Завоеванное, Крылов Виктор Александрович, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 40 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ДЛЯ СЦЕНЫ.
СБОРНИКЪ ПЬЕСЪ.
ТОМЪ ВТОРОЙ.

Изданіе ВИКТОРА АЛЕКСАНДРОВА.

Изданіе третье,

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Шредера, Гороховая, 49.
1890.

ЗАВОЕВАННОЕ

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

Нкоторыя сцены и лица заимствованы изъ комедіи Бауернфельда: ‘Krisen’.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Николай Андренчъ Горюнинъ,— богатый мебельный фабрикантъ.

Анна едоровна,— его жена.

Лиля, (Елизавета Николаевна) — ихъ дочь.

Павелъ Сергичъ Осцкій.

Наталья Львовна Сарьянова.

Василій Семенычъ Караевъ.

Владиміръ Алексичъ Рябушкивъ,— кавалерійскій полковникъ, бывшій сослуживецъ Осцкаго.

Прохорычъ,— ларей Осцкаго, бывшій его деньщикъ.

Даша,— горничная у Горюниныхъ.

Гости, прислуга, (безъ рчей).

Дйствіе происходитъ въ Москв, у Горюниныхъ. Первое въ город, второе и третье на дач.

Между вторыхъ и третьихъ дйствіемъ проходитъ годъ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Гостинная у Горюнина съ открытою дверью въ валу, въ которой расхаживаютъ и танцуютъ гости.— Богатое убранство, блестящее освщеніе.

При поднятіи занавса, за сценой музыка. Мимическая сцена: нкоторые изъ гостей проходятъ въ залу. Караевъ вбгаетъ изъ залы торопливый и обращается то къ тому, то къ другому, но видимо получаетъ отрицательные отвты, наконецъ, остается одинъ. Музыка (кадриль) продолжается.

Караевъ. Кадриль пропала, длать нечего… не могу найти визави! Охъ, ужъ эта Москва… на любомъ вечер всегда дамъ больше, чмъ кавалеровъ… тамъ барышенъ по стнк съ десятокъ сидитъ, не занятыхъ, жаждутъ, млютъ, чтобъ ихъ кто-нибудь пригласилъ танцевать, а пригласить некому… чортъ знаетъ, что такое!!.

Входитъ Горюнинъ.

Горюнинъ. Что это, Василій Семенычъ, уединились? Вы, кажется, прыткій кавалеръ, танцевать мастеръ, безъ устали… что-жь вы это проштрафились?..

Караевъ. Визави нтъ, что прикажете длать!.. Вялый народъ ваши мужчины московскіе, не съ кмъ танцевать… я ужъ было изъ-за карточнаго стола экзекутора пузастаго вытащилъ, да на грхъ, женау него такая дура, вломилась въ амбицію, не пускаетъ… ты, говоритъ, срамиться хочешь… ну, совсмъ дура!..

Горюнинъ. Какъ-же такъ… ахъ, Господи! разв мало у насъ кавалеровъ?

Караевъ. Есть еще и такіе: важность на себя напустили, не танцуютъ. Вонъ я Осцкаго звалъ, не хочетъ.

Горюнинъ. Пріхалъ Павелъ Сергичъ?

Караевъ. Разв вы его не видали?.. Здсь… Вонъ съ вашей Елизаветой Николавной разговариваетъ… Ну, скажите сами, милый Николай Андреичъ, не глупо это? минутъ десять я его уговаривалъ танцевать… ни за что!!

Горюнинъ. Такъ вдь что-жь, когда желанія нту-съ.!

Караевъ. Отчего его нтъ? Я васъ спрашиваю, отчего его нтъ?.. Это все ваша Москва длаетъ, здсь всякій живой человкъ закисаетъ… Павелъ Сергичъ въ Петербург былъ первый салонный! кавалеръ… Войдетъ бывало въ залу, такъ любо посмотрть! гвардейскій капитанъ,— мундиръ блеститъ, съ иголочки, и самъ весь строенъ, какъ пальма, — у каждой женщины сердечко такъ и затрепещетъ передъ нимъ… любую выбирай, ни одна не устоитъ… а танцевать бывало пустится… орелъ такъ въ неб не паритъ, какъ онъ по зал мчался… и за что свою молодость растерялъ человкъ!

Горюнинъ. Такъ нешто тутъ Москва виновата?

Караевъ. А то нтъ?— конечно, Москва!.. Какъ только Павелъ Сергичъ сюда пріхалъ, двухъ мсяцевъ не прожилъ, вышелъ въ отставку, а тамъ и закисъ… Ей богу, вдь вы его не знаете, что это за натура была: дуэлистъ, губитель женскихъ сердецъ, герой самыхъ эксцентрическихъ свиданій! — а что изъ него теперь стало? посмотрите: онъ на сто лтъ здсь постарлъ.

Горюнинъ. Всему время, Василій Семенычъ… вдь они ужъ не первой молодости,— можетъ, остепениться хотятъ.

Караевъ. Какіе-жь его года,— Христосъ съ вами! Я старше его не десять лтъ, да ни одной фигуры въ мазурк не пропускаю… живой человкъ наперекоръ природ долженъ идти, въ душ пылкость чувствъ сохранять!

Горюнинъ. Такъ до сдыхъ волосъ?

Караевъ. И подъ снгомъ иногда бжитъ кипучая вода!.. А со стороны Павла Сергича это просто непростительно… одно только могло-бы его извинить: если онъ влюбленъ… то есть этакъ настоящимъ, серьезнымъ образомъ влюбленъ… Если тутъ любовь, — ну, тогда другое дло!..

Входитъ изъ залы Осцкій.

Горюнинъ. А! Павелъ Сергичъ! благодарствуйте, что пожаловали… а мы тутъ съ Василіемъ Семенычемъ все о васъ говорили…

Осцкій. Не знаю, за какіе грхи Василій Семенычъ сегодня особенно ревностно мной занимается…

Караевъ. За какіе грхи?!— не могу васъ видть таитъ Чайльдъ-Гарольдомъ, такимъ Байрономъ въ плащ, разочарованнымъ. всегда мраченъ, задумчивъ и одинокъ… Не могу видть, что васъ больше не одуряетъ весь этотъ увлекательный дурманъ танцевъ: музыка, блескъ, наряды, разгорвшіяся женскія лица, чудныя плечи!..

Горюнинъ. Хе, хе… живописецъ!..

Караевъ. О! я просто теряюсь, когда чувствую у себя на рук чудную талію милой женщины, когда слышу ея молодое дыханіе. (Осцкій зваетъ.) Онъ зваетъ! онъ можетъ звать!— да вы неизлечимы, вы разлагаться начинаете!..

Осцкій. И пускай,— вамъ-то что за печаль?

Караевъ. Я вотъ сейчасъ говорилъ Николаю Андреичу,— одно можетъ извинить: если вы серьезно влюблены…

Осцкій. Ахъ, Господи!

Горюнинъ. Что вы, въ самомъ дл, все влюбленъ да влюбленъ! Павелъ Сергичъ не первой молодости человкъ, у нихъ совсмъ не то теперь въ голов… они теперь заняться дломъ хотятъ, хозяйствомъ.. А? Павелъ Сегичъ, правда?… въ деревню хать хотятъ, тамъ у нихъ фабрика…

Караевъ. Въ деревню! фабрикой, заниматься? ну ужъ дальше идти нельзя, это предлъ!.. Что за блажной народъ, подумаешь, эти богатые люди!! (Осдлому.) Одньтесь вы лучше въ трепанный: халатъ и ступайте въ Ташкентъ или Хиву, отржутъ вамъ голову, на шестъ наткнутъ, или на колъ посадятъ,.— по крайней мр, развлеченіе современное и утонченное.

Горюнинъ. Охъ, ужъ вы!.. скажетъ тоже…

Караевъ. Живетъ себ, какъ у Христа за пазухой, управляющій ему деньги аккуратно присылаетъ,— нтъ! нужно самому хать хозяйствовать! Не видалъ онъ всхъ этихъ рабочихъ дрязгъ, да ссоръ, да ругани, да пьянства, да дракъ… Какъ хотите,— вы влюблены и больше ничего, иначе я! васъ совершенно не понимаю.

Уходитъ въ ему. Музыка смолкаетъ.

Осцкій. Какъ надолъ мн этотъ дуракъ, назойливъ, какъ муха.

Горюнинъ. Съ какою: увренностью они это утверждаютъ-то, Павелъ Сергичъ,— про любовь-то вашу… вдь это-съ онъ такъ, вретъ, съ пустого мста?.. вдь это неправда? вы не того… не влюблены?

Осцкій. Конечно, вздоръ.

Горюнинъ. Ну, я радъ, что это неправда… потому что, милйшій Павелъ Сергичъ… потому что, говорятъ, при этомъ состояніи всякая этакая нравственность теряется… а мн надо васъ просить, то есть спроситъ у васъ надо совта… или лучше такъ сказать…

Осцкій. Дорогой Николай Андреичъ, говорите прямо.

Горюнинъ. Да, позвольте прямо говорить… я не умю такъ излагать, чтобъ съ разными околесными… знаете, какое наше воспитаніе, ну, да все равно… Дло въ томъ, что у насъ дочь… единственная дочь, все наше счастье и радость… я вдругъ съ ней приключается этакое… Сердце вдь отцовское, оно кровью обливается…

Осцкій. Да что такое?

Горюнинъ. Да-съ, такъ прямо… я прямо скажу… я вдь этого ничего не. понимаю, а мать — умная женщина.. Я, изволите знать, по мебельному мастерству знаю все и первый фабрикантъ, а въ этихъ вещахъ… Я, вдь, какъ женился, Павелъ Сергичъ, простите откровенности: мн родитель покойный сосваталъ… вотъ, молъ, изъ нмецкой семьи, изъ купеческой, теб невста солидная и образованная, — я и пошелъ подъ внецъ… и богъ, меня благословилъ за мое сыновнее послушаніе, я свой вкъ счастливо прожилъ,— дай Богъ всякому… и теперь, такое намъ благословеніе божіе наша Лиля.

Осцкій. Вы про нее-то и хотли говоритъ,— не тяните, пожалуйста.

Горюнинъ. (Таинственно.) Влюблена!!. Можете себ представить: влюблена!.. Я тутъ ничего не понимаю, но мать, умная женщина, такъ говоритъ… Помилуйте, все двочка какъ-то тоскуетъ, все какое-то недовольство… Да вдь не выскажетъ, а внутри себя все скрываетъ… Мы, знаете, ужъ, кажется-бы ничего ей не отказали,— такъ ничего не проситъ, а по всему вотъ этакъ, показываетъ, что ужъ не тотъ человкъ… Вотъ вечеринку сегодня устроили, думали развлечь ее… и вдь посмотрите: танцуетъ, говоритъ, что ей весело: но, нтъ… ужъ насъ, родительское-то сердце, не обманешь… вамъ-то оно видно, что все это такъ… словно на показъ длано…. только этакъ въ род что лакомъ покрыто…

Осцкій. Такъ-съ, очень можетъ-быть!.. а если ужъ умная мать тоже говоритъ, такъ и наврно… И въ кого-же, по вашему мннію, она влюблена?

Горюнинъ. Вотъ въ этомъ-то и есть вся закорючка!.. Мы съ матерью перебирали всхъ знакомыхъ — и то есть никого подозрвать не можемъ.

Горюнинъ. Никого… то есть совершенно никого…

Осцкій. (Про себя!) Хитро!

Горюнинъ. Я и ршился обратиться къ вамъ, дорогой Павелъ Сергичъ… Вы человкъ уже не первой молодости…

Осцкій. Да, къ несчастью.

Горюнинъ. Притомъ, такъ много на своемъ вку перезнавали женщинъ… все это любовное мастерство вамъ извстно въ подробности…

Осцкій. Къ несчастью, къ несчастью,— да.

Горщнинъ. Я васъ привыкъ считать какъ друга… и роднымъ,— даромъ, что мы всего съ годъ знакомы… Лилечка васъ и уважаетъ, и любитъ, вы ей, какъ-бы этакій другъ, старшій братъ — ей богу, такъ на васъ смотрю… Будьте-же добренькій, погорите съ Лилей… Можетъ, она вамъ что-нибудь и скажетъ, Что ее тревожитъ, или…

Осцкій. Вы хотите, чтобъ я объ этомъ съ ней говорилъ?

Горюнинъ. Не откажите, дорогой мой!.. Я и съ матерью, признаться, на этотъ счетъ совтовался… Ну что, говорю, человкъ онъ не первой молодости…

Осцкій. Стало быть, и она!.. и Анна едоровна желаетъ, чтобъ я поговорилъ?..

Горюнинъ. Очень желаетъ, очень… Хоть-бы знать только… Мы ужъ для нея ничего не пожалемъ. Слава богу, люди не бдные, а она у насъ одна… вся тутъ наша жизнь и счастье…

Осцкій. Хорошо, извольте… я поговорю.

Горюнинъ. Вотъ танцы кончились, такъ я вамъ Лилю сюда пришлю… этакъ будто не къ вамъ, а сюда зачмъ-нибудь… здсь не такъ людно… (Жметъ ему руку.) Благодарю васъ… добрый!.. (Цлуетъ его.) Хорошій… (Идетъ и возвращается.) А какая у меня для кабинета мебель новая сдлана… по французскому рисунку… пришли-бы въ магазинъ взглянуть… ахъ, какая прелесть… рзьбой все!.. (Конфузится.) Такъ я сейчасъ Лилю пришлю.

Уходитъ.

Осцкій. (Одинъ.) Не въ бровь, а прямо въ глазъ.. Что-жь это?— нарочно, что-ли, всю эту исторію подводятъ?.. Старикъ-то, конечно, по наивности, но умная мать не могла не замтить, въ кого влюблена ея Лиля… и все-таки умная мать, хочетъ, чтобъ я переговорилъ, стало-быть, прямо длаетъ вс авансы, хочетъ, чтобъ я женился…. Ну что-жь?— вдь это ужъ у меня дло ршенное, — стало-быть, формальности эти сами собой облегчаются!.. Надо-же когда нибудь жениться, а лучшей невсты мн не дождаться… въ ней, по крайней мр, есть что-то самостоятельное, честное, искреннее,— человкъ виднъ!— тогда какъ вс эти салонныя барыни…

Задумывается, сидя у стола.
Входятъ Караевъ и Сарьянова.

Караевъ. Ну, что?— не моя правда была? не говорилъ я вамъ, какъ мы его застанемъ?— задумчивъ и одинокъ!

Сарьянова. Павелъ Сергичъ… (Осцкій оглядывается.) Простите, я помшала вамъ мечтать…

Осцкій. Ничего-съ… сдлайте одолженіе?!..

Караевъ. Возьмитесь-ка, сударыня, расшевелите этого заснувшаго льва!.. Вы одни въ состояніи это сдлать… предъ властью красоты ничто не въ силахъ устоять!

Сарьянова. Ну, здсь, кажется, власть моей красоты будетъ безсильна… расшевелить такого человка, какъ Павелъ Сергичъ, не легко!.. Правда, Павелъ Сергичъ?.. Скажите, кто еще можетъ вамъ доставить что-нибудь особенно пріятное?

Осцкій. Вы можете… и очень даже…

Караевъ. Я говорилъ?

Сарьянова. Въ самомъ дл? чмъ-же это?

Осцкій. (Указывая на Караева.) Попросите, пожалуйста, вотъ этого господина, чтобъ онъ пошелъ танцевать съ вами… предъ властью красоты ничто не устоитъ!— онъ, конечно, не осмлится отказаться, и я опять останусь одинъ.

Караевъ. Что-съ?

Осцкій. Ей богу, Василій Семенычъ, вы меня совсмъ погубите своимъ участіемъ.

Караевъ. (Обиженно.) Гм… Павелъ Сергичъ… вамъ стоило прямо сказать, я-бы не сталъ обременять васъ моей бесдой… Я ухожу-съ, и даже оставляю васъ не одного, а въ пріятномъ обществ.

Уходитъ.

Сарьянова. Вы меня совсмъ не щадите, Павелъ Сергичъ.

Осцкій. Какимъ образомъ?

Сарьянова. Будто вы не знаете, что это первый здшній сплетникъ?— разсердившись на васъ, и оставляя насъ такъ вмст, онъ наговоритъ на право на лво всякаго вздору, и если дойдетъ до моего мужа…

Осцкій. Этому помочь легко: ступайте за нимъ, и онъ не будетъ вправ сказать…

Сарьянова. (Обиженно.) Разв и мой разговоръ вамъ въ тягость?

Осцкій. О, женское честолюбіе! Чуть не польстишь ему, сейчасъ и обида.

Сарьянова. (Встаетъ.) Сухой вы человкъ, холодный! не лести ждутъ отъ васъ, а…

Осцкій. (Беретъ ее за руку.) Ну, не сердитесь, сядьте здсь… (Беретъ изъ ея рукъ веръ и играетъ имъ.)

Я совсмъ не такой бука и нелюдимъ, какимъ кажусь… Я только немножко усталъ жить, облнился,— не хочется волноваться.

Сарьянова. (Садясь.) Не стоите вы, чтобъ васъ любили… Господи, чего-бы я не дала, чтобъ выгнать васъ изъ моихъ мыслей!..

Осцкій. Милая красавица, мн тридцать шесть лтъ, а въ первый разъ я сошелся съ женщиной девятнадцати,— стало быть, семнадцать лтъ практики… семнадцать лтъ!— и практики, скажу вамъ, самой разнообразной… Неужели-же вы думаете, что я теперь въ комъ нибудь могу обмануться?.. Вы не разъ говорили мн, что меня любите,— неужели я стану вамъ врить?

Сарьянова. (Встаетъ и отходитъ.) Вы отвратительны сегодня! я не хочу съ вами говорить.

Осцкій. Ха, ха… за что-же тутъ обижаться?!

Сарьянова. Отдайте мой веръ! Отдайте, я вамъ приказываю…

Осцкій. (Подходя къ ней.) Позвольте мн кончить… Будемъ откровенны и правдивы, Наталья Львовна!.. Сознайтесь сами, разв вы способны искренно увлечься, искренно любить?! Вамъ длать нечего, у васъ глупый, старый мужъ, вамъ и хочется затять амурную интрижку… васъ интересуетъ таинственность полусловъ, взглядовъ украдкой, тайныхъ пожатій руки… но на что нибудь дйствительно пылкое и энергичное васъ не хватитъ… а мн, признаться, вся эта игра вздоховъ и намековъ куда какъ надола…

Сарьянова. Вы хотите доказательствъ?

Осцкій. Я ничего не хочу. Я говорю о томъ, что вижу.

Сарьянова. Угодно вамъ, я убгу отъ мужа?

Осцкій. Нтъ, нтъ, нтъ… я сказалъ вамъ, что мн ничего не угодно.

Снова садится.

Сарьянова. Какую-же мн энергію выказывать, когда мужъ мой ревнивъ и ненавистенъ мн, а тотъ, кого я люблю, меня знать не хочетъ?.. (Съ негодованіемъ.) Вы молчите? въ васъ даже нтъ деликатности возразить мн… Подите!! вы мелкій эгоистъ и больше ничего… Отдайте мн мой веръ, и я пойду…

Осцкій. (Улыбаясь.) Какая вы красивая… Вамъ ужасно идетъ злоба и негодованіе.

Сарьянова. Отдайте-же веръ…

Осцкій. Возьмите силой.

Сарьянова. (Подойдя и протягивая руку чрезъ кресло.) Дайте-же веръ, перестаньте шалить… я не должна такъ долго оставаться съ вами наедин… давайте.

Осцкій. Кокетка, знаетъ, что у ней прелестныя плечи!

Отдаетъ веръ и цлуетъ ее въ плечо, въ то же время Лиля и появляется у средней двери. Общее смущеніе. За сценой музыка — вальсъ.

Сарьянова. Ахъ, Лилечка, ваши гости невыносимо дерзки!

Уходитъ.

Ляля. (Осцкому.) Не смущайтесь!— чего вы смущаетесь?

Осцкій. (Прохаживаясь.) Я не смущалось, я только удивленъ вашей заботливостью… слдить стали за мной…

Лиля. Кому нужда слдить за вами, когда вы такъ откровенно цлуетесь, чуть не на глазахъ у всхъ.

Осцкій. Елизавета Николаевна, позвольте вамъ дать добрый совтъ: когда случайно на глаза намъ попадается что нибудь такое, что видть не слдуетъ, то извстный тактъ обязываетъ постараться этого не замтить.

Лиля. Я не ршалась думать, что между вами и этой женщиной могла, быть какая нибудь тайна.

Осцкій. Этой женщиной! Чмъ-же эта женщина хуже другихъ?.. Я-съ къ людямъ не строгъ и не считаю себя лучше и честне всхъ на свт.

Лиля. Павелъ Сергичъ, если-бъ я знала, что ни мн такъ будете отвчать…

Осцкій. Что-жь особеннаго въ моемъ отвт,— и какъ-же вамъ отвчать?.. Вы, кажется, привыкли ко мн, и столько мн горькихъ истинъ уже высказали, что при вашемъ печальномъ мнніи обо мн никакой отвтъ мой не долженъ вамъ быть новостью.

Лиля. Почемъ вы знаете мое мнніе о васъ?

Осцкій. По тому, что я отъ васъ постоянно слышу и мн стоитъ сдлать малйшую шалость, поцловать хорошенькую женщину, и вы сейчасъ изъ этого длаете уголовное преступленіе… видите тутъ и пошлость, и фатовство…

Лиля. Разв я это сказала?

Осцкій. Ваши глаза мн это сказали… вдь довольно встртить вотъ этотъ взглядъ, чтобъ понять васъ.

Лиля. Несчастные мои глаза!

Осцкій. Стало быть, это неправда?.. Говорите-же, отрицайте мои слова… Стало быть, вы подумали обо мн совсмъ не то?,

Лиля. Я вамъ скажу, что я думала… Мн было больно видть, что умный человкъ, какъ вы, можетъ быть до такой степени слабымъ и безхарактернымъ… быть такимъ рабомъ прежнихъ привычекъ…

Осцкій. Ну вотъ, ну вотъ…

Лиля. Павелъ Сергичъ, будьте сами, себ судьей… Зачмъ вы это длаете?— радость вамъ, что-ли, какую особенную это доставляетъ? увлечены вы, что-ли, ея красотой?.. Нтъ,— вы очень хорошо знаете, что это одна изъ множества кокетокъ, совсмъ въ род всхъ тхъ, съ которыми вы на своемъ вку сходились безъ любви, разставались безъ горя… лишній номеръ въ списк вашихъ легкихъ побдъ… неужели-же изъ-за такой побды въ ваши лта съ вашими способностями, можно такъ безжалостно тратить свое время? подвергать себя разнаго рода риску и непріятности?.. такъ, зря, только по привычк… неужели эта игра такъ заманчива, что на нее вамъ своей жизни не жаль?

Осцкій. Заманчива не игра, Елизавета Николавна… заманчиво вырваться изъ подъ всеобщей опеки…

Ляля. (Съ упрекомъ.) Всеобщей опеки!!.

Осцкій. Я съ нкотораго времени ршительно превращаюсь въ какого-то школьника, во имя участья вс мн читаютъ наставленія… чего! Даже Караевъ и мой старый деньщикъ,— и т нравоучать меня стали. Это скучно,— и, право, иной разъ готовъ надлать глупостей нарочно, чтобъ меня только оставили въ поко…

Хочетъ идти.

Ляля. Постойте… я шла сюда совсмъ не затмъ, чтобъ ссориться… Извините меня,— я васъ оставлю въ поко..

Отходитъ и садится грустная. Онъ мнется.

Осцкій. Ну, ну… вотъ вы сердитесь, а я со всмъ этого не хочу…. Ну, скажите сами: что-жь-бы, я былъ за человкъ, еслибъ у меня даже никакой воли не было? еслибъ я все поступалъ, какъ мн другіе прикажутъ?— разв такого человка можно уважать… нельзя-же въ мои лта… (Путается. Она на него взглядываетъ, онъ внезапно смется.) А это вы правду сказали, что у васъ глаза несчастные…

Лиля. А что?

Ооцкіи. Да говорятъ… вс ваши мысли высказываютъ.

Лиля. (Улыбнувшись.) И теперь?

Осцкій. И теперь… такъ вотъ и слышу отъ нихъ:, что ты, дуракъ, мелешь пустяки!? Виноватъ вдь, кругомъ виноватъ… чего тутъ изъ кулька въ рогожку оправдываться… сознавайся лучше, проси прощенья… Это честне. (Подсаживаясь.) Ну вотъ видите, я совсмъ еще не такой пошлякъ, какимъ кажусь, у меня еще хватитъ храбрости признавать свои грхи… Въ самомъ дл, по правд-то говоря, мн эти барыни такъ надоли, что бжалъ-бы отъ нихъ, а между тмъ, вотъ чертъ его знаетъ, какъ это случается: подвернется теб подъ губы этакое красивое плечо, и поцлуешь! самъ знаешь, что глупо, а поцлуешь… А вы, мой ангелъ хранитель, и дайте вашу ручку поцловать въ знакъ благодарности…

Ляля. Нтъ,— моя ручка не подвернется.

Осцкій. Ахъ, злая… ну, да хорошо! Я виноватъ, я не, стою, и буду нести наказаніе…..но позвольте, я свое сдлалъ: покаялся и наказанъ, теперь очередь за вами.

Ляля. За мной?.. Въ чемъ мн каяться?

