В борьбе с дьяволом, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1896

Время на прочтение: 15 минут(ы)

В. Г. Короленко

Въ борьб съ дьяволомъ.
(Эскизъ изъ дорожнаго альбома).

Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
Томъ четвертый
Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербург. 1914

І.

Это было въ 1904 году, въ Гельсингфорс. Мы, двое русскихъ путешественниковъ бродили по аллеямъ ‘Хёгхольме’, красиваго островка, представляющаго по праздникамъ мсто развлеченія и отдыха рабочаго населенія финляндской столицы.
Дло было какъ-разъ въ воскресенье, и на остров, по холмамъ, на трав, на каменистомъ берегу, въ который ласково плескались волны залива,— всюду мелькали фигуры горожанъ. Кое-гд курился дымокъ,— это рабочая семья готовитъ ужинъ, кое-гд отъ дерева къ дереву протянулся гамакъ,— это ребенокъ мелкаго торговца тихо спитъ, качаясь въ воздух, кое-гд слышны смхъ и игры,— это бюргерская молодежь, не угомонившаяся за день, сдержанно, чисто по фински, веселится подъ благосклонными взглядами старшихъ, и къ морю склонялось уже солнце, и за проливомъ острые и прямые силуэты городскихъ зданій погружались въ лиловый сумракъ. Все дышало миромъ и тихой, солидной отрадой протестантскаго воскресенья…
Въ глубин Хёгхольме, когда мы проходили темнющей аллеей, изъ группы женщинъ, пріютившейся въ сторон, въ тнистомъ углу, отдлилась вдругъ молодая двушка и пошла прямо на насъ. На ней было темное платье и широкополая шляпа страннаго и некрасиваго покроя. Поверхъ широкихъ полей виднлась лента, на которой мы едва могли разглядть какую-то надпись. Концы ленты были подвязаны подъ подбородкомъ. Изъ этой неизящной рамки, съ улыбкой какой-то спокойной застнчивости, глядло на насъ миловидное молодое лицо. Внезанная атака насъ нсколько озадачила, тмъ боле, что остальныя женщины пытливо слдили и за нею, и за нами.
Двушка ршительно стала на нашей дорог и протянула листокъ, нчто въ род газеты, на которой мы разглядли какіе-то рисунки.
— Tio ore…— сказала она ласково.
Мы поняли, что нужно отдать мелкую монету, и разстались, обмнявшись дружелюбными улыбками. Двушка присоединилась къ подругамъ, которыя ждали съ непонятнымъ для насъ интересомъ, какъ будто продажа этого копечнаго газетнаго номера представляла какую-то особую важность или сопряжена была съ какой-то опасностью…
На листк, который остался у насъ въ рукахъ, стояло заглавіе крупными буквами:

Krіgs ropet…

По шведски ни одинъ изъ насъ не зналъ, но общее впечатлніе отъ листка не общало ничего особенно интереснаго. На первой страниц была изображена группа изъ нсколькихъ мужчинъ въ военной форм и молодыхъ двушекъ, одтыхъ, какъ наша незнакомка. Въ разныхъ мстахъ среди текста мелькала фигура дьявола, довольно мизернаго и отвратительнаго вида, а на послдней страниц виднлась аляповатая каррикатура.
Только посл внимательнаго обозрнія всего этого,— мы сообразили, въ чемъ дло. Еще недавно въ газетахъ промелькнуло извстіе, что въ Финляндіи появились отряды изъ ‘Арміи спасенія’ знаменитаго генерала Буса и, пользуясь терпимостью финляндскихъ законовъ, объявили непримиримую войну дьяволу на почв великаго княжества. Намъ стала понятна и внезапная аттака, и застнчивый видъ миловиднаго солдата арміи. Нападеніе на насъ въ пустынной алле имло очевидною цлью за ‘tio ore’ подать намъ руку спасенія среди соблазновъ этого міра… Армія была еще не обстрляна, дйствовала неувренно и робко. Мы посмялись и пошли дальше, намъ казалось, что на Хёгхольме, среди этого мщански тихаго и почти пуританскаго праздника дьяволу и безъ того слишкомъ мало простора…
Когда солнце сло, въ город замелькали огни, Хёгхольме опустлъ и затихъ. Маленькій пароходикъ, съ низкими бортами, бойко разрзавшій волны залива, доставилъ насъ въ городъ, въ которомъ тамъ и сямъ виднлись возвращавшіяся съ острововъ семьи рабочаго люда, мщанъ и мелкихъ торговцевъ. Казалось, воскресенье уходитъ изъ финляндской столицы немного усталое, приличное и скучноватое. На одной изъ улипцъ мы догнали мальчика лтъ одиннадцати, который везъ передъ собой колясочку. Въ коляск спала глубокимъ сномъ двочка лтъ двухъ. Мальчикъ, склонивь голову на спинку коляски, тоже задремалъ. Сначала онъ еще тихо подвигалъ коляску, но затмъ она остановилась… и возница, и двочка спали. Услышавъ наши шаги, мальчикъ проснулся, на лиц его мелькнула сконфуженная улыбка и онъ повезъ коляску быстре. Скоро она скрылась въ воротахъ небольшого дома.
— Протестантское воскресенье кончено! — сказалъ я.

ІІ.

Черезъ часъ, мой товарищъ вошелъ ко мн въ комнату и сказалъ:
— Посмотрите, что длается на бульвар… Воскресенье-то оказывается не кончено…
Когда мы вышли изъ сумрачнаго отеля ‘Кеммъ’ на бульваръ Рунеберга,— то сразу же попали въ развалъ самой шумной и разнузданной праздничной сутолоки. Трудно было поврить, что это тотъ же городъ, который такъ пуритански чинно проводилъ свой праздникъ. Высоко въ чистомъ неб стояла ясная луна, лучи которой смшивались съ лучами электрическихъ фонарей и газовыхъ рожковъ бульвара. И въ этомъ свт, смшанномъ и страшномъ, металась бснующаяся толпа. Тутъ были женщины и двушки съ смлыми взглядами и беззастнчивыми манерами. Среди шапокъ самаго разнообразнаго фасона мелькали студенческія шапочки набекрень, котелки и фуражки приказчиковъ и рабочихъ,— и все это мчалосъ изъ конца въ конецъ широкаго бульвара, какъ будто торопясь заполнить шумомъ, смхомъ и безастнчивыми выходками нарочно для этого отведенные часы уходящаго вечера… А на все это суровая, красивая и важная — глядла статуя знаменитаго финскаго поэта Рунеберга, обреченнаго, какъ и нашъ Пушкинъ на Тверскомъ бульвар, глядть съ своего пьедестала на мутный потокъ людского грха и ночного разгула.
И вдругъ по сторонамъ бульвара я увидлъ некрасивые капоры и темныя платья. Какъ и недавно, въ алле Хёгхольме нсколько женщинъ и двушекъ держались отдльной группой, отъ которой, точно по команд, отрывались вдругъ отдльныя фигуры и кидались на бульваръ, съ своими листками въ рукахъ. Он старались прорзать густую толпу бснующихся и раздать въ ней листки газеты.
Мн невольно вспомнилась при этомъ картина нашего волжскаго ледохода: серединой рки валитъ, шумя, сталкиваясь, расшибаясь — масса льда, а въ это время съ берега то и дло врзываются въ ея края утлыя лодочки такъ называемыхъ волжскихъ ‘мартышекъ’. И глядишь, удачно лавируя среди опасныхъ льдинъ,— лодочка возвращается къ берегу съ добычей: доска, старая корзина, деревянный ящикъ, ведро или обломокъ разбитой лодки, спасенные изъ разрушительнаго потока… Я сталъ смотрть, много ли добычи отнимутъ у бульварнаго ледохода мои скромныя незнакомки.
Здсь очевидно имъ приходилось гораздо трудне, чмъ на Хёгхольме. Толпа неслась мимо со смхомъ, остротами, вольною шуткой, циничными словами и жестами… Въ одномъ мст свистками встрчали немолодую, некрасивую сальваціонистку, которая, сжавъ брови, съ выраженіемъ невольнаго гнва — совала листки въ руки проходящихъ. какъ будто снабжая ихъ не ‘спасеньемъ’, а ядомъ… Въ другомъ — рабочіе и студенты окружили молодую двушку, и ея темный капоръ съ надписью замелькалъ и завертлся въ этой paзнузданной толп. Мн показалось, что эта двушка напоминаетъ нашу утреннюю незнакомку. Она вырвалась изъ живого водоворота, вся красная, застнчивая, съ страдающимъ лицомъ. Борьба съ дьяволомъ давалась ей нелегко. Я взялъ у нея листокъ и сумулъ ‘tіo ore’. Она взглянула на меня. благодарнымъ взглядомъ. Все таки къ своему отряду она возвращается изъ опасной вылазки съ нкоторой добычей…
Листокъ былъ тотъ же ‘Krіgs ropet’: т же господа въ военной форм, тотъ же мизерный бсенокъ и та же каррикатура…
Я сохранилъ его на память. Заглавіе ‘Krіgs ropet’ значитъ ‘Боевой кличъ’. Съ этимъ кличемъ на всхъ языкахъ тхъ странъ, гд армія генерала Буса водрузила свое знамя,— она обращается къ дьяволу, вызывая его на бой и стараясь взять въ плмъ какъ можно больше его слугъ… Нужно признаться, что отъ этой ‘прессы спасенія’ ветъ изрядною ловкостью. О ней вы можете составить нкоторое понятіе разв по нашимъ уличнымъ листкамъ тхъ годовъ, когда о чудесахъ Іоанна Кронштадтскаго повствовали репортеры, до того времени изощрявшіе свои перья на описаніи скандаловъ въ ‘Аркадіяхъ’ и ‘Ливадіяхъ’. Или, если бы вы представили себ еще, что наше ‘Развлеченіе’ пожелало бы приклеивать мораль съ религіознымъ оттнкомъ ко всмъ сценамъ изъ купеческаго быта, или давало бы религіозные тексты къ картинкамъ своихъ каррикатуристовъ.
Можетъ быть эти сравненія придется смягчить еще на одну степень, но во всякомъ случа они даютъ нкоторое понятіе о литературномъ тон этой мелкой ‘спасательной’ прессы… Армейскіе отрядные литераторы, по назначенію главнокомандующаго генерала Буса (бывшаго методистскаго проповдника),— пускаютъ въ дьявола періодически извстное количество литературныхъ стрлъ. Дьяволъ аттакуется въ его собственныхъ владніяхъ, поэтому армейскій писатель беретъ у улицы ея языкъ, ея литературные пріемы… Столько-то строкъ религіознаго одушевленія къ слдующему нумеру! Столько-то строкъ проповдей, гимновъ, сарказмовъ по адресу дьявола… Каждый крупный отрядъ иметъ свою писательскую команду, а таланты — увы! — не раздаются по назначенію генераловъ… Легко представитъ себ, что религіозное одушевленіе сальваціонистовъ выражается, за рдкими исключеніями, очень плохими стихами, сарказмъ отмченъ плоскостью уличной прессы, и на всей этой литератур лежитъ отпечатокъ, оскорбляющій сколько-нибудь развитое чувство…
Между тмъ, дьяволу, при всхъ его недостаткахъ, нельзя, кажется, отказать въ нкоторой талантливости натуры, критическомъ чуть и остроуміи… Мн казалось, поэтому, что въ самомъ шум разноголосой и гршной толпы, заглушающей робкія приглашенія служительницъ арміи, я слышу ироническій хохотъ, а въ раздражающемъ смшеніи луннаго свта и электрическихъ фонарей мелькала умная мефистофельская улыбка…
Пока я предавался этимъ размышленіямъ,— физіономія бульвара вновь начала измняться. Дьяволъ видимо дрогнулъ… Толпа быстро рдла, точно по чьнй-то команд… Молодые люди и двушки, парами, группами, въ одиночку уходили съ бульвара… Нкоторые бжали такъ быстро, точно за ними гнались преслдователи, и черезъ нсколько минутъ бульваръ опустлъ…
Оказалось, что магистратскіе часы отбивали двнадцать… Съ послднимъ ударомъ на бульвар только памятникъ Рунеберга кидалъ отъ себя большую, черную тнь, да къ нему торжественно и важно подходила внушительная фигура городского стражника. Дойдя до памятника, онъ остановился и посмотрлъ въ об стороны…
Бульваръ былъ пустъ… Дьяволъ отступилъ въ полномъ безпорядк, но увы! — эта побда была одержана не арміей спасенья, а представителемъ городского магистрата, который величественно и спокойно оглядывалъ поле своей побды…

ІІІ.

Черезъ нкоторое время мы были уже въ Лондон.
Было опять воскресенье, и опять протестантскую столицу точно вымело… На улицахъ стояла удивительная тишина, лавки, магазины, конторы стоятъ запертые съ утра. Заперты кабачки, трактиры, рестораны, и мы, незнакомые еще съ пуританскими нравами лондонскаго воскресенья, долго бродили голодные по праздничнымъ улицамъ, пока, на наше счастье, въ какомъ-то узенькомъ переулк старый еврей изъ Галиціи не открылъ своей състной лавочки, выставивъ при этомъ изъ дверей свою голову въ бломъ колпак. Мы ринулись къ нему, за нами еще два или три проголодавшихся прохожихъ…
Черезъ полчаса вс мы опять вышли, еврей заперъ дверь, и опять на насъ глядла строгая, замкнутая, пуритански-праздничная улица.
Въ середин дня даже омнибусы и вагоны трамвая работали тише. Они исполнили свою роль: развезли лондонскую публику въ предмстья, по веселымъ коттеджамъ, окруженнымъ зеленью, и до вечера для нихъ тоже наступалъ нкоторый отдыхъ въ опуствшей столиц.
Подъ вечеръ мы съ товарищемъ возвращались съ загородной поздки и, выйдя изъ вокзала, пошли по длинной и прямой Oxford-street, длясь впечатлніями дня…
Вечеръ спускался ясный, свжій, истинно праздничный и торжественный. Услужливый ли втеръ подхватилъ и унесъ эту мутную пелену дыма и испареній, всегда висящихъ надъ Лондономъ, или она сама разрдилась въ воскресный день, когда даже фабричинмъ трубамъ дается отдыхъ,— какъ бы то ни было, только вечерній воздухъ былъ прозраченъ, половина неба чистая, а на другой отчетливо рисовалось большое облако, у краевъ котораго тихо плыла ущербленная луна, точно лодка, пробирающаяся вдоль темнаго берега. Городъ начималъ просыпаться, изъ церкви выходили кучки отмолившагося народа, изъ глубины улицъ несся возрождавшійся рокотъ экипажей, омнибусовъ, фіакровъ… Казалось, городъ глубоко вздыхаетъ посл отдыха и съ этимъ вздохомъ втягиваетъ въ себя обратно эти милліоны человческихъ микробовъ, слетающихся къ нему отовсюду на борьбу, на заботу, на грхъ, на злобу, довлющую новому дню…
Будни суетливо и шумно торопились на смну тихо отходящему празднику. Но и здсь, какъ въ Гельсингфорс, между ними еще лежалъ цлый вечеръ, тотъ послпраздничный вечеръ, когда воскресенье какъ бы умываетъ руки, а трудовой день еще не вступаетъ въ свои права… вечеръ развлечскій, соблазновъ и грха…
Въ одномъ мст, на углу Oxford-street и какого-то маленькаго нереулка, мы увидли небольшую кучку людей, какъ бы ставшихъ крошечнымъ отрядомъ на-встрчу этому все возрастающему движенію. Надъ ихъ головами, точно знамя, возвышался матовый фонарь, на стекл котораго я прочиталъ черными буквами суровый вопросъ:

Гд
хотите вы нын потерять
вашу вчность?

Фонарь этотъ держалъ въ рукахъ невысокій, коренастый парень въ очкахъ. Къ своему длу онъ, повидимому, относился чрезвычайно серьезно, и, пока мы подходили, онъ повернулъ фонарь. На другомъ освщенномъ стекл такъ же рзко и угрожающе выступило другое воззваніе:

Остановитесь!
Только еще сегодня
день спасенія вашего!

Слово salvatіon (спасеніе) сразу напомнило мн встрчу въ Гельсингфорс, и я, крайне заинтересованный, направился на этотъ маякъ, выкинутый надъ бурнымъ теченіемъ человческаго моря. Оказалось дйствительно, что это небольшой отрядецъ сальваціонистскихъ партизановъ, остановившись на бойкой улиц, поднялъ свое боевое знамя, чтобы немного подраться съ дьяволомъ на исход воскреснаго дня и, быть можетъ, отнять у него нсколько жертвъ. Мы безъ труда пробрались въ передній рядъ и очутились прямо противъ знаменосца въ очкахъ, поворачивавшаго свой фонарь съ такимъ разсчетомъ, чтобы каждая изъ четырехъ надписей могла произвести на проходящихъ свое спасительное дйствіе. Онъ обстрливалъ улицу, точно изъ пулемета.
Рядомъ съ нимъ, въ середин небольшого, свободнаго четыреугольника жестикулировалъ и волновался долговязый джентльмэнъ въ котелк и черной пар. Онъ метался въ небольшомъ свободномъ пространств, часто и съ разнообразной интонаціей произносилъ имя devіl (дьяволъ). Лицо его при этомъ было мрачно, глаза горли фанатической враждой…

ІV.

Devіl, devіl!.. Вотъ, думалось, гд увижу я настоящую борьбу съ этимъ господиномъ: въ Лондон, главной штабъ-квартир знаменитаго генерала Буса, организатора ‘арміи спасенія’ (Salvatіon army)…
Есть въ общественной жизни явленія, самая пошлостъ которыхъ идетъ имъ на пользу, обезпечивая въ извстной мр широкое распространеніе. Спасеніе — и казарменное устройство, религіозное одушевленіе, награждаемое производствомъ въ военные чины, духовная проповдь — и военныя нашивки, ‘день спасенія’ — и маршировка повзводно на-встрчу его зар, бубны, литавры, пискливые рожки, назойливо-крикливая реклама, привлеченные на служеніе душевному перерожденію заблудшихъ!.. Трудно придумать боле пошлыя сопоставленія, а между тмъ организація спасенія ген. Буса прогремла по всему міру, отголоски сраженій, даваемыхъ арміей дьяволу, пронеслись изъ конца въ конецъ старой Европы и перебросились за океанъ, въ теченіе нсколькихъ лтъ отчеты генерала Буса рисовали картину такого быстраго роста его организаціи, чуждой и даже враждебной всему англійскому строю, что, пожалуй, могло показаться, будто старый конституціонализмъ подмывается въ корн этимъ фантастическимъ и темнымъ энтузіазмомъ, наростающимъ снизу.
Оставивъ въ сторон парламентскіе нравы и выборные пріемы, привычные англійскому укладу жизни, Вильямъ Бусъ, бывшій портной, ‘самовольно наименовалъ себя непринадлежащимъ ему званіемъ генерала’ и сталъ вербовать армію. Онъ сформировалъ взводы, роты, батальоны, полки и двинулъ ихъ противъ дьявола, сначала въ Англіи, а потомъ и въ другихъ странахъ. Война эта сопровождалась шумомъ, грохотомъ барабановъ, пискомъ горновъ и свистлокъ,— вообще всякаго рода нарушеніемъ общественной тишины и порядка… Врагъ былъ невидимъ, но все общество объявлялось его слугами, и за свои грхи вынуждено было слушать очень пронзительную музыку, не мене плохія проповди, истерическія кривлянія ‘новообращенныхъ’.
Дьяволъ принялъ вызовъ и, казалось, вступаетъ въ реальную борьбу. Всюду, гд появлялись ‘сальваціонисты’, въ толп просыпалась непонятная вражда и раздраженіе. На солдатъ и офицеровъ, вооруженныхъ только раздирательной музыкой и молитвенникомъ, на беззащитныхъ женщинъ и двушекъ сыпались оскорбленія, грязь, камни… Дьяволъ съ своей стороны организовалъ армію… Называлась она skeleton-army, впереди ея отрядовъ несли скелетъ, и всюду, гд выступали сальваціонисты, тотчасъ же мобилизовались отряды скелета. Сначала они одушевлялись только присущимъ англійской націи юморомъ, и ихъ цль состояла въ томъ, чтобы на-встрчу истерическимъ кривляньямъ двинуть смхъ. Но постепенно страсти разгорались, и между сальваціонистами и арміей скелета разыгрывались настоящія сраженія. Тогда въ англійскомъ обществ, привыкшемъ къ частымъ группировкамъ, возникла и еще одна организація… Для противудйствія грубымъ нападеніямъ скелета молодые люди разныхъ общественныхъ положеній создали рыцарскій спортъ особаго рода, состоявшій въ защит (боксомъ) сальваціонистскихъ женщимъ отъ грубой толпы… Они не примыкали къ арміи ‘генерала’ и, кажется, мало думали какъ о дьявол, такъ и о спасеніи по плану Буса. Они просто находили, что гораздо веселе защищать женщинъ и двушекъ, чмъ нападать на нихъ…
Уже одинъ уличный безпорядокъ, вызываемый всми этими столкновеніями, подалъ бы въ другомъ мст десятки поводовъ для воспрещенія этой странной формы человческаго спасенія. Были, конечно, стремленія въ этомъ род и въ Англіи, но старая англосаксонская традиція осталасъ непоколебимой. Апгличане расчленили вопросъ и поставили его въ такой форм: всякій англичанинъ иметъ право держаться какихъ угодно взглядовъ на спасеніе души… Онъ иметъ также право проповдывать эти свои взгляды… Если генералъ Бусъ желаетъ спасаться и спасать другихъ подъ звуки плохой музыки,— это его право…
Армія скелета держится другихъ взглядовъ на этотъ предметъ и демонстрируетъ ихъ. Это тоже ея право, но она не должна посягать на чужую свободу. Безпорядки проистекаютъ отъ того, что армія скелета часто силой препятствуетъ проповди Буса.
Общество и законодательство остается нейтральнымъ… Полиція обязана поддерживать право…
Такъ шли годы… Генералъ Бусъ давалъ дьяволу сраженія, выигрывалъ и проигрывалъ битвы. ‘Пятая рота второго полка занимаетъ позицію въ такомъ-то город’,— печатаетъ генералъ въ своемъ ‘Боевомъ клич’ (‘War cry’). ‘Посл отчаяннаго боя пятая рота отбила у дьявола городокъ N. Столько-то плнныхъ’… О битвахъ сальваціонистовъ пишутъ уже во Франціи, Германіи, Швейцаріи, о нихъ слышно въ Америк, Австраліи… Ими полны газеты, извстные романисты изслдуютъ новое явленіе (Додэ — ‘Евангелистка’, Рони — ‘Nell Horn’ и др.).
Плнные берутся не только на улицахъ и не только среди падшихъ подонковъ общества… Странная экзальтація проникаетъ въ семьи зажиточныхъ классовъ. Молодыя двушки покидаютъ свою среду и идутъ за сальваціонистскимъ знаменемъ, какъ несчастная героиня Додэ…
Законъ продолжаетъ оставаться нейтральнымъ, предоставлля борьбу проповдникамъ и печати…
Однако, пока волна катится все дале, въ центр интересъ къ битвамъ слабетъ. Въ борьбу вступаетъ новая сила, самая опасная: равнодушіе и скука… Знамя скелета не привлекаетъ дьявольскихъ бойцовъ, проповди проходятъ спокойне и скучне, позиціи часто занимаются почти безъ боя, но и безъ энтузіазма… Рядомъ съ этимъ возникаетъ новый вопросъ: что длать съ плнными? Дьяволъ изгнанъ изъ ихъ душъ… Но что же дале? Армія все растетъ, борьба не поглощаетъ всхъ ея силъ… Что длать празднымъ солдатамъ? Если оставить ихъ въ прежней обстановк,— хитрый devіl овладетъ ими опять…
И вотъ, пока волна докатывается до Финляндіи, гд мы видли ея слабые всплески,— генералъ Бусъ въ Англіи сворачиваетъ на новую дорогу… Онъ направляетъ свою армію на изслдованіе трущобъ, изучаетъ наростаніе пролетаріата, пишетъ замчательную книгу и принимается за ропытку созданія учрежденій…

V.

Вернемся на Oxford-street.
Ораторъ кончилъ. Джентльмэны и дамы, стоявшіе четыреугольникомъ вокругъ знамени, раскрыли свои книги и запли псаломъ. Въ это время кто-то изъ моихъ сосдей любезно подалъ мн свой молитвенникъ и указалъ страницу. Я взялъ, чтобы не оскорбить любезнаго джентльмэна, но его исключительное вниманіе привело меня въ нкоторое замшательство. Во-первыхъ, я былъ совершенно неспособенъ воспользоваться этой любезностью, такъ какъ не зналъ англійскаго языка, а во-вторыхъ…
Во-вторыхъ, оглянувшись кругомъ, я увидлъ, что т, кого я считалъ публикой, начинатощей толпиться около знамени спасенія,— вовсе не публика. Сами того не зная, мы неосторожно проникли въ первый рядъ военнаго отряда и въ нкоторомъ род сами себя отдали въ плнъ… Что же касается до настоящей публики, то она, какъ ни въ чемъ не бывало, валила мимо, не давая себ труда даже остановиться и торопливо исчезая въ жерл оживавшаго города, гд, безъ сомннія, среди электрическаго свта и все возраставшаго рокотанія улидъ devіl уже раскинулъ на нее свои сти… Кром солдатъ отряда и насъ, двухъ иностранцевъ, здсь были еще только два-три загадочныхъ молодыхъ человка, при вид которыхъ являлось невольное желаніе ощупать свои карманы. Но и они глядли съ видомъ скучающаго пренебреженія, какъ люди, слишкомъ уважающіе свои профессію, чтобы оставаться доле въ такомъ ничтожномъ собраніи.
По окончаніи псалма на середину вышелъ новый ораторъ. Онъ бережно снимаетъ съ головы безукоризненный цилиндръ, заботливо передаетъ его одной изъ двицъ и начинаетъ въ свою очередь осыпать дъявола всевозможными оскорбленіями… при этомъ оказалось, что все это говорится спеціально для назиданія меня и моего спутника… Мы обязаны отречься отъ дьявола именно ссгодня, въ воскресенье, такого-то числа, потому что завтра, въ понедльникъ, будетъ уже поздно. На случай, если бы мы, въ своей безпечности, сомнвались въ самомъ существованіи дьявола, нашего злйшаго врага,— ораторъ сообщилъ намъ тономъ, располагающимъ къ доврію, что онъ съ своей стороны нисколько въ этомъ не сомнвается. Онъ вритъ въ него… Даже боле: онъ знаетъ объ его существованіи совершенно такъ же, какъ мы знаемъ о существованіи волка или медвдя…
Пока онъ говорилъ,— на насъ окомъ ораторскаго вожделнія смотрлъ еще одинъ господинъ, небольшой, съ круглымъ брюшкомъ и бгающими остренькими глазками. Мн всномнился мельниковскій Борисъ (‘Въ лсахъ’), и почему-то я заподозрилъ къ немъ тайнаго союзника devil. Но когда господинъ, врящій въ дьявола, какъ въ волка или медвдя, закончилъ свою рчь,— на сцену не выступилъ, а можно сказать — ворвался новый ораторъ. Это былъ человкъ высокій, худощавый, съ сильнымъ груднымъ голосомъ. Онъ сразу заметался въ тсномъ пространств, какъ въ клтк, кидался впередъ, отступалъ и чуть не сшибъ съ ногъ молодого джентльмзна въ очкахъ, державшаго фонарь… Вс его пріемы напоминали фехтовальщика или боксера, и самое содержаніе рчи имло характеръ военно-тактическій… Его громкій голосъ и бурное выступленіе заиитересовало публику, и наша небольшая кучка на перекрестк стала рости…
Онъ говорилъ о томъ, что могущество дьявола велико, и много славныхъ борцовъ сдались и отступили передъ нимъ… Но что касается до него, оратора, то онъ клянется, что никогда, никогда не отступитъ передъ врагомъ человческаго рода.
Съ бурнымъ паосомъ онъ привелъ военно-историческую иллюстрацію. Нкогда Наполеонъ, ‘кровавый завоевателъ міра’, взялъ въ плнъ англійскаго барабанщика и, плнному, веллъ ударить отбой, чтобы обмануть ложнымъ сигналомъ аттаковавшій англійскій отрядъ. Но это былъ англійскій барабанщикъ. О, да, это былъ храбрый, достойный англійскій барабанщикъ, и онъ отвтилъ: ‘Нтъ, тиранъ, ты можешь убить меня, но и не ударю отбой’. И онъ отскочивъ отъ тирана (скачокъ, чуть не опрокинувшій парня съ фонаремъ) и, вмсто отбоя, далъ сигналъ наступленія… ‘Мы поступаемъ,— прибавилъ ораторъ,— какъ этотъ барабанщикъ: мы не ударимъ отбоя,— пусть это длаютъ другіе, можетъ быть, даже боле сильные… Мы же все будемъ здсъ трубить наступленіе, призывая на путь побды и спасенія’…
Рчь произвела нкоторое впечатлніе. Даже изъ сторонней публики послышалось нсколько восклицаній, одобрившихъ мужественное поведеніе англійскаго барабанщика… Настроеніе отряда поднялось… Знаменосецъ быстро завертлъ фонаремъ и повернулъ къ публик той стороной, на которой стояла надпись:

Уэльбекь-стритъ, No 76,
въ 8 1/2 часовъ вечера
Приходите!

А небольшой хоръ сальваціонистскихъ пвцовъ и пвицъ заплъ призывный гимнъ…
Уаы! призывъ остался гласомъ вопіющаго въ пустын. Задержанная на минуту громкимъ голосомъ и бурными движеніями оратора, толпа двинулась опять своимъ путемъ, туда, гд надъ улицами и домами огромнаго Лондона небо разгоралось заревомъ и гд уже ждали театры, мьюзикъ-холлы и тому подобныя адскія приманки.
Когда отзвучали послднія ноты гимна, около фонарика, свтлымъ маякомъ возвышавшагося надъ толпой, остались только солдаты отряда и мы. Знаменосецъ все такъ же дловито опустилъ фонарь и задулъ въ немъ свчу. Ораторъ надлъ шляпу, большая частъ отряда пошла переулкомъ по направленію къ Уэльбекъ-стриту… Улица гремла все сильне, толпа валила все гще, мчалисъ, звеня, вагонъ за вагономъ, рокотали солидные ‘бэсы’, и публика, равнодушно глядвшая съ ихъ верхушекъ, даже не подозрвала, что здсь, на перекрестк, за нсколько минутъ передъ тмъ ей пытались подать руку спасенья…
— Спасены ли вы, братъ мой? — услышалъ я ласковый голосъ. Это ораторъ, врящій въ дьявола, какъ въ медвдя, тронулъ меня за руку и освдомлялся о результатахъ проновди. Три или четыре человка, въ томъ числ и тотъ, который повствовалъ объ англійскомъ барабанщик, пытливо ждали отвта… Насмшливый бсенокъ вдругъ шевельнулся во мн… И я отвтилъ фразой, которую произносилъ на англійскомъ язык всего свободне:
— Ай донтъ спикъ энглишъ, сэръ… (я не говорю по-англійски, сударь)…
Лицо почтеннаго джентльмэна стало печально. Отрядъ такъ разсчитывалъ на добычу, которую собирался привести на Уэльбекъ-стритъ.
— Но… въ такомъ случа, быть можетъ, вы спасены, сэръ? — обращается онъ къ моему товарищу.
— Не знаю,— отвчаетъ тотъ, не вполн понявъ все значеніе вопроса.— Не знаю, но… надюсь…
Въ глазахъ спрашивающаго мелькаетъ огонекъ, а ораторъ съ боксерской жестикуляціей придвигается ближе и спрашиваетъ:
— И это случилось, быть можетъ, именно сегодня… вечеромъ?..
Столь категорическій вопросъ ставитъ моего спутника въ нкоторое затрудненіе.
— Не могу сказать точно, и впрочемъ, сэръ, я другой религіи…
— О, это не длаетъ разницы. Христосъ одинъ… Вы съ этимъ согласны?..
— О, это абсолютъю не длаетъ разницы,— вмшался другой,— и, если вы чувствуете, что ваша душа…
Наши собесдники сдвигаются плотне… Перспектива закончить вечеръ на Уэльбекъ-стритъ намъ вовсе не улыбается. Поэтому мой товарищъ сразу мняетъ тонъ и въ свою очередь предлагаетъ вопросы: съ кмъ мы имемъ честь говорить? Являются ли наши собесдники членами арміи спасенія? Какова организація ихъ отряда?..
— Да, они продолжаютъ дло генерала Буса, хотя теперь и не считаютъ себя подъ его командой… Ихъ отрядъ партизанскій. Его главная квартира Gospel servіce, Welbeck-street, No 76… Въ этомъ помщеніи сегодня вечеромъ состоится собраніе, на которомъ можно услышать много поучительнаго… И…
Говорившій посмотрлъ нa насъ ласковымъ, почти просительнымъ взглядомъ.
— И, если вы пожелаете, джентльмэны…
Мы не пожелали и простились… Мрачный ораторъ желчно повернулся и видимо въ дурномъ расположеніи духа зашагалъ по переулку. Его добродушный товарищъ еще нкоторое время стоялъ на перекрестк, съ сожалніемъ слдя за двумя безпечными людьми, которые стремятся сегодня же потерять свою вчность.

VІ.

Вечеръ совсмъ уже спустился на англійскую столицу. Туча сгустилась и потемнла, но луна все еще плыла вдоль ея краевъ, выглядывая изъ-за нея золотистымъ обрзкомъ гд-то далеко, надъ моремъ городскихъ крышъ. Лазурь еще не исчезла, но Лондонъ уже начиналъ мутить ее своимъ дымнымъ дыханіемъ, такъ какъ на фабрикахъ разводили пары… У Чарингъ-Кросса, на Трафальгаръ-сквер, на Пиккадилли множество двицъ съ ‘безпокойною лаской во взгляд’ проходили мимо насъ, заговаривая на различныхъ діалектахъ… Въ раскрытыя двери кабачковъ входили и выходили толпы народа…
И мн опять, какъ въ Гельсингфорс, чудилось, что гд-то тамъ, въ вышин, подлецъ-devіl держится за бока и хохочетъ надъ бдною горстью своихъ побдителей, врящихъ въ него, ‘какъ въ волка или медвдя’…
— И мн кажется, что онъ скоре плачетъ вмст съ ними,— замтилъ въ тотъ же вечеръ одинъ изъ лондонскихъ знакомыхъ, съ которымъ я подлился впечатлніями этого дня.— Подумайте только: еще такъ недавно devіl былъ героемъ дни. Ему давали сраженія, съ нимъ спорили, воевали, противъ него и за него организовались цлыя арміи… А съ тхъ поръ, какъ даже генералъ Бусъ призналъ силу общественныхъ организацій,— о дьявол забываютъ, какъ и о шумныхъ выступленіяхъ сальваціонистовъ… Вообще въ этомъ поединк не взяла верхъ ни одна, ни другая сторона. Выиграло третье лицо.
— А именно?..
— Обшество, которое пріобрло въ конц концовъ широкую и полезную филантропическую организацію…
Черезъ нкоторое время пароходъ ‘Auranіa’ трансъ-атлантическаго общества ‘Кюнардъ’ везъ насъ въ Америку. Среди международной компаніи пассажировъ, хавшихъ на Чикагскую выставку, обращали на себя вниманіе двое молодыхъ супруговъ и мальчикъ съ бонной. Мальчикъ скоро сталъ общимъ любимцемъ пароходной публики, но отецъ и мать держались въ сторон, не сводя никакихъ знакомствъ. Онъ былъ высокій брюнетъ съ серьезнымъ и умнымъ лицомъ. Она красивая женщина того особаго склада, какой бываетъ у преданныхъ своему длу католическихъ монахинь или протестантскихъ сестеръ милосредія. Цлые дни они просиживали на палуб и о чемъ-то говорили дружески-серьезно и спокойно.
Въ списк нассажировъ я прочиталъ: ‘M-r Alfred (кажется, такъ) Booth and faraіly’… И когда пароходъ подтягивался къ Нью-Іоркской пристани,— я увидлъ эту серьезную чету въ сальваціониетской форм. На ней былъ безобразный капоръ съ надписью на лент ‘Salvatіon army’, на немъ — ‘офицерская фуражка’. Бонна и даже мальчикъ тоже были въ форм. Когда они показались на палуб,— съ пристани послышались дикіе крики восторга. Значительная груина сальваціонистовъ-‘солдатъ’ встрчала своего молодого командира… А я смотрлъ на интеллигентныя лица мистера Буса и его жены и думалъ невольно:
— Неужели они,— этотъ умный, интеллигентный англичанинъ и эта спокойная молодая женщина съ такимъ тонкимъ выраженіемъ лица, могли искренно участвовать въ вульгарныхъ кривляньяхъ арміи стараго генерала Буса?..
Потомъ, прозжая по воздушной желзной дорог въ Нью-Іорк, я увидлъ во второмъ этаж однаго дома большую вывску:

9-й Нью-Іоркскій корпусъ
Цитадель
Арміи Спасенія.

Но о шумныхъ сраженіяхъ съ дьяволомъ уже не было слышно. Дло генерала Буса вступало въ новый фазисъ, борьба съ дьяволомъ принимала новую тактику. И опять у меня мелькнула мысль:
— Неужели старый умный генералъ, вызывая дьявола на единоборство, игралъ грубую комедію, собирая людей и средства для этого интереснаго соціальнаго опыта на американской почв?..
1896 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека