Было часовъ семь или восемь вечера, когда я въ одинъ изъ весеннихъ теплыхъ дней подъcзжалъ къ слободc В-къ.
Солнце начинало садиться, и легкій втерокъ доносилъ изъ слободы запахъ дыма и отзвуки чуть слышнаго блеянія овецъ, возвращавшихся съ полей.
Дорога шла подъ гору, огражденная съ обихъ сторонъ крутыми оврагами и водороинами, обнажавшими внутренности земли, показывая изъ-подъ небольшого слоя чернозема желтую глину и млъ.
Неподалеку показалась и сама слобода, расположенная по дну большого оврага, по средин котораго протекала рчушка, раздлявшая слободу на дв части. Въ каждой изъ этихъ частей была своя церковь.
Маленькія, крытыя соломой мазанки съ горы казались еще меньше, покрывая собой дно и склоны оврага, и, казалось, что когда-то Богъ прогнвался на жителей В-кн за ихъ частыя жалобы и ропотъ на неурожаи и тяжелую жизнь, взялъ своею всемогущею рукою вс незатйливыя хатки В-цевъ и бросилъ въ грязный, глинистый оврагъ, окруженный со всхъ сторонъ холмами, какъ-бы нарочно поставленными для того, чтобы Б-цы ничего не видли, кром своихъ хатъ да синяго, далекаго и безучастнаго неба…
Улицы, по которымъ мн пришлось хать, были изрыты глубокими колдобинами, свидтельствовавшими о томъ, что весною и осенью он превращаются въ мягкую тину и заставляютъ прохожихъ и прозжихъ напрягать вс силы, чтобы не быть совсмъ поглощенными гостепріимной грязью.
— Однако, и дорожка у васъ, по улицамъ, того гляди, языкъ прикусишь отъ тряски,— обратился я къ ямщику-хохлу, который, видимо, давно уже имлъ желаніе заговорить со мной и узнать, что я за птица и зачмъ ду въ ихъ слободу.
— Э, баринъ, вы бы прыіхалы къ намъ весною, або осенью и подывылысь бы, якъ тутъ у насъ гарно,— отвтилъ ямщикъ.— Вотъ вы увидите: вс наши бабы ходятъ въ мужскихъ чоботахъ, потому что осенью и весною иначе нельзя показываться на улицу. Бываетъ, что школьникъ идетъ въ школу и загрузнетъ среди улицы, приходится выходить кому-нибудь изъ хаты и вытаскивать его…
— А вы надолго дете къ намъ?— добавилъ онъ затмъ.
— Да не знаю, вроятно, на все лто, и осень, какъ дло пойдетъ.
— А вы по якому жъ ділу?
— Будемъ длить васъ на праведныхъ и неправедныхъ, пошутилъ я.
Ямщикъ мой насторожился, быстро повернулся ко мн и заговорилъ.
— Такъ это вы, значить, будете выдлять собственниковъ на отруба.
— Да, будемъ выдлять ихъ.
— Добре. Это гарно, что вы ихъ отдлите.
— А ты свою землю укрпилъ?
— А зачмъ мн ее укрплять? У меня и такъ никто ее не отнимаетъ.
— Такъ почему же ты доволенъ тмъ, что мы ихъ будемъ отдлять?
— Да потому, баринъ, что въ одной хат жить да изъ разныхъ мисокъ борщъ сть — не дуже ладно. Такъ ужъ лучше тому, кто изъ одной миски сть не хочетъ, совсмъ уйти изъ хаты…
— Васъ куда же везти, на земскую квартиру?
Я кивнулъ головою, и скоро тарантасъ остановился около приличнаго домика съ кисейными занавсками на окнахъ.
Черезъ нсколько времени, когда я уже сидлъ и пилъ чай, явился сельскій староста, со знакомъ на груди, и спросилъ, не будетъ ли какихъ распоряженій. Я сказалъ, что надо будетъ созвать сходъ, на которомъ мы, совмстно съ земскимъ начальникомъ, будемъ обсуждать вопросъ о выдл собственниковъ.
Дня черезъ три пріхалъ земскій начальникъ, и мы отправились на сходъ.
Крестьяне столпились тсною кучей около волостного правленія и угрюмо поглядывали на насъ. Земскій начальникъ сталъ держать ‘рчь’.
— Ну вы, кто изъ васъ тутъ укрпилъ свои надлы, приготовьте все, что нужно для господъ землемровъ, они будутъ выдлять васъ на отрубные участки. Поэтому вы сейчасъ же сговоритесь съ общинниками насчетъ мста, гд вы желаете получить себ землю. Да смотрите, чтобы соглашеніе было добровольное. А вы, общинники, тоже должны по добровольному, а не то всякую каналью, какая будетъ орать здсь, въ двадцать четыре часа упеку, куда Макаръ телятъ не гоняетъ.
— Затмъ,— продолжалъ онъ,— по закону я долженъ предложить вамъ разверстать всю свою надльную землю на отруба…
Едва только земскій произнесъ эти слова, какъ крестьяне заволновались, загудли, замахали шапками.
— Не надо!.. Не хотимъ!… Не согласны!.. Намъ и такъ гарно…,— ‘ Молчать!— заревлъ земскій.— Дайте мн разъяснить вамъ. Отрубное хозяйство гораздо выгодне, чмъ общинное. Теперь у васъ земля у каждаго домохозяина разбросана въ десяти, въ двадцати клочкахъ, а тогда она будетъ у него въ. одномъ мст, не надо будетъ тратить время на перезды…
Дале земскій на минуту пріостановился, какъ бы придумывая, какія же еще преимущества хуторского и отрубного хозяйства. Воспользовавшись этимъ перерывомъ, одинъ изъ мужичковъ, маленькій, рыжій, съ хитрыми глазками, приблизился къ крыльцу и заговорилъ.
— Та воно такъ, звисно, что лучше якъ земля будетъ въ однимъ мисти. А только куда же мы, ваше высокоблагородіе, будемъ скотынку гонять пасти? Отъ якъ у меня — всей земли на одну душу — дв съ половиною десятины, то гд жъ я буду свою корову, та шкапу (лошадь), та овецъ пасти?
Земскій молчалъ, придумывая, какъ бы его устроить на этомъ отруб съ его ‘шкалой’ и коровой.
Крестьянинъ продолжалъ дальше.
— Отъ бачте, ваше благородіе, отъ тутъ и загвоздка. Воно, скажемъ, скотинку можно привязывать на отруб, забить два колышка, взять дв веревочки, да на каждую веревочку и привязать свою худобу (скотъ), она себ и будетъ пастись, а овечекъ придется ужъ порзать.
Земскій просіялъ: — Ну вотъ видите, вы сами, оказывается, знаете, какъ приспособляться къ условіямъ. Я, братцы, всегда зналъ, что русскій мужикъ со’ смекалкой, онъ сразу сообразитъ, какъ лучше приспособиться къ новымъ условіямъ.
— Это я, ваше благородіе,— продолжалъ тотъ же крестьянинъ,— не самъ догадался, а мн разсказывалъ мой сватъ изъ Гончаривкы. Онъ уже сидитъ на отруб. Такъ это онъ такъ сдлалъ. Да только послухайте, пане, что дальше. Скотина его запуталась на веревк да и задушилась, такъ онъ и до сихъ поръ, сердяга, безъ коровы.
— Дуракъ и ты, и твой сватъ,— отрзалъ земскій.— Надо было такъ привязывать, чтобы она не запуталась.
Собственно говоря, для насъ было ясно, что объ общемъ разверстаніи не можеу іыть и рчи, и предложеніе это надо было длать лишь для соблюденія требованія Наказа землеустроительнымъ комиссіямъ. А потому мы прямо предложили обсуждать вопросъ о юмъ, длать ли выдлъ одной пахотной земли, или же выдлить и т угодья, въ которыхъ собственники имютъ право участія, какъ, напримръ, лугъ, лсъ, выгонъ и т. п.
— Все выдляйте! Чтобъ и духу ихъ не было съ нами!— послышались изступленные голоса общинниковъ.— Нехай себ живутъ на своихъ отрубахъ, и чтобъ носа не показывали въ нашу слободу!
— Э, какіе вы умные! Гд же мы тамъ будемъ жить! Мы хотимъ остаться въ слобод, и выгонъ и лугъ чтобы былъ вмст съ вами!— раздавались хриплые окрики изъ небольшой кучки собственниковъ.
— Не надо!.. Не согласны!..— выкрикивали общинники.
— Помолчите, господа, я вамъ объясню. Послушайте!..— пытался я остановить шумъ.
— Вс выдляющіеся имютъ право остаться жить въ слобод на своихъ усадьбахъ,— началъ я, но моментально былъ оглушенъ поднявшимся крикомъ и гамомъ.
— А, какъ это такъ!.. Но желаемъ!.. Не согласны!.. Пускай идутъ на свои отруба!..
Я обождалъ нсколько минутъ и, когда крикъ немного затихъ, продолжалъ.
— Усадьба — частная собственность, и никто ее ни у собственника, ни у общинника отобрать не можетъ, а потому, если сами выдляющіеся не пожелаютъ, переселиться на свои отруба, они имютъ право остаться жить въ слобод.
Покричавъ еще немного, крестьяне, повидимому, ршили, что пока не слдуетъ напирать на этотъ вопросъ.
Словомъ, желаніе общинниковъ сводилось къ тому, чтобы выдлить вс угодья, собственники же, наоборотъ, хотли, чтобы лугъ и выгонъ оставался въ общемъ владніи, дабы имть возможность свой скотъ пускать на пастьбу вмст съ общиннымъ стадомъ.
Прокричавъ часа четыре, ни та, ни другая сторона не шла ни на какія уступки, и намъ пришлось отложить дло до другого схода.
Только что мы собрались уходить, какъ увидли — къ крыльцу протискивалась сквозь тсную толпу крестьянъ растрепанная и въ слезахъ женщина, отчаянно размахивая руками. Земскій сказалъ, чтобы ее пропустили. Подойдя къ крыльцу, баба бросилась на колни и сквозь слезы начала выкрикивать:
— Ваше благородіе, отберите мою землю! Онъ, мошенникъ, забралъ ее даромъ! Куда я пойду съ моими пятерыми дтьми? Онъ его напоилъ и написалъ бумагу на всю землю!.. Я не давала, но они меня не пустили въ городъ…
— Постой, постой, разскажи толкомъ, въ чемъ дло,— попробовалъ остановить ее земскій. Но женщина, повидимому, настолько была поглощена своимъ горемъ, что считала нужнымъ какъ можно скоре изложить свою жалобу ‘начальству’, въ которомъ думала найти защиту для себя и своихъ пятерыхъ ребятъ, и не слушая, продолжала:
— Я ему говорю, что поду съ вами въ города и не дамъ писать бумагу, а они ночью ухали безъ меня!.. А теперь я должна по міру итти со своими ребятами… Ваше благородіе, отберите мою землю’
И вдругъ залилась слезами, причитывая: ‘мои дтки, мои голубчики, куда же я теперь пойду съ вами!..’
Мы попросили старшину, чтобы онъ разсказалъ намъ, въ чемъ заключается просьба этой крестьянки, и онъ сообщилъ намъ слдующее:
Мужъ ея ‘зашибаетъ горькую’. Землю свою на три души онъ укрпилъ въ собственность. Узнавъ про это, одинъ изъ односельчанъ началъ уговаривать его, чтобы тотъ продалъ ему свою землю. Въ конц-концовъ мужъ этой крестьянки, подъ пьяную руку, согласился продать одинъ изъ своихъ надловъ, но когда узнала жена про эту предполагавшуюся сдлку, то подняла свару и заявила, что подетъ съ ними въ городъ, съ цлью не допустить совершенія сдлки. Тогда покупатель, по секрету отъ жены продавца, пригласилъ его къ себ, напоилъ водкой, и ночью они отправились въ уздный городъ для совершенія купчей крпости у нотаріуса. Тамъ предпріимчивый покупатель снова цлый день поилъ водкой продавца,— и въ результат — земля оказалась проданной по купчей крпости на вс три надла (около девяти десятинъ), причемъ, какъ то такъ вышло, что денегъ за проданную землю бывшій владлецъ ея или совсмъ не получилъ, или получилъ только тридцать рублей.
Изложивъ эту исторію, старшина добавилъ:
— Такіе случаи у насъ теперь не въ диковину.
Тутъ же на сход были и оба героя этой сдлки — мужъ крестьянки, худой, высокій, съ всклокоченной бородой и въ рваной свитк, крестьянинъ и покупатель, степенный мужикъ въ новой суконной поддевк.
Земскій подозвалъ того и другого.
— Въ чемъ у тебя дло, и на что жалуется твоя жена?— спросилъ онъ перваго.
— А въ томъ, что онъ обманулъ меня: я хотлъ продать только одинъ надлъ, а юнъ купчую составилъ на вс три надла.
— Какъ же такъ, вдь ты былъ у нотаріуса вмст съ нимъ?
— Быть то былъ, но я неграмотный, и къ тому же малость былъ выпивши.
— Правда это?— обратился земскій къ покупщику.
— Никакъ нтъ. Купчая совершена у нотаріуса правильно съ его, продавца, словъ,— началъ онъ быстро, какъ бы заученными словами,— и утверждена старшимъ нотаріусомъ. Деньги вс уплачены сполна, въ купчей есть и росписка объ этомъ.
— Ну, разъ купчая утверждена старшимъ нотаріусомъ, то ужъ тутъ мы ничего не можемъ подлать,— объяснилъ земскій, и, повернувшись, ушелъ.
Когда мы проходили по слобод, намъ бросилась въ глаза такая картина. Маленькій мужиченко поилъ около колодца такую же маленькую, мухрастую лошаденку, а вокругъ него цлая толпа ребятишекъ что-то выкрикивала со смхомъ и руганью.
Я подошелъ и спросилъ, что они длаютъ.
— Это вотъ собственникъ поитъ въ нашемъ колодц свою лошадь,— отвтилъ мн босой и безъ шапки мальчишка,— а мы его прогоняемъ.
— Эй, собственникъ, а чи будетъ на твемъ отруб домъ, такой, якъ у пана!— кричали ребятишки.
Глубоко пустила корни правительственная реформа,— подумалъ я и пошелъ догонять земскаго начальника.
Когда мы пришли на земскую квартиру и сли за чай, хозяйка доложила, что пришелъ какой-то крестьянинъ. Мы сказали, чтобы его впустили.
Вошелъ коренастый съ просдью крестьянинъ, одтый въ чистую суконную поддевку и, перекрестившись на образа, произнесъ:
— Чай — сахаръ вашей милости!
— Спасибо,— отвчалъ земскій.— Что скажешь, Пароменко?
— Я, ваше благородіе, насчетъ своей земельки пришелъ побалакать. На сход тамъ собственники говорили, что не хотятъ выдлять лугъ и выгонъ. А я, ваше благородіе, вижу, что общинники тоже упорствуютъ, и думаю: чмъ ссориться съ ними — пускай лучше выдлятъ мн клочекъ луга на мою долю. Богъ съ ними совсмъ. Придется вдь вмст съ ними жить, такъ лучше выдлить землю безъ всякой ссоры.
Я спросилъ, сколько у него укрплено земли.
— Своей земли я укрпилъ на восемь душъ, да потомъ немного прикупилъ у своихъ односельчанъ.
— Сколько же ты надловъ купилъ?
— Тридцать два надла {До изданія закона 14 іюня 1910 года каждый домохозяинъ имлъ право пріобртать неограниченное количество надловъ.}.
Ого, подумалъ я, считая по три десятины на надлъ, у него участокъ получится въ сто двадцать десятинъ, слдовательно, ему одному причитается лугу столько, что по выдл его въ одинъ отрубъ образуется порядочный кусокъ. Мы ему объяснили, что заявленіе его будетъ принято во вниманіе. По уход крестьянина, земскій обратился но мн съ вопросомъ:
— Какъ вамъ нравится этотъ собственникъ?
— Ничего — мужикъ положительный,— отвтилъ я,— и, кажется, не безъ смекалки.
— Умница! Хорошій хозяинъ. Тутъ вс односельчане его очень не любятъ, но это понятно: вс пьяницы не любятъ хозяйственныхъ мужиковъ. Вотъ, батенька, такіе люди нужны деревн, и о нихъ надо больше всего заботиться. Если этого посадить на отруб, то можно быть вполн увреннымъ, что онъ заведетъ прочное хозяйство.
Я слушалъ болтовню этого піонера землеустройства и думалъ, понимаетъ ли онъ всю грандіозность совершающагося земельнаго переворота и представляетъ ли послдствія этого переворота.
За послднее время мн очень часто приходилось встрчать типы, подобные только что приходившему къ намъ крестьянину.
Обыкновенно во всякомъ сел укрплять свою надльную землю въ собственность начинаютъ крестьяне, такъ называемые, ‘однодушники’ и ‘малодушники’, т. е. имющіе по одному, по два надла на дворъ, и кром того, не ведущіе сами хозяйства. Земля ихъ обыкновенно раньше ходила въ аренд за безцнокъ, и многіе рады были развязаться съ ней, поэтому, получивши возможность укрпить ее въ собственность, они воспользовались этой возможностью, чтобы сейчасъ же сбыть эту землю съ рукъ. А такъ какъ земля почти никакого дохода имъ не приносила, то они привыкли смотрть на нее, какъ на нчто имъ совершенно не нужное, и соотвтственно съ этимъ, не зная ея настоящей цны, продавали за столько, сколько желали дать въ данный моментъ деревенскіе капиталисты.
Кром того, на такое искусственное пониженіе цнъ имло еще вліяніе и то недовріе къ земельной реформ, которое наблюдалось, да и теперь еще наблюдается въ деревн. И поэтому покупателями являлись съ одной стороны люди, имющіе деньги, т. е. зажиточные крестьяне и деревенскіе лавочники, никогда не занимавшіеся хлбопашествомъ, но нюхомъ чуявшіе, что здсь можно будетъ поживиться, съ другой — люди, понявшіе, что все, что будетъ пріобртено теперь, никогда у нихъ не отнимется. Сами же крестьяне, искренно вря что укрпленіе земли въ личную собственность — не дйствительно, и что укрпленная земля все равно скоро перейдетъ въ руки общества, не покупали землю, за небольшимъ исключеніемъ самыхъ зажиточныхъ мужиковъ, имвшихъ лишнія деньжонки. Вотъ почему всякій укрпившій свою землю сейчасъ же обращается къ мстному лавочнику или ссыпщику хлба съ предложеніемъ купить у него землю. Дло начинается обыкновенно съ водки и водкою же кончается, и земля переходитъ въ руки покупателя по баснословно дешевой цн. Для иллюстраціи приведу слдующія данныя.
Въ одной изъ центральныхъ губерній цны на землю въ 1909—1910 г. были такія: земля хорошаго качества — отъ 200 до 300 рублей десятина, земля средняго качества — отъ 150 до 200 рублей десятина, земля средняго качества — отъ 150 до 200 рублей десятина. Цны же продаваемымъ надламъ въ этихъ же годахъ были иногда таковы. Возьмемъ высшій надлъ въ три съ половиною десятины пахотной земли, къ нему также причислялись угодья, передляемыя въ обществ на особыхъ основаніяхъ, или вовсе не передляемыя, въ которыхъ укрпители имютъ право участія, напр., луга, лса, и т. п., затмъ, право участія въ мірскихъ капиталахъ и доходахъ отъ оброчныхъ статей. Переведя все это на пахотную землю, мы получимъ десятины четыре, и такой надлъ продавался по цн отъ 50 до 150 рублей, т. е. десятина стоила отъ 12 до 35 рублей. За послднее время, вмст съ возрастающимъ довріемъ къ землеустройству, начали подниматься и цны на землю, и въ тхъ мстахъ, гд раньше надлы продавались по 50—60 рублей,— теперь продаются по 200—250 рублей и дороже.
Постепенно за лицами, не ведущими хозяйства и укрпившими свою землю съ цлью продать ее, начали укрплять и лица, хотя ведущія хозяйство, но безлошадныя. Эти лица скоре шли навстрчу новому закону объ укрпленіи по двумъ главнымъ причинамъ. Вопервыхъ, вести хозяйство на двухъ-трехъ десятинахъ чрезвычайно трудно, поэтому, укрпляя свою землю, онъ находилъ этимъ самымъ возможность скоре продать ее и заняться чмъ-либо другимъ.
Во-вторыхъ, укрпляющіе свою землю ‘малодушники’ и ‘однодушники’ обыкновенно своего скота не имютъ, поэтому, въ случа выдла укрпленной земли въ отрубные участки, они ничмъ съ обществомъ не связаны, т. к. не имютъ надобности въ общемъ пастбищ.
И, наконецъ, крестьяне, имющіе по шести-семи надловъ, составляли послднюю группу лицъ, укрпляющихъ землю въ собственность. И, если этимъ лицамъ удавалось къ своей собственной земл прикупить нсколько надловъ, они охотне шли на выдлъ въ отруба. Конечно, въ начал для нихъ отрубное хозяйство представляется весьма труднымъ, т. к. для своего скота имъ приходится отводить мсто на отруб подъ пастбище и держать каждому отдльнаго пастуха, вотъ почему при выдлахъ отрубовъ вопросъ о пастбищахъ является самымъ острымъ вопросомъ. Тмъ не мене землеустроители слишкомъ не сочувственно относятся къ оставленіямъ въ общее владніе особыхъ площадей подъ пастбище, наоборотъ — прикладываются вс старанія, чтобы разверстать вс угодья на отрубныя единицы.
——
Въ виду грандіознаго наплыва въ деревню новыхъ невдомыхъ досел идей крестьяне буквально растерялись и не въ состояніи оріентироваться во всхъ этихъ новшествахъ, не говоря уже о томъ, что вслдствіе отсутствія у самого правительства твердаго и опредленнаго взгляда на землеустройство, оно само бросается изъ стороны въ сторону, издавая все новые и новые законы и циркуляры, дополняющіе или совсмъ отмняющіе изданные еще вчера, и этимъ производитъ еще большій сумбуръ въ представленіяхъ крестьянъ.
Помимо этого, благодаря неопытности лицъ, проводящихъ въ жизнь новые земельные законы на мстахъ, однимъ и тмъ же положеніямъ даются различныя толкованія. А иногда и само правительство даетъ такое толкованіе нкоторымъ статьямъ закона, что он утрачиваютъ то значеніе, которое должны были бы имть. Для примра приведу разъясненіе Сената по поводу статьи 56 Закона, 14 іюня 1910 г. Статья эта гласить: ‘временно, впредь до пересмотра узаконеній о крестьянскомъ землевладніи, воспрещается въ предлахъ одного узда сосредоточивать въ однхъ рукахъ путемъ покупки или принятія въ даръ надльной земли: 1) въ губерніяхъ и областяхъ, въ коихъ примняется-мстныя Великороссійское и Малороссійское Положеніе (Полои. Крест. Влад. ст. ст. 1 и 58) свыше шести душевыхъ, высшихъ или низшихъ, надловъ…’
Можно думать, что включеніемъ этой статьи въ Законъ 14 іюня Государственная Дума пыталась уничтожить возможность скопленія въ однхъ рукахъ большихъ участковъ земли, скупленной у крестьянъ. Но Сенатъ усмотрлъ въ этомъ посягательство на организацію ‘сильныхъ’ и въ своемъ разъясненіи взялъ подъ свою защиту деревенскихъ кулаковъ, призванныхъ волею покойнаго П. А. Столыпина вывести деревню на путь культуры и прогресса. Разъясненіе это сводится къ тому, что больше шести надловъ не иметъ права пріобртать каждый членъ семьи въ отдльности. И поэтому семья, состоящая, напр., изъ отца и матери, двухъ сыновей женатыхъ, и двухъ дочерей взрослыхъ, т. е. семья въ восемь-десять человкъ, можетъ купить до шестидесяти надловъ,— словомъ, этимъ разъясненіемъ дана возможность деревенскимъ скупщикамъ пріобртать боле или мене значительные участки земли.
Многіе изъ этихъ скупщиковъ сами не ведутъ хозяйства, а сдаютъ землю въ аренду, но есть изъ нихъ и такіе, которые накипаютъ сами обрабатывать землю, причемъ, владя нсколькими десятками десятинъ, они стараются заводить земледльческія орудія и машины, и сельское хозяйство этихъ лицъ принимаетъ въ нкоторыхъ мстностяхъ капиталистическую форму.
Мн не разъ приходилось бесдовать съ тми общинниками, которые, по ихъ словамъ, ‘родились и умрутъ общинниками’. На мой вопросъ, почему они относятся съ такой ненавистью къ своимъ односельчанамъ, укрпляющимъ свою землю въ собственность, чаще всего приходилось слышать такія разсужденія: ‘Помилуйте, вдь, собственники это — первые виновники разрушенія общины и поэтому паши заклятые враги. Если бы они не укрпляли, то хоть каждый день издавай по десяти законовъ о выход изъ общины — община оставалась бы не тронутой. Посудите, все время мы жили вмст, длили всегда землю на всхъ и заботились о каждой народившейся душ, чтобы ей была земля. Положимъ, у одного хозяина было на шесть душъ земли, а къ моменту новаго передла у него ‘души вымерли’, и вмсто шести — у него осталось только дв души, и ужъ при новомъ передл онъ получилъ только на дв. У его же сосда было дв души, а народилось еще четыре, слдовательно, ему надо прибавить. И вотъ мы и прибавляли изъ той земли, которая оставалась отъ вымершихъ’.
‘Теперь же, домохозяинъ, имющій на шесть душъ земли, укрпляетъ всю свою землю, хотя бы у него осталась всего-на-всего одна душа. Гд же брать землю вновь народившимся?’
Это, такъ сказать, лейтмотивъ разлада между двумя частями населенія.
Но и въ той части, которая укрпляетъ свою землю въ собственность, также нтъ единодушія и общности интересовъ, наоборотъ, каждый въ отдльности домохозяинъ чувствуетъ во всхъ другихъ своихъ враговъ, ибо его интересы, интересы собственника своего клочка, не совпадаютъ съ интересами другого собственника..
И при выдлахъ у нихъ появляется ожесточенная борьба за лучшіе участки земли. И только часть изъ этихъ собственниковъ, такъ, называемые ‘малодушники’, до нкоторой степени солидарны между собою и враждебны всмъ остальнымъ собственникамъ — ‘многодушникамъ’. И это понятно: вс ‘малодушники’ и ‘однодушники’,— сегодня собственники, завтра — пролетаріи, т. к. они заране предвидятъ необходимость продажи своихъ клочковъ земли, на которыхъ почти невозможно вести хозяйство. И такъ какъ покупателями на ихъ землю являются все т же скупщики, владющіе большими участками земли, то отсюда ясно, что, находясь съ ними въ одномъ лагер собственниковъ, владльцы мелкихъ участковъ видятъ въ нихъ своихъ покупателей, стремящихся за безцнокъ пріобщить ихъ участки къ своимъ.