Осцкій. Я, какъ вашъ друг, получилъ сегодня жалобу на васъ отъ тятеньки, Николая Андреича… Вы, говорятъ, слишкомъ ужъ задумываться стали… блднть, худть… сказать-ли вамъ по секрету, васъ подозрваютъ…

Ляля. Въ чемъ?

Осцкій. Скажу и въ чемъ… только сдлайте одолженіе, не отворачивайтесь и глядите мн прямо въ глаза.

Ляля. Нтъ, не надо!— мои глаза слишкомъ болтливы…

Осцкій. Стало быть, вамъ нужно кое-что скрывать отъ меня!? стало быть, они правы?— и добрый тятенька, и умная мать?.. Ну-съ, Елизавета Николавна, признавайтесь: и вы… заговорило таки и ваше сердечко? полюбили и вы?

Ляля. Перестаньте, Павелъ Сергичъ, что за глупый разговоръ.

Осцкій. Отчего-же глупый?

Ляля. Оттого, что объ этомъ такъ не говорятъ…Вы все еще подъ вліяніемъ вашего красиваго плеча, а для меня вс эти вещи очень серьёзны и такое балагурство объ нихъ, ей богу,— оскорбительно!..

Осцкій. Елизавета Николаевна, не толкуйте ложно моихъ словъ… у меня только такая противная манера выражаться, но вы очень хорошо знаете, что я могу сдлать глупую шалость и вспылить, и наговорить вздору,— и это мн не помшаетъ цнить вашу дружбу, ваше милое участіе ко мн, самымъ честнымъ образомъ.

Лиля. Я знаю.

Осцкій. Такъ зачмъ-же, милый другъ, скрывать отъ меня это чувство, какъ-бы вы на него серьезно ни смотрли?

Лиля. Я ничего не скрываю, я только нахожу не нужнымъ говорить.

Осцкій. Почему?

Лиля. Потому именно, что не скрываю.

Осцкій. Вы хотите сказать, что тотъ, кто имлъ счастье возбудить въ васъ это чувство — что онъ долженъ самъ замтитъ?

Лиля. Я думаю,— если хочетъ замтить…

Осцкій. Положимъ, хочетъ… доложимъ, давно я замтилъ, но не ршался вритъ, чтобъ имъ, пустымъ, взбалмошнымъ малымъ, да еще на склон лтъ, могла заинтересоваться энергическая двушка, полная надеждъ и упованій… молотъ быть, онъ смотритъ на себя, какъ на человка погибшаго, никому не нужнаго, никуда не годнаго.

Ляля. Онъ ошибается… я не ребенокъ… я могу распознать добрыя черты,— въ комъ он есть.

Осцкій. Лиля, я не стою васъ… Я боюсь васъ!.. Я боюсь, что не съумю достойнымъ, образамъ сберечь вашу привязанность… я чувствую, что съ нами молодю… Я люблю васъ,— я хочу любить…

Лиля. Чего-же бояться, если въ самомъ дл хотите?..

Осцкій. Такъ поддержите во мн эту привязанность, моя дорогая,— и мое желаніе переработаться… иначе, безъ васъ, я опять испорчусь… Я уже отъ многихъ глупостей отвыкъ, благодаря намъ… взялись вы меня воспитывать, такъ ужъ и кончайте воспитаніе, хоть оно и поздно, но лучше поздно, чмъ никогда…

Лиля. Къ чему эти фразы, Павелъ Сергичъ?

Осцкій. Нтъ, вамъ я говорю только то, что въ самомъ дл думаю и чувствую. Я вамъ доказалъ это дломъ: ради васъ я бросилъ службу, бросилъ прежнюю жизнь,— даже теперь собираюсь хать въ деревню, заниматься хозяйствомъ… Словомъ, я длаю все, что вы мн приказываете, но вы должны всегда быть подл меня, вы должны дать со мной… Видите-ли, мой другъ, сколько храбрости придала мн наша участливая рчь… Лиля, не оттолкните меня!..

Лиля. А оно искренно, это желаніе?..

Осцкій. Вполн.

Лиля. (Нсколько экзальтировано.) Если искренно, такъ я сдлаю тебя счастливымъ, милый!

Осцкій. Лиля моя!.. (Хочетъ поцловать ея руку.) Нтъ, не надо… это будетъ ужъ слишкомъ по обыкновенному…

Лиля. Такъ что-жь?

Осцкій. А ты у меня необыкновенная,— ты у меня такая, какихъ. другихъ нтъ.

Лиля. Неправда, я совсмъ обыкновенная!

Схватываетъ его за голову и цлуетъ. Входитъ Горюнинъ. Музыка смолкаетъ.

Горюнинъ. (конфузясь.) Я помшалъ… простите… Ну, ну, уйду… я только хотлъ… тамъ мороженое подано… не угодно-ли?..

Осцкій. Полно вамъ, Николай Андреичъ,— какое тамъ мороженое?!. У васъ сердце не на мст, хочется спросить меня… Ну да, ну да, вы были правы,— умная мать угадала…

Горюнинъ. Что? что?

Осцкій. (Съ комической таинственностью.) Наша Лиля влюблена!.. Но только вотъ несчастье…

Горюнинъ. Несчастье?!

Осцкій. Въ кого!!

Горюнинъ. Въ кого?

Осцкій. Въ самаго пустаго, въ самаго дряннаго человка…

Горюнинъ. Что вы? что вы? Богъ съ вами…

Осцкій. Въ меня! ..

Горюнинъ бросается Осцкому на шею.

Горюнинъ. Сейчасъ, сейчасъ!

Убгаетъ.

Осцкій. Ну вотъ, голубчикъ мой, мы и у пристани, трудно теб будетъ возиться съ такимъ старымъ сумасбродомъ, какъ я…

Лиля. Если желаніе искренно!..

Осцкій. А ты разв не совсмъ вришь?

Лиля. Когда-бы не врила, не согласилась-бы.

Осцкій. Такъ если я тебя немножко обманулъ?.. ну хоть самую капельку?..

Ляля. (Съ ужасомъ взглядывая на него.) Обманулъ?— А, милый, не надо такъ шутить.

Осцкій. Не буду, не буду, дорогая…

Цлуетъ ея руку. Горюнинъ вводитъ жену, вслдъ за ними постепенно вхолятъ гостей.

Горюнинъ. Иди-ка, иди сюда! угадай, что случилось…

Горюнина. Угадать не трудно… (Дочери.) Ты его выбрала, Лиля?

Обнимаетъ ее.

Осцкій. Меня, мамаша… позволите-ли вы мн такъ васъ называть?,

Горюнина. (Протягивая ему руку.) Отъ души…

Горюнинъ. Нтъ, скажите… каково?! Какъ она это сейчасъ и узнала,— удивительная женщина!..! Это, я вамъ скажу, все равно, что я въ моемъ мастерств: другому покажи какую нибудь этакую замысловатую фигурную мебель,— годъ подл нея ходить будетъ, не догадается, какъ ее вырзать, да гд склеить, а я взглянулъ — и сейчасъ покажу. (У дверей является Караевъ и Сарьянова.) Пожалуйте, пожалуйте сюда, мы дочку сосватали… за Павла Сергича.

Гости поздравляютъ кто кого.

Караевъ. (Осцкому.) Что-съ? моя правда вышла? вы влюблены…

Сарьянова. (Не безъ злобы, ему-же.) Такъ вотъ она женщина, способная увлечь васъ пылкой энергіей? поздравляю васъ,— прекрасный выбор

Горюнинъ. А ужъ какъ я вамъ квартиру отдлаю! Любую шифоньерку хоть на всемірную выставку посылай… да что-жь это мы… Эй люди! шампанскаго!! шампанскаго скорй! поздравить жениха съ невстой!

Убгаетъ въ глубину. Всеобщая суетня.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Небольшая красивая гостинная. Въ глубин выходъ на террасу съ портьерами. Боковыя двери.

Прохорычъ. (Одинъ, онъ входитъ изъ двери налво.) Слава теб Христе! кажись, разъзжаться стали. Отбой значитъ, до домамъ!.. Ну, денекъ выдался, не продохнуть!.. окрутили молодчика,— въ плнъ его, подъ арестъ! Ахтихти… вотъ-но, какъ!…

Входитъ Рябушкинъ изъ сада.

Бабушкинъ. А, вотъ кстати… Прохорычъ!…

Прохорычъ. Батюшки-свты! вашеское благородіе!— вы откуда пожаловать изволили?

Рябушкинъ. Прямо изъ Петербурга, только, что сегодня утромъ.

Прохырычь. Къ намъ на свадьбу?

Рябушкинъ. То-то нтъ. Я здсь проздомъ, въ командировк… сейчасъ только узналъ объ этомъ, оттого и опоздалъ. Кажется, тамъ вс гости разъзжаются?

Прохорычъ. Да-съ… внчанье въ три часа происходило, потомъ сюда вс нахали, шампанское пили… въ пять обдали, а тамъ по саду гуляли, гуляли,— не выживешь ихъ никакъ… ужъ до гостей-ли, вашеское благородіе, сами посудите, молодымъ господамъ покой надо дать — слава богу, теперь разъзжаются.

Рябушкинъ. Видлъ, видлъ, оттого и пошелъ не на крыльцо, а черезъ садъ… неловко этакъ къ шапочному-то разбору!… (Садится.) Ну, такъ какъ-же, Прохорычъ? женили нашего Павлика? просолилъ свою свободу?.. по крайней мр, хорошенькую-ли взялъ?

Прохорычъ. Хороша-то хороша,— только что, вашеское благородіе: худенька така, поджаренька… въ гвардію не гожа, забракуете… ни виду этого, ни выправки нтъ…

Рябушкинъ. А деньги есть?

Прохорычъ. Съ деньгами, это правда… богатая, говорятъ.

Рябушкинъ. Ну, это теперь стоитъ выправки!… Да какже это такъ случилось-то?… Просто, чудеса! Павликъ — и женатъ!… шельма Павликъ, ракитная душа!… Голову-бы, на отсченье отдалъ, что никогда онъ на этакій компромиссъ не польстится… Ah! Sacr nom!

Прохорычъ. Это что, вашеское благородіе,— жениться надо, года такіе… что за человкъ, коли не женится!…. а только, все не путево длаютъ… разв имъ, Павлу Сергичу-то, такъ идти надо?

Рябушкинъ. А что?

Прохорычъ. Вдь вы изволите знать ихнее родство, и какъ по служб они шли… ну, теперь все вверхъ тормашки, начинай по новому.

Рябушкинъ. Какъ такъ?

Прохорычъ. Годъ вдь мы здсь-то, въ Москв… пріхали тетушку извстить, на 28 дней въ отпускъ… а тутъ, повадился онъ сюда ходить, къ здшней барышн… гляжу, отсрочку проситъ по болзни, а какая болзнь,— здоровешенекъ былъ… а тутъ и совсмъ отставку потребовалъ.

Рябушкинъ. Да, да, въ полку таки удивлялись не мало, такъ, вдругъ, ни съ того, ни съ сего, въ отставку… и проститься съ товарищами не пріхалъ, круто повернулъ…

Прохорычъ. Что еще-то?.. Съ тетушкой, съ княгиней, совсмъ поссорился. Она его и умоляла-то, и проклинала-то, и наслдства лишала… къ нему прізжала сама, княгиня-то ей богу!.. Никого не слушаетъ: вышелъ въ отставку и поминай, какъ звали… ужъ что я и то имъ докладывалъ, кажный день, кажный день!..

Рябушкинъ. И тебя не послушалъ?

Прохорычъ. Какъ же-съ… вдь, имъ линія какая выходила: они бы таперича наврно енераломъ были… полкъ-бы получили себ, а не хотли-бы, въ губернаторы-бы шли куда. Вотъ это ихъ дло: губернаторъ всей губерніи, отецъ командиръ, первое лицо!.. А теперь, что онъ такое?— такъ… фт!— баринъ съ тросточкой, больше ничего. Вонъ, въ деревн жить собирается, кто на него вниманье обратитъ? десятскій на сел, и тотъ не взглянетъ… Да ужъ правду-то говорить, не такую бы имъ жену надо.

Рябушкинъ. Почему?

Прохорычъ. Я ужъ передъ ими молчу, потому барышня все-жь-таки добрая, хорошая, да и дло кончено, а вдь она какая ему жена?— мебельнаго мастера дочь.

Рябушкинъ. Вотъ какъ?

Прохорычъ. Ей-богу,— обидно вдь… за нихъ бы любую княжну отдали… а это что?— богата, богата, а, все изъ мастеровыхъ!…

Рябушкинъ. Тсс… идутъ.

Входятъ Осцкій, Лиля въ подвенечномъ наряд, Горюнинъ, Горюнина.

Осцкій. Ба!… откуда ты свалился?… Владиміръ! Вотъ кстати,— meri.

Рябушкинъ. Cher Paul!…

Цлуются.

Осцкій. Лиля… вотъ, представлю теб: еще такой-же безпутный, какъ я… товарищъ по кадетскому корпусу и по служб.

Рябушкинъ. Madame…

Осцкій. Родители моей жены.

Общій поклонъ.

Горюнинъ. Вы товарищъ моего зятя! позвольте васъ обнять… мн такъ пріятно съ вами познакомиться, особливо въ эту минуту…

Горюнина. (Качая годовой.) Папочка, папочка!…

Отводитъ его.

Лиля. Что-жь вы такъ поздно? отчего не пріхали къ обду?

Рябушкинъ. Простите, но виноватъ не я, а вашъ супругъ… Онъ вдь теперь нами, старыми товарищами, совсмъ пренебрегаетъ. Я попалъ къ вамъ совершенно случайно: въ вагон на желзной дорог узнаю, что онъ женится, тотчасъ по прізд, я первымъ дломъ къ нему, узнать, когда назначена свадьба… говорятъ, сегодня… я мигомъ опять въ гостинницу, чтобъ только переодться, и счелъ долгомъ….

Лиля. Это очень любезно съ вашей стороны и Павлу Сергичу будетъ большой выговоръ то, что онъ не предупредилъ васъ.

Горюнинъ. Какъ-же такъ, съ желзной дороги?!… стало-быть, вы не обдали?

Рябушкинъ. Не усплъ…

Горюнинъ. Такъ вдь у насъ все готово, мы вамъ сейчасъ все подадимъ…

Рябушкинъ. О, пожалуйста, не безпокойтесь, я вдь на минутку, чтобъ только поздравить…

Горюнинъ. Какъ можно! нтъ-съ, это у васъ, въ Петербург, одними рацеями угощаютъ, а по нашему: соловья баснями не кормятъ… У насъ, въ Москв, гостепріимство, отъ обда отказываться нельзя.

Рябушкинъ. Нтъ, нтъ, ради Бога!…

Горюнинъ. Ни ради Бога, ни ради Господа!.. У насъ, батюшка, запросто, вы не смете отказываться… это обида хозяину… я сейчасъ…

Горюнина. Папочка, это и безъ тебя можно сдлать…,

Лиля. Я распоряжусь.

Осцкій. Нтъ, Лиля, дайте мн сегодня похозяйничать… (Тихо жен). А вы уложите отца спать.

Рябушкинъ. Но, ей-Богу, мн совстно…

Осцкій. (Тихо ему). Не спорь, старикъ упрямъ и любитъ угощать, онъ не отстанетъ… (Громко.) Пойдемъ.

Оба уходятъ.

Горюнинъ. Онъ не съуметъ распорядиться, онъ самъ Питерецъ, онъ ничего не съуметъ… нтъ, дайте, я пойду…

Горюнина. Папочка, перестань,— безъ тебя все будетъ сдлано, ты все забываешь, что ты старый человкъ… ты усталъ и гораздо лучше сдлаешь, если сейчасъ ляжешь спать.

Горюнинъ. Такъ рано?.. Что ты? что ты?

Горюнина. Да, да, эта свадебная тревога тебя очень утомила, а теб еще завтра предстоитъ много хлопотъ, разныхъ закупокъ… вдь посл завтра наши молодые хотятъ уже хать въ деревню, и надо ихъ справить…

Горюнинъ. Что мн деревня!.. теперь мн все равно: и деревня, и все…

Горюнина. Ступай, ступай! я сейчасъ тоже приду… ложись, ложись, пора…

Горюнинъ. Ну, ну, хорошо… хорошо… сейчасъ!.. Что ты меня гонишь?— дай-же мн съ дочерью-то проститься…

Горюнина. Такъ прощайся и ступай, а не разсиживайся здсь.

Горюнинъ. Долженъ-же я… въ такую минуту, сказать своей дочери… не мшай мн, пожалуйста!.. Милая Лиля наша!.

Лиля. Что, папочка?

Горюнинъ. Ты наша единственная дочь!..

Лиля. Да, папочка.

Горюнинъ. Счастлива-ли ты теперь, дитя мое? довольна-ли ты?.. Мы всегда тебя берегли, какъ сокровище… такъ, вдь, Анюта?.. и я горжусь тобой,— да, потому что ты такая добрая! такая умная! таская хорошая! такая ученая!.. Господи, Боже мой, отъ кого это у тебя? отъ матери, я тутъ не могъ теб ничего дать… я только платилъ учителямъ… деньги давалъ… (Со слезами.) Одн только деньги…

Лиля. И всегда любили меня, папочка… разв это мало…

Горюнунъ. Да, я люблю тебя, я очень люблю… это конечно тоже… но вдь больше ршительно ничего… разв я что нибудь смыслю?.. Что я умю длать? шкафы, диваны, кресла, этажерки, а въ воспитаньи я ничего не понимаю… Теперь ты вышла замужъ., твой мужъ, правда, ужъ не первой молодости, онъ всегда былъ немножко втренъ… Такъ, Анюта?.. волочился за барынями, моталъ деньги… Анюта, вдь такъ?.. но — ты его выбрала, ты хотла получить непремнно его, ну, возьми его, мы его теб дали… что мы только могли сдлать, чтобъ вы были счастливы, мы все сдлали!.. Приданое теб дано отборное: пять дюжинъ салфетокъ парадныхъ, при нихъ дв скатерти большихъ и четыре малыхъ… три дюжины…

Горюнина. Папочка, это все она знаетъ.

Горюнинъ. (Со слезами.) Не мшай мн, пожалуйста! дай мн душу излить передъ дочерью… Да, ты все получила, наша Лиля… и блье столовое, и постельное, и серебро… Вамъ купленъ домикъ въ Москв со всей обстановкой, садись только, да распоряжайся… тамъ вы будете жить, если ты захочешь,— или тамъ вы не будете жить, если ты не захочешь, позжайте въ деревню, у васъ есть деревня,— у васъ все есть… что-жь больше могли сдлать родители для своей единственной дочери?.. Пойми ты меня, моя милая: я это говорю не для того, чтобы хвастаться,— сохрани Богъ!.. это такъ, въ слову пришлось… (Плачетъ.) Что скажешь, Анюта?

Горюнина. Я скажу, что теб давно пора спать, и что ты только время тянешь.

Горюнинъ. Я пойду спать, конечно… но мн такъ грустно… такъ грустно!

Горюнина. Теб всегда грустно, когда ты много вина выпьешь.

Горюнинъ. Ты думаешь, Анюта, это отъ вина?! Нтъ, это не отъ вина, а потому, что жить тяжело… (Плачетъ.) Жалованье рабочимъ платишь: большое, а они тебя не слушаютъ, и бранить ихъ даже нельзя… Господи!! такъ все это грустно, а тутъ еще отнимаютъ у насъ единственную нашу дочь!

Рыдаетъ.

Горюнина. Ступай, ступай… теб надо выспаться…

Горюнинъ. Выспаться!! когда сердце разрывается на части… Господь благослови тебя, дитя мое… (Цлуетъ дочь.) Что-же это такое, право… за что такое горе?— Господи!..

Уходитъ. Горюнина его провожаетъ до двери и возвращается.

Горюнина. Какъ онъ слабъ сталъ, твой отецъ, этого съ нимъ давно не бывало… я его Прохорычу передала… (Лиля бросается ей на шею и крпко ее цлуетъ.) Что съ тобой, Лиля?

Лиля. Мама, милая, добрая, хорошая мама!— еслибъ ты только знала, какъ я счастлива!

Горюнина. Дай теб Господи, чтобы это счастіе продолжалось всю твою жизнь.

Лиля. Иначе и быть не можетъ!.. Мама, вдь никто его не знаетъ такъ, какъ я… вы не можете видть, какъ много въ немъ хорошаго, какая это честная натура!— когда нибудь вы вс увидите.

Горюнина. Я радуюсь за тебя, моя Лиля, что ты такъ смотришь на него, но не надо слишкомъ увлекаться.

Лиля. Какъ это, мама?

Горюнина. Твой мужъ, конечно, хорошій человкъ, и я ему не стану ставить въ укоръ его прошлое… кто не былъ молодъ и втренъ?— забудемъ это… онъ хорошій человкъ… но онъ все таки мужчина.

Лиля. Что-жь ты хочешь этимъ сказать?

Горюнина. Ну, мужчина,— онъ не можетъ такъ отдаваться своей привязанности, какъ мы, женщины, онъ скоро охладваетъ, и если заране не съумешь сдлаться для него совершенно необходимой…

Лиля. Какъ это, мама?

Горюнина. Я теб, Лиля, ничего до сихъ поръ объ этомъ не говорила, потому что видла, какъ ты вела дло съ самаго начала вашей этой дружбы, я видла, какъ ты взяла надъ нимъ власть…

Лиля. Я никогда и не думала объ этомъ

Горюнняа. Думала или нтъ, а вышло такъ и прекрасно, я тебя за это хвалю, ты вся въ меня… но такъ надо и продолжать… деликатно, безобидно, надо добиться того, чтобы мужъ безъ тебя шагу не могъ сдлать,— не то ты всегда будешь рисковать своимъ счастіемъ. Ты улыбаешься… не вришь?.. Посмотри на отца: разв, ты думаешь, мн ничего не стоило сдлать его такимъ, каковъ онъ теперь?.. Мужъ, конечно, долженъ быть всегда глава въ дом, особенно на глазахъ у людей, пускай все длается по его желанію, но надо, чтобы онъ желалъ то, что хочетъ жена… и я къ этому пріучила своего старика… ‘Какъ ты думаешь, Анюта? что скажешь, Анюта? такъ-ли, Анюта?’ — вотъ вопросы, которые онъ повторяетъ безпрестанно

Лиля. Это длается само собой, когда люди другъ друга любятъ!..

Горюнина. Любятъ, любятъ, все ты одно твердишь, мужчины любятъ по своему… какъ ручной журавль, который все наровитъ въ небо улетть, пока ему не подрзали крылья или не заперли его въ клтку… Сказать по правд, я даже была-бы отчасти довольна, еслибъ твой мужъ, на первыхъ-же порахъ, чмъ-нибудь провинился передъ тобой. Ты бы ему показала, что ты обижена, тонко, безъ ссоры, такъ — легонькой грустью… ему стадо-бы жалко тебя, онъ сдлался-бы къ теб вдвое нжне,— и такъ, мало-по-малу, то обманчивымъ подчиненіемъ, то грустнымъ упрекомъ, то усиленной лаской, ты сдлала-бы его своимъ навсегда.

Ляля. (Грустно.) Что могутъ сдлать вс эти искусственныя мры, мама, если ужъ онъ не любитъ меня!

Горюнина. Ахъ, дитя, разв я это говорю?— Онъ любитъ тебя, онъ очень тебя любитъ, и вы будете счастливы… пожалуйста, не задавай себ мрачныхъ мыслей, я совсмъ не затмъ говорю, я только предостерегаю тебя.

Входитъ Прохорычъ.

Прохорычъ. (Горюниной.) Сударыня, пожалуйте… вашъ баринъ бунтуютъ…

Горюнина. Что такое?

Прохорычъ. Я ихъ укладывать сталъ, а они гонятъ, раздваться не хотятъ… войну такую подняли,— не сладишь.

Горюнина. Хорошо, хорошо, ступай, сейчасъ приду.

Прохорычъ. Воюютъ, право…. что-жь мн съ ними длать!

Прохорычъ уходитъ.

Горюнина. Лиля, милая, ради бога, не смущайся ты моими словами… не рада я, что и говорила: ты слишкомъ ужъ все сейчасъ раздуваешь, сейчасъ изъ всего несчастье длаешь… это все мелочи… пожалуйста, милая, не длай изъ мухи слона.

Уходитъ.

Лиля. (Одна.) Зачмъ-же говорить мн обо всемъ этомъ, если это только мелочи?.. зачмъ отравлять мн мое счастіе?.. Да нтъ, конечно, это пустяки, и нечего объ этомъ думать… онъ мой мужъ, онъ понимаетъ, чмъ я могу быть для него… Все это прошлое, все это мертвое забудемъ навсегда, и… глупая я… надо-же искать себ горя, когда такъ весело на душ. Ну вотъ, все и прошло, все опять по прежнему!.. (Хохочетъ.) Что это какъ мн смяться хочется, дурачиться?.. Однако, этотъ пріятель какъ не кстати пожаловалъ… пойду къ нимъ,— онъ скорй уберется. (Идетъ и останавливается.) Павелъ встаетъ, онъ идетъ сюда… одинъ… ха, ха, ха!.. Постой-же, какъ я его испугаю!..

Прячется на террасу и спускаетъ портьеру. Входятъ Осцкій и Рябушкинъ.

Осцкій. Ну вотъ, они вс разошлись. Маменька врно укладываетъ старика… присядемъ, братъ, здсь.

Рябушкинъ. И женка твоя что-то скрылась…

Осцкій. Не знаю, зачмъ?

Озирается.

Рябушкинъ. Ну, ну, не безпокойся!.. Оставь ее, захочетъ, такъ придетъ… насильствовать въ первое время никогда не надо… Такъ вотъ какъ Павликъ!? женился! а? шутникъ!.. теперь въ Петербургъ, братъ, ужъ и не показывайся,— мы тебя засмемъ… Помнишь твою клятву: ‘пока на свт существуютъ чужія жены, у меня своей не будетъ’. Ха, ха, ха! не сдержалъ…

Осцкій. Ну, что тамъ всякій вздоръ вспоминать.

Рябушкинъ. Влюбился таки, растаялъ… а знаешь, я всегда подозрвалъ въ теб нжное сердце. Помнишь исторію похищенія капитанской вдовы!.. Ты героемъ себя велъ, рыцаремъ безупречной честности… чертовская была передряга, а любо какъ весело! теперь духъ захватываетъ при одномъ воспоминаніи…

Осцкій. Время хорошее было, что говорить!..

Рябушкинъ. Да и женщина была эта Маничка… признаюсь, я таки не разъ теб завидовалъ, гршный человкъ, самъ приволокнуться хотлъ, да нтъ… у тебя это было не простое волокитство: ты жизнью рисковалъ для нея, подъ пулю становился… и отстоялъ таки…

Осцкій. Маничку-то я дйствительно любилъ.

Рябушкинъ. Еще-бы!— мы тебя совсмъ въ сумасшедшіе записали, когда она умерла: рыдалъ какъ мальчикъ, годъ цлый повся-носъ ходилъ… Тогда еще вс удивлялись: откуда у тебя бралось столько страсти, столько нжности. Помнишь твои вечернія прогулки съ ней?.. А ту ночь!! Помнишь ту ночь, когда она въ первый разъ вышла къ теб въ садъ!?. Вижу, вижу, что до сихъ поръ еще не можешь забыть покойницу…

Осцкій. Милый другъ! этакія минуты бываютъ только одинъ разъ въ жизни — и потомъ уже не повторяются… какъ ихъ забыть!?.

Рябушкинъ. Не повторяются?… И это ты говоришь сегодня, только что изъ подъ внца? разв ты женился не любя?

Осцкій. Какъ теб сказать!— моя женитьба, если говорить правду, дло курьезное для меня самого. Влюбленъ!— нтъ, и не влюбленъ въ мою жену. Моя свадьба разумный мщанскій разсчетъ… Что длать, другъ! прошла наша молодость, прошла пора увлеченій, восторговъ… Поэзіи въ жизни нтъ, надо ваяться за прозу.

Рябушкинъ. Однако, обладать, хорошенькой женщиной…

Осцкій. Одной больше, одной меньше, притомъ: обладать!! что это значитъ?.. Пріятно обладать женщиной, когда взялъ ее съ бою, страдалъ, томился, когда обладанье сопряжено съ сотней опасностей… а такъ: жениться посл того, какъ все шло теб навстрчу, что и маменька, и папенька, и дочка, только того, и ждали, чтобъ ты сдлалъ, предложеніе,— что тутъ интереснаго?… ты на глазахъ у всхъ лакеевъ растворяешь спокойно дверь спальни, и всякій къ этому совсмъ равнодушенъ, всякій знаетъ, что ты идешь къ жен… ни этой таинственности, ни замиранія сердца…

Рябушкинъ. Я вижу, ты самъ не знаешь, чего хочешь.

Осцкій. Чего хочу, того не вернешь.

Рябушкинъ. Зачмъ-же было жениться?

Осцкій. Можетъ быть, это было очень глупо съ моей стороны… по старому жить скучно, захотлось попробовать новенькаго… Вс обстоятельства такъ сложились, что казалось, это будетъ хорошо. Надоло шаркать по гостиннымъ, молоть всякій вздоръ съ барынями, надола служба… еще будь я тщеславенъ, я-бы добивался какого-нибудь положенія, но мн и это не интересно, а тутъ встрчается двушка добренькая, умненькая, хорошенькая, обезпеченная,— за неимніемъ лучшаго, буду съ ней вкъ коротать.

Рябушкинъ. Только за неимніемъ лучшаго?

Осцкій. Что-жь! я ни въ ней, ни въ своей жизни обманывать себя не хочу. Жена моя не лучше, но и не хуже всякой другой… къ тому же она еще немножко фантазерка, жаждетъ общественной пользы,— это въ ней пикантно, а главное, ново для меня… Вотъ послзавтра подемъ въ деревню, будемъ капусту сажать,— это у насъ будетъ трудъ… грязнымъ мальчишкамъ азбуки раздавать станемъ,— это у насъ будетъ общественная дятельность… оно вдь забавно!— особенно когда длается съ такой искренностью и горячностью.

Рябушкинъ. Странный ты человкъ!.. а когда и это надостъ?

Осцкій. Это надостъ, что-нибудь новое выдумаемъ… ну, да что заглядывать впередъ!.. постараюсь быть добропорядочнымъ мужемъ, а если самъ останусь несчастливъ — не бда… мн жизнь такъ прискучила, что отъ жены хуже не будетъ.

Рябушкинъ. Стоило жениться, нечего сказать!.. Однако, я засидлся… вдь это даже безсовстно… хе, хе, въ день брака-то.

Осцкій. Ничего…

Рябушкинъ. Нтъ, нтъ, ты передай твоей супруг и родителямъ мой поклонъ, окажи, что не хотлъ стснять, а завтра я къ вамъ заду съ визитомъ.

Осцкій. Ну, какъ хочешь… мн все таки жаль, что ты съ женой не познакомился, она премилая, право… не понимаю, куда она пропала…

Рябушкинъ. Это-то вотъ меня и выгоняетъ отсюда, надо быть деликатнымъ… завтра познакомишь.

Осцкій. Ладно, ладно… погоди-же, я тебя провожу…

Оба уходятъ. Входитъ Лиля, медленно, еле переступая,— снимаетъ внокъ, онъ небрежно вываливается изъ ея рукъ.

Лиля. Одной больше, одной меньше… не хуже другихъ… фантазерка!.. Стало-быть, мама была права, стало-быть, все таки нужны он, эти искусственныя мры!.. правдивой, честной, простой любви мало ему,— тутъ нтъ поэзіи!!. Фантазерка… во всхъ лучшихъ желаніяхъ, фантазерка… и отъ жены хуже не будетъ… только хуже не будетъ… а! ты хочешь новаго?— я знаю, что сдлать…

Возвращается Осцкій.

Осцкій. А! вотъ ты, моя Лиля… А я только что проводилъ Владиміра Алексевича… онъ извиняется, что не дождался тебя, что-жь ты не вышла?.. Лиля, что съ тобой? ты молчишь? на теб лица нтъ?!.

Лиля. А!— ничего… пройдетъ.

Осцкій. Что пройдетъ?.. Какія у тебя холодныя руки… Лиля, ты нездорова? ты испугалась чего-нибудь?

Лиля. Чего мн пугаться?

Осцкій. Почему-же ты такъ взволнована, моя милая, и отчего ты не хочешь говорить откровенно съ твоимъ мужемъ, котораго ты выбрала, въ которому привязалась всмъ своимъ существомъ?..

Лиля. Скажи мн, любишь-ли ты меня?

Осцкій. Странно объ этомъ спрашивать, разв я не говорилъ теб много разъ?..

Лиля. Ты говорилъ! мало-ли ты когда и кому говорилъ!..

Осцкій. Ну, ну, я не буду спорить съ тобой… ты приказываешь, я послушенъ,— изволь: да, Лиля, я люблю тебя…

Лиля. Зачмъ смяться? будто ты не могъ сказать этого безъ смха?

Осцкій. Лиля, скажи мн прямо, что ты хочешь? Въ какія-нибудь пять минутъ ты словно переродилась. Мн весело, оттого я и говорю смясь… ршительно я тебя не понимаю.

Лиля. Да, въ самомъ дл, мы, кажется, еще плохо понимаемъ другъ друга… и напрасно поторопились…

Осцкій. Чмъ, Лиля?..

Лиля. Нашей свадьбой!.. люди такихъ различныхъ характеровъ, такихъ различныхъ желаній, какъ мы съ тобой, должны были ближе изучить другъ друга, глубже обдумать этотъ шагъ, прежде чмъ на него ршиться.

Осцкій. Различные характеры не помшаютъ намъ быть счастливыми…

Лиля. Счастливыми!— такъ, стало-быть, ты счастливъ?..

Осцкій. Я надюсь быть счастливымъ съ тобой.

Лиля. Но не на столько счастливымъ, какъ былъ съ другими! не на столько!?. я не могу теб дать тхъ минутъ восторга и довольства, которыми ты пользовался отъ другихъ… все, что можетъ расшевелить тебя волненіемъ счастія, для меня пустая, глупая, мелочная потха, а мои радости ты считаешь празднымъ фантазерствомъ Ты надешься быть счастливымъ оттого, что со мною теб только не будетъ хуже, чмъ безъ меня?

Осцкій. Кто это все теб наговорилъ?

Лиля. Ты самъ!— я сейчасъ все время была здсь, за этой занавской, и слышала весь твой разговоръ съ твоимъ пріятелемъ.

Осцкій. Ты подслушала…

Лиля. Случайно… мн показалось, что ты шелъ сюда одинъ… мн было весело, я хотла подурачиться, испугать тебя, броситься теб неожиданно на шею, но ты вошелъ съ нимъ, мн стало неловко, я притаила дыханіе…

Осцкій. Но, милая…

Лиля. Какъ намъ выхлопотать разводъ?

Осцкій. Разводъ! да это невозможно, дитя мое… по какому поводу?..

Лиля. О! поводовъ слишкомъ, слишкомъ много!.. Весь этотъ бракъ нашъ только несчастная ошибка, ты женился по легкомыслію, можетъ-быть, изъ снисхожденія къ двушк, которая такъ необдуманно и такъ отъ всей души отдалась теб… я не хочу лгать ни теб, ни другимъ,— я не могу быть твоей женой!

Осцкій. Зачмъ придавать такое значеніе какому-нибудь пустому разговору?..

Лиля. Я сама теб шла навстрчу,— это правда, но я совсмъ не такая добрая, какъ ты думаешь… я не хочу быть твоей женой для того только, что теб нужно что-нибудь новое. Мало ты дорожишь мной, когда готовъ съ первымъ встрчнымъ пріятелемъ по попойкамъ подсмиваться надъ всмъ, что мн и дорого, и свято… я не позволю этого!..

Осцкій. Что же я сказалъ?..

Лиля. А! я фантазерка, я немножко сумасшедшая женщина?!. Отъ сумасшедшей всего можно ожидать!..

Осцкій. Лиля, успокойся, ради Бога, и дай мн сказать хоть слово. Я не стану оправдываться, я кругомъ виноватъ, но смотри на вещи спокойне… Я, конечно, не юноша, я не могу быть безумно влюбленнымъ и увлекаться всми твоими порывами, какъ бы они прекрасны ни были,— но я честный человкъ, я не извергъ, и даю теб мое слово: я сдлаю тебя счастливой.

Лиля. Когда нибудь потомъ, можетъ быть… но не теперь!…

Осцкій. Отчего-же?

Лиля. Оттого, что теперь я не стану жить съ тобой, я не поду въ деревню!.. я не останусь тамъ, гд ты!..

Осцкій. Лиля! Лиля! можно-ли такъ отдаваться своему негодованію! гд же твой тонкій тактъ? гд твое благоразуміе?

Лиля. Я не хочу такта, я не хочу благоразумія!.. я хочу любить и быть любимой… я жить хочу!..

Осцкій. Разв я не люблю тебя? разв я мшаю теб жить?.. Лиля, ты знала какого испорченнаго человка выбрала, но прежде ты была снисходительне къ нему за то немногое доброе, что ты въ немъ нашла… не въ первый разъ я тебя обижаю,— прежде ты прощала…

Лиля. Въ минуту разбитаго счастья не прощаютъ… я не могу больше… А! я теб слишкомъ легко досталась? ты бы хотлъ взять меня съ бою?— ну, такъ и бери съ бою, если хочешь, чтобы я была твоя…

Осцкій. Что за экстравагантности, Лиля!.. Хоть бы ты подумала, что скажутъ люди, когда узнаютъ, что въ первый же день брака мы разошлись…

Лиля. (Съ истерическимъ хохотомъ.) Что скажутъ люди? это для тебя пуще всего важно… а меня-то это и веселитъ… пускай говорятъ, что хотятъ… интересно будетъ видть, какъ ты станешь оправдываться… изворачиваться!..

Истерическій хохотъ и плачъ.

Осцкій. (Подавая ей воды.) Ради Бога, другъ мой, успокойся, ты разстраиваешь свое здоровье…

Лиля. (Выпавъ воды и успокоясь.) Я спокойна. (Встаетъ.) Прощай.

Осцкій. (Схватывая ея руку.) Ты миришься со мной? ты простила?

Лиля. (Отрывая руку.) Нтъ… не такъ скоро… завоюй меня прежде!..

Уходитъ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Садъ, слва на второмъ план домъ и терраса, передъ нимъ справа густая бесдка. Въ глубин заборъ изъ густой акаціи.— Садовая мебель.

Слва на садовомъ столик чайный приборъ. Даша перетираетъ чашки. Прохорычъ справа выглядываетъ изъ за бесдки.

Прохорычъ. (Про себя.) Чай готовятъ, стало должно такъ, что пріхатчи… кто-жь бы это такая? горничная, али мамзель какая нанята? (Дернувъ рукой.) Тьфу, какая крапива злющая… разводятъ же экое зелье… (Топчетъ ногой.) всю руку ожгла, проклятая.

Даша видитъ его и приглядывается. Онъ присдаетъ, прячется отъ нея.

Даша. (Со страхомъ отступая къ балкону.) Кто тамъ?.. (Онъ молчитъ, она кличетъ.) Иванъ! Иванъ! кучеръ!.. что это вс люди запропали!..

Прохорычъ. (Уходитъ и машетъ рукой.) Тсс! Не зови людей… я самъ уйду… сейчасъ уйду…

Даша. (Со страхомъ.) То-то уйду… что вы здсь шатаетесь? тутъ не общественное удовольствіе… здсь господа живутъ…

Прохорычъ. Я знаю, что господа…

Даша. Ну, и проваливайте,— длать вамъ тутъ нечего…

Прохорычъ. Анъ есть… да не бойтесь, сударыня… Христосъ съ вами, что я, разбойникъ, что-ли какой!..

Даша. А кто тебя знаетъ!?.

Прохорычъ. Силы небесныя! какъ это у васъ языкъ поварачивается?..

Даша. Что-жь ты по чужимъ садамъ крадешься?

Прохорычъ. Да вы здсь кто такія? въ услуженіи?

Даша. Кто-бы ни была, не твое дло,— нечего теб лясы-то точить… уходи лучше.

Прохорычъ. Да что вы, ей богу… я уйду… я сейчасъ уйду… мн только приказано отъ мово барина узнать про, здшнихъ господъ… ну, сейчасъ и уйду.

Даша. Кто-жь это теб станетъ докладывать?

Прохорычъ. Вы станете.

Даша. Очумлъ ты, что-ли? буду я со всякимъ подъзжалой объ своихъ господахъ говорить.

Прохорычъ Вы что-жь меня такъ низко унижаете? я, можетъ статься, здшнему дому ближе васъ прихожусь…

Даша. Чего еще врать будешь?

Прохорычъ. Врать?! нтъ, стой… я-те докажу: господа здсь живутъ Горюнины… такъ аль нтъ?.. и дачу съ весны старикъ одинъ тутъ приготовлялъ, а старуха съ дочкой тогда въ чужихъ краяхъ была… Слышь, годъ цлый они тамъ вдвоемъ жили въ чужихъ краяхъ, а старикъ только назжалъ временемъ… такъ, что-ли?.. А теперь, на дняхъ только что вернулись…

Даша. Ишь, какія новости разсказалъ!— да это всякій мастеровой въ ихъ магазин знаетъ.

Прохорычъ. Больше надо?.. А вы знаете-ли молодаго барина, Павла Сергича? молодой барыни супруга?..

Даша. Какъ мн не знать?— я въ домъ поступила, какъ за границу хать, а тогда молодой баринъ въ деревн былъ.

Прохорычъ. Такъ-съ… А когда онъ въ деревню ухалъ?— на третій день посл свадьбы… а зачмъ это? и тутъ что такое произошло?— ничего вы этого не знаете, а я знаю.

Даша. Знаете, такъ вамъ-же лучше, чего же вы пришли сюда справляться?

Прохорычъ. Чего справляться!— объ ихнемъ, объ здоровьи, молодой барыни, Лизаветы Николаевны, благополучно-ли дохали?.. очень намъ это безпокойно, что он тамъ хворали,— и какъ теперича себя чувствуютъ?..

Даша. Теперь, слава богу, очень хорошо. Немножко слабы еще, нервны, а то ничего… потому мы все въ прекрасныхъ климатахъ жили.

Прохорычъ. Ну, слава богу! ну, слава теб, Господи!

Даша. Да коли васъ прислали, я господамъ скажу, подождите… кто-же васъ прислалъ?

Прохорычъ. Меня-то?.. меня такой прислалъ, что… меня принцъ ингерманландскій прислалъ.

Даша. Вы не смйте такъ насмшничать, да про принцевъ… я и господамъ скажу.

Прохорычъ. Тсс… секретъ… вонъ самъ старикъ идетъ… ни гу-гу… тсс!

Скрывается направо въ чащу сада. Выходитъ на балконъ Горюнинъ.

Горюнмъ. Здравствуй, Дашенька, здравствуй… ишь ты какой денекъ посл дождика-то, словно на заказъ сдланъ. Ну что ваша тамъ какая ни на есть Италія, или тамъ Сицилія что-ль какая, Швейцарская!— у насъ въ Москв хуже?..

Даша. Ну ужъ, стали вы равнять вашу Москву съ заграницей… деревня, какъ есть деревня, тутъ отъ однихъ жуликовъ убжишь.

Горюнинъ. Какихъ жуликовъ? гд ты видла?

Даша. Гд видла!— да вотъ сейчасъ какой-то солдатъ въ садъ къ намъ залзъ, перепугалъ такъ…

Горюнинъ. Откуда залзъ? какъ? что такое? (Входитъ Горюнина.) Здравствуй, Анюта. (Цлуетъ ее.) Хорошо-ли спала? что наша Лилечка?..

Горюнина. И я прекрасно спала, и Лиля… все какъ нельзя лучше.

Горюнинъ. Ну, слава богу!.. Слышишь, исторіи какія завелись!.. солдатъ какой-то подкрался… а люди гд были? Иванъ гд былъ? гд дворникъ, кучеръ?..

Даша. Почемъ мн знать?— кто за булками, кто за водой, утромъ вс разбгутся, не соберёшь.

Горюнина. Какой-же такой солдатъ? гд ты его видла?

Даша. Вотъ, я тутъ накрываю, а онъ въ кустахъ копышется… прячется… я его таки вызвала, спрашиваю: что надо?— путалъ, путалъ онъ тутъ… про барыню спрашивалъ, про Лизавету Николавну, какъ ихъ здоровье… про супруга ихняго говорилъ…

Горюнинъ. Можетъ-быть, его прислалъ кто?

Даша. Онъ и говоритъ, что прислали. да такое все несообразное… будто, что всё по секрету, и прислалъ какой-то принцъ германландскій,— чистая насмшка.

Горюнинъ. А ты впередъ, если этотъ принцъ германландскій явится, ты съ нимъ не разговаривай, а прямо дворника зови, и его въ часть… что съ этими бродягами растабарывать?.. а въ полицію его, каналью,— вотъ и весь разговоръ.

Даша. Я-бы и то позвала дворника, да вдь пожалуй, пока кличешь, онъ и убьетъ.

Горюнинъ. Нтъ, этого ты не бойся, они, разбойники, тоже себя оберегаютъ, зря убивать не станутъ, а скорй дралова задаютъ… только имъ потачки давать не слдуетъ, а то ужъ ихъ очень много у насъ въ Москв развелось.

Горюнина. Вели, Даша, самоваръ подавать, да къ Лилечк поди, она тебя зоветъ.

Даша уходитъ. Старики усаживаются за столъ. Лакей приноситъ самоваръ. Горюнина разливаетъ чай.

Горюнинъ. А я теб знаешь что скажу, Анюта… съ праздничкомъ!— поздравить честь имю…

Горюимна. Съ какимъ это праздникомъ?

Горюнинъ. Забыла… ахъ ты, гршница… можно разв это забыть!.. сегодня день свадьбы Лилечки.

Горюнина. (Вздохнувъ.) Да, я этого не забыла, душа моя, только какой-же это для насъ праздникъ? чему радоваться?..

Горюнинъ. А ты на это, Анюточка, такъ не смотри,— все Богъ!.. Богъ захочетъ, все уладится… и поврь ты мн… ты умная женщина, ты это понимаешь… такъ долго не проживутъ… чего имъ ссориться?— онъ вдь что-же, надо правду говорить, онъ хорошій человкъ, а она, ангелочекъ нашъ, она разв можетъ долго сердиться?.. вдь, вотъ и въ ссор, чай, любитъ она его, такъ-ли, Анюта, любитъ?

Горюнина. Это что говорить,— конечно, скрываетъ свое чувство.

Горюнинъ. И помирятся… непремнно помирятся… Ну, положимъ, онъ втренъ былъ, повздорили тамъ… да, вдь годъ не видались!— чай, изныло сердце то у обоихъ… годъ цлый, Анюта, пора и кончить… (Таинственно.) Я теб еще что скажу: какія мои соображенія… изъ-за чего это, скажи мн, она къ этому дню хотла непремнно въ Москву вернуться,— а?.. зачмъ меня просила непремнно нашу дачу приготовить, гд мы свадьбу праздновали,— а?.. это не даромъ… такъ, Анюта?.. ты умная женщина,— такъ вдь?

Горюпна. Такъ, такъ, папочка, такъ, ты сталъ догадливъ на удивленье… Богъ дастъ, все и уладится… она сегодня такая веселенькая, свженькая…

Горюнинъ. Стало-быть, у насъ праздникъ и есть… а я ей подарочекъ приготовилъ: чудесную штучку!.. съ интересомъ, ей богу… называется деженэ… тончайшій фарфоръ и отдлка чудо… такъ — кофейникъ и весь приборъ, а чашки только дв, понимаешь?— дв только, вдвоемъ пить… значитъ, вс гости лишніе, пошли вонъ, а только мужъ съ женой… хорошо вдь придумалъ, Анюта, а?.. потомъ еще платье,— ну тамъ по обыкновенію, а это съ интересомъ, съ мыслію, хорошо вдь?— намекъ.

Горюнина. Хорошо-то, хорошо, только погоди ей отдавать, съ этими чувствами надо очень осторожно обращаться.

Горюнинъ. Да, да… ну, хорошо… я поберегу. Когда ты велишь, только шепни, я сейчасъ и дамъ.

На балкон является Диля.

Ляля. Папочка, мама, простите вашу лнивую Лилю. (Цлуетъ стариковъ.) Я-бы должна была раньше всхъ встать и приготовить вамъ чай, а я-же васъ заставила дожидаться.

Горюнинъ. Садись, садись,— ты у насъ одна, ты у насъ главное лицо… командуй тутъ и распоряжайся, а мы будемъ слушать.

Лиля. Мое первое распоряженіе: мамочка, дай мн разливать сегодня. Поди прочь, поди прочь!— Я здсь командую… (Наливаетъ чай.) Вотъ теб вторая чашка, папа… вотъ мам… вотъ и мн… (Пьетъ.) Ахъ, какъ я хорошо себя чувствую сегодня.

Горюнинъ. Еще-бы, Лилечка, еще-бы! вдь какой день-то сегодня… (Смущается.) Пріятный.

Горюнина. Погода хорошая… а то за эти три дня, что мы въ Москв, все дождь лилъ.

Лиля. Какъ время-то идетъ, мама, а!— какъ время-то идетъ?.. точно вотъ этого года и не бывало, точно вотъ мы сидимъ здсь, какъ въ прошломъ году.

Горюнинъ. Да, да… только, Лиля, прости… ты немножко ошибаешься… въ начал прошлаго лта мы такъ по утрамъ здсь чай пили, а сегодняшняго числа совсмъ другое,— сегодняшняго числа, Лилечка…

Лиля. (Встаетъ и смущенная отходитъ.) Папа, я не считаю дней… не все ли равно, что было именно сегодняшняго числа…

Рветъ цвты и нетерпливо играетъ ими.

Горюнина. (Тихо Горюнину.) Я теб говорила… зачмъ ты…

Горюнинъ. Лиля, я старый дуракъ, ты прости меня, пожалуйста… я не хотлъ, чтобы теб было грустно, Лилечка, ты такая сегодня веселая была свтлая… ради Бога, ужъ не мняйся…

Лиля. (Напуская на себя опять веселый видъ.) Нтъ, папа, я не измнюсь… вотъ я и опять весела… только ужъ и вы оба, милые мои, не должны печалиться,— уговоръ лучше денегъ… Мама, слышишь… Мама!— а, это не хорошо,— я у тебя слезинку видла.

Горюнина. Что-же, Лилечка, какое намъ веселье видть это?.. у насъ только и радости на свт, только и заботы, что ты, такъ легко-ли намъ видть твое несчастье!?.

Горюнинъ. Вотъ, вотъ… и я тоже все говорю… и я тоже…

Горюнина. Ты знаешь, мы никогда теб ни въ чемъ не противорчили, твоя воля была для насъ закономъ, но прежде ты сама была откровенне,— ты не скрывала своего горя. Ты помнишь, на другой день посл свадьбы, ты пришла мн сказать, что хочешь хать заграницу со мной — и безъ мужа… я поняла все, но я тебя ничего не спросила… мы ухали… Я видла твои страданія, я начинала говорить,— ты отмалчивалась и я тебя не тревожила…

Лиля. Мама, милая, не упрекай меня… не упрекай…

Горюнина. Отчего было никогда не подлиться своимъ горемъ?— и мн было-бы легче, и теб… я видла, какъ ты гасла, хворала,— и должна была молчать, я видла, Какъ ты судорожно схватывала письма, полученныя отъ мужа, какъ ты втихомолку плакала надъ ними,— и должна была молчать, я знала, что ты не отвчаешь на эти письма, что ты все таишь въ себ, и сколько разъ хотлось, мн заговорить, но я молчала… Лиля, когда-же это кончится?,

Лиля. Мама, неужели ты думаешь, что-, мн скрытность не тяжела?.. но я не могу говорить объ этомъ ни съ кмъ, ни съ кмъ,— ни даже съ тобой. Прости мн, мама, даю теб слово, что такъ или иначе скоро все разъяснится…

Горюнинъ. Что-же это значитъ: такъ или иначе? надо, чтобъ хорошо…

Ладя. Все хорошо, что совсмъ кончено, что съизнова начинается… Милые мои, вы терпли долго, потерпите еще немного, прощу висъ, изъ любви ко мн потерпите… теперь ужъ, не стану я васъ долго мучать, но перестанемъ объ этомъ говорить, я не могу, будемъ опять веселы, ты свободенъ сегодня, папа? не подешь на фабрику?

Горюнинъ. Нтъ, я сегодня весь день съ вами.

Лиля. Такъ бери, шляпу, и пойдемъ гулять въ рощу, хочешь?.. мама, ты, съ нами?

Горюнина. Некогда, Лилечка, я еще мои вещи не вс разложила съ прізда, гуляйте вдвоемъ… Только не долго, Лиля, не устань… не забывай, что ты еще слаба!.

Уходитъ. Вскор входитъ лакей и уноситъ чайный приборъ.

Лиля. (Беретъ отца подъ руку.) Такъ вотъ мы съ тобой подъ руку и пойдемъ. Ха, ха, ха… вотъ-то парочка будетъ!..

Горюнинъ. Смйся, смйся… я и старикъ, а съ любымъ молодымъ потягаюсь.

Лиля. Я смюсь, но не насмхаюсь.

Горюнинъ. Такъ я за шляпой… (Идетъ и возвращается.) Видишь, Лиля,— да… такъ мать-то, умная женщина… она говорятъ… такъ ты помни: ты общала, что все это хорошо…

Лиля. А ты общалъ, папа, не говорить объ этомъ.

Горюнинъ. Я молчу, я молчу… ни слова…

Уходитъ.

Лиля. (Одна.) Скоро, скоро, дорогіе мои, будьте покойны!.. теперь, пока я не могу говорить объ этомъ,— я не хочу, чтобъ кто-нибудь при мн осуждалъ моего друга, я заговорю съ вами объ немъ, когда вс вы будете его расхваливать (Вынимаетъ письмо и украдкой читаетъ.) ‘Я пишу теб послдній разъ, моя Лиля, и хочу предупредить тебя, что сдлаю еще одно усиліе. Будетъ оно неудачно, я ужъ больше не потревожу тебя никогда въ жизни. Я слышалъ, что ты возвращаешься въ Москву, я явлюсь къ теб самъ,— и отъ тебя будетъ зависть, какъ устроить дальнйшую нашу судьбу.— Павелъ’. (Опускаетъ руку съ письмомъ.) Приходи, мой милый, теперь только ты сталъ моимъ — настоящимъ!.. да, скоро, скоро, очень скоро!— сегодня, онъ не забудетъ, что сегодня день нашей свадьбы… онъ сегодня придетъ… можетъ-быть, теперь ужъ онъ близко… (Останавливается, какъ вкопанная.) Въ дом позвонили… тихо позвонили, но я слышала… это онъ! я его сейчасъ увижу!.. какъ-же такъ, вдругъ? неожиданно!.. разв въ рощу сперва уйти?.. нтъ, зачмъ? чего же я испугалась? какая-же тутъ неожиданность?.. Я ждала его, цлый годъ ждала,— я хочу его видть сейчасъ, сію минуту.

Горюнинъ. (Появляясь на терасс.) Лилечка, посмотри-ка, кого я веду…

Лиля. (Взволнованнымъ отъ избытка счастія голосомъ.) Кого, папа?..

Останавливается, потому что на терасс появляются Караевъ и Сарьянова.

Сарьянова. (Сбгая съ терассы и цлуя Лилю.) А, ma ch&egrave,re Betsi, какъ я счастлива, что вижу васъ снова въ Москв…

Караевъ. (Раскланивается.) Madame!..

Сарьянова. Что-же говорили, что вы были больны?— да нисколько я этому не поврю, какъ вы похорошли, мой ангелъ!.. вотъ оно, что значитъ хорошій-то климатъ,— не то, что нашу московскую пыль глотать, тутъ поневол прежде времени постарешь…

Горюнинъ. Ай, ай!.. Наталья Львовна,— вы Москву не обижайте… мы, напротивъ того, дивились сегодня, какъ здсь хорошо… пожалуйте, присядьте.

Разсаживаются.

Сарьякова. Вы не удивляйтесь, ma ch&egrave,re, что мы къ вамъ спозаранку,— мы вдь вамъ сосди, тоже въ этихъ странахъ на дач живемъ… и я, и онъ.

Караевъ. У меня дача рядомъ съ дачей Натальи Львовны, меньше версты отсюда будетъ. Мн вчера сказали, что вы вернулись изъ заграницы,— сегодня, только что вышелъ, вижу, Наталья Львовна въ саду съ книжкой… говорю: знаете?— Горюнины пріхали… Наталья Львовна такъ и ахнула,— и книгу бросила: пойдемте, говоритъ, навстимъ ихъ.

Сарьянова. Вотъ мы и у васъ…

Горюнинъ. И очень вамъ благодарны… а мн позвольте, я сейчасъ Анют скажу.

Уходитъ.

Сарьянова. (Лил.) Но что мн въ васъ не нравится, это вашъ томный видъ… отчего вы такая грустная?

Караевъ. Э! Это понятно. Кажется, вдь, еще Павелъ Сергичъ не прізжалъ изъ деревни?

Сарьянова. Ахъ да, совсмъ забыла, я васъ еще журить хочу: ухали изъ Москвы, и никого не оповстили,— исчезли, какъ метеоръ… потомъ слышу, вы даже вскор должны были разстаться съ мужемъ, вы похали заграницу, а онъ въ деревню.

Лиля. Я захворала, надо было лечиться… а у Павла Сергича были дла въ деревн.

Сарьянова. Я вамъ врю, ma ch&egrave,re,— что вы!.. Разв я слушаю вс эти московскія сплетни?.. Вдь здсь чего не наскажутъ… Чуть какія дла заставятъ васъ на время разъхаться съ мужемъ, сейчасъ наплетутъ всякаго вздора… и ссора-то, и непостоянство… я, душечка, презираю вс эти сплетни… Конечно, Павелъ Сергичъ, прежде и былъ немножко… volage… немножко легкомысленъ, простите,— но, вдь онъ теперь въ такихъ годахъ, когда. люди длаются степенне, и въ вашихъ рукахъ, я уврена, онъ совершенно измнится.

Караевъ. Да ужъ о сю пору такъ измнился, что узнать нельзя. Не знаю, писалъ-ли онъ вамъ: я вдь весной посщалъ его въ деревн… ну, не узналъ, ей богу, совсмъ другой человкъ сталъ… Кто бы подумалъ: Павелъ Сергичъ цлую зиму напролетъ провелъ безвыздно въ деревн!

Сарьянова. По мн, это геройство.

Караевъ. Онъ не только герой, онъ дятель! онъ благородный, общественный дятель… Можете представить: все земство передъ нимъ на заднихъ лапкахъ… боится его, ей богу,— вонъ оно какъ!.. Въ работ неутомимъ, въ сужденіяхъ неумолимъ… не будь онъ богатъ, да не имй связей, его бы просто со свту сжили, а теперь и рады бы, да ничего не подлаешь. Весь уздъ вспахалъ… Знаете, одинъ вдь этакій человкъ появится, откуда и другіе:. люди берутся… Вс эти восхитительныя зати: школы, ссудосберегательныя товарищества, больницы, повсюду какъ грибы, такъ растутъ… Я говорю: если они тамъ вс между собою не перебранятся,— этотъ уздъ, это будетъ и не знаю что!— Эльдорадо какое то… рай на земл!

Сарьянова. Ну, ну, вы опятъ…

Караевъ. Нтъ, да ей богу!.. Я ужъ имъ предлагалъ мужицкій университетъ устроить, зоологическій садъ и академію художествъ… Да что, помилуйте: хочетъ-же Павелъ Сергичъ свою фабрику на какихъ-то новыхъ началахъ вести, чтобъ тамъ и читальня была, и танцевальная, и чорта въ ступ!..

Лиля. Я получаю письма отъ мужа и знаю обо всемъ, что онъ затваетъ и что онъ длаетъ.

Сарьянова. Стало быть, ваши сатирическія замчанія можете держать про себя…

Караевъ. Почему же сатирическія?— я говорю совершенно серьезно, и сочувствую всему этому. Я даже всегда говорилъ, что Павелъ Сергичъ носитъ въ себ скрытые таланты… еслибъ онъ служилъ, онъ сдлался бы замчательнымъ администраторомъ… до сихъ поръ только его душа дремала, ей: надо было дать толчокъ… это вы и исполнили, Лизавета Николаевна, не отговаривайтесь, это ваше вліяніе.

Сарьянова. Что правда, то правда! и Павла Сергича хорошо знаю, васъ, ma ch&egrave,re, онъ бы до сихъ поръ былъ пустымъ салоннымъ болтуномъ и больше ничего… (Увидавъ входящую Горюнину, идетъ къ ней навстрчу.) А, Анна Федоровна, charme de vous voir! съ пріздомъ васъ поздравляю…

Взаимные привты.

Горюнина. (Дочери.) Лилечка, что съ тобой?— ты опять поблднла.

Лиля. Устала, мама… я въ самомъ дл много на себя беру… я вижу, что еще очень слаба.

Сарьянова. Ахъ, это мы виноваты!.. и все вы, Караевъ, съ вашими разсказами… Простите, милочка!

Лиля. Это, должно быть, все еще дорога во ми, отзывается. Ахъ, какъ гадко быть такой слабой!.. Вы меня извините, я прилягу минутъ на пять и все пройдетъ.

Уходитъ.

Сарьянова. О, ради Бога! (Горюниной.) Бдная Лилечка! какъ она разбилась нервами… Скажите, она, вроятно, была очень нездорова?

Горюкина. Ей пришлось прохворать нсколько мсяцевъ.

Сарьяцова. Что же именно съ ней случилось? и почему такъ?.. Вдь, кажется, она всегда была такой здоровенькой, крпенькой двочкой!.. Ахъ, слушайте: какое у меня лекарство есть отъ нервовъ, симпатическое, удивительно, какъ дйствуетъ. У меня самой какія вдь были истерики, мигрени, ражи, я просто голову рада была разбить объ стну,— все прошло, почти и не возобновляется… позвольте, милая Анна Федоровна, я вамъ принесу.

Горюнина. Благодарю васъ. Теперь Лиля совсмъ поправилась, она только немножко слаба.

Сарьянова. Оно и укрпляетъ, удивительно укрпляетъ. Я вамъ сейчасъ принесу. Мы тоже вдь здсь на дач живемъ, близко.

Входитъ Горюнинъ изъ сада, видимо смущенный.

Горюнинъ. А! Лиля ушла… да… хорошо, очень хорошо… очень пріятно, что такъ близко, сосди… да, что бишь я?… Анюта, теб… это…

Горюнина. (Шутя.) Что такое? врно опять хочешь какую-нибудь тайну сказать мн?

Горюнинъ. Да, такъ маленькую этакую… штучку.

Сарьянова. Мы, можетъ-быть, мшаемъ.

Горюнинъ. Ничего-съ, ничего-съ… я ей на ушко скажу.

Горюнина. Говори, что такое?

Отводитъ его въ сторону.

Караевъ. (Сарьяновой, въ сторон.) А нельзя сказать, чтобъ наша молодая была особенно весела.

Сарьянова. Бдная, мн жаль ее… а сама виновата, охота-же была выбрать такого мужа. Лиля и онъ, разв они пара?.. она тихая, мирная, мщанка, онъ взбалмошный, горячій — они никогда не сойдутся.

Караевъ. А вотъ онъ дятель теперь, такъ, пожалуй, и помирятся.

Сарьянова. Ну, эти глупости не на долго ему, наскучатъ. Жаль, жаль бдную,— какъ она измучилась: видно, что она его еще очень любитъ.

Караевъ. Смотрите, что это какъ старикъ размахался руками, и умная мать призадумалась…

Горюнинъ. (Тихо жен.) Онъ тутъ въ саду… какъ-бы только ихъ выпроводить…

Сарьянова. Ma ch&egrave,re Анна едоровна, не мшаемъ-ли мы вамъ? пожалуйста, вы съ нами не церемоньтесь, какъ добрые сосди, мы, ни въ чемъ не должны стснять себя другъ для друга.

Горюнина. Ужъ если вы такъ добры, да… мы только что третьяго дня пріхали и даже вещами не успли разобраться, а когда такъ цлый годъ не былъ дома, тутъ сколько хлопотъ накопится…

Сарьянова. О! я понимаю васъ, я понимаю… мы сейчасъ уйдемъ. Пойдемте, Василій Семенычъ!

Горюнина. Не забывайте насъ…

Сарьянова. Я черезъ четверть часа вернусь, я должна вамъ принести мое лекарство.

Горюнина. Зачмъ вамъ безпокоиться, я лучше съ вами человка пошлю.

Сарьянова. Какое-же это безпокойство? это прогулки… да вы на меня, ради Бога, не, обращайте никакого вниманія, я васъ отъ дла не оторву,— и одна, тутъ поверчусь, а то къ Лилечк, зайду… до свиданія.

Взаимное прощаніе. Сарьянова хочетъ идти направо.

Горюнинъ. Нтъ-съ, нтъ-съ… вамъ черезъ домъ ближе!

Сарьянова. А я хотла пройти садомъ…

Горюнинъ. Ей богу, вамъ тутъ ближе… позвольте, я васъ провожу…

Сарьянова. (Тихо Караеву.) Странно!..

Караевъ. Это не даромъ.

Оба уходятъ. Горюнинъ ихъ провожаетъ.

Горюнина. (Проводивъ ихъ глазами.) Онъ здсь! Слава Богу… авось-то все это благополучно кончится… (Длаетъ нсколько шаговъ направо, чтобъ идти дале въ садъ, въ это время ей навстрчу выходитъ Осцкій.) Здравствуйте, Павелъ Сергичъ!

Осцкій. (Быстро подходитъ къ ней и цлуетъ ея руку, съ нкоторой жадностью.) Она здорова, моя Лиля, скажите, милая Анна едоровна… она совсмъ выздоровла?

Горюнина. О! да какой вы стали нжный!

Осцкій. Не обо мн рчь!— скажите мн объ ней, объ моей Лил… скажите… впрочемъ, что я спрашиваю!— разв-бы вы могли такъ спокойно улыбаться, еслибъ она была больна!?

Горюнина. Сядемте, милый другъ, и поговоримъ, прежде чмъ на что-нибудь ршиться.

Садится.

Осцкій. (Садясь подл.) Неужели я не увижу ее? Ради Бога, Анна едоровна, разршите мое сомнніе: годъ цлый я ее не видалъ, и въ это время мн Лиля сдлалась необходима… каждый шагъ моей жизни теперь я длаю съ мыслью о ней, а между тмъ, я не знаю, помнитъ-ли она еще мое имя. Я тшилъ себя хоть тмъ, что писалъ ей письма — и даже не знаю, получила-ли она ихъ, читала-ли… я не получалъ ни одной строки въ отвтъ.

Горюнина. Павелъ Сергичъ, я вамъ могу передать только то, что могло подмтить чутье матери: Лиля не можетъ такъ скоро разлюбить человка, котораго выбрала мужемъ… если она не отвчала вамъ, то это не значитъ, что въ душ ея не было желанія вамъ писать и васъ видть.

Осцкій. Она говорила вамъ это?

Горюнина. Нтъ, сегодня день вашей свадьбы, сегодня въ первый разъ ршилась я говорить съ ней объ этомъ, и получила въ отвтъ: ‘погоди, мама!’ Я привыкла, чтобъ моя дочь сама мн говорила все, что у ней на душ,— тутъ ей не хотлось говорить и я не спрашивала. Я даже не знаю, изъ за чего произошла ваша ссора.

Въ это время на балкон появляется Лиля и Горюнинъ. Оба тихо крадутся.

Осцкій. Такъ я-же отъ васъ ничего скрывать не хочу. Видите-ли, добрая Анна едоровна, когда я познакомился съ Лилей, я заинтересовался ею только, какъ хорошенькой, умненькой двочкой… меня плнила ея привязанность ко мн, горячность, съ которой ей хотлось быть полезной мн,— наконецъ, любовь… я женился,— гршный человкъ, почти изъ снисхожденія… я скучалъ жизнію,.теплая любовь двушки была мн новостью…

Горюнина. Только, только потому?!.

Осцкій. Тогда еще я не зналъ моей Лили, не могъ знать, не могъ цнить… Въ день нашей свадьбы, помните, пріхалъ ко мн товарищъ по служб. Оставшись съ нимъ вдвоемъ, я высказалъ ему откровенно, какъ я въ то время смотрлъ на мой бракъ… я даже, кажется, сказалъ, что, можетъ быть, сдлалъ большую глупость тмъ, что женился. Лиля случайно слышала весь нашъ разговоръ… я сердился на себя, я просилъ прощенья, она ршила разстаться — и мы разстались… Признаюсь вамъ, тогда я сердился на нее, тогда все это казалось мн блажью избалованной двочки, ненужнымъ скандаломъ — и я ухалъ въ деревню, только чтобы не встрчаться съ разными знакомыми, которые-бы съ злораднымъ участьемъ спрашивали, меня про мое горе.

Горюнина. Въ первое время вы и не писали къ ней.

Осцкій. Да, я сердился. Въ деревн, чтобы забыться, я взялся за работу: хозяйничалъ, знакомился съ помщиками, съ крестьянами, съ купцами,— со всмъ этимъ народомъ, среди котораго мн, пришлось жить… Я увидлъ, какъ много гибнетъ у нихъ силъ и жизни, часто только по глупости, да по недоразумнію, я увидлъ, какъ легко быть имъ полезнымъ… я открылъ новый источникъ веселья и счастья. Я увидлъ, какъ близко, какъ подъ, рукой это счастіе, за которымъ столькіе на свт гоняются, и все-таки его не достигаютъ…

Горюнина. Правда, правда!

Осцкій. Одинъ разъ вечеромъ я возвращался съ поля, бодрый, здоровый, веселый… у порога дома я встртилъ нсколькихъ крестьянъ и мщанъ, которые пришли благодарить меня за какую-то оказанную имъ услугу… Они вообще стали высказывать мн свою признательность за то, что я пріхалъ къ нимъ жить, просили идти за нихъ въ гласные… не знаю почему, но мн вдругъ сдлалось такъ весело, такъ хорошо, какъ никогда въ жизни не бывало!— и тутъ я въ первый разъ сочувственно вспомнилъ о моей Лил… ‘Это дло твоихъ рукъ!’ сказалъ я себ… врите-ли, я схватилъ ея портретъ, цловалъ его и плакалъ надъ нимъ, какъ сумасшедшій,— я понялъ съ этой минуты, что я безъ Лили жить не могу. Каждую мысль, каждый поступокъ я проврялъ прежними разговорами съ ней, но я чувствовалъ, что этого мн мало, что мн нужно видть ее подл себя, всегда везд!.. я сталъ писать ей,— мн не отвчали.

Горюнина. Но она читала ваши письма, я видла, съ какой любовью она илъ читала, хоть никогда мн объ нихъ не говорила.

Осцкій. Теперь, добрая Анна едоровна, я ршился на послднее, я пришелъ самъ съ повинной головой. Подите къ ней и передайте ей все, что я откровенно сказалъ вашъ. Я буду ждать отвта, какъ кающійся гршникъ., и если и тутъ она мн не повритъ, тогда Богъ съ ней… тогда она не та Лиля, которую я такъ люблю, а другой мн и не надо!

Въ это время Лиля сзади тихо подошла къ нему, обняла его и цлуетъ.

Лиля. (Почти въ одно время съ поцлуемъ.) Завоевалъ!

Осцкій. Лиля! ты опять ноя! Лиля!!!.

Горюнинъ. (Почти съ истерическимъ хохотомъ.) Сдержала общанье,— сдержала!! скоро, говоритъ, кончится — и хорошо…

Лиля. И ты на меня не сердись, мой милый, за прошлое… не легко мн было сдерживать себя и не отвчать теб на твои дорогія письма, они вс цлы и я ихъ навсегда сохраню, какъ самый драгоцнный свадебный подарокъ.

Горюнинъ. А теперь и я мой свадебный подарокъ могу поднести!.. Какой я подарокъ приготовилъ: съ мыслію… Анюта, вдь, да?

Осцкій. Вотъ онъ, настоящій-то день нашей свадьбы… стало-быть, Лиля, все обстоитъ по прежнему,— и мы черезъ недлю демъ вмст въ деревню?

Лиля. (Цлуя его.) Да, да, голубчикъ.

Горюнинъ. Ну вотъ!— только что пріхали и опять хать. Что-жь это?!. (За сценой шумъ, драки, слышенъ голосъ Прохорыча: ‘Пусти! Оставь! самъ пойду!’) Батюшки, да это, кажется, деньщикъ вашъ баталію затялъ?.. Пустите, что бы тамъ деретесь?!.

Входитъ Прохорычъ, платье въ безпорядк. За нимъ Даша.

Прохорычъ. Помилуйте, ваше благородіе, за жулика принимаютъ!.. Эта вотъ сударыня дворнику свиснула на меня, а онъ, какъ бульдогъ какой-то аглицкій, такъ и вцпился, въ часть вести.

Даша. Это-съ, Николай Андреичъ, тотъ самый солдатъ, что утромъ-то былъ, отъ принца-то, отъ германландскаго.

Прохорычъ. Отъ принца!! это я такъ, шутьмя сказалъ!.. извстно, меня баринъ послалъ по секрету узнать о здоровья молодой барыни… Ну, я эти вещи не умю, вотъ вамъ и сказъ… и больше по секрету не буду ходить никуда.

Осцкій. Никуда больше тебя и не пошлютъ, не безпокойся.

Горюнинъ. Ну, ну, теперь общая радость… общее счастье, не сердись, старина, не сердись…

Даша. (На балкон.) Ахъ, гости къ вамъ, госпожа, что утромъ-то были.

Лила. Ахъ, это Сарьянова и Караевъ… не надо ихъ, не надо!— ни за что не надо!!.

Горюнина. Какъ же теперь отказать? она предупредила, что зайдетъ.

Прохорычъ. Прикажите, сударыня, я ихъ по военному спущу.

Лиля. Да, да, пожалуйста!.. Мы вс пойдемъ сюда въ бесдку, спрячемся, а ты, Прохорычъ, скажи, что ухали въ деревню… скорй, скорй мамаша, а то ихъ впустятъ!

Вс идутъ въ бесдку.

Горюнина. Да здсь тсно вчетверомъ.

Лиля. Въ тснот, да не въ обид.

Садятся въ бесдку. Лиля на колни къ мужу.
На балкон появляются Сарьянова и Караевъ.

Прохорычъ. (Встрчая ихъ.) Никого нту дома-съ!

Сарьянова. Какъ никого? мн лакей сейчасъ сказалъ, что вс дома.

Прохорычъ. Лакею еще приказаньевъ настоящихъ не отдано, а я камердинъ молодаго барина, Павла Сергича… Они сами, Павелъ Сергичъ,, сегодня пріхали сюда, забрали всхъ въ деревню, и маршъ, значитъ, ухали!.. Вотъ и он скажутъ.

Даша. Никого нтъ дома-съ.

Сарьянова. Такъ и Павелъ Сергичъ здсь? стало быть, это его распоряженіе!..

Прохорычъ. Никого дома нтъ-съ, пожалуйте, пожалуйте,— намъ некогда, сейчасъ на столъ накрывать надо, господамъ завтракъ подавать.

Караевъ. Какимъ господамъ?

Прохорычъ. Тьфу! Нтъ… пожалуйте-съ!..

Сарьянова. Скажи твоимъ господамъ, что они невжи.

Уходитъ въ сильномъ негодованіи, Караевъ за нею.

Прохорычъ. Слушаю-съ… пожалуйте.

Горюнинъ на цыпочкахъ крадется и смотритъ за кулисы.

Горюнинъ. (Тихо.) Ушли!

Вс выходятъ изъ бесдки.

Занавсъ быстро падаетъ.

Читайте также: