анна — совсмъ растерянная.
Что вы? что вы?.. Съ моимъ-то холоднымъ, сухимъ характеромъ…

Хочетъ идти.

Лукинъ.

Не уходите!..

Входятъ Бережкова, Катя, Лиза и Переносовъ.

Бережкова.

Прощайте, господа.

Анна — Бережковой.

Александра Николавна, извините, я васъ попрошу… возьмите меня съ собой, я въ одну минуту буду готова.

Бережкова.

Опять передумала?

Лукинъ.

Я васъ не пущу.

Анна.

Мн необходимо хать, я не могу, не могу…

Бережкова.

Какъ-же мы усядемся? вдь вотъ я общала взять Василія Кузьмича.

Буранова.

Василій Кузьмичъ останется у меня, и я постараюсь, чтобъ ему не было скучно.

Переносовъ.

Серьезно?

Буранова.

Останьтесь, вы не раскаетесь.

Анна.

Да, да, онъ останется, — спасибо вамъ, я сейчасъ, сейчасъ…

Убгаетъ.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

Общая комната въ подмосковной дач. Аграфена, справа, вглядывается въ окно.

Аграфена — посл нкоторой паузы, машетъ рукой.

Поскорй!!. Идите-же!.. Идите!.. (Входитъ Анна.) Слава теб Господи, гд вы это были?

Анна — на голов и въ рукахъ полевые цвты.

Въ раю была, въ небесномъ царств.

Аграфена.

Когда вы ушли-то? я не слыхала.

Анна.

Ты спала, какъ убитая. Я ушла еще солнце не всходило, еще совсмъ было темно.

Аграфена.

И дверь отпертой оставили въ кухн, кто жь этакъ длаетъ? Долго-ли мошеннику: — вошелъ, взялъ самоваръ съ полки — и былъ таковъ. Что за гулянье ночью?

Анна.

Не спалось мн, проснулась въ два часа, надоло на постели ‘ворочаться, встала, умылась и ушла гулять.

Аграфена.

И собаки-то, чай, дивились, куда это вы спозаранку?

Анна.

Тишь такая была, что точно вс мертвые, все спало, каждый кусточекъ. Я пошла все впередъ и впередъ, не разбирая дороги, потомъ вдоль рки: вижу лодка привязана, я въ лодку, перехала на другую сторону…

Аграфена.

Мало вамъ мста было тутъ-то.

Анна.

Тамъ дорога пошла все въ гору, да гору… и все свтлй, свтлй становилось… лошади тутъ паслись, отъ нихъ длинныя такія тни по всему полю… А на гор стало совсмъ свтло и солнцемъ меня такъ и обдало, такъ по всмъ жилкамъ теплотой разлилось, — и не жжетъ. Я все дальше да дальше… Я пахала, знаешь?

Аграфена.

Какъ пахала?

Анна.

Землю пахала, сохой. Мужикъ на гору выхалъ на работу,— я къ нему: Богъ помочь, ддушка, дай мн попахать.

Аграфена.

Не знаете, что изъ себя и сдлать-то.

Анна.

Поучилъ меня. Съ юбками никакъ не сладишь, такъ я ихъ подобрала и его кушакомъ подвязала. Только трудно какъ, все вкривь да вкось сворачиваетъ, а то вдругъ и поскакала соха по верху, землю-то и не забираетъ…

Аграфена.

Долго вы какъ.

Анна.

Я потомъ въ лсъ зашла, выбрала мсто поглуше и сла думать. Такъ ловко пришлось, спиной къ дереву прислонилась, птицы кругомъ летаютъ, жуки жужжатъ… Я сидла, сидла, и заснула… крпко такъ, я думаю часа три проспала.

Аграфена.

Ишь ты вдь.

Анна.

Вдругъ собака залаяла надъ самымъ моимъ ухомъ,— я такъ и вскочила. Охотникъ какой-то проходилъ, крикнулъ на нее, отозвалъ. Я встала и пошла домой. Еле дошла дорогу то: плутала, плутала.

Аграфена.

Боязни въ васъ никакой нтъ, — сохрани Богъ, разбойникъ-бы наскочилъ.

Анна.

Откуда онъ возьмется?

Аграфена.

Здсь, подъ Москвой, жуликовъ-то не обери Господи, такъ-бы обчистили, что безъ платья-бы домой пришли.

Анна.

Который часъ?

Аграфена.

Двнадцатый, пожалуй-что въ половин. Константинъ Иванычъ давно встали, сердились очень. Когда, говоритъ, мн ее нужно, она уходитъ. Послалъ меня за вами, искать васъ,— вы тутъ и идете. Паю, чтоли, вамъ дать?

Анна.

Нтъ, не надо. (Смясь.) Я вдь ла. Меня этотъ мужикъ то угощалъ. Хлбъ у него горячій былъ и густо-густо насыпано крупной солью, такъ и хруститъ на зубахъ,— превкусно.

Аграфена.

Нашли вкусъ: мужичій хлбъ. Чай, тамъ и щепокъ и песку замсено, и мука-то ужь какая — послдній сортъ.

Анна.

А мн вкусно.

Вынимаетъ изъ кармана мдную монету, завертываетъ въ бумагу и кидаетъ въ окно.

Аграфена.

Что вы кидаете? нищему? такъ. (Въ окно.) Уходи, уходи, ладно ужь. (Анн.) Что вы ихъ пріучаете? Пойдутъ теперь, кажный день пойдутъ тутъ высматривать, и не досчитаетесь серебряной ложки.

Анна.

Не отъ излишка проситъ, не отъ излишка и украдетъ, — ха, ха!.. Каковы васильки? дай-ка я тебя разукрашу.

Украшаетъ ея голову цвтами.

Аграфена.

Полно, не шалите.

Анна.

Чудесно какъ хорошо.

Аграфена.

Чудесно! какъ пугало гороховое. Вы чтой-то веселы сегодня?

Анна.

Потому я весела, что я замужъ выхожу.

Аграфена.

Врите больше.

Анна.

Ты думаешь, я такая бездольная, никто ко мн и не присватается.

Аграфена.

Отчего не присвататься!.. Да вы вправду, что-ли?

Анна.

Вправду. Вчера оно ршилось, я никому не говорила, а сегодня не могу: всмъ скажу! всмъ, всмъ, всмъ, всмъ, всмъ!.. чтобы вс знали.

Аграфена.

Какъ-же такъ? Вы вчера весь день въ комнат просидли.

Анна.

А письмо-то я получила?.. (Вынимаетъ письмо.) Вотъ оно. (Раскрываетъ и читаетъ.) Гд были мои глаза, дружокъ, гд былъ мой умъ? Такъ долго я знаю васъ, и какъ я васъ знаю! такъ долго обойтись не могу безъ васъ, и самъ этого не вижу. Нужно было несчастное столкновеніе съ этой барыней, чтобъ я прозрлъ. Но я благодаренъ ей: она заставила мою умницу заговорить откровенно и сбросить свою скрытность. Вы любите меня,— это врно, какъ то, что мы живемъ на свт. Что-жь ты спряталась отъ меня, улитка? Я заходилъ,— ты сказалась боль* ной, я вдь понимаю, что это неправда. Теперь я теб протягиваю руку, какъ ты говорила? Оттолкнуть ее значитъ — не жить? такъ, что-ли?.. Вдь не на втеръ ты это сказала? Честное слово, — мы принадлежимъ другъ другу, и чмъ скорй это будетъ, тмъ лучше’… Вотъ.

Аграфена.

Напуталъ, напуталъ,— что-жь это тутъ сказано?

Анна.

Сказано, что мы любимъ другъ друга, и.я за него замужъ иду.

Аграфена.

За кого?

Анна.

За Николая Маркыча.

Аграфена.

Вотъ стоило!
Digitized by

Анна.

Что? что?

Аграфена.

Онъ добрый-то — добрый, да скучный такой. Я думала, что вы за нашего капитана.

Анна.

Безтолочь ты — и недостойна моихъ цвтовъ, давай назадъ.

Снимаетъ съ нея цвты. Входитъ Метельниковъ.

Метельниковъ.

Ну, хоть во время вернулась Куда это, матушка, ушла до свту. Мн очень тебя нужно, Анна.

Анна.

Дядя Костя, я теб хочу кое-что сказать.

Метельниковъ.

Что тамъ? мн некогда. Слушай лучше…

Анна.

Я вчера получила письмо отъ Николая Маркыча.

Метельниковъ.

Какъ это меня касается?— пишетъ теб свою филозофію.

Анна.

Ну, не надо, хорошо, я не буду говорить, говори ты.

Метельниковъ.

Письмо? что-же за письмо? я слушаю.

Анна.

Нтъ, за такой твой привтъ я теб этого письма никогда не покажу.

Метельниковъ.

Ахъ, матушка, какъ наказала, за штатомъ оставила. Ну, Анна, бросимъ пустяки. (Аграфен.) Ты чего стоишь? ступай въ кухню. (Аграфена уходитъ.) У меня просьба до тебя. Сегодня мы назначили съ Еленой Григорьевной поршить на счетъ имнья, она въ Москв и ждетъ меня къ двнадцати часамъ.

Анна.

Ты все-таки хочешь сдлать эту аферу?

Метельниковъ.

Слушай, пожалуйста. Я долженъ ей внести деньги и обмняться условіями: чтобъ у меня съ ея подписью было, а у нея съ моей, понимаешь?.. ну, вотъ деньги приготовлены, досталъ и безъ твоего Николая Маркыча,— и вотъ условіе… но я хать не могу. Бликъ сегодня утромъ прислалъ съ кучеромъ сказать, чтобъ я непремнно его ждалъ съ утра до часу, — что если не дождусь, будетъ мн большая непріятность… Кто его знаетъ, можетъ и въ самомъ дл что-нибудь… Между тмъ и Елену Григорьевну пропустить нельзя, она еще вчера мн говорила, что у нея другой покупщикъ наклёвывается… тоже — прогулять этакое дло…

Анна.

Ты хочешь, чтобъ я къ ней създила?

Метельниковъ.

Създи, пожалуйста… Ей-богу, вдь другой разъ въ жизни такого случая не представится. Ужь мои вс счеты-разсчеты сдланы… създи, душенька. Вотъ деньги: пятнадцать тысячъ, и вотъ условіе съ моей подписью… ты отъ нея возьми росписку и ея условіе.

Анна.

Изволь. (въ дверь.) Аграфена дай мн пальто.

Метельниковъ.

Извощиковъ я сегодня много видлъ у лавочки.

Анна.

Давай.

Метельниковъ — передавая ей деньги и условіе.

Пожалуйста, какъ-нибудь, помилуй Богъ, не перепутай. Деньги крпче держи, не потеряй… чтобъ кто еще не вытащилъ…

Анна — пряча деньги.

Ахъ, какъ скучно! право, точно я все маленькая двочка… среди бла-дня не ограбятъ… Будь покоенъ: вреда я теб не сдляю.

Метельниковъ.

Ну, ну, позжай. Да что это, Аграфена!..

Выходитъ Аграфена съ пальто въ рукахъ.

Аграфена.

Несу, несу. (Метельниковъ уходитъ.) Куда вы собрались?

Анна — надвая пальто.

Не надолго… Аграфена, если придетъ… если онъ придетъ, — Николай Маркычъ… чтобъ не уходилъ, ни за что чтобъ не уходилъ, — я очень скоро вернусь. (Идетъ.) Да. еще… ты никому не говори, что я теб сказала, погоди, я сама всмъ скажу.

Входитъ Бережкова.

Бережкова.

Здравствуйте, суровое дитятко, здравствуйте, не ждали? браниться станете, что пріхала?— я кого люблю, тому и на зло буду полезна.

Аграфена уходитъ.

Анна — цлуя ея.

Нтъ, я сегодня не злая, я сегодня мягче мякины.

Бережкова.

Нехорошее выраженіе: мягче мякины, скажите: мягче воску. Молоденькую двушку, чистое существо, можно сравнить съ нжнымъ блымъ воскомъ: согрешь его — лпи потомъ. Мягче мякины!— что это?.. Какъ ужь мн пріятно васъ видть такой, то-ли дло, веселой.

Анна.

Въ самомъ дл? искренно пріятно?

Бережкова.

Какъ-же не искренно-то? для какихъ цлей мн сочинять? отъ такой крапивочки добиться добраго расположенія, — это праздникъ. На добрый характеръ всегда легче вліять, — я очень счастлива, что вы веселы.

Анна.

И будете радоваться моей радости?

Бережкова.

Всмъ моимъ существомъ буду радоваться. Какая у васъ радость?

Анна.

Бывало это съ вами, Александра Николавна, когда-нибудь, что у васъ такая радость!.. все-бы объ ней только и говорилъ, со всякимъ встрчнымъ?

Бережкова.

Не знаю, можетъ быть и бывало… да вроятно бывало

Анна.

Такъ вотъ теперь у меня… Да что-жь это я съ вами!— я вдь собралась идти. Меня дядя посылаетъ по длу, вы не разсердитесь? я скоро вернусь.

Бережкова.

Ступайте, ангелочекъ, я подожду. Такими хорошими минутами надо пользоваться: вы сегодня воспріимчиве ко всякому участливому слову и замчанію.

Анна.

Ну воскъ, совершенный воскъ. Сегодня я готова отдаться вамъ совсмъ въ руки: отогрвайте меня и лпите изъ меня какое угодно чучело,

Бережкова.

Вотъ опять: чучело!.. нехорошее выраженіе. Все съ подсмиваньемъ!— Испугалась, что я на дачу пріхала, такъ на весь день на нее насяду. Не бойтесь, надомъ — такъ и уйду, у меня дома черезъ два тутъ еще знакомые живутъ

Анна.

Вамъ не позволятъ уйти. Виновата, это моя манера говорить, сорвалось съ языка. Я сегодня ужасно добродушна, я хочу, чтобъ вс мной остались довольны, и буду прелюбезной хозяйкой. До свиданья. (Идетъ къ выходу и останавливается.) Даже… Сказать-ли вамъ, почему я такъ весела сегодня?

Бережкова.

Почему?
Анна.
Нтъ, посл, посл… (Снова идетъ и-снова останавливается.) Или… Да все-равно, что тамъ!.. (Подходитъ къ Бережковой.) Я… я получила письмо… показать разв вамъ?,

Бережкова.

Покажите, — отъ кого?
Анна.
Смотрите-же, за это вы должны радоваться со мной вмст… Вотъ, на-те. (Подаетъ письмо. Бережкова силится вынуть письмо изъ конверта.) Что вы такъ схватили, вы разорвете,— дайте Я выну. (Вынимаетъ письмо и развертываетъ.) Вотъ.

Бережкова собирается читать. Анна смотритъ въ письмо чрезъ ея плечо.

Бережкова — читаетъ.

‘Гд были мои’… (Анна цлуетъ Бережкову.). Что это? постойте, не разберу… ‘мои’…

Анна — вырывая письмо..

Оставьте! вы не умете читать.

Бережкова.

Безъ очковъ-то плохо видно.

Анна.

И не надо… потомъ, потомъ когда-нибудь.

Бережкова.

Вы прочтите сами.

Анна.

Нтъ, нельзя, ей-богу нельзя, потомъ.

Бережкова — качая головой.

Какая вы…

Входитъ Метельниковъ.

Метельниковъ.

Анна! ты все еще не ухала?.. Господи, ты опоздаешь…

Анна.

Узжаю, узжаю.

Уходитъ.

Метельниковъ.

Извините, Александра Николаева,— мое почтенье,— дло есть важное. Благодаримъ покорно, что пожаловали.

Бережкова.

Какъ она меня утшила сегодня, ваша двочка, сказать не могу.

Метельниковъ.

Что вы?

Бережкова.

Совсмъ она перерождается, поразила меня. Хоть я и опытна на эти вещи, но и я не думала, что можно такъ скоро ее передлать. Прошлый разъ, какъ мы похали отъ Елены Григорьевны, она упорно молчала и дичилась.

Метельниковъ.

Я васъ еще и не благодарилъ…

Бережкова.

Мои двочки замучились, ухаживая за ней: и пли-то, и стихи декламировали, игры разныя выдумывали, — она хоть-бы что!— совсмъ дикая. Я въ отчаяніе приходила, что ее ничто не беретъ, а оказывается: одинъ такой день и ее узнать нельзя… общительная, добрая стала, болтливая, цлуетъ меня такъ дружески. Удивительная натура, — ужасно податлива на хорошее вліяніе.

Метельниковъ.

Вдь ужь и вы въ этомъ дл маэстро.

Бережкова.

Но что я замтила… говорить-ли только вамъ?.. у ней есть тайна. Вы что оглядываетесь?

Метельниковъ.

Мн показалось, что вошли. Я жду по длу… (Дверь отворяется. Онъ вскакиваетъ. Входитъ Лукинъ.) Ахъ, это вы?..

Лукинъ.

Я. Здравствуйте.

Раскланивается съ Бережковой.

Метельниковъ.

Я жду Блика по длу. Анны дома нтъ — она въ Москву ухала.

Лукинъ.

Какъ въ Москву? мн Аграфена сказала, что она просила меня дождаться ее.

Бережкова.

И мн сказала, что сейчасъ вернется.

Метельниковъ.

Да, врно, долго не задержится, но все-таки вдь зды до города полчаса, да назадъ. (Входитъ Бликъ.) А! вотъ вы! просто истомилъ меня, весь день перепуталъ. Мн крайность ухать, а тутъ его жди.

Бликъ.

И хорошо, что подождали, благодарите Бога, былибы вы у праздника.

Метельниковъ.

Что такое? говорите. (Лукину.) Николай Маркычъ, васъ это занимать не можетъ, это дла коммерческія,— вы-бы пока вотъ Александру Николавну въ садъ попросили.

Бликъ.

Нтъ, нтъ, не уходите. Что я имю сообщить, то вс должны знать. Поздравьте меня, поздравьте… Ну, что-жь вы не поздравляете?.. Какъ вы полагаете, что такое Бликъ?— Вы думаете, Бликъ умный, ловкій малый, достойный сынъ вка, финансовый волшебникъ?— ошибаетесь… Видали вы, когда мостовую мостятъ, такъ трамбовками этакими утрамбовываютъ? тумбы этакія, обрубокъ деревянный желзнымъ кольцомъ обтянутъ?— вотъ это и есть Бликъ.

Лукинъ.

За что вы себя такъ казните?

Бликъ.

Женщина!— настоящая: съ длинными волосами, женщина — въ шиньон и юбк — надула и провела!— merci!

Метельниковъ.

Кто такое?

Бликъ.

Кому-же больше?— она, вдова безпомощная, Елена Григорьевна. Взялась за меня хлопотать, князь Похлестовъ у ней свой человкъ, ручки цлуетъ, слюни распускаетъ,— я и прошу: ‘князь, молъ, директоръ желзной дороги, — выхлопочите мн подрядъ на поставку дровъ по всей линіи’. Она со всмъ своимъ удовольствіемъ согласна, — и выхлопотала. Только себ выхлопотала, а не мн.

Бережкова.

Можетъ-ли быть?

Бликъ.

Вчера я въ контор узналъ, — подрядъ утвержденъ за ней.

Метельниковъ.

Елена Григорьевна въ подряды пускается?— да что она смыслитъ?

Бликъ.

Она!?— она смыслитъ, сколько мы тутъ вс вмст не смыслимъ!— Она такое зелье, что я-бы ее сейчасъ директоромъ любого банка сдлалъ.

Бережкова.

Куда-же ей?

Бликъ.

Я ей вс подробности изложилъ: гд лсъ дешевле купить, какъ его доставить на какую станцію, да еще на бумаг, оселъ этакій, на бумаг, чтобы она толкове съ княземъ переговорила… вс выгоды, вс невыгоды объяснилъ, чтобъ она и то, и это отстояла… Она взяла, да все себ, а я — съ носомъ. Да еще диви-бы даромъ я просилъ,— вдь я-же для нея хлопоталъ, вдь вотъ съ Константинъ Иванычемъ по ея имнью-то шлялся-шлялся, — ноги окостенли, вралъ ему все, что ей нужно было.

Метельниковъ.

Вралъ?

Бликъ.

Неужто-жь вы въ самомъ дл думаете, что ея имнье стоитъ сорока-тысячъ? Вдь тамъ земли-то одинъ, два, да обчелся.

Метельниковъ.

Позвольте,— по планамъ вычислено.

Бликъ.

По какимъ планамъ?— эти планы три года назадъ сдланы, она съ тхъ поръ половину земель крестьянамъ продала, да самые лучшіе куски, — у нея болота больше, чмъ земли.

Метельниковъ.

Болото торфяное.

Бликъ.

Ужь не хотите-ли вы торфомъ торговать?.. Вы думаете торфъ,— это все равно, что бисквитный пирогъ:. вырзалъ изъ него кусокъ да сълъ?.. Вдь это одно только наше невжество!!. вдь для этой выдлки нуженъ стотысячный капиталъ, у васъ труха будетъ, а не торфъ!

Метельниковъ.

Однако вы сами говорили…

Бликъ.

Я много вамъ всякой всячины говорилъ. Я и про заповдную рощу говорилъ, что тамъ глушь непроходимая и лсу строительнаго не оберешься, когда тамъ и деревьевъ-то только-что на опушк, а въ середин все вырублено и гладко, какъ на голов плшивой старухи.

Метельниковъ.

Зачмъ-же вы меня удерживали?— не пустили дойти до рощи?

Бликъ.

Затмъ и удержалъ, чтобъ вы этого не знали. Вдь она мн за это общала подрядъ выхлопотать.

Метельниковъ.

Ну, ужь и вы, — хороши… Какъ-же теперь?.. пожалуй, подъ залогъ имнья и не дадутъ сорока тысячъ.

Бликъ.

Экъ, вдь!— сорокъ тысячъ!!. Она сама его въ прошломъ году заложить хотла, — ни одинъ банкъ больше десяти тысячъ не давалъ.

Метельниковъ.

Такъ на что-же мн это имнье покупать? это мое разоренье… что-жь вы это длаете?

Бликъ.

Спасаю васъ, — больше ничего. У васъ сегодня было назначено, что вы ей деньги свезете и условіе, я васъ дома и задержалъ, чтобъ предупредить. Ни денегъ, ни условія вы ей не давайте и скажите, что вы ея имнье не покупаете… Нтъ, сударыня, слишкомъ ужь вы карманъ набиваете, какъ-бы не разорвался.

Метельниковъ.

А вдь я деньги-то, пятнадцать тысячъ, и условіе послалъ къ ней.

Бликъ.

Ну, пеняйте на себя. Кто-жь васъ подъ-руку толкалъ торопиться?

Метельниковъ.

Елена Григорьевна говорила, что у нея еще покупщикъ. Я думалъ — перебьютъ. Я не куплю имнья, я возьму назадъ и условіе, и деньги.

Бликъ.

Такъ она вамъ сейчасъ и отдастъ!..— у васъ въ условіи-то неустойка назначена, а что къ этой вдов беззащитной попало, — такъ — какъ ключъ ко-дну.

Лукинъ.

Съ кмъ-же вы послали деньги?

Метельниковъ.

Съ Анной, Анна повезла.

Лукинъ.

Анна вашу аферу справляетъ?

Метельниковъ.

Она только-что ухала… Неправда-ли, Александра Николавна, — вдь она сейчасъ съ нами тутъ говорила!?.. она не успла еще дохать до города… извощики такіе дрянные здсь, — ее можно догнать, остановить… Бликъ, ступайте скорй… нтъ, я лучше самъ поду, сейчасъ, только сюртукъ накинуть, — я успю.

Убгаетъ.

Лукинъ

Ну, затворили вы тутъ гадостей порядочно…

Бликъ.

Вольно-же слпнуть!— глаза есть — и гляди.

Лукинъ.

Александра Николавна, вы Анну видли? какъ она вамъ сказала: что въ городъ детъ, въ Москву?

Бережкова.

Она только сказала, что скоро будетъ,— сейчасъ, говоритъ, вернусь, дождитесь меня.

Лукинъ.

Тутъ что-то непонятное,— надо узнать.

Уходитъ.

Бликъ.

Одного я не пойму: откуда это вдова деньги взяла?.. Мн въ контор говорили, что она вчера-же залоги внесла. У нея не было.— по крайней мр, клялась, что нтъ…

Бережкова.

Можетъ, князь ей далъ.

Бликъ.

Ну, князю по пятнадцати тысячъ бросать не приходится,— онъ больше на-счетъ протекціи.

Входитъ Переносовъ.

Переносовъ.

А! Анатолій Павлычъ! (Рукопожатіе.) Александра Николавна, здравствуйте. Что, Елена Григорьевна, не здсь-ли?

Бликъ.

Нтъ вашей Елены Григорьевны, нтъ.

Переносовъ — обидчиво.

Моей Елены Григорьевны?!.

Бликъ.

Вы теперь при ней безотлучно состоите, — все васъ вмст встрчаютъ, на побгушкахъ у нея. Ваши приказчики жалуются, что вы въ лавку еле заглядываете.

Переносовъ.

Изъ этого нельзя заключать, что она моя… Странное дло, гд-жь она можетъ бытъ? Я сейчасъ къ ней зазжалъ: дома нтъ. Я зналъ, что сегодня она должна видться съ Константинъ Иванычемъ,— я и думалъ ее застать здсь. Странно, куда жь она?..

Бликъ.

Подите, гоняйтесь за ней!.. Можетъ, она теперь на бирж торгуется, или въ дум выпрашиваетъ себ на аренду кремлевскія стны, или въ купеческомъ банк пыль московскую заложить старается,— кто скажетъ, гд предлъ ея коммерческаго генія?!

Бережкова.

Можетъ быть, она еще прідетъ сюда, — вы подождите.

Переносовъ.

Непремнно прідетъ. Она сегодня должна получить съ Константина Иваныча задатокъ за имнье и возвратить мн мои акціи.

Бликъ.

Акціи?

Переносовъ.

Я ей далъ третьяго-дня, подъ росписку, разныхъ бумагъ на пятнадцать тысячъ. Она общала, что сегодня, какъ получитъ, такъ и отдастъ.

Бережкова.

Ну вотъ, это она у него для залоговъ-то деньги заняла.

Бликъ.

Преклоняюсь передъ тобой, волшебница!.. за такой подвигъ я ей даже прощаю, что она у меня подрядъ изъ-подъ носу украла. У этого скареда пятнадцать тысячъ выманить, такъ — здорово живешь!.. Еще я бы понялъ бутылку шампанскаго, или ужинъ какой-нибудь, или монъ-супиръ, колечко съ бирюзой, — но пятнадцать тысячъ!— преклоняюсь.

Переносовъ.

Какъ выманить? я подъ росписку далъ и только на два дни.

Бликъ.

Теперь понимаю, почему вы ее не застали: она просто васъ не приняла.

Переносовъ.

Ну, ужь это извините-съ, кого другого, но не меня.

Бликъ.

Да на что вы ей теперь нужны?.. Деньги вдь она получила? чего-жь ей? глупую рожу вашу, чтоли, она не видала?

Переносовъ.

Анатоль Павлычъ, совтую воздержаться.

Бликъ.

Самъ собственноручно ей акціи отдалъ… Божественно!! я у нея ножки расцлую… да она у вора дубинку украдетъ, тотъ и не замтитъ.

Переносовъ.

Прошу васъ, Бликъ, не продолжать… И вообще я желалъ-бы, чтобъ вы такъ не отзывались объ Елен Григорьевн, иначе вы будете имть дло со мной.

Бликъ.

Если я-то съ вами буду дло имть, это не бда, а вотъ что она съ вами дла ведетъ, — такъ ужь тутъ запишите ваши пятнадцать тысячъ уголькомъ въ труб.

Переносовъ.

Вздоръ вы все подозрваете, у меня росписка ея… и на словахъ она мн общала непремнно сегодня отдать.

Бликъ.

На словахъ-то я вамъ Петербургъ подарю, со всей требухой. Возьмите, мамочка, все возьмите: и Неву, и Александровскую колонну, — мн не жаль!

Переносовъ.

Не можетъ быть, не можетъ быть!— понимаете, у меня росписка.

Входить Метельниковъ.

Метельниковъ — торопясь.

До свиданья, господа, извините…

Переносовъ.

Поздоровайтесь по крайности..

Метельниковъ.

Мн-съ ршительно некогда!— пустите пожалуйста.

Переносовъ.

Скажите, ради Христа, Константинъ Иванычъ, одно слово: вы отдали Елен Григорьевн задатокъ за имнье?

Метельниковъ.

Оставьте меня, ну, что вы пристали!..

Входитъ Буранова.

Бережкова.

А! и сама на лицо. Какой вы тутъ, матушка, кутерьмы надлали?

Буранова — цлуя ея.

Вчно что-нибудь напутаю, ужь такая несчастная.— Здравствуйте… (Метельникову.) Я ждала, ждала,— вы не дете, я и пріхала сама.

Метельниковъ.

Такъ вы племянницу мою не видали?

Буранова.

Анеточку? какъ-же, видла. Я ее въ парк встртила, мы даже вмст тамъ на скамеечк посидли, и я ее подвезла. Лукинъ намъ повстрчался, такъ юна съ нимъ въ садъ пошла.

Метельниковъ — сквозь зубы.

Провалилось дло!

Отходитъ и выпиваетъ стаканъ воды.

Буранова.

Да у васъ вс мои пріятели.

Переносовъ.

А я у васъ былъ… Сказали, что дома нтъ, — я сюда.

Буранова.

На что-же вы за мной по всему свту гоняетесь?

Переносовъ.

Вы общали, что сегодня отдадите мн мои акціи.

Буранова.

Такъ и дрожитъ. Отъ васъ и одолженье-то противно принимать… и Бликъ здсь?

Бликъ.

Преклоняюсь предъ вашимъ геніемъ — и благодарю за ходатайство.

Буранова.

Ахъ, другъ мой, что-же мн длать? князь съ тмъ только и выхлопоталъ подрядъ, чтобъ я его сама взяла, на свое имя, онъ на ваше имя ни за что не соглашался. Да что за бда? берите его, ведите дло отъ моего имени.

Бликъ.

Съ вами вмст?— Ну, нтъ-съ, это пускай тотъ ведетъ, кому своихъ денегъ не жаль.

Буранова.

Вы думаете, оттого что я такая безтолковая, такъ меня обманутъ? я и вмшиваться не буду: вы ведите подрядъ сами, мое будетъ только имя.

Бликъ.

Слишкомъ оно дорого стоитъ, ваше имя: знаю я, какъ вы не будете вмшиваться,— поди-ка, добейся даромъ-то вашей подписи.

Метельниковъ — подходя къ ней.

Елена Григорьевна… вы, разумется, дама молодая, вамъ нужны деньги для удовольствій и для всего… Еще замужъ выйдете… но, Елена Григорьевна, не забудьте: есть и Богъ на небеси.

Буранова.

Я этого никогда не забываю.

Метельниковъ.

Какъ же вы мн продаете имнье за сорокъ тысячъ, когда оно едва половину того стоитъ.

Буранова.

Неужели?

Бережкова.

Вообразите, что Бликъ тутъ разсказываетъ: будто вы какіе-то старые планы показывали, земля ваша будто на половину уже продана крестьянамъ.

Буранова.

Можетъ быть, и продана, почемъ-же я знаю?.. Вдь это все мой управляющій,— что-жь вы его не спросили? Анатолій Павлычъ, вдь вы водили Константина Иваныча по имнью, отчего вы тогда ему не сказали?

Бликъ.

Заступники святители!!.. Я-же останусь виноватъ. Вдь я надялся, что вы мн подрядъ выхлопочите… Вы-же меня просили, чтобъ я ему при осмотр имнья товаръ лицомъ показалъ, — глаза-бы отводилъ, гд что подгуляло.

Буранова.

Что вы, что вы, пожалуйста!.. Я просила, чтобъ вы показали какъ слдуетъ, ничего-бы не забыли, а лгать я васъ не просила… Ну, скажите, вотъ за него-же меня будутъ считать обманщицей.

Бликъ.

Какъ? такъ не вы меня просили, чтобъ я его не водилъ въ заповдную рощу, потому что тамъ вс деревья наперечётъ?

Буранова.

Я просила не водить въ рощу, — я боялась, что вы устанете, такъ какъ, роща далеко въ сторон, а если нужно было ее показать, зачмъ вы не пошли? Почемъ я знаю, нужно или ненужно? я вамъ предоставила. Что онъ на меня наговариваетъ? господа, это ужасно! заступитесь…

Переносовъ.

Вотъ то-то, Анатоль Павлычъ, чмъ обвинять-то…

Метельниковъ.

Ну, Богъ съ нимъ… Теперь вы видите, Елена Григорьевна, что имнье не стоитъ этихъ денегъ, ну, будемъ считать, что ничего между нами не было, — оставайтесь вы при своемъ, я при своемъ.

Буранова.

Какъ-же такъ? Вы отказываетесь отъ покупки?

Метельниковъ.

Да.

Буранова.

Какъ-же это?.. Что вы меня путаете? У меня и такъ путаная голова, вы совсмъ спутаете. У меня на эти деньги ужь свой разсчетъ сдланъ: вотъ я Василію Кузьмичу должна долгъ отдать.

Переносовъ.

Да-съ, я съ тмъ уговоромъ и деньги давалъ.

Метельниковъ.

За что-же мн-то разоряться и платить втридорога? Хоть пожалйте человка.

Буранова.

Почему я знаю: дорого или недорого? Можетъ быть — такъ, а можетъ быть, и не такъ. Вы-бы мн не уступили, еслибъ я продешевила? вы-бы воспользовались моей оплошностью?— ну, ужь пускай такъ судьба и ршаетъ: ваше счастье или мое счастье, какъ уговорились, такъ пускай и будетъ. Что-жь вы за дловой человкъ? то куплю, то не хочу… такъ нельзя, я не могу согласиться… это, ей-богу, что-жь такое…

Входятъ Лукинъ и Анна.

Анна — подойдя къ дяд.

Вотъ, дядя Костя, возьми назадъ.

Метельниковъ.

Что это?

Анна.

Твои деньги и твое условіе.

Метельниковъ.

Деньги? какія деньги? мое условіе?.. Такъ ты ей не отдала?

Анна.

Стану я теб помогать въ скверномъ дл! Я удержать тебя хотла, чтобъ афера твоя лопнула, чтобъ у тебя перебили покупку. На, возьми.

Метельниковъ.

Спасла, спасла меня отъ разоренья!.. Умница ты моя! (Цлуетъ ее. Потомъ Бурановой.) Что-жь вы, сударыня, изволите упорствовать? вдь если у васъ ни задатка, ни условія съ моей подписью нтъ, такъ и дла никакого нтъ. Вотъ оно, мое условіе.

Разрываетъ въ клочки бумагу.

Буранова.

Ршительно?.. Отказываетесь?

Мтельниковъ.

Сумасшедшій я что-ли, чтобъ на себя руки накладывать.

Буранова.

Вотъ васъ, Анатолій Павлычъ, такъ должна я благодарить.

Бликъ.

Нарвались! ха, ха… усладительно слышать, не все-же вамъ удаваться должно… Да вы не пропадете, вы свое на другомъ наверстаете.

Переносовъ.

Какъ-же Елена Григорьевна, мои акціи?

Буранова.

Я вамъ теперь отдать не могу, он въ залогахъ.

Переносовъ — вынувъ росписку.

Вы общали сегодня,— и вотъ росписка…

Буранова.

Вы видите, я сама не получаю. Оттого я и въ росписк написала, что отдамъ по возможности.

Бликъ,

Что? Что? Покажите-ка, что она написала? (Читаетъ росписку.) ‘Обязуюсь отдать по возможности…’ ха, ха, — а если эта возможность будетъ на томъ свт?!.

Буранова.

Анатолій Павлычъ, оставьте дурные намеки! я не виновата, что сама обманута… Когда у людей хватаетъ чести отказываться…

Анна.

Не вамъ о чести говорить!

Лукинъ.

Теперь я васъ понимаю, Елена Григорьевна, и беру вс мои слова назадъ, — вы знаете, съ кмъ вы знакомитесь и какое удовольствіе отъ кого можете получить.

Бликъ.

Но скажите, ради Христа, какими напвами сирены вы могли этому аршиннику туману напустить, чтобъ всучить такой документъ?— ‘по возможности!’ ха, ха, — геніальная выдумка!

Буранова

Господа… я вижу, тутъ вс на меня напустились… я къ такимъ рчамъ не привыкла, со мной всегда обращались вжливо, — притомъ я женщина и одинокая, меня легко обидть и некому за меня вступиться… я лучше удалюсь.

Переносовъ.

Елена Григорьевна, Елена Григорьевна!..

Буранова.

А васъ, Василій Кузьмичъ, я прошу меня больше не посщать. Я вамъ написала росписку какъ умла, я вашихъ формальностей не знаю. Тутъ длаютъ какіе-то нехорошіе намеки, которыхъ не должно быть, такъ, чтобъ не имли права больше сплетничать, я васъ прошу ко мн не ходить. Я вамъ отдамъ ваши акціи, когда буду въ состояньи…

Бликъ.

‘По возможности!’ ха, ха!..

Буранова.

Безъ меня, пожалуйста, безъ меня. Я ухожу — и тогда говорите, я не могу позволить себ слушать дерзости, я не привыкла къ этому… извините, извините…
Идетъ къ двери.

Переносовъ.

Елена Григорьевна!..

Буранова — величественно и строго.

Я сказала.

Быстро уходитъ.

Бликъ.

Королева!

Бережкова.

Такъ въ самомъ дл съ дамой нельзя, невжливо…

Бликъ.

Да, она еще васъ не надула, погодите, надуетъ, тогда будете вжливы.

Переносовъ.

У нея-то что за вжливость?— сегодня нжности, и сладкія рчи, и коробъ общаній, а завтра, деньги сцапала, хлопъ дверь передъ носомъ?.. я адвоката найму! я въ суд докажу, что у нея есть возможность мн заплатить!.. Прощайте, я ей опомниться не дамъ.

Уходитъ.

Лукинъ.

Что вы за несчастные люди, подумаешь! Сколько у васъ хлопотъ, и раздраженія, и горя, — изъ-за чего? чтобъ надуть другъ друга да обобрать.

Бликъ.

Въ дух времени, Николай Маркычъ, въ дух времени!— это борьба жизни. И прежде обманывали и обирали, но не умли при этомъ честными оставаться.

Лукинъ.

Какъ-же, какъ-же. очень честными!

Бликъ.

А то нтъ?.. Киньте камень вотъ хоть-бы въ нашу вдову. Видли, съ какимъ сознаніемъ правоты она вышла?.. Обобрать не штука, если сила есть,— аферу ловко обдлать, на законномъ основаніи, не то, тутъ талантъ, творчество!..

Метельниковъ.

И сколько-же теперь этого таланту! и гд только на него не наткнешься!— Господи!.. Женщины, и т въ аферы пускаются. Да какія?!— которымъ-бы на облакахъ валяться, он…

Бликъ.

Что женщины?— дти!.. мн сынишка разсказывалъ,— у нихъ гимназистъ стянулъ у товарища карандашъ, да въ лотерею его и разыгралъ. Дойдетъ до того, что грудной младенецъ повойникъ со своей кормилицы прохожему продастъ. И по-дломъ!— стало быть кормилица зазваласъ. Духъ времени таковъ, держи ухо востро.

Лукинъ.

Стоитъ ли хлопотать, мучиться, страдать?

Метельниковъ.

Какъ-же не стоитъ, Николай Маркычъ! за деньги-то?.. Какъ вы ни мудрствуйте, все съ деньгами легче жить, — и, что таить, не удалось мн это предпріятіе, а жалко, что не удалось.

Лукинъ.

Эхъ вы! будьте вы довольны, что на нашихъ рукахъ нтъ этой грязи спекуляцій, живите себ по немножку своимъ трудомъ, благо онъ васъ обезпечиваетъ, не тянитесь за большимъ, а главное, пока можете и сколько можете, разумно пользуйтесь жизнью. Оглянитесь-ка, не глупы-ли эти спекулянты? что ихъ за жизнь?— Сегодня богатъ, завтра нищій, тамъ опять богатъ и опять разорился, сколько ихъ стрлялось, съ ума сходили. Все мечутся, все устраиваются: ‘вотъ, молъ, еще немножко, и тогда поживу!!.’ А время не ждетъ, жизнь прожита среди страха и злобы, и тотъ-же гробъ подъ конецъ. Коли ужь не понимаютъ, что нечестно, хоть-бы видли, что неразсчетливо. Сами себя истерзали, сами отняли у себя всякую добрую радость и истрепали даже лучшее наше чувство,— любовь!

Бережкова — поощрительно.

Ну, ну, еще!..

Лукинъ.

Ха, ха!.. я замчаю, что сталъ читать поученье!— привычка къ каедр, простите. Но ужь коли объ любви дло зашло, такъ… Константинъ Иванычъ, я забылъ вамъ сказать: я женюсь на вашей племянниц.

Вс.

Что? вотъ отрзалъ? Что такое?!

Анна.

Мы съ нимъ бракосочетаемся! по-русски вамъ сказано.

Бережкова.

Что за сумбуръ такой?!. Такъ нравственно и краснорчиво говорилъ, я даже хотла попросить, чтобъ повторилъ передъ моими дочерьми, вдругъ оборвалъ, ни съ того, ни съ сего: женюсь. Словно говоритъ: пойдемте гулять.

Лукинъ.

Я объявляю ко всеобщему свднію.

Метельниковъ.

Филозовъ! вренъ своей филозофіи. Какъ-же мн теперь? тоже этакъ сломя голову отвчать: честь имю васъ поздравить?

Смется и цлуетъ ихъ.

Бликъ.

А что? вдь они пара. Оба такіе фантазеры и…

Анна.

Полоумные?

Бликъ.

Крошечку не безъ того. Непрактичны очень. Говорить такъ благородно, безкорыстно, говорить, — это прекрасно, это тоже въ дух времени, я самъ, пожалуй, буду за вами повторять… но дйствовать — надо практичне. Погодите жениться, подите вы прежде въ школу, возьмите нсколько уроковъ практической жизни у Елены Григорьевны.

Метельниковъ.

Да ужь и у васъ.

Бликъ.

Гд мн!? что я передъ ней — одно невжество! Она-же еще теперь только начинаетъ, а дайте-ка ей хорошенько расправить крылышки…

Лукинъ.

Нтъ, лучше ужь не пророчьте!
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека